Текст книги "ЧВШ – Частная Военная Школа. Первый курс."

У "Гладиолусов" дела обстояли самым лучший образом – 13000 на счету. В Забегах они не побеждали, но смогли выиграть ту злополучную для "Астр" стрельбу.

"Тюльпаны" тоже оказались в полосе невезения. Они затащили только один раунд Забегов, а стрельбы продолжали проигрывать. Вася Козырев не тянул. Не получалось у него быстро стрелять и всё тут. В Играх он вёл себя вполне на уровне, отрабатывал свою роль на совесть, а тут его конкретно клинило. Итого минус 8000 за март. На счету "Тюльпанов" оставалось 11000, из них 5000 лично Бандуркина, который уступал в богатстве Сивакову совсем немного. Очки у него получалось зарабатывать – и на турнике был лучшим и вообще умел отличиться. Талант.

Итак, о событии – Сиваков перешёл в пятёрку «Тюльпанов». Два наших богача объединились. Инициатором, очевидно, выступил Бандуркин, постоянно злившийся на Васю. А над очками своими он трясся как никто. Впрочем, Сиваков трясся не меньше. А тут и «Астры» сливаются и ещё с кроссами у него возникла проблема. Моя победа что-то сдвинула в пацанах и теперь у нас на финише разыгрывались нешуточные баталии – человек по пять-шесть, а то и больше претендовали. Мне второй раз победить пока не удалось, появился азарт и он сильно мешал, сбивал с толку этого моего машиниста. Но и Сиваков с тех пор выиграл только разок и с очень большим трудом. В общем, причины для перехода у него были.

Для нас это всё случилось одновременно и внезапно, и буднично, как раскат грома во время грозы – вроде и ждёшь чего-то такого, а всё равно дёргаешься. Я и не думал, что такой переход возможен. Да мне и в голову не приходило об этом думать. Расскажу, как было.

На самоподготовке Бандуркин поднял руку, встал и задал этот простой вопрос, который никто ещё не задавал.

Виктор Робертович отодвинул книжку, которую читал, и выпрямился на стуле.

– И кто же это хочет перейти?

Бандуркин посмотрел на Сивакова и тот встал.

– Я хочу. Ну, если можно, конечно.

Сивый покраснел по самые свои примечательные уши и смотрел строго перед собой.

– Да уж. Нормально, – сказал Игорь Данченко.

Он явно хотел продолжить, но Робот предупреждающе поднял палец обрывая.

– Может быть и можно, – сказал он. – А может быть и нет. К нему, значит, хочешь?.. И вместо кого?

Бандуркин посмотрел в другую сторону и поднялся Вася Козырев.

– Вместо меня.

Вася был непривычно бледен, особенно в контрасте с Сиваковым, и видно, что переживал.

Я уже говорил о его склонности к созерцательности и, соответственно, склонности к торможению. Вообще, как человек он мне очень нравился – отзывчивый, добрый, молчаливый и умеющий слушать. Прямо моя противоположность, если честно. Но только не представляйте себе эдакого душку. У нас все были с перчинкой, с характером, про это я тоже говорил. У Васи характер безусловно присутствовал. И по роже он получал на занятиях и сам раздавал. За время, прошедшее с начала учёбы, он стал строже и собраннее, но это на занятиях. В свободное время Вася снова становился в точности каким был в начале.

– Понятно, – сказал Виктор Робертович. – И что, значит "Тюльпаны" готовы на этот обмен?

– Так точно, – отозвался Бандуркин.

Меня передёрнуло. Любил он вставлять такие солдафонские словечки. Сейчас это мне показалось особенно неуместным.

– То есть, ты за всех говоришь? – уточнил Робот, разглядывая в упор остальных "Тюльпанов".

– Да, – сказал Резников.

Говядин кивнул. Вовка Дорохов тоже. Поймав мой взгляд, он слегка пожал плечами.

– Ну ладно. А вот для " Астр", я так понимаю, это решение стало неожиданностью?

– Это если выразиться мягко, – сказал Игорь.

Володя Козлов, сидевший с ним, обернулся и вглядывался в Сивакова. Сменщиков, сосед Сивого по парте, зло прищурился, встретив мои глаза.

– Мы согласны, – громко и отчётливо выговорил Ипполит, сидевший позади них.

Виктор Робертович задержал на нём взгляд, затем посмотрел на Данченко.

– Согласны, согласны, – Игорь саркастично ухмыльнулся и обернулся к Сивакову. – Давай, вали отсюда.

Сивый покраснел ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее было некуда.

– Данченко, минус сто за несдержанность… Можете поменяться местами. Переход одобрен.

Виктор Робертович выглядел невозмутимым.

Он дождался, пока Сиваков и Козырев займут свои новые места.

– Кто-нибудь еще хочет поменяться?.. Хорошо подумали?.. Значит, больше эту тему поднимать не будем. Отныне никаких переходов.

Я бы может и хотел от Мочки избавиться. Но вот только не так. А может уже и не хотел бы.

У Васи на балансе был почти ноль. У Сивакова больше пяти тысяч. Вот и считайте теперь. У "Астр" жалкие 2000 на счету остались и шансы на выигрыш в стрельбе близкие к нулю. То есть всё. Они без очков и без перспектив их заработать. "Тюльпаны" – теперь почти 17000. Стрелял Сиваков стабильно неплохо, так что вряд ли теперь они стрельбу будут проигрывать, а планировать победы в Забегах Бандуркин и компания умели. Нормально, в общем, он всё придумал. Но разве так честно? Неужели Робот этого не понимает? – недоумевали мы. А если понимает, то зачем разрешил этот переход?

И наконец-то мы серьёзно занялись подсчётами. Мы с Игорем сели и все подсчитали. В целом получалось как-то вообще несправедливо. У нас вначале было 100 тысяч очков на всех. Мы поделили время учёбы на два периода – до января, и после, когда мы уже начали участвовать в Играх, но и плата «за проживание» увеличилась. Общая тенденция теперь хорошо прослеживалась. До января «за проживание» наш курс платил 6000 в месяц и практически столько же нам давали в качестве различных бонусов. Каждый месяц примерно одинаково. Явно неслучайно. То есть к январю у нас, по идее, должны были оставаться те же 100 тысяч, но по-другому распределённые. Но к январю осталось только 70000 из-за большого количества штрафов, обрушившихся на нас в первое время. Да и потом тоже ведь периодически штрафовали. А с января всё стало гораздо хуже. Теперь нам давали бонусов примерно в размере 4000 в месяц, а «за проживание» уже брали 12000! И штрафы всё равно периодически случались, в целом тоже на 2000 в месяц. И тоже явно неслучайно именно такая сумма. То есть наш курс в месяц терял 10 тысяч. 40 тысяч за четыре месяца! 70 минус 40 – получается 30 тысяч. Именно столько у нашего курса должно было остаться к маю. То есть, 30 тысяч разделить на двадцать человек и при этом разделить неравномерно – и сколько же это народу останется в минусе? То есть в зоне вылета и всё такое? Зачем с нами так несправедливо поступают? А ведь нам обещали возможность зарабатывать?

– Виктор Робертович, ведь нам обещали возможность зарабатывать? Почему так несправедливо получается?

Вопрос этот на самоподготовке задал я. Вначале мы с Игорем хотели поручить это Козлову, но потом я решил, что это будет малодушно с моей стороны.

Я повторил Роботу все результаты наших подсчётов.

Он слушал внимательно и периодически согласно кивал.

– Ну все правильно посчитали, – с сарказмом сказал он, – молодцы. Поздновато только… А вопрос какой был? Про заработки?.. Со второго курса начнутся нормальные вливания. А с первым курсом история другая… У вас пока борьба за выживание. Нужен чёткий критерий и именно, чтобы балансировали на грани. Вам же Михаил Иванович рассказывал про крыс в ведре? Не забыли? Воды должно быть ровно полведра, чтобы крыса и выбраться не могла, и тонуть было в чём… Но вы-то в гораздо лучших условиях, чем крысы. Они просто надеются на чудо, а вы чётко понимаете, что если упорно барахтаться и зарабатывать очки, то всё будет нормально. Не потонете. Лично себе зарабатывать, понимаете? Как вы воинами иначе станете, если не научитесь изо всех сил цепляться? А вы думали, с вами тут шутки шутят? Нет, ребята. Кто потонет, тот потонет. И всё это будет очевидно и понятно. И старшие курсы через это проходили, через этот отбор. Мы не предлагаем каких-то недостойных способов заработка. Вы все, все можете проявлять себя и зарабатывать очки. Нужно просто стараться. Просто быть лучшей версией себя.

Виктор Робертович крайне редко говорил так много за один раз. Начал он с налётом сарказма, а закончил даже проникновенно, с чувством. Меня лично проняло. Но когда я это понял, то тут же со злостью подумал, что нет. Не все себя могут одинаково проявлять. Разные у всех способности. И ничего тут не сделаешь! А потом ещё подумал – а может и прав он. Может, действительно некоторые плохо стараются? Я вот лично точно плохо стараюсь. Ведь это действительно так. И в Забегах позорился. И далеко не все шансы проявить себя использовал. И ведь так можно про любого из нас сказать. Про любого, у кого мало очков. Так что – да. Походу – справедливо всё. Не придерёшься. Гораздо справедливее, чем то, что раньше со мной происходило.

А затем на первых апрельских стрельбах случилось странное – «Астры» всё равно выиграли. Вася отстрелял уверенно и быстро, не хуже Сивакова. Мне вообще показалось, что у них с Ипполитом установились какие-то новые отношения. Ипполитов ради него отошёл от этой своей отстранённости, о чём-то с ним периодически беседовал и, похоже, поделился какими-то своими секретами по поводу стрельбы. Не знаю. Лично я доверие Ипполитова не заслужил, хотя и переживал за него и вообще. Обидно даже несколько стало.

Но и Бандуркин выиграл от этого перехода. Стрельбу "Тюльпаны" действительно не проиграли, Сиваков звёзд не хватал, но был по-прежнему стабилен. Продули "Гладиолусы". Ну кому-то же всё равно пришлось бы проиграть?

И вот в продолжение к тому, что сказал Робот – ведь Вася смог стать лучшей версией себя. По крайней мере, на стрельбе. Хотя нам всем казалось, что это невозможно. У него получилось.

Как раз у меня после этого приключилась та история с зубом, и на обратной дороге я ехал и всё думал про Васю и вспоминал это своё ощущение там, у магазина, когда мне вдруг показалось, будто я понял, как нужно побеждать. К сожалению, никакого конкретного плана при этом у меня в голове не возникло, только это ощущение, что знаю как. Вот только в конкретное знание это ощущение никак не желало трансформироваться.

 Луна

После самоподготовки я вышел прогуляться. Этот мой день с поездкой и так был полон сюрпризов, а тут ещё один преподнесла погода – к вечеру небо расчистилось, ветер, сделав дело, полетел дальше, без него сразу потеплело. В чёрном небе мигали звёзды, а над холмом тира обнаружилась почти полная луна, почему-то увеличенная в размере раза в три. Я ничего не понимал в астрономии и потому на несколько минут застыл, соображая, как такое может быть. Но жалко было тратить время на все эти соображения, и я просто пошёл к ней поближе, чтобы насмотреться. На краю спортплощадки на лавочке сидел Мочка и тоже смотрел на луну. Заметив его, я остановился. Вдруг показалось, что надо подойти и рассказать ему про то, что я сегодня понял. Что примерно представляю, как нам выигрывать, и вообще просто поделиться захотелось. С Мочкой. Представляете? Никогда не хотелось, но такая тут атмосфера была, что ли?

Я осторожно подошёл ближе и остановился, не зная, как начать. Мочка повернул голову на шорох, лица его против света видно не было, зато меня, очевидно, хорошо освещало. Он отвернулся, и я почему-то воспринял это как приглашение. Подошёл и присел рядом на корточки.

– Не знаешь, почему она такая здоровая?.. Луна, в смысле?..

Он молчал.

– Андрюха, я тут кое-что понял сегодня… Только не знаю, как правильно сформулировать. Как побеждать… Я понял. Ведь это всё правильно. Не надо ничего нового придумывать! Всё то же самое можно делать, но только надо действительно по нормальному. Стать лучшей версией себя, короче. Это точно. Просто не лажать и тогда всё будет получаться, и нужные решения сами сразу придут…

Я чувствовал, что говорю вообще не то. Какой-то бред получался. Куча лишних слов. Навалил.

– Андрюха, я просто хотел…

– Заткнись, а?.. Можешь ты просто заткнуться?! – он говорил глухо, наклонив голову и не глядя на меня. – Как же достал ты меня!.. Как же вы все меня достали!.. Везде! Ну не могу я так больше. Тесно мне, понимаешь ты это?!

– Андрюха, я просто…

– Бля! – взревел он вскочив.

В лицо метнулась чёрная тень и я оказался на земле с невыносимо пустой и гудящей как колокол головой. Это он ногой меня, успел я подумать. Перед глазами было чёрное слабо искрившееся небо, подсвеченное снизу невидимой мне из этого ракурса луной. "Ну да" – мигнула звёздочка. – "Ногой тебе врезал, точняк". "И что теперь делать будешь?" – холодно спрашивала другая. Но тут их заслонила тёмная тень и мне снова прилетело в лицо. И ещё.

– Ну ты не понимаешь, да?! Не понимаешь?! – Мочка бил кулаками, и хоть я прикрывал лицо, подняв локти, но он всё равно попадал и попадал. – Ну так давай!.. Стань лучшей версией себя!.. Давай!.. Становись!.. Не можешь?!

– Отставить! – повелительно вмешался ещё один голос. – Что это у нас тут?

Мочка остановился. Колено, больно давившее мне на живот, исчезло, напоследок вдавившись поглубже. В голове продолжало гулко гудеть, но теперь будто сквозь вату. Тем не менее я мог отчётливо всё слышать. Даже как-то преувеличенно отчётливо.

– Ты мне не нравишься, – спокойно, размеренно и несколько скучливо сказал этот новый голос. – Давно не нравишься. С самого начала.

Я внезапно опознал обладателя голоса. Это был Морозов. Я не видел его с последних Забегов, почти две недели прошло. В столовой он не появлялся. В тот раз его "Чайки" победили, и я запомнил, как он, сняв шлем после последнего Забега, счастливо по-мальчишечьи смеялся и обнимал товарищей по пятёрке. Он был похож на великолепного мушкетёра, собравшего все лучшие их черты, с немного декоративной красотой, как у Арамиса, и несгибаемой волей, как у Атоса. Моя мать любила это кино про мушкетёров, песенки из него мурлыкала, от неё такое сравнение. Вообще, я как бы был его поклонником, если что.

– Ты мне тоже не нравишься, – скрипуче ответил Мочка.

– Ну это понятно. Красиво тут. Луна какая славная. Давай вот сюда отойдём немного, обзор уменьшим. Зачем нам лишние свидетели? Ты же не зассал, я надеюсь? Ты, вообще, не похож на такого. Посмотрим, чему тебя научили, кроме как малышей лупить.

За "малыша" сделалось обидно. Я попробовал приподняться на локте. От этого движения подлунный мир закачался, но через некоторое время стабилизировался. Мочка с Морозовым стояли невдалеке. Они были примерно одного роста, но Мочка казался здоровее, массивнее. Только это была одна видимость. На самом деле у него не было ни единого шанса. Впрочем, он и сам наверняка это понимал. Но не делал ни малейшей попытки избежать. Их лица были хорошо видны – луна старалась на славу, действительно.

Я поднапрягся и сел. Мир опять закачался и снова поймал равновесие. Мочка повернул голову и посмотрел в мою сторону. Губы его скривились, а затем, будто нехотя, расползлись в улыбку. Не насмешливую, как обычно, а вполне настоящую. Впервые за время нашего знакомства. Да-да впервые, точно. Эта улыбка поразила меня. Затем он отвернулся.

– Ну давай, – сказал. – Чего тянешь?

Его голова сразу резко дёрнулась назад. Я даже не увидел движение руки Морозова. Ещё дёрнулась. Ещё. Это выглядело очень странно, потому что казалось, что Морозов просто стоит и ничего не делает. Мочка взревел и, раскинув руки, бросился на противника. Ну да, мелькнула у меня мысль, завалить, вниз перевести, всё-таки на что-то ты надеешься. Только всё это бесполезно. Сейчас тебя поучат! Злорадство вспыхнуло во мне внезапно. Я увидел, как он будто наткнулся на стену, а затем оказался стоящим на коленях. Морозов двигался невероятно быстро. Голова Мочки снова начала дёргаться. Понятно было, что Морозов может вырубить его в любой момент, когда захочет. Но не хотел он вырубать. Мочка как-то утробно взрыкивал, снова и снова пытаясь вскочить, и снова оказываясь стоящим на коленях. Падать он не хотел, а вставать ему не давали. Не давал. И это всё длилось и длилось, как в дурном сне. Злорадство моё давно исчезло. Я не мог перестать смотреть и не понимал, что делать. Всё это было отвратительно. Просто отвратительно. Я не мог больше переносить такую отвратительность.

– Ну ты! – крикнул я. – Свинья!

Поднялся на ноги и, наплевав на опять затеявший шататься мир, пошёл туда, к ним.

– Свинья! Оставь его! Пошёл отсюда!

– Опа, – насмешливо сказал Морозов. – Какое неожиданное вмешательство. Ты потерялся, мальчик? Что ты там такое бормочешь?

Но сквозь эту насмешливость чувствовалась злость. Удалось мне его зацепить. Я приблизился вплотную.

– Свинья! Пошёл отсюда! Без тебя разберёмся!

Что-то случилось с моим телом, и я тоже оказался стоящим на коленях рядом с Мочкой. Он как-то странно хрипел. Я успел поймать его взгляд, но тут в глазах больно вспыхнуло. Очень захотелось упасть. Очень. Тело мелко вибрировало от нахлынувшей слабости. Все силы пришлось потратить на то, чтобы не завалиться.

 Свинья, – повторил я, почти не слыша собственный голос. – Пошёл…

После следующей вспышки я каким-то чудом снова остался стоять на коленях. Хотя мне казалось, что я уже все силы потратил на прошлый раз. Но значит был ещё резерв. Я закашлялся и сплюнул какую-то липкую тягучую дрянь.

– Умираем, но не сдаёмся, – сказал Морозов. – Уважаю. Но реально бесите!

– Это подло, Артём! – резко прозвучал совсем рядом ещё один голос.

Тоже знакомый. Это был Олег. Который тогда поймал Ипполита.

– Да ты не понимаешь! – с раздражением сказал Морозов. – Я их разнял. Этот мудохал вот этого. А этот теперь что-то совсем с катушек слетел.

– Это подло, Артём, – упрямо повторил Олег. – Так нельзя.

– Ты думаешь? Ну ладно… Тебе же виднее. Тебе же всегда виднее!.. Ну всё, детишки. Урок закончен. Можно расходиться. Видите, учитель пришёл и отправляет всех в кроватку. Свободны.

Он повернулся и пошёл. Олег посмотрел ещё немного на нас и двинулся следом.

Мочка закашлялся и завалился набок на траву.

– И что? – глухо сказал он. – Как, говоришь, нам выигрывать?

Меня стал разбирать смех.  Я тоже облегчённо завалился, с наслаждением ощущая щекой колючие сухие травинки и твёрдую настоящую землю, из которой они росли. Смеяться было больно.

– Не знаю, – сказал я.

Слонёнок и Старый

– Кирилл, неважно выглядишь, – ЕП внимательно всматривался в меня. – Трудные времена?

– Обыкновенные, – сказал я, не зная, куда мне спрятать своё лицо.

Куда же мне его спрятать с первой то парты? Вот ЕП теперь радость – любоваться на такую красоту.

Весь вчерашний день мне обещали второй фингал. От судьбы не уйдёшь. Скоро будет светить лучше первого. А пока что был просто здоровенным тёмным отёком. Автор выглядел вполне прилично – Морозов его бил чрезвычайно аккуратно, практически без видимых последствий. А по моему лицу будто трактор проехал – в зеркало я утром вглядывался минут пять, не меньше, исследовал, а потом понял, что ближайшее время лучше зеркал избегать. Побаливало везде, но, правда, довольно умеренно, только жевалось с трудом. Хорошо хоть, все зубы оказались целы, после визита к стоматологу это бы совсем смешно получилось. И нос целый. Мне его уже ломали, неприятная вещь, долго заживает.

Виктор Робертович перед пробежкой поинтересовался нет ли у меня проблем. Какие проблемы? – удивился я. Без притворства. Лицо зарастёт, не в первый раз, да и не в последний наверняка. Перетерплю. А вот на душе было весело. Хорошо было. Легко. Будто узнал о себе что-то неожиданное и неожиданно привлекательное. По сравнению с которым привлекательность или непривлекательность лица – факт второстепенной важности.

Так что – да. Мне искренне было неловко перед ЕП за то, что ему придётся некоторое время лицезреть эту мою некрасивость.

Он, похоже, как обычно всё понял.

– Ну ладно, – сказал. – Заживёт. Зато теперь симметрия. Хорошо, что нос цел. Он же у тебя, кажется, уже был сломан? Почти незаметно. Грамотно вправили.

Мне захотелось закрыться ладонями. Нос мне один пацан вправлял. Ну да, получилось неплохо, даже некоторая благородная горбинка появилась. И перед ЕП я смущался, и пацаны теперь прикалываться будут, скорее бы он уже меня в покое оставил. Я опустил глаза.

– А можно как-то… – начал я, но ЕП меня опередил, вскинув руку.

– Извини. Извини. Всё…

Он сделал паузу, очевидно, собираясь с мыслями. Я облегчённо выдохнул.

– Кстати, о носах, – продолжил он с невинным видом.

Все заржали, конечно. Я тоже не выдержал.

ЕП подождал, пока мы посмеёмся и продолжил:

– Нет, правда. Помнит кто-нибудь сказку Киплинга про то, почему у слонов хоботы? Про слонёнка?

– Про крокодила? – спросил мой сосед Грачёв.

– Да. Про крокодила. Для тех, кто не читал – там крокодил ухватил слонёнка за нос и нос вытянулся, превратившись в хобот. Отличная сказка. Там у Киплинга ещё есть хорошие: про происхождение броненосца, про жирафа ещё, кажется, не помню. Надо перечитать. У нас должна быть в библиотеке. Возьмите, почитайте, очень забавные. Это по желанию, вне обязательной программы.

Я взял себе на заметку поискать. Обязательные книги я прочитывал довольно быстро, а читать хотелось постоянно, так что в библиотеке на складе у Громозеки я был завсегдатаем. Уже и ругались с ним по этому поводу. Он говорил, что я его в какую-то сраную библиотекаршу превратил. Но я же не виноват, что все книги под запись выдают? Могли бы и так просто давать, чужих тут всё равно нет?

– Так вот, – сказал ЕП, прервав моё мысленное объяснение с Громозекой. – Хочу рассказать свои мысли по поводу происхождения видов. Мне лично кажется, что Киплинг ближе всех подошёл к описанию того, как всё на самом деле происходило. Не в том смысле, что под давлением внешних обстоятельств у одного слонёнка вытянулся нос в хобот и потом эта особенность передалась его детям – это, конечно, бред. Если б такое было возможно, то наш мир населяли бы толпы каких-то промежуточных монстров. А у нас на планете ситуация обратная – все виды отлично приспособлены к своему ареалу обитания. Никаких промежуточных. То есть, даже самые диковинные на вид – к своему месту обитания подходят очень хорошо. Понимаете? Все эти причудливые глубоководные обитатели, например? Глаза на стебельках, а? Или рыба-удильщик? Да все чуднЫе. Все очень чуднЫе. И при этом чрезвычайно практично устроенные.

– Значит, естественный отбор – это бред? – с некоторой запальчивостью спросил Сумин. – Может, промежуточные виды просто вымерли как неприспособленные?

– Ну как же, – миролюбиво сказал ЕП. – Я же говорю, что приспособлены к своему ареалу все очень хорошо. Но не идеально. Я, например, вижу пути развития для тех же жирафов. Или для тех же слонов. Да для всех. Можно было бы ещё что-нибудь отрастить, не помешает. Но нет. Никаких промежуточных видов не существует, понимаешь?.. Так вот. Почему Киплинг, тем не менее, на мой взгляд ближе всех к правде?.. Всё дело именно в детскости объяснений. Всех их как будто ребёнок придумывал, понимаете? Такая непосредственная детская фантазия. Листья высоко растут – а значит надо шею ему удлинить! А этому вместо носа – руку! Но чтоб он ей ещё и дышать мог! И так далее… Но вот воплощал все эти причудливые детские фантазии в жизнь подлинный мастер. Тела сконструированы идеально. Всё работает, функционирует. Абсолютно жизнеспособно. Это поразительно… Сочетание очень понятной нам детскости в придумках и запредельного, совершенно непонятного мастерства в исполнении… Мы не можем описать даже принцип работы самых важных органов – мозга и печени. А синхронизация организма? А если на клеточном уровне рассмотреть? И ведь всё работает. Само, понимаете?.. Вот так здесь, в этом мире, всё и устроено – одновременно очень просто и очень сложно. И нужно помнить про эту одновременность.

– А человек? – спросил Серёга Грачёв. – Его тоже ребёнок придумал?

– Хороший вопрос, – ЕП улыбнулся. – Похоже, что да. Единственное ограниченно приспособленное существо. Чёрт возьми – мы даже спать не можем без подушки – позвоночник искривляется. Мне раньше вообще казалось, что человек – это пришелец из другого мира, серьёзно, в котором как раз-таки не нужна подушка или обувь, какие-то другие условия, не могу только представить какие. Но потом понял, что в этом как раз и состоит придумка – не до конца приспособленное существо, но имеющее ум в качестве инструмента, с помощью которого уже и приспосабливается окончательно. Без использования ума – обречённое на гибель. А если бы было изначально полностью приспособлено, то и умом бы не было причин пользоваться. Понимаете? То есть, не овладевало бы этим инструментом. Потому и происхождение от обезьяны, конечно, бред. Зачем это обезьяне? Ей и так неплохо живётся. Так что, с человеком здорово придумано, правда? Опять же – так просто всё, по-детски. Но какое воплощение!

– Воплощение?! – Серёга снова не на шутку разволновался. – А как же то, что мы дети Божьи? А вы про какие-то эксперименты!

– Дети, – согласился ЕП. – Конечно. Любимые. Все любимые. Христос замечательно про это объяснил. И никаких экспериментов, что ты? Всё по-настоящему. С первого раза… Сереж, не надо пытаться абсолютно всё башкой понять. Понимать нужно только что-то конкретное и полезное. Я ведь об этом и толкую – про то, как всё здесь устроено, про сочетание понимаемого и непостижимого. Это знание – полезное. Его необходимо научиться использовать. В практическом смысле.

– А как? – неожиданно для себя спросил я. – Как его можно практически использовать?

– Первый вариант – он прямо тут, на поверхности. Люди сплошь и рядом вовсю пользуются тем, о чём понятия не имеют, как оно работает. То есть, например, не понимают, как работает печень, но научились даже её пересаживать. Или про электричество. Никто не понимает его природу, что это вообще такое, но люди прекрасно научились его производить и пользоваться им. Люди – очень практичные существа. Польза – на первом месте. Человек по своей природе – прежде всего практик. Он умеет использовать, не понимая. Главное – чтобы работало. Подавляющее большинство открытий были сделаны случайно в попытках найти практическое применение чему-то другому. И все они опять же из области практики… Даже кабинетные теоретики черных дыр и струн преследуют практическую цель в поисках своего гранта. Капитана… Да что далеко ходить. Например, смартфоны. Очень мало кто действительно представляет, как они работают. Всю сложность этого процесса. Но все с успехом пользуются и не переживают об этом.

– Мы не пользуемся! – крикнул Мишин.

– Это – да, – ЕП с довольным видом улыбнулся.

– А второй вариант? – спросил я.

– С ним сложнее. Как бы это лучше объяснить? Ну вот смотрите – есть смена времён года. Механику этого процесса нам, в принципе, объяснили. Но как же всё это сложно и расчётливо устроено – этот точный наклон оси, эта непонятно почему горящая звезда. Да там вообще! Я даже думать в ту сторону боюсь. Там слишком много непознаваемого для моего всё-таки человеческого понимания. Но вот то, насколько правильно то, что есть времена года – тут у меня лично сомнений нет. Особенно у нас в средней полосе они гармонично себя проявляют. В полной мере. Повезло нам.

– Да уж, – мрачно проворчал сидевший сзади меня Киселёв.

Я бы тут тоже поспорил с ЕП. Осточертело уже плескаться в этом ледяном озере каждый день.

– Понимаете? Тоже какая-то детская придумка. Даже смешная. Но опять же – какое невероятное по мастерству воплощение… Вот понимать эту правильность – это и есть второй вариант… Но до него ещё надо дорасти. А чтобы расти – нужно питаться. Так что – за мной.

Пока я вчера ездил к зубному – произошла ещё одна неприятная вещь. Илюха Старцев из нашей пятёрки заболел и слёг в медчасть. Что-то с животом, подробности были неизвестны. Вообще, Илья отличался отменным здоровьем. Всегда с румянцем на щеках, смешливый – хороший парень. Правда, так до сих пор и не раскололся, как в специнтернат попал. Плавал лучше всех, три стиля знал, и даже баттерфляем немножко мог. Виктор Робертович отпустил нас, «Фиалок», после обеда отнести Старому еды и заодно проведать.

Илья лежал, подтянув одеяло двумя руками, будто кто-то пытается его отобрать, и с каким-то, как мне показалось, испугом глядел на нас. Румянец его теперь, наоборот, выглядел нездоровым. Ко лбу прилип тёмный завиток короткой чёлки.

Видно было, короче, что всё не очень хорошо. Я опять подумал про Забеги. Только ведь почувствовал настоящее вдохновение, только надежда появилась – и на тебе. Сначала Мочка меня не понял, а теперь и вот это. Состава у пятёрки нет. И что теперь? Такого за три месяца у нас ещё не было. Как-то так получалось, что даже если кто-то заболевал, то к Забегам всё равно выздоравливал и все наши пятёрки всегда оставались в полном составе. Что же теперь будет? Внезапно я почувствовал стыд. Человеку плохо, а я всё о себе, о своих планчиках.

На вопросы пацанов Илья отвечал будто нехотя. Сказал, что болит живот, что доктор подозревает аппендицит, повезёт скоро в клинику на обследование. О чём ещё спрашивать – было непонятно. Мочка с мрачным видом стоял у двери.

– Ну а что, – после затянувшейся паузы сказал Илья, он перестал держаться за одеяло, но теперь не знал, куда девать руки и беспокойно перекладывал их с места на место. – Может, так и лучше?.. Пропустим Игру – очки не потеряем. Может, на следующую смогу? А если нет – нормально всё равно будет, – он даже будто воодушевился. – Я тут посчитал – если очки не терять, то нам как раз до лета хватит, понимаете? Так что, может оно и к лучшему, а?

– Ну…

Мы переглянулись.

– Нет, ну а что тут сделаешь? – рассудительно заметил Киселёв. – Всё равно ведь теперь… Надо плюсы искать, ты прав.

– Да хрен с ним! – сказал я. – Забудь ты про всё! Главное – выздоравливай. Чтоб всё нормально у тебя было!

Я присел на кровать и осторожно похлопал Илью по угадываемой под одеялом ноге.

Он посмотрел на мою руку, перевёл глаза на лицо, болезненно поморщился, но не стал ни о чём расспрашивать, отвернулся.

– Ну да, – сказал, глядя в окно.

Мы снова замолчали. Надо было идти уже, наверное. Оставить его в покое.

– А ведь врёт он всё!

Вздрогнув, я посмотрел на Мочку. Тот с кривой ухмылкой глядел на Илью. Затем отлепился наконец от дверного косяка и шагнул ближе к кровати. Илья снова ухватился двумя руками за край одеяла.

– Старый, ты же всё врёшь! Вы что, не чувствуете?.. Что? За очочки свои решил попереживать? Сохраниться решил, да?

– Да ты чего?! – я вскочил. – Ты охренел?! Человеку плохо! Да ты!..

Я с возмущением оглянулся, но никто на меня не обращал внимания. Мочка пристально глядел на Илью, а тот не сводил глаз с него. И даже румянец куда-то исчез с его щёк, а губы стали просто серыми.

– Ты не понимаешь, – почти прошептал он. – Это всё слишком серьёзно. Нельзя больше рисковать. Главное – ближайшее время протянуть, потом легче будет.