Текст книги "Дети Богов и Воинов"

Дублин, 999 год

Гормлат

итрик и его воины отправились в очередной набег, а я скучала от безделья.

По королевским чертогам сновали рабы, в отсутствие Ситрика пытаясь произвести на меня впечатление дотошным отношением к работе. Бесполезное занятие. Мне не было никакого дела до рабов и их мелкого соперничества за лучшие места при дворе. Иногда я дразнила их, намекая на повышение в статусе и новые возможности, но столь простое развлечение не приносило удовольствия. Их восторг и неизбежно следовавшее за ним разочарование казались не менее предсказуемыми, чем восход солнца по утрам и закат по вечерам.

Даже купцам на рынке не удавалось поднять мне настроение. «Джованни прибыл из Венеции, – говорили рабы. – Одо привез новые шелка из Бордо и Парижа, а вчера в порту бросил якорь корабль братьев Харальдссонов из Дании». За последние годы я разговаривала со всеми этими купцами столько раз, что запросто могла разыгрывать беседы в голове. Боги, море, золото и война.

Тем утром, однако, все обстояло иначе.

Как правило, на следующий день после полнолуния Ситрик выслушивал жалобы подданных в королевских чертогах. Как король, он отвечал за правосудие, викинги решали все вопросы именно так. В отличие от ирландских королевских дворов, у нас не было оллавов, зачитывающих и толкующих составляющие закон фениев длинные свитки с правилами и пенями. В Дублине последнее слово оставалось за королем.

Прошлой ночью в небе сияла яркая полная луна, и теперь я занимала место сына во время тинга.

Я восседала на королевском троне в лучших шелках и мехах. Мои пальцы скользили взад-вперед по гладким поручням – по той же самой ложбинке, которой некогда касался пальцами Амлаф. Он утверждал, когда предстоит принять сложное решение, это помогает собраться с мыслями.

Рядом со мной сидела Онгвен, имеющая право на почетное место как жена Ситрика. Сегодня возлюбленная сына помалкивала, теребила браслеты и, казалось, даже не обращала внимания на забитый до отказа тронный зал. Меня раздражало, что сын выбрал в жены именно ее. Пока она родила ему лишь одну дочь, да и та оказалась слишком болезненной. Впрочем, его и это не беспокоило. «Пригляди за ней, – попросил Ситрик перед тем, как отправиться в поход. – Пообещай». Будто она несмышленый ребенок.

– Не желаешь сегодня что-нибудь сказать? – вежливо спросила я, и Онгвен покачала головой. – Вот и славно.

В чертогах яблоку было негде упасть. Мое сердце забилось чуть сильнее. Я не слышала от рабов никаких слухов, но на тинг приходило столько людей, только когда речь шла о серьезной жалобе. Я взмахнула руками, и двери закрылись.

Женщина из первых рядов шагнула вперед.

– Моя королева?

Я подняла на нее взгляд, и в зале воцарилась тишина.

– Да, Сванхильда? – Я знала ее имя: она торговала на рынке одеялами и шерстяной одеждой. Сама я предпочитала более качественные товары, но Гита раньше покупала у Сванхильды туники для детей-рабов.

Она нервно улыбнулась:

– Я привела мою дочь Асфрид. Она хочет к вам обратиться.

Она подтолкнула вперед девочку годов четырнадцати на вид. Ее руки тряслись, губы дрожали, а сама она едва могла оторвать взгляд от пола. Голова Асфрид была замотана в плотный шарф, а ее пальцы с такой силой впивались в ткань сарафана, что лямки рвались на плечах. Я уже встречала ее на рынке: рослая, с длинными соломенно-желтыми волосами – настоящая скандинавская красавица.

– С чем пожаловала, Асфрид?

Девочка уставилась на мать. Сванхильда приобняла дочь за плечи и ободряюще ей кивнула. Тяжело вздохнув, Асфрид размотала шарф.

В зале послышались изумленные вздохи. Кто-то обрезал волосы девочки, превратив ее достояние в мальчишескую прическу: во все стороны торчали короткие неровные клоки, а редкие длинные пряди доходили лишь до плеч. Ее лоб и шею усеивали крупные свежие синяки и царапины.

– Кто это сделал, дитя? – Я наклонилась вперед.

– Прошлой ночью, пока мама навещала тетушку, на меня в моем собственном доме напал мужчина. Он надел маску, но я уверена, что это Ульф Бодварссон.

Я нашла взглядом Ульфа и его семью: все они сверлили Асфрид пристальными взглядами.

– Почему ты так считаешь? – спросила я.

– Потому что он ревновал меня к жениху, – промямлила девочка. – Прошлой весной Ульф предложил выйти за него и обозлился, когда я отказала.

Сванхильда кивнула:

– Два месяца назад я подобрала Асфрид отличную пару: Конхобар, двоюродный брат короля Туахала из клана О’Муиредег. У нашей семьи нет благородной родословной или великих богатств, но красота Асфрид покорила его сердце. – Она стиснула зубы. – А когда Туахал навестил Асфрид утром, чтобы обсудить свадебную церемонию… Увидев, как над ней надругались, он отказался жениться.

– И неудивительно. – Я взглянула на несчастную девочку, стоящую перед троном. – Я и сама благородная ирландка, поэтому прекрасно знаю, как наши мужчины ценят длинные волосы. Они называют их нашим главным достоянием, а теперь Асфрид лишилась своего.

Сванхильда кивнула:

– Именно поэтому мы требуем, чтобы Ульф возместил ущерб за обрезанные волосы Асфрид и выплатил потерянный выкуп за невесту.

Как я и ожидала, Ульф рассердился, едва заслышав об этих условиях. За сорванный брак между скандинавской девушкой и ирландским принцем полагался немалый штраф даже по меркам преуспевающего купца. Более того, ирландский закон считал обрезание волос женщины без ее согласия одним из тяжелейших преступлений, и Ульфа ждут серьезные последствия, если я сочту его виновным.

Я вновь погладила ложбинку в поручне трона.

– Что скажешь, Ульф? Ты сознаешься?

Он покачал головой:

– Я бы никогда не совершил ничего подобного.

– Где ты провел прошлую ночь?

– Дома, с матерью и десятью детьми.

– Было поздно, – вмешалась Асфрид. – Наверняка они уже уснули, когда ты выскользнул из дома.

Мать Ульфа, Улли, тут же вскричала, что не смыкала глаз, пока в очаге не затухли последние угли, а Сванхильда в ответ припомнила, что во время королевских пиров Улли не раз засыпала прямо за столом. Пока они переругивались и вопили друг на друга, я изучала Ульфа. Он ничего не кричал. Не произносил ни звука.

– Ты утверждаешь, что нападавший носил маску, Асфрид? – спросила я, когда мамаши умолкли. – Какие еще у тебя поводы подозревать Ульфа, кроме ссоры из-за помолвки? Кто-нибудь видел нападение?

Девушка потерла предплечья ладонями, изо всех сил стараясь не обращать внимания на презрительные комментарии Бодварссонов.

– Я знаю, что это был он, потому что увидела его глаза через отверстия в маске и учуяла дыхание. Но это случилось слишком поздно. Соседи ничего не заметили.

– Как это странно, – сказал Ульф. – На тебя жестоко напали, а никто ничего не услышал.

– На что ты намекаешь, Ульф? – спросила я.

– Я думаю, это Сванхильда обрезала ей волосы и наставила синяков.

Асфрид приоткрыла рот и ухватилась за клок волос, торчащий на макушке.

– Вранье! Зачем матери так со мной поступать?

Ульф пожал плечами:

– Возможно, Конхобар передумал жениться на девушке из простой семьи. Он отменил свадьбу, а твоя мать, желая получить выкуп, выдумала эту историю. Все знают, что после смерти твоего отца для вашей семьи настали непростые времена. – Он провел пальцем по золотой цепочке на шее и по толстому тюленьему меху, украшающему его плащ, а потом взглянул на других мужчин. – Вот ведь неожиданность! Сванхильда обвинила самого богатого дублинского купца, а все потому, что я разок посмотрел на ее дочь краем глаза.

Собравшиеся в зале мужчины закивали, а некоторые даже одобрительно забормотали. Я сохраняла спокойствие.

– Сванхильда утверждает, что ты предложил Асфрид взять ее в жены.

Ульф втянул воздух сквозь зубы.

– Я восхищался ее красотой, но женитьба? Нет уж! – Он вскинул руки над головой. – Я могу жениться на ком захочу. С тех пор как в прошлом году я овдовел, уже пять дублинских семей предложили мне хорошие браки.

– Ты все врешь, – безудержно зарыдала Асфрид.

Сванхильда обняла и накрепко прижала к себе дочь.

– Я не отрезала ей волосы. Ни одна мать бы так не поступила.

В зале вновь воцарилось молчание, и все взгляды устремились на меня. Настала пора выносить вердикт. Некоторое время я изучала Ульфа. Он дружил с Ситриком и был состоятельным купцом, да и на поле боя не плошал. Я знала: когда разразится война с Манстером, нам обязательно понадобятся его поддержка и золото.

– Сванхильда, ты не подкрепила обвинение доказательствами. Я не могу наказать Ульфа лишь потому, что Асфрид якобы узнала его дыхание. Да и потом, разве не безответственно оставлять такую красивую и юную дочь одну дома посреди ночи?

Сванхильда на мгновение потеряла дар речи.

– Моя сестра беременна, и она попросила приглядеть за другими детьми. Дочери ничего не угрожало…

Я постучала пальцами о поручень трона.

– Тебе стоило взять ее с собой. – Мужчины, собравшиеся в зале, закивали, а вместе с ними – и женщины постарше. – Возможно, наказать надо тебя? Пеня за нерадивое обращение с ребенком – унция серебра. А вот за очернение доброй репутации придется заплатить куда больше. Две унции золота.

Сванхильда покачала головой. У нее дрожал подбородок.

– Меня переполняет печаль, – продолжала я. – Всем должно оплакивать утраченную красоту Асфрид. Она ведь не виновата, что у нее такая нерадивая мать. – Я обвела взглядом тронный зал. – Найдется ли среди вас мужчина, готовый предложить ей руку и сердце вместо ирландского принца? Асфрид не должна страдать из-за проступков матери.

Ульф поднял руку.

– Ульф? – Я изобразила удивление, но на самом деле ожидала, что он так и поступит. – Ты делаешь ей предложение?

– Мне тоже жаль Асфрид. Из уважения к покойному мужу Сванхильды я не возьму с нее пеню, если ее дочь согласится выйти за меня.

– Очень щедро с твоей стороны.

Ульф пожал плечами, словно его поступок не заслуживал похвалы.

– У меня десять маленьких детей. Воспитывать их – тяжелая ноша, поэтому-то я и не соглашался на предложения о женитьбе, которые получал. – Он погладил подбородок, глядя на Асфрид. – Ее красота померкла, но все говорят, что она трудолюбивая девушка. Забота о моих детях пригодится мне больше, чем пеня, взятая с ее матери.

– Сванхильда? Асфрид? Что скажете? Вы согласны с предложением Ульфа или предпочтете выплатить пеню?

Сванхильда дышала так часто, словно у нее стоял комок в горле.

– Мне не по карману такая плата. У меня же два маленьких сына. Прошу вас, измените вердикт. Поверьте…

– В таком случае тебя изгонят из Дублина, – перебила я. – Или же вы с семьей станете фуидирами[17]17
  Фуидир (ирл. fuidir) – категория «полусвободного» человека в ирландском средневековом обществе. Фуидиры не имели права владеть землей, но в отличие от рабов не обязаны были оставаться на одном месте (прим. пер.).


[Закрыть], пока не выплатите долг.

– Нет! – вскричала Асфрид и схватила мать за руку. – Я согласна выйти за Ульфа. Только не назначайте матери пеню.

– Тогда решено, – возвестила я, сцепив пальцы, и обратилась к толпе: – Проблема Асфрид улажена. Если кто-то не согласен с вердиктом, говорите сейчас или молчите.

Как я и ожидала, никто не издал ни звука. Больше в тот день ни у кого не нашлось жалоб, и тронный зал быстро опустел. Асфрид и Сванхильда направились к выходу в слезах, обнимая друг друга, а Ульф и его семья пересмеивались между собой.

– Почему вы так с ней поступили? – прошептала Онгвен, когда все ушли.

– Смотрите-ка, она говорит. – Я закатила глаза. – Я уж подумала, ты онемела.

– Нет, не онемела. Просто мне редко есть что сказать.

– А сейчас, значит, есть?

Она кивнула:

– Этот Ульф напал на Асфрид. Вы же сами это понимаете.

– Возможно.

– Тогда зачем вы заставили ее выйти за него?

– А кто еще возьмет ее в жены? Когда ее волосы вновь отрастут, ее юность и красота останутся в прошлом. К тому же с Ульфом ей не придется бедствовать. Таким девушкам, как Асфрид, редко достаются столь богатые мужья.

– Но он же ее обидел. И она его не любит.

– А ты что знаешь о любви? – Я повернулась к ней, вскидывая бровь. – Ты-то уж точно не любишь моего сына.

На ее лице вновь появилось знакомое бесстрастное выражение.

– Ситрик – мой муж, и я люблю его всем сердцем.

– Брось, – фыркнула я. – Его здесь нет. Он не услышит.

Она отвернулась и взглянула на море через открытые двери королевских чертогов. Сегодня оно было спокойным, и волны мягко накатывали на пляж, но на горизонте уже сгущались плотные серые облака. Надвигалась буря, которая разразится еще до полудня. Онгвен, конечно, ни о чем таком не подозревала. Она видела только спокойное море.

– В твоей истории нет ничего особенного, Онгвен, – сказала я. – Викинги увезли тебя невольницей из родного Корнуолла и продали на дублинском рынке. Несомненно, дома ты любила какого-то юношу. Осмелюсь даже предположить, что он отвечал взаимностью.

Онгвен молчала. Она едва осмеливалась дышать.

– Когда Ситрик берет тебя, ты воображаешь лицо того юноши, верно? А когда смотришь на море, то представляешь, как вернешься домой и он встретит тебя с распростертыми объятиями.

Она не ответила, но мне хватило и единственной слезы, которая стекла по ее щеке. Я рассмеялась:

– Женщины такие предсказуемые. Даже грустно, честное слово. Вот почему миром правят тупицы мужчины.

– Я здесь счастлива, – сказала она бесцветным тоном. – Я не хочу покидать Дублин.

– Вот и хорошо, – ответила я, – потому что дома тебе никто не обрадуется. Пока мой сын над тобой не сжалился, ты была обычной шлюхой. Ты, наверное, и счет потеряла, сколько мужиков приняла между ног. А теперь после родов у тебя еще и растянут живот. Ты лишилась и невинности и красоты: твой возлюбленный и не взглянет на тебя без отвращения. Вся твоя ценность сострижена под корень, прямо как волосы Асфрид.

Она встала:

– Да, вы правы. Теперь я способна вызвать лишь отвращение у всех, кого знала. – Она направилась к покоям Ситрика в дальней части чертогов, не обращая внимания на рыдания дочери. Разумеется, за Эдизией все время присматривала ее кормилица, но Онгвен, казалось, даже не замечала плача девочки.

– Онгвен! – крикнула я ей вслед. – Скажи рабам, чтобы сходили с тобой на рынок. К нам прибыл купец из Туниса, который продает необычные серебряные браслеты. Купи себе что-нибудь миленькое. Ситрик сказал, чтобы ты ни в чем себе не отказывала.

Онгвен рассеянно кивнула и скрылась в коридоре.

Тяжелые дубовые двери чертогов скрипнули под порывом ветра. Кто-то настойчиво просил стражников впустить его внутрь. Я откинулась на спинку трона. Возможно, к нам пришли рассудить спор подданные, живущие за пределами Дублина. Устроившись поудобнее, я кивком приказала стражнику открыть двери.

В тронный зал вошел не викинг, а христианский монах. Я поплотнее завернулась в меха. У меня скрутило живот от одной только мысли, что они заявились в наш город.

Вслед за первым монахом вошли еще четверо. Процессию возглавлял старик с иссохшей обвисшей кожей и хищным взглядом. Трое его спутников были куда моложе: я сомневалась, что хоть кому-то из них уже доводилось бриться. Мое внимание привлек пятый монах – рослый, со светлыми волосами до плеч и темно-зелеными глазами. Красивый, но не так, как ирландские или скандинавские мужчины, а с гладко выбритым лицом. Возможно, он англичанин, хотя для потомка саксов его кожа казалась слишком бледной.

– Королева Гормлат, я аббат Франциск, настоятель Ласкского монастыря, – представился старик. – Я прибыл по просьбе верховного короля Шехналла – владыки Ирландии, правителя Мита…

– Да-да, – отмахнулась я. – Я знаю, кто такой Шехналл.

Настоятель склонил голову. Один из его молодых спутников, стиснув зубы, наблюдал за окружающими меня воинами, а остальные трое опустили взгляды в пол.

– Христианам здесь рады, – сказала я. – Вам нечего бояться.

Старик посмотрел на меня цепким взглядом.

– Нелегко входить в город, чьи воины всего семь лет назад сожгли женский монастырь. И все же Иисус призывает прощать желающих нам зла.

Я с трудом подавила смешок. Этот набожный дурень собрался читать мне проповедь?

– Мы не страшимся смерти во имя Христа! – страстно воскликнул молодой темноволосый монах.

– Очень благородно с вашей стороны, – широко улыбнулась я, – но сегодня у вас нет причин бояться смерти. Я приготовила лодку, чтобы вы смогли посмотреть на Око Эрин, как и велел Шехналл. Обещаю, что здесь никто не причинит вам вреда.

Настоятеля явно успокоили мои слова. По крайней мере, он немного расслабил челюсть.

– На острове уже давно никто не живет, – добавила я. – Вам будет негде укрыться, когда разразится буря. Сколько вы собираетесь здесь пробыть?

– Мы желаем лишь осмотреть остров и решить, какие материалы понадобятся, – ответил настоятель. – Строить начнем не раньше весны.

Я кивнула.

– Тогда сообщите, сколько дерева и соломы потребуется. Я прослежу, чтобы все доставили на остров к вашему возвращению.

– Я не ожидал подобного благоволения. – Настоятель оперся на посох, а трое молодых монахов впервые оторвали взгляд от пола. Четвертый, красивый и светловолосый, не шевелился.

– Аббат Франциск, – сказала я, одаряя старика благодушной улыбкой, – а могу ли я узнать имена ваших братьев?

Настоятель кивнул:

– Это брат Адоннон, брат Бекан и брат Скуихин.

Я кивнула каждому, отметив, что старик не торопится представлять последнего спутника.

– Ко мне в чертоги пришли пять монахов, аббат Франциск, а вы назвали только четыре имени.

– Это брат Томас, – сказал настоятель, проводя рукой над головой пятого монаха, – но он служит не в Ласке. Он только что вернулся из паломничества в Рим, и мы встретили его на пути в Дублин. – Он улыбнулся молодому монаху с пылом праведника. – Брат Томас предложил сопровождать нас, и я счел за честь принять его в наши ряды.

Томас? Я замерла, а кровь отлила от моего лица. Неужели это тот самый брат Томас, убивший Рауля? Не может быть. Даже Потомкам едва ли хватило бы наглости сунуться в дублинский монастырь еще до того, как его отстроят. Или я ошиблась? Внимательно глядя на монаха, я наблюдала именно то, что описывала мать: зеленые глаза, светлые волосы, бледная кожа.

– Здравствуйте, королева Гормлат, – произнес брат Томас. – Надеюсь, вы не против моего присутствия.

– Меня это никак не касается, – ответила я, стараясь унять дрожь в голосе. – Если аббат Франциск согласился принять вашу помощь в строительстве монастыря, это исключительно его решение.

Сдержанно улыбнувшись мне, брат Томас встал позади настоятеля, всем видом выказывая абсолютное подобострастие. Как же поступить? Я хотела расспросить его, но мать предупреждала, что Потомки умеют чуять волшебный огонь фоморов. Вдруг он уже понял, кто я на самом деле?

Я вновь потерла пальцами гладкий поручень трона. Что же, если он догадался, мне ничего не изменить. Если же не успел раскрыть мою истинную природу, то несколько вопросов едва ли сыграют решающую роль.

– Брат Томас, в каком монастыре вы служили перед тем, как отправиться в паломничество?

– До паломничества я жил отшельником.

Он говорил тихо, но мелодичной интонацией его голоса невозможно было не заслушаться.

– Где же вы приняли постриг?

– В Ан Иуре.

– Это в Уладе?

Он кивнул.

– А почему не хотите вернуться туда?

– За время моего отсутствия монастырь разграбили викинги. Боюсь, моих братьев продали в рабство, а церковь разрушили. Аббат Франциск согласился принять мою помощь в восстановлении монастыря, а затем я решу, что делать дальше.

– Да, он проявил к вам доброту. И все же я удивляюсь, что вы не хотите вернуться на родину. Да и говор ваш не очень похож на уладский. Похоже, вы какое-то время жили в Манстере.

Его ресницы задрожали.

– Вы разбираетесь в говорах?

– Немного.

– Что же, – признал он, – какое-то время я действительно жил в Манстере.

– На западном или на южном побережье?

Он нахмурился так, что его брови сошлись на переносице, и я рассмеялась, чувствуя прилив смелости.

– Не откажите в любезности, брат Томас. Ответьте, и я оставлю вас в покое.

– На западном, – ответил он, не сводя с меня взгляда.

– Возможно, вам даже довелось жить возле самого моря? Я слышала, что на западном побережье Манстера совсем мало людей.

– Это так.

Красавец-монах уставился на меня: он заинтересован, но не зачарован. Хватит. Достаточно расспросов. Я повернулась к Фальку:

– Проводишь монахов на остров? Только привези их обратно до того, как разразится буря.

Фальк кивнул и повел гостей к выходу. Христиане брели молча, каждый сжал ладони в молитвенном жесте. Никто не оглянулся.

Как только закрылась дверь, я резко откинула голову на спинку трона. Неужели Рауля убил этот брат Томас? Все мое существо желало ответить «нет», но каждый гулкий удар сердца в груди говорил «да». По крайней мере, теперь у меня есть время обдумать следующий шаг и побольше разузнать о Томасе до того, как монахи вернутся сюда весной. Возможно, стоило насильно сосватать им помощника-раба, чтобы не расспрашивать лично? Как знать, вдруг получится выведать, где крепость Туата Де Дананн.

Скрипнув, дверь чертогов отворилась вновь, и в зал вошли еще две семьи. Мне предстояло разрешить следующий спор. Я в который уже раз провела пальцем по ложбинке на поручне трона и приготовилась слушать жалобы подданных.

Кроме крестьян, не поделивших пастбище, никто не явился в чертоги за королевским правосудием. Несколько часов спустя в тронный зал вернулся Фальк.

– Как там монахи? – спросила я.

– Посмотрели все, что хотели, и отправились обратно в Ласк.

– Вот и хорошо. А буря уже началась?

Он покачал головой:

– Нет, но вовсю собирается. Я уже чувствую ее приближение.

– А еще что-нибудь интересное они упомянули? – спросила я, когда Фальк собрался уйти и насладиться заслуженным отдыхом.

Он призадумался:

– Едва ли. Только рассуждали, где лучше возвести церковь, а потом составляли перечень материалов. – Убрав с лица седеющие волосы, он хитро ухмыльнулся. – Ты бы наверняка умерла со скуки.

– Покажи мне перечень, – попросила я. – Посмотрим, что они затевают.

– Я оставил его дома. Если хочешь, можем прогуляться по побережью, и я покажу, в какой части острова они собираются строить.

– Да, свежий воздух не помешает, – сказала я, поднимаясь.

Мой внезапный интерес удивил Фалька, но он охотно согласился удовлетворить его. Покинув чертоги, мы вышли на пляж и направились к дому корабела. Из самого Дублина Око Эрин не разглядеть, но остров показался на горизонте, как только мы вышли на побережье. В столь позднее время пляж пустовал – все попрятались по домам от яростных порывов ветра – но с побережья открывался изумительный вид. На юге раскинулся Дублин, а на севере царила дикая ирландская природа. Здесь пролегала граница между двумя мирами.

Фальк указал на восточную часть острова.

– Они хотят, чтобы церковь было видно с берега. Якобы дублинцы должны помнить, что Единый Бог повсюду и от его взгляда не укрыться. – Фальк закатил глаза. Он по-прежнему оставался истым язычником, хотя мир вокруг стремительно менялся.

Задумка монахов недурна. Ну а если этот Томас действительно из рода Потомков, он обоснуется неподалеку. Сможет наведываться в Дублин хоть каждый день, если того пожелает. Слишком близко, чтобы спокойно спать по ночам.

– Пойдем, – позвал Фальк, дрожа от холода. – Давай вернемся в город, пока не грянула буря и не застудила нас до смерти. Я покажу перечень завтра.

Я надвинула платок на лицо и уже собралась развернуться, как вдруг мое внимание привлекло движение на море. Из лонгфорта вышла одинокая лодочка, и волны понесли ее к земляному валу. Боги милостивые, ну какому глупцу пришло в голову рыбачить накануне такой бури? В лодке сидел всего один человек, и я прищурилась в попытках его разглядеть. Кто бы это ни был, он плотно закутался в меховые одежды, но и это не помешает ему проникнуть до нитки, как только лодка окажется во власти беснующихся за пределами бухты волн.

– Фальк, а чья это лодка вон там? – спросила я.

– Моя! – прорычал Фальк, обернувшись. – Вор! И на что он надеется в такую погоду?

– Какой-то он щуплый. А твоему Арни не могло прийти в голову…

Не дав мне закончить, Фальк помчался к кромке моря по мокрому липкому песку.

– Арни! – вскричал он. – А ну вернись! Буря порвет тебя на куски!

– Постой. Фальк, смотри. – Я указала чуть дальше. Несмотря на вечернюю мглу, на горизонте виднелось судно побольше, оно направлялось к берегу, но явно не собиралось заходить в лонгфорт. – Наш воришка явно плывет вон к тому кораблю.

Проследив за моим указательным пальцем, Фальк нахмурил брови.

– Это корабль Харальдссонов… Они отплыли два часа назад. Зачем же вернулись?

Я вновь перевела взгляд на фигуру в утлой лодчонке. Действительно, зачем датским купцам понадобилось возвращаться за загадочным вором? Если лодку украл загулявший моряк из их команды, почему они не дождались его в гавани?

Внезапно загадочная фигура развернулась, изо всех сил налегая на весло, чтобы не позволить волнам утащить лодку под воду. Нашим взглядам предстало лицо, не принадлежащее ни юному Арни, ни одному из датчан, служивших на корабле Харальдссонов.

– Онгвен! – Я подбежала к берегу. – Что ты творишь?

Фальк замер на месте.

– Онгвен! Вернись! А ну, немедленно вернись!

Я знала, что она услышала даже сквозь шум могучих волн и завывания ветра, но мои слова только побудили ее грести быстрее.

– Что она затеяла? – пробормотал Фальк. Он прищурился, пытаясь постичь загадку.

Для меня же все выглядело куда очевиднее. Онгвен бросила Ситрика. Она заплатила Харальдссонам, чтобы те отвезли ее домой. Интересно, какую плату они с нее взяли? Золото? Или им хватило и того, что они унизили моего сына, забрав с собой его женщину? Глупая, глупая девка. Они же ни за что не поплывут с ней в Корнуолл. Она слишком желанная добыча. Если бы Харальдссоны назначили выкуп, у Ситрика не осталось бы выбора, кроме как заплатить. Похищенная жена – это оскорбление, которое не оставит без внимания ни один правитель.

Внезапно мое сердце забилось в груди быстрее обычного. Она знает. Знает, что Ситрик и Шехналл условились покончить с Брианом Бору. Хватило бы всего одного неосторожного слова об их встрече, чтобы она все испортила.

Едва дыша, я глядела, как с корабля Харальдссонов бросают якорь, и слышала, как моряки призывают Онгвен быстрее грести по беспокойному морю.

Да как они посмели! Как посмели заявиться в мой город и украсть то, что принадлежит моему сыну? Я выбросила руку и почувствовала, как переполнявшая меня сила вырвалась наружу огнем, пламенем и дымом. Все случилось так быстро, что я не успела ни на что повлиять. Моя ладонь извергла такую мощную молнию, что нас с Фальком отбросило на землю.

– Что это было? – спросил Фальк, откашливаясь и поднимаясь.

– Удар… молнии, – ответила я, дрожа всем телом.

Фальк похлопал себя по тунике и огляделся в поисках следов попадания. Вдруг его глаза расширились.

– Корабль! Корабль в огне!

Он отвесив челюсть наблюдал, как гигантские языки пламени пожирают паруса корабля, а в небо поднимаются темные столбы дыма. Ветер донес до нас истошные вопли команды Харальдссонов. Моряки, мгновения назад обращающиеся к Онгвен, теперь отчаянно взывали к своему Богу о спасении.

Онгвен опустила весла. Когда корабль вместе с командой пошел ко дну, она оглянулась и посмотрела на нас. Затем схватила веревку и осторожно обвязала ее вокруг пояса. Даже с такого расстояния я видела, что ее стройное тело закутано в огромную мантию Глуниарна из медвежьей шкуры. Она такая толстая, что один только вес…

– Нет! – Я забежала в воду, чувствуя, как волны хлещут о мои бедра.

Фальк догнал меня, обхватил за плечи мощными руками и потащил назад к берегу.

– Тебя же унесет в открытое море.

– Заставь ее вернуться, Фальк! Ты же умеешь плавать. Пусть она вернется!

Он покачал головой, не ослабляя хватки.

– Тор разгневан, Гормлат. Он поразил молотом корабль Харальдссонов, потому что они предали Ситрика. Только ему судить, что станет с Онгвен.

В его сильных руках я не могла и пошевелиться, но до последнего отказывалась отвести взгляд от беглянки. Когда ее лодка угодила в морской вал, Онгвен почти полностью исчезла за нагромождением беснующихся волн. Отчего же она так поступила? У нее ведь было все: Ситрик, ребенок, золото и украшения, которым завидовал весь Дублин. Зачем ей понадобилось подвергать мужа унижению? Нет, Онгвен не заслуживает быстрой смерти. Ее надо живьем разорвать на клочки.

– Фальк! – вскричала я. – Заставь ее вернуться. Сядь в другую лодку и приведи ее к берегу.

– Слишком поздно, – тихо молвил он. – Ее уже не спасти.

Я взглянула на море. Когда следующая волна разбилась о берег, на ее гребне показалась пустая лодка. Она недолго скользила по воде, едва удерживаясь на краю, а затем ненасытное море разверзло серую пучину и утащило ее на дно.