Текст книги "ЧВШ – Частная Военная Школа. Первый курс."

Основная причина, по которой я всё это пишу – желание лучше понять одного человека, сильно на меня повлиявшего. Заодно вспомнить те его слова, которые я по глупости пропустил мимо ушей. А также понять, насколько его слова расходились с его делами, что для меня очень важно. Самый простой для всего этого способ – вспомнить себя тогдашнего и заново провести по тем годам, которые я провёл в Школе. Описать то, чему был непосредственным свидетелем или о чём мне стало достоверно известно. Постараюсь честно и подробно всё вспомнить. В тексте будут присутствовать некоторые мои собственные открытия и наблюдения, надеюсь, что не в ущерб повествованию. Заранее прошу прощения за всю эту отсебятину.

В то время я, конечно же, не умел понимать реакцию других людей и не чувствовал их почти никак, потому что занят был исключительно собой и своими переживания по тому или иному поводу. В других людях меня интересовало только их отношение ко мне и оценивать их я был способен в основном только по этому параметру. Теперь, кстати, понимаю, что многие из них воспринимали меня и друг друга примерно так же. Подробно вспоминая все события и зная будущие поступки этих людей, возможно я смогу в целом понять, что они думали и чувствовали в те или иные моменты. Может быть, даже смогу и описать кое-что, но не уверен.

Всё описываемое мною, несомненно будет носить на себе отпечаток меня сегодняшнего, просто потому, что тот подросток, от лица которого ведётся повествование, похож на щенка, играющего с бабочкой на лугу – все его впечатления от жизни были такими же нескладными и отвлекающимися. Хотя я, конечно, постараюсь воссоздать именно то восприятие и постепенные перемены в нём.

Вторая причина – хочу не просто вспомнить, но и зафиксировать некоторые идеи и наблюдения того человека, о ком говорил вначале. Возможно, они окажутся полезными для читателей этих записок. Для меня они таковыми оказались.

Честно говоря – не знаю, чем мне ещё сейчас заняться и по некоторым признакам вижу, что это самое подходящее для меня в данный период жизни дело.

Это не первая моя попытка всё зафиксировать, первую попытку я совершил буквально по горячим следам, почти сразу после ключевых событий. Такая у меня появилась тогда настойчивая идея. Но ничего не получилось, я всё хорошо помнил, но был ещё слишком горяч, слишком молод и не оправился тогда от всех потрясений. Со стыдом признаюсь, что закончилась та попытка полнейшим провалом и гибелью ни в чём не повинного ноутбука. Сейчас, по прошествии нескольких лет, я завершил определённый этап в своей жизни. Поступил, как считал нужным, и рассчитался, с кем было нужно. Сделал я это исключительно для себя, потому оправдываться или хвалиться ни перед кем не собираюсь.

Заранее знаю, что некоторые мои воспоминания будут болезненными и неприятными, и мне теперь придётся заново их пережить и переболеть. Меня это немного смущает. Будто сам себя собираюсь насиловать. Но деваться уже некуда. Так что – нужно попробовать расслабиться и получить удовольствие. Как и советуют опытные жертвы.

Часть 1

Школа

В Школу я попал из специнтерната закрытого типа. Попал по своей воле, об этом расскажу ниже.

Как я оказался в специнтернате? Можно сказать, что добегался. В 7 лет меня сдали в мой первый интернат и следующие 7 лет я никак не желал с этим мириться. Не то, чтобы обидка была слишком сильная, не в этом дело. Один человек как-то сказал мне, что природа, похоже, одарила меня очень качественным шилом в заднице. Может быть. Видимо, оно и не давало мне тогда сидеть на одном месте. То за компанию бегал, то сам по себе. Нигде мне толком не нравилось. Всё – не то, казалось. И на улице пожил. Да, воровал. Да, грабил. Участвовал. Улица же. В общем, как оказалось, материала на меня собралось достаточно, так что в последний раз закрыли меня уже довольно плотно. А с учётом последствий моих попыток найти общий язык с новым коллективом, мне по достижении соответственного возраста, светила уже вполне настоящая колония. Так, по крайней мере, мне говорили.

Я не то чтобы был каким-то агрессивным дурачком, не подумайте. Скорее, любознательным. Писал же вначале про щенка на лугу? Вот таким я и был. Туда сунусь, туда. Вообще, сравнение со щенком хорошее, лучше, чем про шило в заднице. Не знаю откуда во мне это. Может быть, всё-таки от матери? Я даже не в смысле генов. Когда мы жили с ней вместе, то всё время куда-то ехали.

Я ведь не сирота в полной мере, у меня есть мать. Правда, не видел её лет с восьми, наверное. Помню, в первом интернате, где она меня ещё навещала, директор сказал про неё, что она "придурочная буддистка". Может и так. Не переношу запах курительных палочек, и это наверняка из детства, из той поры. Недавно наводил справки – оказалось, она жива ещё. Вполне себе здравствует. На Гоа обитает. Справки навёл просто так, для порядка, я не сентиментален. Живёт и живёт. Родила и спасибо. Я – пущенная стрела. А стрелы только поодиночке могут летать. Это не моя мысль, если что.

В специнтернате я успел пробыть недолго, месяца четыре, но за это время наелся там по полной. До края, серьёзно говорю. Так что, когда мне предложили выбор, то я вообще не думал – главным было оттуда свалить. Всё равно куда, я особенно и не слушал. Правда, тот, кто мне предложил свалить, сразу привлёк внимание своей внешностью. Даже не так. Не внешностью, внешность у него вполне заурядная, никакого там выдающегося подбородка, твёрдых мужественных черт, пронзительных глаз, вообще ничего выдающегося во внешности. Просто довольно правильное лицо, аккуратная причёска, аккуратная одежда. Дело было в манере держаться, во внимательности и ещё в чём-то непонятном. То, что это очень необычный человек, понимаешь не сразу, постепенно доходит. Если вы ещё не поняли, то это как раз и был тот, про которого я писал в прологе.

На собеседование к нему многие ходили, но оставались в непонятках – ничего не предлагал, думали, просто ещё один психолог на наши головы свалился. А мне вот предложил. И Мочке предложил. Мы оба согласились.

Дёрнуть я рассчитывал по дороге. Вряд ли, думал, с серьёзной охраной повезут, не может быть, чтобы момента подходящего не подвернулось. Так и получилось, моменты действительно были и очень даже подходящие, но мне уже стало любопытно до места доехать.

А любопытно стало ещё и из-за парня, с которым мы вместе ехали. Я так понял, что в минивэн с нами его посадили как охранника или присматривающего. Тот, кто собеседовал нас, представил его как четверокурсника их Школы. Сам он сел за руль. Парню было лет 17-18 на вид, взрослый уже. Тоже чудным показался. Если б просто мужик какой-нибудь нас охранял – я бы дёрнул, точно. А парень этот тоже такой спокойный, не подкалывал нас, кивнул и потом просто книжку всю дорогу читал, равнодушно посматривая иногда. Но при нём даже зверюга Мочка притих и тоже как-то призадумался. А Мочку, между прочим, в специнтернате все боялись. И я боялся, чего там. И старшие боялись. "Мочить" – было любимым его словом. Да и делом. По документам 14, как и мне, но он был здоровенный, злой, а, главное, умный при этом. Очень грамотно всё просчитывал, свои победы и их последствия, хотя и любил тупым прикинуться. Тошнило меня от такого соседства. Вообще не хотелось с ним вместе куда-то ехать, но, как уже говорил – думал вначале, что всё это ненадолго. Про Мочку я был уверен, что он тоже согласился только ради того, чтоб сбежать. А он такой сидит, едет, притих. Это мне тоже любопытно стало. Потому и начал я внимательнее слушать, что человек этот говорит. Говорил он, правда, теперь только с этим парнем, когда мы останавливались пару раз перекусить в придорожных кафешках, и разговаривали они в основном о книге, которую тот читал. Разговоры эти мне казались чересчур заумными, я почти ничего не понимал, что при моём характере ещё сильнее меня заинтересовало. Теперь уже даже захотелось больше про эту Школу узнать, но расспрашивать так вот напрямую было стыдно, он мне ведь уже рассказывал, я просто не слушал тогда. Да и забыл, как зовут его, а вернее, тоже не услышал, когда он представлялся. Мочку ни о чём спрашивать не хотелось тем более. Так вот я и добрался до Школы.

Вот написал и думаю – как он меня выбрал? Почему? Ведь в моём личном деле всё это наверняка было записано – «бегунок» обыкновенный, нигде задержаться не может, раздолбай, скандалист и вор. Хотя у своих я никогда не тырил, да и в драку просто так не лез, но он то откуда мог знать? Ведь ясно написано, что толку из такого обормота получиться никак не может? А он про меня другое понял! За один разговор!

Ну да ладно. Это я уже заигрался. Какое "другое"? Выдаю желаемое за действительное. Не знаю, что он там про меня понял тогда, но то, что не сбегу сразу, вычислил абсолютно точно.

Школа располагалась во владимирских лесах в комплексе зданий бывшего Дома отдыха какого-то НИИ, отжатого у них в 90-ые бандитами, а у бандитов его отжал уже наш Светлейший. Его Сиятельство. Отец родной. Понесло меня. В общем, Константин Михайлович Чирков, в прошлом секретный генерал, а затем бизнесмен, политик, воротила и, по совместительству, отец-основатель нашей Школы. По совместительству – это значит по расчёту и по любви. Константин Михайлович обладал недюжинной педагогической жилкой и любил её пускать в дело, но при этом ещё и умел из всего извлекать выгоду. Даже из любимого дела. В общем, как вы понимаете, его пример наука всем этим другим. Нам, то есть.

Обо всём этом я узнал, конечно, гораздо позже, а пока просто увидел очень симпатичный, хотя и потрёпанный трёхэтажный с балконами дом в лесу, рядом ещё один, построечки всякие, и всё такое тоже симпатичное, уютное, я даже и забора никакого вначале не заметил. Странным показался только здоровенный металлический ангар, выглядевший довольно свежим и совершенно тут неуместным. В целом – с интернатами моими не сравнить. Любопытство стало, соответственно, ещё более сильным. Но особенно много я разглядеть тогда не успел, потому что как раз темнело и зажглись фонари. Но и с фонарями тоже было очень красиво. Да и ещё как. Этот лес вокруг. Август месяц. Запах сосен. До сих пор хорошо помню это своё ощущение – после специнтерната, довольно длинной дороги и вдруг такое практически сказочное место. Меня просто пронзила тогда его красота. Насквозь просто. Я всегда был впечатлительным. И мне уже захотелось на какое-то время задержаться здесь.

Подкатили мы к длинному двухэтажному зданию, из машины вытряхнулись и внутрь. Вещей-то у нас Мочкой никаких не было, только форма специнтернатовская, четверокурсник этот с книжкой своей, а сопровождающий с папочкой. Оказалось – это что-то вроде столовой. Столики на четверых, но никого внутри почти не было, пусто, только за одним столиком сидел какой-то тип в очках и здоровенный мужик с усами и будто обожжённым с одной стороны лицом, страшноватый на вид. Мы подошли к ним. Сопровождающий наш за руку с ними поздоровался, папочку на стол положил и сказал:

– Вот, Виктор Робертович, знакомьтесь с пополнением.

Так я впервые увидел начальника нашего курса, человека, который тоже оказал на меня сильное влияние. Но по-другому.

Виктор Робертович. Тот самый тип в очках. Наш курс называл его Робот, а другие курсы Гиббоном. Оба прозвища имели свои причины, но сейчас расскажу про второе. Гиббоном его называли за несколько длинноватые руки при невысоком в целом росте. В лице ничего обезьяньего не было. Лицо с резкими грубоватыми чертами, на котором очки в тонкой позолоченной оправе смотрелись несколько нелепо. Меня они вначале насмешили.

Второй был старшиной Школы по прозвищу Громозека. Это такой персонаж из старого мультика про Алису Селезневу, если кто не в курсе. Внешне – действительно очень похожий и усы такие же, только рук, естественно, меньше. А вот по характеру… Но нет, не хочу сейчас про характер, характеры. Ведь всё это ерунда, навесить ярлык проще простого, да только враньём это будет. Так что, сами о характерах сможете судить, а я просто постараюсь рассказывать всё как было. Отчество Громозеки до сих пор не знаю. А имя без отчества писать не хочу, такое панибратство с моей стороны ему бы не понравилось. Мы всегда к нему обращались "товарищ старшина", он сам завёл такой порядок.

Насчёт характеров – это я теперь такой стал. Мне теперь трудно как-то однозначно характеризовать людей. Не так всё просто с людьми. Да и вообще – большинство же будто спящие, они и сами толком не понимают, что делают и что с ними происходит. Потому – что там за характер у человека на самом деле, кто его знает?

Ну да ладно, вернёмся в столовую. К пюре с котлетками. Виктор Робертович нас особенно мучить не стал, представился и отправил на кухню, чтоб мы сами себе еды набрали. То есть, вы понимаете – ощущение сказочности этого места продолжало не покидать. Мы с Мочкой после специнтернатовской пайки оттянулись как положено. Вначале, пока никто не видит, на кухне котлет налопались, их там много было, потом ещё в тарелки навалили и пошли в зал доедать. Я, кстати, таких котлет, как в Школе, никогда больше не ел, прямо даже заскучал по ним сейчас. Наелись тогда так, что едва из-за стола встали, даже стыдно немножко получилось. Но никто сирот за еду не попрекал, Виктор Робертович просто повёл нас в место расположения курса.

Я уже засыпал по дороге, но всё равно поглядывал по сторонам и продолжал восхищаться. Покурить бы ещё, думал, и вообще красота. Но курить у меня было нечего, Мочка некурящий, а у начальника курса, размеренно вышагивающего впереди, спрашивать явно не стоило.

А если что, думал я – всё равно сбегу, хрен вы меня, придурки, удержите. Что, в мире красивых мест мало? И покрасившее найду, если захочу.

Знакомство

Первый курс размещался на третьем последнем этаже главного корпуса. Устройство этажей было простым – центральная лестница и два крыла. Правое крыло на всех этажах осталось без особенных изменений с санаторных времён – небольшие номера с двумя кроватями, шкафом и выходом на балкон, а в правом крыле сделали перепланировку, поделив его на несколько помещений пообширней и даже встроив небольшой спортзал с тренажёрами. Всё это я изучил потом, а тогда мне так хотелось спать, что мечталось уже просто хоть где-нибудь примоститься.

На выходе с лестницы был небольшой холл и там в кресле сидел ещё один взрослый парень в сером спортивном костюме, снова какой-нибудь четверокурсник, как решил я. Наверное, потому что он тоже сидел с книжкой.

– Ну как тут, – спросил его Виктор Робертович, – Проблемы были?

Парень встал при его появлении, но сделал это неспеша и с достоинством, будто просто проявлял вежливость.

– Ничего особенного, – сказал он, скользнув по мне взглядом и гораздо внимательнее всматриваясь в Мочку. – Орали в меру. Один наезжать пытался, завтра по фингалу опознаете.

– Ну я, наверное, и так представляю кто, – кивнул очкарик. – Спасибо, Денис. На сегодня всё. Я дальше сам.

– Как знаете, Виктор Робертович, могу ещё посидеть, у меня как раз место интересное, – он приподнял книгу, заложенную пальцем. – Погуляйте ещё, погода шикарная.

– Ну вот и иди гуляй, тебе нужнее.

Виктор Робертович слегка улыбнулся, будто бы только обозначая улыбку. Я потом узнал, что шире улыбаться он просто не умеет. Парень кивнул и вышел, ещё разок глянув на Мочку. Тот ощутимо напрягался от этих взглядов, было видно. Вообще, меня подобный обмен любезностями между курсантом и начальником несколько озадачил. Надо же. "Денис". "Погуляйте". И всё это без притворства как будто бы. Или прикидываются?

В одной из комнат действительно орали на разные голоса, даже отсюда было слышно. Но Виктор Робертович отнёсся к этому спокойно, лишь потом отреагировал, когда мы уже вместе шли по коридору и проходили мимо шумной комнаты – там как раз заорали особенно мощно. Он остановился, поморщился, подумал и всё же открыл дверь. Внутри сразу затихло. Он шагнул туда.

– Могу наказать, – сказал Виктор Робертович негромко в эту тишину. – Если хотите.

– Тоже бить будете?! – с вызовом выкрикнул кто-то. – Это запрещено законом, вы знаете?! Мы ещё дети!

– Бить – не самое плохое, что можно сделать с человеком. Считай, что к тебе отнеслись как к своему. Как к равному. Довели до тебя мысль… Человека ведь можно замучить множеством способов и без всяких видимых следов. Но со своими мы так не поступаем… Так ты свой или нет? – с нажимом спросил он.

– А что за способы? – поинтересовался другой голос.

Мы с Мочкой переглянулись.

– Об этом у вас будет спецкурс. Узнаете на занятиях. А если будете вести себя как бандерлоги, тогда узнаете раньше. Это понятно?

Ответом была тишина.

Виктор Робертович вышел, аккуратно закрыл дверь, глянул на нас и, скорбно поджав губы, повёл дальше.

Поселил он нас в одну комнату. Я до конца надеялся, что будем в разных. Но не просить же было об этом вот так, при Мочке.

– Устраивайтесь, – сказал Виктор Робертович. – Бельё, мыло и всё остальное – в шкафу. Душ, умывальники, туалет – в конце коридора. Отдыхайте, я вижу, вы устали. Отбой в 23, подъём в 8, у вас пока режим каникул. Всё нормально?

– Да, – ответил я, покосившись на Мочку.

– Непонятно, нахрена ты им понадобился, – неприязненно сказал он, тяжело глядя на меня, когда Виктор Робертович ушёл.

Может быть, тоже не рассчитывал жить со мной в одной комнате? Вообще, я хоть и побаивался его, но он лично ко мне до сих пор пока ещё не лез. Может, просто не подошла моя очередь, а возможно, потому что знал, что может быть, если меня довести, видел в специнтернате. Вообще, я внутри пугливый, только стараюсь этого не показывать.

– Андрюха, я спать, ничего не хочу больше, – ответил я ему и, не раздеваясь, не застилаясь, завалился на кровать.

Примерно вот так всё и было.

Больше недели мы жили как в раю: ели от пуза, купались в озере, расположенном совсем рядом, под горкой, гоняли мяч на стадиончике. Присматривал за нами или Виктор Робертович, или старшекурсник Денис, или старшина Громозека. Особенно нас не прессовали, только когда уж слишком расходились. Постепенно ещё пацаны прибывали, пока не стало нас ровно двадцать. Специнтернатовской формой, кроме нас с Мочкой, выделялось ещё несколько человек, остальные – кто откуда, большинство интернатские, но были и домашние, правда, тоже сироты, от бабушек-дедушек приехавшие.

А потом в Школу начали возвращаться старшекурсники. Приезжали они постепенно, не в один день, на минивэнах и походили просто на компашки туристов-студентов, собирающихся где-то на спортивной базе. Ничего в них не выдавало принадлежность к какой-либо военной организации. Они выгружали разноцветные туристические рюкзаки, одеты были как попало, причёски носили самые разные, у некоторых волосы или пряди покрашены в популярный тогда зелёный. Лето в Школе было периодом походов и различных полевых занятий, но об этом я расскажу в своё время. В общем, никакого камуфляжа на них не было, никаких армейских заморочек. Но мне почему-то вдруг показалось, что это на самом деле и есть их камуфляж. Понимаете меня? Они хорошо маскировались под нормальных людей, но нормальными они не были. Не могу точно объяснить это своё впечатление. Взгляды у них были другие, манера держаться, уверенность. Особенно у четвёртого курса. Когда я в своей специнтернатовской робе попался им на глаза, как раз, когда они только приехали и с рюкзаками шли к себе, они жили в другом корпусе, то мне мучительно захотелось срочно стать кем-то другим или хотя бы просто исчезнуть отсюда. А я, знаете ли, в то время был очень высокого о себе мнения. Но вот нашла коса на камень. Со мной такое, наверное, впервые случилось.

Как они к нам относились? Практически никак. Ну, то есть впервые нас видя, они смотрели внимательно, некоторые улыбались, между собой что-то друг другу говорили, но затем просто переставали обращать на нас внимание. Будто нас вообще нет или мы были невидимыми.

Теперь, конечно, жизнь у нас стала не такой вольготной. Мы уже поневоле держались кучками, стеснялись и держались на отшибе. А старшекурсники, наоборот, наслаждались жизнью: теперь они гоняли мяч, занимали лучшие места на озере, громко смеялись и перекрикивались. У них тоже, видимо, продолжались каникулы. Хорошо ещё, что было их немного, на каждом курсе примерно столько же, сколько и нас.

Некоторые из старшекурсников после приезда переоделись в красивые тёмно-серые спортивные костюмы с маленьким белым трилистником. В таких же ходили Денис и Виктор Робертович. Я тоже такой хотел. Очень он мне нравился. Неужели, думал, и нам такие дадут? Так мне осточертела уже моя специнтернатовская роба и сиротские трусы, в которых купался, сил не было. Я уже несколько раз пытался с кем-нибудь из наших поменяться. Но дураков не завезли. И ещё кроссовки у старшекурсников были красивые. Чёрные, тоже с трилистником. Очень мне нравились.

Был один случай нашего с ними общения, заставивший нас ещё внимательнее к старшекурсникам присматриваться – Мочка как-то не выдержал и быканул на одного парнишку довольно неубедительного телосложения, даже непонятно с какого курса. Парнишка был один, а мы стояли группой. Мочка подошёл к нему, наехал, давить начал морально, всё как положено, но пацан этот прямо на середине Мочкиной фразы что-то такое быстрое сделал, после чего Мочка оказался вдруг лежащим на травке. Но, как я уже говорил, он был умным и больше не полез, отлежался, встал, отряхнулся и пошёл думать.

А потом и нам выдали такие же спортивные костюмы и не только. Для меня это был очень запоминающийся момент, будто что-то перещёлкнувший во мне. Причём, момент одновременно приятный и не совсем. Одежду мы получали на складе у Громозеки. Костюмы были новёхонькие, в коробках, новыми они выглядели чрезвычайно богато. И кроссовки дали. И ещё камуфляжные брюки и куртки. Тоже новые. Но только это всё тоже было какое-то иностранное, песочной расцветки и выглядело нереально круто. Я как бы не очень всегда ко всяким армейским прибамбасам относился, но тут было другое дело. Всем всё оказалось великовато, но не так чтобы до смешного. Вообще, это было понятно, мы как раз бурно росли и, по идее, всё это через полгода наоборот маловато должно стать, как тут точно рассчитаешь? Если б я был директором, подумалось мне тогда, то выдал бы пока старую одежду, из которой старшекурсники выросли, так же гораздо будет практичнее? Но почему-то выдали именно новую. Не пожалели на сирот денег. В этом чувствовался смысл. Но я не успел сильно о нём подумать – мои кроссовки меня просто убивали. Я и не подозревал, что обувь может быть настолько удобной. Честно признаюсь – я их даже на ночь тогда не снял. Не смог себя заставить.

Но потом, когда мы все толпились в холле, уже переодетые, щупали друг друга и нервно шутили, мне внезапно стало невыносимо грустно – все вдруг так изменились, будто враз какими-то другими стали. Видимо, я уже успел привыкнуть к этой нашей разношёрстности. Или, может, ещё почему-то.

А на следующий день к нам приехал Константин Михайлович. Его Сиятельство.

Чирков

Константин Михайлович Чирков напоминал небольшой гоночный автомобиль, способный почти моментально разогнаться до сотки, и потому ему трудновато сдерживать свою мощь в стандартном скучном дорожном трафике, в котором обычно приходится ездить. Потому и нарушал правила. Но только там, где мог себе это позволить. Правда, позволить себе он мог многое.

Но не надо представлять такого дёрганого недомерка, упивающегося своим величием. Чирков никогда не актёрствовал и не суетился. Просто энергии в нём было действительно многовато.

Такое вот лирическое отступление. Это чтобы вы сразу представили степень обаяния подобного человека, когда он входит в личный контакт с интернатским заморышем 14 лет.

Но вот, кстати, по поводу заморышей – я не знаю, по каким критериям происходил отбор, но пацаны у нас все были хоть и разнокалиберные по внешнему виду, но, что называется, с характером. В каждом чувствовалась какая-то перчинка, назовём это так, притом, что темпераменты довольно сильно различались. Во мне, очевидно, тоже какая-то есть, раз с ними вместе оказался, но со своей я ещё до сих пор толком не разобрался, не понял её.

Виктор Робертович или Робот, как мы его уже называли между собой (это была вовсе не производная от отчества, как вы подумали, а, скорее, характеристика, за выверенность и точность движений и слов, некоторую даже их механистичность) ещё вчера рассадил нас в нашей базовой классной комнате по партам и сказал, что теперь мы всегда должны будем сидеть только так. Я тогда не знал, каким принципом он руководствовался. Мне в этой рассадке сильно не повезло – я оказался в среднем ряду на передней парте вместе с тихоней по фамилии Грачёв. То есть, прямо перед преподавательским столом. И уже сразу порядком натерпелся – Робот сидел передо мной и скучным тоном читал нам лекцию о том, как мы должны вести себя в расположении курса. Про мусор, постели, туалеты, уборку и всё такое же скучно-бытовое. Мы тогда были уже в новой форме, слегка пришибленные и потому слушали довольно внимательно.

И вот на следующий день он завёл нас в класс, снова закрутил ту же самую шарманку. И тут дверь распахнулась и в комнату стремительно зашёл невысокий представительный мужик с седой головой и вслед за ним тот, кто меня выбрал и привёз сюда.

Виктор Робертович поднялся и рявкнул зычным голосом:

– Курс, встать!

Он с нами так ещё не разговаривал. Мы поспешно поднялись и застыли возле парт.

Седой за руку поздоровался с Роботом и повернулся, с любопытством и не спеша нас разглядывая.

– Всем привет, – сказал наконец. – Добро пожаловать в Семью… Меня зовут Константин Михайлович Чирков. Я начальник этой Школы.

Затем он пошёл по классу, здороваясь с каждым из нас за руку, представляясь по имени-отчеству и удерживая руку, пока не представится тот, с кем он здоровается. Естественно, что его имя-отчество уже скоро намертво засело в ушах. Когда дошла очередь до меня, я тоже представился и испытал на себе ту самую степень обаяния, о которой писал выше. Чирков был мощный. Рука у него оказалась сухая и твёрдая, я тут же застеснялся своей вспотевшей жалкой ладошки. Не знаю, почему она вспотела. Говорил же, что впечатлительный. Но Чирков не подал виду и не спалил меня.

Когда закончил здороваться со всеми и снова очутился у доски, показал на другого человека:

– Евгений Петрович. Впрочем, вы с ним уже знакомы – замначальника, то есть мой заместитель по учебно-воспитательной работе.

Между собой мы потом называли его ЕП. Так и буду дальше называть.

– Добро пожаловать в Семью, – повторил Чирков. – Садитесь… Эта Школа, ребята – наша Семья, а теперь и ваша. А что такое семья? Семья – это самые близкие люди на этом свете. И они такими остаются насовсем. Но только наша Семья – это не какая-нибудь там жена, которая сегодня родной друг, а завтра самый лютый враг. Это не мать, которая бросает своего ребёнка. Наша семья никогда не бросит, никогда не предаст, всегда поможет, поддержит и будет заботиться. Понимаете меня? Есть наша Семья и есть остальной мир.

– Как мафия, что ли? – спросил кто-то сзади.

– Мафия! – фыркнул Чирков. – Скажешь тоже. У этих же всё ради денег. Папашу родного ради них завалят, точно тебе говорю. Узнаете ещё. Познакомитесь в своё время, мы с ними работаем. Деньги, ребята – грязь. Зарабатывать деньги нужно уметь, но и никогда не забывать про их истинную природу. Честь важнее, сынок. Наша Школа идёт своим особенным Путём. Но об этом вам потом расскажет Евгений Петрович… Так вот – что касается зарабатывания денег… Наша Семья зарабатывает их разными способами. В том числе, ребята, и войной. Вам уже предварительно кое-что рассказывали, я сейчас растолкую самую суть. Мы научим вас быть сильными. Это самое главное! И, соответственно, обеспечим работой. Интересной и высокооплачиваемой работой! Наша Школа официально называется Частная Военная Школа. Она уникальная, вы уж мне поверьте. Вы, ребята, станете элитой. Уникальными. Таких, как вы, много быть не может в принципе.

У меня есть ЧВК – частная военная компания. Это, ребята – будущее. Уже сейчас почти все войны ведутся с помощью таких компаний. И не только войны, все сложные ситуации в мире решаются с их помощью. А если и не решаются, то всё равно не обходятся без их участия. Моя Компания выполняет поручения нашего правительства, а также берёт заказы из других источников. Только если это не вредит нашей Родине! Понимаете меня?..

В чём тут сложность? Набрать профессиональных солдат и командиров несложно. Был бы заказ хороший, желающих полно. Если платят достойно, сами понимаете. Солдат-то что – выполняет задачу в меру своей профессиональной подготовки. От его личных качеств обычно мало что зависит. Подвиги совершать нужно крайне редко и, как правило, только если что-то пошло совсем не по колее. А так – разумный риск. Это просто ремесленник. Идём дальше. Задачу солдату ставит командир. И вот тут уже от личных качеств зависит многое. Ему ведь приходится принимать решения за других. И над ним тоже должен быть командир, который поможет ему принимать правильные решения. Верно?

– Генерал, – сказал сзади тот же голос, который спрашивал про мафию.

Я обернулся – кто это у нас такой умник?

– Генерал, – согласился Чирков. – Но с ними вообще беда. Личные амбиции зашкаливают. Знаешь такое слово "амбиции"? За должность свою трясётся и вообще старый уже и туговато соображает. Нет. Тут нужен Координатор. Тот, кто сможет спокойно разобраться в ситуации и правильно всех разрулить. Вот именно к такой работе мы вас и будем готовить. А освоив её, сможете в любой сфере потом работать. У нас есть варианты на выбор. Но вот чтобы таким стать, разбирающимся, нужно сначала в шкуре солдата побыть. По-настоящему. Потом командовать научиться. Принимать правильные решения. И нигде этому нормально не учат, уж ты поверь мне, сынок. Кроме как у нас… Война ещё хорошо учит, но вот только эту учёбу почему-то самые лучшие редко пережить могут.

Константин Михайлович немного погрустнел.

– Ну ладно, – встряхнулся он. – В общем, вы не будете армейскими дуболомами. Вы не будете пушечным мясом. Вы будете хирургами, мастерами высокого уровня, способными организовать и выполнить операцию любой степени сложности. А также произвести предварительную диагностику. Всё. Об этом мы ещё будем говорить и не один раз. Пока что пора, ребята, перейти к деталям обучения.

Все эти трескучие слова про Семью и так далее подействовали на меня слабо. Примерно всё это я уже слышал в других интернатах. Семья. Меня подташнивало от этого слова. Опять очередное враньё, думал я. Всем друг на друга плевать. Им на меня всегда плевать будет, какой бы вид они ни делали. А мне на них. Разговоры про будущую работу тоже особенно не вдохновляли. Конечно, я на секунду представил себя суперсолдатом, побеждающим всех и всё умеющим. Но так ведь не бывает. Это всего лишь кино. Жизнь меня уже кое-чему научила. Хотя, может быть, действительно чему-то полезному научат. Ладно, великодушно решил я, поживу ещё здесь, присмотрюсь.