Текст книги "Тарас Балашов. Виртуальный любовник"

Планета-апельсин

Серый думал, что это будет выглядеть так, будто бы он заснул и проснулся: заснул в себе, а проснулся – в Тарасе. Так и Бурышев предполагал.

Все оказалось иначе, и немудрено, ведь это был первый в истории эксперимент, и никто, даже сам подколодный гений, не знал его деталей.

Серый очнулся нигде. Это была тьма, будто в катакомбах. Когда-то в юности, в то лето, когда он поступил в институт связи, который, впрочем, не закончил, отец премировал его поездкой к морю, в Одессу, и он был на экскурсии в катакомбах, и экскурсовод предложил посмотреть, как будет выглядеть настоящая тьма, и все погасили свечи…

И теперь была тьма. Истинная тьма, как в катакомбах. И тишина. Глубокая тишина, каменная, да, именно какая-то каменная, будто его залили бетоном, и во все стороны простирается глухой цементный камень.

И еще. Казалось, будто закончилось само время. Будто бы больше нет никакого движения реальности, потому что никогда не произойдет никаких событий…

Свет. Серый двинулся в сторону света, одновременно осознав, что может перемещаться в своем новом пространстве. Это казалось домом с узкими продолговатыми окнами. Нет, это глаза. Его несло к какому-то чудовищу, чьи огромные глаза светились впереди. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но будто бы упирался руками и ногами во что-то, пытаясь препятствовать этому движению, пока не понял, что оно неизбежно.

Глаза приближались, страшные, кровавые, с красными капиллярами, и вдруг он понял, что они вовсе не огромные, а это он сам маленький, и видит он эти глаза изнутри. Так вот в чем дело… Еще мгновение, и он плюхнулся в эти глаза, будто надев на лицо маску, и в руки влез, как в перчатки, и в ноги, как в охотничьи сапоги.

Он очнулся. Прямо над ним стоял человек в белом халате. Спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Это… – пробормотал Серый, с трудом овладевая чужими губами. – Я уже в нем?

Лекарь говорил голосом Бурышева, но Серый не узнавал его. Бурышев усмехнулся и достал из кармашка халата круглое зеркальце. В желтом кольце был Тарас Балашов с перекошенным, как от инсульта, лицом, узнанный лишь по кокетливой ямочке на подбородке.

– А он где? – спросил Серый.

– Там, – Бурышев указал зеркальцем в сторону, где стоял стол и большой черный компьютер. – Он там! – доктор подошел к столу и постучал ладошкой по системному блоку.

Серый приподнялся на локтях того, кто сидел в этом ящике, все же чувствуя, что эти массивные руки наливаются им самим.

– И надолго он там?

– Откуда мне знать? Я могу его просто «делит» – удалить. Но это будет убийство.

– Ну-ну.

– Что «ну-ну»? Удалить? Мне не хотелось бы.

– Не удаляй.

– Правильное решение. Он мне пригодится для экспериментов. Правда, еще не знаю каких.

В голове шумело, казалось, что там вращается, точно подогнанный под кость черепа, гладкий пластиковый шар. Будто планета, горячая, как солнце, и оранжевая, как апельсин.

Впрочем, это движение прошло, когда он увидел свое тело со стороны: жизнь, полная героизма и предательства, милосердия и насилия, благородства и лжи, – теперь лежала перед ним в образе пятифутового трупа. Или нет? Он пригляделся…

– Что такое? – чуть ли не ужасом воскликнул Серый. – Он дышит!

– Он живой, – невозмутимо ответил Бурышев. – Без разума, но кровообращение и прочее в порядке. А теперь отвернись. Я должен сделать ему инъекцию. Несколько кубиков воздуха в вену. Потом отвезем его и положим у тебя в берлоге…

– Я сам, – сказал Серый и попытался встать.

Его качнуло, он схватился за край кушетки и упал на пол. Прошептал:

– Что-то не то…

– Я все сделаю, – сказал Бурышев, помогая ему вновь взобраться на ложе своего второго рождения.

– У меня отнялись ноги! Я их не чувствую совсем, – с отчаянием воскликнул Тарас-Серый.

– У одной крысы такое было… – задумчиво проговорил Бурышев.

– И что с крысой?

– Она не умерла, – уклончиво ответил он.

– Она выздоровела? Совсем?

– Да. Но ей пришлось немного полежать в реанимации.

– Отменно! – сказал Серый, чувствуя, как в голове снова кружится шар.

– Я все сделаю сам. Отвезу тело. И укол, пожалуй, сделать надо будет уже там. Трупное окоченение, понимаешь. ли…

Это было последнее, что он слышал, всем своим существом утягиваясь в этот вращающийся огненный шар.

Глазами героя

В квартире на Соколе Серый очнулся уже окончательно, впервые за последние дни оставшись один. Он долго стоял перед зеркалом и рассматривал настоящего Тараса Балашова. Перед ним было другое лицо. Он не мог этого объяснить, но Тарас в зеркале, был не совсем тот Тарас, которого он видел раньше.

Оказывается, то, что мы видим, вообще – иллюзия, обман. Каждый человек видит мир по-своему. Бурышев был теперь немного другим, да и все лица, которые он знал – тоже. Включив телевизор, он обнаружил другого президента страны, других певцов, хотя имена у них были те же самые. Странно, что он не подумал тогда о Наталье, о том, что и она – цель всей этой операции – могла также выглядеть иначе в глазах этого нового человека…

Просто он был увлечен своими ощущениями, изучением самого себя. Не Влад, конечно, не футболист. Крепкие ноги: он на самом деле дружил с велосипедом. Лицо не смазливое, но мужественное и умное. Длинные музыкальные пальцы. Серому вдруг пришла в голову странная мысль. Он откинул крышку с пианино, доставшегося от прошлых жильцов, и просто забарабанил пальцами по клавишам. Получилась какая-то стройная мелодия. Интересно, что еще унаследовало это тело?

Медлить больше было нельзя. Влад уже наверняка узнал о его смерти. В этот самый момент он уже мог волочь Наталью в Измайлово, чтобы уверенно и спокойно, безо всяких там жалюзи…

Серый раскрыл компьютер и ответил на запрос Натальи, посланный через форму.

«Простите, что отозвался не сразу: был в отъезде. Вы вполне доходчиво объяснили произошедшее между нами недоразумение. Мне крайне неловко за грубость, которую я допустил к Вам, и я испытываю непреодолимое желание загладить свою вину. Например, бокалом хорошего вина в хорошем ресторане в самое хорошее (удобное для Вас) время. Не обращайте внимания на каламбур: оно само собой получилось. Что касается моей прозы… Вы меня просто в краску вгоняете. Неужели Вам, профессионалу, есть что о ней сказать? Так скажите же! Я в нетерпении жду.

Искренне Ваш и с глубоким почтением,

Тарас Балашов.»

Вечером пришел ответ:

«Вы не представляете, Тарас, с кем я сейчас сижу в кафе. С тем самым Вашим тезкой! Хочется улизнуть, да неудобно как-то.»

Серый отписал:

«Да бросьте Вы его, если он Вам так не нравится!»

Они переписывались весь вечер, пересекаясь, отвечая невпопад, не на те письма, просто взахлеб. Серый снял себя в новом облике мобильной камерой на вытянутой руке, как Волк из «Ну погоди!» и послал ей фото. Наталья сказала, что не может его посмотреть, сейчас, но тут же поедет домой и посмотрит.

Ждать пришлось около часа. Наталья написала:

«А вы мне нравитесь! У Вас умное, доброе, проницательное лицо. Теперь все встало на свои места. Именно таковым я и представляла автора столь сильных, тонких рассказов. Я уже дома.»

Серый сбросил ей свой мобильный и домашний. Наталья позвонила минут через десять, по домашнему. Они говорили чуть ли не всю ночь. Серый был на пределе осторожности, даже делал в ходе разговора пометки в распахнутом блокноте, как на совещании. Голос Натальи был звонким и счастливым. Знала бы она, с кем сейчас болтает и с кем договорилась встретиться завтра.

Другая

Серый выехал из дома, испытывая, впервые за множество лет, упоительное чувство безопасности. Это просто ехал какой-то человек на какой-то машине. Жил он в какой-то квартире, имеющей весьма отдаленную связь с Орловым Сергеем Васильевичем, по прозвищу Серый, который два дня назад покончил с собой.

Дел на сегодня было по горло, включая завершающий этап – встречу с женщиной, которую он любил всю жизнь. Заказать билеты можно было бы и интернетом, но тогда ему будет нечего вручить Владу.

Он взял билеты до Казани на ночной рейс, воспользовавшись настоящим паспортом Влада. Билеты, паспорт и деньги сложил в пакет, подбросил пакет на руке: весьма увесисто, как и сумма, которой он решил отблагодарить футболиста.

Домчался до Измайлова. Влад не реагировал на звонок в дверь, тогда Серый отомкнул своим ключом.

– Простите, – сказал он. – Меня предупредили, что вы можете и не открыть, поэтому дали ключ.

Серый просидел в машине, ожидая, пока Влад, уже переодевшись в дорогу, не вышел из дому: хотел убедиться, что с ним ничего не произойдет, и он благополучно отбудет в Казань. Его немного беспокоило, что тот пожелает завернуть к Наталье перед отбытием в небытие, либо и того хуже – передумает лететь и захочет остаться со своим чудесным капиталом в Москве.

Этого не произошло, слава Богу. Через час с небольшим довольно нервного ожидания он увидел, как Влад вышел из дома, огляделся и быстро кинул что-то в кусты. Ключи от квартиры, – с облегчением подумал Серый.

Затем его подопечный завернул в магазин и вышел с небольшим пакетом. Понятно: еда в дорогу. Еще не привык к своим новым возможностям, думает о высоких ценах в аэропорту. Остановившись прямо у ступеней магазина, Влад достал из пакета бутылку коньяку, свернул пробку и сделал несколько глотков. А ты, брат, оказывается, алкаш!

Вышел на дорогу и поймал машину. По движению его губ Серый прочитал: «В аэропорт Домодедово». Все равно двинул за ним: через Измайловский парк по Главной аллее, затем – по Шоссе Энтузиастов и Третьему кольцу, и оставил их только на Люблинской, когда уже стало ясно, что машина на самом деле движется в аэропорт. Кольцом и вернулся к себе на Сокол. Теперь квартира, которую он продал Тарасу Балашову, вновь принадлежала ему, и жил в ней, как и надо, Тарас Балашов.

Времени оставалось только, чтобы принять легкий душ и переодеться. Они уговорились встретиться на перекрестке, неподалеку от ее дома. Серый припарковал машину, едва втиснувшись между «Ауди» и стареньким «Фордом», который все же блистал новыми шинами. Открыв заднюю дверь, бережно взял с сиденья огромный букет роз.

Он чуть задержался в пробке. Наталья уже ждала у киоска, посматривая вдоль улицы, наивно полагая, что ее поклонник придет пешком, с автобусной остановки.

Он подошел, выглянув из-за ее спины и сразу протянул букет. Узнал он любовь всей своей жизни, скорее, интуитивно или даже чисто логически: женщина средних лет, стоящая в этой точке пространства, в этот час… Он даже вздрогнул, увидев это лицо.

Другая. Не хуже и не лучше. Только – другая женщина.

Они сидели в ресторане, пили инкерманское, Серый не выдержал и взял потом нормального вина. Он уже давно привык к образу жизни, который простые люди называют «шикарным».

Сбылось все, что он ожидал от этого вечера, как бы наблюдая со стороны первое свидание некоего мужчины и некой женщины, которые, допустим, познакомились по переписке. В какой-то момент он чуть было не прокололся, назвавшись владельцем автомастерских, именно вспомнив Влада. Но говорить о железнодорожных перевозках было бы еще глупее: тогда бы он вляпался в покойного Сергея Орлова, в самого себя.

Она исчезла за стеклянной дверью своего дома, бросив в его сторону воздушный поцелуй. Серый отъехал квартал и остановил машину. Почему-то его разобрал смех. Он смеялся, колотя ладонями по рулю, заглядывая в зеркальце заднего вида, где маячила умная физиономия Тараса Балашова, и смех разбирал его снова и снова. Вспомнилось гоголевское, из школьной программы: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!»

Он и сам не мог понять, над чем и почему смеется: это было, скорее, лишь неуправляемое выражение радости и счастья, потому что не раз за этот вечер, в каких-то особых поворотах лица и мимолетном свете он все же видел в этом новом образе ее – девчонку с двумя светлыми косичками цвета и сияния спелой луны. И время вдруг схлопнулось от и до, в один миг, будто бы не было всех этих лет, взлетов и падений, красного и черного, чужой крови и собственной пустоты.

Тарас из четвертой квартиры

На следующий вечер было второе свидание. Серый ожидал он Натальи какого-то особенного, неординарного поступка, но то, что она на самом деле выкинула, было более чем сюрпризом. Предложила ему поехать в Казань и встретиться с Владом.

Отказать он не мог: слишком хорошо ее знал. Наталья бы сразу отодвинула его, если не задвинула вообще. Все, что он мог в этой ситуации, это горячо поддержать решительную и бесстрашную, приняв ее сторону.

За ужином в одной из лучших гостиниц Казани, где Серый останавливался и раньше, он сыпанул ей в бокал снотворного. Вряд ли Наталья захотела бы среди ночи прийти к нему в гости, но предосторожность не повредит.

С Владом он применил способ уже испытанный на Тарасе Балашове: позвонил и сказал, что по воле покойного ему причитается еще большее вознаграждение.

– Я тот, кто приходил к вам в Москве, принес билет и деньги. Вы правильно догадались тогда, что я исполняю волю покойного. Найдено завещание, и ваше имя туда включено. Это дополнительное вознаграждение. Я адвокат, – добавил Серый, почувствовав сомнительное молчание Влада.

– Но почему среди ночи? – спросил Влад, полагая – и надо заметить – вполне справедливо, что его хотят убить.

Вернувшись в гостиницу, Серый приложил ухо к номеру Натальи. Тишина. Утром она встала, разумеется, с больной головой, что было, увы, неизбежным последствием действия берлидорма.

Пистолет он выбросил сразу, зашвырнул из окна машины в Верхний Кабан, проезжая по улице вплотную к воде, о чем поначалу пожалел, но, когда жена Влада пригрозила вызвать полицию, это чувство покинуло его. Он и так рисковал: машину по дороге могли остановить и обыскать в качестве профилактического контроля, чего не сделали по пути туда, но все же сделали на въезде в столицу: этой трассой обычно возили наркоту.

Когда Наталья позвала среди ночи к себе, Серый сидел возле ее постели и держал руку спящей, все еще продолжая сочинять сказку о себе и о ней. В этой сказке герой совершал подвиги, становился богатым и властным, возвращался к возлюбленной принцессе в новом качестве, но она снова и снова отвергала его. Сейчас, в этой ночи, он мог спокойно и властно осуществить свою мечту. Он прикоснулся к щеке спящей женщины, тронул ее упругую бородавку, похожую на жемчужный пирсинг, осторожно провел пальцем от виска до плеча. Наталья мурлыкнула и улыбнулась во сне.

Он вспомнил свою изначальную идею: хлопнуть в ладоши, зажечь свет… Это было бы просто самое обычное насилие. С таким же успехом он мог и десять лет назад, и пятнадцать – послать ребят, скрутить ее, доставить в свой антикварный подвал. Пусть и насилие, но это была бы Наталья – Наталья глазами его самого, Орлова Сергея, а не вовсе другая женщина, в мире другого человека. Сейчас же есть то, что есть: он – это именно другой человек, и распростерта перед ним – другая. Наталья новой жизни. Пусть будет так. Пусть будет теперь она. Только не сейчас, не в этой ситуации. Он не хотел пользоваться ее страхом: пусть она сама примет серьезное и глубоко обдуманное решение. Времени у них еще много – теперь целая жизнь. Так он думал у ее постели и даже не представлял, насколько ошибочными могут быть его мысли.

Позже, когда весь событийный круг завершился, он не раз вспоминал эту ночь, когда Наталья была на расстоянии вытянутой руки, фактически – полностью в его руках…

Развязка наступила гораздо скорее, чем он думал, и совершенно неожиданная для него. Наталья потребовала отвезти ее в Измайлово. Сама не знала, чего хочет, но Серый просчитал, что она рано или поздно найдет тот самый дом. И увидит надпись на стене.

Он вдруг понял, что все упирается в эти злосчастные буквы, которые там действительно были: он проверил, когда Влад обратил на это его внимание. Но они уже ехали. Вот будет весело, если они вместе обнаружат эту надпись…

Серый выжал сцепление. Машина сбросила скорость, он вырулил на обочину. Он газовал, как могло показаться со стороны – тщетно: машина не двигалась с места.

– Что-то с моей красавицей не то, – сказал он и вышел, беспомощно улыбнувшись Наталье.

Открыв капот, он нагнулся и сбросил с аккумулятора клемму. Захлопнул крышку.

– Так, – сказал Серый. – Придется вызывать эвакуатор.

Наталья отправилась на поиски одна. Едва «шестерка» частника, которую она остановила, скрылась из виду, Серый поставил клемму на место. Наталья могла заметить его, поэтому он помчался в объезд, через Ивановское.

Надпись не поддавалась. Он яростно тер кирпич ветошью, промокнув ее в бензине, добытым из собственной машины, проклиная себя за то, что пролетел мимо хозяйственного магазина, а ведь мог купить более едкий растворитель на ацетоне. Весь обрызгался и пропах бензином, когда сливал его из шланга в банку. Буква «Д» по-прежнему свисала свои ножки со строки… Вдруг за кустами замелькало сиреневое: Наталья шагала по двору. Серый метнулся за угол. Как она нашла столь быстро? Может быть просто начала с конца, сразу приехав сюда, на девятнадцатую? Он успел бросить последний взгляд на свою работу. Надпись, в принципе была неразборчива, правда, на кирпичах осталось темное, быстро испаряющееся на жаре пятно.

Стоя за углом с этой вонючей тряпкой, сам изрядно вонючий, Серый чувствовал себя каким-то нашкодившим школьником… А если Наталья заглянет за угол? Так и случилось, едва он подумал об этом.

Потом они сидели в кафе. Тарас-Серый на ходу придумывал историю, почему оказался здесь, но история не вязалась. Пусть был туманный намек на какое-то колдовство, с Натальей это должно пройти, ведь она верит во всю эту ерунду, пусть он сказал, что о колдовстве расскажет потом, подробно, но сейчас не готов, но главная неувязка была в том, почему у первого Тараса был паспорт с пропиской в этой квартире?

В какой-то момент своей торопливой отчаянной болтовни он увидел, что Наталья вовсе не слушает его. Она сидела, обхватив щеки ладонями и сама пустилась в размышления. Серый замолчал.

Он понимал, что пронес какую-то чушь, в которой сам уже запутался. Вот Тарас Балашов, писатель, чье тело он носил, как новый костюм, наверняка бы придумал какой-нибудь правдоподобный сюжет.

– О чем задумалась моя королева? – спросил он.

– О любви, – коротко ответила Наталья.

И тут она все рассказала ему. Она рассказала, что всю свою жизнь любила одного человека. Именно его – Серого, чей труп уже уложили в землю. Кого уже не вернуть – никак. Сколько же он нагородил всего: сколько потратил энергии, денег, убил двоих… Или троих, если считать свое собственное тело. Это, впрочем, не так важно. Главное, что признаться ей он в этом не может.

И в голове его вновь закрутилась огненная планета-апельсин. Безумие. Оно вдруг прорвалось из внутреннего мира во внешний. Он расхохотался столь громко, что прохожие, идущие мимо их столика, оглянулись. Встал, хохоча, попятился, прошел несколько шагов, крикнул ей:

– Тарас из четвертой квартиры дурак!

Сам не понимая, что делает, оттопырил уши и высунул язык, поднял руки вверх и помахал ладонями с блаженной улыбкой, но вдруг в зеркале за стойкой увидел себя, машущего ладонями, словно арлекин, и бросил руки на бедра, будто вообще отшвырнул их.

Все кончено. Все. Ничего больше не будет. Остается только сделать с этим телом то же самое, что и с тем. Он повернулся и пошел, не оглядываясь, уже больше не видя ее – ни Наталью новой жизни, ни девочку с двумя светлыми косичками цвета и сияния спелой луны. Наткнулся на свою машину за кустами акации, едва свою машину узнал. Она отозвалась знакомым писком. Значит, его. Сел и рванул ее с места, так, что резина закрутилась на этом месте, визжа. Ехал неведомо куда. Щелковское шоссе. Зачем-то свернул на кольцевую. Понесся по ней, в левом ряду, до пола выжав газ. Стрелка спидометра перевалила за двести. Вот так он и будет нестись, по кольцу бесконечно, пока не слетит с трассы и не найдет свою смерть в жухлой траве, в кривом дереве, в бетонном столбе.

Схлопнулось время. Закончилась история мальчишки с рабочей окраины, которого столь долго вела через жизнь его первая любовь.

Enter forever

Серый сидел на балконе отеля, перед ним ультрамариновой стеной стоял океан. Странным ему казалось, что и в этой новой жизни с ним множество тех же самых вещей, что были в России – вот эти шорты и майка, и тот же самый ноутбук, который, впрочем, давно пора заменить.

Для интернета было абсолютно безразлично, в какой части мировой паутины сидит муха. Он открыл ящик, куда не заглядывал уже несколько месяцев, ящик на Рамблере, с которого он писал Наталье, когда стал Тарасом Балашовым, теперь уж – навсегда. Где-то под снегом России гниют его бренные кости. Где-то в сетях частного института живет разум изначального Тараса. Где-то здесь, в столице архипелага, стоит сервер-анонимайзер, который принимает письма со всего мира и обезличивает их. Мог ли он подумать каких-нибудь полгода назад, отправляя Наталье первое письмо под личиной Тараса Балашова, именно через эти Сейшельские острова, что будет сидеть тут в отеле, в этом молодом крепком теле… Куда дальше? Для человека с деньгами и ясной головой место найдется везде. Можно купить небольшую виллу на этом берегу, пусть остров Маэ станет его резиденцией. Открыть какой-то бизнес, поскольку невозможно сидеть без дела. Например, он всегда мечтал строить яхты…

Серый лениво лазил по сети, набрал в поисковике «yacht», рассмотрел несколько моделей. Вышел на Прозу-ру, поставил на поиск «тарас балашов». На его странице не было никаких изменений, лишь появились новые отзывы, и читателей, разумеется, прибыло: теперь их количество перевалило за семь тысяч. Он ждал другого. Ведь где-то в недрах мощных компьютеров сидит освобожденный разум Тараса. Вполне возможно, что он выйдет в сеть и продолжит свое сентиментальное повествование…

Убедившись в том, что этого до сих пор не произошло, Серый прощелкал сеть далее: посмотрел странички Натальи на Байде и ФБуке, увидел, что вчера после полуночи по московскому времени она поговорила с тем-то, ее пригласили туда-то… Пора бы прекратить эту слежку, теперь уж совершенно бесполезную. Он удалил закладки, через которые выходил на ее страницы. Все это больше не нужно, не понадобится уже никогда, особенно ящик, где все еще красовалось веселое лицо Влада, человека, которому просто не повезло. Человека с футбольным мячом, вратаря и мечтателя. Ладно. Нечего тебе было по сети шататься, от живой жены.

Серый, теперь уже Тарас Балашов до конца своих дней, пока еще гражданин России, но житель Вселенной по сути, выбрал опцию «удалить ящик». В тот момент, когда он ударил по клавише ENTER, будто во всей его прошлой жизни раздался щелчок… «Согласны ли вы удалить?» Да, согласен. Удалить навсегда всю свою прошлую жизнь этим победоносным жестом.

Я мыслю, я существую, я есть. Миллионы окон распахнуты передо мной. Миллионы лиц, дважды миллионы глаз, машущих ресницами. Мысли и чувства этих людей. Их тайны, их письма и дневники. Я общаюсь с тысячами девушек, и они любят меня, думая, что когда-нибудь встретят живьем. Я демон сети, я забыл свое имя, теперь у меня много имен, как у древнего божества. Иногда я хулиганю и шалю. Я могу разбушеваться, как Фантомас, и люди получат сотни тысяч писем с просьбой о помощи или признанием в любви. Мой английский, конечно, желает лучшего… Когда-то мне казалось, что все это смерть, и я умер. Теперь я знаю, что все совершенно наоборот. Я – родился.