Текст книги "Солнце нашей доброты"

– Нет, не хочу! – Сверкнули гнёвом очи Хрюлен. – Ты своими вольнолюбивыми мечтами о чём-то большом и прекрасном засадил себя в терем как в тюрьму, и меня туда же хочешь упрятать, и пичкать пыльными сочинениями старого отшельника?! Не бывать этому! Пусть сочинения твоего друга мудрые – мне этого мало! – я не смогу жить без впечатлений сегодняшнего дня, без свежего воздуха, без живых друзей. Я не требую отречься от дружбы с Вороном, напротив, здесь есть некая пикантность, пусть дружба остается и крепнет. Когда всё в меру – это хорошо! Однако прежде исполни, что я велела: докажи, что лучшие мгновения я переживу только с тобой, что можешь превзойти тех, от кого хочешь отдалиться.

Ночь Хавлен не спал, утром не завтракал, день ходил туда-сюда глубокою думой объят. К вечеру предстал перед Хрюлен и сказал:

– Хрюлен! Сегодня я доподлинно установил: у меня есть еще один орган наподобие глаз, ушей. Не могу точно определить его нахождение, потому что я весь, от макушки ушей до самых пяток, порой попадаю под власть его. Догадываюсь: орган выделяет импульс подобно мысли, который подчиняет себе. Я пробовал словом определить суть органа, как дополнительного канала информации, но такого слова не нашёл. Он чужой мне. Я кожей чувствую холод и знаю, как от него избавиться, как остеречься от переохлаждения. Я ушами различаю раскат грома – и прячусь в доме. Этот же незнакомый орган заставляет чувствовать холод иного рода, и я не могу взять в толк, сообразить, как обезопаситься. Представь: иду я по дороге, услышу плачь – тотчас плачу сам, нахмуренность вижу – нахмурюсь и я, радость на физиономии увижу – радостно и мне. А ведь это всё чужое. Почему же чужое горе и чужая радость трогают меня, как словно бы это собственное моё горе и радость? Как же так, если слёзы и смешинка возникают не во мне, тревожат меня сильнее даже? Разве я забыл, что мне надо убить Льва, поймать Сокола, обмануть Лису? Чужие слезы и радость ведь оттого, сумели они победить своих Льва, Сокола, Лису. Выходит я вор! Зарюсь на чужое счастье, точно хочу поживиться им, в тоже время соглашусь ли я заполнить чью-то пустоту, если меня там хорошенько не накормят…

– Хавлен, короче. Что ты надумал?

– Представь себе, ничего!

– Оп-ля-ля! Как ты неразумен! Ай-ай! Думай проще: чтобы убить Льва, надо стать Львов, чтобы поймать Сокола, надо стать Соколом, чтобы обмануть Лису, надо стать Лисой. Вот и вся наука! Иди же исполни, россказней мне твоих не надо, и слушать их больше не буду.

Делать нечего, Хавлен потопал снова восвояси, и вот – чу! – сошло как наитие необыкновенное волнение. Исполнение желания Хрюлен обрисовывалось ясно и законченно.

Хавлен твердым чеканным шагом вторгся в жилище Льва. Сказал у порога:

– Лева, прыщ ты цыплячий, надавыш гнойный, тебе не стоит сегодня выходить на охоту. Нынче охочусь я!

– Да ну! А ну как я тебя тресну, будешь знать, кто в этом царстве хозяин в лесу и на лугах.

– Хорошо, только не здесь. Зачем мне размазывать тебя, мохнатой тупое чучело, по стенам твоего же жилища. Давай зайдём вон в тот перелесок, за ту груду камней. Там никаких свидетелей: только ты и я.

В том перелеске, за грудой камней сидел Сокол, которому Хавлен пообещал достать мазь, смазываясь которой изо дня в день, Сокол становился бы глаже, чище, гламурнее. Безобразные когти превратятся в лакированные остро отточенные коготки. Дурманящий аромат мази сделает Сокола неотразимым добытчиком, великолепным летуном и знатным кавалером. Несомненно, Соколу натерпелось заполучить такую мазь. И всего лишь за то, чтобы Хавлен смог чему-то поучиться у него…

Лев и Хавлен зашли за груду камней. По дороге Хавлен не жалел обидных слов, преспокойно и с превеликим удовольствием дразнил Льва. От оскорблений у Льва поднялась грива, округлились и выкатились глаза, прорвался громоподобный рык: как же смеет невнятный поросёнок гневить его, некоронованного короля загородных джунглей, переулков и улиц. Лёва воинственно возвысил кулак-молот, грозно потрясая им у носа Хавлена – тот был спокоен и тверд, блистал остроумием и знанием отборных ругательств.

Как зашли за камни, Хавлен крикнул: «Сокол, держи скорее мазь! Лёва хочет отобрать её у меня! Я из последних сил держусь!» Сокол в изящном прыжке метнулся навстречу. В эти мгновения Хавлен успел обрушить смачный плевок в расширившуюся харю Льва. Вспышка гнева застила глаза некоронованному королю: кулак-молот вознесенный на Хавлена с потрясающей силой шмякнул по Соколу.

Удар вышел в самый раз, что и требовалось: Сокол, оглушенный и покалеченный, обмяк. Его Хавлен быстренько затолкал в прочный мешок, завязал крепким узлом и оттащил в кусты…

В канун Нового года на рынке продовольствия взлетели цены на мясо. Хавлен смекнул, что Лиса, в прошлом успешный биржевой маклер (откуда её погнали за неприкрытую аферу) продолжала промышлять также и тайной продажей мясопродуктов. Таким маклерам все равно что продавать, хоть навоз в упаковке конфет.

Хавлен пришёл снова к Лисе и сказал, что первый приход его был проверкой: правда ли то, что Лиса преуспела в искусстве обмана; познав на себе, что это так, Хавлен мог уже без боязни, что компаньон окажется несостоятельным, заключить сделку. Затем он поведал Лисе, какая удача может свалиться им на руки, если они объединят силы и словят на убой, потом – на продажу, не мелкого зверька, а самого Льва – невероятную гору чистейшего белка.

Притом, как поднимется её авторитет в воровских кругах! Лиса тут же согласилась: она и сама об этом подумывала, соорудила хитроумную ловушку, да вот беда – помощника толкового не было. Хавлен в роли такового подходит без оговорок. Его никто не боится, никто не мог и предложить, что он способен учинить жесткий волевой поступок. О нём в книге учёта когда-то отмечено: «…прибыл в царство такого-то числа поросёнок по имени Хавроня, воплотил в себе слюнявость, сопливость, плаксивость и тому подобные качества, ничему не обучен и ни на что не годен».

Между тем, Лиса была тонким знатоком сородичей, посему в Хавлена она заприметила нарождающийся бунт против недружелюбных собратьев. Она заключила с ним сделку и поведала хитроумную затею: за лесами и долами у груды камней есть порядком обвалившийся ствол шахты, который со временем стал потаенной ямой пятиметровой глубины. На дно ямы они крепят самодельное взрывное устройство с дистанционным управлением; яму прикрывают ветками, и такими, чтобы могли выдержать Хавлена и рухнуть под тяжестью Лёвы. Так они и сделали.

В назначенное время Лиса сидела поодаль ловушки, поджидая ещё бегающее и рычащее мясо. Курьёзное, как будто бы самочинное, вплетение Сокола в их замысел весьма её озадачил. Она нахмурилась и решила, что вышла какая-то нелепость, проволочка, которая не сможет повредить тщательно разработанной операции.

После того, как Лев шмякнул лапищей по Соколу, тут же взвыл от боли, закружился волчком, потому что Сокол, защищаясь, успел выставить когти – цапнуть, пробуравить ему нос.

Хавлен бесстрашно прыгнул на прикрытую яму, молодцевато крикнул Льву: «Лёва, ко мне! Ко мне отстойное рыло!» Лёва, рыча на все лады, обезумев от боли и злости, бросился в яму. Хавлен тотчас же стрелой умчался с места, ведь на дне ямы заложен мощный боезаряд. И правильно сделал: несколькими мгновениями позже Лиса привела в действие взрывное устройство.

Оглушительной силы взрыв раздался позади Хавлена. Он кувырком покатился за откос, но сумел не покалечиться, встать и увидеть потрясающее зрелище. Взрывная волна высоко подняла камни, песок, обмякшую тушу Льва. Потом всё это рухнуло на груду острых камней. Самый острый камень вонзился в голову Льва, другой прошил сердце некоронованной особы. Лёва погиб позорной смертью. Полёт Льва из ямы по гиперболической траектории был точно рассчитан Лисой, которая слыла отменным математиком.

На взрыв из-за пригорка выбежали поросята. Им Хавлен заранее сумел втолковать, что в царстве назревает самочинство, голод, грядет очередной финансовый кризис. Красноречиво расписал, что за темные делишки творит Лиса и чем это обернётся. Пока они строят светлый град теремов, из четвероногих становятся двуногими с намерением научиться летать, исподволь зреет голод, раздор, хаос.

Поросята, действительно, испытывали в тот год постыдную нехватку продовольствия. В будущем это могло бы стать причиной гибели царства. Верховным правителем царства много сделано, чтобы поправить положение с кормёжкой, однако, мало что изменялось. Тяжёлое положение с продуктами питания постепенно обращалось в безвыходное, безнадёжное, что омрачало общее настроение и давало повод к сомнениям в правильности установленного порядка в царстве, что могло привести к тайному брожению умов, могущего вылиться в братское кровопролитие.

Неизвестно, как скоро пришла бы общая беда, не случись Хавлену встретить Хрюлен. Как раз Лев, Сокол, Лиса стали сосредоточием злого начала, с чего начался развал царства, ибо подражание гибельно. И как раз самолюбие Хрюлен было поколеблено троицей безмерно влюбленных в себя таких же четвероногих существ, уже начавших тешить свою гордость хамством, грубостью, переподчинением себе сограждан по царству.

Итак, Хавлен исполнил веление Хрюлен – все трое посрамлены.

Посмотрев, что творит Лиса, поросята и обрадовались, что, наконец, обнаружилась одна из причин тяжёлого положения в царстве и разгневались на Лису, повезли её судить. Мигом подъехала золотая карета Хрюлен, которой о победе сообщила верная Курица.

Хрюлен подъехала в тот самый момент, когда связанная Лиса зло кусала веревку, Лев бездыханный валялся на груде камней, Сокол трепыхался в мешке. Поросята превозносили Хавлена до небес, рукоплескали, несли дары, пели ему гимны. Хавлен, завороженный внезапно пробудившейся любовью сограждан, сиял восхищёнными глазами и не мог сдвинуться с места.

Хрюлен робко позвала его раз, два раза, три раза. Но Хавлен ничего не слышал – он был упоён победой и с наслаждением вдыхал садкий аромат лавровых венков. Кто знает, куда бы завела льстивые почести? Кабы не верная Курица, которая одна знала подлинную боль и грусть Хавлена, взяла да и больно ущипнула клювом. Хавлен ойкнул, опустил глаза, увидел невзрачную, всеми забытую Курицу. Он похолодел от разом воскресших воспоминаний, когда был брезгливо отвергнут.

– Ко-ко-ко! Хрюлен ждёт, – сказала Курица.

Хавлен спрыгнул с постамента, куда его уже успели увлечь, чтобы в камне и бронзе оставить на вечную память потомкам, подхватил Курицу, прижал её близко к сердцу и, спасаясь от толпы поросят, сменивших отчуждение на любовь, мигом добежал до кареты, прыгнул в неё. Карета, взвивая вихрь пыли, помчалась в неведомую даль.

Эпилог

Там, в неведомой дали, они выстроили чудесный терем. Хрюлен родила пятерых прелестных малышей, стала их воспитательницей. С Курицей она крепко подружилась. Хавлен тем временем из грёз юных и пылких лет, загадочных видений, откровений, ставших доступным только ему, творил сказания, которые выражали замечательную и прекрасную жизнь, какой бы желал прожить всякий, и какая должна быть вокруг нас. Эти сказания возвращались в треклятое царство и становились из года в год его бытом. Так время отбирает частицы и капельки подлинного. Так жаром правдивых сердец воссоздается великолепное целое.