Текст книги "Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника"

Глава двенадцатая,
в которой участковый Земляков отправляется дежурить на кладбище

Вы ходили на кладбище в полночь, да еще после просмотра фильма ужасов? Если кому-нибудь сподобилось, он живо поймет состояние участкового Землякова. Вообще-то именно в эту ночь на кладбище ходить было необязательно, но если Земляков что-то решил для себя, он выполнял задуманное неукоснительно. И это еще раз говорит о том, что попади он в хорошие руки, непременно из него вырос бы хороший оперативник.

Могилка, в которую закопали третье тело инженера Иванкина, была обычным холмиком. А чего еще ждать от муниципального захоронения? Даже креста на ней не было, только колышек с номером могилы, да заботливый Бурей, памятуя о просьбе участкового, воткнул сбоку фанерку, на которой написал фамилию покойного химическим карандашом. Прошедшие дожди размыли надпись, и теперь казалось, что над фанеркой долго и горько плакала куча людей.

С правой стороны были заросли колючей акации. С левой стороны, где был обихоженный участок, темными кустами вставала сирень. Смеркалось быстро, уже через полчаса на кладбище легла густая тьма, сквозь которую молочно высвечивались памятники на новом участке. Кладбище выглядело загадочно и жутковато.

Земляков присел на высокий пенек, оставшийся после расчистки участка и огляделся.

В небе загорелись первые звезды. Яркой неподвижной точкой повис Юпитер, затем на западе взошла бело-голубая Венера. Встала полная желтая луна, заливая кладбище неярким серебристым светом.

Земляков и сам не знал, зачем он пришел на кладбище и чего ждет от могилы, хранящей третье тело инженера Иванкина. Временами ему становилось не по себе, тело охватывал легкий озноб, словно стелющийся над землей холод забирался под форменную одежду и ощупывал тело. Земляков чувствовал себя человеком, совершившим очевидную глупость, в которой было стыдно признаться. В самом деле, чего сверхъестественного может происходить на кладбище? Все эти американские бредни об оживших мертвецах следовало воспринимать не иначе как со смехом. Покойники смирно лежат в земле, от них нельзя ждать каких-либо активных действий. Через полчаса Земляков уже был не уверен в этом. Ему чудились странные белесые тени на аллеях кладбища, и требовалось сморгнуть, чтобы отогнать наваждение и убедиться, что это всего лишь сгустки безобидного тумана.

Еще через час Земляков уже начал жалеть, что патроны у него в табельном пистолете не серебряные.

Где-то совсем рядом заговорили два покойника.

– Тесно, – пожаловался один, – неудобно лежать.

– А по мне так и ничего, – отозвался хрипловато другой. – Ты ноги-то подожми, тогда тебе удобнее станет.

– Звезд-то, звезд! – через некоторое время вздохнул первый покойник.

– Когда бы ты еще на звезды посмотрел! – хохотнул другой. – Ты как, отошел немного? Может, пошалим?

– Давай еще немного полежим, – возразил первый.

– Так мы с тобой до петухов долежимся, – возразил второй покойник. – И молодежь разойдется. А так хоть пуганем кого-нибудь!

– Тебе бы все пугать, – сказал первый покойник. – Я вот лежу и на звезды смотрю. Это же надо, в каких они от нас далях находятся! А вблизи побольше нашего солнышка будут. Это же надо, какие расстояния, а? Дух захватывает!

Он завозился и гулко стукнулся ногами о доски. Похоже, что гроб покойному был мал.

Землякова пробило в пот. Стараясь не шуметь, он встал, достал из кобуры пистолет, осторожно передернул затвор. Теперь он уже жалел, что вообще поперся на кладбище. Спал бы сейчас дома и третий сон видел!

– Кости ломит, – сказал первый покойник. – Опять, наверное, к дождю!

– Ну что – пошли? – сказал второй покойник и тоже звучно заворочался.

– Лежать! – шалея и холодея от собственной смелости, крикнул Земляков. – Лежать, а то я вас, уроды, на пять метров под землю зарою и еще забетонирую!

Покойники озадаченно замолчали. Было слышно лишь, как шуршит земля да неожиданно всхлипнула на дереве перепуганная сонная птаха.

– Мент! – удивленно сказал первый покойник.

– Мент! – озадаченно подтвердил второй. – Только какого лешего он в полночь по кладбищу разгуливает?

– Сторожит, наверное, – подумав, сказал первый.

Они снова зашептались.

– Хорош сговариваться, козлы, – сказал Земляков. – У меня две обоймы, в ваши же ящики и уложу!

– Уложит! – согласился один из покойников. – Ты только глянь, как у него руки трясутся!

– Кровососы! – с отвращением обозвал Земляков аборигенов. – Нет чтобы лежать спокойно, вам кого-то еще попугать захотелось. Что вам не лежится?

– Так ведь осень уже, – сказал второй покойник и кашлянул. – Ты уж не серчай. Ну перепили малость. Обычное дело.

– Вылазь по одному, – приказал младший лейтенант. – И руки над головой держите.

Не покойники это оказались, а местные алкаши. И слава Богу, Владимир Земляков перепугался к тому времени так, что уже за себя не ручался.

Первым из кустов вылез уже известный участковому Толик Корепан все в том же пиджаке, надетом на синюю майку. За ним, смущенно улыбаясь, выполз его дружок Сеня Хмурый. Даже при лунном свете было видно, что он так и не побрился.

– А-а, младшой, – с видимым облегчением узнал Землякова Толик. – Ты пистолетик-то опусти, незаряженное ружье и то раз в год стреляет. А у тебя, сам говоришь, целых две обоймы.

– Ты мне не указывай, – сказал Земляков, но пистолет все-таки опустил. – Ну, какого лешего вас сюда занесло?

Толик Корепан поежился. Ночная прохлада давала о себе знать. Все-таки сентябрь шел, даже при луне были видны облачка пара, вырывающиеся при дыхании и разговоре.

– Так замирились мы, – сказал Толик. – Замирились мы с этим журналистом. Сначала дело чуть до драки не дошло, а потом ничего – договорились!

– Точно, – подтвердил Сеня, сжимая и разжимая кулаки.

– Мы ему содействовать обещали, – сказал Толик. – А он, значит, авансом, в счет будущих заслуг, нам с Сеней литрушку поставил. А куда с ней? Домой не пойдешь, там жены у каждого хуже, чем СМЕРШ какой. У магазинов менты… извиняюсь, ваши то есть, свирепствуют. Ну и подались на кладбище. Здесь уютно и не гоняет никто, старушки поминальные конфеты с печеньем подают… Какая ни то, а закусь! А тут как раз кто-то картонные коробки от холодильников припер. Мы и прилегли. Уют, как в однокомнатной квартирке. Кто ж знал, что и вас сюда потянет? А вы здесь по делу или просто – поглядеть или знакомых навестить?

– Знакомых днем навещают, – хмуро сказал Земляков. – А глядеть… Ну, на что здесь глядеть? На кресты, что ли?

Конечно, участковый был раздосадован, но к этому чувству добавлялось еще и облегчение. Приятно, когда все твои страхи оказываются беспочвенными и материалистический взгляд на мир одерживает победу над идеалистическим мировоззрением. Нет на свете никаких вампиров – и баста!

– Ладно, – сказал он, пряча пистолет в кобуру. – Значит, выпили?

– Ну, – подтвердил Сеня. – Обычное дело, командир!

– Идите по домам. Будете по кладбищу шастать, я вас на сутки загоню. Ясно?

– Как белый день, – повеселел Толик Корепан. – Считай, командир, мы уже дома, в люльке. А может, вам пособить надо?

– В дружинники хочешь записаться? – Земляков стоял спиной к луне, и от этого лицо участкового казалось черным. – Народная дружина пьяной не ходит.

– Наше дело предложить, – с видимым облегчением сказал Толик.

– Эт точно, – поддакнул Сеня.

Некоторое время Земляков следил, как они исчезают в ночной тьме. Сначала исчезла нижняя часть тела каждого из неудавшихся дружинников, потом медленно растаяла верхняя часть, и только удаляющиеся голоса еще слышались в ночи.

– И что мы теперь журналисту скажем? – басил Семен.

– А то и скажем, – тоненько, но с апломбом отвечал Толик. – Правду скажем. Извиняйте, товарищ-господин, все делали, как уговаривались. Кто же знал, что кругом будут менты? Сами еле от суток ускреблись. Вот ты скажи, мог этот милиционер на нас протоколы составить?

– Запросто, – соглашался Семен. – Это ему, как тебе два пальца облизать. Не люблю ночевать в вытрезвителе, там простыни всегда влажные и запах поганый.

Земляков присел на пенек, медленно повернулся к могиле инженера Иванкина и едва не заорал от ужаса. Могила светилась! Выглядело это так, словно в земляном холмике, упокоившем душу и тело покойного инженера, были мелкие трещины, и теперь сквозь эти трещины сочился свет, словно инженер Иванкин в своем бесплатном гробу книжку читал.

Свечение длилось недолго. Земляков только сморгнуть успел, а на кладбище опять было темно, и холмик могилы был едва различим при свете луны, а вокруг стояла такая напряженная тишина, что слышно было, как лениво брешут собаки на другой стороне Кулибинска.

И тут на западной окраине грохнуло, затрещало оглушительно и беспощадно, и в разные стороны праздничным салютом полетели снопы искр.

Тут и гадать не приходилось – кто-то попытался с лэповской линии алюминиевые провода снять на металлолом, да, к своему несчастью, по технической неграмотности или неловкости фазой ошибся.

Глава тринадцатая,
в которой четвертое мертвое тело все-таки появляется

Утром на начальника отдела подполковника Кружилина было лучше не смотреть.

Вроде и день был погожий, солнечный, и на линии электропередачи обошлось без жертв. Пострадавший, конечно, имелся, но отделался всего лишь ожогом на том месте, которое в галантные времена называли афронтом, а в баснях именовали полной противоположностью лица. Летел он с десятиметровой высоты, но не зря говорят, что у жуликов и пьяниц свои боги, – ничего он себе не сломал и даже до больницы самостоятельно добрался. Младший лейтенант Земляков таких идиотов не понимал, ведь знал же этот алкаш, что линия под напряжением! Знал, а все-таки полез, хотя и выручка обещала быть мизерной – едва ли на три бутылки водки хватило бы снятого провода. Так его еще обжигать от изоляции надо, рубить на куски, чтобы на приемном пункте взяли! И ведь из-за этого козла весь город неделю сидел бы без света! Поэтому после излечения ему предстояло из пострадавшего превратиться в обвиняемого. А вот нечего по ночам на линии электропередачи лазить!

Но не это сейчас занимало внимание участкового.

– Ну, Земляков, – сказал подполковник в ответ на утреннее приветствие, – у меня от тебя одна головная боль.

Спрашивается, а при чем тут участковый? У Землякова все было в порядке, планы работы на каждый день он составлял, профилактическую работу вел, даже в раскрытии преступлений участвовал. А вы думаете, опера раскрыли кражу из столовой песчаного карьера? Как бы не так! Земляков ее раскрыл совместно со своим негласным аппаратом из числа доверенных лиц! Говоря откровенно, в этом случае Земляков немного лукавил. Ну пришел к нему утром сосед по фамилии Босых, попросил опохмелиться, а то ведь руки так тряслись, что ноги в сторону работы не передвигались. Из жалости, исключительно из жалости участковый Земляков налил ему сто пятьдесят под соленый огурчик, хорошо мать постоянно в доме водку для компрессов держала. Желая отблагодарить соседа, Босых и поделился с ним – мол, у Антона Щекотихина дома водки нет, а вот шоколадных конфет завались, коробками в сарае стоят. Ясное дело, у простого российского гражданина шоколадные конфеты целыми коробками в сараях не лежат. Земляков не поленился зайти к Щекотихину, которого знал, как нечестную на руку босоту, и раскрыл таким образом ночную кражу из столовой. Пока «электромонтер» пытался провода с высоковольтной линии стырить, Щекотихин, который был в курсе его планов, отправился прямо к столовой. Дождался, когда «коллега» городок обесточит, и, не опасаясь сигнализации, спокойно срубил замки на входной двери. Денег в столовой, конечно, не было, поэтому пришлось брать что под руку попадется – окорок на пятнадцать килограммов, семь коробок конфет, полмешка картошки, ну и по мелочам. Все это он отвез домой, взяв у знакомого «Москвич-пирожок». Да вот не повезло ему – Ивана Босых не похмелил. Но, ясное дело, истинную картину происходящего младший лейтенант никому не раскрыл, оформил через доверенных лиц.

И вот – на тебе вместо благодарности!

А ларчик открывался просто.

После совещания подполковник Кружилин вышел из кабинета, хмуро оглядел подчиненного и сказал:

– Четвертый труп объявился. Я же говорил, говорил… – и неожиданно успокоился. – Такие дела, младший лейтенант.

Четвертый труп Иванкина нашел учитель математики Кулибинской средней школы Александр Матвеевич Афиногенов. Земляков его хорошо помнил – красавчик, предмет воздыханий старшеклассниц. И безжалостный человек. Помнится, двойки он ставил безо всякого снисхождения. А уж в дневнике ее выводил красными чернилами так, что она любому родителю сразу в глаза бросалась. Впрочем, сейчас он сидел растерянный, невпопад отвечая на вопросы строгой на вид Милены Ружич, которая вопросы учителю задавала в строгом соответствии с вопросником, написанным небрежной рукой прокурора. Вопросник она старательно прятала под протоколом осмотра места происшествия, но Земляков его сразу углядел.

Непонятным было, что учитель делал в разваленном демократическими преобразовании свинарнике бывшего откормсовхоза, но труп он обнаружил именно там. Покойный Иванкин лежал на куче песка, широко раскинув руки и неподвижно глядя в пасмурное небо, проглядывающее в прорехи между разбитыми листами шифера. Выглядел он совершенно так же, как и все остальные, но на этот раз присевший над трупом на корточки Земляков сразу обратил внимание на узкое обручальное кольцо на правой руке покойника. По просьбе Землякова эксперт снял кольцо с пальца мертвеца. Надпись была на месте. «Милому козлику от любимой жены». И дата.

– Слушай, Милена, – спросил Земляков. – А ты не помнишь, у третьего покойника обручальное кольцо на руке было?

Милена глянула на него, словно не хороший знакомый Вова Земляков сидел рядом, а преподаватель института, которому она криминалистику сдавала. И при этом ни одного билета толком не знала.

– А я помню? – сказала она. – Это надо в прокуратуру ехать, дело смотреть.

– Память у тебя, – укоризненно сказал Земляков и поймал гневный взгляд женщины. – И пальцы на правой ноге кривые.

Милена вообще хотела взвиться и удила закусить, да сообразила, что речь идет не о ней, о покойнике. У него пальцы на ноге были кривые после неудачной игры в футбол.

Неподалеку гиеной-стервятником бродил журналист Мильштейн. Чувствовалась, что жизнь его ничему не научила. Он терпеливо ждал, когда следователь закончит опрашивать очевидца, чтобы самому взяться за его расспросы. Сенсации жаждал журналист, и, кажется, ему улыбалась удача.

В морге, куда Земляков привез тело, все повторилось.

– Да хватит издеваться! – заплакала жена потерпевшего. – И кольцо мое, и все остальное тоже. Что мне его – опять хоронить?

– Вы успокойтесь, – сказала Милана Ружич деловито. – Хоронить будут те, кому положено. Вы своего уже похоронили. Но это точно ваш муж Иванкин. Так?

– Девушка, – выразительно вздохнула вдова. – Сто против одного, вы-то своего после первой брачной ночи ни с кем не спутаете! Найдете по чему узнать.

– Это к делу не относится! – жестким жестяным голосом сказала Милена и густо покраснела.

– Ну зачем он так, – мягко и укоризненно сказал сопровождавший вдову Вартанян – Умер, так лежи в могиле спокойно, жди, когда родственники проведать придут. Несолидно так себя вести мертвому человеку. Так ведь женщину можно до нервного истощения довести. Нельзя так, нехорошо!

– Да не волнуйся ты, Вован, – успокоил участкового мэр кладбища Бурей. – Еще одним больше, делов-то! Похороним!

– Да в этом я не сомневаюсь, – вздохнул участковый. – Боюсь, и мне недолго придется землю топтать.

– Рано себя хоронишь, Вова! – сказал Бурей. – Мы еще поживем!

– Да не про то речь, – сказал Земляков уныло. – Это у нас профессиональный термин такой – быть на участке, значит, топтать землю, работать на земле, понимаешь? Погонят меня за эти мертвые тела, – и грустно объявил: – Да и пусть гонят! Что, на милиции свет клином сошелся? Пойду работать в другое место. Хотя бы к тебе. Возьмешь?

– А то! – сказал Бурей. – Мы с тобой, Володя, половину Кулибинска закопаем!

Бонифатий Савельевич, выслушав участкового, довольно потер ладошки.

– Замечательно! – воскликнул он. – Как говорится, эрраре хуманум эст, но все-таки эст модус ин ребус! Человеку свойственно ошибаться, но есть определенная мера вещей. Значит, четвертое тело? А вы знаете, молодой человек, что свой генератор гениальный Иванкин называл пространственным имитатором? Спрашивается – почему? И какую среду этот генератор должен был имитировать? Какое пространство? А? Не знаете, молодой человек? И я пока не знаю. Доктус нэмо насцитур. Будем разбираться.

– Доктус… – неуверенно повторил Земляков.

– Ученым никто не рождается, – охотно перевел Бонифатий Савельевич. – Учите латынь, молодой человек, она была и есть основа всех знаний.

– Ну хоть что-то проясняется? – жалобно спросил Земляков.

– Для того чтобы не ошибиться, – наставительно отозвался эксперт, – необходимо делать выводы, не спеша. Взвесить, так сказать, все про и контра. Одно скажу – зачастил наш инженер немного, торопится, наверное, боится опоздать.

Вечером Владимира Землякова утешал хозяин видеосалона.

– Да, – комментировал он происходящее. – Влетел ты, Вован. Мистикой все это попахивает. За мистику начальство тебя по головке не погладит!

И приготовился разлить по стаканам остатки водки из бутылки.

– И секта еще эта, – вздохнул Земляков. – Откровение он, видите ли, нам несет!

Бурыгин поставил бутылку на стол.

– Слушай, Вовка, – светлея от неожиданного озарения, сказал он. – Я понял. Я понял! Ты «Восставший из ада» видел?

– При чем тут американское кино? – вздохнул участковый. – Я тебе про то, что у нас происходит рассказываю! В Кулибинске, а не в этих занюханных Штатах!

– А «Ночь пришедшего»? – не унимался хозяин видеосалона. – Или «Хозяин сумерек»?

– Не видел, – сказал Земляков и меланхолично пожевал шпротину. – Ты же знаешь, я вообще ужастики не люблю! Вот последний раз посмотрел, всю ночь не спал, в живых людях покойников видеть начал!

– Так там специально посылают из ада умершего, – сказал Бурыгин. – Специально, понимаешь. Он умер, а дьявол его обратно посылает, чтобы он шороха на Земле навел!

– Это Иванкин-то шорох наводить будет? – насмешливо сказал Земляков и потянулся за ломтиком лимона.

– Это я к примеру, к примеру, – заторопился хозяин видеосалона. – Но в чем-то они и правы. Понимаешь, этот твой Иванкин и в самом деле помер. Но что-то его на Земле пока еще держит, понял?

– Ну и что? – сморщился от ожидаемой кислоты лимона Земляков.

– А то, – неожиданным шепотом сказал Бурыгин. – Вернуться он пытается. – И неожиданно зловеще подмигнул: – Только у него пока не получается.

Глава четырнадцатая,
в которой появляются уфологи

А как же в нашей истории без них?

«Московский краевед» поведал жуткую историю о кулибинских пришельцах, вступивших в сговор с местными ментами? Поведал. Если уж на простые «ведьмины круги» на полях энтузиасты, верящие в то, что Земля просто кишит пришельцами выезжают и бегают там с биолокационными рамками наподобие Карлсонов с моторчиками, то в Кулибинск им сам Высший Космический Разум велел отправиться.

Уфологи приехали в Кулибинск на микроавтобусе и целым отрядом.

Возглавлял их академик из Российской академии астральных и космопрогностических наук, сокращенно РААКН. Академия эта была создана сразу же после победы демократии теми, кто считал себя крупными специалистами в области непризнанных наук. В настоящую академию таких профессионалов не брали, и истинные академики относились к ним с легкой брезгливостью и недоумением, а потереться задом об академическое кресло очень хотелось. Сложнее всего оказалось найти помещение для заседаний и выбрать президента. Помещений в Москве на халяву уже не раздавали, ибо сотрудники мэрии законно видели в них свое «золотое дно», а президентом вновь образованной Академии хотел стать каждый из собравшихся. В конце концов, оба вопроса решили полюбовно: помещение выделил заместитель мэра города, за что его избрали почетным академиком, а президентом избрали тайным голосованием того, за кого было подано меньше всего голосов. Как и полагается каждой академии, РААКН имела свои отделения: астрологии и прорицательства, космопрогностики, экстрасенсорики и народной медицины, уфологии и космопоиска, телепатии и телекинеза. Академия состояла из непризнанных энтузиастов, а потому выглядела в сравнении с Академией наук как игрушечный танк в сравнении с настоящим. Но зато у каждого из избранных было солидное удостоверение с печатью и фотографией, а в удостоверении черным по белому было каллиграфически выведено «академик», и это конечно же грело душу его обладателя.

Ввиду загадочности происходящего в Кулибинск направили объединенную комиссию, в которую вошли представители отделений уфологии, телепатии и телекинеза и конечно же экстрасенсорики. От отделения уфологии в комиссию включили Антона Черноглаза – испытателя первой машины времени и неутомимого энтузиаста поисков следов инопланетного разума на территории России. Черноглаз был невысок, кряжист и напоминал фигурой и выраженной глянцевой чернявостью майского жука. Разговаривал он быстро и невнятно, речь его явно не поспевала за скачущими в голове мыслями, поэтому он то запинался и надолго замолкал, то выговаривал длинные фразы малопонятной слушателям скороговоркой. Представитель отделения телепатии и телекинеза Вадим Поспешаев казался его полной противоположностью, и фамилии не оправдывал. Напротив, он говорил медленно, словно обдумывал каждое слово, сопровождая мысль плавными и округлыми движениями, словно дублировал сказанное, рисуя слова в воздухе. Был он дороден, даже излишне полноват, эта полнота и красивые карие глаза делали Поспешаева похожим на большого и доброго быка. Поспешаев прославился тем, что долгое время наблюдал за наперсточниками, подозревая, что в своих мошеннических трюках с шариком они используют телекинез. Поспешаев использовал для такого рода наблюдений все средства и возможности науки, включая скрытую видеосъемку, поэтому наперсточники не единожды жестоко били его, а свидетелем в суде Поспешаев выступал столько раз, что многие уже принимали его за уголовника, сделавшего карьеру на предательстве своих собратьев по разбойному ремеслу. Иуда не Иуда, но сходство многие усматривали несомненное.

Славное племя экстрасенсов среди них было представлено жгучей брюнеткой до тридцати лет в джинсовом костюме и с пронзительным взглядом Пасионарии. Пальцы у нее блестели перстнями и кольцами, поэтому она постоянно держала их немного врастопырку. Звали экстрасенса Ириной, а вот фамилию она носила забавную – по мужу испанцу – Хулинадо. Ирина одно время искала мужа, переписываясь по интернету с зарубежными искателями приключений, потом вышла замуж за испанца, но личная жизнь в Валенсии у нее не сложилась и она вернулась в Россию, где от жизненных неудач и разочарований занялась экстрасенсорикой и добилась в ней впечатляющих успехов. Из-за фамилии постоянно случались разные казусы. Когда Ирина хрипловато представлялась собеседнику, тот обычно начинал неловко бормотать, что ничего ему не надо, и смотрел он обыкновенно, без особого желания во взгляде, как на товарища, как на научного работника наконец. Надо сказать, что Ирину это очень забавляло. Недоразумение быстро выяснялось к великому облегчению сторон, но чувство неловкости сохранялось долго. Поскольку лак для ногтей она использовала ярко-красный, казалось, что пальцы у нее в крови.

Прибыв в Кулибинск, уфологи разместились в той же гостинице, что и журналист Мильштейн. А куда им было еще идти? Гостиница эта была единственной в городе. Отметив прибытие в местном ресторанчике, уфологи взялись за дело. Первым делом они дружной компанией явились в прокуратуру и потребовали для изучения уголовное дело.

Им, разумеется, отказали. Антон Черноглаз устроил безобразный скандал, размахивал удостоверением РААКН, грозил обратиться к мировой научной общественности и ославить прокуратуру города перед всеми людьми доброй научной воли. Прокурор держался непоколебимо, ссылаясь на статьи Уголовно-процессуального кодекса, требующие тайны следствия.

За окном постоянно мелькал возбужденный журналист Мильштейн. Он был похож на гончую, которую неожиданно взяли на охоту после голодной недели. Тайфун сенсации бушевал, надо было обязательно удержаться в его эпицентре.

Потерпев поражение в прокуратуре, члены уфологической группы разделили город на три района и принялись торопливым шагом прогуливаться по городским улочкам с биолокационными рамками в руках. Там, где рамка начинала вращаться быстрее, исследователь останавливался, чтобы сделать запись в специальном журнале биолокационных исследований. Смотреть на них было интересно, но утомительно.

После биолокационных замеров группа направилась на кладбище, долго осматривала все три могилы. Черноглаз включил самодельный лептонометр и присвистнул – стрелку зашкаливало! Зашкаливало ее на всех трех могилах, зашкаливало на центральной аллее, а при входе в церковь прибор даже стал тревожно попискивать, предупреждая, что предохранители могут сгореть. Если верить лептонометру Черноглаза, силовая прокладка между реальностью и потусторонним миром была здесь до невозможности тонкой, поэтому прибор улавливал колебания огромного количества душ, собравшихся по ту сторону силовой прокладки. Журналист Мильштейн восторженно посвистывал и щелкал фотоаппаратом. В поисках нужного ракурса он даже взбирался на дерево у часовни, никак не реагируя на укоризненные замечания вышедшего на шум священнослужителя. Священник воздел глаза гόре, покрутил пальцем у виска и ушел обратно в часовню.

А потом из часовни вышел юродивый Мишанька со своей грозной клюкой. Что и говорить, бежали все от него в разные стороны. Мишанька читать не умел, да и всякие документы с печатями терпеть не мог. А церковных людей обижать он никак позволить не мог. А то, что же это такое получится: сегодня церковь ни в грош не ставят, а завтра вообще от веры откажутся? Досталось не слишком проворному Поспешаеву, Мишанька отходил его клюкой по спине и к церкви вернулся победителем, снисходительно принимая уважительные поздравления местных старух.

Потерпев фиаско на кладбище, уфологи и отправились на завод. Директор Агудяев на территорию завода впускать их запретил, и вахтеры на проходной стояли, как греки под Фермопилами. Тогда уфологи воспользовались советами местных жителей и проникли на завод через пролом в кирпичной стене, но только и успели обойти бывшую лабораторию со своими биорамками, как прибежала охрана, и возмущающихся уфологов под руки вывели за ворота.

Вернувшись в гостиницу, они собрались в номере журналиста.

О чем говорят люди, объединенные общностью целей и поставленных задач? Именно об этих целях и задачах они и говорят. Особенно если к тому есть предпосылки в виде двух бутылок хорошего коньяка. Постепенно посыпались истории о различных расследованиях, и чем больше дело близилось у ночи, тем больше рассказываемые истории обретали мистический уклон. Многие из этих историй могли бы послужить основой для сценария фильма ужасов. Диктофон Стаса Мильштейна работал беспрерывно, журналист лишь кассеты в нем едва успевал сменять.

– А мне больше всего запомнилась одна история, – сказал Черноглаз. – Произошла она в Чебоксарах с женщиной. Звали ее Ксенией Яковлевной, фамилию я умолчу, чтобы не привлекать к ней лишнее внимание. Женщина и так настрадалась. Ну, есть еще одна причина, вы ее поймете из рассказа. Подробнее историю эту вы можете прочитать у Алексея Приймы, с которым мы одно время вместе работали. Между прочим, талантливый парапсихолог! Так вот. Было это в семидесятые годы. У Ксении Яковлевны заболел сын. Ну, понятное дело, женщина настрадалась, стала излишне нервной и чувствительной. Да и разведенка она, тоже проблема для бедной женщины. Скорее всего, это вместе взятое и обусловило контакт. В общем, в один прекрасный день она услышала голос. Разговаривал с ней мужчина. Он сам нуждался в помощи. Голос сообщил, что он находится в пункте номер шесть на Меркурии. Пункт № 6 – здание, одиноко стоящее в степи. Снабжает энергией другие подобные строения. По утверждению голоса, энергия с помощью специальной аппаратуры передается в некий город Ступач, столицу Хартумской Меркурианской республики. От города Ступач до энергопункта пятьсот тысяч километров по прямой.

– Круто, – сказал Стас Мильштейн.

Черноглаз неодобрительно глянул на него.

– Голос ей сообщил, – продолжил он после небольшой недовольной паузы, – что на пункте шесть вышел из строя какой-то блок и связь со Ступачем оборвалась. Энергодающие, которых на пункте было двое, голодают. У них почти кончилась вода. А вокруг – голая степь до самого горизонта! Одного меркурианца зовут Роман Иванович Смирнов, другого – Александром Юрьевичем Степановым. Роман Смирнов сообщил Ксении Яковлевне, что неподалеку от них находится энергопередающий пункт № 5, который раньше был заброшен за ненадобностью. К ним на пункт № 6 отправился коллега, который получил продукты и воду на всех троих и на много месяцев. Но этот человек засел на пункте № 5, присвоив все продукты и воду. Зовут его Юрием Лысовым. Время от времени он выходит на связь и всячески издевается над Смирновым и Степановым, обзывает разными грязными словами и не хочет объяснить свое наглое поведение. Смирнов попросил передать в Ступач их со Степановым сигнал бедствия.

– Нормально, – сказал Стас.

– И тут начался кошмар, – назидательно поднял палец Черноглаз. – В разговор вклинился второй голос – молодой и наглый. «Дура ты, Ксюшка, – сказал голос. – Дурой была, дурой и останешься. Если ты, стерва, передашь в Ступач сигнал идиота Ромки, то тогда держись! Я тебе устрою веселенькую жизнь! Грохну по тебе и твоему сыну энергией, состоящей из невидимых жилок с иголками! Так грохну, что взвоешь!» Наш контактер, разумеется, испугалась. А с другой стороны на нее Смирнов наседает: «Не слушайте этого проходимца, Ксения Яковлевна, передавайте сигнал. У вас правильные мозги, и все должно получиться!» Несколько дней эта перепалка меркурианцев звучала в сознании женщины. И вот однажды утром этот самый Юрий Лысов вдруг заявил: «Ах ты, гадина! Ты все-таки передала сигнал бедствия в Ступач! Ну, Ксюха, держись!» И тут энергетический удар пришелся нашему контактеру прямо по темечку, в точку, которую оккультисты называют «дырой Брамы» У Ксении Яковлевны было ощущение, что внутри нее идет огненный дождь. И в то же самое время нечто подобное испытал ее сын. Более того, он тоже начал слышать голоса с Меркурия!