Текст книги "Возвращение в рай"

Глава 24

«Твоя обязанность – заключить брак и иметь законных наследников». Бенджамин был во внутреннем дворе один. Слуги уже спали, и дом был погружен в тишину. Он сидел в залитом лунным светом саду, среди цветов тети Руфи, думая только об одном человеке, который, он знал, тоже не спит. Рани ждала в его комнате, потерявшись в огромной постели; ее маленько тело мерцало, словно золото, но белоснежном льне. «То же самое солнце, которое выбелило лен, сделало темной ее кожу».

Рани не могла стать его женой. Их отношения не устраивали его родственников. Исаак прав. Она неграмотна, она просто воровка, женщина нечистой крови, которая не может занять должного места в его жизни. Он пробормотал проклятие, которым мог бы гордиться любой марсельский рыбак, встал и медленно побрел в сторону лестницы… и Рани.

Рано или поздно ему придется что-нибудь решать. Если бы она была не так одинока, не была отрезана от своего мира. Он подумывал найти в городе какого-нибудь молодого торговца и дать за Рани такое приданое, чтобы он захотел жениться на ней, но в то же время Бенджамин прекрасно понимал, что это невозможно. Только святой позволит войти в спальню невесте в сопровождении волка. Однако, если он и впредь будет спать с ней, предостережение дяди Исаака непременно исполнится. У них могут появиться дети, которых ожидает такая же ужасная участь, как и Риго. Он был зол на брата, но до сих пор ощущал его боль.

– Я сейчас на распутье и не знаю, куда свернуть. Надо что-то придумать, а пока…

Бенджамин открыл дверь в свою комнату и как можно тише проскользнул внутрь. Он ожидал увидеть Рани ждущей его свернувшись клубочком в постели, но она стояла на коленях у низенького столика на балконе, что-то сосредоточенно смешивая в чашке. В тусклом свете канделябров он не мог разобрать, что именно.

– Что ты делаешь? – От его неожиданного появления она расплескала какую-то темную жидкость по полированной поверхности стола.

Рани испуганно вздохнула и виновато принялась собирать пролитые капли назад в склянку. Легче, наверное, было бы собрать метлой в ведро Средиземное море. Бенджамин, нахмурившись, склонился к ней – он ждал объяснений. Она судорожно сглотнула.

– Я хотела приготовить тебе освежающее питье… После того, что мы с Веро натворили сегодня.

– Освежающее питье? Я не отказался бы от вина и фруктов, но что это за адское зелье? Ты собиралась отравить меня? Он опустился на колени рядом с ней, заметив, как тяжело она дышит, волнуясь – или чувствуя свою вину. Он взял на палец капельку жидкости, растер и понюхал. – Я никогда не видел прежде такого лекарства. Что это, Рани? Ты подмешала это в вино, не правда ли?

Она понуро опустил плечи.

– Да, – ответила Рани и вздохнула. Он так пристально посмотрел на нее, что ей показалось, что он смотрит прямо в ее душу.

– Бенджамин ждал объяснений. – Это любовное зелье Агаты, Ты был недоволен мной с тех пор как мы приехали к твоим родственникам… и, когда первая доза, которую я дала тебе в пути, не подействовала, я хотела попробовать еще…

– Ты подливала это в то мерзкое фермерское вино? «Боже милосердный, что было в этом снадобье? Неужели черная магия старой карги действительно вызвала в нем страсть к Рани?»

– Объясни мне, что на самом деле должно было произойти со мной?

– Ты должен был полюбить меня. – Она подняла на него свои огромные глаза.

– Что же в этом зелье действует столь чудесным образом? Порошок из рога единорога? Корень мандрагоры? Что?

– Нет, в нем нет ничего из того, что ты назвал, – сказала она растерянно. – Там моя кровь. Агата собрала ее, высушила и приготовила волшебный порошок… – Она увидела неописуемый ужас в его глазах. Он отшвырнул склянку со снадобьем, словно это была кипящая адская смола.

– Кровь? Твоя кровь? О, святители! Я начинаю понимать Иуду Талона! – Он непроизвольно поднес руку к горлу. «Только бы мне прямо сейчас не стало плохо».

Рани ничего не знала о религиозных обычаях иудеев, но по реакции Бенджамина поняв, что сделала нечто ужасное, тихо заплакала. Веро, как всегда чувствуя настроение своей хозяйки, вылез из-под кровати и, жалобно скуля, принялся лизать ее лицо.

Вид содрогающегося в беззвучных рыданиях маленького тела Рани отрезвляюще подействовал на Бенджамина. Он обнял ее и сказал ласково:

– Рани, Рани, не плачь, малышка. Ведь твое снадобье не убило меня.

– Но ты так и не полюбил меня, – сказала она едва слышно, уткнувшись ему в плечо. «И не забыл Мириам Талон!»

– Я знаю только, что ты разбиваешь мое сердце, я не хочу, чтобы ты плакала. – Он приподнял ее голову и губами вытер слезинки со смуглых щек.

– Если ты хочешь пить, можешь выпить вино… я еще ничего туда не подмешала, а если ты голоден, тут есть дыня и виноград.

– Я голоден, но я хочу тебя, моя маленькая нимфа, – он встал, прижав ее к груди, потом взял на руки и понес в постель, опустив осторожно на мягкое покрывало.

Рани смотрела, как он сбрасывает одежду. Это был он, ее золотоволосый возлюбленный, такой стройный и сильный, такой прекрасный! Его кожа, там, где прованское солнце коснулось ее, стало бронзовой. Когда он встал коленом на постель, она поднялась и протянула навстречу ему руки. Рани чувствовала, как он дрожит от ее прикосновений. Сейчас, на эти краткие мгновения, он был полностью в ее власти. Бенджамин остановил ее.

– А теперь ты разденься для меня.

На ней был только длинный шелковый халат, надетый поверх невесомой полупрозрачной ночной рубашки. Грациозно и лениво, как пригревшаяся на солнце кошка, она позволила тяжелому шелку соскользнуть с плеч и стала неторопливо, миллиметр за миллиметром спускать вниз рубашку, пока он не выдержал и не сорвал с нее все, припав к ее груди, проводя рукой по ее животу и ниже по внутренней стороне бедер. Он смял нежный шелк, обнажая ее стройные ножки и завитки черных волос меж бедер.

– Ты женщина в миниатюре, – пробормотал он, проводя кончиками пальцев по округлостям грудей и сжимая темные шоколадные соски. Он чувствовал, как от наслаждения сбилось ее дыхание, и как она изогнулась навстречу его ладоням. – Ах, Рани, ты просто создана для любви, – Бенджамин спрятал лицо в ее волосах, прижимаясь к ней всем телом, и опустился на кровать, так что она оказалась сверху. Она терлась об него своим легким, шелковистым телом, черные волосы скользили по его плечам, а губы сплелись в бесконечном поцелуе.

Рани медленно оторвалась от его рта и начала ласкать губами его щеки и шею, потом ее язычок скользнул к напрягшимся мужским соскам. Она ласкала жесткие золотистые волосы, росшие на его груди, потом осторожно провела языком вокруг живота. Даже самые сладострастные женщины тайно, которые обучили ее искусству обольщения, не были так темпераментны. То, что он испытывал, занимаясь любовью с Рани, было больше, чем страсть. «Это сумасшествие, я просто одержим ею». Они долго занимались любовью. Она отдавала ему всю себя. И Бенджамин не мог совладать с собой.

– Теперь видишь, как сработало твое приворотное зелье, маленькая колдунья? – прошептал он ей на ухо, когда они лежали, крепко обнявшись и отдыхая.

– Да, Бенджамин, – она проговорила это еле слышно, касаясь губами его груди; ей так нравилось произносить его имя. «Ты хочешь меня, но не любишь». Рани изо всех сил зажмурила глаза, чтобы он не заметил ее слез.

Мысли Бенджамина тоже были тревожными. Снова он занимался с ней любовью, не сдерживаясь, и оставил в ней свое семя. Если она еще не беременна от него, то это рано или поздно произойдет. Она отдала ему свою девственность, и она любит его. «Если я не женюсь на ней, я на всю жизнь сделаю ее несчастной». Наконец он забылся тревожным сном, в котором ему привиделись Эспаньола, Мириам и Риго.

– Оливия, я не знаю, что делать. Она такая странная, такая дикарка. Ездит на лошади, как мужчина, и ее охраняет ужасный волк. Вчера она скинула с себя всю одежду и залезла в бассейн вместе со зверем. – Руфь растерянно всплеснула руками и посмотрела на племянницу.

Оливия Гусман Фонтена едва сдерживала улыбку, чтобы не расхохотаться во весь голос, слушая о проделках цыганки.

– Я знаю, что вы недовольны, тетя Руфь. Дочь покойных Анны Торрес и Лоренцо Гусмана, Оливия была очень красивой женщиной, унаследовавшей от своего отца только высокий рост и худобу, черты ее лица и изящная фигура были фамильными чертами матери, как и большие синие глаза Торресов. Сейчас в этих глазах плясали веселые огоньки. Она подумала о своем кузене Бенджамине, который всегда был послушным сыном и серьезным врачом, а сейчас очарован цыганской девушкой, которая перевернула вверх дном дом его дяди меньше чем за неделю.

– Может быть, если я встречусь с этой Рани, я смогу… э-э, что-нибудь предпринять?

Руфь внимательно посмотрела на Оливию. После того, как Анна погибла в лапах инквизиции, она и Исаак вырастили Оливию вместе со своей родной внучкой Ребеккой.

– Я хорошо знаю тебя, Оливия. Ты думаешь, все это шутки. Однако если бы ты видела эту девушку и ее волка, ты бы не улыбалась так беззаботно. Я не хочу, чтобы твой муж остался вдовцом с тремя детьми, если Веро удушит тебя, как он поступил с курицей, – добавила Руфь, почти не шутя.

Оливия наконец позволила себе рассмеяться.

– Что думает Ребекка о новом пополнении в вашем доме?

Руфь отрицательно покачала головой.

– Она была в Генуе у своего кузена Алехандро и ничего еще не знает.

– Но все же Бенджамин оставил ее здесь, несмотря ни на что, – задумчиво сказала Оливия, перебирая пальцами ожерелье, украшавшее ее худую шею.

Руфь со вздохом сказала:

– Она спасла ему жизнь, когда он попал в плен к ее соплеменникам, и чувствует себя обязанным.

Оливия справилась с очередным приступом смеха.

– Думаю, что выражение «быть обязанным» здесь не подходит.

– Нет, Оливия, мне не нравится то, что ты говоришь. Оливия осторожно взяла сухую руку Руфи.

– Я видела на ярмарке, как цыганские женщины танцуют и предсказывают судьбу. И не могу представить себе, что мой добродетельный кузен мог увлечься одной из них.

За окном послышалось шипение и громкое рычание.

– Наверное, опять этот волк преследует Синнамона. Скоро она придет сюда, и ты сама убедишься, что я права.

Обе женщины поднялись и пошли к двери, ведущей во внутренний дворик.

Рани стояла на коленях возле сломанного олеандра, обвив руками шею Веро, уговаривая и успокаивая волка, который не отрываясь смотрел на невысокий куст, на котором сидел толстый рыжий кот – Синнамон.

– Не трогай его, Веро. Невежливо есть домашнюю живность нашей хозяйки.

Послышавшийся вслед за этим смех заставил Рани обернуться и посмотреть на важную леди, стоящую рядом с Руфью.

– Боюсь, что ты совершенно права. Моя тетя любит своего кота, как ты своего волка.

Рани крепче сжала шею Веро.

– Мой волк не домашнее животное. Он мой друг и защитник. И много раз спасал мне жизнь. А когда он гоняет кота, то не собирается делать ему ничего плохого.

– Но Синяамон такой старый и беспомощный, – сказала Руфь, отступив за спину Оливии, которая внимательно разглядывала девушку.

– Итак, это вы – Рани Янос. А я – двоюродная сестра Бенджамина, Оливия.

Она шагнула вперед и протянула руку, позволив волку понюхать ее, чтобы дать ему возможность решить, принять ее за свою или нет. Зверь осторожно лизнул ее руку, что означало, что она понравилась ему, потом уселся, спокойно глядя на нее, забыв про кота.

– До этого он принял только одного гадьо, – в голосе Рани звучало удивление.

– Позволь предположить, что это был Бенджамин. Ему всегда доверяли звери. Может, из-за того, что он лечит их.

– Однажды в Италии он помог Веро, – внезапно Рани вспомнила, что стоит на коленях в грязи, ее одежда в беспорядке, а волосы всклокочены. Что подумает эта элегантная леди?

Словно отвечая на ее немой вопрос, Оливия протянула девушке руку и помогла встать.

– Я хочу поговорить с тобой. Рани Янос. Рани стояла перед Оливией, от удивления потеряв дар речи. Гадьо возвышалась над ней, высокая и статная, одетая в платье из темно-зеленой парчи, украшенной золотым шитьем. Ее каштановые волосы были тщательно убраны в сетку, унизанную жемчужинами, а не шее было такое чудесное ожерелье, какого Рани никогда прежде не видела.

Оливия повернулась к Руфи и сказала своим низким мелодичным голосом:

– Тетя, будьте так любезны, позвольте нам с Рани поговорить. Думаю, Синнамон теперь в безопасности. – Словно соглашаясь, кот прикрыл свои зеленые глаза.

Руфь, довольная уже тем, что окажется подальше от Веро, кивнула:

Я пришлю вам чего-нибудь перекусить.

– Пойдем, присядем, нам нужно многое обсудить.

– Например, Бенджамина? – с вызовом спросила Рани. Оливия засмеялась.

– Да, конечно, и о Бенджамине. Но сначала расскажи мне о себе.

Что-то в глазах этой женщины, таких добрых и участливых, заставило Рани забыть о враждебности. Не думая ни о чем, она рассказала историю своей жизни.

– Итак, ты предпочла спасти Бенджамина и уехать с ним, – Оливия смотрела на девушку. Она была просто несчастным маленьким существом, диковатым и необразованным, но не имела ничего общего с конокрадами, которые каждую весну нападали на конюшни ее отца.

– Ты любишь Бенджамина?

Этот вопрос, хоть и заданный очень мягко, застал Рани врасплох.

– Да… Но я ведь цыганка. Он не может полюбить меня. Только…

– Только может заниматься с тобой любовью, – пришла ей на выручку Оливия, снова заметив про себя, какое это милое существо. – Ты отдала ему свою невинность, – проговорила она просто.

Глаза Рани распахнулись от удивления.

– Вы первая из всех Торресов, кто предположил, что я могла вообще охранять свою честь. Даже Бенджамин думал, что я – просто девка, когда в первый раз он… мы…

– Да. Так мой молодой кузен смотрит на женщин. Она изучающе разглядывала девушку, с удивлением отмечая про себя ее изящные черты лица.

– Ты говорила о своем отце и братьях. А что сталось с твоей матерью. Рани? – В ее мозгу мелькнуло странное предчувствие.

– Я никогда не знала этой леди, – проговорила Рани горько, сама удивляясь своим словам.

– Она не была цыганкой, не правда ли? Почти против своей воли Рани рассказала страшную историю, которую слышала от Агаты, своей доброжелательной слушательнице, закончив тихим таинственным голосом:

– Она не хотела, чтобы я родилась, и убила бы, если бы отец не защитил меня. Мне никогда не стать гадьо. Я зря покинула свой табор и приехала сюда.

– Может, не так уж и зря… если ты действительно любишь Бенджамина. – У Оливии возникла идея. – Это кажется невероятным, но я хорошо знаю своего кузена. Он и Мириам Талон не подходили друг другу, несмотря на объединяющую их любовь к медицине. Они никогда не теряли головы, общаясь друг с другом. Были помолвлены многие годы, но он до нее и пальцем не дотронулся.

– Но она настоящая леди, а не какая-то там цыганка. – Рани не хотела даже произносить вслух имя возлюбленной Бенджамина, хотя слова Оливии были ей приятны.

Та усмехнулась.

– Да, была такая прекрасная статуя на пьедестале, пока Риго Торрес не сбросил ее оттуда, и она очень охотно упала в его объятия.

– Бенджамин очень страдает от этого, – тихо сказала Рани, не смея поднять на Оливию глаза.

– Да, я могу представить себе, как пострадало его самолюбие, но он сам пожелал ждать долгие годы, пока она закончит учебу и займется медицинской практикой. Она бы не поехала с ним в Эспаньолу. А ты бы поехала, Рани?

Теперь из глаза встретились.

– Да, но он вряд ли… – ее голос задрожал.

– Захотел бы сделать хозяйкой своего дома? Это еще неизвестно. Я думаю, что ты очень подходишь ему и можешь понравиться тете Руфи. Она замечательная, добрейшая женщина, только очень боится Веро, – она кивнула в его сторону, и зверь снова лизнул ее руку.

– Я не могу прогнать его, – просто сказала Рани. Оливия засмеялась.

– Веро или Бенджамина? – Потом, видя недоумевающее лицо Рани, осадила себя. – Тебе и не нужно выбирать, детка. Если верить тому, что рассказывает дядя Аарон и тятя Магдалена о Новом Свете, я думаю, что там найдется место и для Веро. Но тебе придется кое-что для этого сделать.

– Что? – в глазах Рани было удивление.

– Научиться есть за столом с помощью ножа и вилки и многому другому, принятому в обществе. А еще поработать над своей речью. Моя тетя говорит, что ты не стесняешься в выражениях, когда сердишься. Рани пожала плечами.

– Я уже научилась мыться. После этого вряд ли что-нибудь другое покажется трудным.

– Хорошо. Начнем с того, что подберем тебе подходящее платье. Тебе следует научиться одеваться как леди и держаться свободно, надев фижмы и длинный шлейф, во время званых вечеров.

– Я уже почти научилась носить обувь, – ответила Рани.

– Замечательное начало. Я возьму тебя сегодня с собой к портнихе, и она снимет с тебя мерки. Ты так изящно сложена, она будет рада шить на тебя. Потом мы начнем учить тебя танцевать. О, я думаю, ты не умеешь читать?

– Только цыганские письмена.

– Мой кузен знает толк в книгах и рукописях, однако многие знатные женщины едва умеют написать свое имя. Давай начнем с самого простого. Если ты и вполовину так способна, как мне кажется, ты сможешь покорить Бенджамина!

Рани и Оливия решили, что пока девушка не сможет вести себя как настоящая леди, ей лучше будет носить свое простое платье и посвящать занятиям то время, когда Бенджамин будет занят медицинской практикой. Рани должна вести себя более непринужденно.

Бенджамин скоро заметил, как изменились манеры Рани, но не приписал это Оливии, которая, как он знал, подружилась с девушкой.

Однажды, вернувшись раньше обычного, он увидел носилки Оливии возле их дома.

– Я почти не видел тебя с тех пор, как ты вернулась в город. Рани забавляет тебя? – Она очень мила, Бенджамин. – Не сомневаюсь, что тебя тронула ее история, – сказал он сухо.

– Да, это так, но кроме того, она такая смышленая, так быстро все схватывает… и так старается, – уклончиво ответила Оливия.

Бенджамин ухмыльнулся.

– Прежде всего тебе следовало бы заставить ее полюбить воду и мыло. Вот это было бы подвигом Прометея. Я не знаю, что мне делать с ней. Оливия. Дядя настаивает, чтобы я скорее женился, говорит о моем долге перед семьей. Но ведь и перед Рани у меня тоже есть кое-какие обязательства.

– И ты желаешь ее, – Оливия улыбнулась, заметив, как он покраснел.

– Вряд ли я могу жениться на неграмотной цыганке. Бенджамин выглядел таким несчастным, что Оливия решила не щадить его.

– Ты так легко начал заниматься с ней любовью, но я то знаю, что ты был у нее первым.

– Оливия, нам не стоит говорить об этом.

– Не обманывай меня, брат. Это так похоже на тебя. А что касается того, достойна ли Рани войти в вашу благородную семью я думаю, что она достаточно скоро всему научится… Хотя ты должен решить все сам, – с этими словами она помахала ему на прощанье и скрылась в носилках.

«Что задумали эти две женщины?»

– На следующей неделе дядя Исаак устраивает большой праздник по поводу благополучного прибытия торговой флотилии из Ливана. Думаю, это прекрасная возможность для тебя появиться в свете. Твои платья уже готовы, и ты достаточно продвинулась в изучении этикета.

У Рани сосало под ложечкой от волнения, когда они стояли в библиотеке огромного дома Оливии, превращенной в зал для занятий. Рани уже научилась писать свое имя и выучила алфавит.

– А Иуда Талон будет на этом празднике?

– Думаю, да. Он деловой партнер моего дяди и принимал участие в этом предприятии. Но тебе не стоит бояться отца Мириам, раз ты больше не ревнуешь к ней.

Рани выглядела смущенной.

– Мне не нравится ни он, ни человек, его сопровождающий.

– Ришар Дюбэ. Да, он очень неприятный тип. Дядя Исаак тоже не любит его, но терпит из-за Иуды.

– И у Талона, и у него – вражий глаз, – сказала Рани с содроганием.

– Я была уверена, что ты больше не веришь этим предрассудкам. Иуда – несчастный озлобленный старик, а Дюбэ – невезучий охотник за фортуной, но они оба достаточно безобидны.

– Мое появление на празднике может обидеть Иуду Талона, Поэтому Исаак будет против моего присутствия там. – Рани рассказала ей о случае во внутреннем дворике. К концу рассказа ее наставница уже смеялась.

– Не обижайся на старика. Слабая улыбка тронула губы Рани.

– Он был страшно разгневан и накричал на меня и Веро. Думаю, чтобы очиститься после этого, ему пришлось получить благословение целой дюжины раввинов!

Оливия вытерла слезы, выступившие от смеха.

– Не сомневаюсь, что он именно так и поступил! Я рада, что ты сожалеешь о случившемся, и, надеюсь, больше не будешь делать ничего подобного. Если ты еще сможешь принять нашу веру, то семье будет гораздо легче привыкнуть к тебе.

– Мне нравится изучать законы Моисея, – на ее маленьком лице появилось заговорщицкое выражение: по сравнению с тем, как ужасно выглядят необрезанные половые органы моих братьев и других мальчиков в таборе, мне гораздо больше нравится так, как у Бенджамина. Одно это заставило бы меня полюбить вашу веру.

Оливия была едва жива от смеха. Придя в себя, она сказала:

– Я никогда не видела необрезанных половых органов, кроме как у моего новорожденного сына, и не могу сказать, как они выглядят, когда становятся больше, но я не думаю, что тебе так уж необходимо обращаться в нашу веру. Бенджамин всегда хотел вернуться в Эспаньолу, и если это произойдет, тебе более безопасно быть христианкой, чем иудейкой – хоть я и не нахожу смысла в их крещении.

Думая о том, в какой ужас придет Бенджамин, узнав, что Рани крестилась без его ведома, Оливия снова залилась смехом.

Приказав себе забыть об Иуде Талоне и о его дочери, Рани радостно присоединилась к ней.