Текст книги "Дорога к небу"

– Извини, не судьба! И потом, в моей жизни уже была Настя, и она тоже хотела только одного – хорошо проводить время. – Глеб взял в руку собранную сумку и, не прощаясь, пошёл к машине. Параллель между его Настей и этой искательницей спонсоров болезненно пробежала по нервам, снова напомнив о его наивности в понимании молодых женщин.

Дорогой до дома он молчал, выключив музыку. Почему-то ничего не хотелось, предстоящий полёт стал в тягость, а все планы и мысли утонули в одном единственном желании – напиться.

Дома, собирая чемодан, он поглядывал на холодильник, даже дважды подходил и открывал дверь, проверял наличие в нём водки, но всё-таки сдерживал себя, и тем самым ещё хуже раскачивал настроение.

Самолёт, аэропорты, такси и лица прошли перед ним, не оставляя следа и, лишь только когда, добравшись до бара в номере отеля, он открыл бутылку виски, сразу почувствовал, как первый глоток начал тормозить его, громыхающий стонами прошлого, состав раскисших мыслей.

Засыпая, он посмотрел на потолок. Блики города играли отражением реклам и проезжающих машин. Глеб закрыл глаза и почувствовал, как долго он сегодня, ехал, летел и шёл…

Утро началось замечательно. Во-первых, Акико прислала ему на телефон пожелания хорошего дня, а, во-вторых, печали и тяжёлые воспоминания растаяли, словно их никогда и не было.

Отель SACHER, в котором он остановился, парадным крыльцом выходил прямо на Венскую государственную оперу и пешеходную дорожку, где на одиннадцать часов ему была назначена встреча с Мариной. Поэтому Глеб, привычно пропуская завтрак и очень красивый и богатый шведский стол, выпив только чашку кофе, вышел на Фильхармоникерштрассе и, завернув за угол, пошёл в сторону Собора святого Стефана. Несмотря на раннее время, разноязычные туристы с вечной улыбкой радости на лице хаотично шли в разных направлениях, фотографируясь у всего, что хотя бы издалека напоминало древность или выглядело исторически ценно.

Выйдя на площадь перед Собором, Глеб увидел ярко одетую молодёжь, разъезжающую на странных электрических самокатах с цветами и проспектами в руках.

Подняв голову вверх и прикрывшись ладонью от солнечных лучей, он стал рассматривать одну из старейших готических построек Австрийской столицы. Яркая чёрно-бело-жёлто-зелёная крыша, выложенная майоликовой черепицей, отражала солнечные лучи и дарила окружающим зданиям разноцветие красок. Южная башня, «Штефль», удивляла высотой и ажурным орнаментом декора. Самые старые, романские части Собора – «Резентор» и «Хайден-тюме» – чернели пылью веков и манили секретами старых легенд. Вот и сейчас, когда Глеб подошёл к «гигантским воротам», быль, рассказанная ему пятнадцать лет назад одним колоритным старичком, проявилась в его сознании и расцвела отчётливым воспоминанием.

Внутри Собора есть «чудесное кольцо» небольшого размера, называемое «Фрайюнг». Интересно оно тем, что человек, преступивший закон или совершивший не очень честный поступок, получал неприкосновенность, пока держался за это кольцо. Королевские стражники, не могли войти внутрь и арестовать виновного, до тех пор, пока он, изнемогая от усталости и борясь со сном, сжимал его в своей руке.

Откуда, из какой глубины веков пришла эта быль – старичок не знал, но после этого рассказа Глеб, когда бы ни прилетал в Вену, всегда шёл к заветному кольцу и хотя бы ненадолго ощущал холод кованого металла.

Так было и в этот раз: не изменяя традициям, он прошёл внутрь, но, тут же увидев очередь столпившихся у кольца людей, улыбнулся. Мысль, что количество «преступников» и нарушителей растёт день ото дня, развеселила его.

В ожидании окончания возни у стены с кольцом, Глеб присел напротив каменной кафедры с портретами четырёх основателей католицизма, и совершенно неожиданно для себя поймал взглядом небольшие фигурки ящериц и жаб.

«Странно, – сказал он сам себе, – сколько раз приходил сюда, и никогда раньше не видел на перилах кафедры этих животных».

Он поднялся и подошёл ближе.

«Интересно, почему их так расположили друг относительно друга…»

Проведя рукой по перилам и фигурками, он задумался. Получалось, священник, поднимающийся на кафедру, каждый раз проводил по ним рукой, полируя спины рвущихся в бой животных.

– Что, молодой человек, задумались? – Услышал Глеб за своей спиной вопрос на английском языке. Обернувшись, он обомлел.

Прямо перед ним стоял всё тот же старичок и, казалось, пятнадцать прошедших лет не добавили его лицу ни одной морщинки. -

Я вижу в ваших глазах удивление? Наверное, мы знакомы или, по крайней мере, разговаривали друг с другом.

– Да, – растерянно произнёс Глеб. – Много лет назад вы показали мне, где находится «волшебное кольцо».

– А теперь, я вижу, вас заинтересовали перила?

– Странные фигурки. Кажется, они вот-вот набросятся друг на друга. Но… – Глеб замолчал, подбирая английские слова. – Почему они на перилах, которые ведут к кафедре?

– Жаба – это зло, ящерица – добро. Вечная борьба и постоянное напоминание любому, кто поднимается на кафедру, о единстве и борьбе противоположностей.

– Жаба! – повторил Глеб и снова провёл рукой по фигуркам.

– На этих перилах жизнь, все размышления и сомнения. Смотрите, внимательно смотрите в себя и думайте: кто из этих животных побеждает в вашем мире, в ваших мыслях и поступках.

– А, я когда приезжаю в Вену, всегда прихожу дотронуться до кольца, – неожиданно глупо отреагировал он на слова старика.

– Просите уберечь вас от наказания? – Его глаза улыбнулись, а морщинки приятно подчеркнули живущую в лице доброту.

Глеб молча кивнул головой.

– Часто рискуете и принимаете сложные решения?

Глеб снова кивнул, но на этот раз ощутил, как адреналин погнал сердце, а мысли наполнились сожалением и раскаяньем.

– Испытали страх смерти?

Вопрос пригвоздил его душу к столбу позора, и он, склонив голову, прикрыл ладонью влажные глаза от неожиданно быстро подступивших слёз.

– Дайте боли выйти. Намоленность Собора – его великое благо. Эти стены знают, как успокоить. Останьтесь у перил и дайте вашим чувствам пообщаться с энергией давно ушедших из жизни людей.

Глеб сжал зубы и закрыл лицо ладонями. Ему не хотелось, чтобы вырвавшаяся наружу слабость была доступна окружающим, и он, глубоко дыша, сделал попытку вернуть себе спокойствие.

– Нет. – Он почувствовал на своём плече руку старичка. – Если сейчас придержишь это в себе, то не испытаешь настоящего возрождения души, твои жабы и ящерицы будут с новой силой пожирать друг друга, принося боль и страдания.

– Добро тоже, – убрал он от лица руки и оглянулся, – тоже использует силу, чтобы биться со злом?

– А как же! Смирение – часть выживания, но – ровно до того момента, когда у тебя или твоих близких отнимают жизнь, кусок хлеба, дом и покой.

– Но, нанося удары, я делаю кому-то больно! Как понять: где мои действия служат добру, а где являются злом; кто решает: где проходит грань между этими понятиями; кто берёт на себя смелость судить и обвинять?

Старичок внимательно посмотрел на него и, улыбнувшись, неожиданно развернулся и пошёл к выходу.

Какое-то время Глеб постоял около кафедры, потом вспомнил о кольце и, пробившись через неуменьшающейся поток «преступников», провёл рукой по металлу и вышел на яркий уличный свет.

Пока его глаза привыкали, а руки искали в карманах солнцезащитные очки, прямо перед ним остановился молодой парень на электрическом самокате и, не говоря ни одного слова, протянул ему гвоздику и скрученный в трубочку буклет.

– Что это? – спросил на английском Глеб. Австриец пожал плечами и, нажав на ручку газа, покатил дальше.

Посмотрев по сторонам и не заметив в ближайшей перспективе урны, он, отломив стебель, воткнул головку цветка в петлицу пиджака и пошёл к месту назначенной ему встречи.

Марина, словно стоящая за углом, под башней с часами, появилось точно в назначенное время.

Она шла ему навстречу, улыбалась и теперь совсем не походила на ту уставшую от морского перехода женщину. Волосы, косынка и лёгкий плащ развевались, придавая её походке плавность.

– О! Гвоздика, журнал «Огонёк» в руках! Наверное, нужен пароль? – улыбнувшись, протянула она руку для приветствия.

– А как же! – подыграл её шутке Глеб.

– Господин, у вас продаётся славянский шкаф? – вспомнила она фразу из старого советского фильма о разведчиках.

– Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой. – Они рассмеялись и, развернувшись, пошли к дому, стоящему совсем рядом с местом их встречи.

Зайдя в подъезд, Глеб увидел старую парадную лестницу, уходящую к ажурным, кованым дверям лифта, сказочно красивые светильники и настенную мозаику с видами псовой охоты на кабана.

Переступив порог квартиры, он увидел в гостиной большой стол, деловой беспорядок, разбросанные бумаги, два ноутбука и Сергея, делающего шаг ему навстречу.

– Добрался, наконец! Вот, смотри, – Сергей, показал рукой в сторону стола, – теперь это – наш Смольный, так сказать, маленький Питерский филиал. Ты присаживайся. Марина, – обратился он к жене, – неси виски, разговор нам предстоит долгий и основательный, поэтому в самый раз для старта смочить горло.

Марина застучала дверцами шкафов, подбирая закуску к алкоголю, а Глеб, удобно устраиваясь в кресле, стоящем рядом со столом, в небольшой паузе подготовки праздно развернул переданный ему у Собора буклет. То, что он увидел, пробило его лоб испариной, а сознание – лёгкой дрожью приоткрытой занавеси в мир тайн и неподвластных человеку явлений.

На русском языке, чёрным фломастером, прямо поверх приглашения на вечер органной музыки было написано: «Твой вопрос – это цена за прошлые ошибки. Твой сон – это жаба, опыт – ящерица, а грань всегда проходит через человеческое сердце».

Глеб посмотрел по сторонам, его растерянность и удивление остались без внимания.

– Сон, – еле слышно прошептал он, пряча буклет во внутренний карман пиджака, как самую дорогую реликвию, – чертовщина какая-то!

Выдав несколько крепких мыслей о необъяснимости высших сил, он достал свой iPad и приготовился слушать олигарха, чувствуя, как новые, мистические ощущения жизни пропитывают каждую клеточку его тела.

А в это самый момент, в соборе Святого Стефана, деревянные фигурки жаб и ящериц ожили, приготовившись снова сразиться, но на этот раз – именно в его голове.

Часть 7
Голуби

– Ну, что ж, давай начнём, – деловито потирая руки, произнёс Сергей, как только убедился в готовности Глеба слушать его. – Сейчас и в дальнейшем под номером один я буду подразумевать и говорить о делах компании, занимающейся разведкой калийных солей и углеводородов. Мы сделали тебя генеральным директором этих компаний, изменили уставные документы, передав тебе пять процентов акций. Выписали доверенность на право управления дочерними и подрядными организациями, обслуживающими данное направление в работе. Установили зарплату в десять тысяч евро и дали указания бухгалтерии оплачивать все твои билеты, проживание в отелях и прочие служебные расходы…

От удивления Глеб поднял глаза на олигарха.

– Это привилегии, которые мы дали тебе. Теперь внимательно слушай и записывай, что мы хотим получить от тебя. Ты работаешь с Волгограднедра – государственной структурой, контролирующей выполнение нами лицензии; принимаешь на работу двух замов: одного делаешь ответственным за бурение, другого за геологию; подписываешь договора на изучение и проведение химических анализов керна, готовишь все материалы к защите запасов месторождения на участке «Южный». Вторым, и тоже очень важным направлением в твоей работе, будет Кипр. Вот документы, – Сергей жестом показал в сторону лежащих на краю стола четырёх массивных папок. – Здесь банковские выписки, договора и реквизиты счетов кипрских компаний. Сейчас наши адвокаты и юристы официально вывели меня из состава учредителей и ввели в акционеры тебя. Вот, – он положил перед Глебом, чистый лист бумаги, – подписывай внизу, это будет документ о том, что UBO, то есть фактическим владельцем компаний, буду оставаться я.

Глеб, ни секунды не колеблясь, достал авторучку и, подписав в правом углу, вернул лист Сергею.

– В настоящее время эти кипрские компании владеют двумя домами в разных частях острова, общей стоимостью пять миллионов евро, семидесятифутовой яхтой, водными мотоциклами, тремя автомобилями премиум класса и ещё большим количеством разной бытовой мелочи. Но всё это, как ты понимаешь, сразу после моего ареста было захвачено министром Морозовым и его родственниками. Тебе, как новому владельцу компаний, ставится задача официально обратиться в полицию и с помощью адвокатов, судебных исполнителей, может, и твоих личных связей забрать имущество обратно для его последующей продажи.

Глеб записывал и думал. Его мысли ветром носились по углам памяти, взвешивая силы и возможности.

– Я понимаю… – Сергей откинулся на спинку кресла и продолжил в более доверительной тональности: – Всё мы не заберём. Этот мот и пьяница уже умудрился опустошить счета компании. К сожалению, я сам, лично, делал ему корпоративные карты VISA, передавал ключи от домов, где проходили его встречи с влиятельными политиками и лидерами партий. Сейчас у министра трудное время. Ему на хвост наступили налоговые службы. Заменив себя во многих компаниях на родственников, он всё равно очень явно, а главное – безнаказанно отнимает деньги у таких же, как я, коммерсантов. Впрочем… – Он приподнялся, взял со стола верхнюю папку и сел обратно в кресло. – Ты увидишь всё сам. Тут выписки из личных счетов на Кипре, оплата его развлечений, самолётов и покупка автомобилей. – Неожиданно он замолчал. Глеб смотрел на него и тоже ничего не говорил.

– М-да, – протяжно произнёс Сергей после небольшой паузы, – тут синхронные распечатки телефонных звонков с угрозами в адрес московского и кипрских адвокатов, меня лично и членов моей семьи.

– Не понял! – удивлённо произнёс Глеб. – Это же улики, почему такие материалы не переданы в Прокуратуру, ФСБ… словом, в соответствующие инстанции?

– Да всё передано! – резко и быстро ответил Сергей. – Только я сегодня – человек, находящийся в розыске, бежавший из России, а он – министр, со связями и положением. Разве кто может услышать мой голос? Разве кто будет заступаться за человека, которому уже повесили ярлык преступника, расхитителя государственных средств и жулика, укравшего пенсионный фонд. Ладно! – Он нервно провёл ладонью по лицу. – Продолжим. Третьим направлением твоей работы будет наука. Или, если сказать точнее, разработки в области нанотехнологии. Сегодня в Москве есть институт, который занимается вопросами изменения цвета природных алмазов. Тебе нужно встретиться с директором и предложить ему свои и мои возможности. Я знаю, что раньше ты активно занимался покупкой, огранкой и продажей бриллиантов. Наверняка сохранились связи, партнёры…

– Да, – перебил Глеб, мгновенно ощутив радость от возвращения в алмазную тему.

– Прекрасно! Итак, ты встречаешься с директором, понимаешь проблему и пишешь мне план наших действий и затрат на этапе формирования нового бизнеса.

– А с какого на какой меняют цвета алмазы?

– Глеб, это – технические вопросы, и мне туда лезть не хочется, а главное – незачем. Меня интересует изначальная цена покупки – я так понимаю, не очень качественного, коричневого камня – а потом его продажа после обработки в какой-то машине. Вилка, которая образуется в этом превращении, и есть предмет моего любопытства. А, так как эта тема, судя по твоим ожившим глазам, тебе известна и понятна, бери флаг в руки и пиши аналитическую записку. Деньги на этап изучения, а в последующем и работы, я выделю. Четвёртое и последнее. В Санкт-Петербурге одна из моих компаний владеет дворцом Михаила Романова, внука Николая I. В сложившейся ситуации удержать это здание не представляется возможным. Мы с Мариной посовещались, и я решил, – при этих словах он оглянулся на жену и весело подмигнул ей, – продать дворец через принадлежащую теперь уже тебе кипрскую компанию. Думаю, что лично тебя мы привлечём на этапе, когда нужно будет подписывать договора и встречаться с представителями покупателя.

– Всё! – громко произнесла Марина. – Деловая часть закончена, давайте плавно переходить к ужину. Конечно, это не я у плиты стояла, но венские мясные деликатесы, сыры и нежная печень индейки с шафраном ждут, когда вы начнёте их дегустировать.

Дружно поднявшись, они прошли на кухню, сели за накрытый стол, разлили виски по стаканам и перешли к праздным разговорам о жизни.

А в далёкой Москве Алексей сидел в квартире мамы и напивался в хлам. Прошло два месяца, как он получил на телефон сообщение о разводе. Тогда он сидел в такси у отеля Редиссон, в Стамбуле, и не знал – радоваться ему или огорчаться. Но сегодня, несмотря на то, что не смог обсудить эту новость с Глебом и Михаилом, отчётливо понимал, что скинул с плеч тяжёлую ношу постоянного непонимания.

– Да, я пью! – шутливо произнёс он, разговаривая сам с собой. – Да, я шут, я паяц, так что же… Пусть… – Его сознание побежало по строчкам известной арии, но, сократив и изменив, он продолжил: – …и я ей не подам руки. Это же какой надо быть дурой, чтобы так глупо себя вести?! Х-м-м, – он расплылся в улыбке и обеими руками с силой, царапая кожу, почесал свой затылок. – Приходит, хвостом крутит! Вино подайте мне дорогое, смотрите на меня, какая я принцесса! «Мерседес» паркует, чтобы я видел, ухажёра себе завела и выпендривается!

Алексей поднял со стола бутылку, убедился, что там ещё что-то осталось, вращательным движением кисти раскрутил водку и влил в себя всё на одном дыхании.

– Ох-ох-ох, цыпа! – Он зацепил вилкой внушительных размеров ком солёной капусты и, теряя капельки рассола, отправил его в рот. – Я, простой охранник ресторана, стою, никого не трогаю, а этой вертихвостке нужно после развода именно сюда жрать приходить, именно тут вино заказывать, кофточки, вырезы демонстрировать! Дура, и других слов у меня нет…

Он поднялся, прошёл к холодильнику, достал следующую бутылку, ещё постоял у открытой двери, рассматривая заботливо подготовленные мамой закуски, потом улыбнулся мысли о непреходящей материнской опеке и закрыл холодильник. Возвращаясь обратно, он пощупал в кармане телефон, потом достал его, проверил экран и, убедившись, что никто его в этом мире не хочет, сел на своё прежнее место.

– Ну, если я такой плохой, чего ты всё ходишь и ходишь? – продолжил он разговаривать сам с собой. – Развелась, и живи себе. Думаешь, если ты мне будешь свои богатства демонстрировать, я пожалею, волосы на себе рвать буду… А вот хрен тебе! – Он скрутил фигу и поднял её высоко вверх над головой. – Видела?! Всё строго наоборот. Это ты за мной бегаешь! Ты унижаешься и фордыбачишь, ты мучаешься и психуешь.

Он налил себе водки в стакан и поднёс его к лицу. Запах неприятно кольнул сознание и он, сморщившись, стал медленно пить ее.

– Водка, гадость какая! Фу! Но даже она, эта зараза, приятнее мне, чем ты и все твои выкрутасы. Детей забросила: Турции, шмурции, бегает – кобелька себе ищет. А на хрен ты кому нужна, дура сорокапятилетняя! Думаешь, косметику положила, сиськи имплантированные открыла и всё, звезда! Да двадцатилетних с ногами от гланд, с кожей гладкой и упругой очереди стоят, только деньги плати… – При этих словах он запнулся, в нескольких секундах тишины отыскал в голове нужные мысли и, достав телефон, набрал номер.

– Ворток, твою мать, ты где! – крикнул в трубку, едва услышав звук соединения.

– О, Лёха, привет. Бухаешь что ли? Отсюда чую, водкой пахнет!

– А у меня настроение хорошее. Во-первых, я развёлся и уже целых два месяца свободный мужчина. Во-вторых, эта зараза – я Манечку имею в виду – мотает мне нервы и почти каждый день шастает в ресторан, где я работаю, а в третьих – так не честно: ты на буровой, Глеб в Европе, а я что – пасынок у вас? Имейте совесть, дайте работу! Деньги кончились, докатился до того, что дома пью. Жопы бабьи только по телевизору и на улице вижу, никакой личной жизни, и это – в рассвете моих прекрасных лет!

– Ничего себе! – присвистнул в трубку телефона Михаил. – Развёлся всё-таки! И что? Зачем она ходит в твой ресторан?

– Эта дура приходит показать, какая она благополучная и что всё у неё в шоколаде. Хочет ещё раз подчеркнуть разницу между нами, пожалеть меня, горького пьяницу.

– Ну, а действительно: чего ты пьёшь-то? Помнится, когда мы в Ватутинках собирались, ты завязать обещал.

– А что я – пью?! Самую малость, только чтобы время убить. Дела нет, да и вы пропали, друзья называется!

– Понял. Обязательно свяжусь с Глебом, и мы персонально для тебя что-нибудь придумаем, только ты… – Михаил на несколько секунд замолчал, обдумывая свои следующие слова и, быстро приняв решение, уверенно произнес: – Увольняйся к чёртовой матери из своего ресторана и прилетай ко мне на буровые, тут и для тебя работа найдётся, а Глебу мы всё позже объясним.

– Щассс… всё брошу и поеду грязь месить! Ты что, с ума сошёл – оставить постоянную работу в Москве и поехать на край земли! Буровые, алюминиевые миски, маки в степи и прочая лирика у меня в жизни уже была, когда я с Глебом по Африке мотался. Теперь хочу огромный плазменный телевизор, тренажерный зал и молоденькую подружку, стучащую крышками кастрюлей на кухне.

– Лёшка, ты дурак! Какая это для тебя работа! Давай не хандри и прилетай меня менять. Я ужасно соскучился по своим детям, а главное – Вера сменив гнев на милость, хочет со мной встретиться и поговорить. Может, еще и склеим чего, всё-таки двадцать лет вместе прожили.

– А, ну так и говори – бабу свою проведать хочешь. – Алексей состроил гримасу, водка растворила кровь, убрала резкость и с трудом позволяла следить за линией разговора.

– Ты, дурачина, бабами своих тёлок называть будешь, а это жена моя! Понял, дятел пьяный?

– За козла ответишь, – отключая телефон, прошептал охранник. Стены, качнувшись, поплыли в далёкое плавание, глаза закрылись, провожая мир ярких красок, а тело, скатившись по спинке стула вниз, удобно расположилось на полу, положив под голову тапочки.

Глеб, закончив ужин с Сергеем и Мариной на ноте прощальной улыбки и стаканчика хорошего, выдержанного виски, шагал по вечерним улицам Вены. Он шёл гости к своему давнишнему другу тех времён, когда Советский Союз ходил в консерватории, а рабочие и служащие понимали разницу между скрипкой и альтом. Подойдя к дому на Чернингштрассе, он внимательно посмотрел по сторонам и, убедившись, что не ошибся, нажал на звонок нужной ему квартиры.

– Да, вас слушают. – Услышал он тембр, знакомый ему уже тридцать лет.

– Это квартира профессоров Венской консерватории? Или мне нажать другую кнопочку?

– Глеб! Наконец-то! – Он услышал, как щёлкнул электронный язык замка, дверь распахнулась, и прямо по лестнице, вниз, ему навстречу принялся спускаться Лёня.

Они обнялись; время, безжалостно съевшее их фигуры и распылившее белую краску на виски, отступило, и они обнялись, как много лет назад – сильно и уверенно, как мужчины, дарящие тепло многих лет дружбы.

– Пойдём, пойдём, – пропуская вперёд Глеба и указывая рукой дорогу, торопливо произнёс его старый московский товарищ.

Поднявшись на лестничную площадку и войдя внутрь квартиры, Глеб утонул в светлых глазах и улыбках встречающих его людей.

Кора, жена Леонида, первая из присутствующих, сообразно своему рангу и статусу хозяйки дома, по обычаю трижды расцеловала Глеба, передавая эстафету приветствия своим сыновьям и их жёнам. Шумно и очень тепло, касаясь друг друга прошлым, вскоре они все вместе перешли в гостиную к накрытому столу.

– Глеб, это фантастика! Когда Лёня сказал мне, что ты в Вене и прислал сообщение о том, что зайдёшь к нам в гости, – радостно, улыбаясь даже глазами, стала говорить Кора, рассаживая всех на заранее продуманные места, – я не поверила. Десять лет, целых десять лет назад мы виделись в последний раз, когда ты с семьёй проезжал через Вену на горнолыжный курорт.

– Да, – многозначительно произнёс Глеб, разглядывая обстановку зала и фотографии на комоде.

Скрип ножек стульев по паркету, вопросы, перемещающиеся по столу тарелки и столовые приборы ещё какое-то время создавали суету, но вскоре фужеры взмыли ввысь, и наступившая тишина открыла дорогу первому тосту.

– Как бежит время! – начал говорить Леонид, вставая. – Дети уже не дети, и у них уже давно есть свои тёти, а ты, я знаю, целых шесть лет как дедушка, но… – он обвёл всех взглядом. – Но так приятно поднять рюмку и, оглянувшись назад, сказать: за нашу, не потерявшуюся в трудных годах Советского Союза, перестройках, иммиграциях и просто трудностях жизни, дружбу. Обычную дружбу, дарящую радость встреч и общения! – Они чокнулись, – кто алкоголем, кто водой, а кто соком и с удовольствием допили всё до дна.

– Кстати, – взял слово Глеб, едва прожевав лёгкую закуску, – а вы знаете… – Он посмотрел на сыновей своего друга. – Как ваш папа в восемьдесят первом году, на Курской косе бежал марафон? Представьте, – видя внимание и оживление, продолжил Глеб, как только ему снова наполнили рюмку, – я – спортсмен, играл за свой институт в волейбол, плавал в Лужниках на первенство Москвы, на лыжах бегал, и вдруг – ваш папа. Такой с виду вообще никакой, юноша с нежными пальчиками, стоит и совершенно спокойно заявляет, что запросто преодолеет сорок два километра с копейкой! «Ну-ну! – думаю я. – Видели мы таких ботаников консерваторского образования!» Утром следующего дня, чуть солнце побежало по макушкам сосен, Лёня нарисовался в трусиках с белыми полосками, типа а-ля Адидас, и такой же маечке биробиджанской фабрики «Заря Революции»… – При этих словах присутствующие громко хихикнули, а Глеб, почувствовав настроение, продолжил: – В общем, он побежал, а мы с Корой и маленьким тогда Антоном… – Глеб перевёл взгляд на старшего сына Леонида. – Через некоторое время поехали догонять его на автобусе. Знаете… – Он поднял рюмку над головой. – Я тогда был под огромным впечатлением от его тренированности и выносливости. Когда он финишировал, – не дополз, не упал без чувств, а спокойно закончил дистанцию и попросил водички, я понял: любое чудо требует подготовки и огромного старания. Давайте выпьем за Лёню, его профессорские пальчики и спортивный характер.

Рюмки снова потянулись навстречу друг другу, а, встретившись, зазвенели на разные тона, даря пространству ноты великой музыки общения.

Вечер, появившаяся на лицах собравшихся розовощекость, алкоголь, пряная свиная ножка, салат «нежность» с дольками мандарина подтолкнули собравшихся за столом к доверительным разговорам о жизни, работе и перспективах.

Через три часа Глеб, проиграв в шахматы Саше, младшему сыну Лёни, проводил убегающего на концерт Антона с женой и, переместившись на кухню, почувствовал усталость.

Кора разливала чай, складывала в раковину посуду, убирала остатки еды в холодильник и бросала взгляды на Глеба, думая: спросить или не спросить его о жизни с женой. Те редкие кусочки информации, приходящие из скромной компьютерной переписки, разорванной большими интервалами времени, говорили ей, что в его семье не всё гладко. И вот, когда младший сын и его девушка побежали на последний автобус, а Лёня, закончив суету, тоже приземлился на диванчик рядом с Глебом, она всё-таки спросила:

– А что у тебя с Викторией? Не пойму: вы живёте вместе или разошлись?

Глеб, чей стакан уже был наполовину пуст, тяжело вздохнул и, понимая, что плохие новости – это тоже часть дружеских отношений, стал рассказывать свою историю.

Они слушали его, понимающе кивали головой, сочувствовали и переживали, рисуя в своём сознании намибийскую тюрьму, алмазные конфликты, Викторию, непреклонно решившую расстаться с ним, а потом так же непреклонно жаждущую его возвращения. Картины ревности и глупых ссор дёргали их морщинки то удивлением, то улыбками, рождая в сознании твёрдую уверенность в необычности пережитых им событий.

– Ну, а сейчас у тебя кто-то есть? – спросил Лёня, отпивая уже остывший чай и тем самым закрывая тему с женой.

– Да, – решила поддержать мужа Кора, – интересно, после всех твоих, надо прямо сказать, сложных общений с женщинами у тебя ещё сохранилось желание начинать новые отношения?

– Новые… – задумчиво произнёс Глеб. – То есть, иными словами, вы спрашиваете: есть ли у меня мысли жениться снова?

– Да, – ещё более твердо произнесла Кора.

– А если я скажу вам, что претендентка есть, только она об этом ничего не знает? Как, впрочем, и я тоже, – память снова открыла ему красивые тонкие пальцы с бокалом красного вина.

– Не знаю, честно ничего не знаю. Прошёл год, как я обещал внуку не терять головы, но, видно, давать слово легче, чем его выполнять. И, похоже, в скором времени мне снова придётся отправиться на поиски потерянного ума.

– Мы ничего не поняли, – подытожила сбивчивые и разорванные по смыслу фразы Кора, – но одно видно и заметно сразу: ты не расстроен расставаньями и открыт для новых впечатлений, а, значит, скоро порадуешь нас интересными подробностями своей жизни. Давайте… – Она положила руку на плечо мужа. – Будем расходиться, пора отдыхать. Глеб, твоя спальня прямо напротив кухни.

Быстро раздевшись, он выключил свет и, прыгнув в кровать, накрылся одеялом. Лёгкая прохлада постельного белья заставила его поджать ноги и затаиться в ожидании тепла. Подняв глаза на потолок, он увидел полоски света, проникшие через прозрачность оконного стекла. Тишина, созданная мощностью старых стен и удалённостью дома от оживлённых дорог, принесла ему расслабление, навалившись тяжестью сна на веки. Но, в самый последний момент, когда сладкая истома сделала его дыхание ровным и спокойным, мысль, которая приходила к нему за ужином, снова выскочила, включив яркий свет любопытства.

– Так, – сказал он, открывая глаза, – где этот чёртов буклет, и как это могло получиться, что надпись в нём сделана на русском языке?

Дотянувшись рукой до пиджака, он быстро вытащил из внутреннего кармана яркую рекламу органного концерта, развернул её и, наклонив к идущему от окна свету, снова начал читать:

– «Твой вопрос – это цена за прошлые ошибки. Твой сон – это жаба, опыт – ящерица…»

Он остановился, вспоминая, что говорил старик, показывая ему на перила, ведущие к кафедре: о жабах, как символе зла, а о ящерицах, как символе добра.

– Странно, – произнёс он, присаживаясь на кровать, – почему именно сон – жаба! Это какая-то мистика! – Он поднялся и стал ходить по спальне, нарезая круги вокруг кровати. – Записка передана мне, а это значит, что старик хотел этим что-то сказать, так выходит? – Глеб снова взял в руки буклет и продолжил его чтение: «…а грань всегда проходит через человеческое сердце». Грань, что значит грань? Место, где сходятся в поединке силы добра и зла? И что! И что! И что! – громко выкрикнул он своим мыслям, заставляя их быстрее искать ответы на странные события и ребусы загадочного послания. – Кто такой этот старик? И как быть с тем, что мой сон воплощается наяву в точной последовательности сновидений? Сколько раз мы могли провалиться, вывозя олигарха из России, так нет же, всё получилось. Юг будет стороной успеха, – процитировал он фразу из выпавшей ему во время гадания комбинации Книги Перемен, – а мы ведём в южном административном округе разведочное бурение и находим соли на участке «Южный». Дом, яхта, пальмы и автомобили, – теперь он вспомнил картинки из своего сна, – это же Кипр! А Сергей говорит мне, что кипрские компании владеют именно таким набором недвижимости. А алмазы! Это просто сносит крышу! Я во сне точно видел, как коричневые кристаллы после вспышки становятся белыми, розовыми и голубыми. И сегодня мне говорят, что в Москве есть институт, и именно я должен буду соединить нанотехнологии с кошельком олигарха. Через сердце, – повторил он последние слова, написанные стариком, и подошёл к окну.