Текст книги "Личный колдун президента"

Глава 10

Славельградская область, Китежский район, деревня Кистенёвка

Работы по проведению деревни Кистенёвки в жилой вид велись под присмотром опытного в этих делах Соломона Хайкина и не требовали от меня ничего, кроме финансирования и молчаливого одобрения. По местной моде строились деревянные дома, что поначалу вызывало недоумение. Ведь дерево, это материал для крестьянских хижин, а обеспеченный человек должен иметь крепкое каменное жилище. Не обязательно мрамор и полированный гранит, но хотя бы тёсаный известняк или пилёный ракушечник, облагороженные штукатуркой.

Здесь же наоборот, каменные дворцы новой постройки считаются образцами пошлого вкуса и показателем дурных манер, зато ценятся так называемые «терема» из кедра или лиственницы. И обязательно баня из липовых брёвен.

Баня, это избушка для омовений и прочих водных процедур, и совсем не похожа на имперские термы. Нет бассейнов с прохладной и тёплой водой – в русском банном искусстве не признают полутона и полумеры.

Вот и сейчас мы сидим, завернувшись в простыни, и ведём неспешный разговор под приличное холодное пиво. Тоже, кстати, традиция – баня без пива считается напрасной тратой времени.

Соломон, кивая на запотевший металлический бочонок, объяснил непонятливым чужеземцам:

– Вино здесь нельзя пить, понимаете? С вином целебное воздействие бани меняется на прямо противоположное! Вот водочки можно, но немного и не сразу. Домой придём, и уже тогда…

Домом Хайкин называет наскоро отремонтированную развалюху из двух комнат, где одну занимает принцесса Илия, а во второй расположились мы с Мозесом. Жильё и выбрали из-за уцелевшей и не сгнившей окончательно бани.

– Вино есть благородный напиток, а пиво для простолюдинов, – сотник сосредоточенно чистит здоровенную вяленую рыбину, поэтому говорит ни к кому конкретно не обращаясь. – Вкусно, но не благородно.

Я не стал спорить, но про себя посмеялся – Мозес стал бароном сравнительно недавно, и у него ещё не прошло болезненное любование титулом. Аристократы из старых фамилий на такие условности внимания не обращают, если они настоящие аристократы. Мне, например, не зазорно выпить пива или пообедать в дешёвом припортовом кабаке. Если там кормят вкусно или хотя бы съедобно, то чести это не умаляет.

Соломон пожал плечами:

– Можешь не пить, я не настаиваю.

Он выбрал с тарелки кусочек окорока пожирнее и собрался ещё что-то сказать, но распахнувшаяся дверь помешала это сделать.

Заглянувший в предбанник десятник Жигимонт Круль доложил:

– Принцесса Илия просит вас подойти, граф, – но под укоризненным взглядом Мозеса тут же поправился. – Владимир Владимирович, Илия просила вас срочно подойти на пасеку.

Да, забыл сказать, что тех пчёл в деревне Бешенцево мы тогда купили. Все сорок два улья и к ним в придачу множество мелочей, целиком занявших немаленький сарай. И уже вторую неделю принцесса Илия осваивала науку пчеловодства, объявив это естественной привилегией наследницы престола.

– Что там случилось, Жигимонт?

Десятник сделал неопределённый жест:

– Она попросила поторопиться и обещала всё объяснить на месте.

Да что тут торопиться? Три минуты неспешным шагом. Одеваться дольше будем.

Правда, Соломон категорически заявил:

– Я к пчёлам не пойду. Мёд одобряю, но предпочитаю его в готовом виде.

Мы не стали настаивать. Не хочет идти, так и не нужно. Только я подозреваю, что дело не в пчёлах, а в большом копчёном окороке, который Хайкин намеревается съесть в отсутствие посторонних глаз. У него какой-то особенный благочестивый религиозный обет, связанный с обязательством не есть свинину при свидетелях. Не будем мешать человеку зарабатывать божественную благодать.

От бани до пасеки триста с небольшим метров в местных единицах измерения, но гул раздражённых насекомых слышен едва ли не с половины расстояния. Мозес с опаской поглядывает по сторонам и заранее намечает пути отступления.

Шепчет елё слышно:

– Граф, ты точно уверен, что они меня не сожрут?

– Уверен, – говорю я без тени сомнения, хотя на самом деле не могу и не хочу давать гарантии. – Но на всякий случай активируй амулеты с защитными куполами.

– Сразу несколько штук? – Мозес остановился и посмотрел с удивлением. – Стандартный купол выдерживает обстрел крепостными баллистами, а усовершенствованный отражает взгляд пяти василисков одновременно.

– Можешь не активировать.

И в самом деле, инстинкт самосохранения должен включаться автоматически, и если человек напрашивается на неприятности, то не буду его отговаривать. Меня пчёлы не тронут – в их жужжании не слышу адресно направленной агрессии. Есть насторожённая доброжелательность и едва различимая робкая просьба о помощи. Что опять у них приключилось? Если снова нужно разгонять облака и продлевать цветение липы ещё на неделю, то плюну и уйду. Не насекомые, а попрошайки какие-то! Любители халявы…

Принцесса Илия встретила нас вопросом:

– Никто сегодня порталы не строил?

– Вроде бы нет, а что?

– Представляете, какой-то мудак соорудил портал сразу на трёх ульях!

– Это нехорошее слово!

– А хороших слов у меня нет! Туда пчёл затянуло!

– С трёх ульев?

– С трёх затянуло, а ещё восемь атаковали сами. Как же я теперь без лётной пчелы? Мёд собирать некому…

Дворец Мальмезон. Бывший загородный дом императора Ермия Неистового.

– Давайте.

Герцог Блумфонтейн махнул рукой, давая сигнал к началу ритуала построения портала в другой мир, и одним глотком осушил большой кубок выдержанного лигурийского вина. Претендента на пустующий трон Империи трясло от смешанного со страхом предвкушения.

Страх от того, что переход между мирами открывали не поднаторевшие в этом деле братья из Ордена Последней Надежды, а чудом сохранившиеся маги, которым в иных обстоятельствах не доверили бы зачаровывать от мышей деревенские амбары. Но других нет и не будет – сам постарался, чтобы уничтожить любого одарённого. И спохватился слишком поздно – теперь магия в руках святош, только их помощь обходится дорого. Так дорого, что лучше рискнуть и обойтись своими силами.

Ну а предвкушение понятно и объяснимо – портал откроется в нескольких шагах от единственной наследницы императора Ермия, и удар меча легко устранит досадную помеху на пути к трону. Прошлая попытка не удалась, и на этот раз герцог решил лично шагнуть в иной мир, чтобы собственноручно закрыть вопрос. Ведь ещё древние говорили: – «Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо? Сделай сам!»

– Осторожнее, свиньи! – Блумфонтейн промокнул перчаткой попавшую на лицо каплю жертвенной крови. – Если ритуал пойдёт неправильно, то…

Многозначительная пауза страшнее угроз и обещаний жестоко покарать. В молчании повелителя каждый видит и проецирует на себя собственные ужасы, а услужливое воображение делает их ещё страшнее.

– Ваша светлость, – пожилой маг со свежим рубцом от удара плетью на лице едва сдержал желание бросить всё и упасть на колени. – Ещё восемьдесят четыре…

– Меня не интересуют подробности! Я жду результат!

– Да, ваша светлость, – низко поклонился маг, и прикрикнул на помощников. – Пошевеливайтесь, уроды!

Впрочем, крики ничего не могут ускорить – в ритуале важно каждое движение, а спешка может только навредить. Вот в прошлый раз кровь жертв не успела впитаться в алтарь и плеснула через край, залив свечи на лучах пентаграммы. Теперь западное крыло дворца Мальмезон наглухо заколочено из-за прорвавшихся из неизвестной реальности ядовитых слизней.

– Кругом одни идиоты, – сам с собой разговаривал Блумфонтейн. – Как будто я не знаю количество жертв.

Да, сегодня герцог расщедрился и отправил на алтарь людей. Прошлые попытки провалились из-за принесённых в жертву орков, так что лучше перестать экономить на мелочах. Полторы сотни человек, это ведь мелочи, правда?

После сотой жертвы ярче вспыхнули чёрные свечи на лучах пентаграммы, а чуть в стороне от алтаря появилась изумрудная точка, увеличивающаяся с каждым ударом каменного ритуального ножа. На ста двадцати будущий портал вырос до половины человеческого роста. Сто тридцать… по мерцающему овалу пробежала лёгкая рябь, и запахло мёдом и горячим воском. Сто сорок… портал перестал рябить, но окутался сизым дымком. Сто пятидесятая жертва… переход между мирами зажужжал и выбросил тучу мечтающих о мести пчёл.

– Убейте их! – герцог Блумфонтейн требовательно посмотрел на старого мага. – Ты меня слышишь, червяк?

Тот сжался в ожидании удара и запустил в атакующих пчёл сверкающий сгусток «огненного дыхания». Но привычное заклинание, много веков с успехом используемое для борьбы с воздушными целями, не сработало – насекомые не только остались в живых, но даже получили заряд бодрости и дополнительной злости.

– Бегите, ваша светлость! – закричал маг, закрывая собой повелителя. – Они из мира без магии!

Сбитый с ног Блумфонтейн сдавлено хрюкнул и на четвереньках пополз к выходу, каждое мгновение ожидая смертельный укус. Ведь всем известно – в мире без магии живут чрезвычайно опасные существа, убивающие одним лишь прикосновением. Даже вид их страшно вредит здоровью. Так что бежать! Скорее бежать отсюда! Как можно быстрее и как можно дальше.

Бум… старый маг свалился на спину повелителя и судорожно вцепился герцогу в волосы. И тут же в туго обтянутую бархатными шоссами светлейшую задницу впилась пара пчёл.

– А-а-а!!! – громкий вопль Блумфонтейа отразился от мрачных стен Мальмезона и сшиб ворвавшихся на шут телохранителей. – Убейте их!

Герцог взбрыкивал задницей как норовистый рысак, но сбросить седока так и не смог – оцепеневший от ужаса маг держался крепко, хотя то и дело вздрагивал от пчелиных укусов. Зато появление герцогских телохранителей было благосклонно воспринято злющими насекомыми, с азартом атаковавшими новые цели.

– Сколько же их… – прохрипел Блумфонтейн, в прыжке головой выбивая затейливый цветной витраж. – Убейте всех…

Этот приказ было проще отдать, чем выполнить. Что могут сделать мечи воинов с мелкими полосатыми убийцами? Разве что из милосердия добить очередную жертву озлобленных насекомых. Правда, в таком случае пришлось бы перерезать всех. Или герцог Блумфонтейн именно это и подразумевал?

Но пчёлы не оставили времени на раздумье, и скоро дворец Мальмезон полностью опустел. Исчезли даже привидения из подвалов и почему-то пропали двенадцать бочек драгоценного ирилийского креплёного вина. Впрочем, чуть позже этот божественный напиток появился на аукционах вольного города Кракенвилля, но то была уже другая история.

А через полчаса после бегства из дворца герцог Блумфонтейн лежал на простом набитом старым сеном тюфяке в доме деревенского старосты, и с тревогой прислушивался к состоянию организма, опасаясь появления тревожных симптомов. Ведь признаки поражения тварями из безмагического мира проявляются не сразу, и если не принять определённые меры, то яд этих существ убивает неотвратимо и мучительно.

Впрочем, называть их безмагическими тварями не совсем правильно – магию они очень даже ценят и уважают. Правда, исключительно в качестве пикантной приправы к вкусной и здоровой пище. Отродья тьмы (да проклянут их тёмные боги) прорывались во внешний мир редко, но в каждое своё появление оставляли отметку в памяти целых поколения. Простецы даже отсчёт времени вели от такого важного и запоминающегося события.

– Ваша светлость, – деревенский староста с решительностью самоубийцы заглянул в дверь. – Там эта… привели её, значицца… Оприходовать её самолично изволите, или как? Мы бы завсегда, только вот как же… Оно же колдунство требуецца. Магически оприходовать, сталбыть!

Прозвучало двусмысленно. Вообще-то процесс принесения ведьмы в жертву практически ничем не отличается от… хм… Но это именно жертвоприношение, и никак иначе!

– Следи за языком, смерд!

Староста высунул упомянутый орган, тщетно пытаясь его разглядеть, и после неудачи согнулся в поклоне:

– Да, ваша светлость.

– Что да?

– Всё да! Что изволите, то и да.

– Пошёл вон, дурак.

– Да, ваша светлость. А ведьму того? В смысле, этого?

Герцог тяжело вздохнул и с трудом подавил желание лично отсечь глупую голову смерда. Только прикрикнул:

– Поди прочь!

– А ведьма? – не унимался староста.

– Пусть будет наготове.

Да, существовало противоядие от тварей из безмагического мира – нужно лишь предоставить им более-менее равноценную замену. Правда, главное неудобство этого метода заключается в том, что перенаправлять порчу на новую жертву следует исключительно естественным путём. Ну а что может быть естественнее… хм… Только вот единственной магически одарённой женщиной в деревне оказалась почти столетняя старуха, охотно согласившаяся принять на себя порчу в обмен на нехитрые, но давным-давно позабытые её действия.

А ещё через час в доме старосты появился опухший от укусов герцогский старший телохранитель:

– Мы выполнили ваше приказание, милорд!

– Какое?

– Вы приказали всех убить, милорд!

Блумфонтейн с видимым облегчением выдохнул:

– Уничтожили всех жужжащих тварей?

– Их тоже, милорд!

– В каком смысле «тоже»?

– В прямом. Вы сказали всех, вот мы всех и того…

– Болваны, – герцог понял, что остался без магов и лакеев, но сил на злость уже не осталось. – Из-за тварей кто-нибудь умер?

– Нет, милорд. Все гвардейцы сильно опухли и чешутся, но пока живы. Исправить оплошность, милорд?

Перспектива остаться без телохранителей Блумфонтейна не устраивала, и он поспешил отослать инициативного дурака:

– Приказываю всем отдыхать. Пусть староста пошлёт кого-нибудь для приборки в Мальмезоне.

– И похороны ещё…

– Да, похороны тоже. И ведьму гоните прочь!

– Будет сделано, милорд!

Получивший указания староста улыбнулся старухе:

– Твоё счастье, Гамелия! Стало быть, поживёшь ещё, покоптишь небо.

Ведьма пренебрежительно скривила беззубый рот:

– Понимал бы что в счастье, дурень… Всё равно не сегодня-завтра помирать, и думала хоть напоследок… Тьфу ты, бестолочь!

– Не заговаривайся, старая!

– Прокляну.

– Кол осиновый проклянёшь, ведьма.

– Жене своей колом грози, огрызок неумытый. Да и не нужен тебе больше тот кол, – старуха хитро прищурилась. – Показать кому сможешь, а грозить уже нет. Без надобности.

Деревня Кистенёвка. Вечер того же дня.

Наконец-то я разобрался с терминами «везение» и «повезло». Это примерно то же самое, что «удача» и «посчастливилось», но обозначаемый данными словами процесс получения материальных и моральных выгод более растянут во времени. Или кратковременно, но часто. На постоянной основе, так сказать.

А ещё везение, в отличие от удачливости, не имеет побочных эффектов. Как бы это попроще объяснить… Вот представьте, что вы нашли горшок с золотыми монетами. Удача? Несомненно! Но при попытке разменять золото на серебряную мелочь вас обвинили в краже и в лучшем случае выставили пинком голого и босого. Удача?

Ладно, пусть никто не обвинял и размен прошёл благополучно. Зато трактирщик или меняла за долю малую поделились знанием с лихими людьми, и в ближайшей подворотне вам проломили голову или перерезали глотку. Тоже удача?

При везении такого нет. Горшка с золотом не будет, зато могут вернуть давным-давно позабытый долг, а в ближайшей харчевне предоставят огромную скидку на ближайшую пару лет. Удача? Нет, не она – для удачи слишком мелочно. Но это и есть то самое везение.

Кстати, оно же оберегает от неприятностей, причём как крупных, так и мелких: птички гадят мимо вашей шляпы, сломанное грозой дерево падает не задев вашу машину, бабка-соседка этажом выше вспоминает про незакрытый кран в ванной… и многое другое, чаще всего никогда не замечаемое.

И самое интересное – существует теория, что везение есть величина конечная. То есть, является величиной постоянной и, грубо говоря, подчиняется закону сохранения энергии. Помните из учебника про где-то там убыло и где-то там прибыло? Вот это оно и есть. Кстати, найденный в интернете учебник и подтолкнул меня к мысли провести сегодняшний эксперимент. Да и открытие неизвестного портала, в котором пропали три пчелиных семьи, тоже насторожило. Не думаю, будто кто-то открывал его с добрыми намерениями.

Хочу себя обезопасить. Вернее, не только себя, но и всех остальных, включая десяток неизвестно откуда появившихся в Кистенёвке котов. Сам принцип повышения везучести понятен, и единственной проблемой является избыточная мощность заклинания. Никак не получается накрыть деревню. И даже область. И даже европейскую часть России. Кое-как втискиваюсь в существующие границы страны, да и то верхний предел купола вылезает далеко за стратосферу.

А куда деваться? Придётся работать так…

Поехали!

«Московский комсомолец»

Выяснились обстоятельства гибели иностранца в супермаркете на Алтуфьевском шоссе. По сообщениям представителя правоохранительных органов, гражданин Нидерландов ливийского происхождения поскользнулся на упавшей на пол мороженой креветке и ударился головой о холодильный ларь с морепродуктами. Поспешивший на помощь охранник магазина обнаружил на пострадавшем пояс шахида, после чего вызвал «скорую» и сапёров.

Ведётся следствие.»

Глава 11

– Ну что, Лёша, готово?

– Так точно, Антон Николаевич, – Семистрельный выключил камеру, запечатлевшую полёты командира экипажа по жилому отсеку верхом на пылесосе. – С этим роликом вы станете звездой «Одноклассников».

– Не такой уж я и старый, чтобы в «Одноклассниках» сидеть, – рассмеялся полковник Шкафчиков. – «Вконтакте» выложу.

– Тот ещё отстой.

– А ты не умничай, стажёр. К выходу в открытый космос готов?

– Как пионэр, Антон Николаевич!

– Ты, Лёша, откуда пионеров помнишь?

– Генетическая память.

– Ну-ну, пионэр…

Космонавт-испытатель Алексей Семистрельный в силу возраста ещё не получил право именоваться с отчеством. И вообще он был самым молодым в интернациональном экипаже станции – всего тридцать два года. Командиру, полковнику Шкафчикову, почти сорок пять, двум французам по полтиннику точно, англичанка чуть ли не Черчиллю ровесница, а у американского астронавта неизвестной половой принадлежности возраст не определяется даже по документам. Но где-то в районе от сорока до семидесяти.

Явная молодость служила для Лёхи причиной множества дополнительных обязанностей, выполняемых им бесплатно, что для иностранцев являлось предметом тягостного недоумения. Образованные французы даже вспомнили про знаменитую когда-то в русской армии «dead off china» и намекали на китайское влияние.

Семистрельный только посмеивался и с охотой перенимал богатый опыт командира, сопровождающийся наглядными практическими занятиями. Тем более, сегодня предстояло решить очень интересную задачу, над которой уже четверо суток ломал голову не только экипаж МКС, но и специалисты внизу. Дело в том, что никак не хотевшая раскрываться антенна экспериментального радиотелескопа несколько дней с пугающей регулярностью преподносит сюрпризы – отказывается работать в штатном режиме, но при пролёте над территорией России вдруг откликается на подвисшие команды и выполняет новые. После пролёта над РФ всё возвращается на круги своя.

– Ты, Лёша, ничего там особо не трогай, – полковник затолкал пылесос на место. – Аппаратура сложная, ремонту молотком поддаётся с трудом. Если что непонятно, да и чёрт с ним, с этим телескопом.

– Вы уже это говорили, Антон Николаевич, – кивнул Семистрельный.

– От повторения никакого вреда, кроме пользы, – командир сделал строгое выражение лица. – Готовься пока, стажёр.

– Да что там той подготовки… – пожал плечами Семистрельный, но развивать тему не стал. Незачем злить командира, и без того раздражённого новостями с поверхности.

Ну сами посудите – болтаешься в космосе внутри тесной банки с шурупами, а внизу уже несколько губернаторов без видимых причин покончили жизнь самоубийством, террорист-смертник взорвал мощную бомбу на Елисейских Полях, арестован и посажен в СИЗО непотопляемый финансовый гений, объявлен импичмент американскому президенту, а Алла Пугачёва попросила политического убежища в Израиле. Плохо всё это или хорошо, Алексей не знал, но командир нервничал.

– Антон Николаевич, пассажиров к работе привлекать будем?

Полковник едва заметно поморщился и покачал головой. В принципе, Семистрельный и ожидал отказа, а предложения сделал исключительно из вредности, стремясь заставить международную часть экипажа заняться хоть чем-нибудь. Сколько можно изображать из себя интуристов в Эрмитаже и заниматься только селфи на фоне Земли в иллюминаторе? Ну, день… ну, два дня… Третья неделя полёта пошла!

– Нет, Лёша, к чёрту пассажиров. Да и тебе спокойнее в открытом космосе, если никто из них помогать не будет.

С такой постановкой вопроса Алексей согласился, но через полтора часа выяснилось, что совсем без помощи стажера не оставили – космические туристы дружно собрались у шлюзовой камеры, чтобы небольшим фестивалем оказать Семистрельному моральную поддержку. И, само собой, чтобы сфотографироваться с героем, не страшащимся шагнуть в бездну. Селфи, мать их…

Американский астронавт неопределённой гендерной принадлежности от избытка чувств мазнул накрашенными губами по стеклу шлема, и сунул стажёру тюбик губной помады:

– Алекс, если ты напишешь на обшивке моё имя, я смогу попасть в книгу рекордов Гиннеса. Не откажешь другу в такой малости?

Алексей уже совсем собрался откинуть политкорректность и сообщить туристам новое направление движения, но командир решительно вытолкал пассажиров:

– Господа, мы работаем.

Волшебные слова произвели магическое действие, и отсек опустел, осталось только яркое пятно губной помады на стекле шлема.

И этот розовый мазок раздражал настолько, что Семистрельный сразу после выхода в открытый космос достал чёртов тюбик и написал на борту МКС короткое неприличное слово. Очень полегчало… А потом запустил злополучную помаду куда-то в сторону Юпитера.

– Вот мусорить в космосе не нужно, – голос командира больно ударил по ушам. – Не приучай марсиан к дешёвой польской косметике.

– Извините, – пробормотал стажёр, и попытался вспомнить, как убавить громкость. – Работаю, Антон Николаевич.

Как раз после этих слов и появилась ОНА. Нет, не женщина… откуда женщины в открытом космосе. На расстоянии вытянутой руки от Семистрельного появилась обыкновенная деревянная дверь с блестящими ручками и большой табличкой «Запасный выход». Чуть канцелярскими кнопками пришпилен листок бумаги с надписью красным фломастером – «Домой – стучать три раза. Налево – стучать два раза. К начальству – входить без стука».

– Командир, тут такое…

Полковник Шкафчиков, наблюдающий картинку с камер стажёра, замысловато выругался и посоветовал:

– Потрогай её.

– Руками?

– Ну не ногами же?

Семистрельный пожал плечами и дотронулся до ручки. Дверь открылась.

– Ой!

Это всё, что успел сказать стажёр перед тем, как его затянуло в дверной проём. Дверь захлопнулась. Остался космос, планета внизу, космическая станция над ней, и обыкновенная деревянная дверь с блестящими никелированными ручками.

– Лёша, ты где там? Почему молчишь?

Ответа нет.

– Держись, стажёр, я сейчас выхожу.

Москва. Кремль. Кабинет президента РФ

Глеб Егорович внимательно осмотрел себя в зеркале и удовлетворённо кивнул – в свете нынешних событий недопустима даже лёгкая небрежность, и ослабленный узел галстука вполне может стать причиной нового витка свирепствующего мирового кризиса. Странная связь, да? Но, тем не менее, так оно и есть… Расстегнул лишнюю пуговицу – обрушил акции, выбрал утром синюю рубашку вместо белой – итальянское правительство в полном составе ушло в отставку. Про ботинки лучше вообще промолчать…

Заглянувший пресс-секретарь изобразил немой вопрос. Уже стало традицией – президент никогда не опаздывает, а секретарь делает вид, будто никогда не напоминает. Сейчас, правда, торопиться некуда, так как пресс-конференция для придворных журналистов будет проходить здесь, в кабинете главы государства.

– Через десять минут запускай, – кивнул Глеб Егорович. – И выбери время для поездки… ну, ты понял куда.

– На двенадцать часов дня вас устроит? – пресс-секретарь сверился с записями в блокноте. В самом обычном блокноте с прошнурованными и пронумерованными страницами. – Или чуть позднее?

– А раньше?

– Раньше никак не получится. Сразу после пресс-конференции вы встречаетесь с представителями молодёжного движения «Всяческая Россия», а затем идёт выслушивание жалоб и предложений простого народа.

– Совсем простого? – удивился президент. – Как ему удалось попасть на приём?

– Не совсем простой, Глеб Егорович, – секретарь снова сверился с записями. – Владимир Владимирович Волков, по некоторым документам тридцать два года, инвестировал восемнадцать миллиардов рублей в сельское хозяйство Славельградской губернии.

– Что значит, по некоторым документам? Их много и все на разный возраст?

– Вот этого никто не может сказать точно. Стандартная проверка каждый раз даёт отличный от предыдущей результат. То есть, если вчера в архивах были записи за такой-то год, то сегодня они могут быть датированы другой датой.

– Мистика, – усмехнулся президент. – Или мошенничество.

– Мошенники не вкладывают огромные деньги в сельское хозяйство.

– Да, не вкладывают, а отмывают.

– Происхождение его состояния выяснить не удалось, но вряд ли связано с криминалом.

– Под этим мнением стоит подпись соответствующего человека?

– Разумеется, Глеб Егорович. Есть даже две кандидатуры в козлы отпущения.

– Перестраховались?

Пресс-секретарь пожал плечами и усмехнулся:

– Есть немного. Не каждый день выбираем кандидатуру простого человека для встречи с президентом.

– Ладно, пора звать журналистов.

– Всех?

– Есть варианты?

– Мы уже два месяца не обрушивали репрессии на свободную прессу, что плохо влияет на имидж главы государства. Народ не одобряет мягкотелость центральной власти, Глеб Егорович.

– Можно и так, – согласился президент. – Кого сегодня расстреляем?

– Если бы расстрелять… – мечтательно вздохнул секретарь. – Пока только лишим права принимать участие в пресс-конференции.

– Причина?

– Искажение фактов, подтасовка фактов, жареные факты, откровенное враньё, увлечение чернухой…

– Это про какую газету?

– Про все.

– А мы какую репрессируем?

Секретарь закрыл глаза и ткнул наугад в список в блокноте:

– Ага, «Комсомольское слово».

– Они до сих пор существуют? – удивился президент. – Комсомола давно нет, а газета есть. Странно, не так ли?

– Традиции, Глеб Егорович.

– Паразитирование на великом прошлом.

– А я как сказал? – секретарь улыбнулся в соответствии с должностной инструкцией и скрылся за дверью. До пресс-конференции российского президента осталось совсем немного времени.

Кабинет президента РФ. Десять минут спустя.

– Рудольф Сытин, – представился очередной журналист. – «Новое время NEW». Господин Жеглов, как изменится российская внешняя политика после импичмента президента США? Спасибо.

– Хороший вопрос, – кивнул Глеб Егорович. – Но на него очень просто ответить. Я бы даже сказал, что на него ответить архипросто, архиважно и архинужно. Так вот, господа журналисты, со всей ответственностью заявляю, что политика Российской Федерации никогда не зависела от личности американского президента. То есть, нам без разницы, кто именно сидит в Белом Доме. Твиттерсон? Хорошо, пусть будет Твиттерсон. Ах, он не устраивает избирателей и его пинком под зад наладили из тёплого кресла? Наладили и наладили, а причём здесь Россия? Не мы выбирали этого президента и не нам переживать за его судьбу. Российской Федерации ни тепло и ни холодно. И даже не денежно.

Глеб Егорович переждал дружный смех и ободряюще кивнул юной журналистке, поднявшей руку будто на школьном уроке:

– Ваш вопрос, пожалуйста.

– Юлия Барабаш, – подскочила с кресла малолетняя акула пера. – «Вечерний Минск», товарищ президент.

Жеглов молча порадовался тому факту, что хоть где-то остались товарищи среди многочисленных самозваных господ. Видимо, эмоции отразились на лице российского президента, отчего белорусская журналистка неискренне и неумело смутилась.

– Извините за нескромный вопрос, товарищ президент, но читательниц моей газеты интересует связь участившихся разводов губернаторов и их многочисленные самоубийства? И вам не кажется, Глеб Егорович, что эта профессия в России стала самой опасной, превзойдя в процентном отношении шахтёров и военных? То есть, я хотела сказать…

– Спасибо, Юлия, я понял вашу мысль, – остановил журналистку президент. – Только никак не пойму, что тут нескромного? Люди делали выбор между жизнью вообще и семейной жизнью в частности. Вы их осуждаете?

– Нет, но…

– А раз так, то давайте оставим в покое семейное положение наших высокопоставленных чиновников и его влияние на продолжительность жизни. Но могу заявить одно – по каждому случаю ведётся следствие.

– Предварительные результаты есть?

– Люди работают, – президент укоризненно взглянул на настырную журналистку. – Выводы делать рано, но никого не удивлю, если расскажу о ниточках за океан. Да что там ниточки, целые канаты связывали проворовавшихся покойников и их покровителей из Вашингтона и Ленгли.

Пресс-секретарь вышел из-за спины Жеглова и деликатно прокашлялся:

– Господа и товарищи, искренне надеюсь, что слова о покровителях за океаном не выйдут за пределы этого кабинета.

– Вы правы, Дмитрий Павлович, – согласился президент. – Пока нужно широко улыбаться и раскланиваться. Вежливо, мать их… Но я верю, что мы ещё пощупаем этих козлов за тёплое вымя ежовыми рукавицами.

– У козлов нет вымени! – со знанием дела заметила представительница «Вечернего Минска».

– Неважно чем они там размножаются, – президент хлопнул ладонью по столу. – Давайте вернёмся к нашим баранам…

– К козлам, товарищ президент.

– Это цитата из классики.

– Да? – искренне удивилась журналистка. – Буду знать.

Пресс-секретарь поднял руку, призывая развеселившихся репортёров к порядку, и уточнил:

– Прошу помнить, что вы не в театре, а на пресс-конференции президента Российской Федерации. Чья очередь задавать вопрос?

– Стив Фишер, «Лос-Анджелес Таймс», – представился следующий журналист почти без акцента.

Жеглов вопросительно посмотрел на секретаря. Тот вполголоса пояснил:

– С прошлого понедельника газета принадлежит футбольному клубу «Зенит».

– А им зачем?

– Вопрос престижа, Глеб Егорович. Спартачи вообще собираются «Дольче Велле» покупать. Играть всё равно ни те и ни другие не умеют, а так хоть есть чем гордиться.

Президент, никогда не любивший футбол, недовольно поморщился, но тут же натянул приветливую маску и доброжелательно улыбнулся Фишеру:

– Прошу ваш вопрос.

– Спасибо, мистер президент, – оживился американец. – У меня много вопросов, но я задам главный с точки зрения жителя США. Итак, мистер президент, что вы намерены предпринять для спасения экипажа Международной Космической Станции? Что уже сделано, и кто несёт ответственность за случившееся? Почему российские космонавты вернулись с орбиты раньше намеченного срока, и как им удалось это сделать без спускаемого аппарата?