Текст книги "Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917."

За потерею права убежища политического и религиозного пришла очередь и за правом убежища социального. На Дон бежали не только крепостные. Туда бежали и стрельцы, и драгуны, и прочие воинские чины. В 1673 г. из отряда воеводы Ивана Хитрово, стоявшего на Дону, бежало до 1500 человек. Войско разослало грамоты, требуя, чтобы беглецов ловили. Верховые казаки делали им вспомоществование, снабжали провиантом, судами, отпускали их в украинные города или же держали по городкам для работ. «Кто не послушает нашей войсковой грамоты, и на той станице наша пеня войсковая: век бить и грабить и суда им не будет и впредь в такой нашей войсковой пене милости не просить…»[260]260
  Исторические описания. С. 297–298.


[Закрыть] Однако войсковая грамота была грозной лишь на словах. Дон принимал и беглых воинских людей, и крестьян.

Особенно страдали от побегов крепостных помещики украинных уездов. Отовсюду неслись их вопли к правительству о необходимости не только требовать выдачи беглых рабов с Дону, но и о том, чтобы не пускать казаков на Русь, в украинные уезды, ничего им не продавать, не ссужать, «казакам на городских и уездных всяких чинов жителей суда и управы не давать, кто казаков пришед что принесет также не отдавать…»[261]261
  Дополн. к Актам историческим. Т. XII. С. 124.


[Закрыть].

Такова была, например, программа, которую тамбовские помещики рекомендовали правительству в 1685 г. Их можно понять, потому что при появлении казаков в украинных уездах за ними бежали на близкий Дон целые села крепостных и холопов. Правящее сословие на Руси требовало от правительства обеспечения его прав на труд и личность крестьянина. Несомненно, что и государство страдало от такой утечки плательщиков податей и воинов в соседнюю вольную колонию.

Результаты побегов на Дон хорошо изображены в «подписной челобитной», которую подали царю в 1690 г. «стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы рязанские, шацкие, рижские помещики, и дворяне городовые, рязанцы, мещеряки, ряшане, копейщики, рейтары и дети боярские, мурзы, татары и солдаты выборных полков…». «Бегают, – писали эти многочисленные представители украинного поместного землевладения, – от нас люди и крестьяне, с женами, с детьми на Дон, и на Хопер, и на Медведицу беспрестанно, многие села и деревни запустошили; домы, животы, лошадей и всякую рухлядь без нас, как мы бываем на службах и в отъездах, грабят, остальных людей и крестьян наших подговаривают жен и детей наших в избах и хоромах заваливают колодами, детей наших режут и побивают до смерти и в воду, ругаясь, сажают. Теперь мы от этого побегу разорены без остатка, а государевой службы отбыли, и за этих беглых задворных людей и крестьян платим ямские и рублевые деньги и стрелецкий хлеб, и делаем городовые поделки…»[262]262
  Соловьев С.М. История России… Изд. 2-е. Кн. V. С. 1218.


[Закрыть].

13 октября 1684 г. коротоячане подали царям челобитную «всем городам и уездам на разорителей и из городов беглецов и на подговорщиков, на донских казаков. Будучи они, Донские казаки, в легковых и зимовых станицах на Москве и по вашей государской милости обогатясь вашим жалованием, едучи с Москвы р. Доном мимо Коротояка на Дон, и свойственников и работников наших, мужеска и женска полу у нас, холопей ваших и сирот ваших подговаривают с животами нашими с собою на Дон их тайно…»[263]263
  Дружинин В.Г. Раскол на Дону. С. 95; также Дополн. к Актам историческим. Т. XII. С. 123.


[Закрыть].

Правительство вняло жалобам помещиков. С 1673 г. начались требования Москвы о выдаче беглых и до первой четверти XIX в. можно насчитать более сотни указов, посвященных этому вопросу, воспрещающих принимать беглых в казаки и, вообще, укрывать их на Дону. В 1675 г. на требование выдачи в Москву некоторых казаков, обвинявшихся в разбоях и грабежах, Войско отвечало, что наперед сего оно никогда не выдавало людей с Дону, ибо существование Войска поддерживалось приходящими на Дон людьми. Яицкие казаки, в 1684 г., когда Москва потребовала выдачи двух беглых стрельцов («оба Ивашки, а прозвищем Тига да Гога»), «отвели в войсковую избу» подьячего, привезшего царский указ, и «велели посадить его на чепь». Войско Донское поступало менее «независимо». В 1691 г. (8 августа), требуя у Москвы удовлетворения за незаконный арест донцов астраханским воеводой, Войско угрожало, что «от них из войска многие разбредутся куда кому сручно, а в Русь иной и не пойдет для того, что у них люд вольной и беглые от бояр люди и крестьяне, им негде деваться…»[264]264
  Дополн. к Актам историческим. Т. XII; Исторические описания. С. 339.


[Закрыть].

В 1688 г. благодаря разгрому партии независимости («раскольничьей») многие раскольники бежали с Дону на Куму, где стали жить вольно, на территории «шевкала» (шамхала Кабардинского) и в Азове. Эти эмигранты, отчасти звали донцов к себе, отчасти вместе с турками нападали на Войско, желая согнать донцов с Дону и основать свое войско, подвластное султану. Войско предостерегало царя, пробив требования о выдаче с Дону, заявляя, что в этом случае «врогов изменников и дураков явится у них много… туда жь в погибель к раскольникам пойдут…».

В 1682 г. в первый раз последовало запрещение принимать в верховых городках свободных и помещичьих людей. В следующем году стали принимать известные нам более строгие меры против увода беглых зимовыми станицами. В 1685 г. вследствие помянутого выше челобитья «тонбовских» помещиков, Боярская дума приговорила, а царь указал: «людем и крестьяном учинить заказ под смертной казнью, чтоб никто в казачьи городки не бегал, на границе с Войском учинить заставы и сторожи крепкие…»

Ничто не помогало. «Избывая теготы», московские помещичьи «люди и крестьяне» бежали на вольный Дон, заселяя пустопорожние места по Дону, Хопру, Медведице, Бузулуку, Донцу. Равным образом быстро заселялись места по притокам Северного Донца: Бахмуту, Деркулу, Айдару и обеим Калитвам. В последнем районе столкнулись три колонизационных волны: одна была правительственная московская, другая – находившаяся под правительственным покровительством – народная, малороссийская, в лице слободских казачьих полков; третья – вольная донская, великороссийская, народная колонизация. Роковым для Дона оказался вопрос о Бахмутских солеварнях. Но и, вообще, Петр I не только поддержал мощною рукою притязания изюмских слободских казаков против донцов. Он вскоре уже поставил вопрос о независимом существовании Дона. Вольная донская колония снова, как и 100 лет назад, в эпоху великого колонизатора – царя Бориса, стояла на путях великой России к южным морям. Столкновение было неминуемо. И оно вскоре разразилось. Но ему предшествовал ряд мер Петра I московского правительства к постепенному овладению колонией изнутри.

Так как Дон не выдавал беглых, то в 1698 г. состоялся боярский приговор о посылке в донские и хоперские городки сыщиков для поимки беглых людей и крестьян[265]265
  ПСЗ. Т. III. № 1644.


[Закрыть]. Это была полумера, потому что «сыщики» не имели права действовать самостоятельно, но должны были обращаться за содействием к войсковым, а затем станичным властям. Можно себе представить, как сердечно их на Дону принимали. В Войске были еще сухо официальны, но в городках делалось все, чтобы миссия «сыщиков» оказалась безрезультатной.

Тогда Петр I посягнул на автономное право Дона распоряжаться внутри Войска землею и постройкою городков. К тому же ему хотелось иметь охрану двух новых почтовых трактов. В 1700 г. он дал указ войсковому атаману Илье Григорьеву (Зерщикову) и Войску Донскому: «указали мы вам сего настоящего лета верховых донских городков казаков, которые живут по Хопру и по Медведице, и по разным рекам, перевесть и поселить по двум дорогам к Азову, одних до Волуйки, а других от Рыбного к Азову же, чтобы те оба пути впредь были населены и жили; а буде вы, атаманы и казаки, нынешнего лета казаков не сведете и не поселите, и по нашему указу те Хоперские и Медведицкие казаки поселены будут в иных местах». Намек был довольно ясный, но Войско не исполнило повеление полностью: оно поселило лишь до 1000 семей на речках: Кундрючье, Лихой, Донце, Каменке, Белой и Черной Калитвах, на Березовой, Тихой и Грязной. Верховые же казаки не были обеспокоены.

Тогда, в 1703 г., Петр послал из Разряда двух стольников – М. Пушкина и М. Кологривова в казачьи городки, лежащие по Дону, Хопру, Медведице, Бузулуку и Донцу до Паншинского городка (вверх) для разбора и переписи «казаков-старожильцев» и «новоприхожих людей, которые в тех местах по наезду явятся…». Посылка царских чиновников из Разряда для «разбора» казаков на Дону была вторжением в донскую автономию. Петр I начинал уже вольных донских казаков трактовать как московских служилых. Более того, стольники должны были выслать с Дону на «прежние места» (то есть к рабовладельцам) тех, кто «зашел на Дон» после 1695 г., наказавши их и отославши каждого десятого в Азов на работы, включая сюда и тех, кто зашел на Дон до 1695 г., но не участвовал в походах под Азов. Городки, поселенные на дорогах от Азова к Волуйкам и Рыбному, оставить на прежнем месте, но выслать тех, кто зашел в эти городки после 1701 г. Станичных атаманов стольники обязывали подпискою, дабы они беглых, под страхом смертной казни, к себе не принимали. Таков был указ 11 июля 1703 г.[266]266
  Акты. Т. I; Исторические описания. С. 364–365; Клочков М.В. Население России при Петре Великом… СПб., 1911. С. 4.


[Закрыть]

Войско запросило царя, сообщая ему, что «верховых казацких городков казаки в великом сумнении пребывают, чая на себя государского гнева». Оно просило оставить тех, кто зашел до 1695 г., так как они хотя и не участвовали в Азовских походах, но оставались для охраны городков. Многие из них и родились в городках. Петр указал «казаков обнадежить, понеже его… гнева на тех… казаков нет…» и (что) имеет «их всегда в своей… милости как и прочих нижних городков казаков…». Переписка же учинена «к лучшей явственной смете, сколько по Дону тех верховых… городков старых и новопостроенных числом и как какому городку имя или звание, и что в них людей, и нет ли откуда каких беглецов и пришлых людей, о чем ему, великому государю, многое есть челобитье разных помещиков и вотчинников, что люди их и крестьяне, бегая со многими их крадеными пожитками, ухораниваются в тех верховых городках…». В успокоительной грамоте дело обстояло так, будто на Дон приехали два ученых географа и статистика. «Однако-жь, – заключала грамота, – великий государь всем по Дону стоящим городкам указал по (то есть после) той переписке быть в прежнем состоянии, где который городок стоит, не перенося тех городков на иные места…»[267]267
  Акты. Т. I; Исторические описания. С. 365–366.


[Закрыть]

Грамота 15 марта 1704 г. заканчивалась словами: «только болше того… иных городков и поселений без нашего именного указу строить вам казакам не велеть…» Это был новый удар внутренней автономии Войска. 14 мая 1705 г. Петр I повелел: «впредь на заполных речках на Московскую сторону Северского Донца без нашего указу никому вновь селитца не велеть, а которые поселены по Северскому Донцу городки Старый Айдар и выше Айдара иные, до сего указу, и тем городкам быть по-прежнему…» Что же касается городков Нового Айдара, Осинового Ревенека и – на Тишанке, то Петр I повелел: «жителей тех городков перевесть и поселить за Северским Донцом…»

Войско ничего не сделало для исполнения повеления. Оно просило оставить городки по р. Айдару: Новый Айдар, Беленский, Закотный и Кабаний. 7 июля 1706 г. Петр I снова приказал «городки, которые поселены не по указу и на шляхах, а именно: Новый Айдар, Шюльгин, Осиновой Ревенек, на Красной Кабаньей, и которые построены, кроме старого Айдара, по иным запольным речкам, после Азовской службы, – свесть и старожитных казаков… перевесть за Северской Донец, а новопришлых, которые пришли из наших, великого государя, украинных городов, бегая от службы и от азовских и корабельных работ, распрося, выслать за провожатым (то есть под арестом) в украинные городы, кто отколь пришел». В Закотном и Беленском позволялось оставить лишь «старожильцов».

Не довольствуясь довольно сердитым повторением указа, Петр послал на Дон, для наблюдения за исполнением указов, своего комиссара: «для того ныне послан к вам с Москвы стольник наш Леонтий Шеншин, которому велено у вас быть до тех мест, как по-прежнему и по сему нашему указу то все исполните…»[268]268
  Акты. Т. I; Исторические описания. С. 366–367.


[Закрыть]

Еще в майском указе 1705 г. Петр приказывал казакам: «беглецов и никаких пришлых и работных людей ни откуда не принимать; за укрывательство таких беглецов казаки сосланы будут вечно на каторги, а пущие заводчики без милости казнены будут». Таким образом, через голову донской власти Петр грозил уже непосредственно гражданам вольной колонии.

Пока российская верховная власть путем указов и посылки комиссара пыталась вмешаться во внутреннюю жизнь Дона, подчиненные агенты ее, вторгаясь в донскую территорию, действовали еще решительнее. Чиновники Адмиралтейского приказа, присланные в Воронеж, для описи корабельного леса, въезжали на Дон и «самопроизвольно» высылали казаков в Россию. Того же приказа майор Шанкеев, явившись на речку Богучар, уже занятую донцами, не уведомив Войско, стал разорять Богучарский казачий городок, а жителей высылать в Россию. Донская и московская колонизация Дикого поля встретились лицом к лицу.

На западе земли донских казаков завязалась борьба с казаками Изюмского полка. В 1701 г. на территории Бахмутского казачьего городка открылись солеварни, куда потянулись жители из Тора и других мест. Полковник Изюмского полка Шидловский, подкрепляя новых поселенцев слободскими казаками, стал теснить донцов, разорял городки по речкам Бахмуту, Красной и Жеребцу. Наконец, казна сама наложила руку на соль, отбирая ее и у донцов, и у изюмских казаков. Станичный атаман Бахмутского городка, из трехизбянских казаков, Кондратий Афанасьев Булавин, вел неустанную войну со слободскими казаками, терскими жителями и другими переселенцами из-за соляных угодий. В октябре 1705 г. он разорил варницы слободских казаков. Присланного в июне 1706 г. от Адмиралтейского приказа дьяка Горчакова, который с отрядом явился для разбора дела, он посадил под караул, пока не получил ответ от войскового круга на свое донесение. Булавин поступил как добрый гражданин Донской республики, ожидая повелений верховного ее органа – круга – и не допуская чуждого чиновника распоряжаться на Донской земле. Круг не разрешил Горчакову делать опись разграбленных варниц, так как они были учреждены изюмскими казаками на Донской земле. Прибывшие же из Черкасского старшины вступили с Горчаковым в долгие юридические прения и отправили его восвояси. Шеншин, по-видимому, так и не поехал на Дон. Да и что он сделал бы, без войска, среди вооруженного народа. В 1707 г. Петр I принял решительную меру, которая повела к роковому столкновению между вольной колонией и великой метрополией. Он послал на Дон полковника кн. Юрия Долгорукого с отрядом в 1000 человек. Неизбежность грядущего столкновения с Доном была ясна иностранцам еще в 1702 г. Так, австрийский посол (25 декабря 1702 г.) писал в Вену об «опасности казацкого мятежа, ежечасно возрастающей…»[269]269
  Елагин С.И. История русского флота. Приложения. Т. I. 1864. С. 513. О бахмутском столкновении см. Исторические описания. 1903. С. 367–369; Гербель Н. Изюмский слободской казачий полк. 1651–1763. СПб., 1852.


[Закрыть].

И столкновение разразилось.

Глава 15
Восстание Булавина. 1707–1708 гг

Карательная экспедиция князя Ю. Долгорукого взволновала весь Дон. Атаман Лукьян Максимов и старшины дали Долгорукому в помощь для розыска Ефрема Петрова, идейного вождя московской партии, и еще четверых старшин. Но сами они, и рядовое казачество, все были потрясены фактом военной экспедиции в пределы Войска. Старшины сами приняли на Дон немалое количество беглых и в казаки, и к себе в работники; рядовое казачество, особенно же «новоприходцы», сочувствовало беглым. Казаки же тех городков, куда направлялся Долгорукий, видели гибель неминучую: возвращение в рабство к помещикам и Московскому государству, тяжкие наказания и даже смерть. К тому же Долгорукий мало разбирался в том, кто и с какого года «зашел» на Дон. И вольных граждан Донской республики, которые хотя бы участием в многолетних войнах за Россию приобрели себе право личной свободы, Долгорукий бил, гнал и разорял без пощады. В восьми только городках по р. Айдар он схватил более 3000 человек для отправки в Россию.

По-видимому, не без участия старшин, вслед за Долгоруким, были разосланы по станицам грамоты с призывом бить сыщиков.

Когда эта грамота попала в Бахмут, она попала на почву, вполне подготовленную. Булавин, уже ведший тяжкую борьбу с надвигавшейся на Войско правительственной колонизацией и защищавший вольности Войска и «казачий присуд» от московских чиновников, немедленно стал действовать. Склонив на свою сторону донецкие и по запольным речкам стоявшие городки, он устроил съезд на р. Хопер, где положено было начать восстание.

В ночь на 9 октября 1707 г. в Шульгинском городке на Айдаре князь Юрий Долгорукий и с ним тысяча солдат и офицеров регулярных войск были истреблены. Старшины успели ускакать.

Войсковые казаки с Лукьяном Максимовым во главе выступили из Черкасска и разбили Булавина у городка Закотного на р. Айдар. Верные царю казаки, «переимав многих рядовых, наказание чинили, носы резали больше ста человекам, а иных плетьми били и в русские городы выслали, а пущих заводчиков, близ 10 человек, повесили по деревьям за ноги, а иных перестреляли в смерть, а 12 человек послали к великому государю…».

Булавин, бежавший «в Запороги», звал тамошнее казачество к совместному выступлению. Кошевой, не соглашавшийся на это, был «скинут» радою с атаманства. Его преемник держался по отношению к Булавину благожелательного нейтралитета. Запорожцы решили – позволить Булавину «прибирать» вольницу, а пойти с ним явно на великороссийские города только тогда, когда он призовет к себе на помощь Белгородскую (Аккерманскую) и Ногайскую Орды, горских черкес и калмыков.

В начале 1708 г. Булавин разослал свои грамоты: «От Кондратия Булавина и от всего съездного войска походного Донского в русские города начальным добрым людям, так же и в села, и в деревни, посадским и торговым, и всяким черным людям челобитье; ведомо им чинят, что они всем войском единодушно – вкупе в том, что стоять им со всяким раденьем за дом Пресвятой Богородицы и за истинную веру христианскую и за благочестивого царя, и за свои души и головы, сын за отца, брат за брата, друг за друга, и умирать за одно…»

Булавин призывал «начальных добрых людей и всяких черных людей всем также стоять вкупе» с казаками и не опасаться обид. «А которым худым людем, и князем, и бояром, и прибыльщиком, и немцом, за их злое дело отнюдь бы не молчать и не спущать ради того, что они вводят всех в Еллинскую веру и от истинной веры христианской отвратили своими знаменьми и чудесы прелестными…»

Затем Булавин запрещал «напрасно бить, грабить и разорять…». «А по которым городам по тюрьмам есть заключенные люди, – и тех заключенных выпустить тотчас без задержания…» Приказ об освобождении всех вообще заключенных, независимо от их вины, мало согласовался с призывом бороться за «благочестивого царя». Вряд ли боярский царь казался Булавину «благочестивым». Очень дурной привкус имело заявление, что «Запорожские казаки, и Белгородская орда, и многия орды» обещали помощь свою восставшим.

Действительно, Булавин посылал татар и казаков с письмами «в Ачуев (на Азовском море) к Хасану-паше, на Кубань к Сартлану-мурзе и к Кубанским казакам Савелию Пахомову с товарищи». Последних официальные документы эпохи называют «ворами и изменниками, Окреанами, которые живут на Кубани». На письмо азовского царского коменданта ачуевский паша отозвался, что эмиссары Булавина были высланы с Кубани «с безчестием», и что хан Крымский предписал крымцам и кубанцам жить с (русскими) азовцами «смирно и в дружелюбии».

Хотя Булавин и уверял, что он «за благочестивого царя», старшины в Черкасском истолковали его выступление как сепаратистское. Карательный отряд из Черкасского, под командою старшин Тимофея Федорова и Матвея Матвеева, 8 февраля 1708 г., разгромил булавинцев на Хопре. В своем донесении Войску старшины именовали восставших «ворами, отпадчиками, отметчиками» и сообщали, что они их «под его, великого государя, руку подклонили…».

Затем был созван съезд из верховых городков донских, и хоперских, и бузулуцких, и медведицких, на котором присягали снова Петру, после чего по станицам «учинены приговоры» о смертной казни для «воров», а за попустительство им со стороны станицы – «на той станице по приговору Войска Донского войсковая пеня без пощады, а станицу ту всю разорить…».

Не ограничиваясь внутреннею своею расправой, Войско (вернее, черкасские казаки) отослали в Москву под стражею: и казака Беляевской станицы Кузьму Акимова, выдававшего себя на Хопре за Булавина, с пятью товарищами, и «пойманных пущих бунтовщиков и забойцев Староайдарской станицы Ивана Пожара и Святолуцкой станицы знаменщика Ивана Емельянова», и даже приехавших с повинною представителей Федосеевской станицы. В Москве всех их из Посольского препроводили в грозный Преображенский приказ.

В марте 1708 г. появился на Хопре подлинный Булавин. Здесь центром его войск стал Пристанской городок. Против Булавина был двинут из Азова так называемый Азовский казачий полк (полковника Николая Васильева), из служилых казаков. Васильев, вместе с атаманом Лукьяном Максимовым, встретил Булавина (8 апреля 1708 г.) выше Паншина городка, на р. Лисковатке. Казаки верховых городков из отряда Л. Максимова потребовали «пересылки с ворами». Когда старшина Ефрем Петров собрал войско в круг и докладывал ему о своих переговорах с Булавиным, верховые казаки изменили, а булавинцы внезапно ударили и одержали победу. Васильев еле убежал в Азов, а Максимов с Ефремом Петровым – в Черкасск.

Тогда 26 городков по Хопру, 16 – по Бузулуку, 12 – по Северскому Донцу восстали и присоединились к Булавину. В Тамбовском и Козловском уездах жители деревень выбирали атаманов и есаулов и чинили расправу по казацкому образцу. Снова начиналось насаждение казатчины, как и при Разине.

28 апреля Булавин с 15 000 войска подошел к Черкасску. 1 мая атаман и четверо старшин были выданы Булавину. 6 мая 1708 г. Лукьянову и шести старшинам отрубили головы. Ефрем Петров, идеолог единения Дона с Москвой, заявил пред казнью: «Хотя я от вас и умру, но слово мое не умрет. Вы этот остров такому вору отдали, а великому государю тот остров знатен, и реку великий государь всю очистит, и вас, воров, выведет…»

Из Черкасска Булавин послал «отписки» на имя Петра I «его царского величества в полки полководцам» одинакового содержания. Он сообщал: «в нынешнем 1708 г., мая во 2-й день, пришед мы войском походным в Черкасской, собрався по Дону, по Донцу, по Хопру, по Бузулуку и по Медведице и со всех заполных рек для перемены и выбору иных старшин, атамана Лукьяна Максимова, Ефрема Петрова с товарыщи, видя мы Войском Донским за нами атаманами и старшинами многия к нам неправды, и разорение, и всякие нестерпимые налоги…»

Далее Булавин определял точнее обиды от старшин: «и которое его, великого государя, присылается к нам, войску, годовое денежное и хлебное жалованье, также и за Астраханскую службу двадцать тысяч рублев, также и в нынешнем 1708 г. присланные же десять тысяч рублев, и того… денежного жалованья, нам они, старшины, в дуван нечего не давали. Да они-ж, неправые старшины, Лукьян Максимов с товарыщи против прежних… великого государя указов… о непринимании новопришлых с Руси людей, и они, старшины, с Руси людей многое число принимали и о заимке юртов без нашего войскового ведома письма многия давали, и за те письма многия к себе взятки брали…»

Таким образом, Булавин изобличал старшин в неисполнении того самого указа, из-за которого была предпринята экспедиция Долгорукого. «И, – продолжал Булавин, – по… великого государя указу и по грамотам велено новопришлых с Руси всяких чинов людей с 203 года выслать в Русь по-прежнему в старые их места, откуда кто пришел, и они неправые старшины, Лукьян Максимов с товарищи, не одних пришлых с Руси людей, многое число и старожилых казаков, которые пришли лет по двадцати и больше, и тех всех неволей в Русь выслали, и в воду, ради своих взятков, сажали, и по деревьям за ноги вешали женска пола и девичья, тако же и младенцев межь колод давили и всякое ругательство над нашими женами и детьми чинили, и городки многие огнем выжгли, а пожитки наши они, старшины, на себя отбирали, и то они чинили не против (то есть не согласно) его, великого государя, указу…»

Обвинения против самоуправства старшин были, как мы видим, двоякого рода. Высылка на Русь «старожилых» казаков и насилия были связаны, очевидно, главным образом, с поведением старшин, помогавших Долгорукому в его карательной экспедиции. Но поведение старшин в вопросе о распределении жалованья, о принимании на Дон беглых за взятки, о разграблении войсковых земель – все это показывает, что «собрание старшин» уже в начале XVIII в. подавляло волю круга, что демократический образ правления на Дону превращался уже в аристократический.

Грамота пыталась оправдать убийство Долгорукого. Его «убил не один Кондратий Булавин, (а) с ведома общего нашего со всех рек войскового совету», убил за действия Долгорукого вопреки указу царского. Здесь авторы грамоты поддерживали обычную фикцию, что царский посланец хотел причинить зло Войску вопреки царской воле.

«Также, – писалось далее, – мы войском и своих старшин, за неправду, Лукьяна Максимова с товарищи шестью человек, казнили смертию, а вместо их, по совету, всем Войском Донским иного атамана, Кондратья Афонасьева, и старшин, кто нам, войску, годны и любы, выбрали… и от него, великого государя, не откладываемся (!) и желаем ему… всем войском и всеми реками всеусердно по-прежнему непременно служить… и в том ныне… крест всем войском целовали…»

Итак, выходило, что казаки лучше знали волю Петра, чем Долгорукий. Кроме того, произошло восстановление демократического правления, круг сменил неугодных и казнил преступных старшин, и Войско не помышляло о сепаратизме. Булавин говорил правду, потому что Дон не думал порывать с Россией. Он хотел лишь сохранения автономии. Однако, ввиду вооруженного наступления метрополии на колонию, Булавин считал нелишним добавить в грамоте, что они «и межь себя войском учинили в любви и в совете за братство по-прежнему» присягу. Он просил «великого государя полководцев» не ходить на Дон. Если же они пойдут и «насильно» поступят с Доном, то, – как писал Булавин, – «и в том воля его, великого государя, мы Войском Донским реку Дон и со всеми запольными реками уступим и на иную реку пойдем…». «А будет мы войском ему, великому государю, на реке годны и в винах наших милосердно простит, а на реке жить по-прежнему укажет, и о том, мы ожидать премилосердого указу желаем…»

Итак, повстанцы языком XVII в. уверяли Петра, что они готовы уступить ему всю территорию Дона и уйти «на иную реку». Но в то же время они искали союзников и (17 мая 1708 г.) писали от Войска Донского Войску Запорожскому грамоту, напоминая, что «от себя напред сего писали, чтобы нам дали (запорожцы) от себя руку помощи и быть бы вам с нами вкупе единодушно…». Они напоминали, что во время пребывания Булавина в Запорожье донцы и запорожцы «межь себя советовали и души позадавали, чтоб всем вам с нами, войском Донским, быть в соединении и друг за друга радеть единодушно…». Но из Запорожья никто не пришел. «…А ныне нам, войску Донскому, слышно чинитца, что-де собранием государевы полки пришли разорять наши казачьи городки и… хотят-де итить под Черкасской, и мы всем войском Донским просим у вас… у всего войска Запорожского милости, если вам слышно про приход царевых полков на наше разорение, и вы нам дайте помощи, чтоб нам стать вкупе обще, а в разорение нам себя напрасно не отдать… Если государевы полки станут нас разорять, и мы им будем противиться, чтоб они нас в конец не разорили напрасно, также-б и вашему войску Запорожскому зла не учинили…» В конце грамоты донцы повторяли формулу союза: «чтоб нам жить вкупе и во всяком добром совете и друг за друга постоять в правде и свое здоровье нам межь собою оберегать купно».

Булавин пытался поднять бунт в Азове, сносился с таганрогским протопопом о том же относительно Таганрога, писал к татарам. Но переписка его была перехвачена. Запорожье осторожно выжидало результатов. Увлекшись желанием быть избранным в атаманы на Черкасском майдане и ниспровергнуть старшинское правление, Булавин раздробил свои силы.

Этим временем бригадир Шидловский, во главе слободских служилых полков, 1 июля разбил отряд Драного, а вслед за тем 1500 запорожцев в Бахмуте, и с радостью доносил царю, что им «конклюзию учинил: Бахмут выжгли и разорили», то есть уничтожили донской Бахмутский городок.

6 июля сам Булавин потерпел поражение под Азовом. Тогда черкасские казаки избрали в войсковые атаманы Илью Зерщикова, одного из видных вождей раскольничьей партии 1688 г. 11 июля Зерщиков осадил курень Булавина, и он «видя свою погибель застрелил себя из пистоли до смерти…».

Схваченные «советники его проклятые» были выданы в Азов[270]270
  Это были брат и сын Булавина и «пущие его воровские заводчики Сеньки Драного сын, да атаман Ивашка Чайкин, Лупка Хохлач, и Мишка Голубятников, Кирюшка Калганов c товарищи, человек пятьдесят…».


[Закрыть].

Петр I отправил на Дон князя Василия Долгорукого, брата убитого Юрия, повелевая ему «ходить по тем городкам, которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колеса и колья, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанью к воровству людей; ибо сия сарынь, кроме жесточи, не может унята быть…». Давши такую программу и такую оценку донцам, Петр I рекомендовал узнать, «как казни вершить», из донесения князя Юрия Долгорукого, усмирявшего разинский бунт. Вообще, у Дона с именем князей Долгоруких связаны воспоминания малоприятные.

Меншиков очень скептически расценивал положение дел на Дону. 7 мая 1708 г. он писал царю о замыслах Булавина насчет Азова и Таганрога и заключал: «по всему признаваем, что уже все они (онские) казаки заодно…» 27 мая Петр отвечал: «необходимая мне нужда месяца на три туда (на Дон) ехать, дабы с помощью Божией безопасно тот край сочинить, понеже сам знаешь, каково тот край нам надобен…»[271]271
  Елагин С.И. История русского флота. Приложения. Т. II (1864). С. 68–69.


[Закрыть]

Итак, считая положение весьма серьезным, Петр хотел сам ехать на Дон. В день нападения Булавина на Черкасской один из его помощников, Лукьян (Лучка) Хохлач, был разбит на р. Курлаке. Казаки отряда Хохлача заявляли: «если побьем царские полки, пойдем на Воронеж, тюремных сидельцев распустить; судей, дьяков, подьячих и иноземцев побьем…» В прокламации («прелестном письме») к солдатам они писали: «Идете вы к нам в Донские городки для разоренья. За что вам (нас) разорять? нам до вас дела нет, ни до бояр, ни до солдат, ни до драгун. Мы стоим за веру христианскую, что почали Еллинскую веру веровать. Нам только дело до Немцев и до прибыльщиков и до неправых судей»[272]272
  Напомним, что «прибыльщиками» называли при Петре частных лиц, которые входили к государю c проектами того или иного увеличения «прибыли» государственной и получали иногда известные монополии, от которых страдал народ.


[Закрыть]. Из этого воззвания выходит, что в 1708 г. Войско не стремилось уже насаждать свои порядки в метрополии, а хотело лишь отстоять свободу веры, право убежища и автономию для Дона.

19 июня 1708 г. Петр I послал князю Василию Долгорукому следующий приказ: «Как будешь в Черкасском, тогда добрых обнадежь, и чтоб выбрали атамана доброго человека, и, по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу: надлежит опустошить по Хопру сверху Дристанной по Бузулук; по Донцу сверху по Луган; по Медведице – по Усть-Медведицкой, что на Дону. По Бузулуку – все. По Айдару – все. По Деркуле – все. По Калитвам и по другим Задонным[273]273
  Задонные – по-видимому, за С. Донцом лежащие.


[Закрыть] рекам – все. А по Илавле, по Илавлинской, по Дону до Донецкого надлежит быть так, как было…»