Текст книги "Истоки русской души. Обретение веры"

Расцвет отечественного религиозного философствования в X–XII вв. был не случаен. Ведь уже в XI веке русские книжники владели разными языками и могли читать богословские и философские книги не только в переводах, но и в подлинниках. Кроме того, именно в этот период на Руси создается большой корпус переводной литературы, которая и служила первоисточниками для формирования русской религиозно-философской мысли.

Поэтому можно сказать, что философия стала известна на Руси уже в XI веке благодаря переводам на славянский язык христианской литературы – Библии, сочинений Отцов Церкви, трудов византийских и болгарских философов‑богословов. Влияние последних необходимо отметить особо, ведь большинство христианских книг попадало на Русь именно в болгарских переводах.

Библия переводилась постепенно, по частям, причем вначале стали известны переводы новозаветных книг, а затем уже и отдельные тексты Ветхого Завета. Интересно, что в Древней Руси довольно-таки долго сохранялось настороженное отношение к Ветхому Завету. Считалось, что увлечение ветхозаветной тематикой, посвященной истории древних евреев, не принявших Христа, может привести к отступлению от канонов христианской веры. Первый полный перевод Библии появился на Руси только в конце XV века.

Особой популярностью в Древней Руси пользовались «Евангелия-апракос», которые включали в себя краткие тексты четырех Евангелий, «Деяний Апостолов» и «Посланий Апостолов», расписанные по неделям богослужений («апракос» – в греч. недельные). «Евангелием-апракос» была и первая известная на Руси рукописная книга, сохранившаяся в полном объеме, – Остромирово Евангелие (1056–1057). А из ветхозаветных текстов отдавали предпочтение Псалтири – книге, содержащей 150 псалмов, автором которых считается библейский царь Давид. Причем Псалтирь использовалась и как учебник, по которому учились грамоте и письму. В 2000 году во время раскопок в Новгороде были найдены деревянные дощечки, так называемые церы, представляющие собой, видимо, своеобразные страницы «деревянной» книги, которые содержат тексты некоторых псалмов. Время создания этих текстов датируется концом X – началом XI века. Таким образом, на сегодняшний день Новгородская Псалтирь – это самая древняя рукописная русская книга.

Новгородская Псалтирь. Конец X – начало XI в.

Из сочинений Отцов Церкви на Руси наибольший авторитет получили творения Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника. Так, труды Иоанна Златоуста почитались как образчики выдающегося красноречия. А, например, трактат Иоанна Дамаскина «Источник знаний» долгое время был не только книгой для чтения, но и сохранял значение своеобразного учебника по христианской философии.

Немалую роль в развитии философии в Древней Руси сыграли «Шестодневы» – книги, в которых на основе библейских сюжетов пространно рассказывалось о сотворении и устройстве мира. Так, «Шестоднев», составленный Иоанном Экзархом Болгарским на рубеже IX–X вв., известен во многих списках, что свидетельствует о его широкой распространенности.

Большое внимание уделяли также сочинениям, носившим энциклопедический характер – «Изборникам». Следуя примеру царей Болгарии, «Изборники» составлялись для великих киевских князей. В эти книги наряду с фрагментами из Библии и правилами богослужения включались сложные философские и богословские тексты. От XI века до нас дошли две такие книги – «Изборник 1073 года» и «Изборник 1076 года».

Немалое распространение получили и апокрифы. Занимательные по форме и содержанию, наполненные фантастическими подробностями, стремящиеся дать точные объяснения буквально каждому слову, апокрифы стали любимым чтением и древнерусских книжников, и простого люда.

Многочисленные книги, переведенные с болгарского, а позднее и непосредственно с греческого языка, не только способствовали распространению на Руси христианского вероучения, но и сыграли большую роль в развитии уже, собственно, русской религиозно-философской мысли.

О жизни Илариона, митрополита Киевского (ум. после 1051 г.), нам известно очень мало. Есть лишь два упоминания о нем в «Повести временных лет», запись похожего содержания в конце «Исповедания веры» самого Илариона (или от его имени), ссылка Симона на «Житие Антония» (о поставлении в пресвитеры и пострижении Илариона преподобным Антонием Печерским) и упоминание его имени в «Уставе Ярослава». В 1051 г. Иларион был избран собором епископов в митрополиты Киевские и, таким образом, стал первым главой Русской Церкви русским по происхождению. Видимо, до избрания в митрополиты Иларион был настоятелем одного из киевских храмов, само избрание состоялось по настоятельному требованию киевского князя Ярослава Владимировича. После кончины князя Ярослава в 1054 г. имя Илариона больше нигде не упоминается. По некоторым предположениям, свои последние дни Иларион провел в Киево‑Печерском монастыре, во всяком случае, именно там, по преданию, находится его могила. Позднее Иларион был канонизирован Русской Православной Церковью, время канонизации неизвестно. Память святого отмечается в день поминовения собора всех Киево‑Печерских преподобных отцов на 2‑й неделе Великого Поста и в день поминовения собора Киево‑Печерских преподобных отцов, почивающих в Ближних пещерах, – 28 сентября (11 октября).

Избрание киевского митрополита собором епископов, без участия константинопольского патриарха и патриаршего совета, было прямым вызовом византийской иерархии и нарушением церковных правил и традиций. Надо признаться, что причины столь необычного события в русской церковной истории до конца непонятны. Еще в XVI веке русские книжники, трудившиеся над составлением Никоновской летописи, в качестве причины указывали на существовавший в середине XI века конфликт между князем Ярославом и греками («Ярославу… с греки брани и нестроения быша»), а также и на 1‑е правило Апостольского собора, в русской трактовке звучащее таким образом: «Два или трие епископы да поставляють единаго епископа». Правда, следует иметь в виду, что авторам Никоновской летописи нужно было найти исторические обоснования права русских епископов самим выбирать предстоятеля Русской Церкви, ведь этот вопрос был более чем актуален в первой половине XVI в., когда составлялась Никоновская летопись. Позднее многие отечественные историки XVIII–XX вв. также считали, что избрание Илариона собором епископов в 1051 г. было прямым продолжением русско-византийского противостояния в 1040‑е гг. Но современные исследователи подчеркивают, что к 1051 г. отношения между двумя странами успели полностью восстановиться (мир между ними был заключен около 1046 г.)[18]18
  Карпов А. Ю. Ярослав Мудрый. М., 2001. С. 416–422.


[Закрыть]. Указывалось в литературе и на то, что избрание Илариона на митрополичий стол совершалось в соответствии с традициями кирилло-мефодиевской традиции (сохранившей, в свою очередь, принципы ирландской традиции)[19]19
  Кузьмин А. Г. Западные традиции в русском христианстве//Введение христианства на Руси. М., 1987; Кузьмин А. Г. История России с древнейших времен до 1618 года. Т. 1. М., 2003. С. 196.


[Закрыть]. Кроме того, обращается внимание, что действия участников собора 1051 г. укладываются в русло движения за обновление Церкви, охватившего в середине XI в. не только Восточную, но и Западную Церковь, и, в частности, за восстановление древних канонических прав провинциальных соборов на избрание епископов, зафиксированных в 1‑м правиле Апостольского собора. Более того, сегодня считается, что избрание Илариона было, по-видимому, признано в Константинополе: об этом говорит присутствие его имени в официальных списках русских митрополитов, а «в позднейших русских источниках XVII–XVIII вв. сообщается о поставлении Илариона константинопольским патриархом Михаилом Кируларием или «чрез грамоту» Михаила Кирулария – но это едва ли не догадки книжников Нового времени»[20]20
  См. более подробно: Карпов А. Ю. Ярослав Мудрый. М., 2001. С. 416–422.


[Закрыть].

Поставление Илариона в митрополиты Киевские.

Миниатюра из Радзивилловской летопис

Тем не менее личность Илариона, митрополита Киевского, несомненно, принадлежит к числу наиболее значительных в отечественной истории. Ведь он внес весомый вклад в становление русской культуры, создав первое отечественное литературно-философское и духовно-политическое произведение – «Слово о Законе и Благодати». «Слово о Законе и Благодати» написано между 1037–1050 годами. Оно было очень популярно на Руси, недаром сегодня известно более чем 50 списков XV–XVI вв. и в разных редакциях. Кроме того, митрополиту Илариону принадлежат два текста – «Молитва» и «Исповедание веры», которые обычно публикуются вместе со «Словом».

Логический анализ позволяет разделить «Слово о Законе и Благодати» на три составные части. Первая часть – это своеобразное философско-историческое введение. В его основе лежит рассуждение о соотношении Ветхого и Нового Заветов – Закона и Благодати. Смысл подобного рассуждения многообразен. С одной стороны, это продолжение чисто богословского спора между Западной, римской, Церковью и Церковью Восточной, православной. Дело в том, что западное христианство почитало Ветхий Завет как собрание разного рода правовых норм, как оправдание свойственных западному миру прагматических устремлений и т. д. На Востоке Ветхому Завету придавалось гораздо меньшее значение.

Иларион в своем «Слове» стоит ближе к Восточной Церкви. Он говорит: «Прежде был дан Закон, а потом Благодать, прежде – тень, а потом истина». Таким образом, Иларион подчеркивает, что следование нормам только лишь Ветхого Завета не приводит людей к спасению души, как не спасло знание Закона («тени») древних иудеев. Более того, предпочтение Ветхого Завета может привести к иудаизму. Лишь Новый Завет («истина»), данный человечеству Иисусом Христом, является Благодатью, ибо Иисус своей смертью искупил все людские грехи, а посмертным воскрешением Он открыл всем народам путь к спасению.

В доказательство своей мысли Иларион пишет пространное рассуждение на тему библейской притчи о Сарре и Агари (см.: Быт. 16–21). Это рассуждение – первый образчик символическо-аллегорического толкования библейских сюжетов в русской литературе. Впоследствии символическое толкование Библии станет основным методом в творчестве древнерусских книжников.

Суть же притчи такова. Сарра – жена праотца Авраама – долгое время была бесплодной. И Авраам по совету жены породил сына Измаила от рабыни Агари. Но Господь смилостивился над Саррой, и в глубокой старости она тоже смогла родить сына – Исаака.

Смысл этой притчи, по Илариону, очень глубок. Агарь – это образ Ветхого Завета, Закона, который появляется на свет раньше, но, рожденный рабыней, продолжает и сам оставаться рабом. Сарра – это символ Нового Завета, Благодати, которая рождает свободного Исаака. Так и Ветхий Завет не может быть истиной, хотя он и явился раньше Нового Завета. Следовательно, не «первородство» имеет решающее значение, а то, что Господь послал истину людям в заветах Иисуса Христа. «Закон ведь прежде был и несколько возвысился, но миновал, – говорит Иларион. – А вера христианская, явившаяся и последней, стала больше первого и распростерлась на множество языков. И Благодать Христова, объяв всю землю, ее покрыла, подобно водам моря»[21]21
  Перевод на современный русский язык диакона Андрея Юрченко.


[Закрыть].

Рассуждения Илариона о преобладающем значении Нового Завета (Благодати) над Ветхим Заветом (Законом) имеют два важных следствия. Во‑первых, Христова Благодать настолько значительна, что спасает всех людей, принявших Святое Крещение, независимо от того, когда произошло само Крещение. Во‑вторых, одного факта Крещения достаточно для того, чтобы люди, его принявшие, были удостоены спасения: «Христианское же спасение – благодатно и изобильно, простираясь во все края земные… – пишет Иларион. – Христиане же поспешением истины и Благодати не оправдываются, но спасаются». Таким образом, разделяя всемирную историю на два периода – период Закона (Ветхого Завета) и период Благодати (Нового Завета), Иларион утверждает, что лишь Новый Завет («Истина»), данный человечеству Иисусом Христом, является Благодатью, ибо Иисус своей смертью искупил все людские грехи, а посмертным воскресением Он открыл всем народам путь к спасению. Следовательно, смысл существования России состоит в утверждении христианских истин и тем самым в обретении спасения.

Во второй части «Слова» Иларион развивает идеи спасения одной Благодатью уже в приложении к Руси. Крещение Руси, совершенное великим князем Владимиром, показало, что Благодать распространилась и в русские пределы. Следовательно, Господь не презрел Русь, а спас ее, приведя к познанию истины. «И уже не идолопоклонниками зовемся, – пишет Иларион, – но христианами, не без упования еще живущими, но уповающими на жизнь вечную».

Приняв Русь под свое покровительство, Господь даровал ей и величие. И теперь это не «безвестная» и «захудалая» земля, но земля Русская, «что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах» света. Более того, христианская Русь может надеяться на великое и прекрасное будущее, ибо оно предопределено Божиим Промыслом.

Третья часть «Слова» посвящена прославлению великих киевских князей. Прежде всего речь идет о князе Владимире (в крещении – Василий), которого «посетил посещением Своим Всевышний» и «воссиял в сердце его свет ведения». Кроме того, славит Иларион князя Ярослава Мудрого (в крещении – Георгий), современником и соратником которого был и сам митрополит. Но интересно, что Иларион прославляет также и язычников Игоря и Святослава, заложивших будущее могущество Русского государства. Более того, в своем сочинении Иларион именует русских князей титулом «каган». А ведь этот титул в те времена приравнивался к титулу императора. Да и самого князя Владимира Иларион сравнивает с императором византийским Константином.

Как можно видеть, богословские рассуждения митрополита Илариона являются основанием для серьезных историко-политических обобщений и выводов. Доказательства в пользу Благодати дают митрополиту Илариону возможность показать место и роль Руси в мировой истории, продемонстрировать величие его Родины, ибо Русь была освящена Благодатью, а не Законом. По сути дела, «Слово» – это похвальная песнь Руси и ее князьям. А воспевание достоинства и славы Русской земли и княживших в ней потомков Игоря Старого направлено прямо против политических притязаний Византии.

«Слово о Законе и Благодати» иллюстрирует и первые шаги христианства в Древней Руси. Нетрудно заметить, что у Илариона христианство носит ярко выраженный оптимистический характер, оно пронизано верой в то, что спасение будет дано всем принявшим Святое Крещение, что само христианство преобразило Русь, открыло ей врата в Божественные чертоги. Следовательно, в толковании христианского вероучения митрополит Иларион близок к раннему русскому христианству, имеющему свои истоки в кирилло-мефодиевской традиции. И в этом Иларион был не одинок. Как показывают исследования, похожие взгляды высказаны в сочинениях Иакова Мниха, в «Слове на обновление Десятинной церкви» неизвестного автора (памятники второй половины XI века), а также в отдельных местах «Повести временных лет».

Так, в «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» Иакова Мниха большое место занимают сюжеты, сравнивающие подвиги Владимира и Ольги с деяниями Константина и Елены. Главное же, в этих памятниках ярко чувствуется оптимистическое, радостное, даже восторженное настроение от самого факта Крещения Руси.

В историософском же смысле митрополит Иларион продолжил и развил линию, начатую еще в летописной традиции, предприняв усилия по «вписыванию» истории Руси в библейскую историю. Многочисленные библейские аналогии, которые наполняют текст «Слова о Законе и Благодати», позволяют автору представить Русь как государство, вставшее в ряд других христианских государств и занимающее в этом ряду самое достойное место. Но совершенно сознательное и доказательное предпочтение Нового Завета Ветхому доказывало и самостоятельность Руси в сравнении как с Западом, так и с Востоком.

Обновление Руси, начало нового исторического периода развития – вот что видели митрополит Иларион и другие древнерусские книжники в факте принятия Киевской Русью христианской религии. Поэтому сразу же перед «новыми людьми» христианство сформулировало и новый смысл бытия как всего Русского государства, так и всякого отдельного человека. Этот новый смысл был самым непосредственным образом связан с христианской идеей посмертного воскресения и спасения, вместе с которой в русское миросозерцание пришла и христианская эсхатология (учение о конце света). Христианская идея посмертного воскресения и спасения становилась для Руси тем более актуальной, ибо русские люди обрели новую истинную веру и стали «новым народом» Господа Своего до Второго пришествия и Страшного суда. Значит, перед Русью открывался путь к спасению. И русские мудрецы начали активно размышлять над тем, как же Русь может спастись.

Многие из русских мыслителей XI века связывали с Крещением радость открытия Истины. Но особенно ярко такое понимание у митрополита Киевского Илариона, для которого радость обретения новой веры является непосредственным свидетельством обретения нового смысла бытия Руси на земле. Именно в трудах митрополита Илариона мы находим первое обоснование нового смысла земного бытия Руси, а значит, того смысла, который вкладывает в бытие Руси Сам Господь, ибо все на свете творится по Промыслу Божию.

Феодосий Печерский (ум. 3 мая 1074 г.) – один из крупнейших православных подвижников и церковных идеологов Киевской Руси второй половины XI века. Жизненный путь Феодосия известен нам по его Житию, написанному в конце XI – начале XII века монахом Киево‑Печерского монастыря Нестором[22]22
  Кстати, Нестора Летописца часто ошибочно считают автором «Повести временных лет», но скорее всего Нестор не писал «Повесть временных лет», однако ему принадлежат два произведения – «Чтение о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского».


[Закрыть]. Кроме того, сведения о Феодосии имеются в «Повести временных лет» и в «Киево‑Печерском патерике».

Согласно Житию, Феодосий уже в детстве, избегая игр и забав, прославился подвигами во имя Божие и снискал за это Божию благодать и вечное спасение. Юношей он пришел к монаху Антонию, основателю Печерской (т. е. устроенной в пещерах) обители под Киевом. Позднее, по воле Антония, Феодосий был избран игуменом Киево‑Печерского монастыря. И в годы его управления этот монастырь стал едва ли не самым значительным церковным центром Киевской Руси. Из творческого наследия Феодосия Печерского сохранилось одиннадцать сочинений – два послания к князю Изяславу Ярославичу, восемь поучений монастырской братии и одна молитва.

Свенская икона Божией Матери с преподобными Антонием и Феодосием Печерскими.

Ок. 1288 г.

История свидетельствует, что Феодосий не чурался и мирских забот. Напротив, он самым активным образом участвовал в политических событиях, развернувшихся в 60–70‑е гг. XI века в Киевском государстве – в борьбе сыновей Ярослава Мудрого за великокняжеский престол (игумен Феодосий Печерский поддерживал Изяслава Ярославича и открыто порицал его братьев‑соперников).

Феодосий Печерский сыграл значительную роль в развитии отечественной религиозно-философской мысли. Дело в том, что он стал одним из первых и в то же время ярких представителей мистико-аскетического толкования христианского вероучения в Древней Руси. Именно поэтому Феодосий считается создателем так называемой печерской идеологии.

В отличие от оптимистического раннего русского христианства печерские старцы, и прежде всего сам Феодосий, внесли в древнерусскую духовную жизнь традиционную для восточного монашества идею аскезы, т. е. отречения от всего земного, мирского и плотского в пользу духовного самосовершенствования. По мнению печерских иноков, Святое Крещение очищает человека от скверны, но не спасает, ибо в мирской жизни каждого человека поджидает сатана, соблазняет его и искушает. Главный же источник дьявольского искушения – человеческое тело, изначально греховное. Поэтому путь к спасению лежит, во‑первых, через подавление человеком в себе присущего ему плотского начала, а во‑вторых, в результате неустанной и искренней молитвы. В одной из своих проповедей Феодосий Печерский говорил: «Итак, братья мои, держа между собой любовь истинную, воспримем закон чистый благого Бога нашего и заповеди Его непорочные соблюдем, подвизаясь в бдениях и в молитвах, непрестанно молясь за весь мир, да получим через это Царство Небесное»[23]23
  Перевод О. В. Творогова.


[Закрыть].

И не случайно, став игуменом, Феодосий сразу же ввел в практику монастыря воздержание и строгие посты, а затем и новый устав, за основу которого был взят устав византийского Студийского монастыря, отличавшийся крайней строгостью. Причем в Печерской обители этот устав применяли еще жестче. Даже некоторые иноки не выдерживали всех испытаний, а других еще до пострижения сам Феодосий изгонял из монастыря. Истинных же подвижников, не убоявшихся суровых испытаний монастырской жизни, Феодосий прославлял, ставя их в пример даже самому себе.

Взгляды печерских старцев, по сути, переворачивали всю систему представлений древнерусского человека – и не только в богословском, но и в морально-этическом плане. Ведь, по их глубочайшему убеждению, служение Богу заключается в терпении и страдании, в милостыне и любви. Но тем не менее спастись может не каждый христианин, а только аскет, подвижник, отринувший все мирское и всю жизнь свою посвятивший одному только делу – молитве. В конечном же итоге спасения достоин тот, кто совершенно сознательно подвергает свое тело испытаниям, убивая в себе все плотское, а значит, дьявольское. Поэтому идея и практика «усмирения страстей» была очень популярной в Печерской обители, о чем свидетельствует «Киево‑Печерский Патерик», памятник, рассказывающий о жизни печерских иноков.

Для Феодосия Печерского вообще была близка идея страха Божиего в ее восточном толковании, которую он рассматривал как побуждающую и руководящую в земном пути всякого инока. «Имей пред глазами своими страх Божий: старайся непорочно свершить порученное тебе дело, чтоб удостоиться венца у Христа», – наставляет Феодосий келаря монастыря. Но и самого себя не щадит печерский игумен, всякий день ожидая страшного наказания и гнева Господнего: «Я, грешный и ленивый, схоронивший свой талант в земле и ничего не прибавивший к нему, всякий день ожидающий к себе лютых тех и немилостивых вопрошателей и страшного того наказания и гнева лютого… А я, унылый, имея в себе корень семя злого того плода, что происходит от моей лености, и сам не входя в Царство Небесное и вам чиня препоны своею леностию и своими дурными нравами…» Идея страха Божиего и стала ведущей в Печерской обители. Радостное, светлое восприятие Христовой Благодати, столь характерное, например, для митрополита Илариона, печерскому игумену не было близко.

Будучи сам аскетом-подвижником, Феодосий Печерский стремился к тому, чтобы и в светской жизни идея искреннего служения Господу стала главенствующей. Именно поэтому он выступал за необходимость духовного контроля Церкви над светской властью. В своих письмах к киевскому князю Изяславу Ярославичу игумен Феодосий постоянно подчеркивает, что является духовным наставником и руководителем светского правителя. Более того, князь, если хочет заслужить спасение, обязан служить прежде всего делу христианства. Ведь истинное предназначение светского правителя состоит только в том, чтобы быть защитником веры Христовой.

Преподобный Феодосий был верен роли сурового духовного наставника по отношению к другим князьям. Когда в 1068–1073 гг. разразилась усобица между сыновьями покойного Ярослава Мудрого и Святослав Ярославич изгнал из Киева своего старшего брата Изяслава, то, как сообщает «Житие Феодосия Печерского», печерский игумен обрушился на Святослава с обличительными упреками, требуя от него вернуть брату незаконно занятый стол, и запретил Святославу даже появляться в печерской обители. Разгневанный Святослав грозил мятежному игумену всяческими карами, но Феодосий заявил, что готов принять смерть за правду. Святослав так и не решился «поднять руку» на известнейшего старца, а вскоре и сам Феодосий пришел к выводу, что обличениями и упреками мало что можно добиться. Он сменил гнев на милость, замирился с князем Святославом, позволил ему приезжать в Киево‑Печерский монастырь, сам приходил к нему во дворец. Но и во время мирных бесед преподобный Феодосий не отступался от своих убеждений и продолжал «увещевать» Святослава – уговаривал вернуть киевский стол старшему брату.

Характерна и еще одна важная составляющая мировоззрения Феодосия Печерского – резкое неприятие иных вероисповеданий, особенно римско-католического. В одном из своих посланий к Изяславу Ярославичу он страстно бичует «латинскую ересь», возводя на «латинство» многочисленные богословские и даже бытовые обвинения. А в итоге он заявляет: «А живущим в другой вере, – или в латинской, или в сарацинской, или в армянской, – не видать жизни вечной».

Учение Феодосия Печерского не сразу было принято и понято в полной мере. Поначалу даже иноки Печерской обители ожидали послабления монастырских строгостей, но игумен Феодосий не отступал ни на шаг. «Если же умолчу из-за вашего роптания, – говорил он в одном из поучений, – угождая вам из-за вашей слабости, то камни возопиют».

Во многом благодаря несгибаемой позиции Феодосия Печерского и «печерская идеология», и сам Киево‑Печерский монастырь приобрели вскоре большое влияние. И недаром многие древнерусские монастыри или приглашали к себе игуменами печерских иноков, или были ими основаны. А сам Феодосий Печерский в 1108 году был признан святым, дни его церковной памяти 3 (16) мая, 14 (27) августа, 2 (15) сентября (совместно с памятью прп. Антония Печерского).

Интересно, что в духовном смысле наиболее близкими к сочинениям Феодосия Печерского в древнерусской литературе оказались произведения митрополитов‑греков Георгия (XI в.) и Никифора (XII в.), из древнерусских книжников – сочинения Нестора и отдельные места из «Повести временных лет», авторство которых современные исследователи приписывают одному из учеников Феодосия.