Текст книги "Лица"

Майк вернулся к записям.

«Томас Риз, профессор Нью-Йоркского университета, рассказывал мне о результатах недавнего опроса. Среди людей, пользовавшихся услугами косметических хирургов, выявился необычайно большой процент тех, кто выбирал их по справочникам. Доктора Риза волнует и то, что молодые хирурги, столкнувшиеся с дороговизной страхования и растущими расходами, не могут позволить себе роскоши отклонить ту или иную просьбу пациента. Реклама, размещаемая ими, культивирует недовольство у женщины или мужчины своей внешностью и благоприятствует процветанию фальшивых обещаний».

Ничего себе! Лиса точно в норе. Часовой сенсационный репортаж обеспечен. Отложив папку в сторону, он вспомнил слова Энн Першинг: «Твоя мама была очень красивой. Но, понимаешь, с ее профессией чем дальше, тем труднее удержаться на плаву. Она хотела выглядеть моложе…»

«Самоубийство. Она покончила с собой». По спине пробежала дрожь. Майк с силой стукнул кулаком по столу, так что обернулась даже его сонная секретарша с совиным лицом:

– Что, проблема?

– Да, проблема, – встряхнулся Майк. – И я собираюсь ее решать.

– Вот чертовка, маленькая ведьма, предательница с толстыми щиколотками, ничтожная обманщица…

– Пен, успокойся. – Услышав, как за спиной Пенелопы хлопнула дверь, Блэр не обернулась. Вместо этого она скрестила безупречные ножки и углубилась в просмотр новых слайдов из Парижа.

– Босс, тебе что, нет до этого дела? После всего, что я – что ты…

– Нет дела до чего?

Еще немного – и у Пенелопы пошла бы пена изо рта:

– Я знаю, что ты в курсе. Рэб сказал мне, что звонила Эйлин…

Блэр с удвоенной силой сконцентрировалась на слайдах.

– С его стороны это было некрасиво.

– Черт бы все подрал! – Пен двинула дверь ногой.

Блэр тоже хотелось пнуть в дверь, в стену, в лампу, но больше всего она мечтала, чтобы острый носик ее изящной туфельки оказался прямо посередине овального лица Алексы Шепвелл-Уэллс. Хотелось вышвырнуть ее из «Вью» и пустить слух, что она неуравновешенная, буйно помешанная алкоголичка и дегенератка, что она испытывает влечение к собакам и пони… Но не могла. Руки, язык – все было сковано. Она ничего не может поделать с тем, что без колебаний можно было назвать подлейшей изменой в истории фотомоделей.

До сих пор невозможно было поверить. Поверить в то, как легко он украл у нее то, что для него было таким пустяком, а для нее такой ценностью. И он еще говорит, что перекинулся с Алексой только парой слов. Чтоб, мол, ходила на уроки актерского мастерства ради будущей карьеры.

Блэр схватилась за край стола, чувствуя, что теряет сознание. Она ведь никогда еще не падала в обморок. Что он с ней делает? Нужно принять что-нибудь, чтоб продержаться этот день. Раньше ей не нужны были лекарства. Что ж, сейчас нужны… Что-нибудь, что помогло бы выжать улыбку, поздравить эту нахалку, которая больше никогда, никогда, никогда не появится во «Вью».

Но, не успев произнести приговор, она поняла, что проиграла. Конечно, Алекса еще будет бывать здесь. Этого захочет он, а она позволит. В конце длинного коридора Блэр увидела Пен, держащуюся за голову. Выглядит эффектно. Весь персонал сгрудился в группки, боясь какой-нибудь выходки гения во гневе. Когда она приблизилась, все тут же попрятались в свои норы. Несмотря на неприятность, Блэр подумала о том, что реакция коллектива на событие с последствиями, далеко не радужными для журнала, была здоровой. Она называется лояльностью, о которой Алекса Уэллс, или как ее там, похоже, ничего не слышала.

Рэб Робсон, ее секретарь из «голубых», слонялся по офису, и это не понравилось Блэр. Она смерила его ледяным взглядом, но, как и следовало ожидать, он не похолодел и не выказал вообще никакой реакции.

– Алекса Уэллс пришла. – Рэб позволил себе состроить нечто вроде гримасы тошноты. – Она спрашивает, не найдется ли у вас несколько минут – она хочет сама сообщить вам новость…

– Если она хочет меня видеть, ей придется подождать полчаса. Пригласи ее в три тридцать.

Рэб продефилировал к двери своей утиной походочкой и ровно через тридцать минут так же вразвалку вошел снова вместе с самой удачливой и ослепительной моделью в истории «Вью».

Блэр встала. Она видела, что Алекса испытывает необычную для нее неловкость положения, и упивалась этим. Ни та ни другая не отвели глаз. Пожали друг другу руки. Блэр даже чмокнула ее в щеку.

* * *

Когда Рэб закрыл за собой двойные двери, Блэр указала на диван у окна. С ее стороны не будет никаких попыток завязать разговор. Ей не было равных по части создания неуверенности в собеседнике. Но Господи, как она все-таки красива. Эта девушка в отличие от большинства других супермоделей была неподражаема и за стенами студии. Окинув еще раз профессиональным взглядом ее безупречное лицо, которое сегодня было не накрашено, Блэр почувствовала, как к горлу подступает комок.

И что бы там она ни говорила о щиколотках Алексы, и они были бесподобны даже в кроссовках. Независимость Алексы уже давала о себе знать: кроссовки на ней отнюдь не сияли чистотой, а проще говоря, были грязные.

Несмотря на очевидно холодный прием Блэр, Алекса быстро вошла в свой привычный стиль «Ничто меня не смутит». Блэр откинулась на спинку дивана и вперилась в нее сквозь очки в черной оправе. Поэтому Алекса тоже откинулась назад и намеренно вытянула свои длинные-длинные ноги.

– Я хотела сказать вам сама, что решила принять предложение компании «Дэви Косметикс», – с безразличным видом начала Алекса. – Я всегда буду безмерно благодарна вам – и Пен – но… – Ее голос на секунду дрогнул, – такое предложение никто не смог бы отклонить.

– Что ты будешь там делать?

Алекса засмеялась, откидывая назад роскошные волосы:

– Ну, вам-то лучше знать такие вещи. «Дэви» же знаменита в первую очередь своим кремом против старения. Я слышала, они его делают по старому индийскому рецепту. – Она хихикнула, как глупая школьница. – Вы знаете, умереть от смеха можно, они собираются звать меня Лицом Вечной Молодости – типа того, что с их кремом никто никогда не постареет. Контракт на пять лет и ежегодный пересмотр. Насколько я помню, Пен мне изо дня в день внушала, что за это время я сильно не изменюсь, а потом будет уже неважно. – Ее странные глаза цвета морской волны взглянули прямо в глаза Блэр, как два прожектора. – К тому времени я стану состоятельной и независимой.

Встреча не становилась легче. Когда Алекса начала приятельски болтать о том, что Дэви – это имя одной индийской богини, Блэр решила, что с нее достаточно. Она резко поднялась и вернулась к столу, всем видом говоря о том, что у нее много важной работы и есть и более важные встречи. На Алексу это не произвело никакого впечатления. Она легко перекинулась через стол и сказала:

– Надеюсь, вы не очень злитесь на меня. Хотелось бы думать, я все еще буду появляться во «Вью» – я имею в виду не только в рекламе. Пожелайте мне удачи. – И она элегантно протянула Блэр руку.

Не пожать ее было невозможно. Блэр жалела, что у нее нет клещей, чтобы отщипнуть ей пальцы один за другим. Но сделать она ничего не могла – во всяком случае сейчас, а может быть, и никогда.

Интересно, она еще готовит свою отвратительную смесь из жареных кукурузных лепешек с переваренным луком и пюре, а потом ест эту гадость ложкой? Переводит ли назад часы, когда опаздывает больше чем на полчаса? Боже, какие на удивление достоверные представления устраивала она потом – он уже готов был поверить, что «Ролекс» оказался неточным.

Начала ли она терять свой неповторимый образ невинности, стараясь выглядеть роковой женщиной – или наоборот? Нью-Йорк. Сделал ли он тяжелым ее взгляд, испортил ли ее нежную естественную осанку? Этот город изменил многих из тех, кого он знал.

Кэл Робинсон налил себе еще сономского вина и растянулся в любимом кресле, перечитывая статью в «Сан-Франциско кроникл». В заметке были помещены две фотографии Алексы. Одна – его, сделанная сразу по приезде из Мендосино. Второй снимок принадлежал репортеру, здесь она была уже Лицом Вечной Молодости – символом этой странноватой компании «Дэви».

В первый раз со времен своего существования «Кроникл» почтил и его своим вниманием: «Девушку с обложки «Вью», Алексу Уэллс, обнаружил фотограф с мировым именем Кэлдикот Робинсон, проживающий в Сан-Франциско». Чертов бизнес, никто спасибо не скажет. Хотя к чему? Он и так завален работой.

Злость на Алексу прошла у него давно. На самом деле Кэл не мог припомнить, что вообще злился на нее. Позже он понял одну вещь: подсознательно он никогда не ожидал, что Алекса останется с ним, будет терпеливой, будет соблюдать его инструкции. Возможно, она была права.

Кэл выпил еще пару стаканов. С утра не оставляло желание позвонить и поздравить ее, и наконец он решился. Набрав ее номер, который дала ему как-то одна из коллег Алексы, он все же почувствовал себя глупо. При мыслях об Алексе в нем просыпался старший брат, и, наверное, так будет всегда. Как бы высоко она ни взлетела – а предчувствие подсказывало, что ждет ее самая что ни на есть вершина, муж-мультимиллионер, карьера в кино и все такое прочее, – для него она всегда будет юным ранимым созданием, нуждающимся в его защите.

– Лекс? – Услышав в трубке молодой голос, Кэл не мог поверить удаче.

– Нет, извините… Это Джо, Джо Шепвелл. Я ее сестра. А кто говорит?

– Кэл Робинсон, я… я…

– Я знаю, кто вы. – В ее голосе угадывалась улыбка, и Кэлу сразу стало хорошо на душе. Следующие слова обрадовали еще больше: – Алекса так много о вас говорила. Как вы к ней прекрасно относились. Алекса умрет от радости, узнав о вашем звонке. Сейчас у нее жизнь сумасшедшая. Вы знаете, что она подписала контракт с большой косметической компанией?

– Поэтому и звоню. Чтобы пожелать успеха, поздравить. – Кэл засмеялся. – Держу пари, после меня и Пенелопы у нее не осталось ни одной плохой привычки. И теперь Пен и «Вью» теряют ее. Пен, наверно, в себя прийти не может. Могу представить, сколько у Лекс теперь будет денег.

Теплота в голосе сестры его протеже, казалось, согревала его трубку. Видно, по сравнению с холодной сестрицей она сделана совсем из другого теста.

– Кэл, вы действительно не представляете, что для Алексы будет значить ваш звонок. – Джо помолчала, потом сказала робко: – Она бы давным-давно вам позвонила, но, думаю, боялась, что вы не станете разговаривать. Она говорила, что при первом же удобном случае хотела бы снова с вами работать. Может, это получится в «Дэви»…

Кэл снова рассмеялся. Оттого, что Алекса думала о нем, мучилась, его лицо совсем просветлело. При всем при том меньше всего на свете хотелось бы связаться с индийской косметической компанией.

– Я попробую снова позвонить, может быть, завтра. Я и сам очень занят. Скажите ей, пусть не переживает. Я все простил…

– Завтра нас здесь не будет. Мы переезжаем на квартиру «Дэви». Что-то в районе Центрального парка. Как только устроимся, она вам обязательно позвонит.

– Конечно, конечно. Что ж, приятно было с вами поговорить. – Кэл и правда был рад, что позвонил. Хоть он и не застал ее, лед между ними был разбит.

В рекламе по телевизору частенько показывали чистенькие молодые парочки у входа в «Эссекс Хаус» в южном районе Центрального парка. Молодожены приглашались сюда провести пару дней в медовый месяц – «по цене, от которой невозможно отказаться. С утра в постель вам подадут шампанское и завтрак. А за окном, как ваш собственный сад, будет простираться Центральный парк».

Для Алексы Центральный парк обещал быть ее собственным весь следующий год и еще четыре года – если она и «Дэви» будут все еще довольны друг другом.

Апартаменты «Дэви» на юге Центрального парка – одно из условий в контракте – сразили Джо, считавшую раньше, что в реальной жизни таких просто не бывает. Дом располагался на небольшой улице, поднимавшейся от площади Колумба к отелю «Плаза» на Пятой авеню. Он стоял на холме, и от вида, открывавшегося с их тридцать второго этажа, захватывало дух.

Как и следовало ожидать, Алекса не усматривала в этом ничего необычного. Как и в том, что через час у нее первая официальная встреча с прессой в качестве Лица «Дэви» и это событие сделает ее еще большей знаменитостью.

Как сестру звезды, Джо уговорили сделать массаж лица мастером от «Дэви», и макияж у одного из ведущих стилистов Америки по имени Линда Мейсон. Визит Линды был гораздо более действенным, чем успокаивающее, которое Джо приняла за день до этого. Тогда голова просто разрывалась от бесконечных звонков в дверь и по телефону.

Алекса до сих пор бегала в бигуди и любимом кимоно со следами шоколада, от которого Пенелопа безуспешно пыталась отучить свою любимицу. Да, теперь Пен не будет до этого никакого дела.

– Лекс, лимузин будет здесь через полчаса. На улице такие пробки…

Алекса уселась к окну, завороженная зеленой панорамой.

– До «Ле Сирк» ехать десять минут, – ответила она, снимая бигуди. Подойдя к сестре, она неожиданно поцеловала ее. – Я не хочу, чтоб все поняли, как мне хочется всего этого.

– Сейчас никто бы так не подумал, поверь мне. – Джо не хотела огрызаться, но, хоть Линда и превратила ее в некое подобие симпатичной девушки, рядом с лишь слегка подкрашенной красавицей сестрой она казалась себе гадким утенком.

Когда через двадцать минут Алекса появилась в дверях, Джо так и ахнула. С какой бы красотой Алекса ни родилась, Пен, должно быть, научила ее использовать каждую молекулу.

– «Дэви» отправила меня к Скаази. Он лучший из мастеров входного и выходного платья.

– Я никогда о таком не слышала.

Алекса посмотрела на сестру с новой насмешливо-снисходительной улыбочкой, которая действовала на Джо, как щелчок по носу.

– Может, ты знаешь его как владельца «Изаакс»? Он перевернул имя слева направо с тех пор, как стал загребать большие деньги. Действительно лучший дизайнер.

Джо и сама видела, что Лекс и «Дэви» были правы. Этот Скаази и вправду достиг невозможного. В изящном золотистом платье из прозрачной вискозы Алекса была одновременно индийской принцессой и стопроцентной американкой. Цвет ткани изумительно гармонировал с цветом волос и кожи. Покрой тонко вырисовывал длину и стройность ног, тела и округлость груди и бедер. Неприступная и желанная фея.

У Джо, кроме ахов, не нашлось подходящих слов.

Алекса рассмеялась.

– Ты сама убийственно выглядишь, – сказала она. Как раз в это время раздался звонок. – Это, должно быть, добрый старый Барри.

– Он кто? Владелец «Дэви»? Та самая мистическая личность, которой меня собирались представить?

На удивленье Джо, Алекса вспыхнула:

– Нет. Сомневаюсь, что он там будет. Обычно он остается за кадром. Это Барри Хантер – адвокат «Дэви». Известный человек на Уолл-стрит.

– Что ж ты не сказала, что он заедет? Я и так волнуюсь, не хватает тут еще юридического гения. О чем мне с ним говорить?

Алекса вновь проявила необычную для себя эмоциональность и крепко обняла сестру.

– Он тебе понравится. Оттого-то у него и успех. Кажется, что он твой сосед из дома напротив, легкий такой человек – пока он не заговорит о деле. Вот тут-то и видишь, какая это пиранья.

Джо внутренне застонала. Сосед из дома напротив… который превратился в ловкого и напористого телекомментатора. Майк, как ты сейчас?.. В который раз она отогнала мысли о нем и пошла открывать дверь.

Алекса была права. Одного взгляда на Барри оказалось достаточно, чтобы почувствовать симпатию и доверие. У него были неправдоподобно песочные волосы, которые он, очевидно, старался пригладить, но одна прядка все-таки торчала в сторону. Это только подчеркивало мальчишеский вид. Не помогали и серьезный темно-синий костюм и тщательно подобранная к нему рубашка.

Всю вечеринку Джо приятно поражалась тому, что, к ее глубокому облегчению, Барри практически не оставлял ее ни на минуту с самого момента их появления в «Л'Оранжери» – отдельном зале знаменитого нью-йоркского «Ле Сирк». Зал был полон пьянящих благоуханий от расставленных повсюду изящных свеч и коробочек с ароматической смесью.

Алекса прогуливалась по залу под руку с Бени Хуваутом – президентом компании, высоким царственным сикхом. На голове у него красовался малиновый тюрбан, притом что одет он был в обыкновенный европейский костюм.

– Она как луч Луны, – одобрительно зашептал Барри, косясь на реакцию репортеров и операторов. – Видишь, они заметили в ней перемену.

На прием не пожалели денег. Журналистов кормили и развлекали по высшему классу. На золоченых тарелках были поданы устрицы, в высоких серебряных ковшах, окруженных льдом, – белужья икра. Бесчисленное множество разноцветных закусок и большой зажаренный бараний бок, нарезанный так тонко, что стал похож на копченую лососину, выложенную в бледно-розовые тарелочки.

Интересно, появится ли кто-нибудь из «Вью»? Кто-нибудь из руководства, с кем она успела познакомиться за короткий период ее антрепренерства у Алексы? Джо надеялась, что появится. Не Блэр Бенсон – от нее почему-то мурашки бежали по телу, и ни в коем случае не Пенелопа, хоть ей Алекса больше всех обязана своим взлетом. Она всегда игнорировала Джо, поэтому встречаться особо не хотелось – разве что ради Алексы. Джо знала, что сестра думала о Пен, думала и за прошедший месяц несколько раз мучилась от приступов вины перед ней, понимая, сколько времени и сил вложила Пенелопа в производство «товара», как Алекса часто грубо называла себя.

Если Блэр и Пенелопа придут на прием в честь новой звезды «Дэви», будет ли это значить, что они простили ее? Хотя скорей всего их появление будет вызвано очевидными деловыми причинами. По словам Алексы, «Дэви» собиралась стать крупным рекламодателем «Вью», и вряд ли они решатся не соблюдать формальностей.

К семи зал был набит битком, и Джо только и делала, что теряла Барри, который тут же ее находил. В очередной раз благодарно улыбнувшись ему, она заметила, как в дверь бочком прошла Браун Шнайдер, редакторша одного из отделов «Вью» – высокая женщина в больших совиных очках. В Браун отчетливо угадывалась бывшая принадлежность к науке.

Говорили, что у нее есть ученая филологическая степень, которую та никогда не упоминала. Что она делала в этом бизнесе, Джо никогда не могла себе представить. Даже сейчас она совершенно не вписывалась в окружающую обстановку. По манере держаться и говорить она не принадлежала к миру косметики, духов и модных салонов, но писала она так, словно прекрасно осознавала их огромную притягательность для женщин всех возрастов. Ее беспристрастные, иногда даже язвительные статьи об индустрии красоты и фармацевтической промышленности, жадно заглатывали как профессионалы, так и обыкновенные читатели «Вью». Ее похвала означала, что этот товар точно станет на прилавке победителем. Если она критиковала, то всегда делала это так умно, что «Вью» удавалось не рассориться с рекламодателем и отделаться за всю историю лишь парой предупреждений.

Браун была внимательна к Джо, и Джо очень это ценила. Интересно, что она напишет о концепции вечной молодости «Дэви»? Только вчера Джо читала ее комментарии по поводу выпуска одного такого крема в Европе… США обещают осчастливить их через год или два. Посему неплохо было бы выдать нам ремни безопасности, – писала Браун, – иначе кувыркаться нам в горячем воздухе обещаний от всякого рода замдиректоров экспериментальных предприятий, которые имеют привычку считать себя учеными. Увы, вместо революционных открытий пока мы могли наблюдать только грандиозную вечеринку, стоившую устроителям девяносто тысяч долларов, да выпуск «волшебного» тюбика в человеческий рост. Надеюсь, эти расходы не будут включены в стоимость крема, безусловного олицетворения «безнадежности в бутылке». Дорогие европейцы, вкладывайте лучше в труд работников предприятия «Сизиф и K°». Через год советую вспомнить мои слова…»

Пробиться к Браун через толпу было немыслимо, тем более, что в этот самый момент гонг возвестил о начале торжественной церемонии. Обернувшись назад к трибуне с микрофоном, Джо увидела Блэр в кружке репортеров «Вью». Рядом с Блэр стоял Редиска – Артур Рэддиш – которого Алекса в свое время обозвала «еще одним вечным соглядатаем». Значит, Блэр все-таки пришла выказать свою поддержку.

По мнению Джо, несмотря на горы дорогой икры, море шампанского, множество разновидностей индийского хлеба и другой восточной экзотики, приветственная речь внесла первые любительские нотки во все происходящее. Лицо Барри оставалось невозмутимым. Джо изо всех сил вытягивала шею в сторону Блэр Бенсон и свиты, но вокруг той скопилось слишком много желающих увидеть ее реакцию.

– Наша богиня, Алекса Уэллс, Лицо Вечной Молодости, – протяжно затянул Хуваут, прикрывая глаза, словно все собрались на медитацию.

Джо не могла понять, почему среди искушенной, все повидавшей толпы, никто не рассмеялся и даже не хихикнул. Может, вечер действительно получился как нельзя лучше, а может, у малютки Алексы способность гипнотически очаровывать – так или иначе, все по-доброму улыбались, будто и впрямь поверив в то, что лицо может остаться прекрасным «отныне и навсегда». Джо поняла, что тоже улыбается настоящей улыбкой, искренне радуясь тому, что такой приятный и добрый человек так внимателен и по-восточному вежлив.

От шампанского и присутствия Барри Джо чувствовала себя превосходно, пока, окинув взглядом поредевшую толпу, не поняла, что Алекса исчезла. С кем? Куда? В ее вопросе не было тревоги, но для Барри этого было достаточно, чтобы шутливо выговорить ей:

– Не волнуйся. Твоя сестренка в состоянии о себе позаботиться.

Раз Барри так говорит, значит, так и есть. И Джо с удовольствием приняла предложение отправиться в «Даблс» на заключительную чашку кофе.

Место, куда привел Джо ее спутник, оказалось симпатичным, уютным клубом в небольшом подвальчике на Пятой авеню, отделанном темно-красным бархатом. Первый раз за все три месяца Джо почувствовала себя человеком. Первый раз ощущала себя привлекательной женщиной, а не сиротой, которой из жалости сказали, что очень в ней нуждаются.

Тело Джо не отвечало Барри, как сразу отозвалось Майку. Даже когда они танцевали так непозволительно близко друг к другу. Но с ним уходила боль. В следующий раз… если будет таковой… Джо знала, что может ответить – если рискнет вновь поверить мужчине.

На следующий день для Алексы начался сумасшедший круговорот телевидения, радио и бесконечных переодеваний. Джо была рядом, всегда в тени неподалеку. Вторник – Нью-Йорк, среда – Бостон, четверг – Вашингтон, и с пятницы турне перенеслось на юг.

Джо сидела вместе с Алексой у бассейна в одной из гостиниц Майами, когда зазвонил телефон. Это был Барри, он просил Джо пообедать с ним в первый вечер, когда они вернутся в Нью-Йорк. Он прекрасно знал, что будет это ровно через две недели.

– Он тебе нравится? – Алекса нахмурилась, глядя в прозрачную бирюзовую воду.

Джо порозовела. Она никогда не говорила Алексе о Майке, но Алекса понимала, что произошло что-то, что изменило сестру. Знала, что кто-то сделал ей больно, и это заставляло Джо еще больше волноваться за нее и иногда отворачиваться, пряча слезы.

– Пожалуй, да. Ты была права. Он и впрямь похож на соседа… но я его плохо знаю… и пройдет много времени, пока я снова поверю кому-нибудь.

– Нет! – В голосе Алексы была настоящая ярость.

– Что ты имеешь в виду? – растерялась Джо.

– Не верь ему. Не верь ни одному мужчине.

Джо медленно вытащила ноги из воды. Она не ответила, потому что сказать было нечего. Алекса никогда не поверит мужчине, Джо знала это. Может, из-за матери и отца, но скорее всего, из-за своей ослепительной красоты. А значит, любой захочет ею овладеть, как бы ни был привязан к другой женщине.

По дороге в номер Джо грустно сказала:

– Для тебя все по-другому. Ты особенная. Я понимаю, что ты думаешь о мужчинах. Но я обыкновенный человек, как большинство девушек… женщин. Мне нужно верить. Нужно доверять, чтобы жить.

Засыпая, Джо в первый раз за много времени не отсчитала три часа назад. Она молча лежала в темноте, думая о том, что наденет через две недели.

Итак, он сказал, что вечерний туалет не нужен. Хорошо бы знать, что ему нравится или хотя бы как одеваются в Нью-Йорке. Для Джо «неофициальная» форма одежды по сравнению с деловой была еще большим кошмаром. Там-то ясно, что нужно надеть длинное платье или, по крайней мере, «лучшее платье».

Барри привел ее в «Мортимерс» – одно из самых популярных мест в городе. Джо никогда в нем не была и мечтала о встрече с Барри все четырнадцать дней в гостиницах Атланты, Далласа, Хьюстона, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско, Портленда и – по пути обратно – в Чикаго, Детройте и Филадельфии.

Можно было надеть джинсы и футболку. Она хорошо смотрелась и в том, и в другом. Но в конце концов выбор пал на костюм от Оскара де ла Ренты, хоть после путешествия он и стал немного тесноват.

Если костюм причинял ей лишь некоторое неудобство, то после того, как за их столик уселась непрошеная лихая блондинка, Джо стало совсем не по себе. Не успел Барри рассказать ей о завсегдатаях «Мортимерс», как откуда ни возьмись нагрянула эта женщина, звонко чмокнула его в щеку и, забрав стул у соседнего столика, уселась вместе с ними. Барри отреагировал абсолютно невозмутимо. Как только он объявил незваной даме, что рядом с ней сестра Алексы Уэллс, она разразилась длинным монологом. Из него Джо поняла, что будет последней дурой, если не станет фотографом, моделью или кем-нибудь другим, имеющим отношение к этому целлулоидному миру.

– Невероятно, – ворковала блондинка, – как по-разному «девочки для общественного просмотра» выглядят ночью и днем. Ты знаешь, о чем я говорю – теперь ты тоже в моем бизнесе. – Она вытащила из кармана несколько снимков. – Вот тебе одна новенькая. Это – утром, а это – вечером. Смотри, вечером, когда мышцы напрягаются, совершенно другое лицо.

Джо пыталась изобразить интерес, но внутри она вся кипела. Костюм казался все уже и уже. Вскоре, однако, Блонд и уже отправилась по своим делам. Вряд ли она заметила, как элегантно и ловко избавился от нее старый приятель. Официант был вызван незамедлительно:

– Уберите этот стул, и чтобы никаких больше стульев рядом с нашим столиком.

– Кто она такая?

Он провел рукой по ее подбородку.

– Киноагент с Западного побережья, очень важная особа. Всегда ищет таланты и всегда находит. Кто знает, может, вскоре мы позволим ей найти Алексу – но не сейчас.

– Что значит «девочки для общественного просмотра»? – Джо нахмурилась. Уж слишком дешево звучит.

Барри положил руку ей на колено, придвинул лицо совсем близко к ее и ответил, явно желая, чтобы она засмеялась:

– Общественность смотрит, как они встречаются с редактором «Вью», с киноагентами, президентами больших косметических компаний. В данном случае – с сексуальным и неотразимым адвокатом…

Вечер обещал быть просто чудесным. Но тут Барри завел длинную хвалебную песнь «Дэви» и прекрасной женщине с блестящим умом, которая стояла за успехом компании, создательницу самого продукта.

– Простым людям вроде нас трудно понять таких, как Мадам Дэви, – рассуждал он, рассматривая бокал на уровне пламени свечи свечи. – Она избегает светской жизни, всю себя посвятила науке. – Похоже, он забыл про то, что Джо сидит рядом. – Никогда не встречал подобных ей. Она, как сказать… незабываемая – в нее очень легко влюбиться.

Аппетит пропал так же быстро, как и пришел. Она ревновала, беспричинно ревновала малознакомого мужчину к женщине, которую никогда не видела.

Джо молчала, потому что не знала, что ей говорить. Для поддержания беседы этого и не требовалось: поедая горячее, Барри продолжал превозносить исследования Мадам Дэви, которые «сослужат хорошую службу женщинам по всему миру».

Джо пыталась не обнаруживать скептического настроя, вызывая в себе ощущения, навеянные экзотической речью Бени Хуваута о «вечной молодости». Барри словно прочел ее мысли.

– Хуваут – это только ширма, – сказал он, дотрагиваясь до ее колена. – Лично я считаю, это была ошибка. Он очень мил, но вряд ли добавляет что-либо лицу компании. Сейчас, когда у нас есть твоя ослепительная сестра, он больше не нужен. Ты знаешь, как подскочили продажи во время ее турне?

Джо замотала головой. Ей было все равно. К своему стыду, Джо поняла, что ей наплевать, продается продукция «Дэви» или нет. Хотелось только, чтобы внимание Барри сосредоточилось на ней, чтоб он забыл о сестре, о Мадам Дэви. Но он гнул свое:

– Американки не понимают, как им повезло. Мадам Дэви провела молодые годы в Индии. Она влюбилась в эту страну, училась в Гималаях у известного знатока диких трав, и там заложила основу своего необычного рецепта. Он действительно уникален. Я думал, это ерунда, а оказалось, что нет. Ты сама-то пробовала?

Джо снова мотнула головой. Она пропускала два слова из трех, думая только о том, как хороша должна быть Мадам Дэви. Интересно, она блондинка или брюнетка? Похожа на Алексу или абсолютно другая?

– Эта теория вечной молодости – золотая жила… – продолжал Барри.

Джо дрожала. События, переполнившие собой последние месяцы, всплыли в голове с необычайной яркостью. Майк… На глаза наворачивались слезы. Трудно поверить, что вечер превращается в сплошной кошмар. А ей не терпелось его увидеть! Барри и теперь не замечал, как она помрачнела, и продолжал щебетать и улыбаться:

– Кофе? Брэнди?

Джо пробурчала, что не хочет.

– Два коньяка, пожалуйста, – заказал он, не обращая на это внимания. – В общем, мы очень довольны твоей сестрой.

Джо растянула рот в улыбке, и в этот самый момент в дверях ресторана показалась Алекса, рука об руку с темноволосым мужчиной запоминающейся внешности, которого Джо не знала. Пустых столиков вокруг не наблюдалось – люди подолгу стояли у стойки и ждали, чтобы усесться как полагается. Владелец ресторана, которого Барри уже показал Джо, подошел их поприветствовать.

– Барри… – кивнула она на дверь. – Приехала моя сестра. Кажется, столик на них не заказан.

Спутник Джо вскочил на ноги.

– Здорово! Они должны к нам присоединиться.

Какое замечательное совпадение!.. – не договорив, он уже пробирался к двери, где они все еще стояли.

Джо видела, что Алекса не очень обрадовалась встрече. И чувство это было обоюдным. Алекса уехала рано, когда Джо еще не знала, куда они с Барри пойдут.

Ее спутник – это тот самый, с которым Алекса сначала хотела ее познакомить? Кто действительно хотел их познакомить и единственный радовался, как школьник, так это был Барри.

– Джо, это доктор Маркус Лэннинг, сын Мадам Дэви. Марк, Алекса, присаживайтесь!

Парочка одновременно покачала головой.

– Нет-нет. Гленн нашел нам столик в соседнем зале. Мы хотим посидеть отдельно. Я жду от Алексы рассказа о ее турне, – сказал темноволосый доктор.