Текст книги "Остап Вишня. Невеселе життя"

Моє любе хлоп’ятко, як ти там живеш, чому нічого не пишеш про свою «жизнь»? Чогось мені жахливі картини малюються. Так м’яко слалося, і так твердо довелося спати. Да, дєла! Так хочу поїхати до тебе, що ти собі уявити просто не можеш!..

Як все по-глупому склалося… От хочу поїхати до тебе і не можна… тю! Тю на його батька! У нас на Україні новина: т. Чубар переїхав в Москву заступ[ником] голови Раднаркому, а на його місце П. Любченко. Ну, та я вже писала, що Мачків батько переїхав на Раднаркомівську. Мак дуже сумує за ним, а Анна Дмит[рівна] нічого. А так у мене тут нічого нового немає; сиджу і думаю про тебе, робота з рук валиться і думок, думок… що то дасть мені Москва? Надія то покидає мене, то знову вертається, щось мало енергії у мене. Я вже зневірилася в усіх і в усьому, що немає нічого дивного, що зі мною таке робиться. І все мені хочеться спати. Правда, в сні не відчуваю жорстоку дійсність. А чи можна тобі спати добре?! О, бідний мій, дорогий, рідний хлопчику!.. Ну, та якось переживемо все. В крайньому випадку, коли Москва нічого дати не захоче, то прийдеться мені переїхати до тебе з подушками, килимами, самоваром і дитям. Та й будемо жити на «севере диком растет одиноко…». Ех, і заживемо на славу! Заведемо собі собачий виїзд… чим погано?! Все б добре, якби не сумно безкінечно за тобою. Я вже зовсім не вмію сміятися і радіти. Інколи заспіваю «Жаворонка» і плачу потім без кінця. Наша Маруся правду сказала, що «забрали у нас пульс життя» – це тебе, і тепер ми напівживі.

Дорогий мій! Єдине бажання – щоб тобі було добре, і коли вже ти доїдеш до свого хоч приблизно постійного місця? Скільки ти намучився, уявляю собі, а спочинку не видно… ой не видно. Хоч би вже в Чиб’ю було пристойне помешкання і стіл. Ну, за стіл то я менше турбуюся, бо як тільки надішлеш мені точну адресу, то я зараз же виряджу посилку. Мені страшенно хочеться, щоб ти собі не відмовляв хоч у харчах. Я тобі послала дві посилки і ти, будь ласка, напиши, що тобі потрібно на кожен місяць із продуктів і скільки, бо я не знаю і гублюся, що посилати і по скільки. Не знаю, чи хватить тобі на місяць того сала й масла, що я вислала, і чи тютюну досить, чи ні? Ти точно вирахуй, і краще я більше пришлю, щоб тобі не було недохватки.

І ніколи ти мені не приснишся, а на картку твою не можу дивитися, бо починаю плакати, що тебе немає, і коли будеш – невідомо. Як це важко все! Так хочеться тебе перетягти ближче, а чи вийде – не знаю. Всі кажуть, що багато дуже робить Єкатерина Павлівна Пєшкова. Живе вона в Москві Мишков[ому] провулку № 15. Дуже було б добре і тобі написати їй листа. Пиши про свою хворобу і про суворий клімат; я теж саме пишу і прошу єдиного – перевести тебе в більш сприятливі кліматичні умови. Так мало, правда, так скромно, і невже не можна буде зробити цього?! Як я боюся, що скажуть «нельзя». Не буду думати про це. Я вірю, що коли скажуть «нельзя», значить я буду проситися поїхати до тебе і тоді я певна, що скажуть – «можна». А може якраз друга варіація нам більше підходить і ми швидше зможемо бути разом?!

Як ти думаєш? Любий мій! Дорогеньке моє сонечко! Ти пишеш, що вже й там потроху весна підходить, а у нас весна в повному цвіті, тільки я її не бачу і не відчуваю, і не почуваю. Гидко мені та нудно. Не хочу я нічого, і краще була б зима, та тільки знову бути разом з тобою. Так пролетіли 10 років життя з тобою, що зараз мені здається, що то був сон… Невже фортуна повернулася до тебе спиною і в твоєму житті вже не буде нічого хорошого?! Не вірю… Мусить бути і буде! І я буду з тобою, хочу бути, мрію про це і ніяк не думаю перебувати в межах, з яких мене виперли. Коли нічого не зможу зробити в Москві, то поїду з охотою до тебе. Дуже хочеться і в цьому році попасти до тебе, а от чи вдасться хоч на побачення приїхати? Якби я знала, що ти так довго будеш в Котласі, я б приїхала хоч на день. А то все ти писав до 1.V, а потім – до 6 або 10.V. Жаль, що зразу не було відомо про 10.V – я б приїхала. Дуже сумую за тобою, і чим далі, то гірше, так мені важко і тоскно…

Тільки якби я знала, що ти там спокійний і не голодний, і не сумуєш, то й мені було б легше.

Ну, цілую мого дорогого, хорошого, рідного хлопчика. Будь щасливий, здоровий і спокійний! Любий мій. Цілую.

Діти цілують і пишуть. Твоя Варя.

Зараз їду в Москву. Сіла в потяг 6.V. Цілую.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

8 травня 1934 р.

Москва 8.V.1934

Дорогое солнышко!

Я вчера приехала в Москву и бегаю как заяц. Настроение не особенно. Остановилась у Яши Трудлера – приняли, как родную. Сегодня или завтра поеду искать Василия Георгиевича – он живет где-то за городом. Была у Пешковой в о[бщест]ве помощи политзаключенным, подала заявление о тебе и себе. Не знаю, что из этого выйдет. Узнала в ГПУ про свидания с тобой. Дело в том, что ни Харьков, ни Москва теперь никаких разрешений на свидание не дают, а только на месте ты должен со своим начальством этот вопрос выяснить – получить разрешение и мне написать или телеграфировать об этом – тогда я выеду. Мне бы очень хотелось в этом году с тобою увидеться. Завтра поеду к т. Горькому и буду говорить обо всем; что может из этого выйти – не знаю, и вообще у меня не особенно много надежды. Москва меня засмыкала и вымучила своей сутолокой. Не знаю, что скажут мне у Горького, но я заскучала. Зайду еще в ГПУ здесь и узнаю, где нужно хлопотать о переезде к тебе, а ты у себя там все разузнай. Мне что-то очень захотелось жить у тебя в тундре. Думаю, что там мы неплохо бы устроились. Узнай там обо всем точно и напиши мне. Теперь, очевидно, не буду так часто получать от тебя письма и мне придется страдать. О, дорогой мой мальчик, как все это тяжело и больно, но я все-таки верю, что с тобою я буду вместе и я себе не мыслю жизни без тебя. Я не знала, но говорят, что я могла приехать к тебе в Котлас на 2–3 дня; очень жалею, что это мне не пришло в голову раньше. Послала тебе две посылки, а из твоей телеграммы не могу понять, сколько ты получил – одну или две. Пиши мне точный адрес новый, а то я боюсь посылать посылки. Я думала, что ты в Котласе будешь до 10.V и что все письма и посылки тебя там застанут.

Узнавай обо всем на месте и пиши мне, то, может быть, я к тебе приеду еще в этом году. Родной мой, так хочу тебя видеть… Будем надеяться, что все кончится хорошо. Если выхлопочу себе разрешение жить на Украине, тогда можно будет перекрутиться еще одну зиму, а там будет видно, что и как, но если ничего не выйдет, то очень хотелось бы переехать к тебе еще в этом году. Делить высылки, так уж лучше вместе, а не каждому отдельно. Писать буду тебе часто, и ты не скучай. Напиши, как ты доехал до Чибью и там ли ты будешь и на дальше.

Целую тебя крепко и скорблю…

Только ты не унывай. В жизни все нужно пережить.

Целую. Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

10 травня 1934 р.

Москва 10.V.1934 год

Родной мой!

Сижу в Москве. Послала тебе из Москвы одно письмо и вот сегодня пишу другое. Заходила к Горькому, но ни его, ни его секретаря не застала дома. Так что мне не удалося переговорить лично, а я только оставила письмо. Видала Василия Георг[иевича] и Марию Владим[ировну]. Долго с ними говорила. Решили мы на семейном совете, что лучше было бы мне переехать к тебе на жительство. Я и сама так уже решила, но нужно всегда иметь свежую голову для совета; со стороны всегда виднее. Думаю, что нам с тобою и в Чибью будет неплохо жить, все-таки будем вместе делить и горе, и радость, а то разбросала нас жизнь в разные концы света и скучно нам, и тяжело. А то уж вместе будем. Это желание уже у меня созрело определенно и мне нужен был только маленький смелый совет, чтобы я окончательно двинулась в путь. Теперь только одно письмо от тебя с места, где ты окончательно остановился, и я еду к тебе на свидание, а там уж поговорим обо всем и договоримся окончательно с местной администрацией о моем пребывании у тебя.

Думаю, что лучше колонизоваться и жить в Чибью. Будем хотя бы на одном месте жить. Ты выясняй все на месте относительно свидания и моего переезда к тебе, а тогда присылай телеграмму срочную, и я выеду. Я тебе уже писала, что ни Москва, ни Харьков разрешения на свидание не дают, а это зависит исключительно от местной власти. Так что, дорогой мой, узнай все там точно и не о чем думать долго. Жить без тебя я не хочу и не собираюсь забывать тебя, а так или иначе мне жить не дадут спокойно и все равно будем мучиться каждый отдельно. Уж лучше вместе. Уверена, что будет нам неплохо. Работать будем вместе, а там, наверное, нужны люди и рабочие руки. Я буду еще с большим удовольствием там работать, где нужны культурные силы и где и тебя, и меня будут ценить за работу и будут давать возможность свои способности принести на пользу нашей стране. Я уверена, что все устроится в лучшую сторону. В этом году я, наверное, не успею переехать к тебе совсем, но следующей весной, мне кажется, можно будет двинуться в путь. Что нужно брать к тебе на свиданье из продуктов и возможен ли приезд из Котласа женам на свидание в Чибью? Какие пути передвижения из Котласа до Чибью для жен во время свидания, и где нужно хлопотать обо всем этом. Единственное, что меня волнует – это то, что приеду я в Котлас, а дальше стоп, и не смогу добраться до Чибью. Это будет ужасно… Родненький, узнай все и телеграфируй мне в Харьков.

Получил ли ты мою вторую посылку, что я тебе послала из Харькова 28 апреля; из твоей телеграммы я не поняла – одну или две посылки ты получил. Когда получу точный адрес – пошлю еще. Нужны ли деньги? Ты пиши мне и не стесняйся, я сейчас же вышлю деньги.

Подала заявление Пешковой о переводе тебя в другое место, что выйдет – не знаю, но мне кажется лучше быть там (в Чибью) и жить вместе. Жду от тебя писем из Чибью, где ты мне обо всем напишешь.

Дети здоровы, тебя целуют и любят. И все кланяются тебе. Василь Георг[иевич] в Москве еще не устроился. Настроение неважное и положение неопределенное. Думает ехать в какую-нибудь длительную командировку, а куда еще не знает. Послала письмо о себе т. Постышеву, но ответа еще нет. Мне как-то все неохота думать про что-нибудь другое, кроме Чибью. Как твоя язва? Если будет плохо – требуй медицинского освидетельствования. Я чувствую себя неплохо и даже поправилась немного. Так легко не иметь квартиры и барахла. Куда хочу – еду, и что хочу – делаю. Скучаю за тобой и надеюсь увидеться с тобой в этом году. Если бы раньше приехала в Москву, то наверное бы прикатила к тебе еще в Котлас, а теперь боюсь, что не доберусь до тебя. Ну, да попробую. Ты, солнышко, узнай все там в Чибью и пиши, телеграфируй мне. Люблю тебя и скучаю очень… Жалко, что так далеко и что так трудно добраться к тебе. Но я все же попробую. А вдруг и удастся!.. Мое дорогое солнышко, пиши, не унывай и будь добрым. Думаю, что через месяц-полтора буду у тебя. Целую, люблю.

Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

12 травня 1934 р.

Письмо № 1. Буду вести нумерацию писем и ты тоже.

Посылаю фото свое и Муры с семьей.

Харків 12.V.1934 г.

Дорогой Мум!

Только что приехала из Москвы и получила через полчаса от тебя письмо от 5.V, где ты пишешь, что ты староста этапа. Ну, в Москве пока без результатов определенных. Я тебе из Москвы послала два письма, где писала, что встречалась с Васей Р[адышем], и мы много говорили про будущую жизнь твою и мою. Он тоже советует не торопиться, но было уж поздно, потому что я подала заявление т. Горькому и Пешковой. Думаю, что если я не поеду еще раз к ним, то там все затихнет, и так скоро ничего не будет сделано. А мое мнение совпадает с твоим – колонизация, и я еду к тебе. Я рада, что ты немного успокоился и уже не такое тяжелое настроение. Ты крепись, мое солнышко! Все перемелется. Я совсем спокойна и очень рада, что ты тоже решил остаться там и будем мы жить понемногу. Думаю приехать на свидание к тебе через месяц, да дорога с неделю, так что, наверное, в двадцатых числах июня буду в Котласе.

Я тебе уже писала, что Москва и Харьков никаких разрешений не дают, а все зависит от местной администрации. Так что ты проси на месте разрешения, а я буду в Котласе просить. Будет ли у тебя там карантин или нет, но к двадцатым числам, я думаю, что и карантин ты уже отбудешь, так что я смогу тебя повидать. Завтра вышлю тебе денег рублей 200 и посылку с сухарями белыми, которые я купила тебе в Москве. Устала страшно в столице – шумно, многолюдно, пыльно из-за постройки метро и скучно.

Кроме Васил[ия] Геор[гиевича] никого не видела и умно сделала; все люди одинаковы. Ты, дорогой мой, будь умненьким и пиши письма только мне и больше никому. Я уже как-нибудь сама буду сообщать про тебя Кате и Васе. В Москве была с 7 по 11 мая. Партия потеряла еще одного старого большевика: умер Менжинский; очень жалко и тяжко от этой потери. Культурный человек.

А так новостей никаких нет, потому что я в Москве бегала, как заяц, быстро-быстро, а харьковских газет тут нет, а в старое убежище неохота ходить.

Без меня приходила Анна Дмит[риевна] и говорила, чтобы я не бывала там, да и меня саму не тянет.

Хочу очень поговорить с тобой и мечтаю о встрече. Ты мне под 11.V снился, а как – не могу вспомнить, но за все время первый раз. Была очень рада. Дорогой мой, я совсем успокоилась после того, как твердо решила ехать к тебе и для меня теперь все пустяк. Вот только волнуюсь – смогу ли я в этом году перекочевать к тебе совсем или придется зиму тут еще пережить. Ну, да время еще есть и, если я добьюсь свидания в эту навигацию, тогда все обговорим и решим. Продам все и поеду к тебе. Будем жить и в Чибью, думаю, что не хуже, чем в Харькове, а может быть и лучше. И мне наверное там работа найдется. Хочу страшно тебя увидеть и поцеловать твои глаза. Сколько перестрадалося, думаю, что пора уже судьбе повернуться к нам «передом», а не «задом». Довольно уже нас потрепало. А жизнь без бурь и волнений теряет всякую прелесть, делается однообразной. Все равно придется умереть и не успеешь всего изведать. Человек – противное существо – привыкает к оседлой жизни и трудно двинуться с места, а когда его «двинут» – так выходит, что не так уж и страшно это. Я себя чувствую сейчас хорошо, потому что меня не связывает барахло и могу я ехать куда угодно без волнения. Все равно нет дома, и будет он там, где мы будем вместе. Мне кажется, что все идет к лучшему. Будь умным и бодрым, держись крепко, а все остальное уладится. Напиши, что нужно тебе привезти с собой вместе из вещей и продуктов, кроме любви. Рада твоим письмам страшно. Здесь меня ждало от тебя письмо от 30.IV и открытка от 3.V. Очень рада, что посылка тебя застала в Котласе; вот только не поняла, как вторая посылка поехала за тобой или ты ее успел получить перед отъездом. Целую тебя крепко. Как твоя язва? Не очень ли она тебя беспокоит. Волнуюсь за твое здоровье. Целую, люблю и жду встречи.

Твоя Варя.

Дорогенький! Напиши, чи єсть там ліси, і взагалі яка там природа. Чи красиво там, чи не дуже, так мені кортить побачити край той. А чим там топлять у печах, в чому ходять зимою люди (одяг)? Скільки там зима триває місяців, чи буває «северное сияние», чи буває пурга, чи їздять на оленях, чи собаках? Пиши про все. Коли весна починається і чи єсть там квіти, чи цвітуть дерева фруктові і чи взагалі вони там єсть? У нас зараз все цвіте і жарюка страшна, бояться, що хліб пропаде і городина. Треба дощу, аж плач так треба. Ну, цілую тебе, пиши, мій рідненький. Дуже хочу тебе побачити.

Твоя Варя.

Дорогенький дядя Павлуша!

Як ви живете. Чи холодно там. Мені хочеться з вами побачитися. Я зараз складаю іспити. З математики письмової іспит склала, а завтра (13.V числа) з української мови. Навчання кінчаємо І7/V-34 р. Іспити ще будуть з математики та укр[аїнської] мови усні. Тут гарно мені, тільки хочу з вами побачитися. Дерева тут вже одцвіли.

Цілую кріпко-кріпко вас.

Ваша Мура.

Мур.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

14 травня 1934 р.

Письмо № 2

Харків 14.V.1934 г.

Дорогой мой Мум!

Послала тебе письмо после того, как приехала из Москвы, да из Москвы два письма послала. А сегодня пишу еще; так хочется, чтобы ты не скучал и от нас часто получал письма. Вчера Мурочка тоже тебе писала в письме. Твоих два письма (от 30.IV и 5.V) и открытку (от 3.V) получила по приезде из Москвы, очень была рада и опечалена тем, что я могу тебе напортить своей поездкой в Москву. Ну, да я думаю, что не все так скоро делается, и если что-нибудь и будет сделано, то это не так скоро. Кроме того, я была у Горького, но ни он, ни секретарь меня не могли принять, потому что их не было, а были они у сына Горького на консилиуме (тот болен), и в тот день, когда я выехала (11.V) сын Горького умер от крупозного воспаления легких. Так что мое заявление, которое я ему оставила, очевидно, не скоро будет читаться. Я сама очень рада, что все быстро не делается, потому что мне чувствуется, что будем мы в Чибью жить неплохо, и вот думаю с уверенностью о нашей совместной жизни на севере. Хочется к тебе скорее, хочу увидеть тебя, поговорить, узнать все о твоей жизни и жизни того края, где ты сейчас живешь. Хочу страшно побывать в Чибью и посмотреть на все своими глазами. Я никогда не видела нефтяных промыслов и просто не могу даже представить себе, что это такое. Интересно очень, есть ли там леса? По карте народного хозяйства СССР я нашла точно то место, где стоит гор. Чибью, а так ни на одной карте такого города за молодостью лет – не имеется. Так вот на этой же карте по р. Ижме (а Ухта – приток этой реки) есть лесопильные заводы, значит и леса есть. Ты, очевидно, удивляешься, почему я все о лесах докапываюсь?! Да очень просто, мне кажется, что тундра – это равнина, покрытая мхом и травичкой, да где ни где торчит покалеченная ветрами березка. Вот так почему то мне кажется и ничего другого представить себе не могу, хотя знаю, что леса на Урале прекрасные, то и там должны быть тоже. Правда, Урал-то от вас довольно далеченько. Вот я никак не найду это место Усть-Вымь, очевидно, оно такое же новое, как и Чибью. А почему называется «Чибью», что это значит? Вообще у меня масса вопросов, на которые я могу получить ответ только на месте и потому я хочу скорее приехать к тебе и все увидеть и узнать. А какие дома там – деревянные, или нет? И есть ли там вообще дома? Я просто не могу представить себе того края и мое воображение рисует мне довольно странные картины. Так хочу туда к тебе, что просто ужас. А сколько сказать тебе нужно хорошего-хорошего, такого, что и написать нельзя, да и сказать, пожалуй, не выйдет тоже… Ну, ничего, добьюсь.

Я тебе писала, что разрешение на свидание дает исключительно местная администрация и никто больше. В Москве я пробовала зайти в Гулаг, но мне даже пропуска не дали и направили в справочное, где мне и объяснили, что ни Харьков (который тоже направил в Москву меня), ни Москва сейчас этим не ведают, и что только местная власть этим распоряжается. Вот, дорогулечка, это от тебя зависит. Ты должен сговориться и написать мне, что можно ехать (так сказала Москва). А я, как только получу от тебя письмо из Чибью, где будет написано, что ты туда уже добрался и что это уже хоть приблизительно точное твое место жительства – я сейчас же двигаюсь в путь-дороженьку к тебе на побачення.

Думаю, вернее мне хочется устроить Мурочку в Евпаторию в санаторий. Удастся мне это или нет – не знаю, но очень хотелось бы ее туда отправить на поправку. Уж очень она запаршивела за последних 5 месяцев, худенькая очень стала. А сейчас особенно; жарко, лето, много бегает и устает очень. Было бы неплохо с Мурочкой так устроиться, тогда бы я спокойно поехала к тебе, зная, что Муркетка пристроена на тот период, пока я буду ездить. Да, поживем увидим. Вот чувствует моя душа, что я к тебе перекочую и неспроста все так складывается в жизни. Ты смотри только, если бы осталась в Харькове, то думалось бы, что ты скоро вернешься и держалась бы квартиры со всех сил в ожидании тебя; если бы в Москве застала бы и Горького, и Пешкову, то скорее двинула бы дело с твоим переводом; если бы не разыскала Василя там, то не утвердилась бы окончательно решительность относительно переезда, а все хлопотала бы о твоем переводе. Так, что все идет к лучшему, а там видно будет. Настроение у меня совсем неплохое и жду только от тебя писем с нетерпением. Как легко человеку, когда он решает что-нибудь окончательно и твердо. Никогда не нужно быть мягкотелому. Я думаю, что нам нужно решить переменить климат тоже окончательно и бесповоротно. Ну, да об этом мы еще переговорим при свидании.

Теперь практические вопросы, которые мне бы хотелось с тобой выяснить. Если бы я переменила в пишущей машинке буквы такие «і» на «ы», а «є» на «э», то как ты смотришь на это дело? Это не помешает ей служить и для русского письма, и для украинского, потому что «є» можно с успехом делать из «е», когда обратно вернуть эту же букву и ударить «—», получается совсем неплохо; а «і» оставить, пускай живет. Без «ы» и «э» никак нельзя печатать по-русски; правда «ы» я делала к тебе в письмах из «ь», добавляя «і», но это некрасиво. Ты подумай и напиши, а такая буква, как «ґ» и совсем не нужна на укр[аинском] языке. Возьмут за работу недорого – от 20 до 25 руб., а машинка будет универсальная. Напиши свое мнение и решение обязательно, а то я не буду ничего переделывать, пока ты не скажешь.

Дорогуличка моя, все строю я планы на будущую жизнь. А ты, роднуська, узнай там, как люди туда семьи позабирали и как они перетащили туда барахло свое и детей. Это меня больше всего пугает – как перевезти Муркетку? Все-таки дорога довольно сложная и что самое страшное – это 300 километров автобусом; и вообще пускают ли жен во время свидания на пароход и эти самые автобусы. А то может выйти так, что до Котласа я доеду, а дальше тпр-ру… и крышка. Очень жаль, что не знала сначала точно, когда ты поедешь из Котласа, а то я туда явилась бы. Пиши, что тебе нужно из продуктов, как с мылом, и сообщи, что нужно тебе – все пиши, вышлю. Я писала, что посылку высылаю тебе; так я ее вышлю только завтра – не успела скупить все. Деньги тоже вышлю – 200 рублей. Пиши, мое солнышко, теперь письма уже не будут так скоро ко мне доходить; пока-то они доберутся до Котласа, а оттуда к Харькову 6–7 дней будут добираться. Теперь, очевидно, только через 10–12 дней буду от тебя весточку получать и тебе, наверное, не всегда и не так часто можно будет писать.

Как там у вас в Чибью, будет карантин или нет? Я думаю, что будущее у этого города (Чибью) большое, и, наверное, скоро уже и железные дороги будут проложены там; не может быть, чтобы нефть была так неудобно связана в транспортном отношении. Так что там идут большие стройки, наверное, по всем отраслям. Что меня удивило – это что газета выходит два раза в месяц. Это в лагере или в г. Чибью? Вообще же гор. Чибью лагерь или в нем есть лагерь? Никак не допойму я всего этого. И кто, т. е. вернее какой трест разрабатывает нефть или эти промыслы в ведении ОГПУ? Тоже не могу понять. Если промыслы находятся в ведении какого-нибудь треста, то ты узнай, какого точно и напиши мне. Я тогда могу предложить свои услуги для выезда просто тресту; если же это в руках ОГПУ, то тогда узнай, как можно к тебе переехать.

Ты пишешь, что в случае колонизации… Ну, значит, нужно колонизоваться и крышка. Подумаешь, страшно, что там зима долго, ну и пусть долго, а нам будет тепло. Правда, солнышко? Ты у меня солнышко и мне будет везде с тобой тепло. Климат же северный гораздо полезнее, чем наш; люди крепкие, бодрые, здоровые. Вот и мы будем такие и 100 лет жить будем.

Целую тебя крепко, крепко, и хвост, пожалуйста, бубликом держи – понятно? Голубчик мой, родненький. Целую, целую…

Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

16 травня 1934 р.

Харків 16.V.1934 р.

Дорогий татулька!

Вот уже четыре дня, как от тебя нет писем. Я написала по приезде из Москвы к тебе два письма – № 1 и № 2, да из Москвы два. Знаю, что теперь не так скоро буду получать письма от тебя, потому что завезли тебя далеко, и ты мои тоже, но все-таки неспокойна и каждую минуту смотрю в ящик, нет ли письма. Интересно, сколько будут идти письма теперь; раньше, как 6 дней – оно уже в Харькове, если, конечно, не залеживалось в Котласе день-два; а теперь, наверное, дней 10. Вот ужас. Так хочется получить от тебя письмо и узнать как ты доехал и как устроился. Тяжелое это дело и грустное, но ты не падай духом и крепись. Какая там у вас погода, потеплело или нет? У нас засуха, и есть опасение, что хлеб может пропасть, да и для огородов нужен дождик, а его нет как нет. Солнце жарит во всю, духота. Прямо Сахара скоро будет на Украине, а в Чибью, наверное, будет такой климат, как когда-то тут был. Где-то что-то изменилось в природе и теперь все как-то перекрутилось. Говорят, что в Ленинграде погода значительно улучшилась по сравнению с прежними временами.

Не знаю, получил ли ты уже мои последние письма? Там я писала, что была в Москве, но ни Пешковой, ни Горького не удалось повидать. У Горького сын был болен и умер в день моего выезда из Москвы, а Пешкова в отъезде была, но письма с заявлениями я оставила. Видела Васю там, и он не советовал трогать тебя, а мне сказал то же, что и я решила – ехать к тебе. Ах, как было бы замечательно, если бы можно было бы мне переехать к тебе совсем. Так мне хочется этого… безумно, до того грызет меня тоска и грусть… не могу жить без тебя и конец. Я даже не ожидала от себя таких сильных и глубоких чувств. И какая-то я чудная, вот даже Муркетка отошла на второй план, а все заполнено тобою и только мысли, мечты, желания – к тебе, о тебе, для тебя. Тяжело мне порою и обидно, но сейчас все скрашивает мысль, что как только получу от тебя письмо, сейчас же поеду к тебе и за всякую цену буду добиваться свидания. Так хочется, так хочется тебя увидеть… Сколько сказать, сколько спросить, сколько плакать и смеяться… Скорее бы этот час настал… Как я жду его. Дорогой мой, все, что я пережила, мне кажется таким ничтожным с тем, что ты перенес и переносишь, и так хочется еще большего для себя, только чтобы хотя немного для тебя было легче. Знать, что ты не один страдаешь, а что где-то далеко есть человек, который тоже несет тяжелый тягар изгнания и тоски, но несет с радостью и гордостью, потому что разделяет твою участь и хотя немного хочет облегчить ее.

Мне, во всяком случае, морально сейчас очень легко. Я никого не хочу знать из старых знакомых и не вижу их, и не знаю про них ничего; для меня умерло прошлое, и так хорошо, что ты себе представить не можешь. И легко от сознания, что не ты только перенес и перестрадал, а и я разделила твою участь, и мне это приятно только поэтому. Пока еще не проснулось чувство обиды и анализа: «За что, да почему, да в чем дело?» Желание работать и быть нужным человеком для нашей страны я не потеряла, хотя и сильно меня потрепало морально. Значит у меня заложено здоровое начало и киснуть да копаться во всем, что случилось нет никакого смысла. Работать надо. Энергии собралось на целые десятки лет, вот только бы мне к тебе добраться и я с охотой там приложу и силы, и энергию. Единственно, что меня сейчас волнует – это как я к тебе доеду, если в центре (Москва) не дают сейчас разрешение на свидание. Хотя мне там ясно и членораздельно сказали, что приехала я из Харькова напрасно за разрешением, потому что ни Харьков, ни Москва теперь этим не ведают, и только на местах этот вопрос нужно тебе выяснять и писать мне, чтобы я просто ехала к тебе. А вот разрешит ли местная администрация? Хотя в других лагерях даже те, кто всего месяц, как высланы, а уже на 5–6 дней давали свидания. А пока я к тебе доеду, то будет почти три месяца, как тебя выслали. Если же только будут настаивать, что после 6 месяцев – тогда плохо. Ведь край далекий, сообщение тяжелое и зимою для нас, жен, очевидно, просто невозможное, неужели же такие будут там жестокие люди, что откажут в этом тебе. Нет, я верю, что дадут разрешение и я тебя увижу в этом году. Иначе будет тяжело и тебе, и мне. Нет, нет… я не допускаю мысль об этом. Люди же там сидят, могут понять, что зимою трудно и невозможно добраться в Чибью, а я привезу с собой немного теплого южного солнышка, массу веселости, смеха и радости.

Наверное, такие далекие края, как Украина, приезжают в образе женщины на свидание в Чибью очень редко, и, может быть, я буду желанным гостем у вас на севере? Ну, в общем я хочу в Чибью и крышка! И буду там – факт.

Тебе не кажется, что как только я не получаю от тебя несколько дней писем, так и настроение у меня пониженное, зато когда есть от тебя весточка, то я получаю такую зарядку, что ого-го!

Была вчера у меня Анна Дмитр[иевна] с Мачком, шлют тебе привет и самые лучшие пожелания. К ней заходила Катя, но ее не застала и хочет со мной очень увидеться, а сейчас в связи с экзаменами она очень занята, давно я уж не видела Катю и Васю. Ну, да она придет ко мне скоро, и я все ей расскажу и почитаю твои письма. Думаю, если удастся Муркетку в Евпаторию в санаторий отправить, сама к тебе майну на побывку. Если не удастся в этом году приехать к тебе, то зиму перебуду в Белгороде, а как только начнется навигация, так и в путь-дороженьку на Север. Вот интересно как все в жизни бывает… Когда-то в детстве я очень увлекалась литературой о Севере, сколько было прочитано о всяких экспедициях на Северный и Южный полюсы, да еще не так давно очень грустила о гибели Амудсена, а теперь вот и самой придется, может быть, жить в белом суровом краю. И детские мечты могут осуществиться хотя наполовину, потому что я совсем не могу представить край, где ты сейчас. Что это: тайга или тундра? Ты мне все пиши, я так хочу получать от тебя часто письма. Неужели из Чибью тебе не удастся столько же писать, как и из Котласа? Будет тяжело.

Ну, солнышко мое, целую и люблю и жду встречи, дети тебя любят и целуют. Мое хорошее, родное. Мум мой.

Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

17 травня 1934 р.

№ 4

Харків 17.V.1934 р.

Любе сонечко!

Получила твою открытку с дороги от 7.V и стало хорошо на душе. Хотя и волноваться начала, как же это ты 300 километров пешака? Это трудновато! Было бы хорошо ехать. Рада, что две моих посылки тебя застали в Котласе и что ты сейчас хотя не голодный будешь. Еще послала тебе посылку уже в Чибью, вот только не знаю, получишь ли ты ее по такому адресу, какой ты мне все время писал. Я очень была рада, получив открытку, и, читая то место, где ты пишешь про ружья. Только тех, что у нас были, нам пока не получить. Мое тоже кому-то понравилось, и его мне не возвратили, обещали компенсацию, но подвернулось выселение, и мне не было времени бегать еще за ним, потому что в пятидневный срок довольно сложно было и трудно выкатиться из Харькова. Сейчас же я даже не знаю, как и начинать разговор о нем. А вот если мне удастся связаться с Конст[антином] Алексеев[ичем] и забрать у него то, что он тебе купил, а я ему заплачу деньги. Как ты смотришь на это дело? Если, конечно, он его не спустил куда-нибудь. Запасы же те, что были в книжном маленьком шкафу, все целы, а остальное – даже ящик с щетками и маслами да шомполами не возвращены. Кроме того, не возвратили мне книг и порт-плед тот, что ты брал, когда шел из дому, сказали, что ты все забрал с собою. И перочинный нож не вернули, тоже сказали, что он отдан сопровождающим тебя конвоирам для твоего пользования. А я думала, если не нужно будет (что хотела спросить у тебя во время свидания) – продать этот запас, за него можно было бы взять хорошие деньги. Я сейчас на все смотрю с точки коммерческой: «продать и сколько можно взять». В данный момент мне и тебе только деньги и нужны, а всякое барахло ни к чему. Послала тебе серую английскую сорочку, но запонки в сундуке у Анны Дмитр[иевны], а я туда не хожу – далеко и… так что ты купи там, если есть, а я на всякий случай пришила воротничок, чтобы ты знал, как ее можно носить без запонок.