Текст книги "Дети Богов и Воинов"

Граница Манстера, 996 год

Фоула

– Тетя Фоула, смотри, – прошептал Броккан. Спрятавшись за валуном, он приложил палец к губам и подозвал меня.

Едва сдерживая смех при виде восторга на лице племянника, я послушно подкралась поближе и тут же поняла, что его заинтересовало. Семья из десяти оленей спустилась в ущелье, по дну которого текла река. Самки изящно склонили головы к воде, а оленята беззаботно скакали между их ног.

– Какие красивые, – прошептал Броккан.

– И сильные.

Спрятавшись за валуном, я поставила сумки на землю и прикрыла лодыжки Броккана подолом платья, защищая кожу от густых зарослей крапивы и утесника. На кустах появились завязи, означающие, что лето вот-вот подойдет к концу, и скоро созреют осенние ягоды. Это время года я любила больше всего. Ифа тоже.

Я крепко прижала Броккана к груди, чувствуя под ладонью биение сердца. Его мягкая щека коснулась моей.

– Мальчик мой, – прошептала я, прижимаясь к нему подбородком, – а ведь если бы ты мог, ты бы наверняка превратился в оленя.

Он рассмеялся, прикрывая рот обеими ладонями, чтобы не вырвалось ни звука.

– Ну, может, только на день, – прошептал он. – Я же стану слишком по тебе скучать.

– Мы бы могли остаться вместе, – подмигнула я. – Я бы забралась на твою спину, и мы бы путешествовали по всей Ирландии со скоростью ветра, чтобы успеть помочь всем больным людям.

– На оленях нельзя кататься, глупая. Это же не лошади.

Броккан наморщил было нос в ответ на мои подтрунивания, но его лицо тут же засияло вновь, когда он увидел на берегу реки двух оленят, игриво бодающихся друг с другом в зарослях папоротника. Я тоже залюбовалась ими, наслаждаясь передышкой от тяжелого путешествия через лес на манстерской границе.

Внезапно до нас донесся крик.

Олени мигом припустили в лес. Повернувшись на шум, я схватила Броккана за руку. Вдали, за рекой, я приметила небольшой ро, окруженный невысокой земляной стеной.

Броккан присел еще ниже, почти с головой скрывшись в траве.

– В чем дело? – настойчиво прошептал он.

Мы вновь услышали пронзительный, исполненный боли крик. На сей раз я не сомневалась, что он донесся из ро на другом берегу.

– Пойдем. – Схватив племянника за руку, я нацепила сумку с травами на плечо. – Кто-то попал в беду. Давай попробуем помочь.

Мы сбежали по склону и пересекли равнину, отделявшую нас от открытых ворот ро. За земляной стеной, возле дома из дерева и глины, стояли две девушки, а рядом с небольшим очагом у внутренней стены расхаживал взад-вперед молодой мужчина. Над огнем висел железный котелок, но мужчина не обращал на него никакого внимания.

На мгновение я замерла в нерешительности. Во время путешествия на юг я держалась подальше от мужчин и помогала травяными настойками только тем, кто приходил с женами и матерями. Как я и ожидала, на людях они вели себя вежливо: всем известно, что худшие злодеяния смертные мужчины творили за закрытыми дверями. За подтверждением далеко ходить не требовалось: за последние полгода я вылечила пятерых женщин, которых наградили синяками и сломанными костями их собственные мужья. Мне приходилось напоминать себе, что некоторые встреченные мною женщины говорили о своих мужчинах с любовью и что невинно улыбающийся малыш, с которым я путешествовала, не обречен стать чудовищем.

Так что же за человек расхаживал перед костром? Хороший мужчина или злодей? Мне предстояло это выяснить.

– Вам помочь? – крикнула я, и мы с Брокканом прошли через ворота ро, держась за руки.

Девушка помладше побледнела при виде моего изуродованного лица и спряталась за сестрой. Та утерла слезы и содрогнулась, изо всех сил стараясь не пялиться на пятна ожогов, покрывающие мою руку.

– Там моя невестка, – всхлипнула она. – Мама говорит, что ребенок застрял.

Мужчина подошел ближе, и теперь я заметила, что его глаза покраснели и опухли.

– Хотите поесть или попить? – Он указал на корзину с хлебом и овощами, стоящую неподалеку от костра. – Берите, что пожелаете.

Я покачала головой:

– Я лекарь. Возможно, я смогу помочь вашей жене.

Он уставился на меня с непостижимым блеском во взгляде, и меня испугала глубина этого чувства. Кажется, я его разозлила. Прикрыв Броккана телом, я приготовилась к вспышке чужой ярости. И о чем я только думала, когда шла сюда с маленьким ребенком?

К моему удивлению, мужчина на нас не набросился – более того, он вовсе не шелохнулся, пока по его щеке не скользнула слеза.

– Не стоит, – тихо сказал он, смахивая ее рукой. – Моя мать уже пытается сделать все, что в ее силах.

Девушки снова разразились рыданиями, и он заключил их в крепкие объятия. Я протянула здоровую правую руку, чтобы шрамы на левой не сбивали его с толку.

– За годы странствий я приняла роды у сотни женщин. Дайте я погляжу на нее.

Из жилища раздался очередной протяжный сон. Мужчина содрогнулся, а затем уныло кивнул.

– Побудь здесь, Броккан. Я скоро вернусь. – Я усадила племянника возле ворот и, наклонившись, прошептала ему на ухо: – Если тебе станет страшно, позови меня, и я тут же прибегу.

Он кивнул и подтянул колени к подбородку. Я улыбнулась: всего четыре года, а на него уже можно положиться.

Не теряя больше ни секунды, я забежала в дом. С порога меня встретил тяжелый запах крови, смешанный с отвратительной вонью пота и рвоты. Молодая женщина, лежавшая на кровати, вскрикнула от очередной болезненной схватки, скрутившей ее тело судорогой. У нее не осталось сил издавать пронзительные крики, которые мы услышали в лесу.

Роженицу держала за руку сидящая возле кровати пожилая женщина с искаженным от тревоги лицом.

– Я здесь, Сайв, – прошептала она. – Толкай, не останавливайся.

Когда я подошла ближе, она взглянула на меня и прищурилась, поняв, что перед ней не одна из дочерей.

– Меня зовут Фоула, – представилась я, отвечая на не заданный вопрос. – Я лекарь.

Я встала на колени возле кровати. Схватка кончилась, Сайв застонала и безвольно расслабила руки. Ее глаза закрылись, и горевший в них свет уступил место безжизненной вечерней мгле. Ее сердце с каждой секундой билось все тише и медленнее, а сердце малыша колотилось с заметными перебоями. Я прикрыла глаза и воспользовалась даром, чтобы узнать причину проблемы. Ах да. Плацента перекрыла шейку матки, и та уже начала рваться. Через несколько минут Сайв умерет от потери крови, а вместе с ней жизни лишится и младенец.

Мать Лонона потянула меня за руку.

– Ты можешь помочь?

В ее глазах стояли слезы, и она уже начала качать головой, предчувствуя ответ. В своем возрасте она наверняка успела повидать немало женщин, погибших при родах, и теперь безошибочно чувствовала дыхание смерти.

– Может быть… Если получится подвинуть младенца. – Я закатила рукава. – Вскипятите пресной воды.

Она выбежала наружу, и мы с Сайв остались наедине.

Что же делать? Томас говорил, что мне позволено использовать дар исцеления лишь однажды и со строго определенной целью: ради расположения короля Бриана. Сейчас совсем не тот случай. Эти люди живут на самой границе Манстера, вдали от королевского дуна в Киллало. Скорее всего, Бриан даже не подозревает об их существовании.

Я взяла Сайв за руку. К ее лбу прилипли длинные темно-русые волосы, а с подбородка на шею стекали струйки пота. На вид ей около двадцати лет – слишком мало, чтобы попрощаться с жизнью. Она напомнила мне Ифу: тот же изящный носик и полные губы. Ифа хотела завести детей, но Томас никогда бы этого не позволил. Лишенная дара, она не могла выйти замуж за Потомка, а отпустить ее в мир смертных он бы никогда не решился. Одиночество и тоска угнетали мою дочь. Высокие стены крепости на острове Феннит стали гробом, в котором ее похоронили задолго до смерти: она дышала, но не жила. Она просила нас с Роунат помочь ей сбежать.

Мое тело и сердце отказались повиноваться указаниям Томаса, и я протянула пальцы к Сайв. Тепло потекло из моей руки в ее брюшную полость, и я сумела отодвинуть плаценту в сторону, заживить разрыв матки и унять жар. Очередная схватка заставила Сайв напрячь мышцы живота, и между ее ног показалась головка младенца.

– Тужься, – шепнула я ей на ухо.

Ее веки задрожали и распахнулись, и я погладила ее руку:

– Сайв, во время следующей схватки нужно выталкивать ребенка. Он уже ждет.

Она кивнула:

– Сейчас.

Сайв закусила губу и закричала – куда громче, чем жалкие всхлипы, которые она издавала перед тем, как потерять сознание. Ее свекровь вбежала в дом с котлом воды.

– Сайв! – ахнула она, и уголки ее губ тронула улыбка. – Молодец. Продолжай толкать.

Я окунула полотенце в кипяток и подождала, пока оно остынет.

– Умница, Сайв. Я уже вижу головку. Еще один толчок – и младенец появится на свет.

Следующая схватка не заставила ждать и несколько секунд. Набрав воздуху в грудь, Сайв напряглась всем телом. Ребенок выскользнул наружу, а за ним последовала и плацента. Бабушка новорожденного подскочила к кровати с веревкой, чтобы перевязать пуповину.

– Нож, – попросила она меня, указывая на полку возле двери.

Подбежав ближе, я увидела стальной кинжал с деревянной рукоятью. Возле него лежал меч. Его обернули в пропитанную жиром овчину, но я все равно видела острый, тускло сияющий клинок.

– Нож, – повторила женщина, требовательно протягивая руку. Я обхватила рукоять, сполоснула кинжал в кипяченой воде и вложила его в ладонь.

– Это мальчик! – вскричала она, не то смеясь, не то рыдая, и обрезала пуповину. – Смотри, Сайв. Ты родила сына.

Она вытерла младенца влажным полотенцем и потерла его грудь, дождавшись оглушительного вопля. Прелестный малыш с коричневыми кудрями и сжатыми в кулаки крошечными пальчиками продолжал кричать, пока бабушка не завернула его в простыню и не отдала матери.

Я понаблюдала за счастливой картиной, а затем вышла из дома. Сайв наверняка хотела отпраздновать радостное событие с семьей, а не с незнакомкой.

После темной комнаты я часто заморгала от яркого дневного света и медленно выдохнула. Девушки переглянулись, улыбаясь до ушей, и вбежали в дом. Их брат не двигался с места, а просто таращился на меня. Сжав кулаки, я бочком двинулась к Броккану, который по-прежнему сидел у стены.

Внезапно мужчина сглотнул и опустился на корточки, обхватив руками живот.

– Поверить не могу. Я думал, она умерла. – Он протер глаза. – С ней… все хорошо?

– Сайв жива и здорова, – осторожно ответила я. – Младенец тоже. Думаю, тебе стоит зайти и увидеть все своими глазами.

Забежав в дом и усевшись возле жены, он принялся нежно гладить ее волосы и шептать что-то на ухо, пока Сайв показывала ему сына. Когда младенец оказался у него на руках, он прослезился и принялся по очереди целовать ребенка и жену, а его мать и сестры, обнявшись, стояли возле кровати и наслаждались семейным счастьем. Глядя на них, я разжала кулаки.

– Ты ей помогла, тетя Фоула? – улыбнулся Броккан, взглянув на меня снизу вверх.

– Да, помогла.

Он запрыгнул ко мне на руки, и я невольно засмеялась, почувствовав на шее его теплое дыхание. Четыре пухлых пальчика погладили мою изуродованную кожу. Ему не важно, что на вид она сморщенная, красная и ободранная. Броккан еще не понимал, что ожоги делают меня уродливой, и это настолько же утешало, насколько и пугало меня. Я гадала, захочет ли он обнимать и целовать свою тетю, когда осознает, почему, увидев ее, остальные отшатываются и отворачиваются?

Я отстранилась:

– Давай-ка я вымою руки, и мы пойдем дальше.

Броккан спрыгнул на землю и подождал, пока я подойду к каменной стене с земляным фундаментом и омоюсь из чаши с водой. Как и всегда после исцеления с помощью дара, по рукам пробежала ледяная дрожь, но на этот раз мороз добрался и до внутренностей. Я услышала в голове голос Томаса: «Исцели того, поможет тебе втереться в доверие к королю Бриану».

Верно ли я поступила? Сайв – бедная молодая девушка, живущая слишком далеко от Киллало – едва ли могла помочь мне завоевать уважение Бриана, и тем не менее я помогла ей куда охотнее, чем какому-нибудь принцу, пострадавшему в развязанной им же войне. Я знала, что Томаса разочарует мой поступок, но не собиралась о нем сожалеть.

– Хотите остаться на ужин?

Я обернулась. Молодой отец добродушно улыбался, стараясь не смотреть на изуродованную половину моего лица.

– Спасибо за предложение. – Я покрепче взяла Броккана за руку. – Но вы наверняка захотите отпраздновать день рождения сына с семьей, мы только помешаем.

Он вытер руки о тунику.

– Мать рассказала, что, пока не пришли вы, Сайв стояла на пороге смерти. Без вашей помощи и праздновать было бы нечего. – Он шагнул ко мне. – Меня зовут Лонон. Я знаю, что никогда не сумею расплатиться за вашу доброту, но прошу, позвольте хотя бы попытаться.

Глядя на его серьезное лицо, я поняла: он действительно хочет, чтобы мы остались, а не предлагает из вежливости.

Я колебалась. Да, меня одолевал голод, но я сомневалась, что хочу остаться в доме, где незнакомый мужчина держит под рукой оружие.

– Прошу, – повторил он. – Моя мама, Муирин, готовит чудесную похлебку. Спросите кого угодно в наших краях: любой скажет, что это настоящая пища богов. Мои сестры – Сорха и Кейлах – тоже хотят, чтобы вы остались. Не говоря уж про Сайв.

Он жестом позвал меня следовать за ним, и я не успела возразить. Вежливый отказ, готовый сорваться с языка, исчез как по волшебству, когда Броккан раньше меня забежал в дом, предвкушая вкусный горячий ужин.

В доме стало куда чище и спокойнее, чем во время родов. Сайв лежала на свежих простынях, прижимая к груди младенца, а вокруг нее суетились сестры Лонона. Его мать, Муирин, принесла в дом плошки с похлебкой, сваренной над уличным очагом.

– Не надо малышу с самого рождения дышать дымом, – объяснила она, протягивая мне плошку. – Хорошо, что сегодня нет дождя, и я могла стряпать снаружи.

Мне показалось, что на ее добродушном лице сейчас куда меньше морщин, чем во время родов.

Мы с Брокканом взяли по плошке и уселись на скамью, стоящую вдоль стены. Остальные радостно болтали между собой, а Муирин подливала им похлебки. Даже Сайв иногда поддерживала беседу в перерывах между едой и кормлением ребенка.

– Такой красивый, – сказала младшая из сестер. – Смотрите, он уже уснул.

Муирин погладила носик младенца.

– Утомительное это дело – появляться на свет. А теперь он покушал, значит, может и поспать. – Она взглянула на невестку и поцеловала ее в щеку. – Да и маме отдых не помешает.

Сайв покраснела и забралась под одеяло, крепко прижимая к себе младенца.

– Нам пора, – сказала я, хотя на дне моей плошки еще оставалась похлебка. – Вы все устали. Броккан, пойдем.

Протянув племяннику руку, я обнаружила, что его веки слипаются, а голова почти опустилась на грудь.

– Уже слишком поздно, – сказал Лонон, глядя на темнеющее небо снаружи. – У нас за домом есть сарай. Давайте я постелю вам, переночуете там.

Будь я одна, непременно бы настояла на своем и провела ночь в лесу, но мне не хотелось мучить засыпающего Броккана. Я кивнула, пытаясь убедить себя в добропорядочности Лонона.

– Спасибо. Ты очень добр.

Лонон отмахнулся:

– Доедай похлебку, а я пока застелю постель. Сорха, принеси-ка мне одея…

Он осекся, услышав за окном стук копыт. Вскочив, Лонон схватил с полки меч и метнулся наружу. Я обняла Броккана и прижала его к себе.

– Добрый вечер, Лонон, – послышался низкий мужской голос. – Все хорошо?

– Да, Мурха.

Голос Лонона звучал чуть ли не веселее прежнего: значит, этот Мурха – его друг. Вот и славно. Ни Сайв, ни Муирин не сумели бы спастись бегством от грабителей, решивших напасть на их ро. Я отпустила Броккана, и он положил голову мне на колени.

– Ты прибыл как нельзя кстати. Всего час назад у меня родился сын. – Я услышала смех Лонона, а потом он явно похлопал этого Мурху по спине.

Пока мужчины приветствовали друг друга, я ковыряла ложкой в похлебке. Сорха и Кейлах выглянули наружу и принялись расчесывать локоны пальцами, чтобы их кудри красиво ниспадали на плечи. Муирин тихо посмеивалась, подмигивая дочерям. Видимо, Мурха – кто-то важный, или, по крайней мере, красивый.

Мне не пришлось ждать долго, чтобы узнать наверняка. Мгновением спустя в ро вошли Лонон и его друг. Мурха поприветствовал девушек и справился об их здоровье, а они опустили взгляды и отодвинули плошки. Я наблюдала за ними, доедая свою похлебку. Мурха действительно оказался видным мужчиной: высоким, со светло-каштановыми волосами до плеч, голубыми глазами и длинными ресницами. К тому же я подозревала, что в этой глуши сестрам нечасто доводится встречать мужчин, не приходящихся им родней. Они краснели до ушей, когда Мурха обращался к ним, а сами отвечали почти что шепотом. Я улыбнулась, вспоминая головокружительные дни юности, когда мое сердце впервые стало биться чаще при мысли о мужчине. Минуло уже восемьдесят пять лет… Тогда отец впервые привел меня на собрание Потомков, где я увидела Томаса, разговаривающего со своим дядей.

– Это Фоула, – представил меня Лонон. – И ее сын Броккан.

Подняв взгляд, я обнаружила, что все смотрят на меня, и вынула изо рта ложку.

– На самом деле Броккан – мой племянник.

Броккан протер глаза, широко зевнул и уставился на Мурху.

– Моя мама умерла, – пробормотал он. – Сгорела в пожаре.

Судя по выражениям лиц, все одновременно сделали вывод, откуда на левой стороне моего тела взялись эти узловатые шрамы. Глаза девушек преисполнились состраданием, а Муирин чуть приоткрыла рот.

– Мне очень жаль это слышать, Броккан, – произнес Мурха нарочито спокойно. – Тебе повезло, что за тобой присматривает такая хорошая тетя.

Броккан широко улыбнулся, и его глаза распахнулись еще шире.

– Я ее люблю. Она всем помогает.

Похвала из уст ребенка заставила всех улыбнуться, а я усилием воли подавила чувство вины. Броккан любил меня, но иногда мне казалось, что я этого не заслуживаю. Он приписывал мне все теплые слова, объятия и поступки, которыми за минувший год одарила его родная мать.

Лонон взглянул на жену, беззаботный сон которой не потревожило даже прибытие Мурхи.

– Броккан не преувеличивает. Если бы не Фоула и Сайв, и ребенок наверняка бы погибли. Она замечательный лекарь.

Мурха устремил на меня неожиданно серьезный взгляд.

– В таком случае я рад, что ты оказалась поблизости, Фоула. – Он сдержанно кивнул мне, а затем сжал предплечье Лонона. – Мне пора. Я загляну к вам завтра.

Лонон посмотрел на друга, наморщив лоб.

– Что-то срочное?

– Нет, я хотел обсудить с тобой новый мост, но это подождет.

Когда они выходили из ро, девушки проводили Мурху жалобными взглядами. Муирин вскочила с места с куда большей прытью, чем я от нее ожидала.

– Останься с нами и покушай похлебки, Мурха. На дворе такая славная погода. Давайте посидим на улице, а Сайв и младенец пусть отдыхают.

Я выглянула в дверной проем. Мурха улыбался, но взгляд, брошенный им на лошадь, выдал желание поскорее отправиться в путь.

– Да, прошу, поужинай с нами. А то будешь потом рассказывать, что мы тебя не накормили, – вставил Лонон. – У меня и немного эля найдется. Давай выпьем за здоровье сына.

Мурха выдохнул и расслабил плечи.

– С удовольствием. – Он легонько пихнул локтем Муирин. – Ну что же, дайте попробовать похлебку, которую вечно нахваливает ваш сын. В прошлом году, когда мы с ним отправились в Мит, его было не заткнуть.

Лонон рассмеялся и поднял со стола котел с похлебкой и плошки, чтобы Сорха и Кейлах вынесли его наружу вместе со скамейками. Я встала из-за стола, чтобы помочь подняться Броккану, но малыш уже умудрился снова заснуть.

– Я его отнесу, – сказал Лонон, возвращаясь в дом. – Сорха уже застилает вам постель.

– Нет, я сама. – Я быстро взяла племянника на руки. Он устало обвил мою шею и талию руками и ногами, и его вес внезапно оказался неподъемным для левой части моего тела, ослабленной заклятием Гобнет.

Лонон схватил меня за руку, помогая удержать равновесие.

– Он уже слишком большой, – заметил он, отпустив меня, как только я выпрямилась. А потом тихо добавил: – Может, я все-таки его отнесу?

Я не ответила, и он сделал шаг назад.

– Я понимаю: мы совсем не знакомы. Но беспокоиться не о чем. Вы здесь в безопасности, а наш сарай совсем рядом с местом, где мы сядем за стол. Он всегда будет у тебя на виду.

Он улыбнулся – открыто, но не настойчиво – а когда я не ответила, поднял с пола мои сумки.

– Следуй за мной. Тут недалеко.

Радуясь, что Лонон больше не настаивает, я вышла на улицу, предоставив ему следовать за мной. Сарай на самом деле располагался сразу за домом, а рядом с ним расставляли скамейки Муирин и Кейлах.

– Смотри не споткнись о ветки, – сказал Лонон, жестом призывая держаться ближе к стене. – Прошлой ночью прошла сильная гроза, и мы еще не успели прибраться.

Я крепко держала Броккана из страха, что упаду и ушибу его, но все же понимала, что сопровождавший меня Лонон этого не допустит. Поймав мой взгляд, он снова дружелюбно улыбнулся.

– Вот мы и пришли.

Лонон толкнул деревянную дверь и закрепил ее у стены с помощью защелки. Сарай оказался скромной постройкой из дерева и соломы. У задней стены стояли два бочонка с зерном, а рядом – ведерко с молоком. В трех небольших мешках виднелись покрытые грязью овощи, а рядом на табурете навалом лежали головки сыра и завернутые в холстину куски масла. Скромные припасы для такой большой семьи, но этого должно было хватить им на зиму. У одной из стен уже постелили толстое шерстяное одеяло, а возле него оставили свернутый платок из грубой шерсти. Опустившись на колени, я бережно уложила Броккана на одеяло и укрыла платком, а потом недолго постояла рядом, чтобы убедиться, что ему удобно.

Показав нам спальное место, Лонон ушел помогать сестрам накрывать на стол. Муирин уже налила Мурхе целую плошку похлебки. Все пятеро расселись по скамьям под смех Лонона над какой-то шуткой гостя. Я бы предпочла улечься возле Броккана, но не хотела вести себя невежливо: я так и не доела свою порцию. Поцеловав племянника в щеку, я тоже пошла к столу.

Сорха подвинулась, освобождая мне место, и мы снова принялись за похлебку – правда, с появлением нового гостя настроение за столом утратило беззаботность. Сестры Лонона изо всех сил пытались произвести хорошее впечатление на Мурху и оттого почти не ели и не говорили, а Муирин все хлопотала: «Еще похлебки? Эля? Может, молока? А хлебушка?»

– Так что там с мостом? – спросил Лонон, когда гость в третий раз заверил хозяйку, что уже сыт.

Мурха проглотил остатки похлебки.

– Король Бриан хочет улучшить торговые пути в этой части Манстера. Для этого нужно построить мост, но сперва необходимо выбрать подходящее место. Такое, где земля достаточно прочная, а река не выходит из берегов при сильных дождях.

– Возле нашего ро берег довольно устойчивый, – ответил Лонон. – Вверх по течению начинается каменистая теснина, а ниже луга сменяются болотами, да и река становится слишком широкой.

Мурха внимательно изучил полоску реки.

– Я так и передам своим людям.

Кивнув, Лонон макнул в плошку кусок хлеба.

– Надо признать, Муирин: не ужин, а объедение. Лонон ничуть не привирал.

– Да и зачем бы мне врать? – отозвался тот, отправляя в лот еще ложку.

– Теперь я понимаю, почему ты не любишь надолго покидать родной ро.

Лонон ухмыльнулся:

– Да и кому вообще нравятся походы на Мит? Местные воины ненавидят нас, вокруг жуткая сырость, а на уме – вот бы скорее вернуться домой.

– В прошлый раз, помнится, ты не ударил лицом в грязь.

– Будто тебе делать было нечего, кроме как за мной следить. – Лонон пожал плечами и легонько пихнул сестру локтем. – На поле боя Мурха такой прыткий, что его сложно заметить.

Мурха покачал головой и расхохотался:

– Раз сложно заметить, сложно и сразить. А вот я сражаю врагов только так.

Закутавшись в плащ, я пересела на край скамьи. Может, этот Мурха и строит мосты, но разговоры о битвах приносят ему удовольствие. Он упивается славой отважного воина. Передо мной сидит одно из чудовищ, о которых предупреждал Томас: мужчина, который на первый взгляд кажется вежливым, но внутри одержим яростью и жаждой крови.

Наконец они закончили обсуждать свои похождения в Мите, и Муирин отправила дочерей в постель. Воспользовавшись случаем, Лонон зашел навестить жену и младенца, и мы с Мурхой остались возле огня одни.

Я подлила себе похлебки. Как и обещал Лонон, она оказалась изумительно вкусной, да и к тому же последние два дня я питалась только кореньями, найденными в лесу. Впрочем, на самом деле я взяла добавку, только чтобы не говорить с Мурхой. Я не могла заставить себя даже пожелать этому человеку доброй ночи. Нет уж, я собиралась дождаться возвращения одного из хозяев и сразу же отправиться спать.

Поначалу казалось, что Мурха и сам не в настроении общаться. Он доедал ужин в полном молчании, что полностью меня устраивало. Но стоило ему положить ложку, и его внимание сосредоточилось на мне.

– Хочешь еще хлеба? – Он протянул мне корзину. – Помогать детям появляться на свет – утомительное дело.

– Как и просто жить на этом свете.

Я взяла ломоть, и Мурха устало улыбнулся:

– Лучше и сказать нельзя.

Я повернулась так, чтобы он заметил изуродованную кожу, ожоги и шрамы, покрывающие левую часть моего тела. Пусть хоть это заставит его прикусить язык. Впрочем, я не дождалась гримасы отвращения, на которую рассчитывала. Вместо этого он улыбнулся еще шире.

– Должно быть, ты сведущий лекарь. Муирин говорила, что уже отчаялась помочь Сайв.

– Я делаю все, что в моих силах. Иногда этого достаточно, но далеко не всегда.

– Значит, моему другу повезло, что ты оказалась поблизости. – Мурха наклонился ко мне. – Откуда ты родом?

– Разве это имеет значение?

– Нет, мне просто любопытно. Мне слышится в твоей речи северный коннахтский говор.

Я поплотнее закуталась в плащ:

– Ты ошибаешься.

Мурха поперхнулся и постучал кулаком по своей груди.

– Не каждый день мне доводится это слышать.

– Правда? – невозмутимо ответила я. – Какая у тебя, наверное, безмятежная жизнь, если ты никогда не ошибаешься.

– О нет, ошибаюсь я часто. Слишком часто.

– Но тебе не любят на это указывать?

Он пожал плечами.

– Не знала, что строителей мостов так уважают в Манстере.

Взглянув на медленно затухающий огонь, Мурха почесал щетину на подбородке. Мерцающие тени сделали его старше, чем мне казалось поначалу. Скорее тридцать, чем двадцать. Когда он говорил, его глаза окаймляла паутинка морщинок, а кожа на руках огрубела и пестрела шрамами.

– Строители мостов у нас действительно не в большом почете, – согласился он, – пусть они того и достойны. Оказывается, возвести мост, способный выдержать паводок, куда сложнее, чем я предполагал.

– Так кто же ты, если не строитель мостов?

На мгновение Мурха замялся:

– Я сражаюсь за отца.

Опустив голову, я искоса взглянула на его плащ. Мужчины, занимающиеся исключительно ратным делом, либо принадлежат к королевской семье, либо настолько хорошо владеют клинком, что король платит им из своей казны. Сначала я отнесла Мурху к последним. Одет он был опрятно, но я не видела золотых украшений, которые так любили королевские семьи. Но к своему вящему удивлению, потом я заметила, что в его плащ вшиты шесть разноцветных нитей.

– Ты действительно принц или стащил у кого-то плащ?

– Ты обвиняешь меня в воровстве? – нахмурился Мурха.

– На принца ты не очень-то похож.

– И часто ты встречаешь принцев, чтобы знать, как они выглядят?

– Нет, но я знаю закон фениев[7]7
  Закон фениев (ирл. fénechas), или брегонский закон (от искаж. др. – ирл. brithem – судья), – древнеирландское право, действовавшее на острове до нормандского вторжения и колонизации (прим. пер.).


[Закрыть]. Он дозволяет носить шестицветные плащи лишь сыновьям королей. Да, я редко встречаю принцев. Обычно они не говорят с такими, как я, а безвылазно сидят у очагов в своих дунах, и на них висит такая уйма золотых ожерелий да серебряных браслетов, что они не могут подняться с места.

Мурха сдержанно рассмеялся:

– Мой клан родом из бедного манстерского королевства. Даже если бы мне в юности и захотелось носить украшения, у нас их попросту не было.

Любопытно. Раз он не мог позволить себе шелка и золото, то наверняка был сыном одного из мелких манстерских корольков. Его улыбка выглядела искренней, но я знала о таких, как он, по рассказам Томаса. Этот Мурха – волк, который пытается подманить меня напускной скромностью. К счастью, мне хватило ума не купиться на овечью шкуру.

– И что, тебе правда нравится разговаривать с подданными? – спросила я. – С нищими и обездоленными?

– Всегда.

– А нести ответственность за их гибель?

Он поднял на меня взгляд, и его черты омрачила тень. Я указала на реку.

– Там, где ты хочешь возвести мост, не проходит ни дорога из Дублина, ни дорога из Уотерфорда. Значит, ты строишь его не для торговли, что бы ты там ни рассказывал Лонону. Тебе нужен мост, чтобы твоя армия могла нападать на Коннахт и грабить их земли.

Он смотрел на меня, утратив дар речи.

– Чтобы торговля процветала, товары должны попадать во все уголки королевства, а не только в прибрежные поселения.

– Мурха, я лекарь. Я часто вижу, как войска Манстера идут на север, и я вижу, чем это заканчивается. Этот мост погубит семью Лонона. Если манстерские воины смогут пройти по нему на север, то и войско Коннахта сможет попасть на юг. Ро Лонона – первое, что встретится на их пути.

Он наклонил голову набок:

– Кто дал тебе право так говорить с…

– Право? – Я повысила голос. – Воздух, которым мы дышим, и земля, по которой мы ходим, – вот мое право. Я рождена в этой стране – так же, как и ты.

– Ты ничего не знаешь о замыслах моего отца.

– Мне и не нужно ничего знать. Короли и принцы – ни дать ни взять дерущиеся на палках мальчишки, жаждущие завладеть одним и тем же клочком земли. А расплачиваются за их честолюбие бедняки.

Мурха опустил плошку на стол и поджал губы:

– Я только что спасла жизнь младенца и не хочу, чтобы это было впустую. Построй свой мост где-нибудь подальше отсюда.

Мурха открыл рот, явно собираясь ответить, но в этот момент из дома вышел Лонон. Я встала и пожелала обоим спокойной ночи, глядя при этом исключительно на хозяина ро, а затем направилась в сарай, где по-прежнему беспробудным сном спал Броккан. Больше я Мурху не видела. Некоторое время спустя я услышала, как он прощается с Лононом, а затем раздался тяжелый стук копыт.

Радуясь, что он убрался восвояси, я приготовилась ко сну и поплотнее укутала Броккана в платок: мне показалось, что у него замерзли плечи.

– Фоула.

Я обернулась на тихий зов и увидела Муирин, вошедшую в сарай с одеялом в руках.

– Возьми. Сегодня холодная ночь.

– Спасибо.

Я приняла одеяло. Муирин потерла плечи и выдохнула.

– Ну и день выдался. Сначала родился внук, а потом к нам заглянул Мурха. – Она хитро ухмыльнулась. – Как он тебе?

– Он показался… обходительным.

– Это так. Сколько бы короля Бриана и его семью ни обзывали выскочками, а свой народ они уважают.

Я замерла:

– Мурха – родственник короля Бриана Бору?

– О да, – сказала она, широко раскрыв глаза. – Ты разве не знала? Он – сын Бриана. Во всем Манстере лучше Мурхи знают только его отца.