Текст книги "Речные разбойники"

– И зачем же ты пожаловала, сестрица Лу? – затребовала ответа сестрица Ван, подперев подбородок пальцами. – Имей в виду, последний раз прощаю твою бесцеремонность. Если ты пришла просить за свою ненаглядную сестрицу Линь, то я и так более чем добра. Кто хочет, пусть тренируется с ней, я не против – по крайней мере, пока она не провалит испытание или не свалит отсюда прочь. Но мы здесь за свободу радеем, потому принуждать никого не стану…

– Да я полностью за! – закричала Лу Да. Она и сама едва ли понимала, что несет. Она пришла сюда, чтобы… чтобы… Она сама даже не была уверена, для чего, но язык ее оказался быстрее мыслей. – Не такой уж она и великий учитель. Меня учить не захотела, хотя я просила. Но тебе преподать урок решила, хотя ты не просила. Разве же это правильно, меня-то она учить отказывается!

Ван Лунь наклонилась вперед, опершись локтями о колени, и ее голос стал таким вкрадчиво-мягким, точно шелк, и должен был звучать приятно, но почему-то от ее тона каждый волос на теле Лу Да встал дыбом.

– Моя прекрасная верная сестрица, почтенная Лу, – начала она. – А теперь прошу поподробнее, пожалуйста. Что же за урок собирается преподать мне Линь Чун?

Лу Да тут же замолкла, рот ее открылся, точно у карпа, а перед глазами вновь и вновь проносилась невозможно прекрасная битва Линь Чун и Чао Гай. А еще в ушах стояли слова их Тактика, еще больше сбивая ее с толку.

Линь Чун была ее названой сестрицей. Чао Гай была самой потрясающей на свете.

Как они могли вот так предать ее?

Внимательным взглядом Тактик осмотрел поле битвы[20]20
  Герои играют в сянци – логическую настольную игру, имеющую сходство с европейскими шахматами и японскими сёги. Часто ее называют китайскими шахматами. В сянци играют на прямоугольной доске, расчерченной линиями по вертикали и горизонтали. Оба игрока получают одинаковый набор фигур шашечной формы, представляющие собой деревянные фишки с китайскими символами.


[Закрыть]. Раз приносишь жертву, нужно быть уверенным в своем выборе, и когда дело сделано, нельзя оглядываться назад. Его пальцы решительно подняли фигуру стража и переместили ее прямо в авангард Сун Цзян.

– Уверен, что поступаешь правильно? – удивилась сестрица Сун, а после подняла руку. – Ну да, глупый вопрос. Дай-ка я попробую разглядеть, какую подлую ловушку мне от тебя тут надо ожидать, – она долго смотрела на игровую доску, а затем вздохнула. – Не вижу. Если не пойду у тебя на поводу, ты весь мой авангард уничтожишь. Ладно, показывай.

Она сделала ход и убрала с доски жертвенную фигуру У Юна. Спустя двенадцать быстрых ходов армия Сун Цзян была уничтожена, и их Тактик завоевал безоговорочное господство над игральной доской.

Сун Цзян откинулась назад и указала пальцем на свою побежденную сторону доски.

– Поняла. Я поняла, как ты это делаешь.

– И как же?

– Как белый день ясно, что ты втайне ото всех предсказателем стал, по-другому и не объяснишь. Ну, точно предсказатель, да еще и способности твои выходят за грань всего, что видел этот мир, не меньше… Вот и предвидеть каждый мой шаг в игре для тебя не составляет труда…

В ответ раздался смешок.

– Да брось, всего лишь ловкость рук. Жалкие трюки, но иногда и они весьма полезны.

– Значит, и все непредвиденные ситуации, какие могут завтра возникнуть, тоже учтены?

– Если заметишь малейший недостаток, я всегда открыт для любой критики, – губы Тактика озарила хищная ухмылка, совсем не соответствующая скромности слов. Завтра все пройдет как по маслу, независимо от того, как будут разворачиваться события. Каждый шаг был просчитан.

– Я в твоем плане не сомневаюсь, – сказала Сун Цзян, – как не сомневалась и в других твоих планах. Но не ты же людей подбирал, вот что меня беспокоит. Ты доверяешь этой посторонней, которую выбрала для дела Чао Гай?

– Чао Гай ей доверяет, – ответил У Юн. – Признаю, это самое уязвимое место в плане, но ее доводы разумны. Гораздо лучше, чем использовать для этого кого-то из нас. Да к тому же, пусть я и не предсказатель, но ты же сама слышала о вещем сне сестрицы Чао; лучше следовать предзнаменованиям, когда это возможно.

Ночью Чао Гай во сне явилась Большая Медведица, семь сверкающих в ночном небе алмазов, которые невозможно было истолковать иначе, чем как семерку их великолепных хаоцзе. У Юн и раньше игнорировал предзнаменования, чем лишь подвергал себя большой опасности. Тут даже великим знатоком в предсказательстве не нужно быть, чтобы понять: с такими явными знаками шутки плохи. Особенно когда они подтверждались заклинательскими способностями Чао Гай.

Ограбление они планировали совершить всемером, не больше и не меньше. И чтобы перетащить добычу, требовались все семеро, а значит, человека на роль торговки вином надо было привлекать со стороны. И вот так совпадение – подруга Чао Гай и вправду оказалась торговкой вином, так что она точно не вызовет никаких подозрений.

У Юн испытывал покалывание в кончиках пальцев. Самая приятная часть в их деле – то предвкушение, когда противник уже обведен вокруг пальца, но еще об этом не знает, награда практически перед глазами, но еще не в руках… И неважно, были ли то победа в сянци или же бочки с драгоценностями и слитками, которые они собираются умыкнуть из-под носа у одного из самых могущественных людей империи.

У Юн вновь прокрутил в голове план, соотнеся каждое возможное препятствие с соответствующим вариантом решения, пока все они не были учтены. Одно из них предполагало привлечение в команду Линь Чун, другие – дополнительные, заранее заготовленные… Все непредвиденные обстоятельства были учтены, и для каждого из них заготовлены меры противодействия.

Очень напоминало игру в сянци, а это вправду куда лучше ночных забав. У Юн не мог взять в толк, как другие могут отказывать себе в таком восхитительном удовольствии.

Прежде чем снискать славу в Ляншаньбо, У Юн долгое время утолял свою зависимость от этого различными загадками и стратегическими играми, а также ораторским искусством, а еще частенько убеждал других последовать странным прихотям, просто чтобы увидеть, что из этого может получиться. Он всегда двигал фигуры на доске, приближая их к победе.

– Я вам обоим доверяю, – сказала Сун Цзян, – но все-таки хочу спросить кое о чем. Расскажи-ка мне о Линь Чун.

У Юн знал, ч ' то имела в виду Сун Цзян. В боевых навыках Линь Чун сомнений не было, но вот ее преданность…

Разумеется, в ее доблести тоже никто не сомневался. Но ее строгие моральные принципы не всегда вязались с довольно серой моралью Ляншаньбо.

Неважно. Для У Юна это просто было очередной трудностью. Присутствие среди них Линь Чун тоже могло оказаться весьма полезным, а у У Юна было много планов, которые осуществились бы скорее, если фигура Линь Чун окажется на доске; но для этого их наставник по боевым искусствам должна воспринимать себя как полноценного члена их коллектива, а не проявлять двойную лояльность к кому-то вроде Ван Лунь.

Это можно было устроить. К счастью, У Юну всегда были по вкусу трудности.

Два длинных пальца перевернули короля на стороне Сун Цзян, и черная фигура блеснула в знак поражения.

– Не тревожься, мы готовы ко всем непредвиденным обстоятельствам.

Глава 11

– Готово, – сказала Фань Жуй и хихикнула, убрав руки от чашки. – Готово! Ну, точь-в-точь людские души, закованные на веки веков в лед, без возможности когда-либо возродиться, – ее тонкую морщинистую ухмылку сменило ликование, которое сопровождавшие ее охранники видеть не могли: на одной из полок над их головами с грохотом и вспышками начали сами по себе взрываться минералы.

Те тут же подскочили и закричали, тыкая копьями во все стороны.

Лу Цзюньи подняла руку, успокаивая их. Дым повалил с почерневшей полки, вмиг распространив тошнотворный запах. Фань Жуй закрыла лицо руками, она не на шутку развеселилась.

– Эти минералы… очень легко воспламеняются, – попыталась оправдать ее Лу Цзюньи, представив себе, какие ужасы сотворили бы с Лин Чжэнем, если бы узнали про шалость Фань Жуй. Было трудно говорить достаточно четко, чтобы ее могли расслышать за жутким смехом заклинательницы. – Бывает, что они взрываются сами по себе…

Хвала небесам, солдаты лишь с опаской покивали и выпрямились.

Лу Цзюньи оторвалась от своих алхимических расчетов и глянула на работу Фань Жуй. Осколок камня гунши, будущий божий клык, как его почему-то нелепо стали называть, плавал на дне раствора из тщательно перемешанных солей и минералов, а окружали его, словно холмы гору, куски темного металла. Да и сам божий клык блестел тускло, сродни металлу.

Это все безмерно поражало, пусть даже она знала о способностях Фань Жуй как заклинательницы, пусть наблюдала, как она часами напролет стоит над этими чашами с веществами, сосредоточившись на силе минералов внутри них. Снаружи со всех сторон надвигались тучи, гром раскатисто грохотал во тьме над тем местом, где она работала. Во внешних дворах дождь начал хлестать еще до того, как она закончила.

Ученые и монахи, работавшие за стенкой в другой части здания, наверняка терзались вопросами. Во всяком случае, некоторые из монахов точно должны были ощутить неподалеку силу навыков совершенствующихся…

Лу Цзюньи надлежало быть бдительной и не допустить, чтобы работа кого-нибудь из ученых показала их осведомленность о том, что ' стоит на кону. Из-за опасений она добавляла какие-то несущественные расчеты и испытания к необходимым, для того чтобы запутать следы и уберечь своих людей, чтобы те случайно не наткнулись на вывод, который спровоцирует Цай Цзина на действия. Защитить их – ее долг, и она должна его исполнить.

Слова советника звучали устрашающе, когда он отдавал приказ о том, чтобы правду об исследованиях знали лишь те, кто был незаменим. Лу Цзюньи пришлось попотеть, чтобы хотя бы Фань Жуй была посвящена в курс дела. Она по-прежнему оставалась единственной.

Даже Лин Чжэню не было дозволено знать.

Пусть их конечная цель и была тайной, покрытой мраком, но маленький старый мастер зажигательных смесей работал над тем, чтобы повторить аньфэньский инцидент в гораздо меньших масштабах, пока безрезультатно. Не без помощи команды ученых и алхимиков Цай Цзина ученый Лин скрупулезно изучил частицы пепельной пыли, которую Лу Цзюньи собрала с уже имеющихся божьих клыков, а после провел тесты, чтобы выяснить, из чего та состоит. Он и Лу Цзюньи, работая сообща, превзошли самих себя: им удалось создать миниатюрную взрывчатку размером с горошину. Несколько крупинок пороха, смешанного с щебнем и завернутого в маленький кусочек бумаги для фонарей, – и все это громко взрывалось при ударе о твердую поверхность. Нервно потея, Лу Цзюньи дробила камень гунши на мелкие осколки и разбрасывала те на плоском каменном столе посреди одного из многочисленных пустых дворов, после чего они издалека выстреливали в них крошечной взрывчаткой из духовой трубки.

И какими бы выверенными ни были расчеты, результаты каждый раз получались разными. Один раз камень гунши обратился столбом фиолетового пламени. В другой – запузырился, точно от кислоты, каменный стол. А однажды во дворе вспыхнули крошечные молнии, с таким грохотом, что они на мгновение оглохли. Лин Чжэнь вовремя успел пригнуть Лу Цзюньи вниз, чтобы в ту не попала одна из молний.

Раз за разом они меняли соотношение веществ, но результаты по-прежнему никуда не годились.

– Такова природа камней гунши, – беспомощно развел руками Лин Чжэнь. – Если миру и известен способ сделать так, чтобы этот процесс повторялся с одним и тем же предсказуемым результатом, то людям это явно не дано постичь. Чего бы ни ждал от нас советник, это невозможно.

Он молил ее не рассказывать об этом Цай Цзину, боялся, что его жену ждет за это наказание.

Поэтому вместо этого она подробно доложила об их неудаче. Выбора у нее не было. Если советник узнает, что они скрывают хоть что-то из того, что им удалось выяснить, то полетит не только ее голова, но и Лин Чжэнь с Фань Жуй распрощаются с жизнью, а вместе с ними и каждый ученый, который выполнял ее поручения, независимо от того, был он в курсе происходящего или нет. И пусть мысль о том, что Лин Чжэнь или Фань Жуй могут оказаться в опасности, если вдруг выяснится, что их испытания не смогут обойти законы природы, терзала ее, но изменить своего решения она не могла.

И если они скроют отсутствие прогресса, за этим последует куда более серьезное наказание.

Однако Лин Чжэнь не ошибся в своих опасениях. Цай Цзин был не слишком-то доволен. Он велел бросить старика-ученого обратно в темницу и вывести вместо него Фань Жуй. При виде чистой, вымытой и переодетой Фань Жуй у Лу Цзюньи всплыл в голове образ неугомонной бабули.

Правда, картину омрачали седые волосы, прикрывающие заживающий обрубок левого уха, а также свисающая с костей, точно слишком просторная одежда, кожа.

У Цай Цзина не было особого выбора, посвящать во все тайны Фань Жуй или нет, ему ведь нужны были результаты. Но каким-то образом Лу Цзюньи не сомневалась, что заклинательница сама догадалась бы обо всем, судя по тому, как она глубоко вздохнула и прикрыла глаза, оказавшись рядом с божьими клыками.

– Колеблется, колеблется, – бормотала она. – Энергия не устоявшаяся, она накренилась, словно тонущая лодка…

– Ты чувствуешь ее? – спросила Лу Цзюньи.

– Сделать его устойчивым, говорил он, вот что надо сделать. Сделать стойким, как рулевого, незыблемым, как империя. Спокойным, как труп.

И рассмеялась.

В тот момент Лу Цзюньи поняла, ч ' то эта Яма сотворила с ее рассудком.

Им доводилось встречаться ранее пару-тройку раз, тогда Фань Жуй была тихой, частенько шутила в присутствии мужа, но слова ее всегда имели смысл. Лу Цзюньи помнила ее скромность, но вместе с тем отмечала острый ум, а ее редкие замечания частенько заставали врасплох. И Лу Цзюньи никогда не сомневалась ни в уме Фань Жуй, ни в ее способности к здравому мышлению. Нынче же от нее слышны были лишь отрывистые фразы да откровенная чушь.

Лу Цзюньи испугалась, но ненадолго, что заклинательница теперь будет неспособна понять то, над чем они работают. К счастью, ее способности и навыки совершенствующегося остались при ней, и она вроде как воспринимала объяснения Лу Цзюньи, хоть и в своеобразной нервирующей манере.

– Металлический покров, – отвлеченно пробормотала она. – Тяжелые, темные металлы утяжелят его, замедлят или сделают неуклюжим. Или же охлаждающий эликсир отведет негативную энергию… Магнетит может ослабить его, если мой Потрясающий Небеса сумеет поменять меня… Ох, отпустить ее, позволить вылиться, пусть перетечет куда-то еще, силе нужно куда-то вытечь…

Прозвище Лин Чжэня – Потрясающий Небеса – было ему под стать. Как призналась сама Фань Жуй в минуту просветления, в юности ее прозвали Владычицей Демонов, Будоражащей Мир.

И это предзнаменование не сулило ничего хорошего.

Лу Цзюньи приходилось переспрашивать снова и снова, чтобы понять смысл ее слов. Или чтобы понять, какая методика лежала в основе тех процессов, которые Фань Жуй выполняла благодаря обширным познаниям в алхимии. Заклинательница все же соответствовала ожиданиям Цай Цзина – она была полна идей, как обуздать силу, заключенную в минералах, и обладала навыками алхимика, с помощью которых это можно было осуществить. В сравнении с ней Лу Цзюньи была лишь ученицей – могла только следовать и внимать ее указаниям, правда, с трудом. Она была подкована в теории алхимии – прочла немало трудов, как и многие ученые, но что до практики, то тут она знала лишь самые основы.

Она попросила Фань Жуй научить ее этому. Пока заклинательница работала над более сложным металлическим покровом, Лу Цзюньи усердно постигала фундаментальные алхимические принципы, а затем пыталась применить полученные знания для создания всевозможных успокаивающих и исцеляющих эликсиров – Фань Жуй говорила, что они могли утихомирить силу божьих клыков. Еще она говорила, что для их создания нужны лишь минимальные опыт и мастерство. Лу Цзюньи же считала совершенно иначе – ее волосы взмокли от пота и сбились в пряди, пока она силилась усвоить все эти принципы, склонившись над горнилами или измельчая в порошок лапки насекомых.

– Просто прочувствуй все это! – повторяла ей Фань Жуй и заливалась смехом.

Но эликсиры Лу Цзюньи пока никак не воздействовали на камни гунши. Либо путь она выбрала неверный, либо не обладала достаточными навыками.

Однако темные металлы, к счастью, все же и вправду обеспечивали защиту от некоторых изменчивых эффектов – они неоднократно это проверили, чтобы применить на одном из драгоценных божьих клыков. И сегодня по приказу Цай Цзина они должны были провести первое полноценное испытание.

Лу Цзюньи не проглотила ни кусочка в то утро.

До сих пор советник был удовлетворен прогрессом, которого им удалось добиться с тех пор, как Фань Жуй подключилась к работе. И все это обернется прахом, если сегодня они не придут хоть к какому-то успеху.

В докладах Цай Цзину Лу Цзюньи всячески выгораживала Фань Жуй, говорила о ее полезности для исследований, стремясь дать ему повод проявить к той снисхождение. Советник же, напротив, отвечал, что с удовольствием прислал бы ей в помощь других сведущих алхимиков.

– Навыки совершенствующегося, да еще и способности к алхимии… что ж, весьма редкий дар, – недовольствовал он. – Говорите, что она вас наставляет?

– Я едва дотягиваю до уровня ученика, – пыталась донести до него Лу Цзюньи. – С большей частью теории я уже знакома, но совершенно другое дело – применять ее на практике… Я и думать не смею, что за эти ничтожные несколько недель сумела хоть на чуть-чуть приблизиться к заклинательнице жэнься. И дело тут не только в ее навыках, господин советник, но и в ее чутье. Я могу лишь следовать за полетом ее мыслей, но я и представить не могу, куда ее опыт может нас привести.

– Кажется, что за репутацией Лин Чжэня стоит колдовство его жены-заклинательницы. Полезная информация. Благодарю вас, госпожа Лу.

Лу Цзюньи глубоко вздохнула, лишь бы не начать паниковать из-за Лин Чжэня. Неужто в глазах советника ничто не могло искупить вину этих двоих?

– Прошу меня простить, советник. Ученый Лин не менее искусен в своей области. Вряд ли можно сыскать такого же знатока этих новых зажигательных веществ. Да и заклинательница Фан говорила, что понадобится его помощь в создании некоторых элементов для ее испытаний.

– Я понял вас. Прекрасно, – Цай Цзин постучал своими кольцами по столу, за которым сидел во время ее доклада. – Я поищу новых алхимиков по всей империи. А пока вам потребуются подопытные. Я отобрал горстку добровольцев из числа военных. Заключенные подошли бы куда лучше, учитывая, что для этих исследований понадобится много расходного материала, но если вы добьетесь успеха, то в их руках окажется небывалая сила, а этого мы допустить не можем.

Лу Цзюньи покрылась холодным потом. И как она только не подумала раньше… Разумеется, их наработки нужно будет испытать.

Добровольцы из числа военных. Ее разрывали мысли о том, насколько добровольной была эта служебная обязанность, что могла опустошить и уничтожить этих людей, ментально и физически.

И вновь у нее не оставалось иного выхода. Этот скользкий путь вел лишь в одном направлении. Кроме того, скольких солдат поможет спасти подобное оружие, когда тех же самых стражников отправят на защиту границ империи от всех, кто желает ей навредить?

И если они действительно вызвались добровольцами… хорошие солдаты, считающие себя верными слугами империи… такое отношение обычно было свойственно страже. Ее дорогая Цзя однажды даже упомянула, что иной образ мышления могли бы счесть неподобающим. Неблагонадежным.

«Ценности империи уже давно перестали совпадать с твоими собственными. И здесь все точно так же. Быть может, им это действительно только в радость. Добьешься успеха – и обретешь власть, чтобы все изменить».

Если она добьется успеха, то наверняка сумеет уберечь от казни и Лин Чжэня, и Фань Жуй. Если она добьется успеха, то сумеет оказаться при императорском дворе. Если она добьется успеха, то поможет защитить империю от захватчиков, грозивших уничтожить ее прежде, чем эту страну можно будет изменить: слова Цай Цзина об угрозе на севере произвели на нее сильное впечатление.

Если она добьется успеха, то получит доступ к власти, с помощью которой можно будет сделать империю демократичнее во всех отношениях и изменить облик страны так, как никто не смог бы себе представить.

Лу Цзюньи всегда верила в прогресс.

Но, занимаясь абстрактными разглагольствованиями на тему значимости инноваций, она и подумать не могла, что однажды ей придется стоять посреди огромного расчищенного двора в самом сердце города и испытывать новое оружие на живом человеке.

Она держала поднос с божьим клыком в руках, осторожно, чтобы ненароком не коснуться его. Фань Жуй находилась подле нее, а сопровождающие ее охранники дежурили позади.

– Ты уверена, что мы все сделали правильно? – этот вопрос Лу Цзюньи уже неоднократно задавала в различных вариациях.

– Раскачивается, а не колеблется, – ответила Фань Жуй, кивая. – Ох, да, весьма-весьма. Металлы сдерживают энергию, уменьшают нагрев…

– Все как с обычным божьим зубом? – не унималась Лу Цзюньи. Она продолжала беседу с Фань Жуй, поглядывая на мужчину, стоявшего чуть поодаль, в центре двора, добровольца, которого прислал к ним Цай Цзин. Две кисточки на его форме говорили о том, что он был командиром гарнизона.

– Насколько ты уверена?

– В жизни вообще нет места уверенности, – любезно ответила Фань Жуй. – Пусть горит! – И вновь залилась смехом.

О таких ее выходках Лу Цзюньи никогда не упоминала в докладах Цай Цзину.

Она была бы рада иметь больше гарантий, но не могла придумать других мер предосторожности. Сначала она попросила Фань Жуй продемонстрировать данный метод на необработанном камне гунши, и тогда Лу Цзюньи дотошно, даже с некоторой нервозностью, задокументировала снижение реактивности камня при покрытии его различными тяжелыми металлами. Занятно, но лишь некоторые из металлов оказывали такое воздействие. Занятно и, откровенно говоря, весьма поразительно. Тогда Фань Жуй провела то же испытание с сурьмой, и камень, жидкость и сам чан застыли в процессе, а после рассыпались в пыль от первого же прикосновения.

Лу Цзюньи провела столько наблюдений, насколько у нее только хватило духу, и передала графики остальным ученым, чтобы те вычислили закономерности и свели результаты. Были учтены все попытки приблизиться к пониманию процесса, прежде чем эти данные оказались в руках советника.

Она знала: как только она передаст их ему, он заявит, что все готово. Что медлить больше нельзя и нужно проводить первое испытание.

Она ожидала, что он, скорее всего, придет сюда сегодня, и не смогла скрыть нервозного облегчения, когда он не явился. Быть может, решил не рисковать собой вблизи от места испытания, которое грозило сровнять с землей все здание.

Так или иначе, ее облегчение было бессмысленным. Если они потерпят неудачу и если Лу Цзюньи переживет эту неудачу, его отсутствие станет лишь отсрочкой наказания, но не смягчит его. Если они потерпят неудачу… Лу Цзюньи старалась не думать, как сделает доклад об этом. Звучит глупо, однако она испытывала не только страх и опасения, но и энтузиазм. Как бы отчаянно она ни стремилась избежать гнева Цай Цзина, она также хотела ощутить удовлетворение, доложив ему об успехе.

Вот глупость. Подобные полеты фантазии приведут лишь к гибели. Она должна оставаться предельно осторожной и сдержанной и не забывать о жизнях, которые ей не принадлежали, но которые зависели от нее, начиная с мужчины, стоявшего посреди этого двора.

Но если просто стоять здесь в бездействии, то это тоже едва ли улучшит ситуацию.

Лу Цзюньи направилась к дюжему командиру впереди. Стоило ей приблизиться, как он тут же выпрямился и вежливо поприветствовал ее, резко выкрикнув слова уважения.

– Как вас зовут, офицер? – спросила она его.

– Госпожа, мой фамильный знак – Вэнь. Я полностью к вашим услугам.

– Вас проинформировали о том, какие опасности ожидают вас сегодня? – Ей нужно было в этом убедиться.

– Я должен буду овладеть божьим зубом, который сочли нестабильным. Если добьюсь успеха, то смогу использовать его на благо империи, а коли судьба распорядится иначе – умру.

Лу Цзюньи колебалась, думая, ч ' то бы еще спросить или сказать, чтобы эгоистично заглушить собственные этические сомнения.

– Если бы я сказала вам, что мы можем что-нибудь придумать, чтобы отложить это…

Его бесстрастное выражение лица сменилось крайним потрясением, и он опустился на одно колено.

– Молю вас, госпожа, поведайте, какую обиду я вам нанес. Я руки до костей обдеру, лишь бы загладить свою вину.

– Да ничем вы меня не обидели, – тут же ответила Лу Цзюньи. – С чего вы взяли?

Командир Вэнь колебался с ответом.

– Служить империи всегда было честью для меня, но меня удостоили этого шанса в качестве награды, в знак признания моих деяний на северных границах… Госпожа, это мечта любого солдата. Овладеть божьим зубом – значит пройти по стопам министра Дуаня, генерала Ханя и генерала Гао.

Военный министр Дуань и генерал Хань, известный как Непобедимый, были одними из немногих военачальников, владевших божьими зубами. И генерал Гао, двоюродный брат командующего Гао Цю, был одним из тех высокопоставленных военных, кто сумел применить навыки совершенствующегося на поле битвы. Все они были знамениты. Об их деяниях слагали легенды. Их имена были связаны с богатством и благосклонностью государя.

И этот человек готов рискнуть своим существованием, чтобы пополнить их ряды. И молил ее не лишать его этого шанса.

– Вот тот самый артефакт, о котором мы и говорили, – медленно объясняла она. Каждое слово выходило таким же хрупким, какой могла быть человеческая жизнь. – Когда прикоснетесь к нему голой кожей, то ощутите его силу. Если получится, то погрузитесь в состояние медитации и зачерпнете лишь малую толику его энергии. Если поймете, что что-то пошло не так, не отбрасывайте его, а попытайтесь сильнее расслабить сознание и отделить себя от чуждой силы. Так мы сумеем выиграть немного времени. Вы меня поняли?

– Так точно, госпожа.

– Даже если у нас получится взять его под контроль, все божьи зубы по-прежнему весьма опасны сами по себе, а этот, как мы выяснили, еще более могущественный. Если все сработает так, как задумано, вам все равно потребуется уйма времени и тренировок, чтобы научиться с ним обращаться. Обычные божьи зубы не так-то просто подчинить своей воле, а этот артефакт и вовсе – слишком сильное воздействие на него грозит высвобождением огромной разрушительной и смертельной энергии. Будьте осторожны, не пытайтесь завладеть всем одним махом.

– Я все понял, госпожа, – заверил ее командир Вэнь.

Лу Цзюньи в жизни не касалась божьего зуба, но, перечитав про них все, что только можно было, она ощущала тяжесть этих знаний. О божьих зубах, о трагедии в монастыре Аньфэнь и о четверых, погибших после того, как они узнали об изначальных свойствах божьих клыков.

– Подождите, пока я не отойду к краю двора, – велела она командиру. – Мы дадим вам знак.

Она опустила поднос на землю и попятилась назад, к зданию. В самом конце двора расположилось несколько пустых каменных постаментов, которые наверняка остались с тех времен, когда на них покоились львиные статуи или скульптуры, вырезанные из камней гунши. Тот эксперимент с Лин Чжэнем все еще стоял перед глазами, и Лу Цзюньи подозвала Фань Жуй к себе за одну из тяжелых каменных глыб, попутно приказав стражникам также спрятаться за другими постаментами.

– Если вдруг что не так пойдет… – напомнила она Фань Жуй.

– Ну, будет уроком на будущее, – ответила Фань Жуй так, словно свалилась от чувств в объятия возлюбленного. – Величие рождается из неудач.

– Нет. Хотя, может быть, и так, но… – Лу Цзюньи развернула Фань Жуй лицом к себе, тон ее стал резким и суровым. – Мы уже говорили об этом, заклинательница. Если что-то пойдет не так, ты приложишь все силы, чтобы он остался невредим, постараешься разорвать связь между ним и артефактом, если это будет возможно, и проследишь за тем, чтобы божий зуб оставался стабильным. Ты сумеешь это сделать?

– Раз просишь невозможного, то почему так переживаешь из-за неясных ответов? – съязвила Фань Жуй.

– Ты говорила, что сделаешь все, что в твоих силах. Поклянись в этом. Я не хочу, чтобы сегодня кто-нибудь умер.

– Все умирают. Странно, что люди придают этому такое большое значение, – она отодвинулась от Лу Цзюньи. – Я клянусь тебе в том, о чем ты просишь, пусть у меня и свербит во рту от этих слов.

Это лучшее, на что Лу Цзюньи могла рассчитывать. Так или иначе, испытание должно состояться сегодня. Советник ждет от нее результатов нынешним вечером.

– Командир, – окликнула она. – Вы можете начинать, но помните – не торопитесь.

Командир Вэнь наклонился и после заминки взял в руку божий клык. Распрямился. Фань Жуй, стоящая рядом с Лу Цзюньи, закрыла глаза.

В воздухе послышался шепот. Или это лишь игра воображения Лу Цзюньи? Этот едва различимый шелест, словно легкий ветерок, треплющий молодую поросль…

Шуршание стало громче. Командир Вэнь тоже закрыл глаза и вытянул свободную руку прямо перед собой. Сухие листья танцевали на камне, кружась под его протянутой ладонью.

Лу Цзюньи старалась не обнадеживаться раньше времени. Неизмененным божьим клыкам требовалось всего несколько мгновений, чтобы уничтожить своих хозяев изнутри…

– О, – тихо сказала Фань Жуй.

Лу Цзюньи схватилась за ее руку.

– Что-то не так?

Но Фань Жуй не ответила. На другом конце двора лицо командира Вэня напряглось, искажаясь в гримасе. Его руки дрожали, словно он крепко во что-то вцепился.

– Заклинательница! – Лу Цзюньи закричала. – Что происходит?

– Он плачет, – прошептала Фань Жуй.

Лу Цзюньи перевела взгляд на командира. Она хотела было кинуться к нему, но не осмелилась.

Слезы, как и сказала Фань Жуй. Густые слезы. Капли чего-то блестящего и темно-серого набухли в уголках его глаз. И заскользили вниз по щекам.

Не слезы, а скорее кровь – кровь из расплавленного металла. Поначалу это были лишь медленно стекавшие капли, но они быстро переросли в настоящий поток. Еще больше серой расплавленной массы хлынуло из ушей, носа и рта, потекло из руки, в которой он сжимал божий клык.

– Командир! – закричала Лу Цзюньи. – Отступись от этого! Высвободи его силу!

Но он либо не мог, либо не хотел этого делать. Темный металл стекал по его шее и груди, застывая в складках одежды. Он разливался по всему его телу, сочился из каждой поры, заливая кожу, волосы и глаза…

– Сделай что-нибудь… – взмолилась Лу Цзюньи. – Сделай же что-нибудь, прекрати это…

Фань Жуй принялась что-то мычать себе под нос. Очень тихо, но на протяжении долгих и ужасных минут эта мелодия звучала в унисон легкому шелесту ветерка.

А после все неожиданно стихло.

Лу Цзюньи выглянула из-за постамента. Руки у нее тряслись. Она чувствовала, что не сумеет удержаться на ногах.

Посреди двора стоял командир Вэнь, заключенный в панцирь из тусклого металла. Затвердевшая материя покрывала его глаза, жилы на шее, зубы во рту, приоткрытом в вечном безмолвном крике. Последние капли застыли во времени, сотворив металлическую статую из человека, что навеки замер в тот момент, когда чуть не расплавился и не обратился в ничто.