Текст книги "ЧВШ – Частная Военная Школа. Первый курс."

Я одернул майку и более тщательно заправил ее в штаны. Майки нам выдали белые. Белые, представляете? Цвет первого курса, как оказалось. В целом, с надписью смотрелось неплохо. "Violets" – так назывались фиалки по-английски. Но белые! Пачкались капитально. Выдали их совсем недавно, по две штуки каждому. Робот предупредил, что они только для Забегов. Я просто померял. Обе, конечно, померял, мало ли? Ну ладно, несколько раз померял. Ну походил немного, надо же было проверить, как они в движении, не мешают? А вчера, под вечер уже, посмотрел – обе с какими-то пятнами! Кинулся к стиральной машинке "Фиалок", а она уже крутится. Только что кто-то из наших включил и ещё режим, собака, поставил почти на два часа! Как назло. В общем, пришлось с утра заряжать машинку, после завтрака развесил, всё вроде отстиралось, но высохнуть толком не успело. А в ангаре нежарко было, знаете.

– Приготовились, – сказал Левитан. – Трансляция пошла. "Гладиолусы", поднимите руки, вас представляют… Теперь "Фиалки"… На старт… Внимание … Пять, четыре…

Как только он сказал "Гладиолусам" поднять руки – у меня под маской сразу отчаянно зачесалось в носу. Но пока я прислушивался к своим ощущениям, упустил момент, и когда поднимал руку на нашем представлении, то больше всего хотел вместо этого засунуть её под решётку и почесаться. Представляли нас всех вместе, а не по номерам, как старшекурсников. Какой-то частью я понимал, что это просто сам сейчас придумываю и накручиваю себя, а другая часть конкретно была на измене, готовилась чихнуть и опозориться. Я осторожно поднял глаза вверх на штангу, свисавшую с потолка, с закреплёнными на ней камерами. Одна пялились точно в меня, вернее, в зону нашей базы. Этот ракурс попадал на главный экран как раз в начале, на представлении команд, и после окончания, во время повторов свалок в этой зоне и моментов взятия флага. По идее, его уже должен был сменить общий вид сверху. Или ещё нет?  На отсчёте точно будет общий план, тогда и почешусь, в панике решил я. И тут же почувствовал, как мой собственный нос сам, без моего участия, судорожно втянул порцию воздуха, потом ещё, потом ещё. Забыв про приличия, я зашарил по решётке шлема, чтобы добраться до предателя, но не успел и как раз на счёте "один" оглушительно с треском ушах чихнул. Так что команду "вперёд" даже и не расслышал.

– Ну что же? Давайте посмотрим, – сказал Виктор Робертович. – Подходите ближе.

Он повернул ноутбук, чтобы всем было удобнее смотреть и включил первый Забег. Как раз этот наш с "Гладиолусами". Общее впечатление вначале оказалось хорошим – наши белые майки с латиницей, балаклавы и шлемы – всё выглядело прилично, как у старших и вполне по боевому. Белые майки показались мне даже более красивыми, чем жёлтые второкурсников. Себя я смог опознать только по номеру на шлеме. Комментатор тараторил по-английски, вот мы вскинули руки вверх, вот шлем с четвёркой странно дёрнулся и его обладатель с запозданием побежал к крайнему левому коридору. С противоположной стороны в этот коридор шустро юркнули три синих шлема. Четвёртый номер застыл у входа, но как только в поле его зрения из-за зигзага коридора появились бежавшие, то, странно наклонив голову, побежал им навстречу. Мне тогда показалось, что медлил я гораздо дольше. Мы никогда не тренировались в балаклавах и вид этих стремительно приближающихся неопознаваемых чёрных морд заставил меня оцепенеть. Но как оказалось, длилось это совсем недолго. Честно говоря, я вообще не помнил, как побежал им навстречу. Не было такого воспоминания. Что же я – с закрытыми глазами побежал? Всё-таки зассал, получалось. Номер четвёртый тем временем упал на колени, очевидно рассчитывая, что бегущие об него споткнутся, но сделал это слишком рано и они просто перескочили. Затем буквально снесли выскочившего в этот коридор на подмогу участника с цифрой "два" на шлеме и швырнули его в оставшегося на базе "красного" с тройкой, Мочку, сразу затем навалившись на него. После этого там образовалась куча мала, катающаяся по полу и отчаянно сучащая конечностями. В это время из другого крайнего коридора выскочила невысокая фигурка в синем шлеме, в которой я без труда опознал Мишина, ловко подскочила к базе в обход дерущихся, цапнула красный флаг и помчалась обратно той же дорогой. А что же четвёртый номер, где он? Он уже был на своей базе и бросился догонять того, кто схватил флаг. Это я помнил. А где же ещё двое наших? Один из них как раз забежал в центральный коридор, в руке у него развевалась синяя тряпка. Номер один, Киселёв. А пятый номер Старцев катался по полу на чужой базе, намертво сцепившись с "синим". "Четвёрка" явно не догоняла Мишина, а тот явно опережал Киселёва с флагом. Тем более что едва тот выбежал, как ему навстречу вскочил один из "синих". Но они даже не успели схватиться, Мишин в это же время перепрыгнул борющихся на своей базе и положил флаг в зону. Все застыли, услышав сигнал, а затем стали аккуратно выбираться друг из-под друга. Только дурак в красном шлеме под номером "четыре" всё-таки добежал до своего захваченного флага и застыл там, беспомощно крутя головой.

Я почувствовал, как у меня горят уши. Там на месте мне казалось, что я при деле, что стараюсь и приношу пользу. Просто нам не повезло. А теперь-то было очевидно, что я единственный из всех просто пробегал как дурачок туда-сюда, ни с кем не дрался, не совершил вообще никаких полезных действий. Ни одного. Абсолютно бесполезный!

Не смог хоть ненадолго задержать хоть кого-то – это раз. Ну и ладно, фиг бы с ним, раз перескочили, так нахрена ж было пытаться догонять?! Беги к ним на базу, придурок! Это была бы победа вот по данному конкретному сценарию развития. И третье – ну почему ты, идиот, побежал догонять Мишина через дальний коридор, почему не по кратчайшему пути?! Я глухо застонал.

– Так, – сказал Виктор Робертович, – Ну тут с ошибками сами разберётесь. Поехали дальше.

– Простите, пацаны, – пробормотал я, не в силах поднять глаза.

– А давайте со шлема посмотрим? – влез Мишин. – С моего?

– Обойдёшься, – проворчал Робот и запустил следующий бой.

Поскольку у нас было четыре команды, а не три как у всех, то наш курс в свою очередь проводил два Забега один за другим. Виктор Робертович показывал их в той самой последовательности. Но я не мог сейчас сосредоточиться на других командах и просто ждал нашего следующего Забега, гадая, насколько сильно в нём налажал. Понятно уже было, что мои представления на месте совершенно не совпадают с действительностью. По моим представлениям – в следующей встрече я старался, и даже очень. А как же было на самом деле?

В этом Забеге мы собирались сразу атаковать и пустить вперёд танк, Мочку, поскольку у "Астр" на роль танка никто не подходил, разве что Ипполит, но и то только ростом. Мне отводилась поддерживающая функция и захват флага. Трое оставшихся наших должны были задержать чужую атаку. План был вполне нормальный и теперь оставалось понять, что пошло не так.

"Астры" не спешили, и, увидев нас с Мочкой, отправили нам навстречу всего двоих, а остальные по соседним коридорам побежали на нашу базу. С Мочкой схватился Ипполит, но лёгкой победы не получилось. Ипполит проявил фантастическое упорство и, даже упав, вцепился в ноги Мочке. Номер "четыре", то есть я, суетливо протиснулся мимо них и тут же отлетел назад, опрокинутый сильным ударом второго "синего". Но "четвёртый" не сплоховал, успел ухватиться за ударившего, потащив его за собой. Упали они на всё ещё пытавшегося отцепить Ипполита от своих ног Мочку и заблокировали проход ещё сильнее. Выходило, что теперь "третий" уже только мешал. Нервничая, я посмотрел на нашу базу и увидел, что один из "синих" схватил флаг и, отдирая от себя цепляющиеся руки, убегает.

Конечно, наши, оставшиеся на защите, не справились. Но ведь на них сильно и не рассчитывали, какое-то время они все же выиграли. А я, получается, снова был бесполезен. Вернее – помешал, чего там? Надо честно смотреть на вещи.

Теперь я уже не чувствовал никакого стыда. Эта стадия перешла в новую. Гораздо более неприятную. Последняя моя надежда на самооправдание умерла. Я точно знал, что налажал в третьем проигранном нами Забеге. Да, мы проиграли все три Забега. И получается, что все три проигрыша случились из-за одного конкретного придурка.

Но когда я смотрел третий Забег, то снова случился перевертыш. Тут, наоборот, никакой откровенной лажи я за четвёртым номером не заметил. Его одного оставили в защите. У "Тюльпанов" фактически было два танка – Говядин и сильно окрепший за эти полгода Бандуркин, так что мы решили сразу всеми силами продираться к ним на базу, дождаться там прибытия своего флага и, забрав оба, возвращаться к себе. "Четвёрке" нужно было просто ненадолго отвлечь напавших, дать десяток секунд. Мне казалось, что я не дал и пяти. Но запись продемонстрировала другое – "четвёрка" мельтешила против троих противников как чёртик, вырывала из их рук красную тряпку (свой флаг можно было трогать только после того, как его взяли чужие), металась, хватала и успокоилась только после того, как её прижали к полу и один из нападавших, отскочив для короткого разбега, влепил ей ногой под рёбра. Удар был хорош – "четвёрка" скрутился в узел. Этот удар я помнил. С нашатырём отходил. Но я выиграл в итоге секунд двадцать, не меньше.

– Так, – ткнул пальцем в экран Виктор Робертович и шлёпнул пробел. – А вот с этим мы будем разбираться!

Снова запустил воспроизведение.

Как оказалось – зря я так долго упирался, наши не дождались возвращения "синих" и разделились, отправив двоих с флагом, которые нарвались на двоих противников, притормозивших их, оставшиеся бросились на помощь. А ещё один "синий" незаметно прошмыгнул к себе на базу с нашим флагом.

Тут моей явной вины не было, нашим нужно было просто действовать по плану. Но чувство некоторого облегчения оказалось недолгим. Виктор Робертович отмотал запись на момент, в котором меня добивали, и покрутил запись туда-сюда всматриваясь.

– Так, "Тюльпаны", и кто же это был под первым номером?.. Чего молчим, я не понял?!

– Я был, – сказал Бандуркин, глядя исподлобья. – Вы же и так знаете.

– Ты наше правило знаешь? Про отдачу?.. Ну это тот самый случай. Никакой нужды в этом действии не было… Раз знаешь, тогда ложись.

Бандуркин всё так же глядел на Виктора Робертовича набычившись, на его лице начали проступать красные пятна.

– Я не понял, – удивился Робот. – Ты чего ждёшь, курсант?

– Куда? – глухо спросил Бандуркин.

– Туда, где стоишь. Разойдитесь-ка, дайте ему место.

Народ попятился в стороны, освобождая пространство.

Бандуркин поглядел по сторонам, затем себе под ноги.

– Да не надо, Виктор Робертович, – вмешался я. – Это же в запале было. Всё же прошло. Я прощаю.

– А это тебя не касается, – холодно сказал Робот, блеснув очками. – Правило есть правило. Ты не можешь его отменить. И я не могу. И никто не может… Ничего личного, курсант… А ты почему ещё на ногах?!

Бандуркин ожог меня взглядом и растянулся на полу в упоре лёжа.

– Краснов, – сказал Виктор Робертович, – Ударь его. Ударь так же, как он тебя ударил. И будешь бить, пока не ударишь точно так же, это понятно?! Так что, если не хочешь зря мучить товарища, то бей сразу нормально.

– Виктор Робертович, я так не могу. Это неправильно так…

– Краснов. Это правильно. Потому что по правилу. Потому что такое у нас правило. Оно существует для того, чтобы каждый из вас знал, что его ждёт, если он перейдёт грань в отношении своего товарища. Члена своей Семьи. И чтобы те, кто пойдёт против члена нашей Семьи, знали, что их ожидает! Это все понимают?! Так что давай-ка не тяни резину. Думаешь, ему приятно тут валяться?

В целом – всё правильно он говорил. Всё логично. Но я продолжал мяться, будто чего-то боялся. Будто тоже какую-то грань перейти.

Я поднял глаза на пацанов. Они все глядели на меня. Кто-то просто без выражения, как на персонажа из кино. Кто-то с сочувствием. Игорь Данченко с ироничной ухмылкой. А Мочка? Мочка тоже глядел, а затем слегка кивнул.

Я сделал шаг вперёд и с широкого замаха со всей силы врезал ногой Бандуркину под рёбра.

Нормально попал, я сразу почувствовал – он скрючился, сдавленно выдохнув, прямо как я тогда.

Что я чувствовал? Чувствовал удовлетворение от хорошо выполненной работы. Злорадства не чувствовал. Жалости тоже. Но я его вряд ли вообще мог пожалеть. А кого бы я мог пожалеть? Я поискал глазами – лица вокруг изменились. Большинство с тревожным любопытством наблюдали за корчащимся Бандуркиным. Я наткнулся на лицо Ипполита, тот смотрел на меня с каким-то странным выражением, которое я не мог расшифровать, а затем отвернулся.

Виктор Робертович встал и наклонился над Бандуркиным.

– Да, – сказал он, – Похоже… Ну а это довесок от Школы.

И сильно ударил ногой туда же, куда и я. Бандуркин коротко дёрнулся.

– Все всё поняли? – спросил Робот. – Все всё запомнили? Ну я надеюсь.

И он снова склонился над Бандуркиным, достав из кармана склянку с нашатырём. Он её всегда с собой носил.

Немного статистики

Перед нашими первыми Забегами у "Фиалок" было немногим больше 16000 очков. У каждого из нас по 3 тысячи с хвостиком, примерно одинаково. После Забегов осталось 11000, наши 5000 перекочевали "Тюльпанам". До конца января нам предстояло соревнование по стрельбе и ещё один раунд Забегов. В конце месяца с нас должны были списать 3000, по 600 с человека "за проживание". С Нового года такса увеличилась до 20. Вот и считайте. Если мы ничего не выигрываем, то останется всего 8000. А если хоть где-то ещё проиграем хоть разок – 3000. Как раз "проживание" за февраль. Перспективы после следующего месяца остаться без очков были весьма реальными. И что тогда будет? Здесь в Школе слов на ветер никто не бросал, в этом мы уже убедились.

Сможем ли мы выиграть стрельбу? Это было пока непонятно. Мы уже несколько раз тренировались в ангаре по соревновательному регламенту, но Михаил Фёдорович пока что время не засекал, поэтому точных результатов никто не знал. Наша пятёрка стреляла вроде бы неплохо, но у нас уже все стреляли вроде бы неплохо после четырёх то месяцев постоянной практики. Тем более что последний месяц мы стреляли из Глоков, которые после ПМов очень нас радовали в плане точности и отдачи, хотя к новой тяжести и пришлось привыкать. Когда результат будет зависеть от десятых, а может и от сотых долей секунды, как можно спрогнозировать, не зная предварительный результат? Поэтому, когда Михаил Фёдорович перед соревнованием поинтересовался у нашей пятёрки, как имевшей самый маленький баланс, сколько мы будем ставить, то мы осторожно поставили минимум. Минимумом было 2500. Но нам и столько нельзя было терять.

Когда я заряжал пистолет, то прямо видел, как трясутся мои руки. Ходуном ходили. Сзади на мостиках стояли старшекурсники, они должны были начинать после нас. Оттуда шёл негромкий гул голосов. О чём-то они там всё время разговаривали и, кажется, смеялись. Наверняка надо мной. Я стиснул зубы, сунул пистолет сзади за пояс и пошёл на позицию. Вообще, руки у меня всегда трясутся. Такая особенность организма. Не так, конечно, сильно как тогда, но если руку вытянуть, то сразу видно. И я при этом могу быть совершенно спокоен. Не так, как тогда. «Тюльпаны», которые должны были стрелять следующими, уже вернули мишени в стоячее положение и шли обратно ко мне за спину. На табло в трёх секторах горели ноли, а в четвёртом светилось общее время отстрелявшихся «Гладиолусов» – почти две минуты, а под этим результатом 21 секунда Грачёва, стрелявшего первым у «Фиалок». Серёга отстрелял хорошо, ни одного лишнего патрона не потратил, двигался чётко и выверено. В потасовках он был не особенно силен, а вот стрелял нормально. Повторить его результат было бы для меня очень хорошим достижением, я это уже чувствовал. Но как же это сделать, когда эти там надо мной хихикают и руки так тря… Резкий сигнал старта – и рука сама без моего разрешения заученным и повторённым уже несколько тысяч раз движением выхватила из-за пояса пистолет. Руки у меня мало того что трясутся, так ещё и сами кисти довольно крупные, небольшой ПМ мне держать двумя руками было не очень удобно даже в 14 лет, а вот Глок приходился в самый раз. После первого выстрела я отвлёкся и включился, только когда обнаружил, что мишени уже кончились. На табло было 9 с хвостиком, чуть больше, чем у Грача. Мне показалось, что пистолет забирает немного влево, но я всё никак не мог отвыкнуть моргать при выстреле, поэтому своих попаданий не видел. Я перезарядился, дождался сигнала и повторил от краёв к центру – тут получилось хуже и пришлось оба запасных патрона истратить. Потому что начал спешить и суетиться. Всего получилось 26 секунд на всё упражнение.

В итоге план минимум у нас сработал – мы обошли на несколько секунд "Гладиолусов" и уже точно не проигрывали.

– Маловато поставили, – сказал Кисель, укоризненно глядя на меня.

Это я осторожничал на ставке и уговорил всех.

После нас вышли стрелять "Тюльпаны", которые проиграли и "Гладиолусам". У них слабым звеном оказался Вася Козырев, что было вполне ожидаемо.

Теперь уже и Мочка посмотрел на меня, задумчиво прищурившись.

Но затем стреляли "Астры", и Ипполит выдал какой-то вообще фантастический для нас результат, сравнимый с лучшей стрельбой второкурсников. На мостиках оживились и заговорили громче. Я ходил поднимать мишени и заметил там наверху Олега. Он приветственно поднял руку, и Ипполит вскинул свою в ответ. Очень захотелось взглянуть на его лицо в этот момент, я же говорил, что после того случая он стал будто обмороженный. Мне казалось, что это падение так на него повлияло, но теперь я засомневался. Возможно, дело было ещё и в Олеге и том времени, которое они провели вместе в медчасти.

На следующих Забегах нашим главным достижением стало, что мы не проиграли в общем зачёте. Хоть так. «Тюльпаны» снова выиграли у всех, а у остальных трёх команд нашего курса получилось по два поражения и одной победе. Поскольку при равном результате учитывалась скорость победы, самую медленную одержали «Гладиолусы».

Как я уже говорил – общее количество очков команды было суммой личных очков участников. Год мы начали примерно одинаково – от 16 до 18 тысяч на пятёрку, аутсайдеры в командах компенсировались отличниками, потому так и выходило.

Итог января, с учётом того, что со всех нас сняли обязательные 600, получился таким (буду округлять, поскольку точных цифр, извините, не помню):

– "Гладиолусы" – 8000 (минус 5000 последняя Игра и два ноля за первые Забеги и стрельбу)

– "Астры" – 17500 (плюс 2500 за стрельбу)

– "Тюльпаны" – 22500 (победы в двух раундах Забегов, минус 2500 за стрельбу)

– Ну и мои "Фиалки" – 8000 (одно поражение в Забегах и два ноля)

Та зима мне запомнилась ещё и отсутствием зимы. Была постоянная слякоть, снег шёл очень неуверенно, будто вконец закомплексованный бедный родственник, неуверенно присаживающийся на край хозяйского дивана и затем быстро стирающийся из памяти. От его робких попыток забелить поле обычно очень скоро оставались лишь жалкие островки, а основная палитра на эту зиму была черно-серой. Два багра для расчистки полыньи, которые мы по указанию Громозеки притащили на берег, так и пролежали всю зиму без дела. Подмораживало всего несколько раз, но несерьёзно, мы и без них обходились, я описывал как. Несмотря на три пары обуви, ноги постоянно были мокрыми, хлюпающий и раскисающий на глазах снег моментально просачивался сквозь всё.

Почти каждый из нас в ту зиму простудился и полежал в медчасти. Правда, недолго, доктор не давал разнеживаться. Сам я там пробыл три дня и на себе оценил его лечебные методы. Они были чрезвычайно простыми – он вообще никаких лекарств не давал. Вместо них были одеяла, под которыми приходилось всё время лежать и постоянный чай с лимоном, который доктор безжалостно заставлял пить в неимоверных количествах. Я пришёл туда с соплями в три ручья, два дня провалялся под одеялами, мокрый как мышь, на третий день с удивлением к себе прислушивался, а на четвёртый уже участвовал в Забегах.

По поводу очков – я, пожалуй, сразу приведу расклад на конец февраля, чтобы вы понимали, в каком положении мы оказались. Февраль "Фиалок" не порадовал ничем. И в этом было главное огорчение. Мы не смогли выиграть ничего, с нас вычли 3000 и у нас осталось 5000. То есть любое следующее поражение и всё, наша пятёрка окажется в нулях. У меня лично станет минус сто. И что тогда будет?

Очень нам казалось обидным быть такими днищами. Мочка ходил мрачный, злой и практически ни с кем не разговаривал.

"Гладиолусы", которые начали месяц как и мы с 8000, смогли зацепиться и выиграть в последних Забегах. То есть после вычета у них стало 10000. По нашим меркам – невероятное богатство.

И у "Астр" дела обстояли не самым плохим образом. Они хоть и проиграли два раунда, но победили на двух стрельбах, Ипполит тащил, а поскольку Данченко уговорил нас на последней стрельбе поднять ставку до 5000, то потеряли они в итоге совсем немного и у них осталось 12000.

У "Тюльпанов" дела шли лучше всех – 17000. Они продолжали проигрывать в стрельбе, но победили ещё в одних Забегах.

Нам следовало перестать быть середнячками. Но как? Я чувствовал, что надо как-то по-другому планировать, более расчётливо, но это чувство никак не переходило в верное решение.

Паровозик

На календаре начался март. Погода эти календарные выкладки игнорировала.

И в марте я наконец смог сделать то, чего давно хотел – выиграл кросс и добавил в копилку команды две сотни.

Помог мне рассказ ЕП, который я как раз услышал накануне и неожиданно для себя таким вот образом трансформировал.

На уроке речь зашла про возраст. Этот недомерок Мишин посмел подколоть ЕП насчёт возраста. Довольно нагло, причём, лично я сильно напрягся и испугался, что ЕП обидится. Но он вместо этого довольно заулыбался.

– Ну ладно, давайте действительно готовить сани летом, – непонятно сказал он, тем более что, вообще-то, была зима, хоть и больше номинальная. – Давайте поговорим о возрасте. На примере двух праздников – День рождения и День победы. Итак. День рождения – самый важный личный праздник, а День победы – самый важный праздник общества. Про важность этой победы для самоопределения человечества мы ещё поговорим в своё время. Так вот – эти два праздника символизирует два Пути.

Путь Дня рождения – это путь постоянного ожидания подарков. Хорошего красивого тела и тех удовольствий, которое оно может испытать… Смотри, Костя, тебе сейчас 14 лет, уже скоро будет 15. Сейчас ты с удовольствием переходишь на новые уровни, но уже наверняка убеждён, что после 20 хорошие уровни заканчиваются, и дальше пойдёт по нисходящей. На этом Пути все так и есть – состояние тела будет ухудшаться, тут никаких подарков больше не будет, хотя все на это очень по-детски продолжают надеяться. Втайне, разумеется. С удовольствиями, соответственно, будет то же самое, поскольку портится то, что их испытывает. Человек пытается радоваться даже самым ничтожным подаркам в этом плане и вся надежда у него теперь только на один и уже совсем чудесный подарок – новую жизнь, потому что в этой у него чем дальше, тем хуже. Доживать, вспоминать, вздыхать. Надеяться на последний подарок. То есть, эталон себя остаётся где-то в прошлом и человек неудержимо от него отдаляется.

– А как же дети? – тихо спросил Грачёв.

– Дети?.. Подарки в виде своей любви к родителю они дарят крайне редко, поскольку как и любой нормальный человек зациклены на себе. Очень быстро начинают верить в то, что движение идёт действительно по нисходящей и к родителям начинают относиться снисходительно. А с чего бы им в это не поверить, если и сами родители в это верят?

– А у вас… – начал было спрашивать Мишин, но ЕП предостерегающе вскинул палец вверх.

– Погоди, – сказал он. – Костя, вот ты сейчас, когда захотел спросить – ничего у тебя внутри не ёкнуло? Какое-то опасение или что-то вроде? Мне просто интересно, как это у тебя происходит. Ну так что?

Мишин отрицательно помотал головой.

– А. Ну ладно, – сказал ЕП. – Так что ты хотел спросить?

– А у вас дети есть?

– Вот дебил, – отчётливо сказал Мочка, сидевший за соседним от Мишина столом.

– Да нет, вряд ли, – запротестовал ЕП. – Мне кажется, тут другое. Но это только он сам сможет разобраться… Костя – минус триста за очередную прилюдную попытку влезть в моё личное пространство… Все поняли про Путь Дня рождения? Основные тезисы – ожидание подарков и движение по нисходящей от эталона. Значит, какие тезисы должны быть у другого Пути? По логике?

– Не ждать подарков и двигаться по восходящей, – сказал Данченко. – Это как? Йогой, что ли, заниматься? – насмешливо спросил он.

– А смысл? – спросил в ответ ЕП. – Тело портится, изнашивается. Это естественный процесс. Зачем идти против природы? Получается, что снова будешь ждать подарков и пытаться поворачивать время вспять? Нет, форму поддерживать нужно, безусловно, тело само об этом попросит, но без фанатизма, разумеется. Это неполезно… На деле всё просто. Подарком признаётся сама возможность быть живым. А эталон всегда впереди. Я говорю просто про то, что если тот Путь не нравится и нужно искать другой, то тезисы необходимо менять на противоположные. А поменяв, попытаться по ним прожить. Слышали про Закон сохранения энергии? Если вкратце, то ничего никуда не исчезает, одно переходит в другое, ну и так далее. Это вы ещё будете проходить на различных примерах. Так вот – старение тела, это, по сути, тоже переход одной энергии в другую. Причём более ценную. Потому что пик физической формы нам даётся даром, просто так, а вот пик того, что называется мудростью – его нужно наработать. Научиться владеть этим новым видом энергии. Происходит более тонкая настройка понимания этого мира. Как бы расширяется круг обзора.

– Как же – расширяется, – хмыкнул Игорь. – Наоборот, слепыми становятся.

– Вот, кстати, зрение – хороший пример. Если человек начинает хуже видеть от себя, это значит, что смотреть ему нужно в другую сторону, так ведь? То есть, получается, в себя? Вам, конечно, всё это трудно сейчас… Я убеждён, что чем старше буду становиться, тем лучше буду понимать этот мир и себя. Так что мой эталон ещё где-то там, впереди. И я к нему стремлюсь.

Жизнь, ребята, это марафон. Важно пройти всю дистанцию. По возможности максимальную. И прийти к финишу так, как приходят победители. А знаете, как приходят к финишу победители? Со счастливой улыбкой и сознанием своей силы.

– А если не прошёл всю дистанцию? – упрямо спросил Грачёв. – Тогда что?

– Не знаю, Сережа. Я не знаю про других. Я могу знать только про свой марафон. А ты – только про свой. Может быть когда-нибудь я и научусь понимать про других. Может быть… Я… Нет. Всё, достаточно. Ну вы поняли хоть что-нибудь?

Ну, в общем, лично я не особенно тогда что-то понял. И причём тут День победы? Но перед кроссом случилась интересная вещь – я усиленно думал про то, что надо как-то победить, надо что-то придумать, тактику поменять, что ли? Неужели Сиваков такой непобедимый? Да быть того не может. Думал про эту счастливую улыбку победителя. Где силы-то на неё взять?

Вспоминал то, что нам рассказывал про бег и вообще про энергозатраты Михаил Иванович. Теория являлась его собственной. В ней не было про ограничители в голове, посвящалась она физиологии. Весёлый тогда грузанул нас терминологией про молочную кислоту и прочее, так что я толком ничего не понял. И тут вдруг всё стало на места. Я просто попытался представить как бы это рассказал ЕП. Без молочных кислот и прочих психофизиологических терминов. И как раз на примере бега очень хорошо всё подходило. С учётом моих личных наблюдений за собой на утренних пробежках. Всё-таки несколько месяцев уже каждый день бегали. Надо было просто голову включить. Я тогда не смог бы, конечно, так чётко сформулировать, как могу сейчас, но базовые понятия уже все оказались при мне.

Смысл такой – человек совершает действия с помощью мышц. На это расходуется энергия. Энергия вырабатывается главным образом из кислорода, который мы вдыхаем. Это базовое наше топливо, мы, по сути, ездим на воздухе, всё остальное – присадки. А главный строительный элемент в организме – это вода, она как песок на стройке, а уже связывающий песок цемент делается из еды. Так примерно. Ну да ладно. Нас интересует бег. Во время бега ничего не строится, там только сгорает уголёк, который мы уже закинули.

Представим бегущего человека как паровоз. Уголь горит, и паровозик едет. Вернее, горит не сам уголь, горит, по сути, кислород, а уголь только способствует процессу. Всё остальное нас не особенно интересует: что огонь нагревает котёл, пар толкает поршни и так далее. Главное – кислород поступает, уголёк закинут, паровозик едет из своего Ромашково.

У паровозика есть регулятор скорости. И он двухрежимный. В первом режиме скорость варьируется количеством поступающего кислорода. Машинисту хочется ехать побыстрее, он говорит об этом кочегару, кочегар понимает и начинает подкидывать больше уголька, чтобы могло сгореть больше кислорода.

Но машинисту нужно или просто хочется ещё быстрее. А кочегар уже всё. Быстрее подкидывать уголёк он просто неспособен, он на максимуме своих возможностей. И тогда машинист давит на секретный рычаг управления скоростью. Есть у него такой. И в дело вступает электродвигатель, который также имеется у нашего паровозика. Электродвигатель этот работает от аккумулятора. Паровозик прямо летит дальше. Но летает он недолго. Энергия в аккумуляторе довольно быстро заканчивается. А дальше происходит следующее – скорость паровозика резко падает или он вообще останавливается. Хотя, казалось бы, почему? Ну ладно, электродвигатель не может работать, потому что сдох аккумулятор, но кочегар-то остался? Вон как лопатой энергично машет? Просто тут в дело вступает древнее правило, которым руководствовались при проектировке паровозика. А оно гласит – аккумулятор должен быть всегда полностью заряжен. Потому что он не для баловства, а для экстренных ситуаций. А экстренная ситуация, в которой паровозику могут наступить кранты, в любой момент способна приключиться. Так что – извольте сначала зарядить! И на зарядку уходит практически вся энергия, получаемая от сгорания кислорода. Так что хоть кочегар и машет лопатой как заведённый, но паровозик наш может ехать только со скоростью черепашки. И ничего тут пока не сделаешь.

И машинисту нужно всё это иметь в виду и дёргать за секретный рычаг очень обдуманно и расчётливо.