Текст книги "Крах тирана"

Глава 77

Утром из цитадели раздался пушечный выстрел, означавший, что войска великого падишаха выступают в поход. Все вокруг пришло в движение. Зазвучали полковые трубы, забили литавры и барабаны. Открылись все Дербентские ворота, и полки, стоявшие за южными стенами Дербента, двинулись под своими знаменами через город. Встревоженные жители Дербента закрывали двери и ставни своих домов. Нищим, попадавшимся на их пути, воины шаха бросали мелкие монеты и просили за них молиться. Одни поднимали брошенные монеты, другие просили всевышнего стереть с лица земли эти облаченные в сияющие доспехи полчища. Выйдя через северные ворота, полки выстроились в огромную колонну в ожидании обозов и своих главных командиров.

Оружейник Юсуф забрал свои инструменты, запер лавку, и они с Ширали поспешили к ближайшим от цитадели воротам Джарчикапы. Там они надеялись увидеть Мусу-Гаджи и убедиться, что их замысел начинает осуществляться.

Вскоре отворились главные ворота цитадели, и к городу начал спускаться небольшой отряд. Это ехали военачальники со своими свитами. Когда они приблизились к воротам Джарчикапы, Ширали увидел Мусу-Гаджи. Он исхудал и осунулся после перенесенных истязаний, но взгляд его был тверд и решителен. Муса-Гаджи ехал позади военачальников на хорошей лошади в сопровождении двух свирепого вида гвардейцев. Когда Муса-Гаджи подъехал почти к самым воротам, Ширали выскочил вперед и, потрясая своим посохом, воскликнул:

– О Аллах! Даруй же победу неустрашимым воинам!

Муса-Гаджи оглянулся, узнал Ширали, едва заметно кивнул ему и провел руками по бороде.

– Амин! – отозвались каджары, полагая, что нищий призывает всевышнего помочь именно им.

Но кое-кто в этом усомнился. Это был Лала-баши. Он явился сюда, чтобы своим несчастным видом воззвать к милосердию падишаха. Но Надир-шах почему-то не появлялся, зато бывший главный евнух узнал и Мусу-Гаджи, и Ширали и приметил, как они заговорщически переглянулись.

– Тут что-то нечисто! – пронеслось в голове многоопытного Лала-баши. – Заговор! И если я его раскрою, падишах простит своего преданного раба!

Лала-баши выступил вперед и, указывая одной рукой на Ширали, а другой – на Мусу-Гаджи, хотел прокричать: «Измена!». Но в пылу верноподданнического усердия Лала-баши позабыл, что у него нет языка. И бывший евнух только невнятно хрипел, страшно вращая глазами.

Никто не понимал, что нужно этому несчастному, а стражники кричали ему свое:

– Дурбаш! Удались!

Будто желая помочь восстановить порядок, Ширали ткнул евнуха своим посохом. Но Лала-баши не хотел сдаваться так легко. С нечеловеческой силой он вырвал у Ширали посох, переломил его о колено и хотел уже навалиться на Ширали своим грузным телом, как вдруг почувствовал болезненный укус. Змейка, выскользнув из переломленного посоха, ужалила евнуха в шею. Евнух замер, ловя ртом воздух, и медленно опустился на землю. Стражники, которым было не до нищего толстяка, отпихнули его подальше, и порядок был восстановлен.

Тем временем Ширали и Юсуф проскользнули в ворота и спешили покинуть Дербент. В рощице их ждал сын Юсуфа с оседланными лошадьми. И вскоре трое всадников понеслись в сторону гор. Им было что сообщить тем, на кого двинулась огромная армия. Придворный, чинивший пистолет у Юсуфа, приходил снова, приглашая его в поход, где услуги Юсуфа могли очень пригодиться. Но он отказался, сославшись на старые годы и слабое здоровье. Зато Юсуфу стало точно известно, что один отряд пойдет на Хунзах через Тарковское шамхальство, Мехтулинское ханство и Аймакинское ущелье, а другой во главе с самим Надиром двинется с другой стороны – через Южный Дагестан и Кази-Кумухское ханство, где он уже бывал.

Надир-шах наблюдал за выступлением войск с зубчатой стены цитадели. Он верил в своих прославленных военачальников и несокрушимость их полков. Лютф-Али-хан, Гайдар-бек и Фет-Али-хан не раз доказывали, что умеют воевать и побеждать. А с таким надежным, знающим проводником они должны были внезапно обрушиться на Хунзах, к которому уже подойдет с другой стороны победоносное войско самого Надира.

На следующий день выступил из Дербента и сам Надир-шах.

По заведенному порядку впереди шел авангард, за ним везли на повозках шатры и кухню шаха. На верблюдах, увешанных колокольчиками и флажками, сидели музыканты, оглашая окрестности грохотом литавр и звуками труб. Потом следовала артиллерия, тяжелая и легкая, за ней тянулись нескончаемые отряды кавалерии и пехоты.

Шах ехал окруженный телохранителями и свитой, в которой оказался и Шахман. В поход с Надир-шахом отправился и Калушкин, исполняя свои обязанности резидента при дворе шаха. Сен-Жермен был оставлен в Дербенте достраивать дворец, в котором Надир предполагал отпраздновать свою великую по беду.

Шах двигался на юг, на соединение с главными своими силами, стянутыми из Персии, Азербайджана, Грузии и других мест. Собрав эти войска в единый кулак, Надир-шах собирался пройти через земли табасаранцев, лезгин, рутульцев и агулов, обрушиться на Кази-Кумух, а затем и на андалалцев, если те не сочтут за лучшее покориться. Тогда и Хунзах, зажатый с двух сторон армиями Надира, будет обречен. Воображение Надира уже рисовало ему, как весь Дагестан падет к ногам великого шаха, рожденного царем вселенной, как было выбито на его золотых монетах. И как эти упрямцы, гордо величающие себя свободными горцами, будут молить его о пощаде и отдадут ему не только Фирузу, но и все остальное.

Глава 78

Когда Ширали, передаваемый кунаками харбукцев от аулу к аулу, добрался до Согратля, караульные встретили его настороженно. Он не был похож на горца. Небритая, как у других, голова и непривычная одежда наводили на мысль, что это мог быть шахский лазутчик. Но Ширали прибыл открыто, не прячась, и попросил встречи с главой общества.

Оказалось, что это невозможно, потому что Пир-Мухаммад находился на Большом совете Андалала, проходившем, как обычно, в урочище Руккладух неподалеку от Чоха.

– У меня важные новости, – настаивал Ширали.

– У нас тут решаются дела поважнее, – отвечали караульные.

– Придется подождать.

– Я друг вашего Мусы-Гаджи, – добавил Ширали.

– Мусы-Гаджи? – не поверили караульные.

– Разве он не погиб?

– Он жив. И я знаю, где он, – убеждал их Ширали.

Караульные озадаченно переглянулись:

– Жив?

– Если ты его друг, будь нашим гостем. А когда аксакалы вернутся…

– Тогда хотя бы передайте Фирузе, что Муса-Гаджи не погиб, – попросил Ширали.

– Фирузе? – изумились караульные.

– Ты и ее знаешь?

– Мы спасали ее вместе с Мусой-Гаджи, – сказал Ширали.

– Значит, и Фируза тебя знает?

– Конечно, – улыбнулся Ширали. – Я ее брат перед Аллахом.

– Так и быть, – решили караульные. – Мы отведем тебя в их дом.

Один из караульных пожал руку Ширали и повел его за собой.

У дома их встретил Мухаммад-Гази, правивший на точиле свою саблю. Караульный поздоровался с аксакалом и кивнул на Ширали.

– Этот человек утверждает, что спасал с Мусой-Гаджи твою дочь.

Мухаммад-Гази вгляделся в незнакомца, о котором рассказывали ему кунаки-харбукцы, привезшие Фирузу, пожал гостю руку и спросил:

– Ты – тот самый туркмен?

– Да, уважаемый, – кивнул Ширали.

– Ширали! – раздался вдруг радостный голос Фирузы.

Она возвращалась от родника с кувшином воды и сразу узнала своего спасителя.

– Фируза! – заулыбался Ширали, а затем вспомнил то, чего Фируза ждала больше всего: – Муса-Гаджи жив!

– Жив! – воскликнула Фируза, роняя кувшин.

Но Ширали не дал ему упасть, отпил воды и поставил кувшин у стены дома.

– Где же он? Что с ним? – взволнованно спрашивала Фируза, стараясь взять себя руки.

Горянке не полагалось так волноваться о мужчине, который еще не стал ее мужем.

– Ты его видел? – спросил Мухаммад-Гази. – Хотя чего же мы тут стоим, пойдем в дом.

Пока Ширали рассказывал все, что случилось с Мусой-Гаджи, слезы сострадания на лице Фирузы сменялись слезами радости. А Мухаммад-Гази лишь качал головой, представляя, через что пришлось пройти его будущему зятю.

– А когда одно из двух войск Надир-шаха двинулось в поход, Муса-Гаджи ехал с ними, – закончил рассказ Ширали. – Я видел это собственными глазами. И он подал мне знак, что сделает все, как нужно.

– Значит, он поведет их через Аймакинское ущелье? – уточнил Мухаммад-Гази.

– Разве это не лучшее, что он может сделать, чтобы отомстить шаху? – спросил Ширали.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Мухаммад-Гази.

– Харбукцы уже отправили людей – предупредить ханов Мехтулы и Хунзаха и самих жителей Аймаки.

– А главное войско, говоришь, двинется на нас во главе с самим Надир-шахом?

– Вы и сами об этом скоро узнаете, – подтвердил Ширали. – Но разве не лучше знать такое заранее?

– Тут важна каждая минута, – кивнул Мухаммад-Гази и велел седлать своего коня.

Фируза хотела узнать о Мусе-Гаджи побольше, хотела, чтобы Ширали еще раз рассказал, как змея убила злобного Лала-баши, как им помогал француз, которого она видела в делийской сокровищнице, как старался Калушкин, чтобы выручить Мусу-Гаджи…

– Нам пора ехать, – прервал ее отец, – пока не закончился Большой совет.

Они с Ширали вскочили на коней и помчались к Чоху.

А Фируза, утирая слезы, бросилась к дому матери Мусы-Гаджи, чтобы сообщить ей радостную весть.

Глава 79

На Большом совете собрались главы джамаатов Андалала, чтобы обсудить, что им следует предпринять, когда полчища Надир-шаха двинутся в Нагорный Дагестан. В том, что это случится, уже никто не сомневался.

Когда Мухаммад-Гази и Ширали прибыли в урочище Руккладух, там решали, не лучше ли броситься на врага первыми, не дожидаясь, пока он подберется к их аулам. Но те, кто уже имел дело с войсками Надира, сомневались в правильности такой тактики. Против множества хорошо обученных отрядов шаха воевать в низинах было трудно. Особенно имея в виду сильную артиллерию Надир-шаха и его защищенную латами тяжелую конницу.

Тогда попросил слова Мухаммад-Гази. Он сказал, что армия Надира уже двигается в горы, идет она с двух сторон. Мухаммад-Гази назвал предполагаемое направление каждого крыла и сообщил, что Муса-Гаджи постарается завести отряд Лютф-Али-хана в Аймакинскую теснину. Главы встревожились, но Ширали добавил, что харбукцы уже дали знать об этом Мехтулинскому и Хунзахскому ханам и самим аймакинцам. А что те сумеют достойно встретить врага, андалалцы не сомневались.

Что же касалось самого Надир-шаха, то сведения Ширали оказались еще более тревожными.

Выходило, что на этот раз Надир собирался не только напасть на Кази-Кумух и Андалал, но и пройти к Хунзаху. Захват Хунзахского ханства и всей Аварии означал бы полное поражение горцев, и Надир-шах вел для этого почти стотысячную армию.

Главы подсчитали воинов, которых могли выставить андалалские аулы, число их оказалось невелико. Едва набиралось около пяти тысяч.

Это во многом меняло положение дел. Тогда решено было не давать больших сражений, а действовать небольшими отрядами, жаля полчища шаха, как осы медведя, отбивая лошадей, пушки и захватывая обозы. Это были испытанные приемы, и их обязательно нужно было применить, как это уже и происходило в предгорьях. Но слишком уж велика была армия Надир-шаха, чтобы ее можно было остановить и разгромить таким образом.

Был и другой способ – перегораживать ущелья прочными стенами, заманивать туда противника и громить его сверху пулями, стрелами и камнями. Ведь именно в ущелье джарцы разгромили большой отряд Ибрагим-хана и убили его самого. Да и в других местах это принесло успех. Вот и Сурхай-хан, как стало известно, строил укрепления на возможном пути врага и намерен был сражаться с шахом до последнего. Так же собирались встретить врага и в других местах. Но большинство склонялось к тому, что Кази-Кумух, знакомый Надиру по прежним нашествиям, – не лучшее место для решающего сражения. Коварный Надир-шах, имея огромное войско, мог обойти такие преграды, как делал это не раз.

Война в горах могла быть разной, но, какую бы тактику ни избрали андалалцы, их было слишком мало в сравнении с несметным воинством шаха, чтобы рассчитывать на успех. Тем более что они собирались помогать соседям, которые окажутся на пути шаха раньше них.

Становилось ясно, что, только встав плечом к плечу, народы гор могли надеяться разгромить Надир-шаха, вознамерившегося растоптать Дагестан.

– Или объединимся, или погибнем, – заключил кади Пир-Мухаммад. – Мы можем драться до последнего вздоха. Но разве дело только в нас? В Кази-Кумухе или Андалале? Пришла пора спасать Дагестан. Призовем же наших братьев вместе защитить родину. Я верю, что на битву с тираном поднимутся все, кто способен держать оружие. А когда воины гор соберутся все вместе, тогда и будет видно, как вести сражение.

Гонцов с призывом подняться на священную войну решено было послать не только к соседям, но и в самые отдаленные уголки высокогорного Дагестана. А самим готовиться к битвам с каджарами, не теряя ни минуты.

Но был еще один важный вопрос, решить который следовало немедленно.

По соглашению между обществами Андалала обязанности главы Совета старейшин (кадиев) Андалалского вольного общества возлагались на согратлинского кадия. Кайима, который следил за справедливыми отношениями между народом и властью, избирали из Чоха, а воинского начальника союза, который вместе с тем обеспечивал исполнение законов и соблюдение порядка, – из Ругуджи. Теперь воинским начальником был почтенный Амирасулав, знавший толк в ратном деле и ведавший военными приготовлениями. Но для битвы, а ее было не миновать, требовался и боевой вожак, способный вести за собой объединенные силы андалалцев.

Амирасулав знал, кто может справиться с этой нелегкой задачей, но прежде хотел выслушать мнение Совета.

– Какой человек нам нужен? – спросил Амирасулав.

– Могучий и опытный воин, – говорили члены Совета.

– Знаменитый храбрец, который уже дрался с Надир-шахом и знает его повадки.

– Тот, за кем не только андалалцы, но и другие пойдут в огонь и в воду.

– Кого мы знаем и кто нас знает.

– Тот, кого любит народ.

– Есть ли у нас такой человек? – спросил Пир-Мухаммад, обводя взглядом земляков. – Драться у нас готов каждый, но когда имеешь дело с огромным войском и коварным Надиром, тут одной силы и храбрости недостаточно.

Отважных удальцов в горных аулах хватало. Люди называли то одного, то другого. Но в конце концов сошлись на том, что для такого важного дела не найти предводителя лучше, чем Чупалав. Все наперебой начали вспоминать его подвиги и удачные походы. Припомнили, как он сразился со слоном, сколько его отряд привез оружия из последнего похода. Даже его переговоры с русскими в Кизляре были делом особенным, на которое не каждый был способен. Да еще недавно он водил добровольцев в Табасаран, где горцы чуть не взяли в плен самого шаха.

– Чупалав! – единодушно постановили андалалцы.

– Кривоносый!

– Он справится!

– Я и сам думал о нем, – согласно кивнул Амирасулав. – Вот только…

И тут все вспомнили, что слава Чупалава гремела повсюду, но самого его многие давно уже не видели. Ведь он жил теперь на хуторе и не показывался даже в родном селе, где жил его отец, все еще не простивший сына за ослушание.

– Пора бы и простить сына, – говорили горцы.

– Любовь – дело такое.

– Вон что с Мусой-Гаджи случилось, и все из-за любви.

– Надо поговорить с его отцом.

– Верно! Тут речь о войне идет, а он старой обиды простить не хочет.

– Давайте прямо сейчас к Сагитаву и отправимся.

– Так и сделаем! – заключил Пир-Мухаммад. – Раз Совет принял решение, Сагитаву придется его исполнить.

Вскоре по Дагестану разнеслись воззвания почитаемых ученых, которые призывали горцев на борьбу за единую родину.

Одних только аварских вольных обществ в горах было более сорока. Было также около десяти вольных даргинских обществ, чуть больше – кюринских и по нескольку табасаранских, агульских и рутульских. Но и другие общества, и жители ханств знали теперь, что повсюду дагестанцы поднимаются против каджарского нашествия и полны решимости сломать хребет кровавому Надир-шаху.

«Эй вы, гидатлинцы, и вы, келебцы! – летел призыв из Андалала. – Эй вы, телетлинцы и карахцы! Багвалал, Чамалал, Каралал и Тиндал, Анкратль, Хиндалал и весь Салатау, Андал, Мукратль, Тлярош, Тлейсерух и мурухцы – все, кто жив в горах, поспешите, братья, на помощь братьям!»

Ученый Ибрагим-хаджи из Гидатля писал:

«До каких пор вы будете осторожничать и не выйдете врагу навстречу? Вы думаете, что вас оставят спать в своих постелях, если кызылбаши завоюют остальной Дагестан?.. Скорей, скорей выходите. И передайте наш призыв окружающим».

Тот же Ибрагим-хаджи с предводителем гидатлинцев Денгой взывали к горцам:

«Вы готовьтесь выйти навстречу врагу. Аллах наделил вас храбростью и отвагой. Мы сейчас убедились, что одолеем врага, поэтому послали в разные края призывы объединиться для борьбы с врагом! Не смотрите на тех, кто не может взяться за оружие. Если бы вы знали то, что знаем мы о положении врага, то вы бы выступили незамедлительно».

Не уставали призвать на священную борьбу и другие известные ученые. Среди них был молодой, но уже известный в Дагестане ученый Абу-Бакар из Аймаки, обличавший греховность деяний нечестивца Надир-шаха, который смел называть себя мусульманином.

Еще когда Надир-шах слал из Дербента ультиматумы, приказывая владетелям и главам обществ прибыть к нему для принесения покорности, его посетил Абу-Бакар. Но вместо принесения покорности он и прибывшие с ним алимы надеялись образумить Надир-шаха и предостеречь его от новой войны. Однако спесивый Надир не внял предостережениям горцев. Покидая шаха, Абу-Бакар не сдержался и трижды воскликнул: «Нажас!» – «Негодяй!». Уже тогда алимам стало ясно, что говорить с обнаглевшим захватчиком можно только на языке оружия.

Глава 80

Войска Лютф-Али-хана двигались огромной колонной. Поначалу они не встречали никакого сопротивления, находя лишь оставленные горцами аулы, уничтоженные мосты и пустые поля. Даже подножный корм для лошадей и обозной скотины был выжжен или выкошен. Только верблюды обгладывали ветви деревьев – другого корма вокруг не было. Приходилось рассылать провиантские команды, чтобы добыть еду для солдат и корм для лошадей. Но почти всегда они возвращались ни с чем.

Отряд Гайдар-бека вторгся в Табасаран, чтобы пополнить запасы и отомстить за недавнее поражение. Но его ждало сопротивление еще более упорное, чем прежде. Табасаранцы отчаянно бились за каждый аул, за каждую переправу, а когда силы их были на исходе, отходили все выше и выше в горы. Мирза Калукский, руководивший ополчением, старался нанести пришельцам возможный урон и замедлить их продвижение. Однако он думал и о будущем решающем сражении, прилагая все силы к тому, чтобы сохранить костяк своего ополчения.

Решив, что с табасаранцами покончено, Гайдар-бек ринулся в Кайтаг. Но тут его ждала крепкая оборона Кайтагского уцмия. Пока Гайдар-бек безуспешно пытался сломить кайтагцев, табасаранцы наносили ощутимые удары с тыла, ослабляя натиск каджаров. Гайдар-бек вынужден был снова бросать на них крупные силы и разворачивать артиллерию, но тогда ополченцы Калукского так же быстро укрывались в густых лесах, чтобы нанести новые удары уже в другом месте.

Озлобленный неудачами в Кайтаге, Лютф-Али-хан пускал в дело все новые отряды, но кайтагцы сражались стойко, и враг нес тяжелые потери. И все же большим силам каджаров удалось преодолеть сопротивление кайтагцев. Началось опустошение захваченных аулов и беспощадное уничтожение всех, кого удавалось захватить.

Но кайтагцев и их уцмия не сломили никакие зверства. Укрываясь в горах, они продолжали наносить удары по врагу, хотя и не в силах были его остановить.

Вступив во владения шамхала Хасбулата Тарковского, Лютф-Али-хан надеялся, что хотя бы здесь, на землях вассала Надир-шаха, ему ничто не угрожает. Но знаменитого шахского военачальника ожидало жестокое разочарование. Выезд Хасбулата со своим немногочисленным отрядом навстречу Лютф-Али-хану скорее напоминал бегство. Оказалось, большинство кумыков восстало, а слухи о зверствах, учиненных каджарами в Табасаране и Кайтаге, еще больше разожгли ненависть кумыков к захватчикам. Отвергнутый всеми, Хасбулат едва мог защитить самого себя и надеялся найти спасение под знаменами Лютф-Али-хана.

Взбешенный неожиданным препятствием, полководец приказал смести восставших с лица земли, однако сделать это было не так просто. Кумыкские беки со своими дружинами появлялись в самых неожиданных местах и наносили каджарам удар за ударом. А на пути Лютф-Али-хана вновь оказывались покинутые села, разрушенные мосты, скот был угнан в горы или в русские владения за Кизляром. По ночам кони кызылбашей пропадали целыми табунами, и бывшие всадники превращались в пеших сарбазов.

Если раньше всадник мог предъявить тавро, вырезанное из крупа павшего коня, и его хвост, чтобы получить нового скакуна, то теперь это уже было невозможно. Зато в дружинах кумыкских беков всадников прибавлялось с каждым днем.

Отряды Лютф-Али-хана несли потери, но все равно двигались вперед – слишком большим было его войско, чтобы его могли остановить дружины повстанцев. Лютф-Али-хан понимал, что затяжные бои с ними могут обернуться провалом кампании, и рвался вперед, несмотря ни на какие жертвы.

Пробившись на территорию Мехтулинского ханства, Лютф-Али-хан и здесь встретил ожесточенное сопротивление, завалы на дорогах и организованную оборону укрепленных аулов.

У Дженгутая, своей столицы, Ахмад-хан Мехтулинский дал захватчикам настоящее сражение. Его ополчение уступало регулярным частям Лютф-Али-хана, но готово было сражаться до конца. Однако Ахмад-хан ограничился тем, что остановил на несколько дней продвижение войск завоевателей. Он понимал, что Дженгутай, разрушенный артиллерией Лютф-Али-хана, долго не продержится, а посланные в обход отряды каджаров вот-вот замкнут кольцо вокруг мехтулинских ополченцев. И Ахмад-хан отступил, уводя за собой авангард каджаров. Первую задачу, о чем он заранее договорился с другими – Хунзахским ханом и соседними обществами, Ахмад-хан выполнил. И теперь ему нужно было беречь силы для решающей схватки с Лютф-Али-ханом. На рассвете того дня, когда Лютф-Али-хан изготовился к натиску всеми силами, оказалось, что отряды мехтулинских повстанцев исчезли.

Ахмад-хан уходил быстро, распуская слухи, что намерен укрыться в Хунзахе, куда вела хорошая, но делавшая большой крюк дорога через Леваши. Большому, неповоротливому войску Лютф-Али-хана с пушками и обозами за ним было не угнаться. Чтобы не дать отрядам горцев соединиться для дружного отпора и не опоздать к встрече с Надир-шахом, Лютф-Али-хану нужно было идти на Хунзах как можно быстрее и самым коротким путем. И путь этот, как подтвердил Хасбулатшамхал, лежал через Аймакинское ущелье. Точнее Хасбулат сказать не мог, а его нукеры спорили, предлагая свои пути:

– Туда надо через Апши идти!

– Где это Апши? – спрашивали лазутчики.

– Где-то там, – показывали нукеры вдаль, на гряды хребтов. – За горами.

– Нет, – говорили другие, – после Апши дорог нет, одни хребты. Лучше через Ахкент.

– А это где? – пытались понять лазутчики по своим картам.

– Тоже там, за хребтами.

– Или через Кулецму. Так ближе.

– Кулецму? – недоумевали сбитые с толку лазутчики.

– Или через Охли.

– Охли? А это еще где?

После долгих споров все сошлись на том, что идти надо по той же дороге, по которой ушел Ахмад-хан Мехтулинский, до Волчьих ворот на высоком перевале, а потом уже решать, как быть дальше.

Но не для того Лютф-Али-хан имел при себе проводника Мусу-Гаджи, чтобы плутать по горным тропам. Пусть показывает путь, если дорога ему жизнь его невесты и своя собственная.

Муса-Гаджи понимал, что наступает его час. Все, что происходило до сих пор, убедило его в том, что сопротивление было тщательно продумано и что объединенные силы горцев готовятся встретить Лютф-Али-хана в Аймакинском ущелье. Муса-Гаджи отлично знал эту ужасную теснину, способную поглотить не только отряды Лютф-Али-хана, но и всю армию Надир-шаха. И когда за ним прислали одного из нукеров Хасбулата, предположения Мусы-Гаджи подтвердились окончательно.

– Тебя требует Лютф-Али-хан, – объявил нукер.

– Повинуюсь, – ответил Муса-Гаджи, трогая своего коня.

Когда они подъезжали к шатру Лютф-Али-хана, нукер шепнул Мусе-Гаджи:

– Веди напрямую, через перевалы, пока не выдохнутся. А потом – через Аймаки.

– Кто ты? – спросил удивленный Муса-Гаджи.

– Тот, кто передает тебе салам от Фирузы и Ширали.

– Но ты служишь каджарам, – сомневался Муса-Гаджи.

– Не больше, чем ты, – усмехнулся в усы нукер. – Когда придет время скрыться, я дам тебе знать.