Текст книги "Дао Алтая"

Глава 5. Кочевье, Деревня и Город

Кочевье, Деревня и Город – три формы социального бытия, три мироощущения, три восприятия времени, три метода освоения пространства и три разных восприятия Природы. У них разные политика и экономика, культура и обычаи, экзистенции и нравы, парадигмы и законы развития. Они есть разные ипостаси единого человечества, и только в их целокупности познаются вселенская Душа и Дух. И их рассмотрение немаловажно, во всяком случае, в контексте данной книги.

Перед тем как перейти к этой теме, разберемся с определениями, как бы это не казалось очевидным: Кочевье – постоянное перемещение людей на больших пространствах, оторванных от тесного общения с другими людьми, и полное единение с Природой, Деревня – это оседлый образ жизни, в сочетании с природой, а труд связан с земледелием и небольшим скотоводством. Большая часть его обитателей знает друг друга и, в той или иной мере, общается между собой; Город – это большое скопление людей, почти полностью оторванных от природы и общающихся с другими только из профессиональных и личных интересов. То есть главное отличие этих форм социального бытия – это личностные коммуникации.

Без этих определений, при всей их обыденности, порой трудно отделить Деревню от Города. Скажем, поселение с современными постройками и со 100 тысячами людей, знающих друг друга – это деревня (и только «деревенщина» может этого стыдиться), а «хрущоба» из пятидесяти пятиэтажных мрачных домов с жителями, не интересующимися друг другом, может быть городом (и только трущобный «сноб» может этим гордиться).

В силу своей природы, человек возвеличивает или оправдывает тот образ жизни своего народа, который сложился, часто по не зависящим от него обстоятельствам.

Урбанизм, завоевавший мир, выставлял кочевников врагами цивилизации и смотрел снисходительно-покровительственно на селян. Не буду повторять, сколько глупостей было написано относительно кочевников иными историками, находившимися в плену городского мировосприятия, а постараюсь изложить свое мнение на эту тему.

Первыми в истории человечества были кочевники: вначале пешие – древние охотники и собиратели, а через много тысячелетий – конные – скотоводы, которые выделились из более поздней деревни, и в силу своей экспансивности именно они сформировали «классический» образ номадов.

Почти все древнейшие сказания и эпосы созданы кочевниками, они же являются творцами четырех великих религий – митраизма, зороастризма, иудаизма и ислама, не говоря уже о тенгрианстве.

Идея единобожия могла родиться только в кочевом сознании: одинокий Единый Творец в безбрежном Космосе, есть подспудно-психологическое переложение рефлексии одинокого (и непонятого) пророка в беспредельной степи или пустыне, символизирующих пустынный космос. Поэтому, величайшие пророки единобожия Заратустра, Моисей и Мухаммед – были кочевниками, да и Иисус кочевал почти всю свою жизнь.

Историки любят больше говорить о позднем Кочевье, которое уже деградировало, но в течение многих тысячелетий до этого, кочевники были сильными, смелыми и гордыми людьми, с презрением смотревшими на оседлых, особенно, горожан, добровольно заточивших себя в гигантскую смердящую тюрьму – город.

Второй возникла Деревня: когда было освоено земледелие, одомашнены некоторые виды животных – и появилась потребность в оседлой жизни.

Деревня – это гармоничное сочетание общественных отношений и связи с природой, это наиболее естественная, разумная и универсальная форма бытия. В древности люди жили в подобных поселениях и занимались разнообразной работой. Именно поэтому, Деревня родила Изначальное Знание и все великие древние цивилизации и, в частности, древнегреческую. Так как история последней наиболее известна, я приведу ее еще раз в пример.

Принято считать, что полисы – это города-государства, но, думается, это не совсем так. Полисы – это фактически деревни-государства, не с точки зрения построек, а – существующих форм общения людей.

Первые полисы появились в Шумере, затем – в долине Инда и после этого – в Древней Греции. Древние Афины были большой деревней, здесь все знали друг друга и решали все вопросы общиной. Это селение, где полноправными гражданами была только небольшая часть населения, в том числе и те, кто, обитая на его окраинах и приполисах, занимались сельским трудом – пасли скот и культивировали земледелие. Не пользовались гражданскими правами женщины, рабы, вольноотпущенники, иноземцы, в число которых входили и граждане других полисов. А селяне считали себя людьми занятыми серьезным трудом и не ходили на сборища этих «бездельников-горлопанов», которые постоянно околачивались на Агоре и все время о чем-то вопили. Поэтому в политической жизни участвовали всего лишь несколько тысяч афинян. Но это была настоящая демократия прямого действия, когда голос каждого мог быть услышан. И эту демократию родила Деревня.

О деревенской психологии говорило то, что человека на коне – кочевника, древний эллин, как позже и индеец, воспринимал как единое существо – Кентавра, а в жителе (большого) города, скажем, на Крите, он видел, нечто отчужденное от природы – Минотавра, то есть грек отделял себя от них обоих.

Город возник позже и немного по-другому. В более или менее крупных первичных поселениях, в их центрах располагались вожди и жрецы. Затем для них стали строить дворцы и крупные культовые сооружения, и надо было рядом с ними еще располагать строителей и ремесленников, а торговцы, которые всегда стараются быть возле власти, сами стали пристраиваться.

Так как постройкам становилось тесно в деревне, их стали строить отдельно, так появились города, причем их планированием занялись жрецы, понимавших, насколько это важно. Место, где закладывался город, должно было быть сакрально чистым.

Первым городом, в истинном смысле этого понятия и символом восточного города – стал Вавилон. Последующие города на Древнем Востоке строились с его учетом.

Вавилон и его сакральный центр – Великая башня, представляли собой олицетворение единства дольнего и горнего, мирского и божественного. Вавилонская башня должна была стать символом Пупа Земли, соединенного с Небом. Проект провалился, но не из-за того, что семитский бог Яхве, вместо одного, создал множество языков для огромного количества строителей, и они перестали понимать друг друга, а потому что из-за огромного скопления людей в первом граде началась эпидемия, и они разбежались.

(Впрочем, притча о смешении языков имеет свое обоснование, но несколько иное. Месопотамия явилась местом, где протоалтайцы успешно внедрили свой язык, из которого потом стали ветвиться многие языки огромного региона на стыке трех континентов, в том числе семитские.)

Позже вавилонские и египетские жрецы создали магическую науку по планировке и строительству городов, где все постройки, начиная от дворца правителей и храмов до жилищ простолюдинов, располагались по иерархическому и символическому принципу.

Как писал Рене Генон: «Основание городов, выбор места для них и план, по которому они строились, были подчинены правилам, которые по самой сути своей принадлежали к области «священной науки»…».

Созданные тогда лабиринты олицетворяли собой символы «таинств» городов, в которых могли ориентироваться только посвященные, следуя особым правилам. То есть для непосвященных город-лабиринт таил в себе опасности. (Впрочем, это до сих пор так.) Как могла появиться идея лабиринта? От впечатлений египтян, которые впервые попали в шумерские города, и в которых они заблудились. Это напоминает чувства провинциала, попавшего в большой город. На основе этих страхов египетские жрецы, построили свой знаменитый Великий лабиринт и придали ему сакральный смысл. В них проводились различного рода инициации, сопровождавшиеся суеверным страхом. Кносский лабиринт, построенный Дедалом на основе египетского, стал символом настоящего ужаса.

Со временем, однако, магическая наука и ее предостережения были забыты, города стали строить бессистемно или без учета сакральных смыслов, и хаос овладел городами, что привело к хаосу в головах его жителей.

Вторым великим городом-символом был город Александрия – центр эллинистической культуры, сочетавшей в себе греческую и восточные культуры, прежде всего, египетскую.

Александрия являлась эталоном духовного города, построенного по замыслам лучших представителей Востока и Запада. А ее научно-культурными центрами были Академия, Мусейон (музей) и великая библиотека.

Именно в Александрии наука, бывшая единой, достигла высочайшего расцвета, и началась ее дифференциация, и первыми из нее выделились естественные направления – астрономия, математика и механика, а позже – алхимия. Знаменитый антикитерский механизм, сложнейший астрономический прибор – древнейший прародитель ЭВМ, найденный в Восточном Средиземноморье, скорее всего, был создан в этом славном граде. Древняя Александрия осталась единственной в своем роде, ее аналогов в истории не было.

Третьим городом-символом, несущим западную идею, стал Великий Рим. Рим стал олицетворением централизованной власти, мирского могущества и человеческих страстей, его центры – Сенат и Колизей.

Все последующие большие и малые города на Западе в той или иной мере копировали Рим.

Особую сакральную роль в судьбе любого государства играет его столица. Это хорошо понимали в древности, поэтому выбору столицы, ее местоположению, ее планировке, архитектуре и «дыханию» придавалось огромное значение. Смена столиц неизбежно приводит к изменению судьбы государства, в хорошую или плохую сторону. С учетом этих древних знаний, бразильские архитекторы Лусио Коста{72}72
  Лусио Марсал Феррейра Рибейро Лима Коста (порт. Lúcio Marçal Ferreira Ribeiro Lima Costa, 1902–1998), выдающийся бразильский архитектор и градостроитель, один из основоположников современной латиноамериканской архитектуры. Родился во Франции, в семье бразильского адмирала, учился в Англии и Швейцарии. В 1917 переехал в Бразилию, где окончил школу изящных искусств. В конце 20-х сотрудничает с модернистом Г. Варшавчиком, в 1930 возглавляет школу. Коста был хорошим преподавателем, среди его ближайших учеников можно назвать О. Нимейера. Из работ Косты 30-х годов наиболее известно здание министерства образования и здравоохранения в Рио-де-Жанейро (Дворец Густаво Капанемы).


[Закрыть] и Оскар Нимейер{73}73
  Оскар Рибейру ди Алмейда ди Нимейер Соарис Филью (порт. Oscar Ribeiro de Almeida de Niemeyer Soares Filho; р.15 декабря1907, Рио-де-Жанейро) – один из виднейших латиноамериканских архитекторов XX века. Один из основателей современной школы бразильской архитектуры, один из пионеров и экспериментатор в области железобетонной архитектуры. Во второй половине 1930-х годов в Бразилии начала складываться бразильская национальная школа современной архитектуры. Ее первым произведением стало здание министерства просвещения и здравоохранения в Рио-де-Жанейро (1937–1943). Руководителем проекта был Лусио Коста; с 1939 года разработку проекта возглавил Нимейер. В 1939 году Костой и Нимейером был построен павильон Бразилии на Всемирной выставке 1939 года в Нью-Йорке. В 1947 году Нимейер принимал участие в проектировании здания штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. Во времена военной диктатуры Нимейер жил в эмиграции во Франции (1964–1985), посещая Бразилию лишь с короткими визитами. В Рио-де-Жанейро Нимейер строит здание издательства «Маншете» (1967), отель «Насионал» (1971), станцию метро «Саенс Пенья» (1979), центр карнавала (1983–1984); в Бразилиа – мемориал президента Кубичека (1980), Пантеон (1985) и Мемориал Латинской Америки (1987).


[Закрыть], спланировали свою столицу в центре государства и посоветовали дать ему название, одинаковое со страной – Бразилия. То есть центр страны, государство и столицу они сакрально связали.

Было много разговоров о том, что Коста и Нимейер использовали масонские символы, но дело в том, что масоны эти символы, позаимствовали у Древнего Востока.

И древняя сакральная наука дала свои результаты – ныне Бразилия, одно из самых динамичных государств, которое тянет за собой весь латиноамериканский континент.

Самые древние оседлые государства были небольшими и практически изолированными, и только завоевания кочевников объединяли их в империи. Таким образом, автором идеи империи являются кочевники. У истоков современной глобализации тоже стоят кочевники, так как именно они объединяли отдаленные друг друга государства, цивилизации и миры.

Представляет определенный интерес рассмотрение особенностей империй, которые, в зависимости от формы бытования ее создателей, со значительной долей условности можно разделить на – «кочевые», «деревенские» и «городские».

«Кочевые» империи – арийская, гуннская, арабская, тюркская и монгольская; «деревенские» империи – ахеменидская персидская, македонская, парфянская, каролингская и «священная римская империя германской нации» и «городские» империи – римская, сасанидская персидская, испанская, британская, российская (включая советскую) и американская (нового типа). По поводу их сопоставления можно было бы говорить много, но это может увести нас далеко в сторону, поэтому скажу вкратце.

«Кочевые» империи создавались быстро, как правило, в течение жизни ее отца-основателя, но и относительно быстро разваливались после его кончины. Кочевники брали дань с покоренных стран и народов, старались привить свой язык их элите, но не вмешивались в их духовную жизнь, религии и верования, как правило, они ассимилировались с покоренной ими же самими культурной средой.

«Деревенские» империи не вмешивались в дела своих сателлитов, позволяя им сохранять полную культурную, религиозную и языковую независимость. «Деревенские» властители требовали умеренную дань и выставление войск в случае войны. Срок существования таких империй зависел от исторических обстоятельств, но, как правило, он был дольше «кочевых», но меньше «городских».

«Городские» империи пытались полностью контролировать подчиненные ими страны, наделяя их статусом провинций. Метрополии внедряли в свои провинции систему управления, культуру, язык и воинский порядок. Все дороги, торговые потоки и линии коммуникаций вели в столицу империи, как, к примеру, в Рим.

Разумеется, будущее было за силой, тотальным контролем и унификацией, так как они были каркасны, стандартизованы и менее затратны, поэтому «городские» империи обычно существовали долго.

Глава 6. Минотавр и Кентавр

Великая и загадочная культура отцов человеческой цивилизации – протоалтайцев, была деревенской. Они разнесли по всему миру Изначальное Знание. Алтайцы и арийцы, воспитанные на этой древнейшей культуре, стали, в основном, кочевниками.

Алтайцы сформатировали древнейшие цивилизации, а арийцы внесли в них свою энергию и дух. То есть в этот период культуртрегерами были кочевники, а варварами – оседлые.

Но со временем ситуация стала меняться, алтайцы впали в историческое забвение, а пассионарные арийцы, большей частью, перешли к оседлой жизни. И постепенно кочевники и оседлые стали меняться ролями: кочевники одичали, а оседлые цивилизовались.

Древнейшие их роли забылись, и народы стали считать нынешнее их состояние за извечную данность. На этой основе древние греки создали два удивительных символико-архетипическо-мифологических образа: вольного Кентавра в просторах степей и необузданного Минотавра в лабиринтах града – человекоконя и быкочеловека.

В Кентавре – природа питает человеческое начало, а в Минотавре – человеческое начало питает природу; в первом – дикая стихия регулируется человеческим разумом, а во втором – необузданная стихия направляет человека.

Кентавры – народ, то есть они социальны, Минотавр – одинокий индивидуалист, эгоист. На первый взгляд, это кажется странным, но это так, одинокие кочевники стремятся к единению, а горожане в толпе остро чувствуют свое одиночество.

Духовный вождь кентавров – Хирон, бессмертен, но он страдает от мучительной боли и жертвует своим бессмертием ради освобождения Прометея – отца человеческой цивилизации. Воистину символично: цивилизация получает свое развитие за счет гибели природы.

Минотавр пожирает самых лучших и красивых юношей и девушек, то есть надежду народа, и его убивает Тесей, объединитель греков.

Два полярных типа культур – оседло-городская и кочевническая обладали своим особым восприятием времени и пространства. Начнем с того, что горожанин создает себе искусственную среду обитания, соперничая в творчестве с Богом; кочевник живет на лоне естественной Природы, созданной Творцом.

Для номад Время имело циклическую форму, например, описанную в Ведах, начало и конец которой настоящее, а для оседлых – прямую, в виде бесконечной линии, идущей из прошлого в будущее, наиболее ярко представленную в западной историографии. Пространство же оседлым воспринималось замкнутым, границами его города или государства, какими бы обширными они ни были, для кочевника Оно – безгранично и мистически притягательно.

Арнольд Тойнби отметил: «Кочевники не смогли бы одержать победу над степью, если бы не развили в себе интуицию, самообладание, физическую и нравственную выносливость…». Однако «ужасные физические условия, которые им удалось покорить, сделали их в результате не хозяевами, а рабами степи. Кочевники… стали вечными узниками климатического и вегетационного годового цикла. Наладив контакт со степью, кочевники утратили связь с миром».

Итак, «покорив степь, номады стали ее рабами?» В общем-то, это трюизм, действительно каждое покорение, в какой-то мере, оборачивается рабством. Оседлые, выстроив город, становятся его добровольными узниками, а покорив технику, превращаются в ее беспрекословных рабов.

Поэтому вопрос заключается в следующем: насколько мешает это «рабство» саморазвитию духа?

Рене Генон в своей книге «Царство количества и знамения времени» пишет: «Оседлые создают пластические искусства (архитектуру, скульптуру, живопись), то есть искусство форм, которое разворачивается в пространстве: кочевники создают искусства фонетические (музыку, поэзию), то есть искусство форм, которое развертывается во времени…».

Не все так однозначно, но если даже принять этот вывод, то следует заметить, что главная суть искусства – это ее компенсаторность, то есть людям подсознательно свойственно создавать в искусстве то, чего не хватает в действительности. Жизнь в городских лабиринтах, то есть в замкнутом пространстве, неестественна, поэтому мысль стремится найти компенсацию в фантазии, в частности, в литературе.

А «Кочевник строит свои отношения с пространством иначе, чем оседлый. Естественное состояние непрерывного движения, перемещений, – считает Мурат Ауэзов, – вырабатывает в нем знание законов пути, включающих в себя не только практические навыки использования условий экологической среды, но и систему этических норм, эстетических принципов, философских умозаключений». Для кочевника главная реальность – Пространство, в котором он постоянно перемещается. Время же – цикличное и иллюзорное – мгновенно отливается в миф.

Кочевник почти лишен жестко сформатированного исторического сознания, прошлое для него не имеет глубины, а будущее – перспективы, он целиком находится в настоящем. Зажатость между временными пластами всю его энергию направляет в пространственную экспансию.

Оседлый, привязанный к одному физическому месту, напротив, путешествует во времени. Там он черпает опыт и мудрость, составляя ее описание – историю, которая для него – высшая реальность. Он хорошо понимает, что бурные воды истории переменчивы, но все же общее их направление можно угадать. Таким образом, экзистенциал кочевника – Пространство, оседлого – Время. Поэтому им порой трудно понять друг друга.

Их диалог напоминает схоластический спор суфия Ходжи Насреддина, в образе простака, с ученым магом. Маг показал один палец, Ходжа – два. Маг восхищенно воскликнул: «О, вы, конечно, правы», – и признал в Ходже мудреца. И вот как он растолковал их «диспут»? «Я показал один палец, имея в виду то, что нет бога, кроме одного Аллаха. А мой достопочтенный оппонент поправил меня, показав два пальца: да, Аллах един, и Мухаммад, пророк его, и они – неразделимы».

Когда ученый муж, цокая языком, ушел, публика обратилась за разъяснением к Насреддину, и он ответил: «Этот невежа решил меня испугать, угрожая выколоть мне один глаз своим пальцем, а я дал понять, что в таком случае, я ему выколю два глаза, и вы видели, как он испугался». Словом, для этих культур характерны совершенно разные ценности и нравы, и этим они интересны.

У оседлых, особенно, горожан и кочевников – и темпераменты разные, и это, как выяснилось, в значительной степени, связано с разным рационом питания, у первых, в основном, растительным, у вторых, в большинстве своем – мясным.

На эту тему ученые провели занимательный эксперимент: они взяли самых обычных голубей и разделили их на две группы: первую, кормили только зерном, а вторую – только мясом. Поведение первой группы осталось таким же смирным как до эксперимента, но поведение второй группы резко изменилось, эти голуби стали агрессивными и напоминали хищников. Если к этому добавить постоянные и тяжелые походные условия, требующие большой физической выносливости, то нетрудно понять, почему кочевники такие «грубые».

Город – это средоточие образования, науки и культуры, но вместе с тем именно он сотворил изнеженных и нервических людей и особую категорию – «преступников».

«Цивилизованные» горожане иронизировали над «примитивными» обычаями кочевников, которые вместо того, чтобы предать суду и посадить в тюрьму людей, совершивших «преступления», позволяли им заплатить отступные и оставаться на свободе.

Но вот рассмотрим наиболее типичный случай былых времен. (В эпоху организованного бандитизма с их огромными деньгами, заработанными на наркотиках, торговле оружием или людьми – порождение городских «джунглей», этот пример явно не годится.) Двое нормальных, но горячих парней устроили потасовку, один случайно упал и получил тяжелое увечье.

Городской закон сразу же посадит виновника в тюрьму, изолирует от общества и выжжет на нем неистребимое клеймо «преступника», и такие, действительно, в огромном большинстве случаев, пополнят касту «профессиональных» преступников. В Степи же виновник заплатит немалую сумму пострадавшему или его семье, то есть поможет решить экономическую проблему и останется просто виновником, но не станет «преступником» и будет вести нормальную жизнь. И как показывал опыт, он больше не совершит проступков в силу общественного мнения.

Интересным различием в психологии оседлых и кочевников, является их отношение к снам – мистическому состоянию человеческого сознания.

Городские обыватели находят в снах, особенно в тех, которые они относят к вещим, некие предзнаменования трагических или радостных событий, не зависящих от человеческой воли. Искушенные психоаналитики пытаются через сны понять комплексы личности.

Патриарх современного научного толкования снов Зигмунд Фрейд{74}74
  Фрейд Зигмунд (1856-1939), австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа.


[Закрыть] в книге «Психология бессознательного» писал: «Все особенности сноведений объясняются (врачами-исследователями – С.К.) бессвязной и вызванной физиологическими раздражениями работой отдельных органов или отдельных групп клеток погруженного в сон мозга.

Мало считаясь с этим мнением науки и не интересуясь вопросом об источниках сновидения, народная молва, по-видимому, твердо верит в то, что сон все-таки имеет смысл предзнаменования, сущность которого может быть раскрыта посредством какого-либо толкования…

К своему великому изумлению, я однажды сделал открытие, что ближе к истине стоит не взгляд врачей, а взгляд профанов, наполовину окутанный еще предрассудками».

Кочевник, имеющий живую связь с природой, поэтому лишенный неестественных страхов, по иному относится к снам, для него сны – это некие видения, представляющие из себя смесь фантастических образов и реальных событий, но имеющих пластическую структуру, их картина может быть разной – тягостной или благостной, но их влияние на реальность зависит от толкователя, которым может быть и сам сновидец. Ведь, то или иное толкование откладывается в подсознании и неосознанно ведет человека к той или иной развязке. Поэтому кочевники толкуют свои сны или сны родственников и друзей только в благоприятном ключе.

Приведу несколько примеров из разных народов, начну с казахского. Молодой беременной женщине приснилось, что ее груди с двух сторон сосут два волчонка. Испуганная женщина рассказала о своем сне подруге, та сказала, что в предстоящей ей поездке в зимнюю стужу на нее, нападут волки. Видимо, дело было неотложным, женщина все-таки выехала, и на нее действительно напали волки и растерзали. Когда люди подъехали к ее мертвому телу, то увидели, что два волка грызут ее груди, а в ее зияющем чреве лежат двое мертвых сыновей-близнецов. И тогда один из старцев, знавших о неверном толковании, произнес с огромным сожалением: ведь сон предвещал, что она родит двух сильных «волчат». Напомним, что волк – это тотем тюрок.

Вспомним серию шумерских эпических сказаний о Гильгамеше, где в некоторых из них присутствует Энкиду. Творец – этих великих произведений, неизвестный гений – заложил не только основы всемирной литературы и определил все ее главные сюжеты, но и – истории, философии…

Все последующие гении и таланты, порой, даже не зная о его существовании, произошли от него – Гомер, Лаоцзы, Сократ, Вергилий, Коркыт, Манас, аль-Фараби, Руми, Шекспир, Сервантес, Гете, Толстой, Абай…

Нас интересует один сюжет. Гильгамешу, правителю Урука, все время снятся страшные сны, и он видит в них предзнаменования бед перед сражениями, но его побратим, кочевник Энкиду, всякий раз разъясняет их в благожелательном значении: «Друг мой, твой сон прекрасен, сон этот для нас драгоценен». И они действительно вместе сокрушают грозных чудовищ.

Но цена сомнений Гильгамеша – смерть самого Энкиду, Гильгамеш хотя и поздно, но осознает это и от того страдает еще больше.

Весь цикл пропитан алтайскими аллюзиями, где оседлость сочетается с кочевничеством, что не оставляет сомнений о происхождении автора. Например, Энкиду узнает о смертельном приговоре богов и вот его реакция: «Услыхал Энкиду слова Шамаша-героя, – У него успокоилось гневное сердце, Усмирилась разъяренная печень».

Энкиду с кочевническим стоицизмом воспринимает неизбежное, при этом автор говорит о его «сердце» и «печени», а это у алтайцев соответствующие синонимы храбрости и родства. То есть Энкиду совершил свои подвиги не ради преходящей славы, а во имя своего славного рода и великого друга.

Теперь поговорим о всемирно известном кочевнике-толкователе снов библейском Иосифе Прекрасном.

Наиболее интересными, с точки зрения познания человеческой психологии, являются толкования Иосифом снов главного виночерпия и главного хлебодара фараона.

Иосиф обладал тонким искусством находить доступ к сердцу своих начальников, где бы это ни было. Так, и в тюрьме он добился расположения ее начальника и стал его главным помощником. Но вот в тюрьму поселяют двух сановников фараона и заставляют его прислуживать им. Естественно, Иосифу это не нравится, причем, похоже, виночерпий относился к нему лучше, чем хлебодар. Поэтому он дает благое толкование первому и плохое второму. (Впрочем, все может быть гораздо проще, Иосиф через начальника тюрьмы, наверняка, знал о том, что делается во дворце фараона, и какая участь готовится виночерпию и хлебодару.)

Когда через три дня во время пира хмельной фараон призвал к себе провинившихся царедворцев, чтобы принять решения, приговоры виночерпия и хлебодара, вынесенные Иосифом, были написаны на их лицах, фараон их просто озвучил.

Толкования снов Иосифом исполняются, «неуважительного» хлебодара казнят, а благосклонный виночерпий возвращается на свое теплое место, но забывает об Иосифе.

Через два года фараона досаждают тягостные сны, которые никто не может разгадать. И тут виночерпий вспоминает об удачливом толкователе Иосифе и его призывают во дворец.

В общем-то, эта знаменитая история о снах фараона о семи тучных и семи тощих коровах, семи полных и семи хлипких колосьях, наиболее простая. Иосиф, который был близок к природе и постоянно наблюдал за ней, конечно, знал о ее циклах – дождливых и засушливых годах, поэтому ему было нетрудно предсказать, что годы благоденствия, сменятся годами бедствий. И если не подготовиться, то «тощие коровы» поедят «тучных». Решение незамысловатой задачи и прокладывает дорогу во дворец фараона умному толкователю, где он сделает фантастическую карьеру.

Долгие века колесо истории раскручивали кочевники – алтайцы, арии, готы, гунны, семиты, тюрки, викинги и монголы.

Историк Абдурахман ибн-Хальдун, потомок бедуинов, почитаемый многими как «отец социологии», считал кочевников наиболее активной силой истории, обладающей физическими и моральными преимуществами над оседлым населением. Поэтому кочевники периодически завоевывают их страны и образуют обширные империи. Через три поколения, потомки кочевников-завоевателей в условиях городской цивилизации утрачивают свои положительные качества; тогда из степей и пустынь появляются новые волны кочевников и история повторяется.

Оседлый видел в кочевнике варвара, а для кочевника оседлость, особенно, городская – это добровольное заточение.

В их столкновении много трагичного, но много и взаимополезного. Древние культуры нуждались в свежей и буйной крови. Обаяние богатых оседлых культур гуманизировало варваров.

Когда в VII веке арабы-бедуины разгромили сасанидский Иран и принесли туда слово Аллаха, то вскоре они убедились, насколько богаче культура завоеванной страны. Тогда и «родился адаб как способ освоения персидской литературы и создания собственной арабской литературы». Термин «адаб» трактуется специалистами как «привычка», «манера», «похвальный образ поведения», унаследованный от предков, воспитание, необходимое тому, кто хочет вести себя элегантно в высшем обществе и, собственно, «литература». «Первым вступил на этот путь перс по происхождению ибн-Мукаффа, который смог доступно передать по-арабски чужую мысль, благодаря чему «Калила и Димна» сразу же были восприняты как шедевр». Этому пути последовали не только персы, но и многие другие народы.

Мусульманский Ренессанс средних веков расцвел на ниве многих культур, особенно, персидской. Но, без всякого сомненья, главный побудитель – арабское начало. Чуть позже, примерно, то же самое происходит с тюрками. Завоевав одряхлевшую Согдиану, Иран и разлагавшуюся Византию, они вдохнули в них новую жизненную энергию. Наступает новый их расцвет. Китай, Западную Европу, Россию разбудили гунны и монголы; Иран, Ближний и Средний Восток, Средиземноморье и Испанию – арабы; Северную Индию – великие моголы; и каждый раз, привитая к древнему древу варварская ветка давала удивительные плоды. Культуры, которые не обновили свою кровь, – Мохенджо-Даро, древний Египет, Вавилон, цивилизация ацтеков и майя – выродились.

История полна парадоксов. Восток и Запад впервые соединил «бич божий» Аттила, а объединил всю ойкумену – «потрясатель Вселенной» Чингисхан. По утверждению американского номадолога Анатолия Хазанова более 50 % государств на территории Евразии было создано завоеваниями кочевников.

По-разному сложилась судьба детей Природы. Одни – арии, евреи, арабы – прошли кочевнический путь, но, осененные Книгой, вовремя остановились и создали великие духовные творения; другие – арамейцы, скифы, гунны, хазары – бесследно исчезли; третьи – монголы и маньчжуры, потеряв былое могущество, частью растворились среди других народов, а частью впали в историческое прозябание; четвертые – калмыки, якуты, киргизы, татары, туркмены, казахи – оказались привязанными к российской колеснице.

Таким образом, кочевье практически сошло с исторической арены. Но прежде чем злорадствовать, может быть стоит прислушаться всем к колоколу, прозвучавшему по кочевью. Для того, чтобы сегодняшняя судьба вчерашних кочевников не стала завтрашней судьбой сегодняшней глобальной цивилизации. Причем, в худшем варианте, так как она пожирает самое себя.