Текст книги "Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника"

Есть люди, которые по своей воле или против нее неразрывно связаны с милицией и, порой даже ненавидя ее, поставляют работникам розыска информацию. Работа у них такая. Чаще всего на общественных началах, ибо со времен римской оккупации Иудеи за информацию платят безобразно мало, даже максимальную сумму не хочется называть. Именно к такой категории людей относился Анатолий Злотников по кличке Золотой. Его товарищи даже не подозревали, что кроме известной им клички Анатолий Злотников носит еще одну, известную только ему и оперативному работнику, с которым он контактировал. А этим оперработником был Сергей Иванович Нечаев.

С Анатолием Злотниковым, который носил блатную кличку Золотой, а по линии уголовного розыска именовался Мавром, он встречался два раза в месяц на явочном месте, которое обговаривалось каждый раз непосредственно перед встречей. Кличку Мавр Злотников получил не зря, было в нем что-то испанское – то ли смуглость кожи заставляла вспомнить отчаянного Отелло из бессмертной трагедии Шекспира, то ли отчаянная храбрость и безрассудство, сразу заставляющее вспомнить об испанском темпераменте. Вот этот темперамент иногда оказывал Золотому плохую услугу. Его профессия требовала большей сдержанности и внимательного отношения к партнеру. Анатолий Злотников был каталой, проще говоря, карточным шулером, способным на «катране» или просто в «такси» раздеть намеченную заранее жертву до трусов в буквальном смысле этого слова.

В свое время Злотников многому научил Нечаева, раскрыл перед ним приемы древнего шулерского искусства, за которые иной раз били по мордасам канделябрами, а в прежние времена, уличив в крапленой игре, без лишних споров всем картежным коллективом вешали виновного на ближайшем дереве.

Нечаев однажды выручил Злотникова из отчаянной ситуации, мог «катала» загреметь на звонкий червонец, а такие вещи не забываются – постепенно между ними установилось некое подобие дружбы, которая со временем стало привычной и не тяготила ни одну из сторон. Злотников делился с Нечаевым информацией, иногда весьма и весьма ценной, и полагал, что в крайней ситуации Нечаев по возможности прикроет его. Вопрос о деньгах обе стороны никогда не ставили: Нечаеву было стыдно предлагать их «катале», а тот в подачках не нуждался, он сам жил на широкую ногу.

Информацией картежник располагал обширной.

Именно он помог Нечаеву раскрыть убийство трех грузин на частной квартире в Краснопресненском районе. По его информации повязали группу мошенников, нагревших предприятия Царицына на полтора миллиарда деноминированных рублей. Именно Злотников вывел Нечаева на серийного убийцу Михасева, оказавшись той самой палочкой-выручалочкой, что спасла Нечаева от гнева начальства – ведь число жертв Михасева достигло девяти человек и увеличивалось каждый месяц.

Сегодня он позвонил Нечаеву сам.

– Иваныч, попариться не желаешь? – поинтересовался он.

– Меня уже который день парят, – вздохнул Нечаев.

– Так это же разные вещи! – не согласился Мавр. – Одно дело, когда парят тебя, совсем другое, если паришь ты, ну и уж совсем иное, если паришься сам. Холодное пивко, балычок великолепный, прогретая сауна, бильярдный стол… Захочешь, можешь на тренажерах покрутиться, их там полно.

– Тебе бы девушек уговаривать. Считай, что я согласен. Где это?

– Профилакторий завода «Ахтуба» помнишь?

– Помню.

– Вот там я тебя к семи и жду. Есть тема, Сергей Иваныч, между прочим. Серьезная тема! Подкатывай, не пожалеешь!

Натуру своего источника Нечаев изучил достаточно хорошо. Если в голосе Злотникова зазвучали фамильярные нотки, значит, информация, которой он располагает, действительно стоящая.

Стало быть, ехать надо было обязательно.

– Рома, вот ключ от квартиры, – сказал он Калгину. – Сегодня тебе без меня придется домой идти. Встреча у меня очень любопытная намечается, а тебя на нее – не обессудь, я пригласить не могу. Лады?

– Что-нибудь серьезное? – поинтересовался Калгин, принимая ключи.

– Пока не знаю. Человечек-то стоящий, он меня по пустякам еще никогда не тревожил. Вернусь, тогда и расскажу.

– Ты знаешь, у меня вся эта история из головы не выходит. Что это за младенчики такие? В Израиле четыре трупа, у нас уже один имеется, и, кажется, он тоже не последний. Ты чего-нибудь понимаешь?

– Я в чудеса не верю. А это главное. Все, что происходит на свете, рано или поздно объяснится.

– Это чем же таким он их всех зарядил? – вздохнул Калгин.

Именно об этом раздумывал Нечаев, когда ехал на встречу со Злотниковым. «Модификанты… Если модифицированная порода людей будет такой, то лучше ей на белый свет не рождаться. Хотя, может быть, мы все порем горячку. Неизвестно, что там, в Израиле происходило, но наш жмурик запросто мог кони двинуть от перевозбуждения. Не каждый день отправляешься из огнемета в женщину с новорожденным палить. Тем более что паренек остаканился перед этим в азербайджанской харчевне…»

– Сергей Иванович, – сказал водитель. – Вы там долго будете?

– Где? Ну как выйдет, – отрываясь от собственных мыслей, сказал Нечаев.

– Я скатаюсь на пару часов?

– Скатаешься, – согласился Нечаев. – Паразит ты, Славка, все мои мысли спутал.

* * *

Дверь в бывший заводской профилакторий была заперта, но сбоку чернел звонок и висела табличка «Звонить здесь!». Нечаев позвонил.

Некоторое время за дверью царила тишина, потом послышались шаркающие шаги, и молодой незнакомый Нечаеву голос злобно спросил: – Чего надо?

– Надо говорить, кого надо? – поправил Нечаев. – Злотников мне нужен. Толик. Загремел засов. Опухший со сна парень открыл дверь и торопливо поздоровался. – Вы к Анатолию Ивановичу? Ждет.

В профилактории стоял холод и характерный запах, какой обычно бывает в помещении, которое длительное время не посещают люди. Нечаев сделал несколько шагов и растерянно огляделся.

– Вниз по лестнице спускайтесь, – услужливо подсказал парень, гремя засовом. – Анатолий Иванович вас в сауне ждет.

Да, в предбаннике Злотников чувствовал себя как дома. На нем был черный халат с золотыми драконами, а сам он, влажный от бассейна, вальяжный, расслабленный, неторопливо наводил красоту на столе. Он порезал огурчики с помидорчиками, слабо дымящиеся куски ароматного мяса разложил, янтарный балык выложил и теперь взялся за сыр с паштетом, словно хотел всей красотой стола заставить Нечаева усомниться в правильности выбранного жизненного пути. А может, и в самом деле хотел заставить усомниться. Кто знает – чужая душа потемки.

– Приветствую, Сергей Иваныч, от всего сердца приветствую, – Злотников положил нож на стол и крепко пожал руку начальника убойного отдела.

Конечно, жулик он был, негде пробу ставить, но чем-то Нечаеву он нравился. Наверное, тем, что грабил, обыгрывая в карты, своего же брата жулика и хозяйственных воров, которые растолстели на ворованных деньгах и потому проигрывали их без стенаний и особых сожалений: как пришли деньги, так и ушли.

– Я гляжу, тебе недавно фарт крупный выпал? – кивнул Нечаев на стол.

– Да случилось маленькое событие, – радостно подхватил Злотников. – Понимаешь, Сергей Иваныч, залетела тут в город одна магаданская кубышка. Даже трясти не надо, по толстой морде видно, что под завязочку бабками набит. Очень ему с мастером поиграть хотелось. У себя-то в Магадане он в мастерах сам ходил, боялись его местные обыграть, обиду мог затаить. А у нас его бояться некому!

– И как сыграли? – поинтересовался Нечаев, отправляя в рот полоску аккуратно порезанного балыка.

– Ну, на билет до столицы я ему занял, – пожал плечами Злотников. – А там пусть дальше сам думает. У меня здесь не кредитный отдел Сбербанка и не касса взаимопомощи.

– Силен, – усмехнулся Нечаев. – И много поднял?

– А вот что поднял, так это все мое, – укоризненно сказал «катала». – Иваныч, ну для чего ты такие нескромные вопросы задаешь? Ты что, в налоговой полиции работать стал?

Увидев, что Нечаев присел к столу, ласково прикрикнул:

– Нет, Иваныч, так дело не пойдет! Сходи сначала косточки пропарь, в бассейне поплавай, а потом мы с тобой оскоромимся! – и плотоядно потер руки. – Натюрморт!

– Тебе легко на этот натюрморт смотреть, – проворчал Нечаев, – а человек целый день не жрамши.

– Вот и нагуляй аппетит, а я пока бутылочку «Смирновской» и баварского пивка из холодильника принесу. У тебя время есть?

– До утра, – сказал Нечаев, расстегивая штаны.

– Ну до утра мы с тобой сидеть не будем, – рассудительно сказал Злотников. – Разве что маме Чоле позвоним. Может, и правду позвонить? К ней две хохлушки приехали работать, одна вылитая Наташа Королева, ее с ней даже путают. Только наша моложе.

– Охота тебе макаться в поганые ведра, – вздохнул Нечаев, накидывая на себя простыню. – Вроде взросленький уже.

– Так хорошие девочки сразу замуж хотят, – сказал катала, – о профессии начинают расспрашивать, горят желанием с родителями познакомить. А оно мне надо?

– Ладно, – махнул рукой Нечаев. – Я пошел.

Сауна была раскаленной печью.

Нечаев расстелил простыню на средней ступеньке и сел, чувствуя, как жар смыкается вокруг его тела. Пот долго не поддавался, потом пробился через раскрывшиеся поры кожи. Прохладно заструился, моментально испаряясь и обжигая тело. Волосы на голове намокли, нагрелись от жара сауны, и Нечаев пожалел, что нет на нем шапочки. Он сидел и терпел, сколько мог, а когда стало совсем невмоготу, Сергей Иванович вывалился наружу, чувствуя, что кожа его дымится. И ухнул с воплем в холодную воду бассейна.

Злотников ждал его за столом.

Нечаев выбрался из бассейна, сел за стол, вытирая грудь и руки простыней.

– Халат накинь, – посоветовал Злотников. – Такие в гостинице в Дагомысе выдают. Я и увел парочку на память о проживании.

– На семинар ездил?

– На игру, – сказал катала, – весь цвет российский собрался, по «гамбургскому счету» играли.

– Подтвердил квалификацию? – ухмыльнулся Нечаев.

– Ну, не хуже других оказался, – увильнул от прямого ответа Злотников и разлил по стаканам водку из запотевшей бутылки.

Нет, все-таки были прелести в неправедной жизни! Конечно, и сам Нечаев мог баньку организовать, да и делал это не раз, но отличие заключалось в том, что Нечаев это делал, когда деньги были, а Злотников – когда ему это хотелось.

Некоторое время они молча и сосредоточенно закусывали.

Кроме балычка и жареного мяса, на столе еще оказалось сальце с тремя мясными прожилками, рассыпчатая и горячая картошка, даже горячий калач, где его только Злотников выписал для гастрономического удовольствия!

– Иваныч, – сказал Злотников, на время прерывая вдумчивую работу над продуктом. – Я слыхал, в Первой больничке доктора завалили?

– Ну, не в больнице, а дома, – сказал Нечаев. – А тебе что, номер его могилки нужен? Цветы хочешь отнести?

– Вы мокруху раскрыли? – поинтересовался Злотников.

– Есть некоторые прикидки, – сказал Нечаев, – только все пока…

И он рукой неопределенно повертел, показывая, в каком состоянии работа по раскрытию убийства.

– Есть одна тема, – Злотников вновь разлил водку. – Вздрогнем, Иваныч? Как говорится, чтобы между первой и второй пуля не пролетела?

Выпили и опять помолчали, пережидая удар спирта по своим желудкам.

– Есть тема, – повторил Злотников. – Недавно играли мы на блат-хате одной. Не скажу что собрались одни уважаемые люди, но! – он поднял вверх указательный палец. – И кто-то привел на хату двух ростовчан. Одного звали Герой, мама, наверное, кололась, а второй был грузин со странным именем, мне еще кто-то сказал, что с таким именем только знамя над фашистским рейхстагом поднимать…. Что-то ментовское в имени было. Ну не помню!

Нечаев насторожился. Рассказ каталы и в самом деле был в тему.

– Так вот, как я потом узнал, ростовчане приезжали к нам грабануть одного доктора. Я тогда-то не знал, что какого-то доктора ножиком потрогали, это я потом уже все сложил. Резать этого доктора, конечно, никто не собирался, там у деловых какая-то непонятка случилась. Им-то всего надо было: залезть в хату, попугать фраера и взять у него святого короля. И выяснить что-то.

– Постой, постой, как ты сказал? – подался вперед Нечаев.

– Святого короля, – повторил катала. – Так они эту вещь между собой называли. Им ее очень большой человек заказал. Они его пророком называли. Надо же, кликуха у человека!

– Имя этого большого человека не называлось? – медленно спросил Нечаев.

– Чего не было, того не было, я же говорю, краем уха слышал, они его между собой пророком звали, – развел руками катала. – Я смотрю, ты мой рассказ о ростовчанах спокойно воспринял. Знал уже, так ведь?

– Второго Мелитоном звали?

Катала восхищенно причмокнул.

– Точно, Иваныч, Мильтоном его звали. Значит, знал?

– Про святого короля в первый раз слышу, – искренне сказал Нечаев. – Больше ты об этих ребятах ничего не слышал?

Злотников развел руками и потянулся за водкой.

– Говорят, им срочно уехать пришлось. Пригодится?

– Пригодится, – кивнул Нечаев. – Ты не части, я еще раз в парную сходить хочу, а поддатому там что делать? Только мучиться! А что еще нового в ваших сферах?

– Лапина знаешь?

– Это который строительство у нашего мэра курирует? – наугад спросил Нечаев.

– Вот-вот, – кинул катала, – он в этом месяце уже сто штук спустил, только особых огорчений не вижу. Значит, запустил он все-таки свою жадную лапу в капитальный ремонт Дворца эстрады. Раньше-то он штуку спустит и ходит бледный и трясущийся, боится, чтобы жена не узнала. А теперь – герой!

«Это интересно, – подумал Нечаев. – Надо будет обязательно бэхам сказать. Лапин и в самом деле жаден, но если он такие деньги, не моргнув глазом, проигрывает, то сколько же он имеет с Дворца? Правда, бэхи стали не те, раньше там ребята попрофессиональней сидели, которые главную книгу с листа читали, а теперь профессионалы на вольные хлеба подались. Но мне-то до этого какое дело? Солью им информацию, а там пусть у них голова болит».

– Мамоня с грузинскими ворами связался, – между тем сообщил Мавр. – Они у Левана рядом с его домом гараж арендовали и туда угнанные тачки загоняют. Удобно – дорог-то туда много из центра ведет, а в гараже они ее сразу разбирать начинают. Часа за три разбрасывают и корпус в другой цвет красят. На прошлой недели они от «торгушки» «форд-скорпио» увели. Вроде эту тачку они в Краснодар клиенту уже перегнали.

– Интересные вещи ты рассказываешь, Толя, – задумчиво сказал Нечаев. – А что это за штука – святой король? Картина? Статуэтка какая? С чем ее едят?

– Хрен ее знает, – честно признался катала. – Я только эти слова и слышал. Ну что, попаримся и по пиву?

– А этот твой источник, он не мог что-то спутать? – поинтересовался Калгин.

Нечаев сидел за столом и добросовестно оформлял вчерашнюю информацию, переводя ее из устной в письменную форму.

– Святой король… – повторил Калгин. – Странное понятие, почти невозможное. Святых правителей не бывает, им грешить много приходится.

– А как же пресвитер Иоанн? – поинтересовался Нечаев. Подумал немного и дописал: «Снять копию в одном экземпляре и передать ее для оперативного использования в ОБЭП ГУВД». И расписался.

– Ну, это давно было, – с сомнением сказал Калгин. – И потом, это же все-таки легенда.

Он сидел, бегло просматривая суточную сводку. Ничего особенного за ночь не случилось – две бытовухи, раскрытые по горячим следам, тяжкие телесные повреждения, что были нанесены гражданину Мосалю около кинотеатра «Юбилейный», и изнасилование в дендрарии, которое тревожило Нечаева больше всего. За август в дендрарии было совершено уже три изнасилования студенток университета, а в сентябре уже два таких нападения было совершено, и все они были нераскрыты. Неизвестный преступник в темной аллее догонял студентку, спешащую с электрички в общежитие, хватал ее за шею, не давая возможности повернуться к нему лицом, и быстро делал свое черное дело, а затем снимал со студентки все имевшиеся золотые украшения и исчезал в кустах прежде, чем та успевала его увидеть. Со дня на день следовало ожидать, что на этот беспредел обратит внимание начальство, поэтому Нечаев собирался проехать в районный отдел внутренних дел и обговорить вопросы, связанные с задержанием преступника с поличным.

– Прошлое состоит из легенд, – сказал Нечаев, укладывая листочки с оформленными сообщениями в красную папку с золотым тиснением «На доклад». Сам он такие папки терпеть не мог, но начальству всегда хочется, чтобы в управлении было все, как у людей, вот по указанию Березко и были заказаны в какой-то типографии такие вот папки. Ну нравится человеку, когда к нему приходят с красными папками, украшенными золотым тиснением! Лучше бы он за эти деньги две машины убойного отдела отремонтировал, а то подчиненные уже взяли моду на машине начальника по городу раскатывать по причине того, что еще две машины, закрепленные за отделом, стояли на приколе во дворе управления и требовали серьезного ремонта.

– И что это может быть? – настойчиво напирал Калгин.

– Да все что угодно, – сказал Нечаев. – Все что угодно, Рома. Это может быть картина, типа «Святого семейства», а может оказаться статуэткой, бутылкой какого-то редкостного вина, существующей в единственном экземпляре, рукописью, только вот не представляю себе короля, о котором можно написать, что он святой… Все что угодно!

В дверь постучали.

– Можно? – послышался из-за двери знакомый голос, и в кабинет вошел Примус… тьфу ты! оперуполномоченный Николай Евграфов. – Докладываю по случаю возвращения из командировки, шеф!

– Быстро же ты управился, – удивился Нечаев. – Садись, Коля, докладывай.

– Докладывать особо нечего, – сказал Примус. Глаза у него были красные, воспаленные – сразу видно было, что человек устал. – Телевизор и ноутбук я привез, они у Германа Вахта дома стояли. Все чин по чину, номера с паспортными данными совпали. И сомнений никаких, что это нашего доктора вещички. Я и корешки билетов на поезд до Царицына изъял, и справку в железнодорожной кассе получил. Привязать мы их к нашему доктору сможем. А мотив преступления?

– Мотивы пусть следователь ищет, – веско сказал Калгин. – Мы работу сделали, преступников нашли…

– А труп неизвестного с недостроенного дома по улице Тимирязева куда спишем?

– А чего его списывать? – удивился Калгин. – Отказным материалом пойдет. Признаков насильственной смерти не обнаружено? Не обнаружено. А что до огнемета, то материалы по нему в военную прокуратуру передадим. У нас огнеметы в магазинах не продаются. Если нашли его, значит, где-то у военных утечка. Вот пусть и ищут!

– И тебя не интересно, зачем Вахт с Мачарашвили в Израиль поехали, почему они ребенка Гриц не то похитить, не то убить пытались? – удивился Нечаев.

Калгин снисходительно глянул на него. Как на ребенка.

– Так к нашему убийству это отношения не имеет, – сказал. – Пусть евреи и разбираются в причинах их поступков. А у нас дело ясное, убили, значит, убили. А мы, значит, нашли.

– Да, Сергей Иваныч, – сказал Примус, глядя, как сердито спорят между собой начальники. – Там еще одна заморочка, совсем уже непонятная. С полгода назад эти хмыри в Земное братство вступили. У них в Ростове с разрешения губернатора храм Четырехликого открыли. Они там послушниками были.

– В храме был?

– Был, – сказал Примус. – Обалденные хоромины. Ни одному бизнесмену такие не снились.

– И что там говорят? – быстро спросил Нечаев.

– А что там могут сказать? – удивился оперуполномоченный. – Как обычно, о мертвых либо ничего, либо только хорошее.

– А что, там знают об их смерти? – вмешался в разговор Калгин.

– Из паспортно-визовой службы сообщили, – объяснил Примус. – Израильтяне через МВД правильность документов проверяли. Естественно, сообщили.

Проверка на ДНК тоже принесла свои плоды: плоть под ногтями убитого принадлежала Мелитону Мачарашвили.

– Ну, мужики, теперь дело техники, – радостно сказал следователь. – Закреплюсь немного, а потом подробно все распишу в постановлении и прекращу дело за смертью обвиняемых. А карточка все равно на раскрытие пойдет. А я уж боялся, что зависнет дело и будут меня за него дергать.

– А как же кража историй болезней из Первой больницы? – спросил Нечаев.

– А мне-то что? – удивился следователь. – Для моего дела она значения не имеет, я и материалы не приобщал, в отдельной папке держал. Ваши из районного управления откажут, и все дела. Какую ценность эти бумажки имеют? Да никакой!

– А если что-то случится? – настаивал Нечаев. – Вон, недавно на Редигер покушались!

– А вот когда случится что-нибудь, тогда и будем разбираться, – неуверенно пробормотал следователь, отводя взгляд в сторону.

– Со свежими покойниками? – уточнил Нечаев. – Так ведь и погоны потерять можно.

– Начальство не поймет, если я при установленных убийцах дело буду держать без решения, – сказал следователь. – Я понимаю, но и вы все понимать должны. Ну недельку я еще возиться буду, техническую сторону оформлять… Этого хватит?

– Так ведь мы не таксисты, а ты не пассажир, – качнул головой Нечаев. – Это там можно спросить: десятки до центра хватит?

* * *

– У меня очень мало времени, – сказал заместитель директора института Хвощев. Директор был в отъезде, поэтому Примус договорился о встрече с его заместителем. Ему хотелось выяснить некоторые детали из жизни покойного Медника. – Тридцать минут, больше я вам уделить не могу.

– Попробуем уложиться в тридцать, – оперуполномоченный Евграфов плюхнулся на стул, раскрывая блокнот. – Только смею заметить, Дмитрий Степанович, мы ведь тоже не в бирюльки играем, я человек не менее занятой.

Хвощев снял очки, тщательно протер линзы, водрузил очки на пористый нос и недоуменно и гневно уставился на нахала. Может, на сотрудников института этот взгляд и действовал, но Примусу на него плевать хотелось – невелика шишка, в свое время Примусу и более влиятельных людей допрашивать по поручению следователя приходилось. – Убили-то вашего сотрудника, – сказал Примус укоризненно.

– Бывшего, – нервно сказал Хвощев. – Бывшего, э-э-э… напомните мне свое имя-отчество?

«Это он мне разницу между нами хочет показать, – догадался Примус, – намекнуть, так сказать, что с вершины его положения я блохой ничего не значащей кажусь».

– Николай Александрович, – быстро подсказал он. – А вас – Дмитрий Степанович. Мне бы хотелось узнать, над какими проблемами в вашем институте работал покойный Медник? Хвощев с видимым превосходством оглядел опера.

– Видите ли, молодой человек, – медленно сказал он, – не знаю, хватит ли вашей подготовки понять те проблемы, над которыми бьются ученые? У вас ведь в милиции, как я понимаю, главная задача – хватать и не пущать, не так ли? А методы научной работы совсем, совсем иные! – А вы попробуйте, – предложил Примус. – Вдруг пойму?

Хвощев дернул брыластой щекой, похоже, Примус своим нахальством и бесцеремонностью уже стал его донимать, хотя их беседа едва началась.

– Ну что ж, – сказал заместитель директора института. – Давайте попробуем!

И, уже совершенно не скрывая раздражения и пренебрежения к оперуполномоченному, добавил: – Чем черт не шутит! Кофе будете пить?

– Не откажусь, – к видимому неудовольствию ученого согласился Примус. Хвощев нажал кнопку на селекторе и сказал секретарше: – Лидочка, нам два кофе. Нет, сервиз не нужен. Лучше что-нибудь повместительней. И кофе сделай покрепче.

Прихлебывая быстро принесенный секретаршей кофе, Хвощев начал просвещать Евграфова.

– Все началось еще в середине восьмидесятых годов. В Институте физико-технических проблем Академии наук над изучением свойств ДНК работал старший научный сотрудник Петр Гаряев. Вы его не знаете, но это неважно. Так вот, совершенно неожиданно для себя он с коллегами получил удивительные результаты. Ученые брали ДНК зобной железы теленка – целые, не разрушенные, помещали их в кювету спектрометра «Малверн» и облучали пучком красного лазерного света. Они пытались разгадать тайну программирования жизни: как два микроскопических набора хромосом из мужской и женской половых клеток «руководят» возведением грандиозного «здания» биологической системы, которое строится из кирпичиков жизни – белков. Что такое ДНК, объяснять не надо?

Примус отрицательно мотнул головой.

– Так вот, – продолжил Хвощев, – однажды, после бесконечной череды экспериментов, исследователи случайно измерили спектр пустого места, на котором несколькими минутами раньше находился препарат ДНК, луч лазера рассеялся, будто на пути его встала преграда. Спектр получился таким, словно в пустом пространстве по-прежнему находилась ДНК. Потом они расплавили в кювете клеточные ядра и записали на спектрометр, что с ними происходит. Кювету с расплавленной и тем самым уничтоженной ДНК убрали, но лазерный луч снова на что-то наткнулся. Как нам удалось установить позднее – это были фантомы умерших ДНК. Во время плавления ядер произошла некая «запись» информации с ДНК расплавленных ядерных клеток. Тогда исследователи пришли к выводу, что фотоны, рассеянные молекулами ДНК, локализуются в металлических стенках кюветного отделения прибора, образуя своеобразный фантом, в котором зафиксировалась определенная информация.

Медник как раз занимался изучением этого фантома. Ему удалось установить, что спектрометр «Малверн» регистрировал фантом около сорока дней. Не исключено, что такой же фантом остается и после смерти каждого из нас. Отсюда можно, кстати, сделать вывод, что сороковины, которые отводят покойному, имеют какое-то практическое значение, и наши предки обладали знанием, которое мы бесповоротно утратили. Пока доступно?

– Более чем, – коротко отозвался Примус, рисуя в блокноте черта с оленьими рогами.

– И наличием фантома, остающегося после смерти человека, можно объяснить существование привидений и явления умерших своим родственникам, а такие явления в истории имели свое место и сохранились их описания. Можно даже предположить, что мы окружены призраками, только для их восприятия требуется очень сложная и точная аппаратура, которой пока ни в России, ни за границей нет…

Он поставил чашку на стол, заложил руки за спину и сделал несколько шажков по кабинету.

– В ходе исследований удалось набрести на определенный эффект, ранее не известный науке: один из помощников Медника, исследуя лазерным лучом хромосомы собственной спермы, завернул луч в резонатор лазера и оказался под воздействием излучения. Фотоны, превратившиеся в радиоволны, считали информацию с хромосом в кювете и, если можно так выразиться, обстреляли экспериментатора. Он чуть не погиб: температура его тела поднялась до сорока одного градуса, он не мог пошевелиться, оказался полностью парализован. Его организм перестал принимать пищу… Короче, он выкарабкался чудом, хотя в науке и не принято говорить про чудеса. Но через некоторое время в лаборатории с большей осторожностью повторили эксперимент – и что же? Тяжелых последствий не было. Медник предположил, что люди, подвергшиеся подобному облучению, приобретают волновой иммунитет.

Заместитель директора увлекся. Похоже, он даже забыл о своих сомнениях в способностях оперуполномоченного Евграфова.

– Представляете себе – волновой иммунитет! – сказал он. – А какое это широкое поле для новых идей и открытий! Как, например, до сих пор пытаются предупредить одно из самых страшных вирусных заболеваний – грипп? Сыворотками. А вирус гриппа, как и вирус СПИДа, а с ними и многие другие виды вирусов, обладает способностью видоизменяться. После таких видоизменений, их называют мутациями, организм не узнает «старые новые» вирусы. Обычно болезнь поражает человека, если вирус попал в строго определенные места клеток и хромосом – так называемые «сайты-посадки». Еще Гаряев предполагал, что у вирусов есть система «радарной наводки», те самые волновые излучения и радиоволны, благодаря которым они легко распознают район внедрения в хромосомы. Надо сказать, что и сам вирус напоминает лунный модуль, приземляющийся в строго определенные места. Но если сканирующее поле вируса исказить, то он и его хромосома не узнают свое место посадки и «приземлятся» на другое, безопасное для человека. Никакого заражения не произойдет. Можно еще с помощью волновой генетики создать ложные места посадки. Этим занимался Гаряев в Москве, это же направление отрабатывал по предложению директора института Медник. Представляете перспективность подобных исследований? Можно лечить рак, массу инфекционных заболеваний…

– Вы сказали «отрабатывал», Дмитрий Степанович? – довольно невежливо перебил Примус.

– Да, – ученый сел в кресло. – Внезапно он заявил о своем нежелании работать над этим направлением. Представляете, под это выделены государственные деньги, составлены институтские планы, определены сроки, и вдруг Медник заявляет, что ему, видите ли, неинтересно заниматься данными исследованиями. Он их считает бесперспективными, а хочется ему заниматься проблемами рождаемости и лечением бесплодия, на что его натолкнули некоторые полученные им результаты.

Разумеется, никто не мог ему позволить этого, мы ведь не можем менять направления работ без согласования с Академией наук. Все не так просто, нельзя же уподобить себя капризному ребенку и поставить под удар коллектив! А у нас работает не один десяток сотрудников. Директор так ему и сказал. И нате вам – Медник встает в позу, ругается со всеми, причем безобразно ругается, такое просто невозможно простить, а в довершение ко всему, швыряет на стол директора заявление об уходе. Да скатертью дорога!

– Скажите, а вы слышали от него когда-нибудь такое понятие «святой король»?

Дмитрий Степанович Хвощев отрицательно покачал головой.

– Н-нет, – сказал он. – Пожалуй, никогда.

– А чем он хотел заниматься? Ну, ведь чего-то он хотел, верно?

Хвощев опять стал прежним.

– Хотел! – недовольно сказал он. – Лечение бесплодия путем внесения в клетки спермы ДНК донора, добиться усиления и оздоровления спермы, таким образом, создание здоровых и жизнеспособных модификаций зародышей.

– Именно поэтому он начал работать в Первой больнице?

– Ну да – поэтому! – со злостью сказал Хвощев. – Просто там главврачом его приятель работал, а он в свое время с живым пророком Гонтарем в одном институте и даже в одной группе учился. У того денег куры не клюют, так он Первую больницу в порядке спонсорской помощи так оборудовал, любому московскому институту не снилось. Так что Илья Николаевич знал, куда он уходит! Он все посчитал!

– Да разве это плохо? – удивился Примус. – Ну не сошелся он с вами характерами, так в больнице он своим любимым делом мог заняться, не так?

Хвощев ехидно засмеялся.

– К деньгам он побежал, а не к науке, – сказал он. – Запомните, молодой человек, чистая наука от абортариев далека, там не открытия, а аборты делают. За деньги, между прочим!