Текст книги "ЧВШ – Частная Военная Школа. Первый курс."

– Понимаете, ребята, – сказал он. – Вам ведь действительно нужно научиться побеждать. Мы всё вас этому учим. Михаил Иванович вас этому учит. Он ведь объяснял вам про ограничители в голове? Все так и есть. Голова – это инструмент, который нужно настроить и которым нужно научиться пользоваться. Осознанное внимательное чтение – один из главных методов по настройке этого инструмента. Не выучить текст, – посмотрел на Козлова, – а понять его. А если тебе, Андрей, – посмотрел на Мочку, – Не нравятся герои – ты должен понимать почему и уметь взвешенно объяснить это. Вы должны научиться внятно и точно мыслить. Абсолютно свободно. Это навык. Это так же, как подтягиваться – решает только практика и желание. Я буду задавать такие книги, которые помогут вам увидеть одно и то же с разных углов, чтобы получалось объёмно.

Уровень образованности человека определяется именно уровнем начитанности, способностью внятно и самостоятельно мыслить, и способностью правильно говорить. Мы не будем забивать вашу пока не очень большую оперативную память ненужными вещами. Математика, например – только в необходимом объёме, только то, что действительно пригодится. Так же будет и с остальными предметами. Но то, что даём – в этом нужно будет хорошо разбираться. С этим строго. Без обид?

Он обвёл нас своими вдруг показавшимися мне печальными глазами.

– Так, – задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Чем бы вас теперь озадачить? Первая книга, как вы уже наверняка догадались, была тестовой. Теперь нужно что-то такое, чтобы вы все просто вчитались… Ладно, не буду делать вид, что тут есть какая-то интрига, – ЕП улыбнулся. – По традиции первый курс читает Гарри Поттера. Получите на складе у старшины. Там есть что обсудить, вы зря улыбаетесь. Попрошу со всей серьёзностью. Сколько у вас там жизни осталось?

Народ только что облегчённо задвигался, тихонько переговариваясь, и тут вдруг таким ледяным холодом повеяло от этих слов, произнесённых спокойным мягким голосом, точно таких же, которые мы услышали совсем недавно от Робота. Это было очень неожиданно. Все замерли.

– Да, Володя?

– Евгений Петрович, – голос Козлова, кажется, даже дрожал, – Так это всё правда? Что нам отсюда никуда уже не деться? Виктор Робертович говорил про корабль…

– Виктор Робертович романтик. Он умеет красиво сказать… Я скажу по-другому. Это, Володя, канат над пропастью, на который ты вступил и сделал по нему первые шаги… У тебя теперь нет другого выхода, кроме как дойти до конца. Если ты попытаешься развернуться – то сорвёшься и погибнешь. И спрыгнуть некуда…Это самый главный наш урок вам – если вступаешь на какой-то путь, то проходить его нужно до конца. Обязательно… Но скажи, Володя, что меняет для тебя это знание? Ведь ты пришёл сюда вполне осознанно, я тебе рассказал про Школу и будущий путь, и ты согласился. Способностей у тебя вполне хватает. У вас у всех хватает. С запасом. Учись и иди по этой дороге. Почему это знание влияет на твою решимость?.. Это, например, Кирилл у нас просто хотел из специнтерната вырваться и не слушал меня вовсе. Если кому и возмущаться, то ему. Но он не возмущается. Кстати, Кирилл, почему ты не возмущаешься?

В комнате повисло молчание. Затылок мне будто бы обжигало. ЕП внимательно ждал ответа.

– Ну как же, – сказал я. – Зачем мне?.. Я ведь Семью здесь нашёл.

Со своей первой парты оглянулся и посмотрел на всех. Обвёл взглядом, утыкаясь в такие разные глаза.

– Это ж теперь Семья моя. Мои родные.

На «крыле» я не стал выёживаться. Опустил руки в серединке, вместе с большинством. Не нужно пока обострять, подумал, опуская руки. Но потом всё же понял, что обманываю себя, на самом деле не было у меня настоящего куража, такого как вчера. Улетучился. В это раз Мочка удивил, он перестоял Сивакова. Причём Сивый старался, было видно. Может, я в нём сломал что-то, когда выиграл? Или помог Мочке ограничитель снять? А он меня… Хотя он, возможно, там в умывалке его и снял?

– Молодец, Авдеенков, – сказал Михаил Иванович. – Так, ну всё. Хватит Школу разорять, с этим упражнением можно сделать перерыв. Или вообще его убрать, как думаете?.. Спокойно, спокойно, ишь какие шустрые. Всё бы вам убирать. Сам его не люблю, но иногда полезно. Давайте-ка, над ударом поработаем.

Мы поработали над ударом. Над ударом со смещением, с зашагиванием, с отскакиванием.

– Работа ног, – говорил Михаил Иванович. – Самое важное. Менять дистанцию, углы, маневрировать… Я учу вас побеждать. То есть действовать по серьёзному, на полную катушку, не страшась последствий. Обычно ведь как? Надавали друг другу по мордасам и разошлись. Может быть, вполне даже мирно. Но мы в такое не играем. Если вступил в бой, то до полной победы. Потому что поражение тоже будет полным. Понимаете, о чём я?

Я лично понимал. Если в обычной пацанской драке начнёшь вот так вот носы ломать, как нас тут учат, то потом мало не будет, когда все скопом навалятся. Поломают нахрен.

– Поэтому надо учиться считать варианты, – продолжал Весёлый. – Если победить прямо сейчас не представляется возможным, можно имитировать обычный мордобой, включить дурака. Но этому я вас учить не буду. Это вы и сами умеете. Правда, Мишин?

– Естественно!

– Молодец. Ну куда ты так лупишь? Нежнее. Нежнее и резче. А ты, Сиваков, жёстче руку держи!

Потом Михаил Иванович принёс коробку, внутри которой лежали разноцветные яркие мячики.

– Так, – сказал он, – Смотрим сюда.

Он достал из коробки мячик и пожамкал его. Похоже, тот был совсем мягкий.

– Авдеенков, встань-ка к стеночке.

Мочка, угрюмо глянув, пошёл к фанерным щитам, перегораживающим ангар.

– Лицом развернись. Вот так.

Весёлый сделал резкое движение и яркий комок полетел в Мочку. Но тот оказался быстрее и отшатнулся в сторону. Мячик стукнулся в том месте, где было его лицо.

– Поняли? – повернулся к нам Михаил Иванович. – Неправильная оценка угрозы. Неадекватная реакция… Он же не весит ничего. Я ж показал, – он достал ещё один мячик из коробки и снова пожамкал. – Чего ты так шарахаешься? Слабый удар можно и нужно пропустить, если это даст преимущество. Стань-ка ещё раз. Понял меня?

Мочка кивнул с мрачным видом. Весёлый резко махнул рукой с мячом. Но Мочка снова отдёрнулся. Правда, теперь он убрал в сторону только голову. Мяч стукнулся рядом и упал покатившись.

– Ну возьми сам, потрогай, если не веришь. Возьми.

Мочка шагнул за мячиком, взял его и помял.

– Ну что, лёгкий?

– Лёгкий.

– Нестрашный?

– Нестрашный.

– Сможешь не уклониться?

Мочка оглядел всех нас и презрительно скривился. Вернулся к стене. Весёлый достал из коробки ещё мячик и резко бросил. Тот попал прямо в нос Мочке. В этот раз он действительно не уклонялся.

– Нормально, – сказал Михаил Иванович. – Молодец. Но только и жмуриться не надо. Поняли меня? Такая вот задача. Учимся. Всё. Первые номера к стене, вторые бросают. По три броска, потом меняемся, погнали.

Игорь

– Что ты тискаешь его так! Смотри, аж пальцы побелели.

Михаил Фёдорович шлёпнул Мишина по рукам.

– Держи крепко, но не тискай! Да, отдача сильная. Привыкай… Зато ПМ самый надёжный пистолет на свете, как я уже говорил. Практически безотказный.  Ипполитов, из скольких деталей он состоит, напомни?

– Из тридцати трёх.

– Правильно. Всего 33 детали. Рекордсмен. Ломаться там просто нечему. А какие ещё у него достоинства, Ипполитов?

– Это… Компактность.

– Верно. Для скрытого ношения ПМ подходит отлично. Ещё что?

– Это… Ну…

– Не подсказывать, Киселёв!

– Это… Останавливающее действие хорошее.

– Очень хорошее. Даст так, что мало не покажется. Причём в любую часть тела. Люди сознание теряли, когда им просто в руку попадало, я лично видел.

– Лично и попадал, наверно, – шепнул мне Игорь Данченко.

Мы стояли рядом у стола и работали с незаряженными пистолетами.

Вынуть пистолет из-за пояса, снять с предохранителя, двуручный хват, самовзводный спуск, боевой спуск, вынуть магазин, вставить, проверить, дослать, самовзводный спуск, боевой спуск, поставить на предохранитель, убрать за пояс. Всю последовательность действий мы выполняли медленно и плавно, добиваясь отсутствия лишних движений, как показал нам Макарон. Он всё продолжал пытать Ипполита, стоявшего на стрелковой позиции.

– А ещё какое достоинство?.. Очень важное, я говорил… Так, кто запомнил?

– Доступность, – сказал я, поскольку все молчали.

Михаил Фёдорович обернулся ко мне и одобрительно поднял палец.

– Правильно, Краснов.

В отличие от Весёлого он нас всех запомнил с первого раза.

– Доступность. На территории нашей страны и на всей постсоветской территории ПМ-ов очень много. То есть, его легко добыть, если нужно. Вообще, во всём мире их немало и стоят они копейки. Если покупать, конечно, хе-хе. Да, стрелять не особенно просто – первый выстрел довольно тугой и затворная планка возвращается активно…

При его словах о затворной рамке я машинально потёр место между большим и указательным пальцем, эта самая затворная рамка содрала мне кожу прямо на первой стрельбе и до сих пор ещё не зажило.

– Но нужно учиться попадать. На короткой дистанции бьёт он точно. А на длинной дистанции из пистолета стрелять не нужно, я вам говорил. Что нужно делать в этом случае, Ипполитов?

– Это… Сокращать дистанцию.

– Правильно. Сокращать или разрывать, хе-хе. Если больше стрелять не из чего, а тучи, как говорится, сгущаются… Вообще, прицельной стрельбой из пистолета мы занимаемся в основном только на первом курсе. Изучаем классику. Со второго курса, когда руки ваши окрепнут, основное время будем уделять интуитивному прицеливанию с одной руки. Я лично считаю его гораздо более эффективным и целесообразным на коротких дистанциях.

– А как это? – спросил Мишин.

– Как? Сейчас покажу. Заряжен у тебя? Дозаряди до полного.

Михаил Фёдорович дождался, пока Мишин дозарядит магазин и снял куртку.

– Ипполитов, – сказал он. – Положи пока пистолет. На предохранитель сначала… Все положили оружие. Смотрим.

Он прошёл на пару шагов за стрелковые позиции. Мишени у нас висели на десяти метрах. Михаил Фёдорович засунул пистолет за ремень.

– Смотрите, я вошёл в помещение, у меня две цели – крайняя слева и крайняя справа. Как показывают в кино?

Он очень быстро выхватил пистолет из-за пояса и прицелился в крайнюю левую мишень. Но стрелять не стал.

– Нет, – сказал. – Там не так. Там вот так.

И он, держа пистолет в вытянутых руках и целясь, стал ходить на полусогнутых ногах, наводясь то на одну, то на другую мишень. Получалось это у него несколько комично и карикатурно, хотя в целом действительно похоже на то, как ходят с пистолетами в кино полицейские.

– То есть, по задумке авторов методички – взгляд должен быть направлен в ту сторону, куда смотрит пистолет. Если у меня две крайние цели, то вот я по одной отработал, затем поворачиваю голову к другой, потом доворачиваю корпус и руки с пистолетом. Потому что голова, конечно же, поворачивается быстрее. Сравните расстояние, которое преодолевает пистолет на конце моих рук и мой нос. Смотрим теперь в динамике.

Михаил Фёдорович вернулся к стрелковым позициям, поднял руки с пистолетом и нацелил в центральную мишень. Затем качнул ствол влево – выстрелил, стремительно повернулся и выстрелил в правую мишень.

Я со своего места не видел, куда он попал, но не сомневался, что туда, куда хотел. Он всегда попадал куда хотел. На мой взгляд – между двумя выстрелами прошло совсем немного времени.

– Поняли? Человек смотрит в центр помещения, замечает угрозу слева, поворачивается, потом реагирует на угрозу справа – поворачивается… Сейчас смотрим, как ведёт себя профессионал.

Михаил Фёдорович опустил пистолет и теперь держал его в согнутой руке немного выше пояса.

– Я точно так же смотрю примерно в центр помещения, но эта дура перед лицом и мои руки не закрывают мне обзор и не отвлекают. И какая из угроз, левая или правая, мне угрожают больше, я адекватнее смогу понять. Но это и не особенно важно.

И он тут же выстрелил два раза от пояса. Интервал между выстрелами был совсем небольшой. При этом к мишеням поворачивалась только его голова.

– Конечно, точность снизилась. Но в условиях ближнего боя это неважно. Там обычно достаточно просто поразить цель для устранения угрозы… Да и, тем более, мы сразу можем добавить, если нужно.

И он выстрелил ещё два раза. Голова его снова быстро дёрнулась туда-сюда.

– Потому что нет этого тоннельного взгляда, сразу видим результаты обоих попаданий. Я только ствол доворачиваю. Видите, насколько амплитуда меньше?

Он снова поднял пистолет и показал повороты с ним в классической позе прицеливания.

– Тем более, в боестолкновении на короткой дистанции совмещать целик с мушкой это… Там просто не до этого, уж поверьте. Выстрел всё равно производится практически интуитивно, так что… Поняли меня? Я-то старенький уже, вот посмотрите, как четвёртый курс вышивает. Будут у нас соревнования, сразу поймёте разницу.

Михаил Фёдорович улыбнулся с довольным видом.

– Так чего мы тогда? – сказал Мишин. – Может…

– Отставить, – прервал его Макарон. – Сначала нужно выучиться стрелять из классического положения. Это тоже бывает полезно. Ну и руки укрепляйте, я ж говорил. Отдача у девяти миллиметров чувствительная. В таком положении, ты, брат, её пока не потянешь… А ещё – как там у них в кино?..

Михаил Фёдорович снова вскинул пистолет и встал боком к мишеням. Он вообще с тех пор, как начал рассказывать про интуитивную стрельбу, сделался оживлённым, обычно он казался гораздо более флегматичным. Видимо, тема была ему особенно близка.

– Проходим угол как в кино! – объявил он.

Задрал ствол вверх, а затем, сделав шаг вперёд, развернулся к мишеням и нацелил туда пистолет.

– Поняли, да? – повернулся к нам. – Если за углом стрелок на изготовке – сколько раз он успеет попасть в такое чучело?

– А в кино не попадают, – сказал Ипполит.

– А на деле кина никакого не будет! – назидательно отреагировал Михаил Фёдорович. – Попадут обязательно!.. А как проходит угол профессионал?

Он снова повернулся боком к мишеням.

– Профессионал сначала посмотрит. Причём не на уровне головы.

Он слегка присел и показал как.

– Аккуратненько, но быстро, краем глаза. Не подставляясь. А потом…

Он выпрямился, немного вытянул руку с пистолетом на уровне пояса, повернул пистолет в сторону мишеней и дострелил два оставшихся в ПМ патрона, не глядя на мишень.

– О, – сказал посмотрев. – Даже попал разок. На деле – я бы сначала дозарядился, конечно, и дал полобоймы на верочку, если кого заметил. И всё. Поняли? Поэтому против профессионала стоять за углом и ждать – оно себе дороже получится. Завалит наверняка.

– А что делать? – ошарашенно спросил Кисель.

– Что делать? Против профессионала? Проявлять инициативу надо. Атаковать самому, конечно. Он ведь тоже за углом получается? А как ещё?.. Ладно. Что вы меня отвлекаете постоянно? Ползанятия уже потеряли… Целимся и стреляем. Понял меня, Мишин?.. Да не тискай ты его так, сколько тебе говорить?! Ипполитов, когда ты уже попадать начнёшь?!

Ипполита было даже жалко. Меня поражала происходившая с ним трансформация. Вначале вообще казалось, что он среди нас самый крутой – высокий, улыбчивый, симпатичный, с красивой тёмной чёлкой. Прямо звезда. И одет был модно, мне в моей специнтернатовской робе это особенно неприятным казалось. Но он очень просто тогда держался, казалось, что плевать ему на все эти одёжки. И вот с каждым днём с начала учёбы он стал как-то будто становиться меньше ростом. И улыбаться начал не бесшабашно, а неуверенно. Какая-то неуверенность в нём поселилась. А народ у нас подобрался такой, что, почувствовав это, начал ещё и подкалывать. Некоторые из нас.

Подумав о подкалывающих, я внимательнее присмотрелся к Данченко. Мог он быть там, в умывальной?

– Чего? – Игорь, очевидно, почувствовал мой взгляд и смотрел вопросительно. Канонада за нашими спинами временно стихла, там дружно набивали магазины. – Я слышал, вроде отметелили тебя вчера? Что-то непохоже.

– Было дело, – сказал я. – В масках, прикинь? Балаклавки напялили ссыкуны. А бить не умеют.

Я внимательно следил за его лицом. Игорь прыснул коротким смехом и быстро оглянулся за спину на Макарона.

– Чё, серьёзно? В масках? Вот дебилы. И что, кто это был? Ты же узнал?

– Нет, – покачал я головой. – Не узнал никого. Мочка ещё с ними был.

– Ну тогда странно, что ты таким бодрячком.

– Да он и не участвовал почти.

– Ну, то есть, его ты узнал?

– Он без маски был.

– Прикольно. И чё ты теперь с ним? Я думал, у вас норм отношения.

– С ним ничего пока. После разберусь. Меня вот остальные интересуют.

– Ну да… Погоди, ты и меня, что ли, подозреваешь?

Он снова засмеялся и быстро оглянулся.

– Ну… – я замялся. – Нет… Ну точно ведь тебя там не было?

– Блин, Кирюха, ты совсем, что ли?

Игорь скорбно поджал губы.

– Тебе, наверное, головку всё-таки зашибли… Ну ты даёшь…

Он отвернулся, все ещё поджимая губы и недоверчиво покачивая головой. В продолжение этого разговора руки его продолжали ловко проделывать все необходимые манипуляции с пистолетом. Он вообще был ловкий. Ловкий рыжий лис. Правда, внешне рыжим он не был, стандартный русый оттенок. Мне стало неловко.

– Извини, – сказал я, но моё извинение потонуло в снова начавшейся за спиной стрельбе.

Тем не менее Игорь повернул голову и кивнул, снова сложив губы в привычную ироничную полуулыбку. Как это у него так получается, подумал я, вроде же и не смотрел на меня?

Я всё ещё чувствовал свою вину и на следующей паузе решил как-то перевести тему. Тем более что давно уже хотел спросить.

– А что ты там ночью делал? На территории? Зачем выходил?

– Много будешь знать… – Игорь оценивающе посмотрел на меня. – Да просто погулять. Не веришь?.. Кстати, с третьекурсниками пообщался. Прикольные оказались ребята. Ночью они поразговорчивей. Забавные вещи рассказывали.

– Про что? – живо заинтересовался я.

– Всё тебе расскажи… Про разное. Про Робота, например. Знаешь, почему он такой тормознутый?

– Почему? А он тормознутый разве? Просто спокойный.

– Споко-ойный, – передразнил Данченко. – Он менингитом переболел. Знаешь, что это?

– Нет.

– Болезнь такая. Воспаление головного мозга. После этого все дураками становятся.

– Но он же не дурак.

– Ты так думаешь?

Про Виктора Робертовича в этом ключе мне было слушать почему-то неприятно, хотя он вроде бы не проявлял ко мне каких-то особенно тёплых чувств.

– А ещё что рассказывали?

– А ещё, – Игорь оглянулся на Михаила Фёдоровича и приблизил своё лицо. – Рассказывали, что бывает, когда очки заканчиваются.

– И что бывает?

Я непроизвольно похолодел.

Но тут снова началась канонада, а потом мы сами стреляли, так что к этой такой интересной для меня теме удалось вернуться только позже, когда мы после обеда шли в поле вслед за Виктором Робертовичем.

– Ну так что? – заговорщически спросил я Игоря, пристроившись идти рядом.

– Что "что"? – удивился он.

– Что бывает, когда очки заканчиваются?

– Плохо бывает, – сказал он. – Очень плохо.

– Прямо совсем плохо?

– Прямо совсем.

Врёт, подумал я. Но сегодня ещё и погода была особенно безрадостной: дул ветер, тёмно-серые обрывки туч мотались по небу, которое было светлее туч разве только на пару тонов. Серой казалась трава и окружавшие меня лица тоже казались какими-то серыми. От этой безрадостности вокруг и слов Игоря на душе сделалось тяжко.

– А если сбежать? – тихонько спросил я.

– Куда? – насмешливо осклабился Данченко. – За тобой тогда четвёртый курс отправят… А это вообще тогда точно всё.

– А чего они сами-то? – как-то жалобно, как мне и самому показалось, спросил я. – Почему не сбегут?

– А зачем им? – флегматично сказал Игорь. – И вообще… Они тут все фанатики! – неожиданно зло сказал он. – Всё! Попали мы с тобой, Кирюша, крепко… Но ничё, – он подмигнул. – Живы будем – не помрём, верно?

"Кирюша" – вот же… Каждый раз после разговора с Данченко у меня оставалось какое-то неприятное ощущение. А тут особенно.

– Так это они тебя и сдали? Третьекурсники? – спросил я, чувствуя, что этим вопросом сделаю Игорю неприятно и желая этого.

Он мрачно посмотрел на меня и отвернулся, видимо, не собираясь отвечать.

– Да хз, – буркнул всё же. – Скорее, думаю, по камерам увидели. Там камеры наверняка на улице. У нас-то на этаже вроде нет, я не нашёл. И на лестнице.

– Ты искал у нас камеры? – удивился я.

– А ты что? Не искал? – в этот раз удивился он.

– Ну… Я посмотрел. Ну видно же, что камер нет.

– Это у вас в специнтернате такие камеры были, что их видно, – издевательским тоном сказал Игорь. – Сейчас камеры – с пуговицу. Хрен заметишь. Может и есть у нас. Ты думаешь, там в умывалке они от тебя маски надевали? Тоже, наверное, подозревают…

Я, вообще-то, про камеры как-то и не думал, честно говоря. Мне как-то особенно и скрывать было нечего, так что пофиг. Но, вообще, конечно, неприятно. Да и плюс – теперь ещё одну вещь понять следовало.

– А вот мы сейчас и узнаем, – сказал я Игорю.

– Ты стой. Ты погоди, – зашипел он, хватая меня за рукав, но я уже пошёл к Роботу, остановившемуся и поджидавшему отставших.

– Виктор Робертович, можно спросить?

– Валяй, – спокойно сказал он, внимательно глядя в глаза.

– А на нашем этаже есть камеры? За нами наблюдают?

К этому времени все уже подтянулись и стояли вокруг, напряжённо ожидая ответа, это было видно по глазам. Похоже, про камеры думали все. Кроме меня.

– Камер на этаже нет, – отчётливо раздельно сказал Виктор Робертович, по-прежнему внимательно глядя мне в глаза. Затем обвёл взглядом собравшихся вокруг курсантов. – Камер нет, – повторил. – Мы же Семья. У нас всё на доверии… Но только вы знаете, как это бывает в жизни? Всё тайное становится явным. Почему-то всегда так происходит. Не замечали такого?

– А на улице? – спросил Данченко. – На улице есть камеры?

– На улице есть. Чтобы там не шлялся, кто не нужно… Ещё имеются вопросы?

С собой мы притащили из ангара бухту каната толщиной с мою руку.

– Так, – сказал Виктор Робертович, – Начнём первенство. Кто у нас? Ну, давайте "Фиалки" против "Астр", что ли, для начала? До трёх побед. Потом все пятёрки друг с другом. Растяните канат. Мишин, давай флажки.

Мы размотали канат. Посередине к нему была привязана красная ленточка. Робот наклонился и воткнул в траву возле неё небольшой флажок. Затем сделал два шага, воткнул ещё флажок, вернулся и повторил в другую сторону.

– Вот так, – сказал. – Победа засчитается, когда ленточка на канате дойдёт до флажка, это же понятно? Ну что стоите? Беритесь.

Канат

В каком-то из интернатов, я уже забыл в каком, мы тянули канат. Но там было что-то вроде праздника, кажется. В общем, ни малейшей серьёзности, не то что сейчас. Мы взялись с одной стороны, "Астры" с другой. На мой взгляд – мы выглядели предпочтительнее, у нас был Мочка. Я, Грачёв, Киселёв и Старцев находились примерно в одной комплекции – довольно средненькой, ничего выдающегося, но у "Астр" вообще никакого тяжеловеса. Ипполитов выделялся только своим ростом, но здоровяком его назвать было трудно, тем более что мы уже потихоньку начали приучаться не относиться к нему серьёзно. Сиваков, конечно, пацан упорный, но габаритами не вышел. Вовка Козлов тоже средненький. Вот мой недоброжелатель Сменщиков-Урфин был довольно плотного телосложения и крепкий на вид. Я поймал его взгляд из-под будто вечно насупленных бровей и подумал, что вот он-то наверняка тогда в умывалке присутствовал. Мочка бы его точно позвал. Ну и лис Данченко. Про него было непонятно, он немного превосходил меня ростом, но силу свою обычно скрывал. Вообще, чувствовалось, что сильный. Может, и сейчас не будет особенно стараться?

Насчёт остальных пятерых в умывалке арифметика получалась такая: из двадцати вычитаются я, Мочка, Сменщиков и недоросток Мишин. Это если наверняка. Остаются шестнадцать. Каждый третий. Данченко ещё можно откинуть. Тогда точно каждый третий.

Мои дедуктивные размышления прервал Виктор Робертович.

– Канатик-то натяните, – сказал он. – Вот так. По центру. Приготовились…

Я вцепился крепче в канат. Мочка стоял первым прямо передо мной.

– На счёт "три"… Раз. Два. Три! – скомандовал Робот.

Мы налегли. Но "Астры" не поддавались. Как-то даже неожиданно. Поверх Мочкиного плеча я видел налившееся кровью лицо Ипполита, который стоял у них первым.

– Давай! – глухо рявкнул Мочка и дёрнул мощно.

Лицо Ипполита исказилось, и мы сдвинулись назад.

"И раз!" звонко крикнул кто-то впереди. Мы продолжали тихонько пятиться. "И раз!" – канат вдруг дёрнулся в руках. Я вцепился ещё крепче. "И раз!" – канат снова дёрнулся, вырываясь, и мне пришлось шагнуть вперёд, чтобы не упустить. "И раз!" Я упирался ногами и всем весом. Голос я узнал – это был Игорь. "И раз!" Снова пришлось шагнуть вперёд. Мочка хрипел от натуги.

– Стоп! – крикнул Робот. – "Астры" победа.

И правда. Красная ленточка на канате была уже возле их флажка.

Мочка бросил канат и с бешенством обернулся к нам.

– Ну вы!.. – прорычал он. – Кто не тянет?!

Я лично тянул, мне стыдиться было нечего.

– Я лично тянул! – сказал Киселёв.

– Оставить разборки, – спокойно прервал Виктор Робертович. – Раунд второй, приготовились.

На счёт "три" мы дёрнули хорошо, "Астры" подались и мы потащили их. Но затем начало происходить то же, что и в прошлый раз. Снова Данченко стал выкрикивать команду и снова, как мы ни упирались, но "Астры"победили.

Мы, тяжело дыша, смотрели друг на друга.

– Надо так же, – сказал я. – Враскачку. Надо командовать.

– Да, – кивнул Мочка. – Ты, – он ткнул пальцем в Киселёва. – Командуй. Как начнём – сразу заводи. Понял?

Кисель кивнул.

Я вытер руки о куртку, а потом вообще снял её. Мочка тоже разделся.

– Готовы? – спросил Виктор Робертович.

Мы снова мощно дёрнули на «три» и снова «Астра» поползла. «И раз!» – крикнул сзади Кисель, но дружно дёрнуть у нас не получилось, лично я точно не успел. И тут же скомандовал Данченко, канат дёрнулся и перестал поддаваться. «И раз!» – снова крикнул Кисель, но как-то опять не получилось, мы опять не смогли одновременно. А в ответ на почти следом раздавшуюся команду Игоря канат попытался выдернуться у меня из рук, я упёрся, ноги скользили и ехали вперёд по траве.

– Вчистую, – подытожил Виктор Робертович. – "Тюльпаны", "Гладиолусы" – на позицию.

Мы понуро бросили канат и отошли в сторону, не поднимая глаз. Никто над нами не подшучивал, очевидно, не желая делать этого в присутствии Робота.

– Кстати, – сказал тот. – Я же говорил про призовые? Нет? Пятёрка, набравшая меньше всего очков, отдаёт пятьсот очков пятёрке, набравшей больше всех.

Я уселся на траву. Руки всё ещё подрагивали от напряжения.

У «Гладиолусов» был здоровяк Чубакка, не уступавший Мочке габаритами. Ещё – вечно саркастичный Крылов, по прозвищу Крылайзер, тоже довольно плотный, коренастый и крепкий на вид. Его друг Сумин, с которым они приехали из одного интерната, со своей почти девичьей красой и пушистыми ресницами явно был не особенно силен, хотя он единственный из нас умел делать склёпку на турнике. Картавый Корнеев-Когень – мелковат и заморыш Мишин. Этих мы должны были обыгрывать. Как и «Астр», впрочем.

У "Тюльпанов" самым здоровым являлся Говядин, хотя он выглядел немного субтильнее Чубакки и Мочки. Ещё у них был пацан со смешной фамилией Бандуркин. Но над его фамилией никто не смеялся, по крайней мере, в глаза. Он был обидчивым и сразу яростно лез на рожон, выпучивая свои и так немного выкаченные глаза и воинственно сопя похожим на картофелину носом. Так-то он был неглупый, мог смешно пошутить, но если что – вспыхивал моментально. Возможно, привык защищаться из-за фамилии. Он тоже приехал из специнтерната. Насчёт силы – постоянно висел на турнике, отжимался по-всякому и завидовал мощным грудным мышцам Чубакки.

Ещё у них был отличник Резников – тоже крепкий старательный парень с подходящим к фамилии профилем, будто вырезанным из деревяшки и похожим на индейский. Странноватый Вовка Дорохов и миляга Вася Козырев – примерно моих габаритов.

По совокупности – "Тюльпаны" выходили фаворитами среди всех нас. Не явными, но очень на то похожими.

Ну вот, наконец, я и описал всех. Весь свой курс. Извините, если получилось длинно, но как я могу их всех не описать, они же стали моей Семьёй? Думаете, я опять с сарказмом всё это? Нет. Тогда на уроке – да, а потом… Родственников ведь не выбирают. А я с ними через многое успел пройти, что сделало нас родными. К каждому из них я отношусь по-своему, как они того заслуживают, на мой взгляд. Родной – ведь необязательно значит любимый, правда?  Но всё равно родной. Да уж. Не было ни гроша, а тут целая толпа родни нарисовалась.

Ладно. Я ведь описываю то, что тогда чувствовал. Правда о том, какие они, те, кто меня окружали, какой я сам – всё это открывалось мне постепенно. Именно так и буду продолжать описывать. Постепенно. Хотя, если честно, это, оказывается, непросто, так и тянет вперёд забежать и бахнуть о ком-нибудь правду-матку. Буду держаться.

Я это перетягивание каната так подробно описываю, потому что это было первое противостояние наших пятёрок. Первая проба сил. Дальше уже всё пошло по нарастающей, со всё усиливающимся драматизмом. Но тогда мы были ещё так невинны. Просто перетягивали канат.

В первом раунде, как я и думал, победили «Тюльпаны». Во втором Чубакка и компания упёрлись, Мишин тоненьким голоском начал яростно выкрикивать «и раз!», и «Гладиолусы» слаженно затащили. В третьем возились долго, «и раз!» начал рычать и Бандуркин. Казалось, что они порвут канат к чёрту. «Тюльпаны» в итоге всё же затащили. Виктор Робертович дал им передохнуть, потому что выглядели все измотанными.

Мочка сидел на траве недалеко от меня. Я надел куртку, подошёл к нему и присел рядом.

– Надо выигрывать, – сказал.

Обиды у меня на него не было, как уже и говорил. Мочку раздражали вообще все люди, так мне казалось. Мне просто не повезло, что я очутился с ним в одной комнате, и он оказался вынужден видеть меня чаще, чем кого-то ещё. Но своему раздражению он обычно не давал выхода, только взглядом. Всё, что, нам говорили делать, делал сразу и без колебаний, будто следуя какому-то принятому решению. Кстати, когда ЕП сказал, что Мочке нужно научиться объяснять, почему ему не нравятся герои книги, которую мы читали, то был не совсем прав. Я уже упоминал, что мы разговаривали с ним про эту книгу как-то после отбоя, так получилось, слово за слово. И мне он как раз таки объяснил, почему ему не нравятся герои, причём весьма ёмко объяснил. Каждому из них дал хлёсткую беспощадную характеристику. Негативную. И сказал, что не любит слабаков. На мой взгляд, он сильно преувеличил, но сделал это вполне логично и небезосновательно. Почему не стал это повторять ЕП я, честно говоря, не понял. Тогда не понял. В общем, тип неприятный, но чудной. Я несколько раз подмечал, как он сидит с застывшим невидящим взглядом, будто исследуя что-то внутри себя. Был бы он обычным здоровым злым гопником, мне было бы проще и понятнее. За вчерашнюю выходку я бы сильно на такого разозлился и нашёл вариант отомстить. Так, чтобы взрослых не вмешивать. Имелся у меня уже такой опыт и к этому я был приучен прошлой жизнью, в которой ничего никому спускать нельзя, иначе хуже станет. А тут – даже злости почему-то не чувствовал. Сам удивлялся.