Текст книги "Гитлер и РСХА"

Дезинформация

Изготовить липовое досье не составляет особого труда. Для этого достаточно найти специалистов. Гораздо сложнее убедить в правдивости предоставляемых материалов заинтересованных лиц, особенно когда речь идет о столь мнительном человека как Сталин, который, с одной стороны, всегда с подозрением относился к своему окружению, периодически его перетряхивая, а с другой, не без основания считал, что подобные сведения и документы вполне могут не соответствовать действительности. Возможно, что и неверие советского вождя в данные о подготовке нападения Гитлера на СССР, приходившие от агентов разведки со всего мира, как раз и объяснилось тем, что немцы в случае с Тухачевским уже однажды провели широкомасштабную акцию по дезинформации и вполне могли сделать это снова.

Дискредитация Тухачевского и ряда других советских военачальников была осуществлена Гейдрихом мастерски. Понимая, что досье, переданное напрямую от мнимого предатели из СД советской стороне, достоверности данным не добавит, он спланировал и реализовал многоходовку.

В качестве не знавшего о своей роли посредника были выбраны чехи. За два года до описываемых событий между Москвой и Прагой был заключен договор о взаимной помощи, и Чехословакия в своей внешней политике во многом ориентировалась на СССР. В то же время с соседней Германией у чехов были напряженные отношения из-за стремления Гитлера присоединить к рейху Судетскую область, часть Чехословакии, где большинство населения составляли немцы. Чтобы как-то умиротворить Берлин путем уступок, чехи вели в конце 1936 года переговоры с немецкими эмиссарами: Альбрехтом Гаусгофером и графом Траутмансдорфом. Проходили переговоры вяло, а в конце января 1937 года немцы вообще прекратили их в одностороннем порядке, чем вызвали сильное беспокойство в Праге. В ответ на просьбу объяснить причины подобного шага Траутмансдорф ответил послу Чехословакии в Германии Войтеху Маетны, что такова самого Гитлера. Граф предположил, что фюрера исходит из того, что согласно полученным им секретным разведданным в СССР скоро произойдет переворот, который должен привести к устранению Сталина и установлению военной диктатуры.

Сам Маетны усомнился в достоверности сообщения Траутмансдорфа, но все же посчитал необходимым довести информацию до чешского президента Эдуарда Бенеша. Того полученные данные взволновали. Если в СССР действительно произойдет переворот, особенно при участии немцев, то Чехословакия лишится поддержки со стороны Советского Союза и останется с Германией и проблемой Судет один на один. Гитлер, был уверен чешский президент, тут же воспользуется ситуацией и, возможно, решится даже на военное разрешение конфликта между странами. Страх застилает людям глаза, и они перестают объективно оценивать сложившуюся ситуацию, поэтому Бенеш слухам поверил полностью. Тем более, что сведения о прогерманской позиции Тухачевского периодически возникали и в 1935, и в 1936 годах. Рассекреченные в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века материалы, касающиеся точки зрения замнаркома обороны на характер внешней угрозы Советскому Союзу не дают однозначного ответа на вопрос, кого же Тухачевский видел в качестве главного противника СССР. С одной стороны известны его высказывания по поводу Германии, чье техническое оснащение и все нарастающая мощь вызывали беспокойство. С другой же, еще со времен неудачной для Красной армии советско-польской войны замнаркома, бывший одним из активных ее участников, он крайне не любил поляков и не раз заявлял о необходимости направления главных усилий СССР на нейтрализацию угрозы, исходящей от ближайшего западного соседа страны Советов.

В течение того же, 1936 года, в Прагу стекалась и другая информация, подтверждавшая некоторым образом опасения Бенеша. Так, в конце осени чехами от некоего опять же белоэмигранта Романа Смал-Штокий были получены сведения о просоветских настроениях среди немецких генералов старой, рейхсверовской, закалки.

Бенеша передавал полученную информацию в Москву. Таким образом президент Чехословакии, сам того не ведая, оказался орудием в руках Гейдриха, способствуя ликвидации Тухачевского и ослаблению Советского Союза, на помощь которого он так рассчитывал.

Конечно, поток подобных «сведений» к чешскому руководству, значительно усилившийся в начале зимы 1937 года, был абсолютно неслучайным. Аккуратно, невзначай Гейдрих подбрасывал и Бенешу, и через своих агентов в других странах напрямую советским спецслужбам и дипломатам, данные о брожении в умах некоторых высших советских военачальников.

Так, спустя всего несколько дней после доклада Маетны своему президенту о разговоре с Траутмансдорфом и доведения слов немца до советского руководства очередное сообщение о готовящейся смене режима в СССР поступило из Парижа. СД с помощью своих агентов среди русских эмигрантов, проживающих во Франции, подбросил дезинформацию министру обороны республики Эдуарду Деладье, который на одном из ближайших дипломатических приемов отозвал в сторону советского полпреда Потемкина и выразил обеспокоенность появившимися слухами о возможном установлении военной диктатуры в СССР и перемене во внешнеполитической ориентации Советского Союза. Дипломат заверил Деладье, что это чушь, однако спустя десять минут после завершения разговора с министром обороны покинул прием и направил в Москву срочную телеграмму с рассказом о состоявшейся беседе.

Впрочем, текст сообщения не оставляет сомнений в том, что Потемкин сомневался в достоверности полученной информации: «Из якобы серьезного французского источника, Деладье недавно узнал о расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии… Деладье добавил, что те же сведения о замыслах Германии получены военным министерством из русских эмигрантских кругов… Деладье пояснил, что более конкретными сведениями он пока не располагает, но что он считал «долгом дружбы» передать нам свою информацию, которая может быть для нас небесполезна… Я, конечно, поблагодарил Даладье, но выразил решительное сомнение в серьезности его источника, сообщающего сведения об участии представителей командования Красной Армии в германском заговоре против СССР и в дальнейшем против Франции. При этом я отметил, что недостаточная конкретность полученных сообщений лишь подтверждает мои сомнения. Деладье ответил, что, если получит более точные данные, он немедленно мне их сообщит».

В Москве сообщение приняли к сведению, но, согласившись с оценкой Потемкина, не приняли его на этом этапе всерьез.

Однако это было только начало. Гейдрихом организовал «утечка», якобы, из генерального штаба вермахта сил о зреющем в СССР заговоре. От корреспондента «Правды» в Берлине Климова в Москву пришло письмо, переданное затем самому Сталину, в котором журналист рассказывал о циркулирующих в высших немецких офицерских кругах слухах: немцы имели особого рода связи с командным составом Красной армии и конкретно маршалом Тухачевским.

Поток информации заставил начальника Главного разведывательного управления РККА комкора Урицкого доложить советскому вождю о неподтвержденных, впрочем, никакими реальными доказательствами полученных данных, о существовании среди советского генералитета оппозиции режиму. Урицкий подчеркнул, что подобной информации сам он мало верит.

Не верило ей тогда и руководство СССР. Послам в Париже и Праге министром иностранных дел Литвиновым были направлены телеграммы с требованием опровергать все подобные слухи. В их беспочвенности был заверен и президент Чехословакии Бенеш.

Все сообщения о «заговоре» среди военачальников РККА поступали ему и самому Сталину из не слишком серьезных источников. В Германии, видя, что работа пока не приносит плодов, решили привести более убедительные доказательства, подкрепленные конкретными «данными» и использовать в качестве канала передачи информации более авторитетную личность. 7 апреля с Маетны встретился Геринг, бывший в тот момент уже маршалом авиации. Вероятно, сведения, полученные от него чешксим посланником в Берлине, были столь важными, что тот немедленно лично выехал в Прагу. Переговорить с президентом Маетны удалось лишь 17 числа. Бенеш тут же назначил встречу с советским полпредом в Праге Александровским, но не на следующий день, а на 22 апреля. Это время чехи решили использовать для дополнительной проверки полученных сведений. Глава тайной полиции Чехословакии Новак 21 апреля выехал в Берлин и встретился ни с кем-нибудь, а с самим шефом гестапо Мюллером. Тот, видимо, снабдил чехов еще более убедительными доказательствами. После возвращения Новака и его доклада министру иностранных дел Крофту, последний в течение нескольких дней трижды беседовал с послом СССР в Праге Александровским. Общался с советским дипломатом и сам президент Бенеш.

Теперь и в Москве забеспокоились всерьез. Гейдриху осталось лишь нанести последний удар – подбросить Сталину фальшивое досье.

Решающий удар

7 апреля, в тот же день, когда Геринг встречался с Маетны, Гейдрих отправил в Прагу «предателя», который и должен был сообщить чехам, что у него имеются реальные доказательства планов Тухачевского по свержению Сталина и контактов советского маршала с немецким генералитетом. После того, как информация дошла до Бенеша, тот предложил сотруднику СД связаться с полпредом Александровским. «Предатель» так и поступил, передав дипломату два подлинных письма, захваченных агентами службы безопасности в военных архивах и вошедших в сфабрикованное Гейдрихом досье.

Сотрудник советского полпредства в Праге немедленно вылетел в Москву и возвратился с курьером, которому советским руководством были даны полномочия на выкуп остальных материалов. На вопрос, сколько стоит досье, «предатель» ответил – 500 тысяч рейхсмарок (сумма по тем временам астрономическая). Гейдрих решил, что так Сталин больше поверит документам. Своему сотруднику шеф СД отдал распоряжение в случае торга снизить цену, но курьер и не думал возражать. После быстрого ознакомления с досье он тут же передал деньги «предателю» наличными.

Кем был агент СД, непосредственно участвовавший в передаче материалов сотруднику советской спецслужбы, доподлинно неизвестно. Существуют косвенные доказательства того, что им оказался немецкий журналист, давно к тому времени сотрудничавший со службой безопасности рейха, Карл Виттинг.

В Москве

10 мая 1937 года Сталин сместил Тухачевского с поста заместителя народного комиссара обороны и назначил начальником Приволжского военного округа. Спустя еще несколько дней он и еще четыре его «сообщника»: командующий войсками Киевского военного округа командарм 1-го ранга Иона Якир, командующий войсками Белорусского военного округа командарм 1го ранга Иероним Уборевич, начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе, командовавший ранее войсками Белорусского, Ленинградского и Московского военных округов командарм 2го ранга Август Корк, председатель Центрального совета Осоавиахима СССР комкор Роберт Эйдеман, были арестованы. Вместе с ними по делу о подготовке переворота проходили арестованные еще за несколько месяцев до этого, в августе 1936 года, военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании комкор Витовт Путна, начальник Главного управления кадров РККА комкор Борис Фельдмана, заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор Виталий Примаков.

Конечно, арест столь высокопоставленных военных требовал от Сталина неких объяснений. 2 июня, выступая перед членами Военного совета, он подчеркнул, что вина Тухачевского и остальных очевидна, доказательства не оставляют никаких сомнений, речь идет о военно-политическом заговоре против Советской власти, стимулировавшемся и финансировавшемся германскими фашистами. В целом его выступление перекликалось с данными, содержавшимися в подброшенной СД советскому руководству фальшивке. Поддержал Сталина и маршал Ворошилов. К тому времени из арестованных уже были выбиты признания в том, что они являются шпионами «враждебных СССР государств». Последнее, впрочем, было тогда общепринятой практикой. Люди под пытками оговаривали сами себя. Так или иначе, а другого выбора, кроме как осудить «заговорщиков» как злейших врагов народа и Советской власти у членов Военного совета все равно не было. В прения с Ворошиловым, впрочем, вступили некоторые члены совета. В будущем из 42 человек, отважившихся на подобный шаг, 36 были также объявлены врагами народа.

Не смотря на то, что аресты среди военной верхушки Красной армии начались еще в 1936 году, именно «дело Тухачевского» привело к тому, что в РККА начал витать дух подозрительности, а чистки достигли таких масштабов, что спустя еще год офицерский корпус сократился наполовину.

11 июня состоялось слушание дела бывшего замнаркома обороны и арестованных вместе с ним военачальников. Судили Тухачевского Буденный, Блюхер, Шапошников и другие. В соответствии со специальным законом от 1 декабря 1934 года обвиняемые по данной статье не имели права на адвоката, а приговор нельзя было обжаловать.

Не смотря на то, что сами судьи были давно знакомыми обвиняемым еще с Гражданской войны товарищами, Тухачевский и остальные, без сомнения, не испытывали никаких иллюзий относительно того, какой их ждет приговор. Так и оказалось, всех ждала смертная казнь. Как отмечалось в обвинительном заключении, «находясь на службе у военной разведки одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР, они систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения о Красной Армии, совершали вредительские акты с целью подрыва обороноспособности нашей страны, подготовляли на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии, имели намерение содействовать расчленению Советского Союза и восстановлению в нем власти помещиков и капиталистов».

Материалы, подготовленные в ведомстве Гейдриха, на процессе не фигурировали. Это легко можно объяснить порядками того времени – агентурные сведения, добытые НКВД, нельзя было раскрывать даже в суде. Хотя с досье Буденный и остальные вполне могли ознакомиться и заранее.

Стенограмма процесса показывает, что на суде не было рассмотрено ни одного конкретного факта, подтверждающего вину Тухачевского и его товарищей.

Сам бывший маршал вины не признавал, заявляя: «У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к Отечеству, которое с гражданской войны защищал… Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военного атташе в СССР, то они были, носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащении. Но все это имело место до прихода Гитлера к власти, когда наши отношения с Германией резко изменились». Ему вторили и другие обвиняемые.

Слушать их, однако, никто не стал. Смертный приговор был приведен в исполнение той же ночью.

Казнь Тухачевского сильно сказалась на обороноспособности СССР. Возглавляя советских военачальников, ратовавших за переоснащение армии, новые методы ведения войны, он делал очень многое для повышения мощи Красной армии. Примечательно, что это стало одним из аргументов прокурора, преподнесшего концепцию Тухачевского о необходимости ускоренного формирования танковых и механизированных соединений за счет сокращения численности кавалерии и расходов на нее, как очевидный факт «вредительства». Еще одним пунктом обвинения значилось намерение военачальников устранить наркома обороны СССР

Ворошилова. Сам Тухачевский не отрицал, что намеревался поставить перед Сталиным вопрос об отстранении своего некомпетентного, не справлявшегося, по его мнению, со своими обязанностями шефа, подчеркивая при этом, что никакого заговора с целью физического устранения Ворошилова, конечно, не было. Однако это признание Тухачевского было расценено судьями как лишнее доказательство его заговорщической деятельности.

Спустя какое-то время чешская дипломатия установила немецкое происхождение слухов о «заговоре» военачальника. В середине июня, когда замнаркома обороны Советского Союза уже был казнен, чехи, поняв, насколько сильный удар был нанесен мощи их союзника, категорически отвергли вероятность измены Тухачевского, объявив весь судебный процесс пародией на правосудие.

«Дело Тухачевского» стало предметом бурного обсуждения на встрече представителей чешских и советских спецслужб, состоявшегося в декабре 1937 года. Чехи негодовали по поводу ослабления Красной армии, произошедшего в результате того процесса и последовавших за ним чисток рядов РККА. Советские представители тему решили не развивать, справедливо указав, тем не менее, что значительная часть вины за произошедшее лежит на тех, кто теперь так возмущается. В конце концов, именно из Праги в Москву поступали самые тревожные и эмоциональные сообщения относительно связей Тухачевского с немцами. Да и досье оказалось в руках советских разведчиков благодаря именно чехам.

Расстрел видного советского военачальника очень сильно ударил по наметившемуся в тот момент альянсу СССР-Франция-Чехословакия. Реализация уже подписанных документов о сотрудничестве была прекращена. В Париже не верили и открыто заявляли об этом советскому руководству, в виновность Тухачевского. В это на Западе не верил вообще никто, кроме разве что президента Чехословакии Бенеша, который до конца жизни даже перед лицом очевидных фактов заявлял, что замнаркома обороны СССР действительно замышлял заговор против Сталина. Конечно, признаться в столь трагической своей ошибке очень тяжело. Особенно себе самому. Ирония судьбы – именно Бенеш был архитектором «оси» Москва-Париж-Прага. Он же ее и «похоронил».

Гейдрих имел право гордиться проведенной операцией. Он и гордился. Да и сам Гитлер в ходе своих бесед с близким окружением не раз еще упоминал «дело Тухачевского» как пример эффективности спецслужб рейха.

Расстрелянный замнаркома стал одним из первых, кого в 1957 году оправдала Военная коллегия Верховного суда СССР «за отсутствием в их действиях состава преступления». Все участники того дела были полностью реабилитированы.

Триумвират против Бломберга

К моменту прихода Гитлера к власти командование рейхсвером было сосредоточено в руках троих человек: военного министра генерала Вернера фон Бломберга, главнокомандующего армией генерала Вернера фон Фрича и начальника Генерального штаба генерала Людвига Бека. Все они были чрезвычайно уважаемыми в военной среде руководителями. Бломберг значительно утратил свой авторитет, «запятнав» себя в глазах офицерского корпуса сотрудничеством с национал-социалистами. Это лишний раз свидетельствует о настрое армии в отношении нового режима. Министр обороны еще в 1931 году, командуя округом в Восточной Пруссии, открыто заявлял о своих к ним симпатиях, появившихся после личной встречи с Гитлером. Его начальником штаба в те времена был небезызвестный полковник фон Рейхенау, до самой своей гибели летом 1942 года являвшийся стойким нацистом. Отличительной чертой Бломберга, поддавшегося обаянию будущего фюрера, была доверчивость и восприимчивость. Так, принимая до 1933 года активное участие в сотрудничестве между рейхсвером и РККА, он стал «почти большевиком», в чем впоследствии признавался.

Сыграв важную роль в первые годы правления Гитлера, «благословив» того на чистку СА и объединение должностей канцлера и президента, Бломберг, фактически, предоставил в августе 1934 года армию, присягнувшую на верность фюреру, в распоряжении национал-социалистов. Сыграл военный министр и значительную роль в подготовке к войне и занятии немецкими солдатами Рейнской области весной 1936 года. Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что возрождение вооруженных сил при Гитлере было воспринято военными безусловно положительно. Так что здесь ни к фюреру, ни к Бломбергу ни у кого претензий не было. Поэтому упреки со стороны офицерского корпуса в адрес министра в том, что он сотрудничает с новой властью слишком активно, начали понемногу утихать.

Нельзя, однако, сказать, что Бломберг был слепым проводников интересов национал-социалистов и Гитлера в армии. Он часто оспаривал целесообразность тех или иных решений фюрера, который его уважал и прислушивался к советам. Но однажды Гитлеру, с его далеко идущими целями, способными вызвать оторопь даже у самых стойких военных, и не привыкшему к постоянному одергиванию с чьей либо стороны, это надоело. Конечно, никакой стойкой антипатии к Бломбергу у него не было. Кампания против министра была продиктована принципом целесообразности. Уж слишком сильно тот начал возражать, видя, куда ведет Германию бывший ефрейтор. Принцип же «фюрерства», по которому теперь жила вся страна, подразумевал: Гитлер всегда прав. Приказы верховного главнокомандующего теперь нужно было лишь исполнять, но не обдумывать или оспаривать.

Гитлер вообще опасался, что если он выложит военным все свои планы, те, испугавшись, устроят переворот.

Недовольство Бломбергом накапливалось постепенно. 24 июня 1937 года, вскоре после расстрела в Советском Союзе Тухачевского и начала чисток в Красной армии, он подготовил отчет о международном положении, присовокупив к нему некоторые аргументы против агрессивной политики. В нем говорилось: «Общая политическая ситуация оправдывает предположение, что Германии не грозит нападение с чьей-либо стороны. Причина тому, кроме отсутствия желания совершить агрессию со стороны почти всех стран, особенно западных держав, заключается в слабой подготовленности к войне многих государств, в том числе СССР».

Конечно, такой вывод Гитлеру не понравился. Постепенно он склонился к тому, чтобы избавиться от несогласного с его планами генерала. Гиммлера же с Гейдрихом и уговаривать было не нужно. Они стали инициаторами борьбы с Бломбергом и военными, стремясь укрепить свои позиции и расширить как собственно личную власть, так и подчиненных им структур.

Несколько месяцев все собирались с силами. Пружина начала распрямляться в январе 1938-го. Немецкие газеты написали о свадьбе к тому времени уже фельдмаршала Бломберга (новый режим не был скуп в раздаче военным званий) и некоей Евой Грун. Сама церемония бракосочетания была скромной. Свидетелями стали Геринг и сам Гитлер. О новобрачной было известно немногое. Лишь то, что она происходит из скромной семьи.

Спустя всего неделю после церемонии по Берлину поползли слухи. Если верить молве, по роду занятий Грун (почти вдвое младше Бломберга) была проституткой. Причем весьма недорогой. Этим, якобы, и объяснялась скромность и скрытность церемонии. Девушку освободили от обязательного в таких случаях предъявления многочисленных документов, в том числе и об отсутствии у нее судимости.

Начальник берлинской полиции граф Гелльдорф, увидевший в фотографии девушки некие знакомые черты, отдал 20 января распоряжение провести секретное расследование и собрать на новобрачную досье.

Вот, что удалось «раскопать» полицейским: мать Грун, когда самой Еве было чуть больше двадцати лет, содержала весьма подозрительный массажный салон, находилась под надзором полиции нравов и даже была дважды судима. Дочь пошла по стопам матери и занялась проституцией, за что неоднократно задерживалась полицией. «Послужной список» супруги Бломберга был весьма длинным.

Гелльдорф, получивший столь неожиданные результаты, поспешил сообщить о них генералу Кейтелю, являвшемуся не просто доверенным лицом фельдмаршала, но и его родственником (сын Кейтеля был женат на одной из дочерей Бломберга от первого брака; первая жена фельдмаршала умерла). Полицейский рассчитывал, что тот предупредит своего патрона о грозящей опасности, но генерал от посредничества уклонился. В результате Гелльдорф 22 января решил показать собранное досье Герингу. Тот занервничал, ведь они оба с самим Гитлером присутствовали на свадьбе фельдмаршала, который, впрочем, намекал на «темное» прошлое своей невесты. Но представить, что оно окажется настолько неприглядным никто не мог. Геринг пообещал полицейскому разобраться в ситуации.

Разбираться в ней он стал совместно с Гиммлером и Гейдрихом. И целью обсуждения являлось вовсе не спасение престижа самого Бломберга или вооруженных сил в целом. Нет, собравшиеся намеревались воспользоваться ситуацией и сместить военного министра. Геринг потому, что сам намеревался занять его кресло, двое других – чтобы ослабить армию и несколько расшатать мешавшие им старые военные традиции.

На момент описываемых событий Гитлер находился в Мюнхене. В Берлин он вернулся 22 числа, и Геринг тут же показал фюреру досье. Особо бурной реакции новость не вызвала, Гитлер намеревался принудить Бломберга лишь к немедленному разводу, но убеждаемый Герингом, все же решился запретить фельдмаршалу появляться в рейхсканцелярии и надевать военную форму. Рассказать о решениях, принятых фюрером, самому Бломбергу Геринг вызывался сам. Входе разговора с военным министром, он решил немного «изменить» указания Гитлера: фельдмаршал срочно должен уехать, вот и деньги на длительное путешествие. Якобы фюрер запретил тому возвращаться в Германию раньше, чем через год. Бломберг покорился.

Непонятного в этой истории очень много. Министр намекал Герингу на темное прошлое Грун, но знал ли он о ней все в деталях? Так, фельдмаршал лично просил Геринга «позаботиться» о ее бывшем дружке, который, якобы, преследует девушку. Тот оказался сутенером, которого спецслужбы не устранили, что было бы логично, а отправили в «ссылку» в Южную Америку, снабдив значительной суммой денег. Просьбу фельдмаршала Геринг выполнил полностью. Было ли тому причиной то, что он намеревался заманить Бломберга в западню, сделав возможной его свадьбу с Грун, а потом разоблачить новобрачную и скомпрометировать тем самым министра, неизвестно. Так или иначе, когда Гелльдорф принес Герингу досье, тот предпринял решительные действия. Но только после получения досье, не раньше. Являлся ли интерес полицейского случайным, или кто-то «подтолкнул» его к решению капнуть прошлое Грун? Другими словами: было ли произошедшее стечением обстоятельств или имела место тщательно продуманная операция, организованная сформировавшейся еще весной 1934-го и скрепленной кровью казненных в Ночь длинных ножей штурмовиков троицы – Геринг-Гиммлер-Гейдрих? Вопрос интересный, но для Бломберга бывший не принципиальным. Так или иначе, он покинул свой пост.

Единственной преградой на пути Геринга к креслу министра обороны, а Гиммлера к укреплению СС был главнокомандующий армией генерал фон Фрич, возможный приемник ушедшего фельдмаршала. И вот в его отношении спецслужбы, подчиненные рейхсфюреру и шефу СД, действовали совершенно осознанно.