Текст книги "Тарас Балашов. Виртуальный любовник"

Слова на асфальте

Утром она заглянула в ящик, впрочем, без всякой надежды, и весь следующий день заглядывала каждый час, с надеждой крепнущей. Последний раз ловила письмо истинного героя перед самым сном: выгнулась, широко раскинув руки, уже собираясь выключить, уже потянулась стрелочкой мыши к кресту, как вдруг взгляд зацепил на новостной ленте знакомое имя… ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ПОЧТИ ОЛИГАРХА. Она кликнула, вызвав на экран всю статью. Человек, которого она знала с детства, был мертв.

«Сегодня ночью известный бизнесмен с сомнительным криминальным прошлым был найден в своем загородном особняке…»

Наталья вдруг услышала собственное сердце, как часто забилось оно.

– Это произошло, – прошептали ее губы. – Наконец-то, это произошло.

«Как способ самоубийства, так и наличие предсмертной записки не оставляют никакого сомнения. Но все же… Редакция позволяет себе пофантазировать, а главное – задать вопрос: ЗАЧЕМ человеку с немыслимыми для простого человека доходами, человеку, роскошной жизни которого мог бы позавидовать каждый, увольняться из этой самой жизни по собственному, так сказать, желанию?»

Может ли такое быть, что в этом виновата она? Тот, у которого было все и даже больше, чем все, отринул собственную жизнь потому, что в ней не было самого главного – любви? Выходит, что ей все же удалось освободить мир от чудовища!

«Есть версия, что это – хорошо замаскированное убийство. Как сообщил следователь Пилипенко, подключенный к расследованию, почерк предсмертной записки тщательно изучается…»

Наталья выключила комп. Первым делом она подумала о Сером как о символе, абстрактной медийной сущности, одном из тех, кто разрушил, разграбил страну.

– Флаг тебе в руки в твоем путешествии! – прошептала она с горькой усмешкой, когда забралась под одеяло, прижалась щекой к подушке…

Но сон не шел. Все-таки это был человек – не просто образ апокалипсиса. Одноклассник. Это был первый парень в ее жизни, который признался ей в любви.

Он был смешон, примитивен, она просто стыдилась, что воспылал к ней чувством именно он. Почему не Костя, не Юра, не кто-либо другой из умных, вдохновенных мальчишек, которые были интеллигентны, культурны, устремлены? Именно этот хулиганистый пацан, сын рабочего, прожженного алкаша. Вся его дальнейшая жизнь была как на ладони: завод, пьянство, семья. Если бы не дикие, немыслимые события в стране, благодаря которым такие как он и всплыли на поверхность.

Он ходил за нею по пятам, посылал записочки. В то время, как все остальные, в том числе, и она сама, влюблялись тайно, стыдились своих любовей, доверяли их исключительно близким друзьям и подругам, этот вышагивал по школе и окрестностям, будто бы с большим барабаном, гудел: я люблю Наташу Проценко! Люблю!

Он написал белой краской перед дверью ее подъезда, огромными печатными буквами: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, НАТАША!

Неслыханный поступок по тем временам. Это сейчас подобные надписи вошли в моду, потому что якобы свобода и стало МОЖНО. А тогда было – нельзя.

Серого – такова была его школьная кличка – вызвали на комитет. Инкриминировали порчу социалистического имущества, асфальта улицы. Нелепость ситуации заключалась в том, что Наталья была членом комитета комсомола школы.

Собрание выглядело, словно какая-то комедия. Правда, это сейчас так кажется, а тогда все было очень серьезно.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что твое поведение недопустимо? – звонким официальным голосом спросила секретарь комсомольской организации школы, молодая учительница физкультуры, как выяснилось спустя годы, по совместительству – девочка по вызову, но тогда, для них, авторитетная серьезная тетя, «железная леди».

– А чо я сделал? – нагло возразил Серый.

Ситуация была щекотливой: все знали, что невольным участником этой вопиющей истории была Наташа Проценко, член комитета, сидящая в президиуме собрания, тщетно стремящаяся спрятаться за графином.

На Серого давили со всех сторон, каждый выступающий обличал и клеймил, а он по-птичьи вертел головой и бесконечно повторял одно и то же:

– А чо я сделал?

В конце концов ему дали последнее слово. Он обвел аудиторию пустым взглядом и проговорил:

– Я не скрываю. Все знают, что я люблю эту девушку. Вот и написал на асфальте.

– На асфальте! – выкрикнул кто-то.

– Испортил нашу народную собственность! – подхватил другой.

Это был стеб, конечно, явно издевательские голоса, только притворявшиеся «правильными». Идиотизм ситуации заключался еще и в том, что все присутствующие, кроме, разве что, самой Натальи, были восхищены поступком Серого, но положение обязывало его заклеймить.

После этого случая Наталья люто возненавидела поклонника – за свой позор, за графин, в котором отражались ее красные щеки.

А он уже не давал ей прохода. Ждал после школы и молча шел за нею до самого дома. Провожал. Держался шагах в двадцати.

Однажды к ней пристали двое, обступили, стали щипать. Сейчас он вам покажет! – подумала Наталья, оглянувшись.

Ее паж и защитник стоял неподалеку у дерева и наблюдал за кошкой, которая терлась о кору. Наталья не сразу поняла, что он лишь делает вид, что не замечает происходящего. Вмешалась какая-то пожилая женщина, грубо растолкала обидчиков, стала стыдить на всю улицу, те решили поскорее убраться. Наталья двинулась дальше, низко опустив голову. Это было самое тяжелое разочарование на тот момент ее жизни. Серый пошел по улице опять, как ни в чем не бывало. Она оглядывалась, видела его нескладное отражение в лужах, ее душила обида. Она воображала его верным слугой, тайным своим рыцарем… Ведь она чуть было не сдалась. Уже была готова встретиться с ним и пойти в кино. А там берут за руку… Наталья круто развернулась, остановилась. Серый также остановился в трех шагах, почесывая одну ногу о другую.

– А ну, подойди, жалкий трус! – приказала Наталья.

Тот приблизился с обреченным лицом, словно ребенок в ожидании трепки.

– Не ходи больше за мной, ты!

– Наташенька, – загнусил Серый, и она почувствовала вдруг сильнейшую ярость.

Неожиданно (для себя самой) размахнулась и ударила его портфелем по лицу.

Больше он за ней не ходил и вообще как отрезал всякое общение, словно своим звучным шлепком наотмашь она вышибла из его головы всю любовь.

Это было в восьмом классе, а в девятом по школе поползли слухи о подвигах Серого. То тут, то там кого-то «наказали», «проучили» и тому подобное, и во всех случаях упоминался Серый, и был он, вроде как, предводителем тех, кто «наказывал» и «проучивал». И будто бы он, Серый, где-то на катке или в парке, в одиночку уложил двоих, троих, пятерых… И был наконец (это уже в десятом классе) городской турнир по карате, где Серый в кимоно бегал по стадиону и гонял какого-то верзилу, опрокидывал его на траву. Наталья недоумевала: почему же тогда он наблюдал за кошкой, притворялся, что наблюдает, не подлетел, быстрый, как молния, не спас ее от уличных хулиганов?

Второй загадкой было неожиданное преображение Серого: твердый и непоколебимый троечник, не дурак природный, но просто не желавший, по общему мнению, учиться, вдруг выбился в первую десятку по успеваемости и финальные экзамены сдал на четверки. Будто бы в его тело вселился какой-то другой разум…

Он по-прежнему не замечал ее, не смотрел в ее сторону, но на выпускном вечере неожиданно пригласил на танец и в этом танце признался в любви и позвал замуж. Наталья бросила руки, пошла по залу среди раскачивающихся пар. Он отыскал ее в коридоре, спросил:

– Никогда, Наташа?

– Никогда, Сережа! – ответила она, передразнивая его интонацию.

Прошли годы, мир немыслимо изменился. Наталья не ходила на встречи одноклассников, но порой слышала что-то о Сером: стал богатым и влиятельным, купается в роскоши, пьет народную кровь. Наталья порой доходила до крайнего положения: и квартиру у нее отобрали и чуть не убили при этом. Иногда она представляла: а какой могла быть ее жизнь, скажи она ему «ДА»? В самые тяжелые минуты малодушничала, думала: ну и дурой же я была!

Спустя тридцать лет после окончания школы она все же пошла на юбилейную встречу. Просто потому, говорила она себе, что тема одноклассников стала теперь модной, прекрасно понимая, что на самом деле загибается от одиночества и тоски.

Серый там был, более того: он и организовал, финансировал эту встречу, он и нашел всех через портал «Одноклассников», списался с каждым…

И все повторилось вновь. Он пригласил ее на танец и в тех же самых словах сказал, что любил ее всю жизнь и никогда не прекращал любить. И так же, как тогда, она бросила руки на бедра и пошла сквозь зал одного из лучших ресторанов Москвы. Нет, на сей раз он не подошел к ней и не спросил:

– Никогда, Наташа?

Они стали переписываться интернетом. Не стоило отвечать ему вообще, когда наутро после встречи он прислал письмо. Но одно обстоятельство не давало ей покоя. Она ввела данные Серого в программу ZET, и его гороскоп удивил ее, вернее, сочетание кругов двух натальных карт – его и ее. Согласно синастрической астрологии, этот мужчина и эта женщина идеально подходили друг другу.

Словом, с Серым у нее произошло то же самое, что потом с Тарасом Балашовым. Тарас был хорош, красив, она совпадала с ним во всем, понимала с полуслова, но звезды говорили «против». Серый был отвратителен, но звезды говорили «за».

Они довольно сухо расспрашивали друг друга о жизни, общих знакомых, одноклассниках, которые потерялись или ушли из жизни. Серый регулярно, ненавязчиво и коротко писал ей почти каждый день. Слово за слово, это потянулось и длилось недели, затем из мирной беседы переросло в ожесточенный спор, затем он начал требовал встречи, она отказывала, пока, наконец, уже в виртуальное пространство, снова не бросила свое «никогда»…

Это было больше полгода назад, с тех пор Серый не беспокоил ее, и вот теперь он мертв. Все его письма она удалила, но помнила из них целые цепочки слов.

«Ты смысл моей жизни. Не могу поверить, что тебя больше не встречу. Почему, почему?»

«Да чудовище ты! Динозавр. На тебе кровь старушек, которых утопили в ванной. Чтобы квартиры у них отобрать.»

«Да никого я не топил!»

«Не ты, так такие, как ты. Признайся, скольких ты заказал? Разорил? Или своими руками замочил, каратист!»

«Да что ты понимаешь! Такие как я подняли на новый уровень всю страну.»

«ЭТУ страну, как вы говорите.»

«Почему эту? Нашу!»

«Не смей говорить НАШУ! Она для тебя – ЭТА!»

«Ты увидишь много других стран, если будешь со мной. Ты будешь жить очень хорошо, ни в чем не будешь нуждаться.»

«Богач, я не люблю тебя… Помнишь у Пушкина?»

«Не помню… Но читал его, конечно.»

«Ты не имеешь права читать нашего Пушкина!»

«Я не смогу без тебя жить, Наташенька!»

«Так и не живи.»

Подобного рода шла перепалка, изо дня в день. Наталья обвиняла Серого в массовых убийствах. Именно такой ублюдок, как он, сначала вежливо предложил ей разменять родительскую квартиру в Потаповском переулке на самых выгодных условиях, а когда она отказалась, наслал на нее омон, и хрупкую женщину били головой о дверной косяк… Затем вежливый появился снова. Предложение остается в силе. Было это пятнадцать лет назад. Предложение было действительно выгодным, а упиралась Наталья только из желания сохранить стены, которые помнили мать и бабушку, стены, в которых стояла ее колыбель. Тогда она даже подумала о том, чтобы обратиться к Серому, но преодолела эту слабость. Вместо квартиры в центре она получила две в Зябликово, у самой кольцевой, и это решило ее материальные проблемы, поскольку одну из квартир она сразу сдала.

Она наконец заснула, и снилась ей школа, а наутро ей показалось, что за окном как-то по-особенному тихо, будто ночью выпал первый снег, но на дворе был июль, и природа молчания заключалось в том, что далекий голос этого человека умолк навсегда, голос, которого не было слышно, но который мог загудеть в любой момент, отчаянно и гнусаво:

– Наташенька, я люблю тебя!

Неужели ее слова: «Так и не живи» – возымели самое прямое действие? И что же ей теперь делать: радоваться, что освободила мир от одного из многочисленных пауков-убийц, или мучиться, обвиняя в убийстве себя саму?

Она проверила почту. Настоящий Тарас на ее послание не отозвался.

Растрескавшийся мир

На другой день было свидание. По пути Наталья прихватила газету и прочитала новости более подробно.

Это уже было написано профессиональным, а не интернетским языком. Суть повторялась, но были добавлены новые детали. Сергей Орлов по прозвищу Серый ввел себе десять кубиков воздуха в вену на правой руке. Все правильно: он и был левшой.

В бандитские годы во всю полосу непременно бы растянули выразительную фотографию трупа: выпученные глаза, свисающий шприц… Но этика нынешних времен таких вещей не допускала. Зато в правом нижнем уголке, завершая композицию разворота, уютно покоилось средневековое кресло для пыток, позиционированное, как коллекционный экспонат хозяина, но Наталья-то знала, как говорится, печенкой чувствовала, что Серый использовал этот инструмент по назначению, в своих мрачных играх гражданской войны девяностых.

«…одной из возможных причин столько кратко, но весомо поставленной точки, мы считаем некую тайную, до сих пор никем не озвученную неизлечимую болезнь, которой страдал Орлов. Однако, один из приближенных к покойному людей, доктор В.О.Бурышев, считающийся чем-то вроде домашнего врача, отказался обсуждать с нашим корреспондентом этот вопрос…»

Как раз на этих словах к столику подсел Тарас. Ложный Тарас, как теперь его мысленно называла Наталья. Едва поздоровавшись, он вперился глазами в газету. Вероятно, этот человек, как и многие люди его круга, был охоч до новостей, следил за жизнью звезд и с жадностью смотрел все эти фальшивые ток-шоу, где судятся, разводятся, ноют и заламывают руки. Наталью однажды пригласили на такое: за две тысячи рублей она должна была сыграть мать, которая, уйдя в длительное хиппачесвто, бросил своих детей. Ей даже показали этих выросших «детей» – облезлого молодого человека и девочку с красным лицом. Деньги ей были в те дни ой как нужны, но она вдруг зевнула посередине репетиции, встала и молча вышла из студии, и вообще перестала общаться с тем сокурсником, который, работая редактором на телевидении, чисто из милосердия, предложил ей эту роль…

Тарас меж тем развернул к себе газету и внимательно читал статью о смерти «почти олигарха», Наталья полюбопытствовала: чего ж его так привлекло? Ответ поразил ее:

– Человек все-таки…

Человек, ну и что? Допустим. Но почему парню, который пришел на свидание с женщиной, должно быть какое-то дело до «человека» из газеты? Из этого параллельного мира, которого вообще не существует?

В данном случае, этот параллельный пересекся с реальным, с ее миром… Но Тарас-то тут при чем? Ложный.

Тут она вспомнила о настоящем Тарасе, ей пришла в голову конкретная идея. Она спросила, сможет ли продвинутый автомеханик справиться с маленьким-маленьким мобильником?

– О, это проще простого! – воскликнул Тарас, заметно радуясь, что она его просит.

Каким жалким и ничтожным он показался ей в этот момент… Однако справился с задачей за несколько минут. Наталья, неуклюже манипулируя новым интерфейсом, вышла на свой ящик, и там висело письмо от Тараса Балашова. Настоящего.

Письмо было теплое, искреннее, обещало скорую встречу. Наталья ответила немедленно и весь вечер, не обращая внимания на своего спутника, переписывалась с ним.

В одном из писем Тарас послал ей свою фотографию. Увидеть через мобильный интернет она ее не могла, но ей очень не терпелось посмотреть. Она решительно прервала встречу с ложным, и тот отвез ее домой.

Сидела, нетерпеливо ерзала, пока грузился компьютер, открывалась почта. Вот он! Да, да! Безо всякого разочарования. Не кинематографический красавец, конечно, но умное, правильное, интеллигентное лицо. Она вдруг почувствовала, уже непонятно каким образом, прямую связь, точное слияние этого образа с рассказами, которые полюбила. И как только она могла ошибиться? Как могла поверить, что эти рассказы написал смазливый парнишка с футбольным мячом?

Она тут же написала Тарасу, тот немедленно отозвался и дал свои телефоны – городской и мобильный. Наталья позвонила по городскому, полагая, что разговор будет долгим. Так и вышло. Они проговорили всю ночь, а встретиться решили завтра.

Между прочим, узнала данные: дата, место рождения. Прижав трубку плечом к щеке, построила на мониторе его карту в первом приближении. Прогноз не обещал ничего хорошего: частичная совместимость в интиме, возможность иметь здоровых детей – только и всего. Она-то знала про себя, что не имеет возможности иметь никаких детей – ни больных, ни здоровых, а в интиме совместима с любым.

Что же это такое творится с древнейшей наукой? Уже три раза подряд звезды говорили неправду. Полное совпадение с Серым и пожизненная ненависть к нему. Виртуальная любовь к первому Тарасу при абсолютной несовместимости. И тут тоже – нарастающее чувство к новому мужчине, но карта говорит что-то невразумительное… Наталья впервые в жизни засомневалась в незыблемости великой науки, и это было началом пути к ее излечению.

Снился огромный часовой циферблат, чьи стрелки передвигал некий мужской образ, то один, то другой, то третий…

Едва она проснулась, позвонил ложный Тарас. Безо всякого колебания Наталья бросила ему свое коронное НИКОГДА.

Весь день она готовилась к свиданию с истинным, наконец, Тарасом. Сделала эпиляцию ног. Нет, она, конечно, категорически не собиралась ложиться с ним в первый же вечер, но есть у женщин такое свойство: по настоящему одетыми они чувствуют себя лишь тогда, когда на них хорошее нижнее белье.

Ее мучила одна небольшая загадка: почему-то Тарас назначил ей свидание не в центре, у какого-нибудь Пушкина-Гоголя, ни даже у метро, а прямо на углу ее улицы. Загадка-то вскорости разрешилась просто, но какое-то время ей было весьма тревожно: уж не захочет ли он сразу напроситься к ней в гости? Раз так, то она вынуждена будет отказать. Как-нибудь помягче: у нее де беспорядок и т. п.

Тарас Балашов появился ниоткуда, как бы просто возник в воздухе. Во всяком случае, он подошел не с той стороны, откуда она рассчитывала его увидеть. В руке он держал довольно-таки нескромный букет роз. Надо даже сказать: огромный букет. Наталья приняла цветы, чуть было на забормотав: ой, как это дорого, ну, зачем так тратиться и т. д. Внезапно ей показалось, что мужчина вздрогнул, заглянув в ее лицо, впрочем, это могло быть самой естественной реакцией, те несколько фотографий, которые она ему послала, представляли ее в самом выгодном свете и скрывали некоторые дефекты, а теперь ему пришлось иметь дело не с сетью, а с реальным миром. И еще у нее отлегло от сердца: в руках у Тараса больше ничего не было, никакой бутылки вина. Значит, напрашиваться в гости не собирается.

– Ну, а вы-то уж точно Тарас Балашов? – сказала Наталья, смеясь.

– Могу показать паспорт! – сказал Тарас и, быстрым жестом заведя руку за спину, вытащил из заднего кармана брюк красный прямоугольник.

Наталья взяла его в руки и глянула. Правда, Тарас Балашов.

– У того, первого, также был паспорт, – сказала она.

– Можете провести экзамен, – сказал Тарас. – Спросите меня чего-нибудь по рассказам. Заодно проверю, насколько внимательно вы их читали.

Наталья с удовольствием приняла игру и задала вопрос:

– В каком районе живет Тарас Балашов?

– В Измайлово! – весело выпалил Тарас. – Но только вы спрашиваете – о ком? Одноименный герой рассказов – да, он живет именно там. А вот их автор, то есть, я – всю жизнь прожил на Соколе. В Измайлово бывал, конечно.

– Ну, хорошо, – сказала Наталья. – А что написано на стене дома, где жил Тарас Балашов?

– Тарас из четвертой квартиры дурак.

– Точно. А какое животное…

– Кальмар! – выпалил Тарас, не дав ей договорить.

– Правильно. И последний вопрос. На чем ездит Тарас Балашов?

– На форде «Фокус» выпуска пятого года.

Он сказал это серьезно и весомо, но Наталья не помнила никакого «Фокуса». Она мысленно пробежалась по милым сердцу страничкам: нет, о машине вообще не было ни слова. Что же это происходит – опять?

– Тарас Балашов ездит на велосипеде, – с грустью сказала она, делая движение букетом, словно собираясь вернуть его. – У него нет машины!

– Зато она есть у меня, – с мягкой улыбкой сказал Тарас, плавно возвращая букет на его положенное место в пространстве.

Оба вдруг громко засмеялись.

– Вот она, моя красавица! – воскликнул он, указав ладонью через плечо. – Темно-синий «Фокус», который с блеском, – добавил он, заметив, что Наталья рыщет глазами.

И правда: одна из машин, припаркованных у тротуара, была густо-синей и поймала одномоментно солнечный зайчик исподом зеркальца.

Так вот почему на углу, а не у какого-нибудь памятника… Какая же она дура! Ведь нетрудно догадаться, почему мужчина назначает свидание в таком месте.

Да ему вовсе и не надо напрашиваться в гости, – подумала она, усевшись в упругое кресло, которое хозяин машины немедленно подрегулировал каким-то рычажком, будто подгоняя ей костюм по фигуре.

Тронулись. Поехали проспектом.

– Выходит, вы все это написали не о себе… – грустно вздохнула Наталья.

– Нет, конечно! Просто фантазия. Я хотел стать писателем, пробовал, как говорится, перо. Теперь передумал.

Такой поворот озадачил ее. Она вдруг подумала: а кто ее заинтересовал – писатель или человек, который умеет столь нежно любить? Если вся эта история вымышлена, если образ, в который она влюблена – всего лишь фантазия писателя, этого крепкого, не слишком красивого, но успешного, уверенного в себе мужчины… И значит, того, нежного и трогательного Тараса Балашова, который страдал о покинувшей его любви, – просто вообще не существует на свете!

Пробок на улицах не было, словно по какому-то волшебству.

– Надо же, рассосалось! – сказал Тарас. – Когда ехал к вам, казалось, что все на моем пути хотели меня подрезать.

– Это старый закон бутерброда, – сказала Наталья. – Если надо, то не получается.

– Я думаю, что пространство-время – это вообще что-то неравномерное. Будто бы отдельные его места заполнены водой.

Наталья не отреагировала на эту странную мысль, и Тарас продолжал:

– Где-то похоже на болото, и может затянуть насмерть. А сейчас, – он взмахнул ладонью, указывая на пустой широкий проспект, – мы будто идем лугом, а в спину дует попутный ветер.

Машина резко свернула в переулок и затормозила.

– Вот в этом ресторанчике и посидим, – сказал Тарас, дергая какой-то рычаг, – если, конечно, не возражаете.

– А там есть инкерманское красное? – спросила Наталья.

– Разумеется.

– А откуда вы знаете, – она нахмурилась, – что я люблю именно это вино?

– Вовсе я этого не знаю, – сказал Тарас. – Просто в этом заведении есть – всё!

На какие-то секунды к Наталье вернулось подозрение: а не заговор ли это? Каких-то странных мужчин…

– Возьмите свой букет с собой, – сказал, чуть ли не «распорядился» Тарас.

– Зачем? – не поняла Наталья.

– Поставим его там в воду.

– Ах, да, конечно! Какая же я… – «глупенькая», мысленно добавила она, и в этот момент все ее туманные соображения в стиле теории заговора развеялись.

Они сидели в мягких бордовых креслах, два официанта чутко и споро ухаживали за ними, в зале больше никого не было, поскольку ресторан этот оказался весьма дорогим. (Едва войдя, Наталья обратила внимание на выставку вин: от цен на эти вина у нее, что называется, глаза полезли на лоб.)

Цветы были устроены на столе, в огромной пурпурной вазе, чуть ли не на самом краю их поставил официант, чтобы гости хорошо видели друг друга…

Выпили, чокнувшись за знакомство: конечно же, инкерманского красного, правда, Тарас взял с нее слово, что вторая бутылка будет гораздо лучше, прямо с того самого стенда.

– А кем вы работаете, Тарас? – не без оснований поинтересовалась Наталья.

– Простым российским бизнесменом. В писательстве я только лишь попробовал себя. Понял, что могу…

– О да, еще как можете!

– Увы, прожить писательством невозможно.

– Вы совершенно правы.

– Поскольку талантливый человек – он и во всем талантлив, а я себя не без ложной скромности таковым как раз считаю, то и решил я заняться бизнесом, и довольно-таки скоро достиг на этом поприще успеха.

Сказано это было с такой витиеватой простотой, что Наталья подумала: а не закончил ли этот человек курсы риторики или что-то в это роде?

– Что у вас за бизнес – не спрашиваю.

– Почему, позвольте узнать?

– Как-то не принято об этом говорить.

– Это несколько устаревшие взгляды, – сказал Тарас. – Где-то из той эпохи, когда бизнесмен обязательно значило бандит.

– Тогда спрошу. Итак. Чем вы занимаетесь, если можете позволить себе пить такое дорогое вино? (Уже была принесена вторая бутылка, десятикратно дороже инкерманского.)

– У меня несколько автомастерских в Москве.

Наталья вдруг почувствовала, что реальность как-то напрягается и колеблется, будто все окружающее не настоящий мир, а его отражение в некоем озере, куда только что бросили камень.

– Вот чудеса! – сказала она, чувствуя на собственном лице какое-то неприятное выражение. – Ложный Тарас как раз и работает автомехаником в мастерской.

Настоящий пожал плечами:

– Вряд ли это моя мастерская.

– Рядом с платформой Окружной.

– Нет, и близко нет… Наталья! – голос Тарас вдруг стал твердым, суровым. – Давайте заключим соглашение. Не будем больше говорить об этом ложном Тарасе.

– Я говорю о том, о чем желаю, – ответила Наталья, понимая, что назревает первая легкая ссора.

Тарас вдруг рассмеялся. Он тоже это понял и решил пресечь ее в самом начале.

– Тогда говорите о том, о чем желаете, сколько угодно. Просто мужчины вообще не любят, когда с ними говорят о других мужчинах.

Наталья рассмеялась ответно, и у нее отлегло от сердца, потому никаких ссор с этим человеком она и сама не желала.

– Женщины тоже такие!

– Я это прекрасно понимаю, поэтому не собираюсь говорить с вами о каких-либо других женщинах, кроме вас самой. Кроме тебя! – он вдруг накрыл ее руку своей, и она не сразу освободила ее. Он продолжал: – Это предложение с моей стороны. Легче и свободнее общаться на ТЫ.

– Я согласна. Тем более, что все равно рано или поздно перейдем на ТЫ. А вообще-то, Тарас, ты и так достаточно наговорил со мной о других женщинах.

– Ты меня с кем то путаешь?

– Я не о том. Просто начиталась. В твоей прозе полно всяких женщин.

– Вроде бы, там одна героиня.

– Да нет, есть и другие, они как будто стоят за ширмой и дожидаются очереди, чтобы выйти на сцену.

– Неужели? – сказал Тарас, в порядке шутки оглянувшись по сторонам. – Нас ведь в этом зале вообще двое – ты да я. Пусть и в речах наших не будет каких-то других, ладно?

Так они проговорили весь вечер, пока им не дали понять, что ресторан закрывается. Наталья бережно взяла букет и отряхнула его от капель воды. Тарас отвез ее домой. Улицы были темны и пустынны, дорога заняла всего несколько минут. Как же это все-таки здорово, когда у мужчины есть машина. Наталья прошла сквозь стеклянную дверь подъезда, бросив на прощанье воздушный поцелуй своему новому другу. Машина тут же тронулась, помигав огоньками. Конечно, он не сразу принял ее лицо, был неприятно поражен, увидев ее папилломы в уголках глаз, которые не отобразились на фото, сделанном веб-камерой, но привыкнет, как и все другие, а удалять их она не будет ни за что: это ее тело, ее судьба, и она не позволит свою судьбу – кромсать.