Текст книги "Остап Вишня. Невеселе життя"
Автор книги: Сергій Гальченко
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Пиши, роднулька, что тебе еще нужно из продуктов и вещей. Думаю, когда буду ехать, привезти тебе подушку большую и теплое одеяло. Какую обувь тебе нужно сейчас и какую на зиму? Боюсь, чтобы не вышло так с зимой, как в первый раз: ехал в Дмитров в ботиночках, а очутился на севере. Да… бывает. А было все известно, но только не для нас. Мне очень много стало ясным. А все-таки жизнь хороша, идея прекрасна и бороться есть за что, потому что социализм все-таки будет в нашей стране на страх врагам. Как мне хочется работать, так ты просто представить себе не можешь: так и прет из меня желание к работе, но ее пока нет, жаль… Ну, ничего, думаю, что в Чибью я ухвачу ее за ворот и буду ворочать с большой силой. Скорее бы только все выяснилось. А в Чибью уже собираются ехать на работу Анна Дмитр[иевна]с Мачком и тетя с Галкой и Игорем, мечтают, что если я поеду и все устроится хорошо, напишу им как и что там в жизни есть, тогда и они с охотой приедут на жительство к нам. Вот видишь – я родичами и друзьями могу полтундры заселить; смотри сколько желающих ехать на север. А говорят: «калачом не заманишь туда», а выходит, что без калача хотят ехать. А сколько знаю я сейчас случаев, что люди заехали еще в большую глушь, чем ты сейчас, и так очарованы, что не хотят возвращаться назад. Думаю, что и с нами будет тоже. А перспективы перед Чибью огромные – нефть; не может быть, чтобы нефть была так жутко далеко и плохо связана с транспортом – значит стройка дорог железных или еще чего-то другого, значит рост самого города, значит стройки большие и т. д., а отсюда и требование на культурные сила. Все за и ничего против пока я не вижу, только опасения, что не смогу в этом году к тебе добраться, а так хочется.
Нужна ли тебе бритва, прибор и зеркало – пиши, пришлю. Вообще все, что тебе нужно – пиши и не смущайся. А может быть костюм тот, что ты мне вернул из ГПУ, тебе выслать, а то ты уже оборвался и вымазался наверное. А как ты купаешься? Где, кто белье стирает, нужно ли белье? Все, все пиши мне. Мыла выслала. Посылка не существенная, но это так между прочим, а серьезную посылку вышлю, когда получу из Чибью от тебя письмо. А с собою тоже привезу чего-нибудь. Деньги выслала телеграфом – 200 рублей. Настроение неплохое. Привыкла уже ко всему и только жду писем, где буду знать, что мне можно выезжать к тебе. И на душе как-то спокойнее стало; это потому, что и ты немного успокоился, правда? Уже по твоим письмам последним видно, что ты гораздо уравновешеннее и не так пессимистичен. Я рада, бодрюсь. Для меня тоже будет спокойнее, когда я буду знать, что ты держишься. Значит «хвост бубликом» обоюдно у нас.
Целую тебя крепко и люблю бесконечно. Жду от тебя известий о свидании. Письма будут теперь долго идти. Открытка шла 10 дней, а сколько же из Чибью?! Дети здоровы, целуют и вспоминают. Целую чудные глаза, лучистые.
Твоя Варя.
Повідомлення про переказ грошей
18 травня 1934 р.
Повідомлення про переказ грошей Остапу Вишні від Маслюченко В. О.
18 травня 1934 р.
Выдать двести [рублей] Остапу Вышни. Он же Губенко Павел Михайлович.
Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні
20 травня 1934 р.
№ 5
Харків 20.V.1934 г.
Дорогой Мум!
Третій день не маю від тебе листа і вже мені скучно і тоскно. Теперь будут долго от тебя идти письма, и мне будет очень тяжело. Так плохо, что далеко ты заехал, и еще неизвестно, можно ли будет тебе часто писать. У нас все пока без перемен, все здоровы и заняты своими повседневными хлопотами, а я все думаю о тебе.
Дорогой мой! Когда же я получу от тебя письмо, где будет известно, что могу к тебе ехать или хотя бы точно знать, что ты уже наверное будешь сидеть в Чибью. Тогда бы я уж собиралась в дорогу, а то все какое-то невыясненное положение. Страшно хочу поехать к тебе и жду, жду письмо от тебя. Если можно будет ехать к тебе, то хорошо бы было получить от тебя телеграмму. Скорее бы этот час наступил.
У нас жуткая жара и дождей все нет. До того разваривает, что просто сил нет и руки не поднимаются к работе.
Мура на днях кончает занятия в школе, и мне хочется отправить ее в Евпаторию. Не знаю, удастся ли, но обещали узнать и мне напишут, а тогда поедет она с бабушкой Александрой Григорьевной (та, что Мурочка у нее жила когда-то). Было бы неплохо. Подправилась бы девчонка и если придется и удастся переехать в этом году к тебе, то это было бы как раз на руку. Сегодня пойду к Вячку вечером, не хочу ходить туда днем… Сижу тут и носа никуда не показываю. Скучно и нервничаю. А когда нет от тебя долго писем, то вообще, как «тигра» лютая. Все рычу. Хочу к тебе.
Бывает у меня Анна Дмитр[иевна] с Мачком, и тогда вместе мечтаем о переезде в Чибью и о жизни там. Сколько всяких планов и фантазии. Скорей бы все это совершилось, а то просто сил нету. Не представляю, как буду без тебя так долго, и неужели этот срок будет полностью выдержан. А Мирослав и Лесь Степан[ович] поехали в Медвежью гору вместе. Про Олеся не чула, бо вона выехала кудысь под Москву, а он еще тут оставался, и я не знаю что и как. А так почти все по-старому. Я тебе писала много писем уже просто на Чибью и посылку туда послала, и 200 руб. денег послала телеграфом. В посылке сухарей 1½ кило белых из Москвы привезла, конфеты 1½ кило, мыла два куска, 10 конвертов, 5 пачек табаку, карандаш, сорочка серая и 10 книжек курительной бумаги. Это посылка такая себе – не существенная, а когда получу от тебя письмо с определенным местом жительства твоего, тогда пошлю более важные продукты. Живу надеждой на скорую встречу с тобой. Хочу видеть и потрогать, живой ли ты и здоровый ли. До того скучно, что и передать не могу. Ничего мне неинтересно и ничего не хочу. Так привыкла к мысли о переезде к тебе, что если этого не будет – сдохну, факт! Ты, пожалуйста, все разузнай там, а то нету сил ждать. Если и сегодня не получу письма твоего, то будет неприятно. А так я себя держу очень бодро и вижу, что жить может человек во всяких условиях – было бы что есть и была бы надежда на что-то. Без надежды трудновато, и я счастливая, что у меня есть все данные иметь надежду. Муркет часто тебя вспоминает и собирается ехать в Чибью. Растет дочка во всю, только худенькая, а бегает тут по воздуху, как первобытный детеныш.
Ну, моє любе, дороге сонечко! Пиши, пиши. Жду. Целую и каждую минуту с тобою. Как ты доехал до Чибью? Твою открытку с парохода я получила, рада что посылки тебя застали в Котласе. Как у тебя с хлебом, нужно ли сухарей? Пиши. Целуем все тебя.
Твоя Варя.
Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні
22 травня 1934 р.
№ 6
Харків 22.V.1934 года
Дорогой мой хлопчик!
Что-то долго нет от тебя письма. Каждое утро просыпаюсь в надежде получить от тебя письмо, и вот все нет и нет ничего. Что с тобой, мое солнышко? Или ты пешком идешь до Чибью, или ты больной. В чем дело?! Открытку с парохода, писаную 7.V, я получила 17.V, и по моим расчетам твое письмо должно было бы быть у меня. Волнуюсь. Я тебе послала на Чибью два письма из Москвы, посылку, деньги и вот уже после Москвы пишу шестое письмо. Конечно, теперь будут письма идти дней 14–20 наверное; ах как долго и как это тяжело не иметь сведений и связи с тобой. Чего только в голову не приходит, страхов куча. Я каждый день еду к тебе по карте и мне легче делается. Город такой, что и на карте его нет, только и нашла в карте пятилетнего плана народ[ного] хозяйства СССР, да и то города нету, а на р. Ухте вышки нефтяные нарисованы, так что я думаю там-то и есть этот самый гор. Чибью. Замечательное место. А все-таки мечтаю переехать к тебе за всякую цену. Да неужели этого нельзя будет сделать в этом году? В городе-то этом самом живут люди не только осужденные, а и другие есть, очевидно, значит какими-то способами передвижения они пользуются для связи с миром, так что и мне удастся добраться из Усть-Выми в Чибью. И Усть-Выми я не нашла на карте; этих самых «Усть» масса, но Усть-Выми нет. Есть Усть-Выя, но это на р. Печоре, и выше значительно от р. Ухты, да и восточнее намного.
Как мне хочется получить наконец от тебя письмо с места, на котором ты уже остановишься окончательно. И может ли быть окончательная остановка? Кажется практикуют переброски из лагеря в лагерь. Было с очень многими, что за период отбытия своего срока перебрасывали в три-четыре лагеря. Вот ужасно, только привыкнешь, начнешь работать, и трах-бах опять снова. Думаю только, что тебя оставят на одном месте, а если и перекинут, то, очевидно, еще дальше. Колонизуйся, если это можно вообще и для тебя, сейчас же по приезде. Будем жить на севере, там, мне кажется, люди хорошие. У нас на юге народ жестокий, вредный. Думаю, где климат суровый, там народ сердечнее. Вобщем выдумываю для себя надежды, а то как только нет от тебя долго письма, так и начинают меня мучить всякие опасения да страхи. Больше всего боюсь, что мне не добраться к тебе, а так все море по колено. Пока есть деньги – я герой, а дальше видно будет. Думаю, что у меня их хватит еще на долгий период. Вообще я теперь не задумываюсь далеко и нельзя задумывать, потому что все меняется молниеносно и неожиданно в таких экстравагантных вариантах, что приходится только ушами хлопать. Ей-богу, я не думала и не представляла, что со мной могли приключиться такие сказочные вещи. А вот как видите. Довольно даже интересно получилось, и мне начинает нравиться. А людей разбрасывает еще дальше, и то не теряют надежды на встречу, так что мне совсем не так уж и страшно и не так далеко к тебе ехать, чтобы потерять надежду. Я бодрюсь и тебя прошу о том же.
Дети наши здоровы, целуют тебя и едят так за трех, скоро уши мне пообъедают. Бабка стонет, не знает, чем кормить Вячка, а он только и знает, что набегается на дворе, а тогда кричит: «Бабка, я есть хочу». Муркетка тоже только подавай. Закончили учебный год обоє на «добре». Муркетку я из той школы забрала, потому что не знаю, где и как будем зимушку зимовать. Эх, и жизнь пошла развеселая, только вот плохо, что детвора тоже отдувается. Ну, Вячко хоть с бабкой будет жить. Я денег немного подбрасывать буду, а Муркетка, так и не знаю, вернее не загадываю, что с ней будет дальше. Ехать нам к тебе нужно. Думать не приходится, и если возможно было бы очень хорошо в этом году перебраться к тебе. Пока я материально еще не выдохлась, то для тебя и для меня это было бы лучше сделать в этом году. А то если я зиму буду тут, то придется загонять рояль или машинку, чтобы было с чем на ту весну двигаться на Чибью. Ну, да видно будет. Вот уже 12 часов, почта утренняя прошла, а от тебя опять нет письма, что же это такое? Я серьезно начинаю беспокоиться. Единственное утешение – это, что ты «чапаешь» пешком, и письмо твое может написано тобою позже, чем я высчитывала. Если ты в Усть-Выми был 7.V и автобусом ехал два дня, да два дня на устройство в лагере – это выходит 11.V. Ну пускай 14 дней письмо будет идти – это 25.V. Правда, еще рано и есть срок ждать три дня, но почему-то волнуюсь и жду, жду с нетерпением.
Ах, мое солнышко, когда же я увижу тебя, роднулька?! Так я скучаю за тобой и живу только тем, что подгоняю время вперед; это для того, чтобы письмо получить, а, получив письмо, для того, чтобы пришло письмо, где будет написано, что можно ехать к тебе; а то для того, чтобы скорее уже ехать к тебе, чтобы скорее приехать и увидеть тебя. Не могу представить встречи с тобой и не знаю, какой ты теперь. Худой, наверное, посивіла голова совсем, а?! Мое родное, дорогое и хорошее хлоп’ятко! Как все смешно случается в жизни. Ну, ничего – переживем. Хуже бывает, правда редко, но бывает. Я так даже бываю иногда веселая, а когда получаю от тебя письмо, то и мурлыкаю под нос себе песни. Вот приеду к тебе, сядем вдвоем с тобой и запоем «Вербу», правда?! А что нам, почему бы нам и не запеть? Было бы здоровье, а все можно пережить и вытерпеть. Народная мудрость великая есть, а она гласит, что «от тюрьмы да от сумы не отказывайся». Вот и нужно ее помнить и не падать духом, а если верить в теорию двойственности случая, то с тобой это уже в последний раз в твоей жизни. Так что впереди самые розовые перспективы, правда?! И я духом не падаю, но боюсь одного, что не дадут мне добраться к тебе, хотя почему? Все это – «у страха глаза велики»; вот и все – доберусь и увижу безусловно. А пока целую хоть в письме и жду, жду маленького клочка бумаги, где есть кусочек тебя. Целую, люблю.
Твоя Варя і діти.
Катю давно не видела и Васю тоже, а так все – и тетя с детьми и Анн[а]Дмитр[иевна] вітають, целуют тебя.
Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні
25 травня 1934 р.
№ 8
Харків 25.V.1934 г.
Дорогенький мій!
Отослала сегодня тебе письмо и забыла написать «Ухтопечорский лагерь»; не знаю, дойдет или нет? Ты не удивляйся, что не мой почерк на конверте; это просто Коля шел в город мимо почты, а у меня не было конверта, я и попросила его отослать письмо, а адрес дала не полный; теперь сижу и ною, что не дойдет письмо. Последние дни все ныла, что нет от тебя письма, и еще сегодня утром стонала, а вот с вечерней почтой пришло от тебя аж целых два письма от 8 и 10.V. Что же это так долго сидите вы в Усть-Выми? Приехали 7.V и торчите там уж три дня. Не знаю почему, но твои эти два письма пришли ко мне вместе: из Котласа они отправлены только 21.V; вот ужас, а я столько перестрадала, не имея писем, а они валялись в Котласе целых одиннадцать дней. Какой ужас и нечеловечность со стороны тех, кто сидит в котласской почте и задерживает так долго корреспонденцию. Неужели нельзя понять, как тяжело и больно долго не получать писем, да еще из далекого севера и от человека в таком положении, как ты. Неужели трудно понять, что лишний день ждать и думать – сейчас это очень больно и страшно. Чего только в голову не приходит. Ну, да что сделаешь, «никто не знает и не ведает, кто как обедает». Будем надеяться, что в дальнейшем письма будут идти скорее. А я была страшно рада им, хотя и плакали коллективно (я, тетя, Мурка), читая их, когда дошли до того места, где ты пишешь, что твои читатели принесли тебе перед этапом передачу. Ой, как это страшно и тяжело. Вот пришлось что пережить в жизни, а то только читали в книгах про ссылки Чернышевского и других, да про их этапы, а тут пришлось тоже перестрадать и пережить… Да! Ну, ничего, дорогулечка, роднулечка! Сейчас я думаю, что ты уже в Чибью. Конечно это в том случае, если вас погнали 11–12 мая и если вы не упали на ноги, то, наверное, прошли 300 км за 12 дней, хотя я просто не представляю себе этого. Ну допустим, что прошли за 12 дней и сейчас уже в Чибью. Хотя бы это было так! Когда же уже доберешься до окончательного места жительства? Скорее бы! А то все думать, что еще не конец, что еще муки и мытарства… Мое солнышко! Сейчас у вас, наверное, холодно, потому что у нас тоже захолодало, хоть солнышко и светит, но ветер с вашего края дует и приносит мне кусочек тебя. Все думаю, мое дорогое, как бы добраться к тебе. А теперь я совсем спокойна, раз есть автобус, и в нем я могу ехать хоть и за 96 руб. Черт их бери, деньги! Продам все до последнего, лишь бы доехать и жить с тобой. У меня кроме денег есть еще в запасе кое-какие вещи и мебель, так что хватит доехать, только хорошо было бы в этом году перекочевать к тебе насовсем. А то я тут буду проживаться на две семьи, да ты третья семья, а так будем только на две семьи жить. Оставлю денег Вячку, а мы будем как-то крутиться там вместе. Оно все-таки будет легче, в особенности морально. А то вот каждая такая задержка с письмами, и я страдаю. Думаю, что если ты шел пешком, то в Чибью тебя ждет от меня куча писем и деньги, да и посылка тоже. Я бедная, но честная, и пишу тебе через день, а сегодня два письма написала, правда, это пойдет только завтра, потому что уже вечер и почта не работает. Завтра отнесу его на вокзал и за компанию узнаю как брать билет на Котлас, сколько он стоит, как удобнее с пересадкой в Москве, чтобы не торчать там долго на вокзале. Как только получу письмо от тебя из Чибью, сейчас же выезжаю к тебе. Думаю, что это случится числа 15.VI. А до тех пор буду приводить в порядок всякие мелочи, библиотеку – журналы спакую и уложу на полках и архив пересмотрю и поставлю на чердак в корзине; жаль что не могу достать сундук для архива, потому что корзину могут мыши прогрызть и архив пострадает. Ну, да как-нибудь! Есть маленький железный сундук; в него я сложу твои рукописи и книжки – это то будет в сохранности. А там всякие переписки не особенно ценные можно и в корзине оставить. Ну и свое да Муркеткино барахло подчиню да подштопаю и поеду к тебе. Если там выяснится, что я в этом году смогу переехать к тебе, тогда мне будет запарка со сборами на вечное жительство и с отправкой багажа. Хотя я решила кроме подушек, ковров и самовара ничего не брать. Да немного носильного барахла – вот и все. Эх, все дело наживное! Вчера было – сегодня нету, а завтра будет, правда?!
Роднулька моя, хороше, любе, мені так больно, что с тобой все так случилось, а я ничем не могу помочь, потому что и сама такая же. Ты просишь фото, а я тебе уже послала, только Вячка там нет, но как только Коля купит пластинок, я сейчас же сделаю сборы всего посемейства и запечатлимся на «польтрета» для вечного потомственного увековечения. Мы-то вообще ничего, хвост у меня бубликом, детвора остается детворою – когда скулит, а то больше гоняют и есть просят. Сижу в норке и скулю за тобой. Скорее бы к тебе, а то уж силушки нету. Меня пугала дорога автобусом, смогу ли я достать билет, как частная гражданка, ну и когда все просто, то я ничего не смущаюсь и легко вылетаю из Харькова на север. Чудесно! Как чудесно, когда получаешь от тебя письмо, так все ясно и понятно делается. Во всяком случае, если мне не удастся устроиться в Чибью, то может быть в ближайшем городе, ну хотя бы в Котласе, но только ближе к тебе. Ближе, ближе!!! Я очень рада, что ты спокойнее смотришь на мир и на все, я тоже. А про нас не скули, я сказала, что еду к тебе – значит еду. Единственно, что может быть преградой – это там администрация, но я думаю, что как раз культурные силы только подавай. Сейчас говорят идет набор на нефтяные промыслы на север, может быть и в Чибью как раз – я точно не знаю. Будто дают большие подъемные и жалованье, а я за свои приеду, только пустите. Вот смешно будет, если не пустят; человек хочет, просится, желает поселиться на севере диком, и вдруг не пустят… не может быть. Я буду с тобой, потому что я хочу так, а когда сильно хочешь – можно добиться всего, правда! Ты, маленький мий хлопчик, не скучай за нами и не тужи. Мы здоровы, живы, любим тебя, думаем о тебе и никогда не забудем, так что все теперь только от терпения зависит, и ты потерпи немного без волнения и тоски. Я приеду на свидание и обо всем поговорим, а пока по-старому – хвост должен быть бубликом и задору как можно больше. Да плюнь ты на все и не ной. Пешком так пешком, а верхом тоже не плохо. Береги только здоровье, а мы будем вместе. Любим, целуем и ждем писем. Дети, Анн[а] Дмит[риевна], Мак, тетя со чадами целуют.
Твоя Варя.
Лист Маслюченко М. М. до Остапа Вишні
25 травня 1934 р.
25 травня 1934 р.
Дорогенький дядя Павлуша!
Як ви живете? Ми здорові. Я екзамени вже кінчила на добре і характеристику получила. У мене відмітки за весь рік такі: одно «задовільно» і чотири «добре». 20/V-34 р. нас відпустили зовсім. Я живу гарно, тільки дуже сумую за вами. Я б хотіла поїхати до вас подивитися, як живуть люди на Півночі, а то мені Харків надоїв. У мене і в Ігоря є кролики: у Ігоря кролиха, яка привела малих кроленяток; вони такі чудні, граються між собою, а у мене є теж маленький кролик. Всього кроликів у мене і Ігоря 6; у Ігоря 5 кроленяток, а в мене одне – чорненьке-чорненьке, жодної помітки біленької. От ми з Ігорем дамо їм кусочок хліба, а вони один в одного віднімають, просто в ротики лізуть один до одного; а мій найрозумніший і старший, так він украде хліб і тікать у куточок. Потішливий. Із кліток тікають та такі швидкі, що їх і не спіймаєш. У нас клітка висока; є в ній два поверхи: один нижній (там сидить кролиця), а на верхньому кролики маленькі. Спочатку, як ми з мамою купили кролика на базарі (заплатили 2 карб.), то в Ігоря кролики були ще малі і сиділи у своєї мами, а тепер уже великі і сидять разом з моїм. Ми з мамою, коли купили його, то хотіли посадити до малих, а кролиха як укусить його, так ми більше не пускали до неї.
Потішливі кролики.
До побачення. Цілую Вас. Передавав привіт Вячко. Ігор збирається написати Вам листа. Привіт від баби Юлі, Галі, Колі, Володі, Ігоря, від всіх-всіх.
Цілую вас кріпко-кріпко Вас.
М.
Лист Губенка В. П. до Остапа Вишні
27 травня 1934 р.
Харків 27/V-34 року
Дорогой мой тата! Я очень скучаю за тобой. Я перешел в четвертый класс хорошо. Поехал на дачу в Южный Поселок, пожил с 21 мая по 25 и заболел ангиной, потому не писал. Пишу тебе по-русски, потому что ты мне написал по-русски. Пишу тебе больной. Дождя на Украине нет, урожая не будет. Вот как только выздоровлю, куплю себе удочку и поеду на несколько дней в Пасеки, буду там рыбу ловить. Пиши, тата, какая работа там у тебя работа.
Привет от всех.
Целую тебя.
Вячко.
Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні
28 травня 1934 р.
№ 9
Харків 28.V.1934 г.
Здравствуй, солнышко!
Что-то мне этих два дня очень грустно! Так чего-то каждое утро болит сердце. Как там у тебя, все ли благополучно? Опять нет от тебя писем. Наверное Котлас задерживает. Последние два письма из Усть-Выми лежали в Котласе дней 8–9, а теперь опять наверное та же история. Как же ты добрался до Чибью? Пешком или все же удалось ехать? Это меня очень волнует, набил наверное себе ноги ужасно. Черт его знает, как все это неприятно. Если опять будут валяться письма в Котласе по 10 дней, то я не смогу 15.VI. выехать к тебе, а у меня было решено, что к этому времени я получу письмо от тебя из Чибью и сейчас же выеду. Теперь боюсь, что эти неожиданные препятствия могут меня задержать на несколько дней. Мне хотелося бы получить от тебя письмо, чтобы знать, какие вещи и продукты нужно тебе привезти. О том, что можно или нет мне ехать, можешь не писать, потому что я все равно приеду. А там будь что будь… Думаю, что не выгонят же меня, когда я доберусь к тебе и дадут свидание. Все выскакиваю к письменному ящику и гляжу, нет ли там от тебя письма. Я даже суеверная стала: в тот день, когда получила от тебя письма, то по руке паучок спускался маленький – рыженький, и письма были, а вчера тоже паучок по руке спускался черненький, маленький, а писем нет как нет. Так что, как видишь, суеверие – ерунда. Говорят, что когда посуда бьется – к счастью, а тогда, как ты был на Чернышевской, у меня и у Муры посуда из рук летела с быстротой молнии, ну и счастье наше мотузяне… Может быть оно еще придет?! А как ты думаешь? У меня настроение отъезжающее, как будто вот сейчас мне надо на вокзал, и все как-то замирает внутри, как перед последним прощанием с близкими во время отъезда. Ой, как я хочу к тебе. Ты мне снился недавно – грустный такой, и слезы на глазах… ты не грусти, роднулька! Как-то да будем жить. Я думаю, что мы и в этом году еще успеем устроиться на совместную жизнь в Чибью. А как люди связываются с Котласом, когда замерзают речки и нет пароходного сообщения?
Я все представляю себе собачью упряжку. Нет же, там, наверное, не ездят на собаках? А мне очень бы хотелося покататься, так интересно. Жду писем. И знаю, что теперь будут не так скоро, а все же ноет душа и нервничаю. Хотя бы скорее ехать. Ты знаешь, если не получу от тебя письма к 15.VI, то все равно не выдержу и поеду. Все равно, что будет то и будет. Скучно мне страшно за тобой и я все стараюсь заниматься каким-нибудь делом. Все сижу, штопаю, шью, латаю для Муркетки. Думаю, что если поеду к тебе, то потрачу на это месяц, а то и больше, так что нужно девушку обшить.
Так все благополучно и тихо. Получаешь ли ты мои письма? Я там тебе все пишу. Письма я теперь номерую, чтобы знать, какое ты не получил; и ты тоже делай так. Можно ли тебе писать теперь часто, или есть какие-то нормы? Ты, дорогулька моя, люба, все пиши. Да подлиннее письма, а то я прочитаю и не один раз да и на память знаю его. Так рада бываю письмам, что и плачу, и смеюсь над ними, а плачем коллективно – семейством целым, и один другому жалю піддаємо.
Ну, целую родненького хлопчика и обнимаю міцно. Чекаю зустрічі швидкої. Всі, всі вітають, цілують і діти.
Твоя Варя.
Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні
30 травня 1934 р.
Харків № 10
30.V.1934 р.
Дорогий мій татусь!
Что это так долго нет от тебя писем? Так мне тяжело и сумно бесконечно… Ну почему так долго идут письма? Я тебе уже писала, что последние твои два письма из Усть-Выми вышли из Котласа только 21.V, а ты их отсылал 8 и 10.V. Как видишь, долго они лежат где-то на контроле, и мне приходится тосковать в ожидании, когда наконец-то захотят их отправить. Тяжело ужасно. Так ноет сердце! Чего оно? Как ты там, здоров или нет? Все я волнуюсь и думаю, доехал или дошел ты уже до Чибью? И благополучно ли все с тобой? Дорогой мой, родной! Как мне хочется тебя видеть и поговорить о многом. Да неужели же мне не удастся в этом году к тебе поехать? Скорее бы от тебя письмо прибыло, чтобы я могла немного узнать, как о твоем пребывании в Чибью, так и о дальнейшей перспективе на твою литер[атурную] работу и на нашу совместную жизнь.
Не могут быть люди так жестоки, чтобы разлучить нас на такой долгий отрезок времени. Я как подумаю – страшно делается. Все-таки я верю, что увижу тебя в этом году и что перееду к тебе скоро.
Как там у тебя? Выяснил или нет ты с колонизацией, и как вообще там все обстоит? Напиши скорее, а то я не могу больше ждать и могу в один прекрасный день, не дождавшись от тебя письма, поехать в Чибью, а там хоть трава не расти. Никак не могу представить себе, как мы встретимся! Ой, как хочется дожить до такого момента! Да неужели он будет когда-нибудь? Мне кажется, что тебя я не видела уже целую вечность…
Мне очень тяжело, когда долго нет от тебя известий. Хочу на следующий месяц перевести все газеты на твое имя аж в Чибью – читай, а то тут можно достать их, а там, наверное, трудно, да и жалко – подписка на целый год, может хоть этим ты немного отвлекаться будешь от всего, что стряслось над нами. Вот видишь, нет от тебя писем, и я ною, ною… Как жалко, что так долго почта идет. Я привыкла за прошлый месяц от тебя часто получать письма, и то мне казалось, что долго, а теперь эти 5 дней все жду и не могу дождаться, когда же?! Пять дней прошло с тех пор, как я получила два твоих письма из Усть-Выми, и больше ничего нет. Я тебе послала 200 руб. денег и посылку на Чибью, да писем из Москвы два и после Москвы 10 шт. Получил ли ты все или нет? Какие тебе продукты нужно присылать? Чувствую, что с питанием там туговато, а для тебя после всего пережитого, да еще с твоей язвой – тяжелое положение там очевидно. Хотя бы я могла быть около тебя, так хотя как-то выкручивала бы что-нибудь подходящее из еды, а так ты пропадешь там. Это меня беспокоит сильно.
Я вообще последние дни не в настроении, и все мне рисуется в мрачных тонах. Хотя твои последние письма как будто бы уже спокойнее стали, а я наоборот больше волнуюсь, потому что все думается, как будет дальше? А угадать никак нельзя! Вот досада!.. У нас захолодало, и я думаю, что если у нас бывают морозы, то там у тебя совсем холодно и что же мне привезти из одежды, да и что на себя надеть?
Слово чести, я просто не могу себе представить ни того края, ни климата, ну ничего. Ты бы написал обо всем, а то я никак не могу достать старую географию, чтобы вычитать, что это за край такой. А знать хочется раньше, чем поеду. Тракт. Это какой же тракт? В старое царское время были тракты специально для ссыльных, а это для автомобилей или что? Ну говорю тебе – я баран бараном. Ничего не понимаю… Много ли нефти открыто в Чибью, потому что сколько не слежу за газетами и сколько не прислушиваюсь, что-то ничего не слышно об Ухтинских промыслах. А интересно, какие перспективы и будущее этой местности? Многое меня интересует и хочу расспросить и узнать, но пускай уже тогда, как приеду к тебе. Вот уж наговоримся!.. Чего только не приходит мне в голову спросить у тебя, а знаю, когда увижу – все из головы вылетит. Это так было у меня, когда ты был в Харькове последнее время. Иду, думаю, а увижу и все забыла. И такие незначительные, глупые и ненужные слова плетешь в то время, когда переполнен многим более ценным и нужным. Приду, бывало, домой со свидания, повалюсь, как разбитая, и ничего в голове нет – пусто, и даже рассказать не могу того, что ты мне говорил. Только на другой день все вспоминаю и начинаю обдумывать, обсмоктывать, рядить, гадать… Ну, а вышло совсем не так, как думалось и гадалось… Ну, ничего, как-то да будет. Хотя бы скорее от тебя письмо было. Вот напишу тебе письмо и мне как-то легче станет. Все думаю, что если все мои письма к тебе доходят, то тебе все-таки не так скучно будет. Правда, что от моего скуления не очень легко, наверное, но это нытье не от того, что я сдрейфила и растерялась, а только от тоски за тобой и потому что нет писем. А вообще я на жизнь смотрю бодро и хвост у меня всегда бубликом. Интересно знать, что из Котласа в Чибью есть телеграфное и телефонное сообщение, или этот город Чибью совсем оторван от мира сего? Что-то никто не слыхал и не видал его. Довольно интересный город. Кому не скажу, у кого не спрошу – только руками разводят – не слыхали. Правда, читал кое-кто, что где-то на Ухте реке нефть открыли давно еще, хотели разрабатывать, но потом что-то перебило, и теперь только за власть нашу взяли в оборот эту нефть и теперь будет у нас нефтяная база на Севере. Здорово, ей-богу, получается. Край богатый наш, чего только нет в нем, и ничего сейчас не пропадает. Сколько еще будет строек, сколько еще изысканий сделают… Интересно жить у нас в Союзе, интересно работать. Вот только плохо, что я не могу сейчас приложить своих силушек. Ну, да ничего, вот доеду к тебе и там с удесятеренной энергией примусь за работу. Скорее бы только это было, а то мне скучно, и хочу быстренько ехать к тебе. Я решила, что если не будет до 15.VI письма – поеду так – навмання… Все равно все в моей жизни сейчас «навмання». И ничего мне не страшно. С Муркиной поездкой в Евпаторию, наверное, ничего не выйдет, так что я ее оставлю здесь. Ничего, тут тоже досмотрят ее. Ну, солнышко мое дорогое. Целую тебя крепко-крепко и жду, жду письма и свидания скорее. Дети целуют.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?