Текст книги "Дорога к небу"

На карнизе соседнего дома сидели два голубя, но Глеб, погружённый в свои мысли и рассуждения, не придал этому значения.

– Если предположить, что все мы, люди, живущие на земле, в той или иной мере так замешаны Богом, что в нас сосредоточены желания и поступки светлых и тёмных сил, то те, кто, устав идти праведным путём, срываются, начинают хотеть всего и сразу, пополняя армию легионеров зла. А кто, несмотря на поражения и неудачи, тянет лямку «вола», радуясь маленьким успехам, с годами становится примером человеческой доброты и эталоном счастья. Но, чёрт меня побери, как быть с такими, как я? С такими болтающимися посередине, преступающими закон ровно до черты чужой жизни, с людьми, не берущими у бедных, но и не отказывающихся от возможности заработать лёгкие деньги. Конечно, мой сон – это от лукавого, а его воплощение, удачи и случайности, бьющие точно в десятку, это чья-то покровительствующая рука. А, может, я не заметил, и уже давно стою в ряду чёрных солдат тьмы, и поэтому демоны, дьяволы и прочая нечисть поддерживают меня?..

Глеб вернулся в кровать, лёгкая простуженность комнаты принесла ему озноб и он, укутавшись в одеяло, продолжил рассуждать:

– Белый свет распадается на семь цветов, и варианты разной жизни даны только светлым людям, а черные всегда будут только черными, и никаких тонов и компромиссов у них нет.

Глеб замолчал, холодные ступни никак не согревались, и он начал тереть ноги друг о друга, стараясь вернуть тепло и комфорт телу.

– Да, – снова произнёс Глеб, – хотел что-то себе объяснить, разложить по полочкам и успокоиться, а только мути нагнал. Итак, в моём болоте «жабы» квакают, так теперь ещё и видимости нет. Надо же было этому старику такую записку написать. Сон как рукой смыло. Стоп!! Что я только что сказал? Сон – смыло! Понял! Старик хотел сказать, чтобы я больше руководствовался своим опытом, а не слепо следовал за исполнением сновидения. Иначе… иначе… – Он почувствовал, что тепло наконец-то стало возвращаться к нему, и привычно почесал указательным пальцем место над верхней губой. – …Иначе я куда-то провалюсь или ещё хуже – со мной что-то случится!

При этих словах голуби взлетели с карниза соседнего дома и полетели к его окну.

– Вот, умник, разговорился! А ты тоже хорош, записочки пишешь! – обратился демон к сидящему на стуле ангелу. – Мы же договаривались вести честный бой, а ты что делаешь? Я создаю условия, даю информацию, подчиняю ему случай и удачу, «кладу» на дорогу деньги, а вот наклоняться за ними или проходить мимо – это только его желание.

– Я тебе сразу сказал, что всё задуманное тобой мне не нравится, и никакой договорённости между нами быть не может. Поэтому последний раз предупреждаю тебя: хватит испытывать моё терпение и дёргать соблазнами и искушениями жизнь моего подопечного. Хватит подвергать его опасности и рискам, сталкивая его с интересами влиятельных людей…

– Ч-ч-ч-ч! – перебил демон, возбуждённую речь ангела. – Лучше посмотри на меня: я – стройный, поджарый, ношусь по миру в заботах и трудах, а ты жирком оброс… вон, животик на ремешок в атаку идёт. Лучше скажи мне спасибо, что не даю тебе дремать на солнечном подоконнике, как мартовскому коту. И знаешь… – Демон задумался, очень близко подошёл к Глебу и почти шёпотом произнёс: – Не я хочу с тобой спорить и ссориться, тем более что в его голове уже поселилась твёрдая уверенность любыми методами помогать бежавшему олигарху, любыми методами восстанавливать его бизнес, и заработать лично для себя много денег. Поэтому этот этап ты уже проиграл, его мысли и мои желания совпадают, и повлиять на происходящее, даже используя материализацию в соборе Святого Стефана и записочки с предупреждением, ты уже не в состоянии.

Демон улыбнулся и исчез. Ангел тяжело вздохнул, посмотрел на продолжающего рассуждать Глеба и, обернувшись белым голубем, полетел вслед за чёрным, отчётливо понимая, что время большого сражения приближается…

Часть 8
Шахматы на рабочем столе

Глеб сидел в офисе «своей» компании и слушал тишину. Всё, о чём он когда-то мечтал – сбылось. Работа своей объёмностью и серьёзностью приносила ему моральное удовлетворение, а зарплата и вознаграждение, получаемое лично от олигарха, ежемесячно росла, как на велосипедном счётчике километров, стирая из памяти время экономных подсчётов и размышлений перед ценами магазинных витрин.

Он не знал, а главное – не спрашивал себя: почему именно сегодня его настроение радостно купалось в молчащих телефонах, разбросанных на рабочем столе документах, четвёртой выпитой подряд кружке кофе и огромном количестве развешанных по стенам фотографий соляного керна с девятнадцатой буровой и сертификатов Американского гемологического института GIA.

Привычно поглаживая место над верхней губой, он переводил взгляд с одного снимка на другой, опускал глаза на отчёт геофизиков, лежащий прямо перед ним, и мысленно бегал по кругу вопросов и ответов, ощущая нарастающую радость.

– Да, – произнёс он со значением, – уходит год. Последние часы моего последнего рабочего дня. С момента, когда монеты Книги Перемен, прыгая по столу, предсказывали мне будущее, прошло уже десять месяцев. За это время мы вытащили Сергея из Бутырки и переправили в Европу. Я стал генеральным директором и учредителем четырёх кипрских компаний, но самое главное – снова вернулся к алмазам. Камушкам, создаваемым природой миллионы лет, кристаллам, игра и цвет которых вывернули мою жизнь наизнанку, прежде чем подпустили к себе. Вот… – Он выдвинул ящик стола и достал прозрачную пластмассовою коробочку. – Вот они, мои любимые углеродные пирожки.

– В этом месяце мы превратили, – он задумался и стал водить пальцем по крышке, подсчитывая алмазы, – двадцать четыре коричневых лайта в абсолютно белые, цвета D.

Сейчас ему не хотелось воспоминать Африканские промахи, радость и голубой блеск граней отсекли мрачные картинки прошлого и он, достав из коробочки самый большой кристалл, стал разглядывать его в лупу.

– Прямо на рундисте американская гемологическая лаборатория, написала лазером номер камня и то, что он получен в результате использования технологии НРНТ – высокого давления и высоких температур. Вот жизнь! – Глеб откинулся на спинку стула. – Пятнадцать лет назад я коричневые алмазы даже в руки не брал. Знать не знал, думать не думал, что существуют типы алмазов, и что именно тип два, безазотный и не флуоресцентный, можно положить в установку коричневым, а достать – идеально белого цвета. Какие горизонты открываются, голова кругом идёт! К примеру, не будем мы больше отправлять на сертификацию камни в Америку, а отправим их в Израиль. Там – братья евреи, а у них калькуляторы в мозгах так подсчитывают деньги, что мораль даже пальчик просунуть не может, не то, чтобы голос подать. Чего один только Симон стоит!

Глеб открыл iPod и нашёл сообщение от своего биржевого партнёра, где тот писал, что стёр лазерную надпись американских геммологов на рундисте, получил на камень сертификат EGL, и продал его как натуральный. Потому что никто никакими приборами не смог в абсолютно чистом, без примесей камне, найти подтверждение вмешательства человека.

– И, если этот еврейский папа Карло делает бабки на моих камушках, то мне-то сам Бог велел такой возможности не упускать.

– Бог! – усмехнулся демон, рассматривая из-за плеча Глеба коробочку с бриллиантами. – Сколько раз тебе нужно повторить, чтобы ты запомнил: мне нужно спасибо говорить, на меня молиться, и тогда камушки не лопнут в печке, поменяют цвет и продадутся, принося тебе огромные деньги. Например, бриллиант, который ты сейчас крутишь в руках, очень скоро заинтересует жену одного банкира, его блеск так ранит её сердце, что бедный муж сам будет искать тебя, чтобы отдать деньги и успокоить прихоть жены.

– И зачем мне все эти американцы и евреи, я же сам могу стереть все надписи на рундисте и продавать бриллианты по полной цене Рапопорта! – Он взял ручку и тут же на листочке начал писать: «Дорога в Юханесбург, потом машиной на шахту и обратно в Москву – пять тысяч евро; покупка лота камней без включений типа два «а» – от трёх до четырёх тысяч за карат; обдирка, обработка в установке, последующая гранка и полировка – копейки». В итоге из десятикаратного алмаза получим бриллиант 3.5 карата с самыми лучшими характеристиками, и стоить такой камушек будет… – он открыл таблицу Рапапорта за декабрь. – Триста шестьдесят семь тысяч долларов. Вот это прибыль, вот это я понимаю – доход, в десять раз больше, чем вложил! – Цифры на калькуляторе, бриллианты, поблескивающие в коробочке, раскачали его воображение реальной перспективой больших денег настолько, что он не сразу заметил вибрирующий на столе телефон.

– Слушаю! – произнёс он громко, не взглянув на экран мобильного.

– Белов, ититская ты сила! Сколько ты на работе ещё сидеть будешь? Сегодня тридцатое декабря, почему не звонишь? Трудоголик несчастный!

– И очень даже счастливый! Только, вот, не пойму – как ты узнала, что я на работе? – Глеб посмотрел на свой, недавно приобретённый, золотой Breitling, бережно протёр сапфировое стекло, и продолжил: – Сейчас десять часов, я ещё часик посижу, мысли разные авторучкой по бумаге погоняю, и домой. Ты же не ляжешь без меня спать?

– Какой часик! Бегом вниз, я у подъезда стою, мёрзну. – Лена отключила телефон и посмотрела по сторонам. Несмотря на позднее время, машины неслись по Ленинскому проспекту, словно участвовали в соревнованиях. Лёгкий снежок тихо порошил тёмные городские сугробы, стрелочки на подаренных Глебом часах бежали, не изменяя своему кругу, когда её взгляд, поймал припаркованную в тридцати метрах от входа в офис грязную «девятку».

– Так, – скомандовала она сама себе, снова доставая мобильный, – номеров не видно, окошко приспущено, фары выключены, а двигатель работает. – Дежурный, – произнесла она как можно тише, поворачиваясь спиной к автомобилю, – срочно, Ленинский девять. Рядом с третьим подъездом стоит девятка с заляпанными номерами, отправьте для проверки любой экипаж. Слышите, срочно! – Она снова убрала телефон и медленно двинулась в сторону парадного подъезда, из которого вот-вот должен был появиться Глеб.

«Что это? – думала она, не отрывая взгляда от машины. – Чутьё следователя, паранойя, выросшая на постоянных мыслях и тревогах за Глеба или действительно – реальная угроза, затаившаяся в темноте салона автомобиля?»

Неизвестность и страх наполнили её сосуды адреналином за считанные секунды. Сердце, превратившись в набатный колокол, удар за ударом разбивало привычную лёгкость тела, принося мышцам лёгкий озноб и дрожь.

В это же самое время палец Глеба тянулся к выключателю света, а глаза пробегали взглядом по кабинету, принося понимание законченности всех сегодняшних дел. Однако в самую последнюю секунду нажатия клавиши его мобильный разразился новым звонком. На это раз он посмотрел на дисплей, думая, что нетерпение заставило Лену набрать его ещё раз, но высветившийся номер был ему незнаком.

– Вас слушают, – произнёс Глеб спокойным голосом, считая, что в это время ему мог звонить только перепутавший что-то человек.

– Это, хорошо, что ты, сука, слушать умеешь! – Пьяный и резкий голос мгновенно разрушил все его мысли и настроения.

– Кто это?

– Я это! Морозов!

– Мо-ро-зов, – по слогам произнёс он фамилию министра, включая на телефоне функцию записи разговора.

– Ты чего же, хрен моржовый, со мной силами собрался меряться?! Какого ты суёшь нос, куда не следует? Хочешь, чтобы мои нукеры тебя яйца оторвали, а твоим близким головы отрезали?

Глеб улыбнулся – всё, что он знал о министре и делал в последнее время, отлично вписывалось в тональность неожиданно возникшего разговора.

– Чего молчишь? В штаны наложил! Запомни: у меня такие связи, что тебе и не снилось! Могу председателю ФСБ позвонить, в генеральной прокуратуре любую дверь ногой открою, и будешь так же, как твой олигарх, по Лондонам разным зайчиком скакать, пока тебя «легавыми» не затравят!

– Не боитесь, что я запишу наш разговор? – Глеб расстегнул куртку, вернулся к своему рабочему столу и, переведя телефон на громкую связь, для страховки включил программу записи на iPade.

– Белов, ты дебил что ли? – громко рявкнул министр. – Документы, которые ты пытаешься собрать против меня – пшик! Я ничего и никого не боюсь! Когда твоего долбаного банкира хлопнули и год в тюрьме держали, он на меня десятки разоблачительных бумажек настрочил. И о том, что должность министра он мне купил, и о том, что у меня три дома в разных странах за границей, и о том, что принадлежащие мне компании оформлены на моих родственников, и ещё полно всякого бреда. Да вот, только, я как был министр, так и остался, а твоего протеже после побега из России даже Интерпол в розыск объявил, не говоря уже о наших структурах. Поэтому твои заявления в полицию, а главное – писк комариный, мне до одного места! – Министр хрипло рассмеялся и отключился.

– Угрозы, опять угрозы, – тихо произнёс Глеб. – Но в одном этот «государственный» человек абсолютно прав: пока весь собранный на него компромат кто-то держит под сукном, и этот кто-то более властный, чем министр, на справедливость можно не рассчитывать.

Застегнув куртку, он, стоя на пороге кабинета ещё раз убедился, что ничего не забыл, выключил свет и, захлопнув дверь, пошёл вниз по лестнице.

«Вот было бы хорошо, – произнесли его мысли, понимая, что спускаться с двенадцатого этажа долго и можно пофантазировать, – отворить большие, дубовые двери и вот так, запросто войти к Президенту России. Заглянуть в его глаза и, помня русскую веру в справедливого царя-батюшку, положить на стол папку, которую передал мне Сергей. «Господин Президент, – сказал бы я ему, – здесь документы, банковские поручения, кредитные договора, подтверждающие продажность партий, получающих деньги за депутатские мандаты, серые схемы обогащения министра Морозова, дома и яхты, записанные на родственников государственных чиновников, счета в офшорных компании на Виргинских и Каймановых островах…»

– Я, понимаю, – продолжил он с нарастающей в словах и жестах театральностью, – вы можете сказать, что Санкт-Петербургский банкир – преступник, объявленный в международный розыск и, убежав из-под следствия, он лишился моральной возможности кого бы то ни было обвинять и разоблачать. И с этим нельзя не согласиться, но именно на это и рассчитывала Морозовская банда. Министр давно считает правоохранительные структуры своим собственным оружием наказания неугодных, а офицеров спецслужб – бультерьерами, готовыми по первой команде кинуться на любого, пахнущего деньгами, человека. Что? Вам интересно, как ко мне попали эти документы? – Глеб посмотрел на табличку с цифрой восемь, желание договорить с президентом, заставило его спускаться по лестнице ещё медленнее. – И вы хотите знать, кто я такой? Извольте, мне давно хочется рассказать всё, что крутится в моей голове и действительно волнует. Вернёмся в август 1991 года – я работаю на Чукотке, в райкоме партии. Молодой, наверное, глупый и неопытный, но точно честный, трудолюбивый и полный желания отдавать все силы своей стране. Но Борис Ельцин, став Президентом России, приостанавливает деятельность КПСС, то есть распускает ту самую партию, из которой сам и пришёл в политику. «Раз» – сказал я себе тогда, поняв, как легко переступил этот человек через мораль и принципы. Декабрь 1991 года, Борис Ельцин, Президенты Украины и Белоруссии в Беловежской пуще подписывают соглашение о создании союза трёх независимых государств, не получив полномочий от Верховных Советов. «Два» – сказал я себе, когда увидел, что соблюдение законов и Конституции являются обязанностью только простых людей. А «три» наступило сразу, как только я узнал подробности событий, произошедших сразу после подписания Беловежского соглашения. С. Шушкевич, Президент Белоруссии, никак не мог дозвониться до Горбачёва М. С., который присутствовал на каком-то совещании. Зато Борис Ельцин набрал тогдашнего Президента Америки Джорджа Буша, и бодро отрапортовал, что нет больше Советского Союза. Сказал, что нет больше страны, с которой долгие годы все виды иностранных разведок вели холодную войну, нет больше коммунистического режима и ненавистной ленинской партии, он радовался сам и очень хотел обрадовать «Дядю Сэма», надеясь получить за этот подвиг большую «буржуинскую» медаль. Поэтому… – Глеб остановился, словно действительно разговаривал с человеком, стоящим напротив него, сделал небольшую паузу, подобрал слова для заключительной фразы и, повысив тональность продолжил: – Когда моё терпение досчитало до трёх, а голова поняла, как легко лидеры предали наше общее прошлое в угоду своих должностей и привилегий, как легко построенное нашими отцами и матерями стало чьей-то собственностью, как миллионы русских, оставшись за пределами России, стали не нужны своей стране, потому что жили в республиках СССР, я собрал чемоданы, и со всей семьёй уехал на Кипр. Улыбаетесь! Считаете: убежал от проблем и сейчас со всей язвительностью собираю компромат. Посмотрите вот это мой старый заграничный паспорт… – Глеб достал из внутреннего кармана документ и раскрыл его. – Тут нет свободного места. Шутливо я называю эти странички дипломом о моём жизненном образовании. Тут Африка, Индия, Китай, Ливан, Арабские Эмираты, Афганистан и везде я жил и работал, как русский человек. Я был русским, когда сидел в Намибийской тюрьме; когда с оружием бегал по самым дальним провинциям Анголы с единственной целью – заработать денег; был русским, когда напивался, вернувшись живым домой; когда лежал в больницах; когда не приносил домой денег; когда уходила жена, измеряющая счастье достоинством купюры; когда всё рушилось и исчезало; когда от обид и разочарований скрипела на зубах эмаль и текли слёзы. Но эти годы и испытания изменили меня до неузнаваемости… – Глеб почувствовал, как задрожал его голос, и как искренность и правда завладела его грохочущим сердцем. – Я уже не могу быть бедным. Желание красиво и обеспеченно жить взяло надо мной верх. Сейчас наш разговор вошёл в стадию правды, а так, как тут никого кроме нас нет, – Глеб обвёл взглядом лестничный пролёт, – а вы сохраните мои слова в тайне, могу честно вам всё сказать. Весь собранный на Морозова компромат и моё рвение в наказании министра обуславливается не желанием избавить родину от казнокрада и мошенника, а самым банальными и меркантильными ежемесячным пополнением моего банковского счёта. Вот, – Глеб с досадой прищёлкнул языком и пошёл дальше вниз по лестнице, – вся моя правда, весь мой порыв честности и все мои мысли о кривохождении по жизни.

Открывая тяжёлую дверь парадного подъезда, он ещё всеми мыслями был в разговоре с Президентом, но глаза, искавшие Лену, сразу обратили внимание на полицейские машины с включёнными мигалками, бегающих с оружием силовиков и двух разложенных прямо на снегу мужчин в наручниках за спиной.

– Ну, я даже не знаю! – Услышал он голос Лены, идущей ему навстречу. – Даже не представляю, как ты расплатишься! – Она улыбалась, а возбуждённость делала её шаг резким и размашистым.

– Привет, – всё ещё порхая в своих мыслях, удивлённо произнёс Глеб, – бандитов ловишь?

– Поймали уже! – Она подошла, привстав на цыпочки, поцеловала и, взяв под руку, предложила прогуляться до метро пешком. Дорогой она рассказывала, как, скорее сердцем, чем головой, ощутила опасность, исходящую от припаркованной рядом с подъездом машиной. Рассказала, что вызвала наряд для проверки документов, а приехавшие полицейские в салоне, под сиденьями нашли два итальянских пистолета. Она говорила о своём состоянии, промелькнувшем страхе и волнении, но ничего не сказала о том, что чувствовала и что нуждалось в проверке. Но одно она уже знало точно – чья-то рука именно сегодня привела её к офису, чьё-то покровительство подтолкнуло её к действию, и чья-то воля задержала Глеба на рабочем месте, дав время приехать полиции и арестовать злодеев.

Зайдя в квартиру под звуки радостной кукушки, отчитавшей двенадцать, они тут же почувствовали, как желание продолжить общение завернуло их на кухню – пить чай с бутербродами.

Обсудив несколько бытовых тем, связанных с празднованием Нового года, и дважды подрезав сыра с колбасой на тарелку, Лена, чьё состояние ещё хранило возбуждение, решила, что какой-нибудь рассказ из прошлой жизни Глеба обязательно отвлечёт её.

– Хомяк, – а именно так она стала называть его ровно с того дня, как в конце ноября он всё-таки уступил её напору и переехал жить к ней домой, – мне помнится, что в воспоминаниях ты постоянно обходишь события в Конго.

– И что?

– А то, что мне интересно и очень любопытно: что такого могло там произойти, что ты упорно уклоняешься от этой темы?

– Водки нальёшь? – Глеб подмигнул ей, в надежде, что она откажется, и они пойдут спать.

– Даже компанию составлю! – Лена поднялась из-за стола, достала из холодильника «Белугу» и наполнила рюмочки до краёв.

– Ничего себе! – бросило реплику удивление Глеба. – Хорошо начинаешь, в первом-то часу ночи.

– А что – завтра выходной, можно валяться, сколько захочется, и потом – я так люблю, когда ты мне что-нибудь на ночь рассказываешь.

Они подняли рюмки, посмотрели друг другу в глаза, выпили, и Глеб начал одно из самых своих тяжёлых воспоминаний…

Это был февраль 2004 года, Москва похрустывала крещенскими морозами, а в Демократическом Конго и его столице Киншасе жара загнала ртуть термометра за отметку сорок.

Я и Алексей, – которого ты теперь знаешь, оставив тёплую одежду в Шереметьево, через Эмираты и ЮАР полетели в Киншасу с единственным желанием – купить алмазы.

Дэ Нджили – аэропорт – встретил нас горячим воздухом и новыми запахами, как только отворилась дверь самолёта.

Доехав на такси до единственного, пригодного для проживания, места под названием Гомбе, мы быстро подыскали себе небольшую гостиницу и сняли номер на втором этаже с окнами, выходящими во внутренний двор и крышу прилегающей к дому веранды…

Глеб замолчал, воспоминания, обрастая яркими картинками, так явно проявились в его сознании, что, перестав нуждаться в словах, замелькали, словно кадры цветного кино, и он перешёл к повествованию в лицах…

– Твою маковку, Михалыч, куда мы с тобой припёрлись! – крикнул Алексей, заваливаясь на покрывало кровати не снимая одежды и прямо в пыльных ботинках с заострёнными носами. – Похоже, ты специально в последнее время выбираешь самую дальнюю и страшную дыру в Африке, и мало того, что сам туда лезешь, так ещё тянешь меня, красивого и сексуального. – Он положил под голову руки, поднял глаза на потолок и продолжил: – Перед отъездом я открыл интернет и немного почитал о Конго и, скажу тебе, эта информация подняла мне волосы даже на лысеющей макушке. Во-первых, тут чёрт ногу сломит – постоянная война. Беженцы голодными толпами носятся туда, сюда, пытаясь убежать от этнических конфликтов и геноцида. Войска Уганды, Руанды и Бурунди постоянно нарушают границы, убивая… – Он задумался, видимо, вспоминая заученный текст, но, не найдя в памяти нужных слов, полез в задний карман джинсов и достал сложенный вчетверо листочек. – Вот, – продолжил он говорить, распрямив его, – вооружённые группы народности Хуту устроили геноцид в своей стране, а, проиграв гражданскую войну, бежали в Конго. Ну, чего ты улыбаешься?! – видя реакцию Глеба на чтение политинформации, громко выкрикнул Алексей. – Если я твой охранник, то мне нужно знать, как тут обстоят дела, и с какими проблемами мы можем столкнуться! Гляди, – он поднял мятый листок и с силой потряс им в воздухе, – тут написано, что четыре года назад тут была такая рубиловка, – погибло более четырёх миллионов, девять стран были участниками конфликта.

– И что, – присаживаясь в кресло и настраиваясь на разговор, весело произнёс Глеб, – ты хочешь защищать меня от всех повстанцев, партизан и бандитских формирований? Знаешь, – на вдохе перебил он пытающегося сказать что-то охранника, – а ведь тут в лесах живут пигмеи, а главным их оружием является отравленный природным ядом дротик! Представь: попадает в тебя такой ядовитый наконечник, ты полностью обездвижен, а они большими, тупыми ножами начинают отрезать от тебя самые упитанные кусочки и прямо на твоих глазах поедать их.

– А-а-а, взрослый человек, а балбес балбесом! Страшилки рассказывает… Ещё вспомни про чёрную-чёрную руку и завывающий на кладбище ветер. – Глеб рассмеялся, его собственная шутка понравилась ему больше, чем рассказ о войне в Конго.

– Как ты думаешь. – Охранник поднялся и подошёл к холодильнику. – Тут есть нормальная, человеческая еда? – Открыв дверцу, он увидел две бутылки с минералкой, причмокнул от досады языком и вернулся в кровать.

– Лёш, – доставая из чемодана палку сухой колбасы и бородинский хлеб, решил ещё раз проговорить перспективы работы Глеб, – давай лучше я снова повторю тебе наши планы. Завтра у отеля Киншаса, в одиннадцать часов я встречаюсь с генералом Этьеном. Не знаю, останемся мы в холле или поедем к нему в дом, но при любом раскладе деньги будут у тебя. Жди моего звонка в номере и никуда, слышишь – ни на какие пробежки или разминки ты не выходишь. Если я не вернусь к вечеру, не волнуйся – ровно в девять я скажу тебе о своих планах, может, мне предложат остаться переночевать.

– Ну, конечно! Как обычно – ты будешь за столом мясо, виски поглощать, а я сиди тут, как дурак, в четырёх стенах и жди.

– Не перебивай! Генерал мне лично не известен, мы вышли на него через Унитовских старателей и, несмотря на протеже, нужно подумать о плохом. Скажем, наступил вечер, а моего звонка нет. Жди до утра и отправляйся, вот по этому адресу, – Глеб протянул охраннику листочек с написанным от руки названием компании, улицы и номером дома. – Телефона нет, пойдёшь в офис, там с девяти утра всегда есть люди, спросишь Николая Макарыча, он распорядитель полётов местных авиалиний, и расскажешь ему, куда я пошёл. Да, перед тем, как выйти на улицу, сними часы, цепочку, авторучку убери во внутренний карман, а если услышишь к себе обращение «мунделе», то есть белый, не кидайся бить морду и ломать кости – тут с оружием не ходит только слепой.

– Мунделе! Вот, правильное слово для русских идиотов, приехавших в воюющую страну с наличными долларами, а из оружия имеющих только иглы дикобраза и пару моих, увенчанных шрамами, кулаков. Мунделе, да и только!

– Да, – решив развить шутливый тон разговора, продолжил Глеб, – не забудь, когда выйдешь на улицу, одеть бейсболку и засунуть в рот чупа-чупс, как сделал это на Кипре.

– Ты смеёшься, – охранник снова распрямил листок и продолжил читать подобранный им материал, – а тут написано, что в руках у боевиков самое современное оружие, но они не забыли и ужасающие древние культы. Так, воины народности Ленду пожирают сердца, печень и лёгкие убитых ими врагов: согласно старинному поверью, это делает мужчину неуязвимым для пуль врага и придаёт магические силы.

– На, – Глеб протянул Алексею оторванную половину палки копчёного сервелата, – съешь уже чего-нибудь, а то мысли о еде направляют твой мозг в сторону каннибалийских традиций.

– Колбаска, – замурлыкал охранник, откусывая большой кусок и убирая листочек обратно в карман.

Ночь прошла в тревожных снах, частом вставании в туалет, вздохах и ёрзание на подушках.

Утро своим молчанием сохранило волнение и прошло в нарушении прежних традиций. Алексей не пошёл в душ, не горланил под струёй воды песен и, проснувшись, не рвался завтракать. Глеб, собираясь на встречу, одел свою колониального стиля одежду, распихал по пистончикам и карманам мелкие доллары, иголки дикобраза, телефон, визитную карточку отеля, присел на дорожку, поймал в молчаливом взгляде товарища тревогу, хлопнул ладонями по коленям и, поднявшись, вышел из номера…

Сейчас, сидя в московской квартире Лены и вспоминая о Конго, он неожиданно ощутил странную параллель с событиями в Намибии.

– Дежавю, никуда не деться, – чуть слышно прошептал он одними губами и продолжил воспоминания.

…Так же, как это было в Намибии, сразу на выходе из отеля его взяли какие-то люди. Сунули в лицо непонятные документы, указали стволами автоматов на старый «Фольскваген-бас», грубо запихнули на заднее сиденье с такой же рваной обивкой и крошащимся поролоном.

Попытки задать несколько вопросов на английском разбились о молчаливые и суровые лица конвоиров, и Глеб, уговорив себя предположением о таком своеобразном гостеприимстве генерала, начал рассуждениями тушить холодок родившегося в нём страха.

Машина ехала быстро, натруженный дизель грохотал растянувшейся цепью коленвала. Оглядываясь по сторонам, он с удовольствием рассматривал улицы, людей, несущих свои грузы на головах, и на всякий случай цеплял глазами приметные вывески и здания, надеясь запомнить дорогу к отелю.

Но прошло полчаса, и «Фольксваген» выехал из города, а асфальтовое покрытие перешло в хорошо укатанную грунтовую дорогу. Обочины, никогда не знавшие слова «чистота», заваленные размокшим картоном, пищевым пластиком, какими-то скрученными железяками, ржавыми запчастями автомобильных кузовов, снова стали поднимать в его сознании волну страха; неизвестность и потёртый металл автоматов в руках его конвоиров заёрзала неприятным холодком где-то в районе живота.

Следующий час Глеб уже даже и в окно не смотрел. Пыль, пробиваясь через плохо прилегающую дверь, висела в лучах света, заполняя все пространство салона автомобиля. Колено правой ноги тряслось и накачивало чертей в ускоренном ритме, желваки челюстей ходили ходуном, мысли, испробовав все варианты, натянули нервы и издали звук порванной струны. Но именно в этот момент дорога снова стала асфальтовой, появилось некое подобие кустарников, а потом деревья, высокий забор и огромные ворота с кучей вооружённых людей.

Выйдя на ступеньки величественного дворца, – а именно так можно было назвать огромное сооружение, построенное много лет назад в каком-то странном, смешанном стиле крепости и помпезности, Глеб сразу заметил вооружённых солдат, облачённых в камуфляжную форму, и лежащее на земле, прямо у них под ногами, оружие.

Осматриваясь по сторонам, он на всякий случай отметил высоту каменной ограды, отсутствие на ней колючей проволоки, видеокамер и хаотически бегающих по двору людей.

– Это ты что ли хотел встретиться с генералом Этьеном?

Глеб повернулся – на одну ступеньку выше него стоял мужчина лет сорока, с обветренным лицом и красными воспалёнными глазами, одетый в форму французского иностранного легиона.

– Что, удивлён, услышав тут русскую речь? Микола или, если хочешь, Майкл, – протянул он руку для приветствия.