Текст книги "Последние бои на Дальнем Востоке"

Последние бои на Дальнем Востоке
Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. Сергея Владимировича Волкова

© С.В. Волков, состав, предисловие, комментарии, 2024

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2024

© «Центрполиграф», 2024

Предисловие

Двадцать четвертый том подсерии «Белое движение в России» посвящен заключительному этапу Белой борьбы на Востоке России – боям 1921–1922 гг. в Приморье.

После потери Забайкалья в ноябре 1920 г. части Дальневосточной армии перебазировались в Приморье. Однако здесь они (всего до 30 тысяч человек) оказались в весьма сложной политической ситуации и первое время находились фактически на нелегальном положении, потому что в условиях господства большевиков на всем Дальнем Востоке во Владивостоке образовалось весьма левое правительство Приморской областной земской управы, которое не сменилось на чисто большевистское только благодаря присутствию японских войск.

Кроме того, вследствие разрыва атамана Г.М. Семенова с командованием Дальневосточной армии (генерал-лейтенант Г.А. Вержбицкий) белые войска фактически поделились на две изолированные группы: «семеновцев» (в основном части 1-го корпуса Дальневосточной армии, состоявшие из пребывавших до начала 1920 г. в Забайкалье войск Семенова) – в Гродекове и «каппелевцев» (как называли по имени последнего главнокомандующего Восточным фронтом генерала В.О. Каппеля войска, отошедшие в начале 1920 г. в Забайкалье из Сибири и совершившие Великий Сибирский Ледяной поход, которые составляли 2-й и 3-й корпуса Дальневосточной армии) – в Никольск-Уссурийском и Раздольном (под Владивостоком). После отъезда атамана Семенова (13 сентября 1921 г.) Гродековская группа войск вошла в подчинение Приамурскому временному правительству и влилась в состав армии, сохранив в основном прежние формирования.

В Приморье дивизии и бригады армии были, как правило, сведены в полки с сохранением старых территориальных наименований, причем не только полки, но батальоны, роты и эскадроны сохраняли наименования тех полков, какими они были в 1918–1919 гг. Бригады же, образуемые от слияния сведенных в полки бригад, получали обобщающие наименования.

Хотя в условиях власти эсеровского правительства положение армии оставалось весьма двусмысленным (формально она не существовала и была практически безоружна), ликвидировать ее «розовая» власть не посмела. После того как 26 мая 1921 г. «розовое» правительство было заменено Временным Приамурским правительством (во главе с братьями Меркуловыми), армия стала именоваться «резервом милиции», а с лета – Войсками Временного Приамурского Правительства. На 6 ноября 1921 г. в армии насчитывалось 27 тысяч едоков, но на фронт можно было выдвинуть не более 6 тысяч бойцов, при полном напряжении сил не более 9 тысяч.

В ноябре 1921 г. – начале 1922 г. армия (6 тысяч штыков и сабель), рассчитывая поднять широкое повстанческое движение в Приамурье, совершила (под названием Белоповстанческой) Хабаровский поход, освободив Хабаровск, но, так как надежды на общее восстание против большевиков не оправдались, была вынуждена вернуться.

Летом 1922 г. на фоне обострения отношений между правительством и командованием армии был созван Приамурский Земский собор, создавший в июне 1922 г. правительство «Приамурского земского края» во главе с приглашенным в Приморье бывшим главнокомандующим Восточным фронтом при адмирале Колчаке генералом М.К. Дитерихсом. Армия была переименована в Приамурскую Земскую рать (к 1 сентября до 8 тысяч штыков и сабель при 19 орудиях и 3 бронепоездах), которая состояла из четырех групп (ратей): Поволжской (бывший 3-й корпус), Сибирской (бывший 2-й корпус), Сибирской казачьей (бывший 1-й корпус) и Дальневосточной (из войск 1-го и 2-го корпусов), делившихся на полки (отряды), образованные из бывших бригад; прежние же полки были сведены в батальоны и дивизионы (дружины). В начале ноября 1922 г. армия эвакуировалась в Китай. Из Владивостока морем и из Южного Приморья через китайскую границу к 2 ноября 1922 г. всего эвакуировалось до 20 тысяч человек, среди которых до 14 тысяч военнослужащих.

После эвакуации на Дальнем Востоке до 1923 г. сохранялись небольшие очаги сопротивления. Последние крупные боевые действия в 1922–1923 гг. имели место в Якутии, где еще в июне 1921 г. началось восстание. В Охотске с апреля 1920 г. держался небольшой белый отряд, также принявший в нем участие (Охотск пал 5 июня 1923 г.). В сентябре 1922 г. в Аяне высадилась и пошла на Якутск 1-я Сибирская добровольческая дружина (740 человек) генералов А.Н. Пепеляева и Е.К. Вишневского, но после тяжелых боев под Амгой в марте 1923 г. вынуждена была отступать к побережью, и 17–18 июня 1923 г. остатки повстанцев и дружины Пепеляева погибли в Аяне.

В настоящем издании собраны воспоминания о военных действиях белых формирований на Дальнем Востоке в 1921–1923 гг. В разное время они были опубликованы в русской эмигрантской печати. В России эти воспоминания, за небольшим исключением, никогда не публиковались.

В большинстве случаев публикации приводятся полностью (некоторые сокращения сделаны только за счет невоенной тематики). Авторские примечания помещены (в скобках) в основной текст. Везде сохранялся стиль оригиналов, исправлялись только очевидные ошибки и опечатки. Возможны разночтения в фамилиях участников событий и географических названиях; их правильное написание – в комментариях.

Последние бои на Дальнем Востоке

П. Петров¹
В Приморье (1921–1922 гг.)²

После оставления нами Забайкалья, как известно, было объявлено об образовании буфера – «Дальне-Восточной Республики», объединившего все Забайкалье, Приморье и Амурскую область. В Чите созвано было Дальневосточное народное собрание, образовано особое от Советской России правительство; владивостокская власть превратилась в местную, без прежних государственных функций.

Читинская власть по отношению Японии заняла ту позицию, которая диктовалась ей из Москвы; оттуда требовалось не задираться, а добиваться соглашения и эвакуации Приморья. Чита одно время пробовала говорить великодержавным языком, но это выходило только смешно; единственно, где она взяла верх, – это в вопросе о своем наступлении в Забайкалье осенью 1920 года вопреки соглашению: очевидно, и у японцев на это соглашение был взгляд как на пустую бумажку.

Япония или, вернее, военная партия в ней после эвакуации своих войск из Забайкалья, по-видимому, не оставила мысль о создании буферного правительства, но в более ограниченных размерах: в Приморской области. С этой целью она не дает Чите хозяйничать во Владивостоке так, как бы ей хотелось; не дает разорить Гродековское гнездо, не признающее владивостокской власти, покровительствует бывшей армии, прибывшей зимой из Забайкалья, старается объединить русские противобольшевистские организации во Владивостоке и Харбине вокруг атамана Семенова³, которого она, несмотря на выпады против интервентов после Хадабулакского соглашения, все еще держит «на всякий случай» в Дайрене.

Местная владивостокская власть во главе с Антоновым может и хотела бы окончательно придавить остатки белых армий, но это им не позволялось. Она, согласно соглашениям с японцами, имела право держать некоторое количество вооруженных, но только для охраны порядка – никакой гражданской войны формально не допускалось. Если бы японцам захотелось допустить уничтожение какой-нибудь группы, они, конечно, всегда могли закрыть глаза на те или иные действия местных властей.

При такой обстановке остатки Дальневосточной армии влезли явочным порядком в Приморье и расположились в Раздольном, Никольске и Гродекове. Официально это не была ни армия, ни отдельные воинские организации – это были люди, которые ищут пристанища, работы. Неофициально организация сохранилась. Велись переговоры о работах, и часть людей впоследствии была даже переведена во Владивосток, как бы для отправки на рыбные промыслы. Официально было разрешено людям уходить для подыскания работы, но пришедшие цеплялись друг за друга и не уходили. Трехлетняя война сказывалась – люди отвыкли от работы, не хотели расставаться друг с другом, а главное, боялись попасть в большевистские ловушки, вроде реэвакуации. Конечно, всякому не закрывающему глаза было видно, что военная организация осталась полностью, что есть даже оружие, хоть в недостаточном количестве, что до перехода на рабочее положение далеко; конные части не распродавали лошадей; во всех бывших частях весной начались даже занятия.

Во главе оставался по-прежнему генерал Вержбицкий⁴, при нем штаб – на нелегальном положении. Командование искало выхода. Подчинение Д.В.Р. было невозможным, так как распыляться пришедшим не хотелось, а выговаривать какую-либо автономию бесполезно, так как она могла существовать только при известных условиях до поры до времени. Искать работы где попало не хотелось, так как подходящих работ, где бы можно работать, сохраняя организацию, не было, а распылению все противились. Все еще надеялись, что остатки каппелевцев в готовой организации могут потребоваться как кадры Русской армии, ибо время работает на нас.

Но существовать в том виде, в каком мы пришли, то есть на нелегальном положении, тоже нельзя до бесконечности, прежде всего потому, что надо ведь кормиться. Пришло всего с семьями до 20 тысяч человек; кроме того, было около 4 тысяч лошадей. Все это требовало, при самых скудных рационах, денег, а их не было. Атаман Семенов имел в своем распоряжении кое-какие средства, но подкармливал только тех, кто определенно признавал его как главнокомандующего, а каппелевцы решили ни в коем случае не связывать в дальнейшем своей судьбы с атаманом. Впрочем, и у атамана иссякли средства, а на получки он мог рассчитывать только в случае, если он встанет во главе будущего буфера.

Владивостокское правительство, конечно, не кормило пришедших; японские власти отказывали в выдаче даже тех денег, что были сданы армией полковнику Изомэ. Уже в марте месяце положение было критическим; пришедшие доедали те остатки запасов, что каждая часть обыкновенно припрятывает на черный день. По нашему расчету выходило, что при использовании всех ресурсов можно дотянуть до 1 мая и только при самых благоприятных условиях до 1 июня.

Кажется, в марте месяце во Владивостоке собрался съезд представителей различных несоциалистических организаций полосы отчуждения и Владивостока. Несмотря на явно противобольшевистский характер съезда, владивостокские власти должны были допустить его и не могли помешать окончанию. Съезд наметил программу работы будущего правительства, если оно будет создано в Приморье или на Дальнем Востоке, и избрал совет съезда. На съезде выяснилось, что атаман не имеет вовсе шансов на возглавление ни правительства, ни армии; но Семенов, находясь в Порт-Артуре, все еще обнадеживал Гродековскую группу, что он скоро снова встанет у власти в Приморье. В Харбине шла даже работа по подготовке для Семенова правительства – создалась для этого так называемая «экономическая» группа.

Еще в апреле начались разговоры о скором перевороте. Я находился в это время в Харбине, и харбинская пресса в погонях за сенсацией устраивала переворот несколько раз. В апреле была действительно попытка переворота, но неудачная. По-видимому, японцы не могли ясно определить физиономии переворота и помешали. После этого «недоворота» слухи о переворотах настолько были часты, что, когда 26 мая действительно случился переворот, многие не поверили. Зная положение армии, я не сомневался, что она должна будет прибегнуть к перевороту хотя бы «с голода», и потому, не будучи в курсе всех намерений армии, в апреле месяце ждал переворота каждый день.

Новое правительство почти полностью вышло из состава совета несоциалистического съезда; во главе правительства встал С.Д. Меркулов⁵. Однако это, видимо, было не совсем в планах японцев, и на японском пароходе во Владивосток неожиданно прибыл атаман, будто бы извещенный о перевороте в его пользу. Гродековская группа войск была на стороне атамана, а каппелевцы, наиболее сильные, еще ранее заявили о подчинении новому правительству во главе с Меркуловым.

Я не был в это время во Владивостоке, но, судя по газетам и рассказам, началась безобразная борьба за власть между двумя группами со всеми разлагающими людей в такой борьбе историями. Новое правительство заняло твердую позицию: в Приморье атаману нет места; правительству доказывали, что атаман имеет право на такое место, как всякий русский, и прочили его в военные министры или главнокомандующие; правительство настаивало на своем. Японцы не могли открыто настаивать на соглашении, но помогали всякими способами атаману. Атаман настаивал на своем праве на власть, не желая, видимо, уступать. Он не мог помириться с мыслью, что ему нужно отойти от дела, и не мог понять, что своим прибытием он положил снова начало группировкам в армии.

Кажется, в это же время собрался 2-й несоциалистический съезд, расколовшийся тоже на две группы, чуть не дравшиеся. Не обошлось дело и без крови. Гродековская группа решила активно поддержать атамана и отправила во Владивосток отряд. Гарнизон в Раздольном получил приказание не пропускать этот отряд, дело дошло до боя с убитыми и ранеными. Почти весь июнь прошел не в работе, а в этой борьбе. В конце концов, Семенов уехал обратно в Порт-Артур, но вражда между группами в армии осталась на все время.

Новому правительству осталось неважное наследство. Денег почти не было, запасы в руках русской власти небольшие, доходы только от таможни и акциза; есть еще доходы, и довольно значительные, от рыбного промысла, но здесь большую роль играет желание японцев платить; при хороших отношениях японских властей могут быть поступления, при плохих всякие увертки и отговорки. Есть громадное количество военных грузов, но все это под охраной японцев. Если бы буфер был признан, из этих грузов можно извлечь много. Для японцев новое правительство, видимо, было только приемлемым, но вовсе не желательным, которому они хотели бы помогать. Поэтому они не передавали запасов и старались держать все в своих руках.

Новому правительству или, вернее, городским самоуправлениям разрешено держать милицию, и ей отпущено вооружение по счету. Остальное – в армии, резерв милиции. Армия и ее командование официально не признаются, так же как и правительство. А расходы в Приморье оказались громадными. В военном ведомстве до 25 тысяч ртов и 4 тысяч лошадей. Гражданское – имеет громадный, сложный аппарат. Во Владивостоке во время различных эвакуаций собралось множество остатков различных организаций, которые хотят кормиться. Один бюджет армии исчислен более чем в 12 миллионов в год.

Первый раз после переворота я был во Владивостоке в начале ноября 1921 года. Из разговоров с верхами командования вынес впечатление, что у них громадные затруднения в хозяйстве, но в общем они на правительство пожаловаться не могут: армия участвовала в образовании правительства как наиболее влиятельная группа, выговорила себе некоторую автономию и продолжает пользоваться влиянием и в правительстве, и в Народном собрании. Народное собрание, как деловой аппарат, не имеет значения, но поднимает престиж государственного образования. Полного согласия между правительством и Народным собранием нет, но нет и вражды.

К этому времени все запасы, полученные от старой власти армией, были съедены, и начинались ежедневные недоразумения с недостатком средств, с недополучением их даже на текущее довольствие. О жаловании в армии уже не говорили. Попытки разрешить вопрос с хозяйством армии на более прочных началах не удались: армия добивалась передачи в ее распоряжение части имущества, годного для продажи, но правительство старалось держать все в своих руках. Началась чувствоваться вся неправильность принятого порядка в ведении хозяйства.

С самого начала правительство построило его на шатком фундаменте. Вместо того чтобы согласовать свои расходы только с теми доходами, которые были совершенно достоверны, оно в этих расходах далеко выходило из рамок достоверных доходов. Были учреждены сметы, открывались по ним кредиты первостепенным распорядителям, а те в свою очередь открывали кредиты дальше, не справляясь с наличием средств, с состоянием кассы. Выписывались ассигновки на пустую кассу, и в результате в казначействе очереди, а с очередями злоупотребления. Правительство начинает регулировать очереди – начинается спекуляция на ассигновках. Часто получает не тот, кому нужно, а тот, кто имеет «руку» в правительстве. Ассигновки продолжают выпускаться по всем статьям расходов, начинают служить предметом торга. Военное ведомство в это время еще не впускало своих ассигновок по всем открытым кредитам; выдача их на одно жалованье могла бы сразу создать финансовый кризис.

Система разрешения всяких мелких и крупных хозяйственных дел наибюрократическая. Так как правительство стремится держать все по этой части в своих руках, то всякий вопрос проходит целый путь, скажем, через командующего войсками, окружной совет, совет управляющих ведомствами, правительство. Были случаи, когда после прохождения через все инстанции вопроса, например о поставках, поставщики отказывались, так как за долгое время мытарств совершенно менялась обстановка. Члены правительства проводили свои дни в работе без передышки, но эта работа не давала результатов, так как большая часть времени шла на разговоры с разными посетителями и только незначительная на дело, но и то на текущее.

Как раз во время моего приезда в ноябре месяце во Владивосток там обсуждался вопрос о выступлении против большевиков, которое затем вылилось в Хабаровский поход зимой 1921/22 г. Власть, после вступления в управление краем, объявила, что она не сторонница гражданской войны и не будет преследовать пассивных коммунистов, но, само собой разумеется, не могла спокойно смотреть на то, что почти рядом, в Анучине, стоит большевистский гарнизон, имевший во Владивостоке агентов и готовый в любое время войти в город, если бы не мешали японцы. Это был центр агитаций против правительства, связанный с Читой через Хабаровск и Харбин.

Выступлению мешало то, что нелегальная армия не имела ни оружия, ни патронов и что оно могло состояться только при содействии или благожелательном нейтралитете японцев. Последние не могли оказать явной и серьезной поддержки, так как заявили, что не вмешиваются во внутреннюю борьбу; тайная же поддержка не могла быть значительной, так как ограничивалась средствами, бывшими в руках местного командования.

Это было время как раз перед Вашингтонской конференцией, на которую правительство отправляло свою делегацию, так же как и правительство ДВР. Говорили о том, что необходимо заявить фактами на конференции, что на русской земле остались еще люди, протестующие против советского правительства с оружием в руках. Вопрос принципиально был решен положительно, но далеко продвигаться не собирались. Вообще о большом масштабе выступления речи не было; от первоначального плана отступили после первых успехов. Не знаю, что было создано для этого выступления в смысле средств; они были, во всяком случае, ничтожны. Очевидно, рассчитывали, что после успехов японцы дадут из охраняемых складов больше, чем они дали. Может быть, рассчитывали, что охрана будет совсем снята.

Во второй половине ноября в Харбине я узнал об успехах белоповстанцев в Анучинском районе; захвачены пушки, которых не было в армии, патроны, пленные. В дальнейшем успехи белоповстанцев (под этим наименованием было выступление армии) развивались головокружительно быстро. Большевики бежали, вовлекая в отступление и подкрепления; только местами они пробуют организовать оборону, но неудачно. Армия забирает пушки, винтовки, патроны: в общем, вооружается полностью. В конце декабря взят Хабаровск. Менее чем в полтора месяца пройдено около 600 верст. «Каппелевцы» показывают, что они могут наступать, что у них еще может быть порыв «вперед». Местное население в Хабаровском районе встречает белоповстанцев хорошо, но ничего не дает в их ряды, так же как и Владивосток.

К сожалению, как и раньше, белоповстанцы умеют лучше наступать, чем удерживать занятое. У правительства, у командования от успехов кружится голова. О партизанском характере выступления совершенно забывается. Одновременно между командованием и правительством начинаются трения. Выдвижение далеко вперед войск усилило агитацию коммунистов в тылу; начались партизанские набеги на сообщения с Хабаровском. Требуется большой расход людей для охраны. Эксплуатация нового участка железной дороги требует новых больших расходов; нужен немедленный ремонт многих мостов и разрушенных сооружений.

Белоповстанческий отряд под начальством генерала Молчанова⁶ весь поход от Хабаровска ничего не берет от населения даром; генерал Молчанов борется с самовольными реквизициями. Но для этого нужны деньги на все – на корм, на подводы и проч. Пока наступали, захватывали патроны и расход их был небольшой; как только остановились, расход патронов увеличился, а запасов не было. Наши люди по-прежнему не умели экономить патронов.

В декабре наступил резкий холод; пока шли вперед, это еще не было горем; при остановке холода чувствуются резче. Нужны валенки, полушубки, теплое белье. На все нужны деньги. Валенки не заказаны, полушубки посланы из Харбина в начале ноября, но задержаны на Китайской железной дороге «по претензиям к Атаману Семенову». Там же задерживается и другое добро по указке лиц, хорошо знавших то, что ранее отправлялось из Маньчжурии, и старавшихся заработать на этом. Нужны деньги и деньги.

Правительству не хочется сознаться, что все рассчитано было только на партизанский набег, что средств неоткуда взять, что правительство в этом отношении бессильно и что приходится бросить захваченный район. Начинаются вопли о злоупотреблениях по снабжению, а на самом деле просто не было расчета того, на что способны, что потребуется. Очевидно, была надежда, что с успехом придут и деньги – на этом все строилось. Начинаются выступления в Народном собрании против правительства с запросами о том, что предпринимается для армии.

Между тем успехи белоповстанцев не на шутку встревожили ДВР, а за ним и советское правительство. Начались обычные крики о японских наемниках и проч.; начали собирать все, что можно, для противодействия. В начале января против Хабаровска под командой Блюхера собралась сильная группа с броневиками, которая и начала наступление. Оборона в сильные морозы без теплой одежды скоро оказалась не по силам нашим войскам; они вообще-то плохо оборонялись. В первых числах января около ст. Волочаевка произошли горячие бои, в которых красные понесли большие потери; у нас было много обмороженных; запас огнестрельных припасов оставался ничтожным. Перед командованием вставал вопрос, что делать дальше, так как видно стало, что справиться в дальнейшем со снабжением невозможно. Решено бросить Хабаровск и постараться организовать фронт где-нибудь поближе, если позволят средства. Начался отход.

В конце января я снова был во Владивостоке несколько дней. Рознь между правительством и армией или, вернее, между С. Меркуловым и командованием усиливалась. Командование определенно винило председателя правительства в том, что после начала отхода белоповстанцев он занял какую-то враждебную армии позицию, советуясь за спиной командования с безответственными лицами о разных способах реорганизаций, перемен и т. д. Началось снова выращивание различных группировок в армии – семеновцев, глуткинцев, флотских, в которых правительство ищет поддержки против каппелевцев.

Народное собрание поддерживает командование в оппозиции против правительства. Меркуловы винят командование в больших расходах на походе, в неправильной постановке снабжения, сваливают вину на командование. Внешне члены правительства в дружбе с командованием, продолжаются обеды и т. д. Но не могут подвести итоги возможностей и вместе наметить, что делать дальше.

В конце февраля месяца уже намечалась полная ликвидация Хабаровского похода в виде возвращения армии в казармы с отнятыми у красных пушками, причем японцы, видимо, были страшно недовольны этим и заявили о том, что все отходящие будут разоружаться. В это время шли разговоры о соглашении Японии с советской Россией и об эвакуации Приморья.

В поисках какой-нибудь опоры и для ориентировки посылаются от правительства и от армии представители к маршалу Жоффру, возвращавшемуся домой через Пекин из Японии. В середине марта я ездил во Владивосток, чтобы передать результаты поездки в Пекин; приехал в момент, когда части армии бросили Иман и отводились в казармы. Было много недоразумений с японцами при возвращении.

Генерал Вержбицкий был на фронте. Председатель правительства вернулся «после болезни» на свой пост. Оказывается, это был уход от работы по настоянию командования. Очевидно, С.Д. Меркулов теперь передумал. Началась борьба за власть или, вернее, борьба за сохранение поста С. Меркуловым, сначала устранившимся, но затем передумавшим. Верхи командования считали дальнейшее пребывание его в правительстве недопустимым, так как ему нельзя верить ни в чем. С. Меркулов начал определенно обвинять командующего армией в неудаче похода, в непорядках по снабжению и пр.

В конце марта я получил письмо от генерала Пучкова⁷ с просьбой приехать во Владивосток и принять должность начальника снабжения. Прибыл туда, кажется, 31 марта. Генерал Вержбицкий предложил мне ознакомиться с положением снабжения, для чего быть председателем особой комиссии, назначенной для проверки снабжения. Как раз в это время председатель правительства прислал письмо с фантастическими выкладками расходов, произведенных на содержание армии, основанных, по-видимому, не на действительно выданном, а на разных сметных предположениях, которые были вообще не выполнимы. Помнится, что указывалось, будто содержание каждого человека в армии обошлось чуть ли не в 80 рублей в месяц. Это письмо было предвзятым обвинением в неумении вести хозяйство.

Комиссия собралась 3 апреля и, конечно, прежде всего занялась подсчетом, что получила армия по сметам в действительности по 1 апреля и куда пошли деньги. Только что комиссия успела собрать необходимые материалы, как командующий войсками получил приказ прекратить ее действия, так как правительство назначает особую комиссию под председательством члена правительства. Эта последняя комиссия работала долго; уже летом я слышал от председателя, что никаких особенных злоупотреблений она не открыла.

Пользуясь собранными для работы комиссии под моим председательством материалами, я представил командующему армией сводку данных по снабжению войск за 1921 год и начало 1922-го и свои личные выводы. У меня под рукой не осталось документов, но помнится:

1) По смете 1921 года расход на человека определялся около 40–45 золотых рублей в месяц; на неотложные потребности (продовольствие, топливо, санитарная помощь, ремонт жилищ, починку одежды и обуви) нужно было не менее 20 золотых рублей в месяц на человека. Выдано было деньгами и ассигновками (которые учитывались в это время с потерями от 5 до 15 %) не более 25 золотых рублей, причем выданы не своевременно, а с запозданием до 1 апреля.

2) По смете 1922 года расход определялся приблизительно в таких же цифрах. Выдачи не достигли и 20 рублей на человека в месяц, несмотря на то что увеличился выпуск ассигновок по военному ведомству.

3) В общем, приходилось удивляться, как могло изворачиваться командование, чтобы люди не голодали. Единственным объяснением было, что командующий войсками периодически получал из-за границы небольшие суммы в помощь и заполнял прорехи.

4) У начальника снабжения не было почти никаких ресурсов для создания хоть ничтожных запасов; была только задолженность, кажется, около 200 тысяч рублей.

5) По нашему подсчету, нужно было на апрель месяц для текущих нужд около 400 тысяч рублей; кроме того, чтобы выйти из положения в дальнейшем, нужно было создать хотя бы полумесячный запас продовольствия и фуража, а также сделать небольшие заказы по вещевому довольствию (обувь, белье). В общем, чтобы выйти из положения, надо было искать около одного миллиона или выдумывать что-нибудь для сокращения расходов.

6) Относительно деятельности управления начальника снабжения можно было сказать пока только одно, что оно в ежедневных хлопотах билось как рыба об лед и ничего не могло сделать, чтобы поставить работу на более прочный путь; писались многочисленные доклады; создавались проекты, но они погибали, так как правительство не хотело ничего выпускать из своих рук. Помню, что для доказательства волокиты я пометил факт, как вопрос о продаже каких-то пустых банок на сумму около 200 рублей проходил через совет снабжения, совет управляющих ведомствами и правительство около двух месяцев.

Таким образом, письмо председателя правительства относительно больших расходов на войска совершенно не отвечало действительности.

Скоро было назначено заседание совета управляющих ведомствами специально для обсуждения вопроса о положении снабжения войск. Председательствовать явился С.Д. Меркулов. Я был командирован на это заседание, чтобы дать необходимые справки по собранным материалам. Я думал, что на заседании будут искать выходов, искать средств, наметят, что делать дальше. Но С.Д. Меркулов выступил просто с обвинительной речью, повторяя содержание своего письма к командующему войсками.

Начальник штаба генерал Пучков, явившийся по приказанию генерала Вержбицкого, с цифрами в руках, выведенными мною, доказал, что обвинение это ни на чем не основано и что цифровой материал, данный председателю правительства, – или грубейшая ошибка, или намеренное извращение фактов. Эти доказательства в общем подтвердил и управляющий ведомством финансов, и в конце концов С. Меркулов выразил неудовольствие, что ему не подготовили всех данных, тогда как военное ведомство их собрало.

В дальнейшем С. Меркулов перешел к критике недостатков организации войск (многочисленность частей и проч.), но вопрос о том, что надо сделать для выхода из положения, так и не поднимался. Генерал Пучков, не отрицая того, что многочисленность частей играет большую роль в упорядочении хозяйства, настаивал, что дело все же в количестве ртов, которым нужен в месяц определенный минимум; если правительство укажет твердую цифру того, что оно может отпустить, то в соответствии с этим можно будет строить все; в конце концов он заявил, что поведение главы правительства как будто показывает, что он добивается упразднения армии; если это так, то надо об этом заявить прямо.