Текст книги "Дети Богов и Воинов"

Киллало, 998 год

Фоула

– Еще ежевика! – Броккан подскочил к ветвистому колючему кусту и принялся обрывать спелые ягоды. Стряхнув замерзшую росу, он отправил в рот сразу две.

– Скоро мы доберемся до дуна короля Бриана в Киллало, – сказала я и проглотила ягоду, предложенную племянником. – Там нас накормят получше.

Я не чувствовала уверенности, с которой произнесла эти слова. За два года мы повстречали немало людей, но далеко не все были нам рады. Обычно угощали только те, кто нуждался в помощи. А вдруг нас даже не пустят в королевский дун? В последнее время мы с Брокканом питались созревшими по осени ягодами, но как только ударят холода, в лесу не останется ничего съедобного. Что же ждет нас потом? Мы едва пережили прошлую зиму: малыш постоянно мерз и голодал. Я сомневалась, что выдержу еще одну, бродя по стране и любуясь исхудавшим лицом Броккана. Сколько бы он ни притворялся счастливым, я знала, что на самом деле ему тяжело жить так.

– А мне нравится ежевика, – заявил Броккан с набитым ртом. – Объедение!

– Да уж, достаточно взглянуть на фиолетовые пятна на твоих пальцах, – улыбнулась я. – Ифа тоже ее любила.

– А кто такая Ифа? – прищурился он. – Я ее знаю?

– Нет. Она умерла до твоего рождения.

Броккан отвлекся от ежевичного куста и уставился на меня.

– Значит, теперь она живет с ветром.

Я погладила его подбородок пальцем. Его слова застали меня врасплох.

– В какие странные вещи ты веришь, малыш.

– Мама так и сказала мне перед тем, как умерла: мертвые живут с ветром. И если я захочу с ней поговорить, ветер передаст мои слова.

У меня перехватило дыхание. Это очень похоже на Роунат, но все же слишком странно даже для нее. Броккан родился не истинным Потомком – ни волшебником, ни друидом, ни целителем – а слова смертного для ветра пустой звук.

Я почувствовала, как пять пальчиков сжимаются вокруг моего пальца.

– В чем дело? – спросил малыш.

Свободной рукой я сорвала еще одну ягоду, подбросила ее в воздух и поймала ртом.

Броккан захихикал и попытался повторить трюк. Пока он возился с ягодами, я постаралась взять себя в руки. Если даже племянник, которому нет и семи, запросто видит меня насквозь, следует лучше скрывать мысли. Учитывая пытливый ум Броккана, зря я заговорила с ним про Ифу. Зачем ему нести на плечах чужую скорбь по двоюродной сестре, которую он никогда не встречал?

– А давай наперегонки до вершины холма? – хитро улыбнулась я. – Спорим, я быстрее?

Броккан фыркнул от смеха и чуть ли не подпрыгнул на месте.

– Вперед!

Он побежал во всю прыть. Тяжело дыша, я припустила за ним и постаралась не отставать, за что и поплатилась болью в левом боку. С вершины холма открывался дивный вид на реку, а ее долину усеивало более двух десятков ро. Я никогда не видела столько жилищ в одном месте.

– Тетя Фоула! – закричал Броккан. – Гляди!

Уперев руки в бока, я проследила за его указательным пальцем.

– Я и не думала, что мы уже так близко. Наверное, это и есть дун короля Бриана Бору.

– Какой огромный! – ахнул Броккан. – Сколько же там народу живет?

Не дожидаясь ответа, он помчался вниз по склону.

Я внимательно посмотрела на дун и постаралась хотя бы приблизительно угадать ответ: Броккан наверняка повторит вопрос позже. Дун короля Бриана, несомненно, один из крупнейших круглых фортов, которые я видела в своей жизни. Высокие каменные стены окружали пространство не меньше трехсот футов в диаметре, а снаружи виднелись три оборонительных рва. Вдоль западной стены тянулся длинный чертог, в котором наверняка устраивали пиры и собрания. Внутри легко могли поместиться две сотни человек.

Над крышами домов поднимался дым. Даже если слухи верны и король Бриан действительно отправился в Мит заключать мирное соглашение, дети и женщины его клана наверняка остались в Киллало. Пусть я и прибыла сюда, чтобы завоевать доверие короля, я надеялась на его отсутствие. Просто не чувствовала в себе сил общаться с безжалостным правителем, однажды убившим более тысячи человек за один день. К новой встрече с Мурхой я тоже не подготовилась, ведь он настаивал, чтобы мы вернулись в ро Лонона, а я не послушалась.

– Не убегай, Броккан.

Я припустила вниз по склону вслед за племянником, опасаясь потерять его из виду. Нам вряд ли обрадуются в дуне в столь ранний час, а возможно, и в любое другое время. Надо его к этому подготовить. К счастью, мальчик не успел умчаться слишком далеко.

– Не волнуйся, тетя Фоула. Я все помню.

Его спокойный голос помог мне унять бешеное сердцебиение, и мы вместе пошли в Киллало.

Рядом с дуном бежала узкая быстрая речка – полная противоположность просторным спокойным лугам, раскинувшимся на ее берегах. Мы с Брокканом неторопливо шли по тропе: он с любопытством разглядывал все вокруг, а я старалась привлекать как можно меньше внимания. По дороге встретилось немало людей: тут и там на полях собирали урожай, кучка юнцов приглядывала за свиньями. Вдалеке паслось коровье стадо, его сторожили и молодые парни, и мужчины постарше. Никому не было дела до двух незнакомцев, и я сочла это весьма необычным. Как правило, женщина, покрытая ужасными шрамами от ожогов, вызывала хоть какую-то реакцию: от вежливого приветствия до недружелюбных предложений убираться куда подальше.

Когда мы подошли к дуну поближе, я поняла причину их безразличия. У ворот стояли три десятка воинов, вооруженных мечами и щитами. Жестокие. Мстительные. Злобные.

– Броккан, смотри в оба. – Я схватила племянника за руку, и он неуверенно улыбнулся.

– А можно, я побегу вперед? Хочу посмотреть на дун.

Присев на корточки, я прижала его к себе.

– Да, малыш, я знаю. Но, понимаешь, поначалу я могу… не понравиться местным.

Броккан уставился на меня, щурясь от бьющего в глаза солнца.

– Из-за этого? – Он провел пальцем по своему лицу – по тому же месту, где мою кожу испещряли узловатые шрамы.

Я кивнула:

– Они пугают незнакомцев. Понимаешь?

Он взял меня за руку:

– Тогда пойдем вместе. Меня-то никто не испугается.

Усмехнувшись над взрослой логикой из уст ребенка, я приняла его руку, и мы вместе направились к дуну, улыбаясь встречным. Кто-то отвечал тем же, но многие просто таращились на мое лицо.

Встречающим нас с улыбкой я рассказывала, что лечу недуги и постараюсь помочь всем, кто ко мне обратится. Так я рассчитывала привлечь внимание короля или одного из его близких сподвижников. Странствуя по Манстеру, я успела снискать некоторую славу, но мне предстояло стать таким известным лекарем, чтобы обо мне услышали в королевской семье, а применять дар больше нельзя.

Когда мы почти добрались до тени, которую дун отбрасывал на берег реки, я остановилась и присела на траву.

– Давай передохнем, Броккан. – Я сняла сумку с травами и размяла уставшее плечо. – Посидим здесь и посмотрим, не понадобится ли кому-нибудь моя помощь.

Броккан кивнул, по-прежнему не сводя взгляда с внушительных каменных стен дуна. На стальных мечах стражников блестело солнце, и мальчика тянуло к ним, словно мотылька к пламени.

– Почему короли всегда строят дуны на холмах? – спросил он.

Я приобняла его и указала на крутую тропу, ведущую к воротам крепости вверх по склону.

– Чтобы врагам было сложнее напасть. Видишь, вокруг стен целых три рва, а совсем рядом течет река.

Поглядев на дун еще немного, Броккан подобрал палку и начал размахивать ею, как мечом.

– Ты собрался напасть на них? – рассмеялась я.

– Нет, – ответил он с серьезным видом. – Я их защищаю.

За нашими спинами кто-то осторожно откашлялся.

– Рад это слышать.

Обернувшись, я увидела высокую фигуру, с ног до головы замотанную в плотные шерстяные одежды. Через два отверстия для глаз было непросто разглядеть его лицо, но я узнала голос загадочного незнакомца, и мои щеки вспыхнули.

– Доброе утро, Мурха.

Он раскутал голову, и по его плечам рассыпались длинные светло-каштановые кудри.

– А зачем ты носишь это на голове? – хихикнул Броккан.

– А затем, что я собирал мед в ульях, а пчелам тоже не нравится, когда непрошеные гости лезут в их дом, – объяснил Мурха, скидывая шерстяные одежды.

Броккан указал пальцем на три больших красных волдыря, украшающих предплечье и запястье Мурхи.

– Это тебя пчелы ужалили?

– Да, поэтому я и пришел. – Мурха поймал мой взгляд. – У тебя же наверняка есть что-то от пчелиного яда?

Я принялась рыться в сумке, радуясь возможности отвернуться и скрыть удивление. Пока я искала лавандовую мазь, Мурха присел на траву рядом с нами и внимательно взглянул на палку Броккана.

– Длина в самый раз для меча, – заметил он. – Ну-ка покажи, на что ты годен.

Броккан принялся скакать на месте и тыкать палкой в воображаемых врагов, то ухмыляясь до ушей, то принимая серьезный вид.

– Очень достойно, Броккан, – кивнул Мурха. – Может, ты захочешь обучаться у моих воинов, когда подрастешь?

– Нет, – резко выпалила я. – Броккан еще слишком юн для таких вещей.

Мальчик выпятил нижнюю губу.

– Но Мурха же сказал: «Когда подрасту…»

– А сейчас ты слишком юн.

Я произнесла это так жестко и отрывисто, что Броккан с унылым видом плюхнулся на землю.

Мурха подмигнул ему, но я предпочла не обращать на это внимания. Я уже сказала все, что хотела. Если продолжить спор, Броккан лучше запомнит этот разговор, а раз Мурха ведет себя вежливо, то и мне нельзя терять голову. Я еще после первой нашей встречи пообещала себе обходиться без яростных препирательств и обвинений.

– Нашла. – Я достала сосуд с лавандовой пастой, сняла с него тканевую крышку и поставила на траву. – Давай руку.

Мурха повиновался, и я нанесла мазь на ужаленную пчелами кожу. Лаванда уберет припухлость, но воспаление пройдет само еще до вечера. Я удивилась, что он вообще пришел. Его руки усеивало столько шрамов, что он наверняка давно привык к боли.

Когда я закончила, Мурха кивнул и откинулся назад, опираясь на локти.

– Ну и как тебе Манстер, Фоула? Один из моих воинов рассказал, что вы уже исходили все южное побережье.

– Чудесное место. И мертвецов в оврагах нет, как ты и обещал. – Я кивнула в сторону воинов, стоявших у ворот в дун. – Впрочем, это ненадолго.

Мурха покачал головой:

– Это мои сородичи, и они прибыли на обсуждение мирного соглашения, которое мы хотим предложить верховному королю. Не смотри на их мечи и щиты: они здесь не ради кровопролития.

Я убрала мазь в сумку:

– Оказывается, ты не шутил, когда говорил о соглашении. О нем упоминали и другие жители Манстера, которых мы встречали по пути.

– Разумеется, не шутил. Мы с отцом больше всего желаем найти общий язык с верховным королем. Постоянные войны мешают торговле процветать, а стране – развиваться. Как мы и ожидали, иметь дело с Шехналлом не просто, но мы почти договорились.

Мурха посмотрел на реку. Его лицо в этот момент казалось уже не таким суровым – возможно, помогло умиротворяющее течение воды. И тем не менее что-то в его выражении выдавало сожаление, если не тоску.

– В чем дело? – спросил Броккан. – Это из-за пчелы?

– Да, – поморщился Мурха. – Мне так больно.

Мне очень хотелось закатить глаза.

– Ничего, мазь скоро поможет.

– Пчела не только в руку ужалила.

Броккан наморщил лоб, пытаясь понять, что имел в виду Мурха, а тот рассмеялся, вскочил и подобрал с травы шерстяную одежду.

– До встречи, Броккан. Продолжай заниматься.

Он направился к воротам дуна, и сородичи встретили его радостными возгласами. Из крепости навстречу ему выбежал мальчик, на вид немногим старше Броккана. Мурха ловко забросил ребенка на плечо, и тот завизжал от восторга.

– Прошу прощения. – К нам подошла невысокая женщина с младенцем на руках и устало улыбнулась. – Это вы – лекарь?

Я кивнула, удивляясь, что кому-то уже нужна моя помощь. Выбросив из головы Мурху и мальчика на его плече, я целиком сосредоточилась на женщине.

– Чем вам помочь?

– Сыну трудно дышать по ночам. – Она протянула мне пухлого малыша. – Никак не возьму в толк почему. Моя мама думала, что дело в летних цветах, но ведь они давно завяли.

Взяв ребенка на руки, я прижала ухо к его груди.

– У него воспалены легкие. Что-то их раздражает. – Я улыбнулась младенцу, и он беззубо ухмыльнулся в ответ. Я осторожно вернула его матери. – Вы по ночам пускаете домой какое-то животное, верно?

– Да, у нас живет волкодав.

– Пес спит рядом с ребенком?

Она кивнула.

– Как только вернетесь домой, почистите кровать, подметите пол и стряхните с одеял всю собачью шерсть. Этой ночью оставьте пса снаружи или положите его спать у другой стены ро. Если малышу не станет лучше через несколько дней, приходите снова.

– Спасибо, – сказала женщина. – Меня зовут Кринок. Я почту за честь, если вы с сыном придете к нам завтра поужинать.

– Благодарю, Кринок. Мы с племянником будем очень рады.

Когда я ее поправила, Кринок вскинула бровь и добродушно улыбнулась.

– Тогда до завтра.

Она развернулась и неторопливо направилась в сторону ро, стоящего возле реки, а ребенок пополз за ней по траве.

Я глубоко вздохнула.

– А здесь неплохо, правда, Броккан?

Когда ответа не последовало, я обернулась и увидела, что племянник с интересом глядит на ребят, кубарем скатывающихся с холма по траве. Среди них резвился и мальчик, которого Мурха катал на плече.

– Не хочешь поиграть с ними?

– А вдруг они меня прогонят? – пожал плечами Броккан.

– Так ты сначала спроси.

Броккан задумчиво закусил губу, подумал и все-таки потопал к незнакомым ребятам. Самый рослый помахал ему рукой перед тем, как прыгнуть с холма и покатиться по траве. Броккан рассмеялся и последовал его примеру, услышав подбадривающие крики остальных мальчишек. Я невольно улыбнулась. Дети не надумывают лишнего и поэтому быстро заводят друзей.

Я наблюдала за ними, пока не услышала шорох травы за спиной. Удивительно, но ко мне подошла еще одна женщина, а с ней – две юные девушки.

– Меня зовут Лукреция, – представилась женщина, поклонившись. – А это мои дочери, Мария и Фелиция.

– А я Фоула, – улыбнулась я. – Чем вам помочь?

Лукреция рассказала о недугах дочерей, в основном о боли во время регул. Сами девушки без умолку болтали и дразнили друг друга, чем напомнили мне нас с Роунат в их возрасте.

Девушкам повезло унаследовать красоту матери. У Лукреции были темно-карие глаза, темно-коричневая кожа и волосы чернее воронова крыла – чернее даже, чем у моего двоюродного брата Колмона, внука египетского принца. Лукреция говорила со странным акцентом: возможно, она родом из Средиземноморья, о котором я столько слышала? Глядя на нарядную одежду, я предположила, что передо мной жена заморского торговца, поселившегося в Ирландии. Впрочем, расспрашивать не стала. В ответ Лукреция наверняка захотела бы узнать о моем прошлом, а мне нечего предложить, кроме лжи.

– Вот, – сказала я, и мой голос прозвучал резче, чем я ожидала. – Заварите эти травы в воде и пейте по утрам.

Я протянула девушкам мешочек с тертым имбирем и листьями петрушки. Их смех затих, и, поблагодарив, сестры побрели к своему ро.

– Такие бойкие, правда? – произнесла Лукреция не то гордо, не то виновато.

– Э-э, да уж, – пробормотала я, сожалея, что так резко оборвала беседу. Как же грубо, наверное, это выглядело со стороны. – И это прекрасно. Надеюсь, они всегда такими останутся.

– Не все с тобой согласны, – рассмеялась Лукреция, потирая предплечья ладонями. – Но раз уж ты находишь их не совсем несносными, может, хочешь сегодня с нами поужинать? Если, конечно, тебя уже не пригласил кто-то еще.

– Нет, сегодня вечером я свободна.

– Тогда увидимся позже. – Сжав на прощанье мою кисть, она последовала за дочерьми.

Сев на траву, я обратила лицо к солнцу – такому теплому, невзирая на позднюю осень. Внезапно меня охватила болезненная тоска, и я не могла взять в толк, отчего именно сейчас. Глубоко вздохнув, я отчаянно пыталась выбросить из головы лишние мысли и не позволить тяжелому гнету сдавить мое сердце, но никак не могла сосредоточиться. Совсем рядом вопили мальчишки, продолжающие скатываться с холма. Удивительно, но в этом гаме я легко различала пронзительный смех Броккана – самый чудесный звук на свете. Невидимый кулак в моем животе разжался как по волшебству.

Вечером Лукреция радушно приветствовала нас с Брокканом под соломенной крышей своего ро. Из котелка над очагом поднимался пар, наполняя комнату восхитительным ароматом. Судя по тому, что Броккан смотрел на котелок огромными глазами, чуть не капая слюной изо рта, он тоже находил запах соблазнительным.

– На прошлой неделе к нам заглянули купцы, торговавшие хариссой, это деликатес из Наварры. – Улыбнувшись с напускной скромностью, Лукреция взяла половник и разлила похлебку по пяти плошкам.

– Наварра? – Я порылась в памяти, стараясь вспомнить географические карты, которые изучала. – Королевство к югу от Франции? Ты оттуда родом?

– Да, – кивнула она, – но предки моего отца жили далеко на востоке.

Поглядев на аппетитную коричневато-желтую похлебку, я отправила в рот первую ложку – и тут же почувствовала приятное покалывание на языке и за щеками.

– Объедение! – Я тут же зачерпнула еще ложку. – Поверить не могу, что ты покинула родину, чтобы поселиться в Ирландии.

Лукреция посмотрела на меня, нахмурив лоб:

– Мне ведь не оставили выбора.

– Ой. Понимаю. – Внезапно у меня во рту пересохло, и я выпустила ложку из пальцев. Значит, она рабыня. Какая ужасная судьба. – Какой позор для Манстера, что король Бриан держит тебя в не…

– Нет, я уже не рабыня. – Голос Лукреции зазвучал веселее, но она все еще хмурилась. – Король Бриан запрещает подданным иметь рабов. Теперь я свободная женщина.

– Тогда почему ты до сих пор не вернулась домой на купеческом судне? – ляпнула я прежде, чем успела подумать. – Прости. Не хочу лезть в чужие дела.

– Не волнуйся об этом, – улыбнулась Лукреция и взглянула на дочерей. – Да, попав в неволю и став рабыней, поначалу я мечтала лишь о свободе и возвращении домой. Работорговцы жестокие люди, да и новый хозяин, купивший меня в Дублине, не отличался добротой.

– Ты сбежала?

Лукреция кивнула:

– Когда войско короля Амлафа разбили при Таре, мы с двоюродной сестрой отправились на юг в поисках купеческого судна, на котором мы могли бы уплыть домой. – Она с нежной улыбкой погладила щеку одной из дочерей. – А потом я передумала.

– Ты осталась в Ирландии, потому что любишь дочерей?

Глядя, как она смотрит на Фелицию и Марию, я понимала, что некогда сама точно так же смотрела на Ифу… а теперь – на Броккана.

– Любовь – единственная причина где-то оставаться, не правда ли? – Лукреция присела на скамью рядом с Фелицией. – Я до беспамятства любила мужа.

– Правда? – Я закашлялась. – То есть… Э… А как ты поняла, что полюбила его?

– Любовь – неуловимое чувство, но когда полюбишь, сразу это поймешь. – Взглянув на меня, она осторожно улыбнулась. – У тебя такой вид, будто я призналась, что влюбилась в козу.

Я постаралась сохранить непроницаемый вид под пытливыми взглядами ее дочерей.

– Нет, мам, – ухмыльнулась Фелиция. – Просто Фоула не верит в любовь.

– Ты не веришь в любовь? – ахнула Мария и тут же нахмурилась. – Как это ужасно.

– Вовсе нет, – пожурила ее Лукреция. – Я же говорила: не принимайте любовь за данность. Замуж следует выходить только за достойного человека.

Девочки послушно кивнули и снова схватились за ложки. Броккан, пропустивший разговор мимо ушей, облизнулся, наслаждаясь остатками похлебки. Лукреция подлила в его плошку добавки, и он посмотрел на меня с широченной улыбкой абсолютно счастливого человека. Как же приятно видеть его сытым и теплым, в доме, где нам рады.

Когда мы поужинали, дочери Лукреции отправились на улицу мыть посуду, а Броккан увязался за ними, желая помочь.

– Какие славные девочки, – сказала я, с улыбкой глядя, как быстро сестры приняли его как родного.

– О да. – Лукреция посмотрела на дочерей, а потом снова села за стол. – Я делаю все, что в моих силах, но с тех пор, как Доухи не стало, живется нам непросто. У Фелиции уже есть предложения от двух мужчин, но я пока не хочу с ней расставаться.

– Доухи – это твой муж?

– Покойный, – кивнула она. – Я познакомилась с ним, когда мы с сестрой бежали на юг. Он был самым лучшим мужчиной на свете.

Я гадала, как же так вышло. Судя по имени, этот Доухи был ирландцем, а раз семья Лукреции сейчас живет совсем рядом с Киллало, то он явно сородич короля. Томас говорил, что рабы – даже фуидир, освобожденные рабы, – принадлежали к столь низкому сословию, что свободные люди не желали создавать с ними семьи. Но если это так, отчего Лукреция живет здесь?

– Вижу, у тебя тоже непростая жизнь, – тихо молвила она.

Я уставилась на нее, изо всех сил стараясь не выдавать изумления. Какое жалкое, наверное, из меня зрелище, раз она видит меня насквозь.

– Ожоги уже не болят.

– Я не про это. – Лукреция сцепила пальцы на столе. – Ты так удивилась, когда я сказала, что любила мужа. Наверное, тебе попадались исключительно жестокие мужчины. Я-то знаю, что таков удел большинства женщин, а вот мои дочери – нет. Они еще невинны. Возможно, я слишком стремилась их защитить.

Я так сильно потерла друг о друга пальцы, что кожа на подушечках покраснела.

– Ну же, спроси. – Лукреция наклонилась ближе, стряхивая на плечи копну темных волос. Ее большие карие глаза полнились теплом и состраданием. – Я же вижу, какой вопрос у тебя на уме.

– Но ведь это не мое дело.

– А это не важно. Ты, как и я, здесь чужая, и выглядишь… уж прости за прямоту, словно сбилась с пути.

Пусть лезть в чужую жизнь и невежливо, я не сумела сдержать любопытства.

– Викинги взяли тебя в плен и продали в рабство. Как же ты можешь здесь оставаться? Как ты умудрилась полюбить одного из местных мужчин? Вот что я хотела спросить.

– Моя двоюродная сестра задала тот же вопрос на борту купеческого судна из Наварры, когда я призналась, что хочу остаться в Ирландии. Я отвечу тебе то же, что и тогда ей. На родине я встречала и хороших мужчин, и плохих. Некоторые обижали и угнетали женщин, точь-в-точь как викинги. То же самое я могу сказать и про ирландцев. – Она запнулась от переполняющих ее чувств и продолжила тише: – Иногда самые верные сердца у тех, на кого без слез не взглянешь, а тот, кто кажется благородным, оказывается подлецом и мерзавцем.

– Как же их различить?

– А вот это вовсе не просто. – Она со вздохом обернула платок вокруг груди. – Если бы я знала, то не боялась бы отпустить Фелицию.

– Так, может, и не надо ее отпускать?

Она с улыбкой покачала головой:

– Будто ты не знаешь девушек в ее возрасте. Куда проще заставить ветер стихнуть.

И вновь меня удивили ее слова. Я всегда считала, что смертных женщин выдают замуж отцы, а у них самих нет права на что-либо повлиять. Оказывается, чувства между ними зарождались точно так же, как и среди Потомков. Наверное, все женщины хотели найти хорошего мужчину. Одного из немногих. Такого, каким обязательно станет Броккан.

– А ты? – спросила Лукреция. – Ты надолго в Манстере?

– Я лекарь, – ответила я, опустив голову. – Я хочу находиться там, где людям нужна помощь.

– Сегодня у тебя побывало немало семей, а завтра и послезавтра придет еще больше.

– Ты правда так думаешь? – Раньше к моей помощи прибегали считаные единицы. Я сомневалась, что в Манстере что-то изменится.

– Еще бы! Раз сам Мурха готов поручиться, что ты хороший лекарь, к тебе потянутся со всех уголков провинции.

Я покачала головой:

– Сомневаюсь, что Мурха говорит обо мне такое. Да и вообще…

– Еще как говорит. – Лукреция откинулась на спинку стула. – Иначе бы он и сам к тебе не подошел. В прошлом году к нам заявился лекарь, который оказался обычным шарлатаном. Брат Мурхи, Тейг, выгнал его в тот же день еще до заката. Поверь мне, Мурха сделал бы с тобой то же самое, не доверяй он твоим умениям.

Мои щеки вспыхнули.

– Спасибо, это очень приятно.

– Не за что. – Лукреция взяла меня за руку. – Фелиции и Марии куда лучше благодаря твоей настойке.

Она снова перевела взгляд на дочерей, и ее губы сами собой расплылись в нежной улыбке.

– Можно тебя кое о чем спросить? – тихо произнесла я. – А сам Мурха – что он за человек? Он кажется таким… серьезным.

Лукреция кивнула:

– Да уж, забот у него хватает. Мурха так и не сумел полностью оправиться после смерти жены, а теперь он – правая рука короля.

Смертный мужчина скорбит по жене? Я уже знала, что такое возможно, ведь я видела боль в глазах Лонона, когда Сайв едва не погибла при родах. Но я не забыла и рассказы Томаса о сыновьях Бриана Бору. Они ворвались в монастырь и убили не только своих врагов, но и их детей. Во время наших разговоров Мурха казался добрым и щедрым, но на его поясе всегда висели два клинка, а о войне он говорил с искренним рвением.

– Говорят, он жестокий человек, – осторожно сказала я.

– Его враги наверняка так считают, – нахмурилась Лукреция. – Доухи всегда говорил, что на поле боя Мурха не ведает жалости. Как и его отец, он сразил немало воинов, но ведь иначе у скромного клана никогда бы не получилось обрести такое могущество. – Она подозрительно прищурилась. – От кого ты это услышала? От кого-то из местных?

– Нет, мне что-то такое говорили, когда мы проходили через Ленстер.

– Неудивительно, что в провинции, чье влияние угасло с расцветом Манстера, хватает завистливых языков. – Она перекрестилась. – Надеюсь, им удастся заключить мирный договор. Если все ирландские короли придут к согласию, нам станет куда спокойнее.

Чтобы не донимать ее бесконечными расспросами о Манстере, я сменила тему и узнала много нового о родине Лукреции и о специях, которые она положила в похлебку. Только когда Броккан и девушки вернулись в ро, я осознала, что уже стемнело, а мой племянник совсем устал.

– Пойдем домой, родной, – сказала я, погладив его волосы.

Лукреция открыла ящик для одежды, стоящий возле кровати, и вручила мне два одеяла.

– Возьмите, ночами нынче холодно.

Я поблагодарила ее, искренне радуясь, что нам с Брокканом наконец-то удастся укрыться потеплее, и мы вышли на улицу.

– А это еще что? – спросила я, указывая на место, где ранее оставила сумки.

– Шатер, – улыбнулась Лукреция.

– В нем кто-то живет? – Я шагнула вперед. Наверное, кто-то решил поселиться именно здесь и перенес мои сумки без разрешения.

– Да нет же, – рассмеялась она. – Пока мы ужинали, этот шатер поставили для тебя Подрик, муж Кринок, и другие местные мужчины. Скоро начнутся дожди – нечего спать под открытым небом.

– Не стоило, – смутилась я.

– Еще как стоило. Не хватало еще, чтобы вы промокали до нитки.

Броккан помчался к шатру, и я пошла за ним. Наше новое жилище сделали из высушенных шкур животных, натянутых на несколько длинных столбов. Чтобы войти, мне пришлось нагнуться, да и от холода оно едва ли защищало, зато внутри было сухо.

Осмотревшись, Броккан забрался в постель, которую нам поставили Подрик и остальные. Я протянула ему одно из одеял Лукреции.

– А мне тут нравится, тетя Фоула, – сказал он. – Все такие добрые.

– Это уж точно.

Я ласково гладила племянника по щеке, пока у него не закрылись глаза.

Местные действительно отнеслись к нам очень хорошо. Скорее всего, именно так их предки и очаровали моих прародителей. Наверное, их обманом заставили поверить, что смертные короли достойны помощи Туата Де Дананн. Король Бриан запретил рабство и даровал Лукреции свободу: да, это достойно восхищения, но ему не пришлось ради этого чем-то пожертвовать.

Чтобы узнать правителя Манстера на самом деле, нужно подождать, когда обстоятельства сложатся не в его пользу. Глядя на Броккана, мирно спящего под боком, я надеялась, что это время никогда не настанет.