Текст книги "Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917."

Глава 19
Финансовая автономия и привилегии Войска

В финансовом отношении Войско сохранило свою замкнутость, обособленность, свой бюджет в течение чрезвычайно долгого времени. Еще в 4-й Государственной думе шла борьба между депутатом В.А. Харламовым и представителями Военного министерства по вопросу об употреблении на государственные нужды так называемого войскового капитала, остатка государственных капиталов Донской республики. В промежутке между этим моментом и 1721 г., когда Дон стал провинцией империи, лежит долгая и длинная эволюция донского бюджета и донских финансов.

Сравнивая судьбу финансовой автономии Малороссии и Дона, мы видим, что не в пример Малороссии Дон надолго отстоял свою самобытность и самостоятельность в финансовом отношении. В 1708 г. Петр I, в борьбе с отложившейся Украиной, полемизируя с Мазепой, который упрекал его в нарушении «привилии (привилегии) и вольностей», писал: «можем (мы) нестыдно рещи, что никоторый народ под солнцем такими свободами и привилиями и легкостию похвалитися не может, как по нашей царского величества милости (народ) малороссийский, ибо ни единого пенязя в казну нашу, во всем Малороссийском краю, с них брать мы не повелеваем, но… своими войсками… обороняем…»[318]318
  Манифест 3 февраля 1709 г.; Грамота 9 ноября 1708 г. ПСЗ. № 2212.


[Закрыть] Войско Донское, как мы знаем, искони не платило «ни единого пенязя» в царскую казну. Наоборот, и в эпоху империи донское казачество за службу свою продолжало получать жалованье.

В эпоху империи казаки свободу свою от податей и повинностей основывали на легендарной грамоте царя Иоанна IV. Независимо от существования подобной грамоты, вполне понятно происхождение подобного притязания казачества. Население Донской колонии, бежавшее сюда от непомерной тяготы налогов и повинностей, одним из основных элементов своей вольности считало свободу от податей, налогов и повинностей. Живя охотой, рыбной ловлей, пчеловодством, скотоводством, при полной примитивности государственного аппарата, донцы могли долгое время обходиться без налогов. Впоследствии сдача в аренду войсковых земель и угодий успешно заменяла обложение. Со времени введение в России подушной подати, являвшейся символом экономического, личного и сословного закрепощения, свобода от податей стала для казаков символом личной свободы. Понятно поэтому, что казачество и во внутренней жизни, и в отношениях к общеимперской власти отстаивало свою свободу от податей.

Право это вошло в плоть и кровь казачества, и оно неоднократно выражало свою мысль об этом праве. Разин, возвращаясь из персидского похода, говорит царицынскому воеводе: «Если ты станешь вперед нашим казакам налоги чинить, то тебе от меня живу не быть» (1669). И сто лет спустя (1762) кременской поп выгоняет консисторского копииста, ездившего за сбором окладных денег на содержание Воронежского соборного штата, и кричит ему «по какому-де указу Архиерей на них, донских попов, ту дань накладывает, понеже-де та их река Дон жалованная и никаких пошлин с ней сбирать не велено…»[319]319
  Харламов В.А. Донская церковная старина. Т. I. С. 48–49.


[Закрыть].

Обращаясь от народного убеждения к юридическим актам, мы находим грамоту 21 декабря 1720 г., в которой, по частному случаю, по поводу попытки воронежского епископа брать с казаков платеж за «венечные памяти» (брачные свидетельства), было установлено, что «на казаков денежного сбору накладывать не велено, для того, что-де с них не только никаких государевых податей и сборов не было и не сбирается, но еще и жалованье (им) повсегодно платится…».

Грамотой 16 июня 1746 г. было подтверждено, чтобы войсковой атаман писал к воронежскому архиерею «токмо не на гербовой (бумаге), но, как и прежде писывано, на простой бумаге, понеже при всех казацких войсках гербовой бумаги издревле не бывало и ныне нет…». Св. синод возражал, что он доношение на простой бумаге принимать будет, но «по челобитчиковым и тяжебным и им подобным делам оные производить на простой, а не на гербовой бумаге» Синод позволить не может, потому что «в том состоит интерес (казны) и то следует до рассмотрения Сената…». Однако Военная коллегия решила, что в силу приговора Иностранной коллегии и грамоты 1720 г. «с даемых Войска Донского казакам венечных памятей пошлинных и лазаретных денег на казаков накладывать не надлежит…». Правда, в 1731 г. установлен уравнительный во всем государстве сбор с венечных памятей, но, – писала коллегия атаману и Войску, – «вы, Войско Донское, на особливых, данных вам, привилегиях состоите…»[320]320
  ПСЗ. Т. XII. № 9299.


[Закрыть]. Коллегия отменяла всякие сборы, поясняя: «дабы вы, Войско Донское, яко будучи всегда в службе, не имели причины более о том жалобы произносить и таковые, вновь наложенные, сборы в отягощение (себе) причитать…»

14 февраля 1766 г. Екатерина II подтвердила: «как о произвождении челобитчиковых дел, за неимением гербовой, на простой бумаге, так и о имении с губернскими канцеляриями сношение промемориями, поступать на основании указов, так как и до сего оное при оном войске нашем издревле происходило…» Привилегия насчет простой бумаги была подтверждена Сенатом 21 сентября 1817 г.[321]321
  Акты. Т. III. Ч. 1 и 2; ПСЗ. Т. IX. № 9299.


[Закрыть]

Все имперские подати и налоги не касались казаков. Они беспошлинно содержали мельницы на реках, торговые лавки, бани, кузницы, перевозы через реки – все это без платежа в казну. Когда возникли пошлины по судоходству, то особым законом 11 сентября 1822 г.[322]322
  ПСЗ. Т. XXXIII. № 28941.


[Закрыть] донские казаки были освобождены от платежа этих пошлин по судоходству по р. Дону в пределах земли Войска Донского, а старочеркасскую пошлинную заставу было приказано вывести в слободу Красногоровку (Воронежская губ.) и учредить в Таганроге (тогда не принадлежавшем к земле Войска Донского).

Освобожденное от прямых налогов казачество, резко отвергавшее все прямые, особенно личные, подати, и не заметило совершенно, как начало, вместе с остальным населением империи, платить налоги косвенные.

Привилегией, за которую Войско упорно боролось, была свобода станиц от постоя регулярных войск. При Алексее Михайловиче для приходивших на Дон вспомогательных русских войск был выстроен Ратный городок. Позже войска стояли в Транжаменте и других приазовских крепостях. В эпоху Булавина постой был кратковременным и имел карательный характер.

Станицы смотрели недоверчиво не только на постой войск, но и на другие имперские учреждения, которые пытались устроиться на казачьей земле. Так, указом 30 июля 1697 г. повелено было Войску отвести Григорию Строгонову для постройки четырех кораблей в Паншинском городке «плодбища», а также дать ему и мастерам место для постоя. Однако станичный атаман и казаки, и царскому указу, и войсковой грамоте «учинились непослушны», «плодбищ» не отвели и постою в городке не дали. Пришлось строить суда не на Дону, а на Воронеже[323]323
  Грамоту и челобитную c жалобами Строгонова см.: «Ист. рус. флота». Т. I. С. 211–213.


[Закрыть].

6 марта 1727 г. грамотою из Военной коллегии повелено было: для полков, расположенных в казачьих городках, «провиант неволею не сбирать, разве которые сами продавать будут». В 1730-х гг. был обычай собирать у крепости Св. Анны корпус регулярных войск, который оставался там под предлогом летних маневров 5–6 месяцев. Но это была лишь временная мера ввиду возможности войны с Турцией, которая и разразилась вскоре[324]324
  Mannstein. Memoires. Lyon, 1782. Р. 164. Указ 6 марта 1727 г. ПСЗ. Т. VII. № 5022.


[Закрыть]. Проект князя М.М. Голицына поставить на постой в верховых станицах драгунские полки был отвергнут, и в 1735 г. было повелено не располагать полков на Дону на «винтер-квартиры» (на зимовку). Тоже повторено было и в 1743 г. В 1781 г. стоявшие на Дону пять пехотных полков были сведены. В связи с восстанием на Дону в 1793 г. на Дон в верхние станицы был прислан корпус генерал-майора князя Багратиона и кавалерийский легион бригадира Бринка[325]325
  Сенюткин М.Х. Донцы. М., 1866. Ч. II.


[Закрыть]. Однако в XIX в., при усилении власти атамана и подчиненности его центральной власти, на Дон перестали посылать регулярные части.

Казаки считали себя свободными также от почтовой повинности. Хотя линия к Азову заведена была после завоевания Азова, но казаки держали ее за особую плату от правительства, которую получало и распределяло Войско. При Анне Иоанновне издан был ряд указов, ограждавших казаков от тяготы почтовой повинности[326]326
  Указы 7 февр. 1738 г. и 23 нояб. 1739 г. (ПСЗ. Т. X. № 7501 и 7926). См. также: Воронежский юбилейный сборник. 1886. С. 439–432.


[Закрыть].

Жалованными правами эпохи вассалитета были, как указано выше (гл. XVII), жалованье и беспошлинная торговля. В XVIII в. задержка жалованья произошла лишь во время восстания Булавина. Уплата его в натуре продолжалась до начала XIX в. Окладное жалованье казачье 21 декабря 1808 г. было переведено на деньги и выразилось в 21 311 руб. В 1809 г. на вспоможение изувеченным в сражениях воинам было добавлено по 20 000 руб. в год. В 1822 г., вместо 10 000 четвертей провианта, было положено давать Войску ежегодно по 90 000 руб., а порох, сукно, вино и свинец были отменены. В начале 60-х гг. XIX в. жалованье Войску выражалось в 131 311 руб. 60 коп. ассигнациями. Таким образом, уже к началу XIX в. содержание донского казачества, как военной силы, почти ничего не стоило государству[327]327
  Указ 1808 г. ПСЗ. Т. XXX. № 23412; 16 дек. 181 1 г. ПСЗ. Т. XXXI. № 24910.


[Закрыть].

Занятие Приазовья царскими войсками в 1695 г. повело к первым трениям по вопросу о беспошлинной торговле, которая была естественным правом Войска и казачества в эпоху его государственного бытия. Это право, в отношении России, было установлено известной нам грамотой, данной в сентябре 1615 г. Российские власти, заняв Приазовье, на Дону, на верхнем изголовье р. Мертвый Донец, то есть на территории нынешней станицы Гниловской, поставили таможенную заставу из Азова, на которой присланные к казакам из русских городов и из иных мест хлебные и харчевые запасы, и вино, и пиво, так же и присланное от царя жалованье (хлебные запасы, вино и порох), которое «везли вниз по р. Мертвому Донцу казачьему гарнизону крепости Лютик», – отнимали у казаков и у ехавших к ним торговцев. В феврале 1703 г., по жалобам Войска, было приказано хлеб, вино, пиво и царское жалованье для казаков пропускать в обе стороны беспошлинно. Таким образом, выходило, что р. Темерник являлась таможенной границей между Войском и Приазовьем.

Когда Приазовье было утеряно Россией, то в Транжаменте (близ Черкасска) стали взимать имперский таможенный и кабацкий сборы. Екатерина II 28 февраля 1727 г. повелела с казаков, провозящих мимо Транжамента хлеб, «и протчее харчевое» и со «слободских и малороссийских полков всякого чина людей», везущих те же припасы, а «не купеческие другие какие товары, пошлин, такожь привалного и отвалного не брать и на заставах задержание и турбации не чинить…»[328]328
  Акты. Т. II; ср. указ 6 мар. 1727. ПСЗ. Т. VII. № 5021.


[Закрыть]. Тут же была сделана оговорка, что заставы стоят для того, чтобы «с заграницы заповедных товаров не возить» и брать пошлину с торговых людей, «кроме донских казаков…». То же подтверждено было и императором Петром III, 18 мая 1728 г., так как Войско жаловалось на «целовальников транжаментских, кои на откупу держат таможню ниже Черкасского» и устроили около самого Черкасска ряд застав, на казачьей территории.

В 1734 г. казакам донским дана была грамота: «в Черкасском между собою, также и при границе с приезжими греками, турками и армянами, торговать вам незаповедными товарами, по-прежнему вашему казацкому обыкновению, беспошлинно…» «А старшинам и казакам валовыми товары, которых по указам к чужим портам отпускать не велено, не торговать и за границу в турецкую область не отвозить, а с рыбы, которую вы ловите в Дону, и с икры, и с меду, и с воску, и с протчого, что вы готовите в домах своих сами без покупки, пошлин с вас не брать, а которые казаки будут торговать в крепости Св. Анны, с тех пошлину брать… по торговому уставу…»[329]329
  Ср. указ 10 янв. 1734 г. ПСЗ. Т. IX. № 6530. П. 1, 4. Взимание пошлин c казаков, торгующих «валовыми заповедными товарами», основывалось на именном указе Петра (16 февр. 1700 г.): «С Донских казаков и c Черкасс пошлины иметь со всего против Русских торговых людей…» ПСЗ. Т. IV. № 1762; также Т. IV. № 1922. Ст. 207. 1 янв. 1702 г.


[Закрыть]

Из этих указов видно, что Транжамент, а за ним крепость Св. Анны были островками имперской таможенной территории среди Донской земли. 18 августа 1749 г. состоялся интересный указ Елизаветы, показывающий, что в половине XVIII в. Дон все еще был вне Российской таможенной границы. Было повелено учредить пограничные таможни в Воронеже, Хоперской крепости и Павловске и «близ острова Черкасского, которой… из давних лет Российскою границею есть», «для сбору по тарифу и внутренних пошлин с привозимых из турецкой области и отвозимых из России заграницу товаров». Таможню эту было повелено (18 октября 1749 г.) учредить в Черкасске, временно, до постройки новой крепости ближе к Азову[330]330
  Уже тогда обнаружилась необходимость оставить крепость Св. Анны, которая страдала от разливов Дона, и построить новую на нагорном берегу Дона.


[Закрыть].

Войско энергично протестовало, прося «о неучреждении в гор. Черкасску той таможни, представляя при том, что-де издревле никогда, тако-ж и в то время, когда Азов и Таганрог были во владении за Россией, не было…». Поэтому указом 15 декабря 1749 г. проектированная таможня была учреждена на Дону, «от устья р. Темерника, против урочища, называемого Богатого Колодеза». Это было первое поселение на месте будущего большого города Ростова-на-Дону. Войску же грамотою от того же 15 декабря 1749 г. были подтверждены все его привилегии беспошлинной торговли. Вскоре Войско поняло, что Темерниковский порт и Темерницкая таможня отрезали его от Турции (от Азова) и возбудило ряд ходатайств об уничтожении Темерниковской портовой таможни. Однако Елизавета таможни не уничтожила. Зато «излишне учрежденные» таможенные заставы близ Черкасова, на казачьей земле, и близ Аксайской станицы были уничтожены. Войско все же продолжало вести торговлю с приезжавшими с Кубани купцами всех национальностей беспошлинно и не допускало таможенных чиновников из Темерниковского порта к досмотру товаров, прибывших на Дон степью, с юга.

7 ноября 1756 г. состоялся указ о невзимании с казаков пошлин за производство торговли внутри России. 21 июня 1766 г. последовало запрещение брать пошлины с казаков за ловлю рыбы. 31 января 1757 г. были подтверждены все предыдущие льготы и постановлено изъять казаков от платежа вновь установленных внутренних пошлин со всего, что в Великороссии, Малороссии и во владениях Донского Войска родится. Там же было добавлено: «ибо, в силе (в силу) вышеписанных указов вам, Донскому Войску, во внутренней торговле… не токмо при нынешнем сложении во всех российских городах внутренних пошлин такого запрещения и взятия пошлин чинить, но и до оного сложение с вас брать не надлежало…»

Торговые льготы казачества нашли себе выражение и в Уставе торговом (Св. зак. Т. XI. Изд. 1857 г.), где в ст. 368 сказано: «по силе дарованных Донскому Войску привилегий всем жителям оного принадлежит право свободной торговли и промышленности, как внутри войсковых пределов, так и вне оных…» И в ст. 372 там же: «Торговля донских казаков, производимая сухопутно и по рекам в пределах Войска, изъемлется от всяких в казну пошлин…» Таким образом, эта привилегия уцелела и в XIX в., хотя и утратила всякое практическое значение.

К привилегиям Войска, дарованным в XVIII в., а по существу являвшимся исконным правом Войска, принадлежали свободное изготовление вина и беспошлинное добывание и потребление соли. Грамотой 1748 г. дозволено было казакам не только изготовлять, но и брать в Россию «по прежнему обыкновению вино с собою и на одни свои удовольствия…». Много раз грамотами подтверждалось, чтобы казаки, находясь в России, не продавали и не ссужали вина русским. Доход на Дону от кабаков, «зимников и чуланчиков» был присвоен себе войсковыми атаманами, до 1775 г., когда Войско ввело винный откуп, ставший источником неокладного войскового дохода.

18 февраля 1801 г. был введен сбор с вина, ввозимого на Дон. В 1821 г. по настоянию так называемого «Комитета 1819 г.», вследствие злоупотреблений суммами, получавшимися от винного откупа, последний был на Дону уничтожен. В 1843 г. его снова восстановили.

До 1860-х гг. винная регалия находилась всецело в распоряжении Войска, и доходы с нее шли, частью, в войсковую казну, частью, в доход станичных казачьих обществ. Однако, с введением в 1862 г. акцизной системы, регалия эта была отнята государством и, взамен ее, были ассигнованы Войску 1 239 000 руб. В 1868 г. право винокурения было предоставлено всем, имеющим право на фабричный и заводский промысел. Таким образом, исчезло особое право казаков свободно курить вино.

В конце 90-х гг. XIX в., в 1897 г., введена была государственная винная монополия. С введением ее станичные общества потеряли остававшееся еще за ними (с 1862 г.) право давать разрешение на открытие питейных заведений на своих землях, за что получили вознаграждение в виде ежегодной фиксированной ассигновки в сумме 230 000 руб. Между тем доход от акциза, к 1900 г., возрос с 1 239 000 руб. до 7 000 000 руб., а к 1907 г. равен был 14–16 миллионам рублей. Таким образом, Войско лишено было в пользу государства и своей привилегии, и крупной статьи дохода[331]331
  ПСЗ. Т. XII. № 9469; Медведев А.И. Служба Донского Войска. 1899; Стеногр. от Гос. думы 3-го созыва.


[Закрыть].

Право на беспошлинный вывоз соли из Руси на Дон казаки имели еще в XVII столетии. В мирное время низовые казаки получали соль из Азова, верховые (с Дону, Хопра, Медведицы и Бузулука) привозили соль с Эльтонского озера через Царицын и Саратов. С 1680-х гг. по 1707 г. они разрабатывали бахмутскую соль, на которую, пред восстанием Булавина, наложила руку казна. Грамотами 1720 и 1732 гг. указано было донским казакам свободно «торговать солью промеж себя в своих жилищах», а в 1732 г. запрещено было пользоваться эльтонской солью. Ее стала заменять соль манычская. В 1732 г. запретили ввозить на Дон (беспошлинно) эльтонскую соль, но в 1737 г. по докладу Соляной конторы Кабинет министров временно разрешил это[332]332
  ПСЗ. Т. X. С. 7683, от 5 ноября 1737 г. С 1 янв. 1705 г. соль в России (кроме Дона) продавалась из казны. ПСЗ. Т. IV. № 2009.


[Закрыть]. Затем подтвердили право казаков беспошлинно разрабатывать и довольствоваться «даром мануцкой и прочей тамошней солью» с запрещением вывоза в российские города[333]333
  ПСЗ. Т. XIII. № 9884 и 10017. Запрещение было повторено. ПСЗ. Т. XIV. № 10508.


[Закрыть].

Соляная привилегия имела в свое время большое значение, но в 60-х гг. XIX в. утратила свое значение, так как манычская соль оказалась не в состоянии конкурировать с привозной российской солью, менее вкусной, но более чистой и более дешевой. Отмена акциза на соль в империи, в 1880 г., лишила эту привилегию всякого смысла[334]334
  Беляевский. Манычские соляные озера. Труды Войска Донского статистического комитета. Т. I. 1867; Скальковский А.А. Соляная промышленность в Новороссийском крае (1715–1847).


[Закрыть].

Подводя итоги финансовым льготам, мы видим, что империя «обеляла» (освобождала от податей и пошлин) донское казачество во всех отношениях без исключения. Основами доходной статьи имперского бюджета были сборы: подушный, питейный, соляной, таможенный и канцелярский. Все эти сборы не касались казаков[335]335
  Винная свобода, существовавшая во всех автономных провинциях екатерининской России. Ср.: Чечулин Н.Д. Очерки по истории финансов в царствование Екатерины II. СПб., 1906. С. 164.


[Закрыть]. Между тем не только самые сборы эти, но и способ их собирания являлись тягостью для населения империи. Стоит вспомнить, что творили с населением винные откупщики и их команды, имевшие право обыскивать подводы и дома даже дворян, чтобы понять, как велико было значение казачьих льгот для того времени[336]336
  Ср.: Чечулин Н.Д. Указ. соч. С. 111–152 (о подушном сборе); С. 153–179 (о винном); С. 180 (о соляном); С. 205 (о таможенном); С. 235 (о канцелярском).


[Закрыть].

Глава 20
Особое служение казачества. Сословия на Дону в XVIII в

«Особое служение» казачества, сохранение которого обеспечивалось и удостоверялось до самого конца периода империи, заключалось не только в поголовной службе казаков, на своих конях и со своим вооружением. Этот термин обнимал собою все особенности военного управления, обучения, комплектования и службы казака. Основою «особого служения» была автономия Войска в военном отношении и личная свобода казачества. Подтверждение именно этих прав и требовало донское казачество от каждого нового государя в XVIII и XIX вв. Военная автономия Войска выражалась в том, что во всех без исключения вопросах воинского устройства, снабжения, снаряжения, подготовки служилого и командного составов, назначений, перемещений и т. п. Войско было самодовлеющей единицей, управлявшейся на основе своего донского права.

Из Петербурга XVIII–XIX вв., как и из Москвы XVI–XVII вв., приходили лишь требования на посылку того или иного количества воинских частей. Требования эти согласовались, конечно, со списочным составом Войска, но весьма часто, во время войн, превышали его. В такие исключительные моменты все, кто мог носить оружие, вплоть до глубоких стариков, выступали в поход на защиту общего отечества – России, как, бывало, выступали предки на защиту родного края – Донской республики.

Требование о присылке казаков облекались в форму высочайших грамот (как, впрочем, и все акты управления до 1775 г., посылавшиеся на Дон от центрального правительства). По этим требованиям Войско само чинило «наряды», определяя, какие станицы и в каком количестве должны прислать казаков. Во главе «походного войска» отправлялся «походный атаман», который и был главным начальником этой части, подчинявшимся непосредственно власти главнокомандующего. Жалованье «за выход» и годовое содержание отряда посылалось в Войско одновременно с требованием[337]337
  Ср.: Доклады и приговоры, состоявшиеся в Пр. Сенате в царствование Петра Великого. Т. V. 1892. С. 95.


[Закрыть].

На время войны, начиная с 1703 г., Войско, в военнооперативном отношении, подчинялось высшей власти главнокомандующего: в 1706 г. – фельдмаршала Б.П. Шереметева, в 1723 г. – фельдмаршала кн. М.М. Голицына; в 1735 г. – фельдмаршала Миниха. При назначении главнокомандующим на Украине ген. Бисмарка (временно служившего в России, при Елизавете, предка объединителя Германии), а также при назначении туда же впоследствии Румянцева (1764), «генералитету и Войску» предписывалось лишь иметь «по часту надлежащее сношение и друг другу чинить вспоможение». Главнокомандующие могли распоряжаться донскими отрядами, но не имели права изменять их внутреннего строения и распорядков. Казаки имели свою интендантскую часть.

С момента присоединения к России Войско состояло на положении особого военного округа. Привыкшее жить на своей воле и организовывать охрану края, ни у кого не спрашиваясь, Войско считало себя вправе укреплять городки для защиты от нападения кочевников, продолжавшихся до 1790-х гг. Поэтому оно было неприятно удивлено, когда в 1743 г. грозно запросили из Петербурга, как смел атаман, без особого разрешения и ведома высшей военной власти, строить крепость в Черкасске, когда и сам генерал-фельдмаршал не может этого сделать без высочайшего повеления. Между тем деревянные стены и палисад вокруг Черкасска сильно обветшали, а нападения кубанских татар продолжались, и Войско с 1738 г. писало тщетно в Петербург. Тогда, в 1743 г., войсковой атаман Данило Ефремов, посоветовавшись со старшиной, но не собирая круга, начал постройку каменных стен вокруг Черкасска.

Комендант крепости Св. Анны донес в Петербург, что «оная ограда строится формально дефензиею во всем яко крепости быть надлежит». Конечно, это и была цель Данилы Ефремова, который думал о защите столицы Войска, но вовсе не о провозглашении независимости Дона, и никогда и в мыслях не был сепаратистом («отпадчиком»). Тем не менее в Военной коллегии началось целое дело, атамана и станицу задержали в Петербурге. Дело производилось в Сенате и закончилось приговором, в котором довольно явно сказались недоверие к Дону и боязнь донского сепаратизма. Хотя атамана и оправдали, но поставили ему в вину то, что он позволил себе «с некоторою старшиною без указу и без совету Войска Донского» постройку каменной крепости[338]338
  ПСЗ. Т. XII. № 8094.


[Закрыть]. Простивши Данилу Ефремова, ему разрешили закончить стену «со стороны Турецкой», но «больше того, вокруг, со стороны Российской каменного строения накрепко» запретили. В 1767 г., при Степане Ефремове, произошла та же история: разрешили лишь поддержать укрепление в пределах необходимости. Эти случаи показывают, что на вольный Дон, хотя и ставший уже провинцией империи, смотрели в Петербурге подозрительно и недоверчиво[339]339
  Еще 28 апр. 1713 г. Толстой доносил Апраксину из Нового Транжамента: «донские казаки Черкасск крепят, вокруг острова у полисаду рубят ящики и насыпают землю и ставят туры…» История русского флота. Прил. Т. II. С. 166.


[Закрыть].

Велики были жертвы казачества во имя русского общенационального дела, для защиты великой России. Писать историю «нарядов» на службу значило бы писать военную историю Войска. В Польше, Финляндии, на Кавказе, в Персии, в Грузии, не говоря уже о походах, в мирное время несли донцы тяжкую сторожевую службу. Количество казачьих частей, выставленных за время войны и в мирное время за два века эпохи империи, не говоря уже об эпохе 1549–1721 гг., подсчитанное и сведенное в одно целое, могло бы дать понятие о жертвах донского казачества для России.

Помимо чисто военной службы, в описываемый период началась та служба донцов, которая была для них нелегкой, а в 1904–1917 гг. стала особенно тяжкой. Это была посылка донцов на внутренние усмирения. В 1755 г. были посланы 3000 донцов к Оренбургу. Тамошний губернатор писал, что «пламя бунтовливое распространяется, и вся Башкир сумнительна, и притом от легкомыслия киргизского небезопасно». Эта посылка имела все же некоторый вид участия в охране внешней безопасности. Пять лет позже донских казаков двинули на усмирение заводских крестьян на Урале (1760–1764)[340]340
  Семевский В.И. Крестьяне в царствование Екатерины II. Т. II.


[Закрыть].

Чертою автономии Войска в военном отношении была выборность всех чинов, просуществовавшая до 1775 г. В соответствии с этим основной чертой «особого служения» казачества была личная свобода казака. Политические права казачества в эпоху 17211775 гг. все более утрачивались. Но тем более остро чувствовало Войско значение той «привилегии», за которую оно готово было умереть, которую берегло как зеницу ока, – значение личной свободы.

Обычный прием Екатерины II при уничтожении местной автономии заключался во введении губернского управления и подушной подати. Если учреждение в 1775 г. так называемого войскового гражданского правительства было робким шагом по пути приближения управления Доном к типу общегубернскому, то второй части программы, примененной в Малороссии, балтийских провинциях, старой Финляндии и т. д., на Дону никто не осмелился применить. Десятки тысяч крестьян, бежавшие на Дон, в XVIII и XIX вв., в поисках свободы и звания казака, не были правительством и покорными ему старшинами допущены в число донских казаков. Они оказались закрепощенными, стали рабами казачьей старшины. Но сделать крепостным или даже свободным крестьянином вольного казака не дерзнул никто! Причина этого вовсе не заключалась в недостатке желания, или, как полагал Дрогоманов, в покровительстве казачеству великороссийскому преимущественно пред украинским. Охотников обратить донцов в «регулярство» было немало. Но вольных некогда граждан республиканской колонии, вооруженный народ воинов, не так-то легко было лишить личной свободы.

Только Войско могло лишить казачьего звания, только оно могло его даровать. Ведение станицами списков «служилых» или «действительных» казаков и представление ими Войску списков кандидатов из «озимейных бурлаков» облегчило контроль центральной власти над составом казачества. В 1740 г. последовало воспрещение жить в казачьих городках даже малороссиянам, а в 1785 г. – и польским выходцам[341]341
  ПСЗ. Т. XI. № 8024; Т. XIII; № 16211. «Книги записныя озимейным казакам, которые жили при войску и кто имяны» заведены по станицам c 1720 г. Ср.: Леонов А. Краткая опись некот. актов // Дон. войсков. ведом. 1853. № 17; также 1862. № 49 и 46.


[Закрыть]. Но потери казачества в войнах были велики, и правительство вынуждено было закрывать глаза на нарушение Доном указов насчет беглых и приема их в казаки.

Несомненным покушением на права Войска и казачества были так называемые переселения казачества, начало которым положил Петр I. В интересах защиты новых окраин, за время 1721–1775 гг., правительство трижды изымало из среды донского казачества некоторое число людей, для переселения в другие места. Петр I смотрел на донцов уже как на служилых казаков. В первый раз он повелел переселить часть казаков в 1724 г. на р. Аграхань (приток Терека), всего 1000 семейств[342]342
  ПСЗ. Т. VII. № 4462. Пятьсот семей на Аграхань и 500 на Гребени.


[Закрыть]. Переселение это не вызвало волнений, так как: 1) казаки остались в своем звании и образовали, по переселении, так называемое Аграханское войско (вошедшее затем в состав Терского войска); 2) «наряд» сделан был внутренним распоряжением Войска с соблюдением интересов переселяемых.

Первоначально на это дело в Петербурге взглянули довольно просто. Решили о переселении «дать указ атаману приезжему, призвать его в Сенат и велеть дать ведомость, из которых казаков… тех казаков перевесть способнее». Атаман Лопатин указал, как именно надо действовать, и Войску было предоставлено самому осуществить задание[343]343
  Указ 5 февраля 1724 г.


[Закрыть].

В 1731 г. (указом 3 августа) были вызваны с Дона охотники для образования Волгского войска. Было указано «заселить Царицынскую линию» теми, «кто пожелает охотою своею селиться» (5 ноября 1731 г.). Вскоре подтвердили, чтобы «принуждение никак не чинить» (31 декабря 1731 г.). Из этого видно, что собрание старшин отнеслось не очень благосклонно к переселению. Всего перевелось на Волгу 520 семей (частью малороссиян). Войско организовано было на манер Донского, с выборными атаманами и старшинами. Но было запрещено выбирать много старшин, чтобы «во многом числе старшины казакам отягчением не были».

Волгское войско просуществовало до 1777 г.[344]344
  ПСЗ. Т. VIII. № 5824, 5868, 5923, 6007; Т. IX. № 6493 и 6508.


[Закрыть]

Наконец, в 1769 г., при отнятых у турок крепостях Азовской и Таганрогской, Екатерина II повелела образовать два казачьих полка – Азовский и Таганрогский. Существовавший уже (с 1698 г.) Азовский полк, числившийся с 1711 г. в составе приазовских крепостей, был окончательно причислен к крепости Св. Димитрия. Как и другие подобные же полки (Кизлярский, Хоперский и т. п.), эти два полка, составленные из донских казаков, были – каждый – поселены «при крепости» и сделались служилыми полками. Во главе их стояли не атаманы, а полковники по назначению, не старшины, а ротмистры. Некоторые хозяйственные дела решались самими казаками. Вообще же, это был несомненный шаг к «регулярству», то есть к превращению казаков в драгуны. Именно таким образом в свое время совершилось превращение в крестьян украинского населения, причем «посполитые» стали крепостными, а казаки – свободными крестьянами. Донские казаки, насильственно набранные для переселения, независимо от трудностей переселения, жаловались горько на «нарушение их привилегий и древних обычаев», «обыкновений казацких». Они всячески уклонялись от переселения, бежали на Терек и в Запорожскую Сечь.

Недовольство Дона вылилось в серьезное восстание в октябре 1772 г., под влиянием которого правительство сперва сократило требование относительно числа переселяемых, а затем расформировало и зачислило в Войско все три полка: Азовский и Таганрогский (1775) и Дмитриевский (1777). Таким образом, донское казачество отстаивало личную свободу на Дону и свои привилегии[345]345
  Об Азов. и Таганрог. полках см.: ПСЗ. Т. XVIII. № 13351; Т. XIX. № 134768; Т. XX. № 14340.


[Закрыть].

Естественная обязанность вольного казака, свободного гражданина военно-демократической республики, – поголовно являться в полном вооружении, на своем коне, со своим снаряжением, на защиту республики – превратилась в XVIII и XIX вв. в одиозную привилегию донского казачества. Этой привилегии не оспаривал, на нее не посягал ни один сторонник самодержавного централизма. Эту обязанность поголовной службы казачества, в эпоху империи, стали объяснять тем, что казачеству, не в пример другим сословиям, пожалованы царями именно за эту службу обширные земли, воды, угодья и привилегии. Поскольку можно было говорить о жаловании царями служилого казачества, донские казаки могли ответить, что им «бьют челом их же добром». И земли, и воды, и права, и привилегии – все это принадлежало донцам до присоединения их к России. «Пожалование» закрепили за казаками далеко не весь объем природных и законных их прав. И тем не менее и в эпоху своей независимости и государственности, и позже, в эпоху урезываемой автономии, донские казаки беспрекословно несли свою тяжкую службу, сражаясь с врагами России во всех войнах. Казачьи кости лежат и в долине Ломбардии, и под Парижем, и за Балканами, и у берегов Каспия, и в Германии, и в Грузии, и в Финляндии, всюду, куда Россия посылала вольных донцов.