Текст книги "Интеллектуальная история России: курс лекций"

Следующий интересный сюжет летописи отнесен древнерусским книжником ко времени князя Владимира Святославича и несет в себе определенную практичность, упакованную в легендарную оболочку. Мы ведем речь о так называемой легенде о «белгородском киселе». Летописец сообщает, что во время отсутствия князя Владимира в Киеве (он находился в Новгороде) подступили к Белгороду печенеги и «не дадяху вылезти изъ города и бысть гладъ великъ въ городе». После решения веча о сдаче города нашелся один старец, который предложил хитрость: собрать остатки овса, пшеницы или отрубей и сделать болтушку, из которой варят кисель в больших кадушках, предварительно закопав их в землю. Пригласили нескольких печенегов и на их глазах сварили кисель, заявив: «Почто губите себе? Коли можете перестояти насъ? <…> Имеемъ бо кормлю отъ земле. Аще ли не веруете, да узрите своима очима». Печенеги отведали этого чудесного киселя, поведали соплеменникам о неиссякаемых запасах пищи в Белгороде и «въсташа отъ града, въсвояси идоша»[45]45
  Повесть временных лет… С. 56–57.


[Закрыть].

Д.С. Лихачев заметил, что в этом рассказе «чувствуется народная основа… главным героем выступает простой русский человек, своей личной инициативой освобождающий Русь от ее врагов»[46]46
  Лихачев Д.С. Комментарии // Там же. С. 467.


[Закрыть]. Однако нам представляется, что это не просто легенда, а развернутый легендарный рассказ, построенный на основе «мудрого» и «важного» примера из Священного Писания. Об осаде города и хитрости одного их горожан есть свидетельство в Библии. На ее страницах Екклесиаст свидетельствует: «Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною: город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы; но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город»[47]47
  Еккл. 9: 13–15.


[Закрыть].

Сейчас сложно ответить на вопрос о возможной причине такого письменного хода летописца. Возможно, значимость этого библейского примера актуализировали слова свидетельства, что данная «мудрость… показалась… важною» и именно это мотивировало желание древнерусского автора поместить в текст «своего» белгородского старца, предложившего хитрость. В итоге, не исключено, что существовавшее предание об осаде Белгорода под пером книжника приобрело не просто легендарный характер, а вполне практичный, направленный к определенной цели эсхатологический смысл.

Для древнерусского летописца была важна связь со Священной историей. Поэтому, кроме уровня узнаваемой ориентации на сюжеты Библии (на который уже давно обращают внимание исследователи), он выводил второй уровень, в котором сюжеты древнерусской истории повторяли некоторые важные примеры Священной Истории. Летописец проводил сложную интеллектуальную работу по выбору объяснительной модели таких рассказов, придавая им новый смысл истории высшей истины. Этот уровень был для летописца не менее, если не более, важным, чем первый. Здесь интерес представляет уже не внешний литературный этикет, а его внутреннее содержание. Диалогический подход к тексту (автору) летописи дает возможность расширить наши представления о самом произведении, которое уже не выглядит лишь «деловитым рассказом о событиях», позволяет понять сложность работы мысли его автора.

Примеры современных интерпретаций средневековых письменных памятников Западной Европы помогают заметить, что христианская традиция формировала похожий стиль мышления эпохи или каноны мысли, пронизанные эсхатологическими мотивами, нашедшие свое отражение в хрониках, летописях и других письменных памятниках.

Приведенные выше попытки интерпретации некоторых сюжетов Повести временных лет сложно совместить с мыслью крупнейшего исследователя истории древнерусской культуры Д.С. Лихачева о том, что для летописца «не характерны самостоятельные отвлеченные построения христианской мысли, уводившей… от земного мира к отвлеченным вопросам предстоящего разрыва с земным бытием и устроения мира потустороннего»[48]48
  Лихачев Д.С. Историко-литературный очерк // Там же. С. 297.


[Закрыть]. Однако не следует и забывать, что Д.С. Лихачев работал в иной традиции гуманитарного знания XX в., поэтому современная тенденция, связанная с этическим отношением к «Другому», дает возможность иначе смотреть на средневековые тексты и их авторов.

Источники и литература

1. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

2. Данилевский И.Н. Библеизмы «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы X–XVI вв. М., 1992. Сб. 3.

3. Данилевский И.Н. Библия и Повесть временных лет (К проблеме интерпретации летописныхъ текстов) // Отечественная история. 1993. № 1.

4. Данилевский И.Н. Замысел и название Повести временных лет // Отечественная история. 1995. № 5.

5. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.): Курс лекций. М., 1998.

6. Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы изучения летописных текстов. М.: Аспект Пресс, 2004.

7. Текстология и генетическая критика в изучении летописных текстов // Герменевтика древнерусской литературы. М., 2005. Сб. 12.

8. Ивин А.А. Интеллектуальный консенсус исторической эпохи // Познание в социальном контексте. М., 1994.

9. Иларион, митрополит. Слово о законе и благодати // Альманах библиофила. Вып. 26. М., 1989.

10. Кроче Бенедетто. Теория и история историографии / пер. с ит. И.М. Заславской. М.: Языки русской культуры, 1998.

11. Лихачев Д.С Комментарии // Повесть временных лет / под ред. В.П. Андриановой-Перетц. СПб., 1996.

12. Лихачев Д.С. Историко-литературный очерк // Там же.

13. Маловичко С.И. Этическое отношение к средневековому автору и библейские примеры Повести временных лет // Когнитивная история: концепция, методы, исследовательские практики: Чтения памяти профессора Ольги Михайловны Медушевской. М.: РГГУ, 2011. С. 107–127.

14. Маловичко С.И. Отечественная историческая мысль XVIII века о возникновении и ранней социально-политической жизни древнерусского города (от киевского «Синопсиса» до «Нестора» А.Л. Шлецера). Ставрополь, 2001. С. 68.

15. Медушевская О.М. Феноменология культуры: концепция А.С. Лаппо-Данилевского гуманитарном познании новейшего времени // Исторические записки. М., 1999. № 2 (120). С. 101—36.

16. Повесть временных лет / под ред. В.П. Андриановой-Перетц. СПб.,1996.

17. Ранчин А.М., Лаушкин А.В. К вопросу о библеизмах в древнерусском летописании // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 125–126.

18. Репина Л.П. Интеллектуальная культура как маркер исторической эпохи // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2008. Вып. 22. С. 12–13.

Лекция № 2
Киевский «Синопсис» как памятник украинской общественной мысли

План

1. Проблема авторства киевского «Синопсиса».

2. Оценка киевского «Синопсиса» в новейшей историографии.

3. Общественно-политические и социокультурные предпосылки появления киевского «Синопсиса».

4. Жизнь и творчество Иннокентия Гизеля.

Ключевые слова: синопсис, национальная история, Киево-Могилянская академия, российская историография, польско-украинская историография.

В настоящий момент редко кто упоминает и еще реже ссылается на некогда известную книгу под полным названием «Синопсис, или Краткое описание от различных летописцев о начале Славенскаго народа, о первых Киевских Князех, и о житии Святаго Благовернаго и Великаго Князя Владимира всея России первейшаго Самодержца, и о Его Наследниках, даже до Благочестивейшаго Государя Царя и Великого Князя Феодора Алексиевича Самодержца Всероссийскаго». Мы часто слышим об учебниках по отечественной истории М.В. Ломоносова, Н.Г. Устрялова, Д.И. Иловайского, С.Ф. Платонова, М.Н. Покровского и других, о том, что они не единожды издавались, но не вспоминаем о настоящем феномене отечественной историографии, киевском «Синопсисе». Феномен его заключался в том, что в нашей стране ни одно учебное издание не пользовалось такой популярностью и не издавалось так долго, как эта книга. Киевский «Синопсис», имевший объем 224 страницы (5-е тиснение), явился учебником истории для многих поколений русских людей. С первого выхода в свет в 1674 г. он выдержал 25 изданий, последний раз был переиздан в 1861 г., что, несомненно, дает ему право занять почетное место в ряду русской исторической литературы. Не случайно в конце XIX в. П.Н. Милюков заметил, что «через школу “Синопсиса” должны были пройти все они (историки XVIII в.), и не будет удивительным, если мы найдем, что дух “Синопсиса” царит в нашей историографии XVIII века, определяет вкусы и интересы читателей, служит исходною точкой для большинства исследователей, вызывает протесты со стороны наиболее серьезных из них, – одним словом, служит как бы основным фоном, на котором совершается развитие исторической науки прошлого столетия»[49]49
  Милюков П. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913. С. 7.


[Закрыть].

Если судить по словам известного русского историка Милюкова, то эта книга уникальная, но она забыта. О ее забвении свидетельствует хотя бы такой факт, как незнание или нежелание называть некоторыми специалистами имени ученого, с которым она тесно связана[50]50
  См., например: Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово / сост. А.И. Баландина. М., 1988. С. 498.


[Закрыть]. В связи с этим, не просто ради красивого словца, недавно высказан И.Н. Данилевским вполне справедливый призыв к современным исследователям: «Крайне редко историки привлекают в качестве источника “Синопсис”… На наш взгляд, значение “Синопсиса” как исторического источника еще не до конца оценено историками»[51]51
  Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М., 1988. С. 219.


[Закрыть]. Книга же эта тесно связана с именем известного киевского ученого середины и второй половины XVII в. Иннокентия Гизеля. Слово «связана» мы употребили не случайно. Дело в том, что уже не первое столетие ученые так и не могут прийти к единому выводу, написана ли она самим Гизелем или писалась под его руководством. Однако не надо представлять себе, что это выяснение когда-либо принимало или принимает в настоящем форму дискуссии. Как мы уже заметили, о «Синопсисе» вспоминают крайне редко.

В данном случае, мы не будем выяснять авторство киевского «Синопсиса», для нас вполне достаточно того, что он написан при непосредственном участии Иннокентия Гизеля, поэтому во избежание путаницы будем называть данное произведение сочинением Гизеля, книгой Гизеля и т. д.

Действительно, не все историки были согласны с тем, что автором этого сочинения непосредственно являлся Гизель, а некоторые просто не интересовались авторством «Синопсиса». Так, В.Н. Татищев в середине 30-х гг. XVIII в. в письме в Академию наук просил прислать ему «Синопсис», при этом не назвав не только автора сочинения, но и само его название[52]52
  См.: Андреев А.И. Труды В.Н. Татищева по истории России // В.Н. Татищев. Соб. соч. Т. 1. М., 1994. С. 16.


[Закрыть]. М.В. Ломоносов в 1749 г. ссылался на эту книгу с такими словами: «…как о том автор Синопсиса Киевского объявляет»[53]53
  Ломоносов М. Замечания на диссертацию Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского» // Для пользы общества… М., 1990. С. 184.


[Закрыть]. Известный религиозный деятель и историописатель митрополит Евгений, в начале XIX в. приводя сообщения «Синопсиса», уже указывал, что он составлялся под руководством Гизеля: «В Киевском Синопсисе, изданном при архимандрите Иннокентии Гизеле 1680 г., сказано…», – писал митрополит Евгений. Попытка отрицания авторства этой книги Гизелем была предпринята А.С. Лаппо-Данилевским[54]54
  См.: Пегитич С.П. «Синопсис» как историческое произведение // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (ТОДРЛ). Т. 15. М.; Л., 1958. С. 284–285.


[Закрыть], но в своих последних работах историк однозначно назвал киевского ученого сочинителем «Синопсиса»[55]55
  См.: Лаппо-Данилевский А.С. История русской общественной мысли и культуры XVII–XVIII вв. М., 1990. С. 65, 107.


[Закрыть]. Совершенно не упомянул автора интересующего нас сочинения другой историк начала XX в. В.В. Нечаев[56]56
  См.: Нечаев В.В. Малороссийско-польское влияние в Москве и русская школа XVII века // Три века. Россия от Смуты до нашего времени / под ред. В.В. Каллаша. Т. 2. М., 1912. С. 85.


[Закрыть].

Ряд исследователей поступили иначе, они указали, что авторство «Синопсиса» приписывается Гизелю. Такую позицию в начале 80-х гг. XIX в. занял М.О. Коялович, заявивший, что в 1674 г. первый раз был издан «так называемый Синопсис, приписываемый Иннокентию Гизелю, киево-печерскому архимандриту»[57]57
  Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Мн., 1997. С. 127.


[Закрыть]. Вероятно, так же хотела поступить Е.В. Чистякова, написавшая главу «Историография XVII и первой четверти XVIII в.» в учебнике «Историография истории СССР». Она указала, что «Синопсис» – это «произведение, приписываемое игумену Киево-Печерского монастыря Иннокентию Гизелю». Но несколько ниже, забыв о логическом законе тождества, добавила, что в «Синопсисе» «Гизель делает… первые шаги к их (источников) сопоставлению»[58]58
  Историография истории СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции / под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева. М., 1961. С. 74.


[Закрыть]. Формула «приписанности» Гизелю этого исторического произведения звучит и в работе канадского историка украинского происхождения И. Лысяк-Рудныцкого, а также в учебнике для украинских вузов «История Украины». Некоторые исследователи посчитали, что И. Гизель внес большой вклад в составление и издание «Синопсиса». Об этом говорили А.М. Сахаров, А.Л. Шапиро, Н.М. Рогожин и др.[59]59
  См.: Сахаров А.М. Историография истории СССР. Досоветский период. М., 1978. С. 43; Шапиро А.Л. Русская историография с древнейших времен до 1917 г. М., 1993. С. 133; Рогожин Н.М. Развитие исторических знаний в XVI–XVII вв. // Историография истории России до 1917 г.: Учеб, для студ. вузов: в 2 т. / под ред. М.Ю. Лачаевой. Т. 1. М., 2003. С. 76–77.


[Закрыть]

Немало ученых сделали предположение, что автором первого печатного учебника по отечественной истории являлся не кто иной, как Гизель. Уже С.М. Соловьев называл эту книгу не иначе как «Гизелев Синопсис». Посвятивший отдельную работу судьбе украинской литературы XVII в. Н.Ф. Сумцов и не стал сомневаться в этом[60]60
  См.: Сумцов Н.Ф. К истории южнорусской литературы семнадцатого столетия. Вып. 3. Киев, 1884. С. 35–37.


[Закрыть]. Так же воспринял «первый учебник русской истории» С.Ф. Платонов, сказав, что им являлся «Синопсис» Иннокентия Гизеля[61]61
  См.: Платонов С.Ф. Собрание сочинений по русской истории. Т. 1. СПб., 1993. С. 42.


[Закрыть]. Автором «Синопсиса» называл Гизеля известный историк П.Н. Милюков[62]62
  Иннокентий Гизель / Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Биографии. Россия. Электронная версия.


[Закрыть]. Аналогично считали и некоторые другие историки-эмигранты, в первую очередь Е.Ф. Шмурло и Д.И. Дорошенко. Более того, Дорошенко назвал историческое сочинение Гизеля основным его делом[63]63
  См.: Шмурло Е.Ф. История России 862—1917 гг. М., 1999. С. 357; Дорошенко Д.I. Огляд украiнськоi iсторiографii. Державна школа: Iсторiя.


[Закрыть].

Ниже мы увидим, что у киевского ученого были работы и религиозно-философского характера. Напрямую связывает «Синопсис» с Гизелем В.И. Астахов[64]64
  См.: Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. Ч. 1. Харьков, 1959. С. 68.


[Закрыть]. В настоящий момент мы, как и И.Н. Данилевский, не оговаривая степени участия киевского ученого в написании «Синопсиса», ставим его имя рядом с названием этой книги[65]65
  См.: Маловичко С.И. Отечественная историография XVIII – начала XIX вв. о зарождении городской жизни на Руси // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2. 1994. Вып. 2. С. 94, Вып. 3. С. 81.


[Закрыть].

Киевскому «Синопсису» не повезло еще и в его оценке новейшими историками. К сожалению, как это часто случается в исторической науке, некоторые ученые заставили его выдержать идеологический экзамен. Совсем низкую оценку этому сочинению дал М.Н. Тихомиров, заявив: «как историографическое произведение “Синопсис”, несомненно, уступает “Хронографу” и “Степенной книге”, останавливая внимание читателей только на отдельных моментах в истории России и Украины»[66]66
  Очерки истории исторической науки в СССР / под ред. М.Н. Тихомирова. Т. 1.М., 1955. С. 100.


[Закрыть]. Такая характеристика звучит странной, в первую очередь потому, что уровень современной «Синопсису» московской историографии, в силу своей официозности, находился ниже украинской, не говоря уже о сочинениях, предшествовавших этому времени. Во вторую очередь потому, что слова Тихомирова диссонируют с общей оценкой книги Гизеля в предшествовавшей историографии. Поэтому складывается впечатление, что известный советский историк не захотел отметить очевидное, а именно – влияние польско-украинской историографии XVI–XVII вв. на русскую (в том числе и положительное) в конце XVII–XVIII столетий, а в некоторых моментах и до наших дней.

Иную идеологическую претензию предъявили автору «Синопсиса» некоторые украинские историки. Они увидели его слабую сторону в том, за что историки российские хвалили и хвалят Гизеля. Так, М.И. Марченко, обвинив его в крайнем монархизме, заявил: «Тенденциозный подбор источников и построение изложения исторического материала подчинены обоснованию прав российской монархии на владение Украиною»[67]67
  Марченко М.I. Украiньска iсторiографiя. Киiв, 1959. С. 62.


[Закрыть]. Присоединился к такому взгляду И. Лысяк-Рудныцкый, добавив, что автор «Синопсиса», как и некоторые иные «выходцы… из Киево-Могилянской академии внесли большой вклад в развитие российской имперской идеологии… Тем временем, как казацкие летописи оставались в рукописях, “Синопсис” выдержал около тридцати изданий и долгое время служил как популярное учебное пособие на Украине и в Московщине»[68]68
  Лисяк-Рудницький. Указ, праця. С. 397–398.


[Закрыть].

Вероятно, этими же соображениями руководствовался Б. Якимович, автор раздела о культуре Украины XV–XVIII вв. в учебнике «История Украины», почему и посвятил гизелеву «Синопсису» всего одну строку, переходя к детальному разбору некоторых казацких летописей[69]69
  См.: /сторш Украши. С. 163.


[Закрыть]. Конечно, такие идеологические штампы мешают объективному разбору сочинения киевского ученого. Ограничиваясь обвинением автора «Синопсиса» в украинофильстве или преданности «самодержавному ладу в Pocii», историки забывают о главном, а именно – почему эта книга приобрела такую огромную популярность несмотря на те идеологические недочеты автора, которые они в ней выявили.

Многие историки оценили киевское сочинение по достоинству. С.М. Соловьев, приступая к разбору русской историографии XVIII в., указал, что, характеризуя работу А.И. Манкиева (в 1716 г. написавшего труд «Ядро российской истории»), «мы можем сравнить его только с “Синопсисом”»[70]70
  Соловьев С.М. Писатели русской истории XVIII века. С. 190.


[Закрыть]. М.О. Коялович, назвав «Историю» Ф. Грибоедова (московское сочинение, написанное на несколько лет ранее первого издания киевской книги «Синопсиса») «жалким плодом приказной среды», заметил: «…первый русский исторический опыт… был задавлен и отстранен другим трудом», отвечающим потребностям времени, с систематическим изложением истории, таким как киевский «Синопсис»[71]71
  Коялович М.О. История русского самосознания. С. 127, 132.


[Закрыть]. П.Н. Милюков изучение русской историографии начал именно с гизелева сочинения, написав: «Результат периода русской историографии до “Синопсиса” был весьма печален»[72]72
  Милюков П. Главные течения русской исторической мысли. С. 8.


[Закрыть].

Выше других исторических произведений второй половины XVII в. поставил «Синопсис» харьковский профессор В.И. Астахов[73]73
  См.: Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. Харьков, 1965. С. 81.


[Закрыть]. Посвятивший «Синопсису» небольшой раздел своего исследования и назвавший книгу знаменитой, М.А. Алпатов писал: «Это была одна из попыток создать историю единого народа, вышедшего из Киевской Руси. Киевским книжникам такая попытка не только удалась, но, в отличие от книжников московских, они издали свой труд “типографии по обычаю”, родился первый печатный исторический труд в России». Историк причислил «Синопсис» Гизеля «к новым явлениям в русской историографии XVII в.»[74]74
  Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII–XVII вв. М., 1973. С. 396, 398.


[Закрыть]. Вот, что не захотели замечать те, кто пытался и пытается найти в этой книге только ошибки, одни лишь идеологические изъяны. Действительно, можно перечислить множество погрешностей «Синопсиса», но погрешности и «басни», присутствующие в нем, стали погрешностями и «баснями» лишь с того момента, когда отечественная историческая наука преодолела дух «Синопсиса», а это преодоление началось только в XVIII в. Именно по причине того, что сочинение Гизеля отвечало потребностям времени, что оно затмило собой всю предшествовавшую московскую историческую литературу, оно стало значительной вехой в исторической мысли. Нам никуда не деться от того факта, что «Синопсис» стал основным учебником по русской истории на многие десятилетия, несмотря на издание учебника М.В. Ломоносова в 60-х гг. XVIII в. (выдержал три издания)[75]75
  См.: Маловичко С.И. Учебные пособия по отечественной истории… С. 62, 64.


[Закрыть]. Необходимо заметить, что непопулярность темы «Синопсиса» в отечественной историографии привела к тому, что некоторые темы, поднятые этим сочинением в 1674 г., продолжали (и продолжают) свою жизнь в текстах последующих поколений историков и писателей, которые чаще всего и не подозревали об этом. Милюков, справедливо заметив, что «дух “Синопсиса” царит в нашей историографии XVIII в.», не указал, а что же именно продолжало там жить из работы Гизеля. Ниже мы вернемся к этому вопросу и увидим, что некоторые сюжеты киевской книги жили и в XIX столетии, и даже в XX.

Приступая к изложению биографии Иннокентия Гизеля и характеристике его исторического труда, мы должны учитывать вопросы: в каких общественно-политических условиях и социокультурных структурах звучал голос ученого; какие обстоятельства привели к появлению «Синопсиса» и утверждению его в отечественной историографии. Без этого он не может быть правильно понят и интерпретирован.

В восточнославянских землях Речи Посполитой, где в отличие от Московского государства отсутствовала жесткая централизованная власть, население пользовалось большими правами самоуправления, в городах действовало Магдебургское право. Однако православному населению приходилось бороться с наступлением католичества и унии. Положительной стороной польской государственности было то, что православные могли и в печати, и устно, и на генеральных сеймах заявлять о своих стеснениях и лишениях[76]76
  См.: Там же. С. 57.


[Закрыть]. Как заметил А.С. Лаппо-Данилевский, для защиты своей веры и своей национальности от иноверной пропаганды они (украинцы) попытались воспользоваться теми же образовательными средствами, которые давно уже были оценены их противниками[77]77
  См.: Лаппо-Данилевский А.С. История русской общественной мысли… С. 43.


[Закрыть]. Мещане и верхушка казачества осознали, что защитить православие сможет только образование, приближенное к западноевропейскому и не уступающее польскому.

В Украине и в Белоруссии уже в XVI в. на средства населения основываются братские школы, получившие королевские привилегии печатать книги на церковнославянском языке (постепенно в них вкрадывался западнорусский литературный) и торговать ими. Такие школы возникли в Вильно, Львове, Киеве и других городах. Братства являлись главным орудием национального возрождения. Как писал Н.И. Костомаров, они «отправляли лучших молодых людей в западные университеты для получения высшего образования. С размножением училищ и типографий увеличилось число пишущих, читающих, думающих о вопросах, касающихся умственной жизни, и способных действовать в ее кругу»[78]78
  Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 2. М., 1991. С. 63.


[Закрыть].

В первой половине XVII в. центром восточнославянского образования становится Киев. Стараниями Петра Могилы киевское Богоявленское училище в 1632 г. по королевскому указу получает статус коллегии (в последующем академия). Там преподавались «свободные науки», в том числе богословие, философия, латинский и греческий языки. Один из киевских профессоров Иоасаф Кроковский подчеркивал, что к «свободным наукам» относится и «“историка”, способствующая душевному развитию человека»[79]79
  Наппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть]. Кроме названных, в ней изучались дисциплины, дававшие учащимся довольно широкое светское образование. Это русский, украинский, польский, немецкий и французский языки, а также география, математика, астрономия, катехизис, поэтика, риторика, диалектика. «Киеву, некогда бывшему уже средоточием русской политической и умственной жизни, опять выпала великая доля сделаться средоточием умственного движения, которое открыло для всей Руси новый путь к научной и литературной жизни», – писал Н.И. Костомаров[80]80
  Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть].

Киевская коллегия от обороны против католицизма смогла даже перейти в наступление, она «в борьбе с вероисповедными противниками усвоила их оружие – воспользовалась для обоснования православного учения их методами и приемами»[81]81
  Нечаев В.В. Малороссийско-польское влияние в Москве и русская школа XVII в. С. 81.


[Закрыть]. Преподаватели коллегии и братских школ из белого и черного духовенства сделались профессиональными учителями и полемистами, стали творцами часто обширных наукообразных книг. Так, в 1621 г. архимандрит Киево-Печерского монастыря Захарий Копыстенский напечатал книгу «Полидония», где «с большой эрудицией собрал ценные свидетельства о начале русского христианства»[82]82
  Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. М., 1991. С. 275.


[Закрыть]. Во второй половине XVII столетия

Иоанний Галятовский в одной из своих книг «Скарбница пожитечная» (Полезная сокровищница) рассказал об истории Чернигова, Елецкого монастыря и казачества[83]83
  См.: Костомаров Н.И. Указ. соч. Кн. 2. С. 375.


[Закрыть]. В 1672 г. другим киевлянином была написана работа, важная для нас тем, что стала главнейшей составляющей «Синопсиса». Работа называлась «Хроника з летописцев стародавних, з св. Нестора Печерского и инших, также з хроник польских о Руссии, отколь Русь пачалася, и о первых князех русских, и по них дальних наступавших князех и о их делах, собранная працею иеромонаха Феодосия Сафоновича игумена монастыря Михайловского Златоверхого Киевского, року от сотворения мира 7180, а от р. Хр. 1672». Феодосий Сафонович первоначально был преподавателем киевской коллегии, после чего его назначили игуменом киевского Михайловского монастыря. Основной целью труда Сафоновича было дать очерк национальной истории: «каждому украинцу про свою родину, чтоб уметь ответить, если кто спросит, ибо людей, что не знают своего роду, все признают за глупцов». Автор признается, что его труд целиком зависим от чужих источников: «що де з разних литописцив руських и польских вичитав те й пишу»[84]84
  Дорошенко Д.1. Огляд украшськсч юторюграфп. С. 21.


[Закрыть]. Как указывал А. Рогозинский, сличивший текст восстановленной «Хроники» (оригинал не сохранился) с киевским «Синопсисом»[85]85
  См.: Рогозинский А. «Кройника» Ф. Сафоновича и ее отношение к «Киевскому Синопсису» Гизеля // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. XV. Кн. 4. СПб., 1910.


[Закрыть], Сафонович проводил идею соборности украинских земель, для него история Галичины так же важна, как и история Киевщины и Волыни. Автор «Хроники» хотел выяснить тот исторический путь, который привел к господству (до панування) казацкого государственного порядка в Украине[86]86
  См.: Дорошенко Д.1. Указ, праця. С. 21.


[Закрыть].

Важнейшим источником по истории Древней Руси для Сафоновича была Ипатьевская летопись, поэтому он довел основной свой рассказ до конца XIII в., то есть до того времени, каким эта летопись и оканчивается. В прибавленных статьях есть рассказ о Мамаевом побоище, о поздней истории Киева и т. д. Также Сафонович широко использовал сочинения польских хронистов, в первую очередь «Кронику» М. Стрыйковского. Все выдержки ученый попытался привести в научную систему и довел свой рассказ до 60-х гг. XVII в. Но популярностью «Хроника» Сафоновича не пользовалась, как указал Д.И. Дорошенко, по причине того, что автор не имел большого литературного таланта. Может это и так, однако А.С. Лаппо-Данилевский привел свидетельство, что другая книга ученого, изданная в киевской типографии в 1668 г., пользовалась популярностью в Москве именно в силу своего литературного слога[87]87
  См.: Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 153.


[Закрыть]. На наш взгляд, дело заключалось в ином. Во-первых, «Хроника» была написана западнорусским книжным языком, во-вторых, ее рассказ велся в основном о событиях украинской истории, и в-третьих, она совершенно не подходила для учебных целей. Именно в силу последнего обстоятельства в 70—80-е гг. XVII в. в Украине стал пользоваться популярностью «Синопсис», написанный киевским вариантом церковнославянского языка и включавший больше сюжетов московской истории. В силу же всех трех обстоятельств «Синопсис» вышел за рамки Украины, а с начала XVIII в. получил широкое распространение и в России.

Мы рассмотрели обстановку, при которой рождался труд И. Гизеля в Украине, указали на обстоятельства, способствовавшие распространению его в России, но со второй половины XVII в. стал развиваться еще один фактор, помогавший принятию русским обществом «Синопсиса» Гизеля и уже не зависевший от него самого. Происходило изменение московского культурного слоя. Вестернизация России и развитие образования – только одна сторона медали. Вторая заключалась в том, что со второй половины XVII в. происходила украинизация московской культуры. Духовную власть в Московском государстве стали представлять сплошь и рядам выпускники Киево-могилянской академии («все архиерейские кафедры в Великороссии, кроме одной, были замещены украинцами»[88]88
  Дорошенко Д.И. «К украинской проблеме»: По поводу статьи кн. Н.С. Трубецкого // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 2000. С. 442.


[Закрыть]), Никоновская реформа привела к замене московской редакции богослужебных книг киевской; киевский вариант церковнославянского вытеснял московский и в других видах литературы, становясь русским литературным языком, а о влиянии на московскую культуру «могилянцев» Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Феофана Прокоповича, Стефана Яворского и др. можно и не говорить. О результате этого процесса русский мыслитель Н.С. Трубецкой писал: «Таким образом, на рубеже XVII и XVIII веков произошла украинизация великорусской духовной культуры. Различие между западнорусской и московской редакциями русской культуры было упразднено путем искоренения московской редакции, и русская культура стала едина»[89]89
  Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 2000. С. 417–418.


[Закрыть].

Таким образом, «Синопсис» Иннокентия Гизеля, написанный на киевской редакции церковнославянского языка и имевший стройную систему изложения, сумел удовлетворить вкусы украинских грамотеев (о чем свидетельствует его трехкратное, в течение шести лет, переиздание в Киеве) и, на волне проникновения украинской духовной культуры в Москву, был не только там принят, но стал основным учебником по отечественной истории на многие десятилетия. Надо учесть и тот факт, что учителями зачастую были, опять-таки, выходцы из Украины. Поэтому тем современным украинским ученым, которые, даже не делая попытки разобраться в исторической ситуации второй половины XVII в., в которой оказались киевские книжники, отрицают за Гизелем право на восхваление российской государственности, хотелось бы ответить словами украинского же историка Ю. Шереха. Он указал на мотивацию поступка Гизеля, Полоцкого, Прокоповича и др. По его мнению, «это было своего рода идеологическое движение (своерiдний iдеологiчний рух), стремление реализовать свой духовный потенциал в государстве, могущественном в военном и политическом отношении, но менее развитом в культурном»[90]90
  Шерех Ю. Москва. Малоросейка // Хрошка 2000. 1995. № 1. С. 168.


[Закрыть].

Об Иннокентии Гизеле до нас дошли довольно скудные данные. Первым, кто коротко рассказал о его жизни, был Св. Дмитрий Ростовский. Через два года после смерти Гизеля «он говорил в Лавре при годичной памяти его, 1685 г. февраля 24, похвальное слово ему»[91]91
  Болховттов Евгенш, митрополит. Вибраш пращ з кторп Киева. С. 362.


[Закрыть]. Иннокентий Гизель (Кгизель) родился около 1600 г. в польской Пруссии, городе Кенигсберге, в реформатской семье. Однако А.В. Карташев сообщает, что его протестантская семья жила в Украине[92]92
  См.: Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. С. 288.


[Закрыть]. Юношей он переселился в Киев и принял православие. В Киево-Печерской лавре Гизель был пострижен и стал монахом. Киевское духовенство в этот период выступило с инициативой посылки за границу для получения образования молодых людей, которые в последующем должны были защищать православие в диспутах с католиками и униатами. Молодых людей отобрал Петр Могила. Как сообщает митрополит Евгений, «в числе сих от него посыланных были славные наши ученые Сильвестр Косов, Тарасий Земка, Исаия Трофимович Козловский, Софроний Початский, Иннокентий Гизель и др.»[93]93
  Болховттов Евгенш, митрополит. Указ, праця. С. 159.


[Закрыть]

После возвращения на родину Гизель изучал богословие, историю и юриспруденцию во Львове. Хорошо знакомый с латино-польской образованностью, он становится преподавателем в основанной Петром Могилой Киевской коллегии, а с 1648 г. и ее ректором. В это же время он был игуменом сначала Дятловицкого, потом Киево-Братского, и затем Кирилловского и Николаевского монастырей. В 1656 г. Гизель был сделан архимандритом Киево-Печерской лавры и оставался им до своей смерти в 1683 г. Петр Могила, умирая, в 1647 г. завещал ему свой титул «благодетеля и попечителя киевских школ» и поручил надзор за Киевской коллегией. Иннокентий помогал своим товарищам в книгоиздательской деятельности. Так, он редактировал сочинения Лазаря Барановича, содействовал публикации книг А. Родивиловского, И. Галятовского и др.

Ученый с полным убеждением в правильности сделанного шага принял протекторат Москвы над православной Украиной. Вместе с Барановичем он уговаривал гетмана Дорошенко «склониться по-прежнему под державу и оборону его царского величества». Как отметил А.С. Лаппо-Данилевский, Гизель «надеялся на сень крыл орла московского» и называл Малороссию «блаженной», так как она «на отвращение бед и утоление скорбей» столь «благочестиваго премудраго монарха православно-российскаго над собою имеет». Гизель и другие киевские ученые, не располагая свободным временем, не выработали какой-либо теории применительно к быстро развивавшимся событиям второй половины XVII в. Они ограничивались довольно отрывочными замечаниями на характер политических отношений, который, по их мнению, желательно было бы установить между Украиной и ее соседями[94]94
  См.: Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 66, 65.


[Закрыть].