Текст книги "Последний русский. Роман"

В частности, в первых же сеансах облик Жениха и Невесты трансформировался самым причудливым образом. Вместо юноши и девушки, материализовывались различные представители животного мира, даже насекомые. Словом, люди, львы, слоны и куропатки. Не говоря уж про разного рода киборгов и монстров. Но по большей части на роль Жениха и Невесты все-таки выдвигались симпатичные юноши античного сложения, и соблазнительные девушки, вроде топ-моделей.

Кстати, последнее обстоятельство указывало на то, что наше пресловутое «коллективное бессознательное» не так уж испорчено-извращено.

Если монстры возникали, то лишь на краткий срок – для того чтобы просто освежить восприятие, сбить оскомину. Вряд ли кому-либо, не считая каких-нибудь любителей-гурманов, не сказать закоренелых извращенцев, было бы любопытно долго наблюдать за спариванием тараканов, червей, роботов, статуй, оборотней или инопланетян.

Соревновательный элемент мероприятия заключался в следующем. Активные участники-зрители, успевшие зарегистрироваться до начала игры и выбравшие роль Жениха или Невесты, должны были реагировать на действия партнера или партнерши тем или иным способом – словами или действиями, пользуясь вариантами из предлагаемого обширного меню, которым была снабжена игра, или произвольно. Инициатива оценивались компьютером из неких внутренних критериев, по которым определялся и суммировался ее «любовный» эффект. С каждым новым шагом наименее «любвеобильные» участники исключались из игры и переводились в разряд «пассивных» зрителей. Соответственно, претенденты, наиболее энергичные в этом отношении, переходили на следующий уровень, вплоть до участия в финале. Специальный счетчик фиксировал и выдавал голосование – количество зарегистрированных «оргазмов», о которых сообщали зрители-гости посредством простого нажатия соответствующей кнопки. В конце игры эта цифра якобы каким-то сложным образом перерассчитывалась и из нее выводилась призовая сумма победителю.

Впрочем, и в «пассивном режиме» зрители вольны были резвиться, как им только заблагорассудится. В этом никому не отказывалось. Только им были отведены эпизодические роли гостей в массовке на свадебном торжестве.

В результате в брачном чертоге оставались лишь двое финалистов и активных участников – истинные Жених и Невеста. Оргия кипела вне интимного пространства Спальни. Никто, кроме участников-финалистов, не имел возможности управлять виртуальными персонажами – Женихом и Невестой. Они перемещались в виртуальную Спальню, изолированную от постороннего вмешательства, – где их уже не могли достигнуть какие бы то ни было советы и предложения.

Апофеозом мероприятия стала виртуальная любовная игра. Со всеми порнографическими подробностями и приемами. В то же время это было продолжение специфического состязания-соревнования любовников, секс-диалог. Кто из двоих блеснет эротической фантазией. Азартная любовная игра Жениха и Невесты со своей системой баллов и штрафных очков. Причем компьютерная программа была устроена таким образом, что с каждым новым ходом темп игры неуклонно убыстрялся. Это требовало от соперников дополнительного проворства, находчивости и, в то же время, выдержки. Партнеры-соперники должны были реагировать на изменение ситуации, посылая свои варианты ответов на развитие событий – действовать и высказываться в условиях ограниченного времени, отведенного для ответов, – а это было совсем непросто. Своего рода блицтурнир.

Специфический юмор ситуации заключался в том, что для успешного манипулирования (с чисто механической точки зрения) программой необходимо было задействовать одновременно обе руки. Клавиши, назначаемые для выполнения тех или иных команд или посылки тех или иных сообщений, то и дело намеренно переменялись. Если участник пытался управляться одной рукой, а другой, скажем, пытался принести облегчение своим зудящим органам (то есть попросту заняться мастурбацией), быстрота его реакции существенно снижалась, что тут же влекло исключение участника из режима активного диалога и соответствующие баллы присуждались сопернику. (Я думаю, что еще до финала многие из претендентов вообще не выдержали и предпочли что называется добровольно выйти из борьбы, чтобы заняться собой и не изводить себя понапрасну, не оттягивать удовольствие.)

Словом, от Жениха и Невесты требовалось большое вдохновение, но еще большая выдержка. Тут у них, пожалуй, не оставалось никакого иного выхода, как дать полную волю своей эротической фантазии и интуиции и действовать спонтанно. Самым правильным в такой ситуации было реагировать и вести себя, как если бы все происходило в действительности.

В конце концов компьютерная программа запускала сцену виртуального совокупления.

Однако главная интрига «Виртуальной Свадьбы» заключалась в том, что до определенного момента любовная игра велась совершенно инкогнито. То есть до самого пикового момента оставалось неизвестным, кто именно скрывался под масками этих персонажей – Жениха и Невесты. По крайней мере, информация, которую сами участники пожелали сообщить о себе компьютерной программе. Как следовало из рекламных роликов о прошлых сеансах, финалистами оказывались вполне реальные люди, которые присылали для анкет свои реальные фотографии, – разве что немного подправленные, приукрашенные средствами компьютерной графики. Это и понятно: всякому хотелось сделаться знаменитым, прославиться, хотя бы подобным образом, выставив свою физиономию в порнографическом шоу. Участники, пробившиеся в финал, как правило не пользовались лицами-«псевдонимами», заимствованными, к примеру, у известных артистов или актрис. Для виртуального совокупления это, наверное, было не так уж и важно – соответствовала ли внешность Жениха и Невесты внешности каких-то реальных людей или нет. Да и узнать об этом наверняка не было, скорее всего, никакой возможности.

Это и было самым пикантным в мероприятии, которое сама Луиза называла «интеллектуально-эротическим» сеансом в духе «Абсолютного Искусства».

Мы наблюдали за происходящим на экранах нескольких компьютеров. Вздохи, вскрики, взвизги и телодвижения Луизы были неподражаемы. Не говоря уж о репликах. То есть, конечно, не ее, Луизы, а ее персонажа – Невесты.

Единственное, что осталось на виртуальной Невесте из одежды, – точнее на ее лице – это дымчатая маска-вуаль, сквозь которую пронзительно блестели глаза, и было заметно движение ярких губ, которые улыбались, кривились, сжимались, размыкались, пропуская язык, содрогались и принимали самые невероятные очертания. Неоднократно заинтригованная и захваченная азартом компания обращалась к Луизе с просьбой поскорее вывести на экран лицо, но она лишь недовольно фыркала в ответ, поглощенная состязанием с Женихом, и просила ей более не мешать. Да и сами мы, увлекшись сеансом, смирились и оставили ее в покое, поскольку ей действительно приходилось нелегко – до того страстным становился любовный поединок.

И мы с нетерпением ждали, когда на экране появятся реальные лица участников – особенно Невесты, – Ванды (или самой Луизы). Немного позже я понял, с какой целью, для чего ей понадобилось скрывать настоящее лицо Невесты.

Луиза все рассчитывала с поразительной психологической точностью. Наверное, это и, правда, было какое-то «Абсолютное Искусство». И я был им почти покорен.

По крайней мере, теперь-то я отлично понимал, почему компанию так манит к ней на 12-й. Почему такие себялюбцы и честолюбцы, как Всеволод или Евгений, превращались здесь в ручных щенков, а девушки, вроде агрессивной Кристины или обидчивые, вроде Ванды, почти смирялись перед ее несомненным женским авторитетом. В другие времена это, вероятно, было бы названо своего рода ворожбой или ведьмиными проделками.

Невеста была восхитительна. К сожалению, ее лицо прикрывало что-то вроде зыбкой вуали. Я чувствовал, что Жених уже находится совершенно в ее власти. Он издавал лишь расслабленный, сомнамбулический лепет. Его реакции были лишь отзвуком, отражением ее действий и призывов. Она играла с ним. Да и мы все были намагничены этим зрелищем. Она могла бы взять верх и восторжествовать в любой момент, но оттягивала финал.

Я чувствовал, что Невеста из тех редкостных личностей, признающих лишь предельно эффектные сцены. Она наслаждалась нашим нетерпением, нашим ожиданием того, что припасла напоследок. Не знаю, как другие, но на меня это действительно производило впечатление.

И тут меня ожидал первый сюрприз.

На экране появилось лицо Жениха. Вся компания восторженно и весело зааплодировала, а у меня, вероятно, довольно глупо вытянулась физиономия.

Ни с того, ни с сего я увидел на экране свой собственный портрет.

– Как? – пробормотал я. – Почему? Откуда?

Каким образом некто, исполнявший роль Жениха, раздобыл изображение моей внешности? Не говоря уж о том, зачем ему это понадобилось. Этот человек мог находиться где-нибудь за тысячу километров, совершенно незнакомый… Но все объяснилось очень просто. Видя мое недоумение, Луиза сказала:

– На этот раз виртуальный Жених не прислал своей фотографии, и компьютерная программа выбрала внешность, предложенную мной с самого начала… Ты прекрасный образец, Сереженька. Почему бы и нет?..

Слово «образец» она произнесла с нежной интонацией. «Образец» было маминым словом. Странное совпадение.

Действительно, с самого начала каждый участник мог заложить в базу данных собственные варианты внешности как Жениха и так Невесты, в качестве «идеальных». Именно на тот случай, если один из финалистов пожелает сохранить инкогнито. Что и сделала Луиза. Видно, решила таким образом подшутить. Я ведь был у нее на 12-м новичком.

Компания изрядно позабавились на мой счет. Выкрикивали: «Прелесть, Сереженька, лапочка, вот так сексуальный гигант, образец!».

Что ж, я оценил юмор. Почувствовал себя балдой, а затем посмеялся вместе со всеми. Это было странно – взглянуть на себя со стороны, когда это уже не я, а кто-то, кому известно что-то, кто говорит и думает не так, как я. И это возбуждало еще больше…

«Виртуальная Свадьба» была на самом пике. Я успел заметить цифру, зарегистрированную счетчиком. Более 500 тыс. зрителей достигли «оргазма» практически одновременно. Практически в тот самый момент, как Луиза ввела какою-то ключевую фразу, и на экране, наконец, появилось лицо Невесты.

Удивительный сюрприз. Невеста смахнула с лица вуаль, словно солнечный луч высушил тень… И тут же – более полумиллиона. Практически одновременно. Я сам чуть не кончил, увидев это чудесное, сияющее любовью лицо. Не потребовалось никаких компьютерных ухищрений, чтобы сделать это лицо более желанным, придать ему страстное выражение. Лучистые темно-золотые глаза, алеющие скулы.

Это была Наталья!

Виртуальная сперма растекалась по «внутренней» стороне экрана великолепного экрана… Вот так эстетика! Что за фантастический Интернет! Примитивно, дико, вульгарно. Но, с другой стороны, передо мной промелькнуло то, о чем я мог только мечтать. Дело, может быть, вовсе и не в Интернете, а в экспериментах Луизы, которыми она забавлялась с компьютером!

Все наши были ужасно возбуждены. Но… вот удивительное дело – никто словно не узнал Наталью! Или сделали вид, что не узнали? Но меня-то сразу узнали… Да, собственно, так оно и было. Это было еще более удивительно.

Но и я в первый миг не поверил своим глазам!

Однако все искренне восхитились, единогласно сойдясь на том, что такой прекрасной Невесты они еще не видели. Да это, пожалуй, и невозможно – чтобы в природе существовал более прекрасный и желанный образ.

Между тем на экране появились сообщения об итогах конкурса. Игрок, выступавший за Невесту (то есть Луиза) был официально признан победителем. А еще через несколько секунд был произведен расчет, и на экране появилась сумма призового вознаграждения.

Это было странное, отнюдь не круглое, а главное, невероятно длинное число – у меня даже зарябило в глазах. Его можно было принять за междугородний телефонный номер. Неправдоподобно огромная сумма. Что-то наподобие: 858571307665 или 793413890468.

Это было поразительно. С такой легкостью, в каком-то глупом конкурсе Луиза сделалась обладательницей целого состояния. На ум приходили идиотская реклама, которую изо дня в день с маниакальным упорством крутят по ТиВи. Когда обывателю обещают сказочные призы, стоит проучаствовать в той или иной акции – распродаже или лотерее. Дождь золотой. Слыхал ли кто-нибудь об этих счастливцах?..

Но теперь я сам был этому свидетелем. До чего, оказывается, легко добывать деньги!

– Ты хорошенько проследи, милый Сильвестр, – распорядилась Луиза, – чтобы деньги были правильно и куда следует перечислены. Ты у нас в арифметике спец. Лучшего бухгалтера не сыскать…

– Поздравляю! – обратился к Луизе потрясенный Всеволод. – Это и есть творческое прободение пространства. Слияние двух миров – виртуального и реального. Собственно, это я и предсказывал…

Он преклонялся перед ней, всецело признавал ее бесконечное превосходство над своими «творческими достижениями». Однако не удержался, чтобы не заметить, что не кто иной, как именно он, Всеволод, оплодотворил мероприятие своими идеями.

Мы все были потрясены. Вероятно, у каждого в голове промелькнула одна и та же мысль: «И я бы мог…» И еще тысяча разных вопросов, первым из которых был: «Это не шутка? Неужели она действительно получит эти деньги??»

Неугомонный Евгений бормотал себе под нос о каких-то виртуальных тайнах.

Луиза держалась превосходно. Она глазом не моргнула. Как будто не произошло ничего особенного. Замечания Всеволода вообще пропустила мимо ушей. Как будто иначе и быть не могло… Более того, как бы пресекая ненужный ажиотаж вокруг этих сумасшедший денег, сладко потянулась и сказала:

– Не знаю, как вас, милые мои, а меня эти виртуальные штуки утомили. Я бы с удовольствием занялась чем-нибудь другим!..

Стало быть, дальше и обсуждать уж было неприлично.

Все тут же заткнулись, отведя глаза. Сочли за лучшее изобразить на физиономиях то же выражение. Как будто регулярно становились свидетелями чего-то подобного.

Лишь на лице Макса я заметил сведущую улыбку. Готов поспорить, что здесь 12-ом он чувствовал себя как у себя дома. Наверняка знал нечто более, этот опытный сатир Макс. Я припомнил его многозначительные намеки на то, что художница Луиза давно интересовалась моей персоной, даже хотела, чтобы я ей «попозировал»… Похоже, это и был один из ее авангардных «пеформансов-хеппенингов», в котором она и меня использовала в качестве модели.

Никто, однако, не мог сосредоточиться и предложить что-нибудь достаточно занимательное по сравнению с только что закончившимся мероприятием. Пожимали плечами.

Малыш-великан Эдик не сводил с Луизы восхищенного взора. Он был красен, взъерошен, как после бани, и, как избалованный ребенок, потерявший чувство меры, распоясывался все больше. Ужасно ревновал свою «наставницу» ко всем и вся. Вероятно, хотел, чтобы она всецело и немедленно принадлежала ему.

– Луиза! Луиза! – то и дело дергал он ее.

– Ну что тебе, горе мое? – усмехалась девушка.

Разве и я не хотел того же? Разве не шептала она мне недавно многозначительное: «Ты подожди немножко, Сереженька…» И теперь поглядывала в мою сторону.

Но я понимал, что если сейчас подойду к ней, «малыш» чего доброго закатит настоящую истерику.

Я неприкаянно прошелся по комнате, заглянул за ширму. Я хотел выспросить Павлушу, что ему все-таки удалось выяснить о Луизе.

– Ну, а вы как тут, модели?

Но момент был явно неподходящий. Павлуша, голенький, лежал, свернувшись калачиком, и вид у него был несчастный-пренесчастный. Ванда сидела рядом, едва одетая, зажав между ног покрывало. Не очень-то теперь это выглядело забавно.

– Все-таки кончил, – шипела на моего друга Ванда.

– А ты? – бледно улыбнулся тот.

– Скот, говорила же, чтобы не в меня!

– Ну вот, точно влюбилась, – пробормотал Павлуша, взглянув на меня, и еще плотнее свернулся в свой калачик.

– Скот, а если что, выскребать придется? А?

– Оставишь, как есть, Ванда. Поженимся, – успокоил Павлуша, едва шевеля губами.

Но весь его вид выражал такое раздражение, что, кажется, так бы и убил ее. Хотя убить ему сейчас хотелось не ее, а себя.

– Родишь. Чудесно… Мне тогда, может, от армии отсрочку дадут или вообще не возьмут… А теперь отстань, пожалуйста, я, умираю, хочу спать!

Вот оно – в чистом виде состояние смерти.

Павлуша рассказывал мне об этом своем чувстве – о том, что он всегда испытывает после оргазма. Он ненавидел не Ванду, не себя. Ему был отвратителен весь мир. Сейчас он, пожалуй, и без всяких курева или дури, действительно полоснул бы себя стеклом по венам. Бедный он, что так чувствует. Бедные мы все в такие моменты.

В конце концов, как маленький, он зарылся между подушек и одежек, замер, отключившись. Проснется – и снова можно приниматься за прежнее. Это я уже понял.

Я взглянул на часы, было далеко за полночь. Я решил спуститься домой, посмотреть: Наталья, наверное, уже давно вернулась…

С всегдашними предосторожностями, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. Однако Кира, явно поджидая меня, вынырнула откуда-то из потемок в ночной рубашке и щелкнула выключателем.

– Ты один? А где Ванда?

Я рассеянно покачал головой и кивнул вверх.

– Там.

– Но ты должен был ее привести домой! – набросилась на меня Кира. – Девочка должна ночевать дома!

– А я ей что – нянька? – удивился я.

– Почему она не пришла? Она же нарочно не пришла! – с гневом выкрикивала она. Все ее женское хозяйство колыхалось, надвигаясь на меня.

– Почему нарочно?

Из-за ее спины высунулась еще и всклоченная голова старухи Цили.

– Забрали мою кастрюлю, мамочка! – напомнила старуха Циля. – Хорошую! Зеленую!

– Она назло не пришла, – с яростью продолжала Кира. – Я, видите ли, устраиваю скандалы, надоедаю. Ей, видите ли, тесно с нами жить. Мы всегда ужасно ссоримся, надоели друг другу до тошноты. Нищета и все такое. О, как дочки могут ненавидеть именно своих родных мам! Фуй!

– Что ты, Кира, чепуха… – пробормотал я.

И вздрогнул, заметив, что она проследила мой взгляд в сторону двери Натальи. – Я могу сходить за Вандой, – поспешно предложил я.

Под дверью лежала полоска света. Наталья была у себя. Было бы ужасно неприятно, если бы ей пришлось выйти на шум. Чего доброго, выслушать от разошедшейся Киры абсурдные обвинения в мой и свой адрес.

– Я сейчас же схожу за ней! – воскликнул я.

Может быть, нужно было просто обнять, чмокнуть Киру по-родственному, успокоить.

– Все вы одинаковые, – сквозь зубы цедила та. Неблагодарные, жестокие дети. Все ненавидите своих бедных мам. И рады от них избавиться. Ждете их смерти. И ты ненавидел мамочку. Эту святую! Радуешься сейчас ее смерти. Думаешь, дурачок, теперь тебе без нее будет гораздо лучше!

Ужас, до чего договорилась. Понятно, что обнимать и целовать я ее не стал.

– Я передам Ванде, что ты ее ждешь, – холодно сказал я, отступая к выходу. – А уж там, как сама хочет…

– Нет, подожди! – вдруг спохватилась она.

Видимо, все-таки взяла себя в руки, совершенно переменила тон. С нарочитой «материнской» заботливостью поинтересовалась:

– Ты голодный, Сереженька? Я разогрею что-нибудь к вашему приходу?

– Нет, – довольно резко ответил я.

Если снова будет вязаться со своей «опекой и помощью», я готов ей объяснить ей ясно и доходчиво, что в опеке нет никакой необходимости, что я желаю, чтобы на этот раз меня наконец оставили в покое… А если она будет что-то говорить и сплетничать, меня это нисколько не волнует.

– Я, я проголодалась, мамочка! – зашамкала Циля. – Хочу кушатки!

– Ладно, иди, – сказала Кира. – И передай: если не придет, пусть пеняет на себя! – грозно напомнила она.

– И пусть кастрюлю, кастрюлю мою принесут! – трясясь, прибавила Циля.

Делать нечего. Я снова отправился на 12-й.

После эротического виртуального сеанса все были страшно возбуждены, продолжали пить вино и снова затеяли танцы в обнимку. Прикосновения обжигали. Я хотел всех женщин и нисколько не находил это странным.

Разгуливая среди танцующих пар, ни с того, ни с сего, Ванда принялась громко и цинично разглагольствовать о том, что все мужчины одинаково доступны, что при помощи «примитивного секса» она может заполучить любого мужчину. Чем больше «даешь-берешь», тем больше влияния на мужчин имеешь. Единственное условие чтобы все происходило скрытно, внешне благопристойно, но наедине – чрезвычайно развратно. И успех в жизни гарантирован. С каким-то вызовом, надрывом заявляла, что именно таким путем в жизни всего легко добиться. Что в этом направлении и намерена действовать. Пусть побольше мужчин знают, как она умело и сладко это умеет делать. Отлично! Пусть все это знают и шепчутся. Это придаст ей еще больше авторитета.

С Вандой никто не спорил. Мужеподобная Кристина смотрела с пониманием. Я сам готов был согласиться с Вандой всей душой. Хотя прекрасно понимал, что означали ее разглагольствования о «доступности мужчин». Просто злилась на Павлушу, который, кстати, не мог ее слышать, так как в настоящий момент крепко спал за ширмой… Но танцевать Ванда почему-то отказывалась. Теперь, признаться, я очень жалел, что не «поиграл» с ней, когда она это предлагала.

Конечно, передал ее, что Кира требует ее домой. Ванда очень зло рассмеялась: как бы не так!

– Ты что, ее, правда, ненавидишь? – удивился я.

– Просто до смерти надоела. Орем друг на друга, ссоримся. Она лежит на софе в истерике, вопит: «Вот умру, еще пожалеешь, что так расстраивала мамочку!», потом же сама лезет с поцелуями, объятиями… Разве тебе это не знакомо?

Стася, сестра Всеволода, наблюдала за ней прозрачными детскими глазами.

– А тебе не пора спать, малютка? Нет? – улыбнулась Ванда. – Тогда учись жизни, девочка, – наклонилась она к ней. – Я тебе открою один секрет. Я тебя научу, как это нужно делать. Если только пройдет молва, что ты делаешь им это лучше всех, ты можешь заполучить любого мужчину. Любого, какого только захочешь. Ты меня поняла?

Мне снова пришло в голову, что Ванда одурманена зельем, которым их поила Луиза перед сеансом. Кто знает, может быть, как и Павлуша, она, только по-своему, переживала это ужасное «ощущение смерти»? Словно искала, на ком бы сорвать эти тягостные эмоции.

– Она все понимает, – довольно резко вмешался брат Всеволод. – Не хуже тебя, Ванда. Давать – дело не хитрое. Только бы знать, кому…

– Вот-вот, – рассмеялась Ванда, – пока она будет перебирать да рассуждать, кому давать, а кому нет, глядишь, и давалка давать перестанет!.. А потом, лет через сто еще как будет жалеть, что не дала какому-нибудь симпатичному юноше, из которого, может быть, вырос совершенно очаровательный мужчина…

– В любом случае, это не твоего ума дело, Ванда! – проворчал Всеволод.

– Значит, ты сам собираешься советовать девочке, кому давать, а кому нет? – не отставала Ванда. – Ты думаешь, сможешь это за нее решать?

– Вот именно!

– Ой, какой строгий старший брат!.. Да только вряд ли она станет тебя спрашивать. Я же вижу! Пока ты будешь находиться в творческом состоянии, моделировать новую реальность или что-нибудь в этом роде, она обязательно кому-нибудь даст. Вообще будет, умница, давать каждому, кому захочется… Например, вон ему – нашему Сереженьке!

Я незаметно подмигнул ему, давая понять: мол, Ванда сама не понимает, что несет. Но Всеволод взглянул на меня почти с ненавистью.

– Что ж, – через силу усмехнулся он, – при определенных условиях, я бы не возражал…

– Ха-ха! – снова рассмеялась Ванда. – Любой другой при случае, ни на секунду бы не задумался… Но Сереженька здесь, кажется, единственный парень, которого нечего опасаться. Ему сейчас нужна совсем другая женщина!

– О да, нам это известно. Сереженька теперь остался жить вдвоем в квартире с изумительной женщиной! Ему и правда можно позавидовать…

Он все еще злился на Ванду, хотя и старался всячески это скрыть. Он пытался обнять Ванду и повести в танце. Она яростно отталкивала его, высвобождаясь.

– Я не танцую! Не хочу танцевать!

Ей доставляло удовольствие не только спорить, но и бороться с Всеволодом. Я думаю, и Всеволоду, несмотря на его злость, это доставляло удовольствие.

А девочка Стася спокойно молчала. Взглянула на меня разве что с мимолетным любопытством… Разве не любопытно взглянуть на человека, которого нечего было опасаться, а, главное, на того человека, который остался вдвоем с удивительной женщиной.

Я улыбнулся и протянул ей руку, приглашая потанцевать. Она шагнула навстречу. Мне показалось, что мои руки легли не на девичью талию, а тонкий ствол березки. Удивительно, до чего тонкая.

Мы танцевали на самом благопристойном и «безопасном» расстоянии. Я взглянул ей в глаза, и мне показалось, что в них все еще отражалось давешнее любопытство.

– Действительно, – пробормотал я, – не слишком ли поздно для тебя?

– Просто боюсь оставаться дома одна, – сказала она. – Вдруг позвонят из больницы, скажут, что она умерла.

– Почему же не объяснишь это Всеволоду?

– Нет, он ни за что не уйдет отсюда. Из-за Луизы. С ней или еще с кем-нибудь… Пусть… Ему так будет легче, я знаю.

Похоже, Луиза и, вообще, девушки на 12-м были и, правда, вполне доступны.

– Нет, это никуда не годится! – фыркнул я. – Мне показалось, брат любит тебя, заботится о тебе. Лучше бы уж вы пошли домой! Тебе спать пора и так далее. Я могу попробовать выгнать его отсюда пинками, или еще как-нибудь.

– Нет! – шепнула она, и я почувствовал, как ее ладони крепко уперлись в мою грудь. – Он меня любит и заботится. Но он тоже боится! Гораздо больше, чем я. Как ты не понимаешь! Только здесь, в компании не трясется от ужаса.

– Я понимаю, – смутился я.

– Ничего, – прошептала она, – я могу устроиться спать где-нибудь здесь в уголке.

Мне сделалось ужасно жаль ее. Но я не представлял, что тут можно поделать.

– Знаешь, Стася, ты не бойся ночевать дома. Из больницы ночью звонить не станут. Они не сообщают. Им нет до этого никакого дела. Если что и случится, вы узнаете об этом, только когда сами позвоните туда или придете навестить.

– Может быть, как раз сейчас она умирает… – сказала девочка.

– Мы тоже когда-нибудь умрем. – Единственное, что я нашелся сказать.

Я держал руки на ее тоненькой талии и думал о том, что говорила Ванда. Неужели, меня действительно не стоит «опасаться»? Танец закончился. Я поцеловал ее в щеку и отпустил.

Немного погодя Всеволод отвел сестру в сторонку и принялся что-то ей раздраженно втолковывать. Она успокаивающе гладила его по плечу.

В этот поздний час какой-то порог стыдливости был пройден. Все казалось необычайно доступным. Я стал танцевать со всеми девушками подряд, почти потерял голову, потому что каждая вызывала у меня желание. А главное – каждая заигрывала, шутила, открыто предлагая себя. Все они восхищались, как сексуально я (то есть мой образ) смотрелся в «Виртуальной Свадьбе». Словно забыли, что я не имел к «Жениху» никакого отношения, за исключением того, что Луиза заслала в компьютер мою фотографию. Когда я указывал им на их ошибку, они соглашались, но уже через минуту снова съезжали на то же самое. Упрямо связывали образ «Жениха» со мной, и бесполезно было их разубеждать

Едва начав танцевать с затянутой в черную кожу Варварой, я услышал от этой экзальтированной особы необычайные признания. В жесткой, практически «мотоциклетной» коже, словно в панцире, томилась нежная плоть.

– Да, – начала шептать она мне на ухо, – я хорошо помню, как в четвертом классе вы, мальчишки, лезли мне в трусы. Ну и твари же были. Я бы и теперь перестреляла всех. Но тебя простила. Ты не такой, как все. Сейчас я тебе все позволю. Я хочу тебе отдаться. Но только не здесь, конечно. Поехали ко мне! Ты такой чистый, красивый! Надо заняться этим на чистых простынях, в полнейшей темноте. Я знаю, у тебя еще никого не было…

Откуда у нее такие сведения, удивился я про себя.

– И у меня никого не было, – продолжала шептать Варя. – Не считая тех потных ручонок в трусах. Сначала я хотела вообще остаться девушкой. Потом решила, чтобы первым будет Макс. Он умелый. Обещал быть нежным, как с невестой. Но теперь хочу, чтобы это был ты!

Я был не прочь увести ее у самого Макса. И уже почти решился последовать за ней.

Но в какой-то момент вдруг оказался в паре с той загадочной и очень толстой блондинкой по имени Соня. В ее объятиях было уютно, словно я бултыхался в теплом бассейне. Она улыбалась. В этот момент я был готов поклясться, что на всем свете нет ничего лучше, чем объятия этой толстой, даже жирной красавицы-блондинки. Неожиданно хорошо. На этот раз не испытывал ни малейшего смущения оттого, что жестко упирался в женский живот. В упор разглядывал ее красивое, густо накрашенное лицо. Но все еще не узнавал.

Ее чрезвычайно пышные губы чуть вздрагивали, как будто от удивления, что я до сих пор к ним не прикоснулся. Я поцеловал эти губы, и мне показалось, что я погрузился ртом в нежный кремовый торт. Долго… Мне было немного неловко, что, целуясь, я ее не узнаю, а она, кажется, меня знает.

После поцелуя Соня радостно, еще крепче обняла меня, как будто обнимала близкого друга или родственника. Вплотную приблизила губы к моему горячему уху, что-то прошептала. Снова резануло мне это слово «мамочка». С какой стати? Я не расслышал, но какое-то жутковатое сочетание звуков инстинктивно заставило меня немного отшатнуться и переспросить. Оглушенный, я не сразу понял, что к чему.

– Она была в гробу, она. Кто же еще? Мамочка сказала… просила передать, чтобы ты не волновался. Если б ты тогда не убежал, а присмотрелся повнимательнее…

Конечно, «мамочкой» она называла не мою, а свою маму. Ну конечно! Ее мать была той самой «тетей Анжеликой» – служительницей из морга, которая обряжала и подкрашивала мою маму! И у нее была дочка-медичка Соня, отличная помощница. Мы действительно знакомы. Кажется, перебросились тогда словом-другим.

Я все понял. Ее присутствие на 12-м объяснялось тем, что кто-то из взрослых нарочно подослал ее в компанию. Может быть, тот же заботливый Аркадий Ильич, который присутствовал на похоронах и наблюдал мое бегство. Поручил ей меня успокоить, разуверить в моих глупых подозрениях… Напрасно беспокоился. Господи, я и сам прекрасно понимал, что перенервничал, что в такой момент мне могло пригрезиться что угодно!

– А правда, – как можно бодрее поинтересовался я у Сони, – случается такое, что там у вас попадаются… мнимоумершие? Есть, наверное, своя статистика? Бывает же, привезут по недосмотру, а потом среди ночи покойник вдруг оживает?

– Бывает, – согласилась он. – Но в твоем случае, – тут же оговорилась, – все как полагается. Можешь быть уверен.

– Да я совсем не потому спросил… – смутился я. – Просто про морги ходит столько историй.