Текст книги "Обманутые сердца"

Глава 15

Линн стояла перед высокой дверью с овальным стеклом и старалась заставить себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Сердце бешено колотилось, сильно дрожали руки. Она украдкой посмотрела по сторонам сквозь прикрывающую лицо вуаль.

– Если Трейс увидит меня здесь, я просто умру, – тихо пробормотала она, глядя вслед проезжающему экипажу.

– Сомневаюсь, что такое возможно, сhere. Линн не услышала, как открылась входная дверь, и подскочила от неожиданности, как ужаленная. Она обернулась к женщине, открывшей дверь на стук. Губы, накрашенные в форме сердечка, растянулись в улыбке, от чего наружные уголки глаз поднялись вверх.

– Прошу прощения, но я пришла повидать мадам Тутант, – Линн сжала руки, чтобы унять дрожь.

Женщина быстро окинула фигуру Линн откровенно оценивающим взглядом.

– Правда?

Линн распрямила плечи и вытянулась, чтобы казаться выше своих пяти футов двух дюймов.

– Да, по делу.

Женщина заинтересованно подняла брови.

– По делу, говорите? И кто же вы такая?

– Меня зовут Линн Боннвайвер, из Виксберга.

– Ну что ж, мадемуазель Боннвайвер, – женщина сделала приглашающий жест и отступила, пропуская Линн. – Прошу пожаловать ко мне.

Линн нерешительно остановилась, слегка шокированная.

– Вы и есть мадам Тутант?

Любовница Томаса Браггетта представлялась ей совсем иной. Она видела проституток, разгуливающих по улицам Анде-зе-Хилл, злачного района Натчеза, и здесь, на улицах Вью Карре встречала с дюжину девиц, слоняющихся у салунов и казино в поисках клиентов. Обычно они были вызывающе одеты, неопрятны и растрепаны. Магелина Тутант выглядела вполне порядочной леди. Шелковое платье цвета аметиста было отличного качества и сшито по последней моде. Рукава и высокий воротник отделаны валансьенским кружевом цвета слоновой кости, темно-каштановые волосы зачесаны назад в гладкую прическу и заколоты на затылке в тугой узел, аристократические черты лица, где лишь только намечались едва заметные морщинки, казались безупречными.

Линн бросила взгляд в зеркало, висевшее на стене холла. Бледно-лиловое платье с кружевами цвета слоновой кости, которое Линн выбрала утром, казалось блеклым и тусклым по сравнению с сочным цветом одежды мадам Тутант.

– Оui, я Магелина Тутант, – она провела Линн в роскошную гостиную с мебелью из вишневого дерева, обитой белой с золотым узором парчой. – Прошу, мадемуазель, садитесь.

Линн вдруг забеспокоилась. А если Белль ошиблась и Магелина Тутант не любовница Томаса Браггетта? Вдруг Белль неправильно прочитала имя и эта женщина не являлась партнером Браггетта в казино?

Магелина села на диванчик лицом к Линн.

– Ну, ma petite [2]2
  Малышка.


[Закрыть], по какому такому делу вы желаете видеть Магелину? Вероятно, насчет работы в казино? – она тепло улыбнулась.

– Работы? – Линн была в шоке. – О нет, мадам, нет. Мне не нужна работа. Белль оказалась права. По крайней мере в том, что эта женщина работала в казино.

– Тогда чего вы хотите?

– Я хотела поговорить о Томасе Браггетте, – выпалила девушка, опасаясь, что самообладание покинет ее и она выскочит за дверь. Линн сжала шелковый шнур своей сумочки.

– Томас Браггетт? Ха! – Магелина вскочила и принялась расхаживать по комнате. Лицо сразу стало суровым, а глаза колючими. – Этому человеку самое место в аду. Но даже сам дьявол, возможно, отвернется от него, что, впрочем, не удивительно. И я не буду сожалеть. Non, совсем не буду.

Обескураженная словами Магелины, Линн пролепетала:

– Н-но… нет… я хотела спросить, разве не…

– Была ли я его любовницей? – закончила Магелина. Она с горечью рассмеялась. – Да, была. Мсье Браггетт владел половиной «Золотого Руна», моего казино.

– Значит, вы были любовниками и партнерами в бизнесе? – Линн почувствовала себя немного смелее.

– Нет, – слова прозвучали неожиданно резко. – Я была его рабыней, а не любовницей. Томас Браггетт никому не предлагал свою любовь, он даже не занимался любовью. Он использовал меня, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности, вот и все.

– Ах, – Линн покраснела от смущения. Ну почему она поддалась на уговоры Белль прийти сюда? Линн заставила себя улыбнуться, хотя улыбка получилась неискренней, и продолжила: – Я не понимаю, мадам. Судя по вашим словам, вы не любили мистера Браггетта, что же тогда вас с ним связывало?

– Ха, похоже, вы ничего не смыслите в бизнесе, ma petite, и в любви тоже, – Магелина остановилась перед Линн и, прищурившись, посмотрела на девушку. – Но какое вам до всего этого дело? Почему вы расспрашиваете о Томасе Браггетте и обо мне?

Линн попыталась вспомнить историю, которую сочинила для этой встречи, и постаралась придать лицу печальное выражение.

– Мистер Браггетт был должен моему отцу огромную сумму денег, мадам Тутант. Мой отец не смог приехать, потому что серьезно болен, – она промокнула глаза кружевным платочком. – Папа услышал о смерти мистера Браггетта, а так как он слишком слаб для такого длительного путешествия, – Линн снова промокнула глаза, – мне пришлось поехать в Новый Орлеан и предъявить права на часть поместья Браггеттов.

– Тогда почему вы пришли ко мне?

Линн ликовала. Магелина поверила, ей удалось ее обмануть. Ах, как было бы хорошо, если бы ее видела сейчас Белль. Она бы гордилась сестрой! Но Линн постаралась сохранить печальное выражение лица.

– Я пыталась встретиться с миссис Браггетт, но мне сказали, что она не принимает. Наверное, слишком расстроена смертью мужа. Мистер Браггетт рассказывал моему отцу о своих делах с вами, поэтому я решила заглянуть к вам в ожидании, когда миссис Браггетт примет меня.

Магелина уперла в бока сжатые кулаки.

– Чтобы предъявить права на «Золотое Руно»?

– О нет, мадам, – возразила Линн. – Я просто надеялась, что вы могли бы дать мне кое-какую информацию о других вложениях мистера Браггетта.

Магелина налила себе вина, проглотила его одним глотком и снова обернулась к Линн.

– Томас Браггетт был отъявленным негодяем. Лично я думаю, что ад – слишком хорошее место для него, – она снова села. – Я ничем не могу вам помочь, мадемуазель.

– Прошу вас, мадам Тутант, – взмолилась Линн. – Хоть немного помогите. Возможно, если вы расскажете, что представлял из себя мистер Браггетт, мне будет легче общаться с его вдовой.

Магелина нахмурилась, погрузившись в воспоминания. Обычно она старалась не делать этого, потому что до сих пор при мысли о Браггетте терзалась от мучительной боли.

– Хорошо. Попробую, – Магелина вздохнула и опустилась на стул. – Десять лет назад мой покровитель, – она сделала паузу и посмотрела на Линн. – Вы знаете, кто такой покровитель?

Девушка покачала головой, и Магелина снова вздохнула.

– Ах, вы так молоды и невинны, кроме того, не из Нового Орлеана. Я ведь квартеронка, мадемуазель, а это значит, что в моих венах течет черная кровь. Моя мать была мулаткой, а отец – белым.

Линн кивнула.

– В Новом Орлеане принято, что молодые состоятельные мужчины выбирают в возлюбленные свободную цветную женщину или квартеронку. Во многих случаях союз длится всю жизнь, даже если мужчина женится на другой. А иногда и нет. Я была рядом со своим покровителем в течение пяти лет, когда он обручился с молодой леди из Бостона. Та не понимала или не хотела признать образ жизни новоорлеанцев и настояла, чтобы он разорвал наши отношения. Жак, естественно, подчинился. Он был щедр и великодушен ко мне, и я выкупила половину доли в «Золотом Руне». Моим деловым партнером был мужчина, которого я считала хорошим другом и долгое время любила. Его звали Эрик Ричардс.

– Тогда как…

– Томас устроил так, что Эрик попал, скажем, в определенную ситуацию. Очень неприятную ситуацию. В обмен на помощь в распутывании дела, Томас вынудил Эрика передать ему право собственности на половину казино.

– И он не смог выкупить его назад?

– Может быть, и смог бы, но на следующую ночь Эрик был убит.

Линн открыла рот от удивления.

– Картежник обвинил его в мошенничестве. Эрик встал из-за стола, но был застрелен еще до того, как успел произнести хоть слово в свое оправдание.

По глазам Магелины было видно, что до сих пор воспоминания об Эрике Ричардсе вызывают у нее боль.

– Какой ужас!

– Да, вы правы, – Магелина встала, отбросив печальные мысли. – Я уже отослала в «Шедоуз Нуар» письмо с предложением выкупить долю Томаса в «Золотом Руне».

Линн прижала к носу кружевной платочек.

– Я очень сожалею о вашей утрате, мадам Тутант.

– Смерть Эрика опустошила меня. Смерть Томаса Браггетта принесла облегчение, – Магелина рассмеялась. От этого смеха в комнате стало как-то уютнее. – Думаю, вдова Браггетт испытывает точно такие же чувства. Возможно, теперь она сможет жить спокойно.

– Что вы говорите? – удивилась Линн.

– То и говорю. Томас Браггетт был нехорошим человеком, ma petite. Все с облегчением вздохнули, узнав о его смерти. Сомневаюсь, что вдова признает это открыто, но если вы мне не верите, спросите Энтони ДеБрассе или Эдварда Мурдена. Или даже Харкорта Проскауда. Все они не только испытывают облегчение в связи со смертью Томаса, они просто ликуют.

Линн почувствовала, как заколотилось сердце. Магелина только что подтвердила выводы, сделанные Белль после прочтения бумаг Томаса Браггетта. У всех трех мужчин был повод желать ему смерти. Но был ли это именно тот повод, о котором подозревала Белль?

– Почему они должны радоваться смерти мистера Браггетта?

– Ах, не только они, ma petite. Многие жители Нового Орлеана молча возрадовались новости о смерти Томаса. Но эта троица уж точно, – она кивнула. – Подозреваю, что они радовались больше всех.

– Но почему?

Магелина покачала головой.

– Я здесь живу и работаю, мне лучше не говорить об этом вслух.

– Умоляю вас, мадам Тутант, это может помочь моему отцу выяснить, с кем еще из кредиторов придется столкнуться, решая свои проблемы с миссис Браггетт. Клянусь, я никому не расскажу о нашей беседе.

– Нет, ma petite, я и не думала, что расскажете, – Магелина улыбнулась, и на ее лице не осталось и намека на печаль, вызванную грустными воспоминаниями об Эрике Ричардсе. Она взяла серебряный кофейник, стоявший на маленьком столике, и налила две чашки кофе. Одну передала Линн, с другой села на диван.

– Энтони ДеБрассе – лидер итальянцев, которые приехали в Новый Орлеан в поисках лучшей жизни. Бедняжки, – Магелина покачала головой. – Они явились в эту страну, в этот город с большими надеждами, а нашли только нищету и убожество. Но они трудились в поте лица, гордились своим трудом и просили всего лишь справедливого отношения к себе, а с Томасом Браггеттом это оказался пустой номер. Томас был сенатором, поэтому обладал огромной властью. Энтони – хороший человек. Он сражался с Томасом, оспаривал некоторые его поступки и чуть не поплатился за это жизнью, – она помолчала, а немного спустя добавила: – Но Томас был хитер. Он знал, если Энтони умрет, всем станет известно, кто за этим стоит, поэтому постарался сделать жизнь этого человека жалкой и убогой, впрочем, как и жизнь других итальянцев – жителей этого города.

Магелина отпила кофе и продолжила.

– О том, что он собирается бросить вызов Браггетту законным путем, Энтони объявил всего лишь за несколько дней до смерти Томаса. Конечно, никто не принял его всерьез, включая самого Томаса, но, – она пожала плечами, – как знать!

– А Эдвард Мурден?

– Ах, Эдвард. Он очень редко заходит в «Золотое Руно», но с легкой руки Томаса ему уже нечего терять. Эдвард – потомок одной из старейших креольских семей Нового Орлеана, он когда-то был помолвлен с Евгенией Браггетт, конечно, до того, как она вышла за Томаса. Я не знаю, что случилось… – Магелина вдруг замолчала, словно не хотела больше говорить.

– Прошу вас, мадам, продолжайте. Та покачала головой.

– Не могу. Хотя Томас был, – в темных глазах вновь вспыхнула ненависть, – кошмаром моей жизни, его вдова и дети никогда не сделали мне ничего плохого, и теперь не следует повторять те гадости, которые говорил Томас, – она пожала плечами. – Может быть, это неправда.

– Пожалуйста, мадам, я клянусь, что не желаю Браггеттам никакого зла и только хочу получить то, что по праву принадлежит моему отцу. И если хоть капля полученной от вас информации сможет помочь мне уладить дело, я умоляю вас все рассказать.

– Однажды в припадке гнева Томас заявил, что Евгения не была девственницей, когда они поженились. Она уже отдалась другому мужчине, Эдварду Мурдену, и носила его ребенка.

Линн от удивления открыла рот:

– Значит, Трэйс Браггетт не… Магелина покачала головой:

– Нет, Трейс – сын Томаса.

– Тогда что случилось с ребенком Евгении, рожденным от Эдварда?

– Томас продал рабыню, которая помогала при годах, а Евгении сказал, что младенец умер.

– Но это не так?

– Нет. Томас просто избавился от мальчика.

– Избавился? – переспросила Линн.

– Отдал цыганам, которые в то время стояли табором в окрестностях «Шедоуз Нуар».

У Линн закружилась голова. Мог ли этот ребенок вырасти, узнать, кто он такой, вернуться в Новый Орлеан и убить Томаса Браггетта за все, что тот с ним сделал?

– Евгения, очевидно, так никогда и не полюбила Томаса, потому что не смогла забыть Эдварда. Томас возненавидел ее за это. Он знал, что не сможет уничтожить жену, не запятнав себя, поэтому выплеснул ненависть на Эдварда. Он поставил себе цель ограбить его, лишить всего имущества и растоптать. В прошлом году ему наконец удалось осуществить свой замысел.

У Линн все перемешалось в голове. Чем больше она узнавала о Томасе Браггетте, тем больше удивлялась, как тому удалось прожить так долго.

– И, конечно, есть еще Харкорт Проскауд, – сказала Магелина. – Милый, спокойный маленький Харкорт.

– Проскауд? – Линн изобразила удивление. – Я слышала, что какой-то Джей Проскауд помолвлен с Терезой Браггетт.

– Это сын Харкорта, – подтвердила Магелина. – Десять лет назад Харкорт предпринял попытку выставить свою кандидатуру на пост сенатора США. Он соперничал с Томасом, что было ошибкой с самого начала, и, конечно же, проиграл. За годы, последовавшие после его безрассудного, рискованного поступка, Харкорт потерял почти половину своего состояния и лишился жены.

– И Томас Браггетт собирался позволить дочери выйти замуж за сына Харкорта Проскауда?

Магелина рассмеялась.

– Томас обожал держать людей под контролем. Он был уверен, что Джей не сильнее и не умнее Харкорта. Поэтому ни на мгновение не усомнился, что у него не будет с юношей никаких проблем, а заодно надеялся прибрать к рукам то, что еще не успел отнять у Проскаудов.

Линн кивнула.

– Да, я понимаю, – она встала. – Огромное вам спасибо, мадам Тутант, за то, что вы были так добры. Простите, что побеспокоила вас, но ваш рассказ очень помог… в понимании, как вести себя с миссис Браггетт.

Магелина проводила Линн до двери.

– Тогда я рада, что мы побеседовали. На пороге девушка помедлила.

– Плохо так говорить о покойнике, но был ли в Новом Орлеане хоть один человек, которому нравился бы мистер Браггетт?

– Только тот, кто его не знал, – ответила Магелина.

Линн опустила вуаль.

– Не бойтесь, вряд ли кто-нибудь неправильно истолкует ваш визит в мой дом, мисс Боннвайвер, – заметила Магелина. – Многие убеждены, что я живу в комнатах над казино. Этот дом и казино соединены между собой задней дверью, поэтому я никогда не вхожу сюда с улицы.

– Очень умно придумано, – восхитилась Линн.

– Да, это сделал Эрик. Это был его дом, и подразумевалось, что станет нашим… – она пожала плечами. – Сейчас со мной живет его мать. Она стара и больна. Многие думают, что она живет здесь одна.

– Спасибо вам, – сказала Линн. – За все.

Она быстро вышла на улицу, раскрыла зонтик и, последовав совету сестры, положила его на плечо. Она чувствовала себя хоть немного в укрытии под зонтиком и вуалью, и считала, что так ее не сразу узнают. Хотя, конечно, нельзя чувствовать себя в полной безопасности, пока не окажешься в номере в отеле.

Но это пока подождет. Линн необходимо зайти еще в одно место, прежде чем скрыться в отеле. У служащего она узнала, что офис мэра расположен в одном из зданий городской управы, которые находятся рядом с собором Святого Людовика. Юноша сказал, что этот дом называют Кабилдо. После этого он пустился в пространные подробности об истории здания, между прочим объяснив, что его построили испанцы.

Следуя указаниям, Линн подошла к площади Джексона, осмотрелась по сторонам и увидела Кабилдо как раз на углу. Она осторожно приблизилась к приземистому двухэтажному зданию.

Первый этаж представлял собой ряд проходов под арками, перекрывающими широкую галерею.

Проходы упирались в двойные двери. Окна второго этажа были закруглены сверху, составляя единое целое со сводчатыми входами. Черепичная крыша и стены здания выкрашены в серый цвет.

Линн поднялась по широкой лестнице на второй этаж и сразу же заметила высокую дверь в кабинет мэра. На ней была медная табличка с выгравированным именем, фамилией и должностью. Линн открыла дверь и вошла в просторное помещение.

В противоположном углу комнаты у широкого письменного стола из красного дерева стояли несколько мужчин и спорили о чем-то на повышенных тонах.

Линн громко стукнула дверью, мужчины резко оборвали спор и обернулись к ней, явно с удивлением обнаружив себя в обществе леди.

Невысокий коренастый мужчина с копной седых волнистых волос и носом-картошкой поправил сюртук, вышел из-за стола и направился прямо к ней. Его лицо обрамляли пышные бакенбарды, соединяющиеся с густыми усами. Он откашлялся.

– Мадемуазель, позвольте представиться, мэр Давьяно, – он взял протянутую руку Линн, склонил голову и припал губами к ее пальцам. Распрямившись, улыбнулся, но руку не отпустил. – Чем могу быть полезен?

– Я… – Линн посмотрела на остальных присутствующих, которые, не скрывая любопытства, ожидали ответа. – Мне необходима информация о Томасе Браггетте, – спокойно сказала она.

Со стороны группы мужчин сразу послышался оживленный шепот.

– Томас Браггетт, – повторил мэр и, как показалось Линн, побледнел. – И какая информация вас интересует?

– Ну, мне стало известно, что перед смертью он занимался… скажем так, не совсем законными делами, и, возможно, вам известно…

– Прошу меня извинить, юная леди, – быстро перебил мэр, взял Линн за руку и повел к двери. – Это полная чепуха. Уж не знаю, откуда у вас эта информация, но позвольте заверить, вы ошибаетесь. Все дела мистера Браггетта заслуживали уважения, – он открыл дверь и практически выставил девушку из кабинета. – А теперь я должен вернуться к своим делам. До свидания.

Дверь захлопнулась перед самым носом Линн.

– Вот и получила за свои хорошие манеры! – развернувшись, Линн прошла к лестнице и начала спускаться.

– Фредерик, я не знал, что ты вернулся из Вашингтона. Как там дела? – раздался знакомый голос.

Линн вцепилась в перила и застыла на месте. Ее охватила паника. Что он здесь делает? Она наклонилась через перила, чтобы видеть нижний пролет лестницы.

Трейс стоял у входной двери, держа шляпу в руке. Судя по всему, только что вошел. Он пожал руку какому-то мужчине и направился в сторону лестницы.

Линн стояла как загипнотизированная. Вдруг захотелось подбежать к нему, обвить руками шею и забыться в его объятиях. Тоска сдавила грудь, на глаза навернулись слезы. Но она заставила себя сдвинуться с места и, подобрав юбки, бросилась бежать вверх по лестнице – единственном доступном направлении. Посмотрела на дверь в кабинет мэра. Только не туда. Этот грубиян снова выставит ее за дверь. В любом случае, к мэру нельзя – туда может направляться Трейс. Она слышала его шаги у себя за спиной.

– Боже, помоги мне! – Линн побежала по широкому коридору, панически осматриваясь по сторонам в поисках убежища. Наконец в противоположном конце коридора заметила приоткрытую дверь, заглянула туда и увидела, что это какой-то склад. Она шмыгнула внутрь, тихо прикрыв за собой дверь.

Ставни на окнах были закрыты, комната погрузилась в кромешную тьму. – О Господи!

Глава 16

– Я не хочу ехать на этом старом пони, – заявила Белль, одарив Трекстона своим самым нежным взглядом.

– Принцесса вовсе не старая, – возразил Трек-стон. – И сейчас она единственная в нашем распоряжении, так что вы либо едете на ней, либо совсем никуда не едете.

– Единственная лошадь? – Белль повернула голову, окинув взглядом десяток других лошадей в конюшне. – А это кто, по-вашему? – спокойно спросила она. – Слоны?

Трекстон старался сдержаться, но она явно испытывала его терпение.

– Нет, мисс Сент-Круа, это племенные жеребцы для вязки, – ответил он. Но если Трекстон считал, что сможет смутить ее откровенными словами, то зря терял время. Белль даже не покраснела.

– Ну что ж, мне и раньше доводилось ездить на племенных жеребцах, – с таким же сарказмом заявила она. – И, скорее всего, и дальше буду продолжать, так что не стоит об этом беспокоиться, мистер Браггетт.

Трекстон изо всех сил старался сдержать улыбку, но ничего не мог с собой поделать. Он скрестил на груди крепкие мускулистые руки, прислонился к стойлу и принял вызывающую позу.

– Итак, – протяжно начал он, – немногие леди осмелятся признаться в подобных вещах.

Белль решительно тряхнула головой.

– А что плохого в том, что леди ездят на племенных жеребцах? – она замолчала, заметив озорные огоньки в его глазах и поняла, как звучали со стороны ее слова.

Трекстон громко рассмеялся, увидев удивленное выражение лица Белль.

– Ах вы грубиян! – Белль бросилась к нему и занесла руку в перчатке.

Трекстон поймал ее запястье.

– Ну, это не слишком любезно с вашей стороны, Белль, – сказал он голосом, полным восхищения и страсти.

– Любезно? – удивленно переспросила Белль и дернула рукой, пытаясь освободиться. – Кто сказал, что я хочу быть любезной?

Трекстон отпустил ее руку, и девушка, выругавшись, попятилась назад. – Белль, вы знаете недостойные леди словечки, – он тихо хихикнул и вышел из конюшни, оставив Белль в одиночку кипеть от злости. Ему нравились перепалки с ней, но теперь он вынужден был уйти. Несколько лишних минут в обществе Белль не лучшим образом сказывались на его половом влечении. Трекстону было непонятно, почему она действует на него таким образом. Он никогда еще не встречал такой женщины и, с Божьей помощью, никогда больше не встретит. По крайней мере, до того момента, когда уложит ее в постель, скажет «прощай» и уедет навсегда.

Белль направилась в дальний конец конюшни, остановилась перед воротами в одно из стойл и прочитала имя на табличке, прибитой к верхней перекладине: Гром. Девушка сняла с крюка на столбе уздечку и распахнула ворота.

– Ну, Гром, выходи.

Огромный черный жеребец послушно вышел из стойла, пару раз коснувшись руки девушки мягкой мордой. Белль рассмеялась и накинула на него уздечку.

– Ты мне тоже нравишься, парень. И вопреки заявлению мистера Браггетта, мы с тобой хорошо поладим, – Белль скрутила петлю из поводьев, набросила на столб, чтобы жеребец не ушел, и оглянулась вокруг в поисках помощи, но в конюшне больше никого не было. Она отправилась в другой конец конюшни и принялась рассматривать седла, надетые на длинную балку, выбрала дамское седло и вернулась к жеребцу. Спустя несколько минут Белль закрепила седло.

– Отлично, парень. Теперь моя очередь.

Конь заржал и вскинул голову.

– Вот и хорошо, я рада, что тебе понравилась моя затея, – подобрав небольшую стремянку для подъема на лошадь, которую заметила среди седел, Белль взяла поводья и повела жеребца на улицу.

Трекстон уже вошел в дом и налил себе чашку кофе из кофейника, который стоял на буфете, но вдруг почувствовал себя виноватым, ни на секунду не усомнившись, что Белль сделает именно то, от чего он ее отговаривал.

– Чертова упрямица, – проворчал он, в сердцах поставив чашку из китайского фарфора на блюдце и расплескав кофе.

– В чем дело? – спросил Трейс, входя в комнату.

– Ни в чем, – буркнул Трекстон и зашагал по тропинке в сторону конюшни. При каждом шаге с губ слетали бранные слова. Жизнь была гораздо проще до того, как стройная фигура Белль Сент-Круа попала в поле его зрения, и теперь единственным желанием было, чтобы она вновь исчезла и оставила его в покое. Трейс даже не подозревал, во что вляпался, влюбившись в эту злючку, но раз он хочет этого, так тому и быть. Трекстон ни за что не станет на пути брата.

Он обогнул сад и вышел к конюшне.

– Нет, Белль, не делайте этого!

В этот момент Белль опустилась в седло, но вдруг почувствовала, как оно приподнялось и наклонилось под ней. Из груди вырвался удивленный крик, она выпустила поводья, ее ноги взметнулись вверх.

С громким ржанием Гром освободился, земля дрожала под его копытами.

– Белль! – снова крикнул Трекстон. Он сразу забыл о своем гневе, увидев, как девушка упала на землю.

Конь, удовлетворенный тем, что снова свободен, медленно отошел на несколько ярдов в сторону и принялся щипать траву.

Трекстон бросился к Белль, распростертой на земле, и опустился рядом на колени.

– Вы в порядке? Ничего не сломали?

Белль отпрянула от руки Трекстона, которой он обнял ее за плечи, и поднялась на ноги.

– Я в порядке, – голос прозвучал отрывисто-грубовато. – Однако вы сделали бы мне большое одолжение, если бы предупредили насчет этого коня.

– Я предупреждал. Белль топнула ногой.

– Нет, не предупреждали. Вы ни разу не упомянули, что эти лошади не предназначены для верховой езды.

– Я говорил, что на них нельзя ездить верхом.

– Вы сказали, что только мне, – огрызнулась Белль. – Не всем, а только мне.

Трекстон рассмеялся.

– Да, верно.

Белль замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но Трекстон поймал ее руку, чтобы предотвратить удар.

– Белль, я вас уже предупреждал.

Белль, слишком злая и поэтому не желающая выслушивать возражения, стукнула Трекстона по плечу кулаком свободной руки.

Трекстон поймал вторую руку, обхватил пальцами и прижал обе руки Белль к своей груди.

– Хватит валять дурака, – процедил он сквозь: тиснутые зубы. Но абсолютно зря прижал к себе. Нос ощутил сладковатый аромат сиреневого мыла, которым она умывалась утром, упругая грудь соблазнительно вжималась в его крепкий торс, а пухлые, нежные губы на запрокинутом вверх лице манили к себе и находились всего лишь в нескольких дюймах от его склоненной головы. Трекстон почувствовал, как от всепоглощающего желания затрепетало тело. Страсть, поселившаяся в нем с самого первого дня знакомства с Белль Сент-Круа, все время тлевшая и не дававшая покоя, вспыхнула с новой силой.

Его переполняло желание овладеть этой женщиной. Он понимал, что нужно отпустить ее, убраться как можно дальше, но тем не менее ни за что не хотел этого делать. Ругаясь на самого себя, Трекстон прижался губами к ее зовущему рту.

Белль видела, как гнев Трекстона сменился страстью, поняла, что он сейчас поцелует ее. И как ни пыталась отрицать ощущения, которые вызвали прикосновения Трекстона, тело предательски реагировало на него. Она приоткрыла губы, его язык нежно ласкал ее рот, дразня чувства.

Но, как и в прошлый раз, именно Трекстон оторвался от Белль. Борьба, безмолвно проходившая в его сознании, наконец разрешилась. Несколько мгновений он еще держал ее в объятиях, всматриваясь в глаза девушки, любуясь красивыми чертами лица, словно хотел запечатлеть их в памяти. Трекстон знал, что никогда больше не сможет взглянуть на луга, простирающиеся под чистым, ярко-синим небом, и не думать об этих глазах.

Глядя на заходящее солнце, наблюдая, как розоватые лучи касаются земли, будет вспоминать нежный цвет ее пухлых губ, и каждый раз, прикасаясь к атласным нитям, вспоминать, как струятся между пальцами шелковистые пряди серебристо-золотых волос.

Тяжесть внизу живота усилилась, он оттолкнул Белль. Очень давно он обидел своего брата, бросив его одного, сбежав от жестокости отца и оставив Трейса в одиночестве противостоять ему и оберегать остальных членов семьи. Трекстон не может причинить ему еще одну боль. Не затащит в свою постель женщину, которую любит Трейс, независимо от того, насколько велико его желание и как сильно он мучается от этого. Губы Трекстона скривились в ухмылке. – Забудь об этом, Белль.

Белль просто смотрела на него, поражаясь собственной реакции, и даже не вникала в смысл сказанных слов.

Трекстон, уже сумевший справиться с чувствами, повернулся и зашагал прочь уверенным шагом, даже ни разу не оглянувшись. Трейс любит Белль, это чувство читалось в его глазах каждый раз, когда он смотрел на эту женщину. Но любит ли Белль Трейса? Трекстон горько рассмеялся. Очевидно, нет. Хотя несколько раз он готов был поклясться, что она отвечает взаимностью на чувства брата, что он видел в глазах Белль искреннюю любовь к Трейсу. Но тогда почему она страстно отвечала на его поцелуи? Трекстон стукнул кулаком по забору. Никакого смысла! Женщина не может одновременно любить двоих. Или может? В любом случае, теперь это неважно. Трейсу нужна жена, а Трекстону – нет.

– Поэтому я буду держаться подальше от нее, сердито пробурчал он. – Да, черт возьми, как можно дальше.

* * *

Белль стояла перед зеркалом и изучала свое отражение.

– Нет, – пробормотала она. – Нет, нет, нет, – повернулась к шкафу, в котором висели платья и снова начала перебирать их, отбрасывая одно за другим. Наконец сняла с вешалки платье цвета морской волны из флорентийского атласа, бросила на диван и начала расстегивать надетое. Стянув его через голову, бросила в кресло, где уже лежали пять, примеренных ранее. С губ сорвался стон.

– Ну почему я всегда меняюсь местами с Линн? Почему я просто не осталась в городе и не поговорила с той женщиной? Пусть бы Линн возвращалась сюда, раз ей так хотелось, – Белль натянула платье через голову. Она не извлекла никакой полезной информации из беседы с Евгенией и Терезой, а только усложнила отношения между собой, Трекстоном и Трейсом. – И вообще, какого черта я задумала все это нелепое дело? – она расправила платье на груди.

«Потому что твой отец сидит в тюрьме», – напомнил из глубины сознания тихий, тоненький голосок.

– Я знаю, знаю, – фыркнула она, сразу испытав чувство вины. – Но с самого первого дня все пошло не так, как нужно. Почему мой план не сработал, как было задумано? – Белль быстро застегнула крючки, расправила нижние юбки и платье поверх кринолина, и снова обернулась к зеркалу. Критически осмотрела свое отражение.

– Отлично, именно то, что надо, – сказала она наконец, разрешив дилемму с платьем. Одеться должным образом к обеду превратилось в настоящую проблему. Сначала она решила одеться для Трейса. В конце концов, в него влюблена Линн, а так как она выступает в роли Линн, то это имело смысл. Но потом Белль решила одеться для Трекстона. И совсем не потому, что ей нравится этот нахальный грубиян. Совершенно очевидно, он к ней неравнодушен и можно немного поиграть ним, чтобы сблизиться, но, конечно, без очередного попадания в его объятия. Возможно, удастся разузнать какие-нибудь новые факты, которые помогут осуществить задуманное.