Текст книги "Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами"

Однако практикующий аюрведу алхимик и травовед Тодд Колдекотт остолопов не жалует. На мой вопрос он ответил вопросом: «Хорошо, но почему именно золото, ладан и мирра? Это будет христианская похмельная книга?» А после добавил: «Медицина использует золото как средство подавления иммунной системы… но это влечет за собой ряд неприятных побочных эффектов и не рекомендуется при похмелье. Спросите царя Мидаса».

Но затем, будто перейдя в другое агрегатное состояние, Колдекотт – эта ходячая энциклопедия – сам подвел к мысли, что только золото и может помочь при похмелье: «В аюрведе препарат из золота называют суварна бхасма. Его используют в качестве противовоспалительного и тонизирующего средства. Так что назначают его и в вашем случае, но, поскольку препарат этот содержит и другие металлы, современная западная медицина запрещает его применение».

Разумеется, за современными западными практиками вы к аюрведическому алхимику не пойдете. Скорее вы ждете некоего наставления с отсылкой к «Властелину колец», что мне в итоге и досталось: «По правде говоря, и аюрведа, и традиционная медицина стараются не потакать тщеславным мыслям о том, что нам позволено постоянно злоупотреблять алкоголем до степени похмелья. Пускай клетки печени наделены магией регенерации, но даже их коллегу Гэндальфа в конце концов можно укокошить».

Как бы там ни было, ни аюрведического, ни даже библейского золота накануне Рождества раздобыть мне так и не удалось, что и неудивительно. В этом году все чем я располагаю, – это оливковое масло, уголь, антиоксидантный салат, ладан и мирра. Па-рам-па-пам-пам[49]49
  Напев из рождественской песни «Маленький барабанщик» («The Little Drummer Boy»).


[Закрыть].

Но многие забывают, что Рождество – такой же праздник викингов, как и христиан, просто германский Йоль намеренно объединили с днем рождения Христа. Исторически оба праздника были довольно разгульными. На праздновании рождения христианского бога вина я, подобно викингам, оставляю свою новообретенную сдержанность и осознанно пускаюсь во все тяжкие.

Дэвид старается не отставать, но он еще пацан. К полуночи я одолел шесть больших бокалов вина, пять фужеров шампанского, три гоголя-моголя с ромом, два виски, две конфеты с бренди и, возможно, даже пару шишек золотых.

Наутро я чувствовал себя розовым пряником на улочке. Я мог только болтаться и придумывать дурацкие шутки про день после Рождества.

День после Рождества – это когда ты проснулся в хлеву.

День после Рождества – это когда у тебя троица в глазах.

День после Рождества – это когда ты точно знаешь, что до Воскресения тебе еще далеко.

Праздник удался: это похмелье тянет как минимум на сотку из 120 по ШТП. Когда ко мне возвращается способность двигаться, я принимаю дары волхвов, но чуда не происходит. День после Рождества проходит как положено, меня потряхивает и мутит от самого себя, я лежу и не испытываю ни добрых чувств к ближнему, ни в человеках благоволения. Что толку от ладана и мирры, смокв и гранатов, угля и оливкового масла? Зачастую, а в шаткой реальности похмельных исследований – сплошь и рядом, ты сам себе злейший враг и даже не подозреваешь об этом. Лишь спустя несколько дней, перебирая свои записи, я наткнулся на это место из апостола Кингсли:

Народная мудрость гласит, что перед вечеринкой следует выпить оливкового масла или молока. Действительно, это замедлит усваивание алкоголя, но в итоге он все равно вас настигнет… Один мой доверчивый знакомец угодил в ловушку собственных расчетов и, начав вечер со стакана оливкового масла, продолжил дюжиной виски. Алкоголь долго разъедал масляную пленку в его желудке, но через пару часов прорвался в организм и сбил его с ног… От подобной тактики я бы воздержался.

Послерождественское солнце уже садилось, когда я наконец встал с постели. Я чувствую себя очень неуверенно – меня донимают дрожь, тошнота и тревожность. Я прямо как жалкий приятель Эмиса или как какой-то библейский лох, который неправильно понял Писание. Очень аккуратно я рулю в единственное открытое в этот час место в надежде на просветление.

Я паркуюсь напротив вывески универсама London Drugs. Двери раскрылись, и вот я уже влачусь сквозь люминесценцию вдоль гулких рядов этой исполинской мега-аптеки. Здесь посреди ортопедических стелек и антипохмельных таблеток стоит он: «Цвак Уникум», разлитый по бутылкам.

Загадочная эмульсия, содержащая сорок трав и сорок оборотов, расположена где-то между «Егермейстером» и «Ундербергом» по алкогольной шкале. О последнем Эмис Старший написал следующие строки: «Воздействие на внутренности выпившего схоже с тем, как если бы вы бросили мячик для крикета в пустую ванну. Возникающие в результате легкие судороги и испуганные крики – зрелище, которое нельзя пропустить. Но затем по телу разливается успокаивающее тепло, и очень часто становится ощутимо лучше».

«Цвак» – это чуть более приветливый кузен «Ундерберга» из Венгрии: все та же смесь горьких трав и алкоголя, но с мягким привкусом карамели. Прекрасно подходит для охлаждения горящего нутра и выработки того же успокаивающего тепла, но менее кровожадным способом. Исходя из моего опыта, это лучший опохмел, чтобы остановить брожение в животе, вернуть аппетит и одновременно купировать внушающий ужас посталкогольный синдром. Я уже говорил, что его можно купить в аптеке?

Почему это так – представить невозможно, учитывая пуританские нравы и законы моего городка. Спрашивать я даже не хочу. Вероятно, это связано с этикеткой, которая повторяет красный крест, символ одноименной организации, с той лишь разницей, что этот сверкает золотом. В ярко-зеленой бутылке, которая сейчас больше напоминает здоровенную елочную игрушку, напиток поддерживает рождественский дух.

Над крестом написано еще одно слово, одновременно напыщенное и медицинское: «Уникум». Довольно странный термин, но, подойдя к стойке, я прошу именно «Уникум». В этом слове больше фармацевтического, целительного, как будто бы моя цель вовсе не нацвакаться. Но, вырвавшись наружу, я немедленно возвращаюсь к этому идеальному звукоподражанию, утоляющему цваку.

Неторопливо и аккуратно я делаю большой глоток и чувствую, как по нутру разливается тепло. В конце концов, в жизни случаются вещи пострашнее, чем легкое покраснение.

Первый за день

Пожалуй, и даже вероятнее всего, самую большую коллекцию опохмелов собрал и каталогизировал некто Фрэнк М. Полсен из Университета Уэйна. В 1960 году он занялся поисками заветного средства от похмелья – или, по меньшей мере, исследованием связанных с ним мифов. Его исследование было обстоятельным, хотя методы сбора информации совершенно не вписывались в общепринятые правила. Он ходил по кабакам, придорожным закусочным и ночным клубам Детройта, Кливленда, Монпелье, Буффало, Ютики, Омахи, Лос-Анджелеса, Квебека, Монреаля и Торонто и спрашивал советов у завсегдатаев.

Многие из его собеседников остались анонимными, поскольку, по собственному признанию автора, «у меня не было возможности (или, в зависимости от обстоятельств, казалось неразумным) спрашивать по меньшей по мере у половины моих осведомителей, как их зовут, или интересоваться фактами их биографии. Сам предмет исследования и те места, в которых были собраны данные, подразумевают высокую степень анонимности».

Исследование «Опохмел и другие народные средства от похмелья» вышло на следующий год в «Журнале американского фольклора» и с тех пор нигде больше не публиковалось. Это 18 страниц блистательно поэтичного текста – как если бы Чарльз Буковски и Том Уэйтс решили вместе написать рассказ или песню, но в итоге слишком увлеклись.

Полсен умел найти подход к людям: вы практически слышите, как они, смеясь, откровенничают с ним и как от них пахнет джином. Причем ему, похоже, посчастливилось достичь определенных высот в деле изучения похмельных напитков. Вот всего лишь пять примеров из 261 рецепта, собранных им во время масштабного похода по злачным заведениям. К ним прилагаются краткие характеристики авторов этих рецептов, которые почти полвека спустя благодаря поэтической меткости описаний Полсена кажутся не менее примечательными, чем то, что они говорят:

«Отрежьте большой кусок арбуза, если найдете, и вилкой проделайте углубления в мякоти. Вылейте на этот кусок полпинты джина и употребите внутрь. Аккуратнее с семечками, семечки – зло».

Мистер Мешнер, бар Hawkins, Детройт. Белый мужчина, пенсионер, около 70 лет, родился и вырос в Детройте, работал в Ford Motor Company около 50 лет, сейчас большую часть времени проводит в барах на северо-западе Детройта. Довольно активен для человека своего возраста.

«Съешьте луковицу, словно это обычное яблоко. Подождите полчаса, а затем выпейте щедрую рюмку».

Джордж Гаст, Club 58, Кливленд. Владелец бара и ресторана, белый мужчина, греческого происхождения, около 28 лет.

«Шот и пиво – выдохшееся, если есть. Разбейте пару яиц и добавьте их в пиво. Яйца пока не ешьте. Позвольте[похмелью] побороть само себя. Если после пары стаканов вы проголодаетесь, съешьте яйца».

Аноним. Гостиница Webb Wood Inn. Род занятий неизвестен; белый мужчина, примерно 65 лет, по-видимому, сильно пьющий.

«Возьмите холодный застывший бульон, смешайте его с вустерширским соусом, добавьте соль сельдерея, молотый сушеный чеснок и сто грамм водки. Секретарша вас возненавидит, зато вы сможете дотянуть до обеда».

Аноним. Club 58, Детройт. Топ-менеджер General Motors; белый мужчина примерно 45 лет.

«Добавьте в вино корицу и потягивайте его. Подойдет любое сладкое вино».

Джордж Фонте, Club 58, Буффало. Бармен. Белый мужчина сорока пяти лет, родился и вырос в Висконсине, работает за стойкой порядка двадцати лет, в основном в элитных частных заведениях. Он стал моим самым словоохотливым и полезным информатором. (В числе рецептов Фонте: молоко; лимонные леденцы; клубника, протертая с сахаром, заправленная яичным белком и джином с шартрезом; коктейли «виски сауэр», «соленая собака», «цветок апельсина»; водка с равными долями томатного и моллюскового соков, теплый херес с яичным желтком, перно с белком и четырьмя каплями биттера; теплая минералка с биттером.)

Стоит отметить, что месье Фонте на похмельных рецептах собаку съел – у него даже есть своя фирменная интерпретация «кровавого цезаря», коктейля, который до сих пор можно было найти только в Канаде. Однако именно этот коктейль – мой абсолютный фаворит (хотя эффект выбитого клина и ощущается лишь в самом конце). Знаете, если бы меня спросили: «С кем из исторических личностей вы хотели бы поужинать?» – я б ответил: с этим парнем или с Лорен Бэколл[50]50
  Лорен Бэколл (1924–2014) – американская актриса кино и театра, звезда фильмов нуар, вдова Хамфри Богарта и соосновательница знаменитой «крысиной стаи» – узкого круга звезд шоу-бизнеса, известных своими гулянками.


[Закрыть]:

«Ты обратился по адресу. Я наливаю, я же исцеляю. Проснувшись, первым делом отправляйся в магазин. Да-да, в магазин, папаша. Вот ты открываешь дверцу холодильника, латук начинает тебе что-то нашептывать, тут и до бутылки молока недалеко. Но это все не то. Возьми авокадо, не слишком твердое, не слишком мягкое. Правильное авокадо – упругое, но податливое. Дома сними с него кожицу, но сделай это бережно, чтобы осталось вдоволь зеленой мякоти. Если рука твоя тверда, порежь на кусочки. Слегка посоли, совсем чуть-чуть. Лучше правой рукой, если ты правша и еще не порезался. Съешь его прямо так. Ни в коем случае не охлаждай. Его и так непросто распробовать. И я не шучу, съешь авокадо.

После этого займись сексом – никаких излишеств, без спешки, без пошлости. Не торопись. Полежи немного; вздремни, если сможешь. Повторять не советую. Когда спустишься на землю, спокойный и расслабленный, ступай в душ. Вода должна быть в самый раз – не слишком горячая, не слишком холодная, просто в самый раз. Проведи там полчаса, если потребуется. После душа подойди к зеркалу. Побрейся. Используй свой самый классный лосьон. Ты выйдешь как новенький. Теперь можно и выпить».

Джон Леон, St. Paul Hotel, Лос-Анджелес, Калифорния (по переписке). Управляющий баром; белый мужчина, около 35; родился и вырос в Лос-Анджелесе; мексиканского происхождения; работает барменом 13 лет.

Клин клином. Выпить значит выбить (последняя ночь года)

Я никогда не любил канун Нового года. Это как День святого Патрика, только хуже – неопытные выпивохи становятся крайне сентиментальны, и все чего-то ждут и о чем-то размышляют. Поэтому идея провести его с моим старинным другом и прелестной возлюбленной в доме, где я вырос, кажется мне отличной, хотя родители и уехали за город отмечать праздник с моей сестрой. Мы с Лорой, конечно, присоединились бы к ним, если бы не завтрашний заплыв моржей.

Этот заплыв – не только один из старейших в мире, но и один из самых массовых. И если мы и будем в нем участвовать, то только с Васко, которого я знаю с восьми лет. Вообще-то его зовут Майк, но это не имеет значения. Он – Васко. И хотя Васко – голубоглазый блондин с прекрасно поставленной речью, люди почему-то всегда принимают нас за братьев. Мы выпиваем с ним уже 986-й раз… ну или около того.

Ник, настоящий брат Майка, живет в центре. Здание, где расположена его квартира, – одно из самых старых в городе, к тому же оно ближе всего к месту заплыва моржей. Опохмел у него в гостях до и после заплыва – часть новогодней традиции Ванкувера. Для Лоры все это в новинку, и если уж мы собрались обуздать наше первое в новом году похмелье втроем, то и зарабатывать его следует вместе. Но есть одна проблема: никто не напивается.

Для Лоры это обычное дело. Она готова весь вечер нянчить один бокал пино гриджио, пока его не отнимут от ее груди. Судя по всему, и Васко усмирил свои алкогольные привычки с тех пор, как стал отцом, отпраздновал сорокалетие и получил должность капитана небольшого парома (работа, которая, по его заверению, с похмельем просто не совместима). Теперь он пьет только пиво, и гораздо медленнее, чем раньше. Так что кроме меня к шампанскому никто не притронулся, хотя и меня оно забирает не как обычно – и все из-за этой дурацкой затеи с водой.

Есть довольно унылая гипотеза, согласно которой, если хочешь выпивать осознанно и избежать похмелья, нужно пить стакан воды на каждую порцию алкоголя. На такое я обычно говорил «ну да, ну да», но затем только делал вид, что последовал совету, и, как оказалось, не напрасно: пить обычную воду в том же режиме, что и настоящую выпивку, – определенно тоска. Но сегодня я обязал себя следовать этому принципу – ради здоровья, ясности ума и своего исследования.

Представление о том, что пить воду полезно, – идея сравнительно современная. В «Выпивке», сколь незаменимом, столь и всестороннем описании социальной истории алкоголя, Иэн Гейтли пишет о наших древних предках: «Про пьющих воду говорили, что им не хватает энергии, мало того – они источают нездоровый запах. Гегесандр Дельфийский отмечал, что, когда два небезызвестных водохлеба, Анхимол и Мосх[51]51
  Два софиста из Элиды, питавшиеся водой и смоквами.


[Закрыть], заходили в термы, остальные их тотчас покидали».

И у этих «остальных» был резон! На протяжении тысячелетий вода оставалась неиссякаемым источником заразы, смертей и эпидемий. Вода отравляла, калечила и топила. Да и сейчас пить воду – прямая дорога в могилу: интернет пестрит сообщениями о том, как лишний стакан может стать последним для ваших почек.

Доктор Внук Фрейда ухватил суть моей нынешней ситуации за самое горлышко: «Любые попытки удержать себя в рамках разумного, чтобы избежать похмелья, приводят лишь к глубокой депрессии… Совет „запивай водой“ раздражает едва ли не больше, чем фраза „я же говорил…“»

«Тьфу…» – плююсь я, выпив очередной стакан воды. Васко и Лора увлечены беседой о политике и не обращают внимания на ход моего глупого эксперимента. Я не могу сосредоточиться на их разговоре. Я немного поплыл, но по-прежнему трезвый, меня клонит в сон и тянет отлить. Мешать алкоголь с водой в равной пропорции, может, и полезно, но это идет вразрез с самой идеей: ведь люди выпивают, чтобы получить удовольствие или по крайней мере почувствовать себя лучше. Лично я почувствовал себя беспокойным, раздувшимся и занятым какой-то фигней. Когда я вернулся из туалета, Васко уже раскуривал косяк.

Я хоть и вырос в британской Колумбии, с местной забористой марихуаной так и не освоился. Стоит сделать больше затяжки, и, подобно герою устрашающей социальной рекламы пятидесятых, я уже пытаюсь снять штаны через голову, сигануть в ближайшее окно и угодить в лужу беспомощной паранойи. Травка – это не мое. Однако за несколько лет жизни в Онтарио что-то изменилось – я могу курить траву и не сходить с ума. На самом деле пара затяжек перед сном может даже смягчить похмелье. Сейчас же мне просто уныло – я слишком трезвый и слишком неповоротливый, – поэтому я присоединяюсь и затягиваюсь разок, потом другой…

Васко (эксперт в вопросах дури) и Лора (к траве даже не притрагивается) переключились с политики на искусство, а я пытаюсь нащупать почву под ногами. Когда мне это удается, я не могу разобрать, сижу я или стою. Кажется, я парю в воздухе, сперва в углу комнаты, потом между моими дорогими друзьями, а их слова отскакивают от моей головы. Я пробую что-то сказать, но не понимаю, говорю ли я вслух или про себя. Я даже не уверен, что это за слова. Я пытаюсь спросить: «Что я только что сказал?» – но не знаю, удалось ли мне это озвучить. Я не способен прочесть их ответ по губам или разобрать по выражению лиц. Я наблюдаю, но их как будто ничего не беспокоит. Я делаю вывод, что все еще сижу, молчу и выгляжу вовлеченным. Мое сердце скачет. Я вспотел, руки трясутся. Я как стеклышко, точнее, как аквариум, из которого мне не выбраться. Вдруг врубается телевизор, и начинается новогодний отсчет: «Десять… девять… восемь…»

Я лихорадочно пытаюсь подвести итоги года. Выходит следующее: я пил, предлагал статьи про выпивку в разные издания, писал, мучился похмельем, предлагал статьи про похмелье, торчал в клубе, пытался не пить, писал про то, как пытаюсь не пить, снова мучился похмельем…

«Семь… шесть… пять…»

Я думаю о предстоящем годе: мутный поток трезвых дней. Меня опухшего и с сыпью по всему телу затягивает на дно, а я все барахтаюсь, торгуюсь с собой, с врачами, с редакторами…

«Четыре… Три… Два…»

Я бью себя по щеке. Звонкий шлепок раздается в тот же момент, когда на счет «ОДИН!» падает дискошар[52]52
  Шар времени, который падает под новогодний бой часов на площади Таймс-сквер в Нью-Йорке.


[Закрыть], поэтому Васко и Лора ничего не замечают. Пока они радостно вскидывают руки, я спешу открыть очередную бутылку шампанского. Это я умею делать в любом состоянии. Я срываю с горлышка фольгу и понимаю: мое общее самочувствие, самолечение алкоголем, дурацкий помысел педантично пить воду, а теперь еще и паранойя от слишком забористой травы – все это привело меня к похмелью, хотя я даже не напился. Ситуация – полная противоположность тому, что произошло в Вегасе, но почти такая же глупая. Я – худший исследователь похмелья в мире.

Пробка выскакивает, и пенное шампанское льется из бутылки. Лора смеется. «К черту воду!» – думаю я и, глотая игристый напиток, целую Лору и сгребаю в объятия Васко.

– Простите меня, – выпаливаю я.

– За что? – спрашивает Васко.

– За попытку пить ответственно. Этого больше не повторится.

– И это – твое новогоднее обещание? – уточняет Лора.

Сохранить лицо в сложившихся обстоятельствах

За прошедший год я понял одно (а мое исследование на большее и не претендует): даже простецкое похмелье не так уж и просто спланировать. Природа пьянства такова, что контролируемые эксперименты очень быстро выходят из-под контроля. Вы можете все просчитать – но затем с каждым бокалом планы расстраиваются, и порой до слез. Не случайно по-итальянски «винная бутылка» звучит как «фиаско». Делать поправку на хаос – вот чему предстоит научиться даже самым дотошным специалистам по алкогольным исследованиям.

На самом деле еще лет десять назад настоящие ученые зачастую спотыкались о те же грабли, что и я. В ходе единичных лабораторных исследований похмелья практически никто не удосужился убедиться, что содержание алкоголя в крови испытуемых равно нулю. Поэтому весьма вероятно, что «похмелье» у некоторых подопытных было сродни моему, когда я управлял гоночной машиной, – другими словами, они были пьяны. Казалось бы, уж по крайней мере ученые, которые занимаются выпивкой, должны бы понимать разницу между похмельем и опьянением. Но, как ни странно, не понимают. Да даже если б понимали, лабораторные исследования выявили и другие подводные камни, которые уже не так просто обойти.

Например, если участники знают, что их похмелье – это предмет исследования, в ходе которого им нужно будет выполнить некое задание (а влияние похмелья на когнитивные процессы чаще всего так и определяется), то, выполняя это задание, они действуют не так, как обычно. В реальном мире, чтобы не выпасть из жизни, люди пытаются превозмочь, загасить или скрыть свое состояние. Но если они знают, что участвуют в эксперименте, то, как правило, отдаются на волю похмелья, даже не пытаясь его преодолеть.

Другой серьезный изъян лабораторных исследований похмелья связан с так называемым этически допустимым уровнем употребления алкоголя. Проще говоря, это означает, что большинство ученых, получающих деньги от университетов или государства, смогут напоить вас от силы шестью баночками пива. Это, конечно, снижает уровень хаоса, но едва ли дает возможность изучить весь спектр похмельных проявлений. К тому же в лабораториях подопытные напиваются и страдают похмельем совсем не так, как дома, в отеле или у приятеля.

С учетом всего вышесказанного в полевых исследованиях вроде моих практического смысла куда больше. Это если не учитывать вероятность фиаско. Большинство научно обоснованных полевых исследований строятся на воспоминаниях испытуемых о том, что они употребляли и делали накануне. Но здесь не миновать очевидных погрешностей, связанных с хаотичностью, избирательной памятью и откровенной ложью. Даже я не могу быть уверен, что не грешу этим.

Доцент Килского университета в Манчестере доктор Ричард Стивенс и его коллеги по похмельным исследованиям предлагают ряд рекомендаций. Первая – биомаркеры, показатели вашего организма, по которым можно установить, что же вы там вытворяли. Один из таких биомаркеров под названием этилглюкуронид (ЭГ) находится в ваших волосах или коже, и по нему человек в белом халате сможет точно сказать, сколько вы выпили накануне. Этот метод разрабатывался для освобожденных условно-досрочно и приговоренных к принудительному лечению, однако его использование в полевых исследованиях похмелья сделало бы их куда более достоверными.

Еще одна рекомендация, которой следует и сама команда Стивенса, – не дать субъекту понять, что вы знаете о его похмелье. Так, когнитивные тесты для студентов, которые участвовали в них за небольшую плату, проводились по утрам в четверг и субботу. Испытуемые даже не догадывались, что тесты как-то связаны с похмельем. Зато исследователи знали, что самые оголтелые попойки в данном университете случаются по средам и пятницам. Как пишет доктор Стивенс в своей недавней статье: «В ходе пилотного исследования было выявлено, что значительная доля привлеченных таким образом участников приходят в лабораторию в состоянии похмелья. Поскольку цель исследования – оценка влияния похмелья – им неизвестна, поведение испытуемых максимально приближено к тому, как люди ведут себя в реальном мире, стараясь сохранить лицо в сложившихся обстоятельствах».

Клин клином. Выпить значит выбить (и полный сожалений морж)

Итак, здравствуй, новый год! Настало утро заплыва моржей. Я на кухне у родителей, и стол передо мной напоминает прилавок хипстерского экорынка после закрытия: листья капусты, ягоды, имбирь, женьшень, органические яйца и много протеина, магния и витаминных добавок – усовершенствованный за год набор для моего идеального антипохмельного шалтая-болтая. Раньше я добавлял туда еще пару рюмок, но это было до того, как мои гены неожиданно мутировали.

Над шалтаем-болтаем я колдую уже давно – это мой фирменный постоянно обновляемый коктейль из ингредиентов с антиоксидантным, антитоксическим и, надеюсь, антипохмельным эффектом. И сегодня, как это ни удивительно, шалтай-болтай будет очень кстати. Вчера вечером, несмотря на мой неудачный опыт с водой и паранойю от незапланированной травки, которая вызвала псевдопохмельные симптомы еще до наступления опьянения, я все-таки умудрился напиться по всей форме и заработать полноценный бодун.

По другую сторону кухонной стойки перед еще более странным набором ингредиентов находится Лора с листком бумаги в руках. «Хм…» – бормочет она, проверяя продукты по списку: лосятина, страусятина, куриный фарш, требуха, рубленые овощи и витамины в порошке.

Моя семья подбирает бездомных животных – это могут быть звери в любом состоянии и с любым рационом. В разные годы по возвращении домой я встречал то вислобрюхую свинью, то волка, а порой и бродячего музыканта. Сейчас большинство животных уехали вместе с родителями к моей сестре, с нами остались только кошки. Но это особенные кошки.

Тонку (мейнкуна, который весит больше многих собак) нельзя кормить раньше Йоды, который принимает пищу исключительно в ванной. Штанишки ест на улице, но после еды его обязательно нужно загнать домой. (Мои родители частенько шокируют прохожих, когда, стоя на заднем дворе, выкрикивают «Штанишки!») Стрелка прячется, а затем ворует еду у других кошек – поэтому ее нужно кормить в родительской спальне. Оскар, милый психопат с двенадцатью пальцами на задних лапках, готов сожрать и проглотить все, что попадется ему на пути, поэтому ради всеобщей безопасности его бо́льшую часть дня держат в огромной клетке. У каждой кошки свой рацион – различные комбинации сырого мяса экзотических животных и определенных добавок. И если хоть что-то перепутаешь – быть беде.

Лора хотела помочь и вызвалась покормить кошек. Поэтому моя мама написала инструкции – именно на этот листок Лора сейчас и смотрит так, будто он может вспыхнуть у нее в руках.

– Хм-м-м-м… – бормочет она снова.

– Что «хм»? – отзываюсь я. Скорее, даже огрызаюсь. На полу передо мной разбросаны кастрюли, сковородки, контейнеры и с десяток мисок для кошек и собак – нет только блендера. – Где, черт его дери, блендер?

– Не знаю! – восклицает Лора. – Я пытаюсь накормить кошек!

Тут, как по волшебству, нас обступают безумные коты. Начинается катценъяммер – «кошачьи вопли», как буквально переводится с немецкого «похмелье». И этот первый в году бодун, к которому я так тщательно готовился, мгновенно становится живой картиной и приобретает совершенно вагнеровское звучание. Пока я пишу сообщение предкам, с меня градом катится пот: «С Новым годом! У нас все хорошо. Кстати, где блендер?»

Домик моей сестры славится почти полным отсутствием сотовой связи. Ответ приходит через полчаса: «И вас с Новым годом! Извини. Блендер сломался пять лет назад. Но мы можем купить новый. Мы вас любим! Штанишки дома?»

К этому времени нас уже затянуло в водоворот сытых нами по горло кошаков и противоречивых инструкций к ним. Махнув рукой на свой шалтай-болтай, я бросился на помощь Лоре, вернулся к практике «клин клином» – к черту Алкозиллу – и теперь закидываю в сумку выпивку для моржевания. Немного подранная и с головной болью, Лора тем не менее готова идти.

– Давай уже сделаем это, – говорит она.

Несколько лет назад Васко назначил меня ответственным за организацию его мальчишника. Эта затея обернулась полным безумием. Нас было человек десять, мы забили машины веществами, напитками и огнестрельным оружием и поехали в лесную хижину на север от Ванкувера.

Начали мы засветло и усугубляли очень долго. Это было еще до того, как я сколько-нибудь серьезно занялся исследованием похмелья, зато местность я изучил внимательно. На следующий день мы повылезали из кустов и оврагов и направились в сторону места, которое я отметил на карте. Карты этой части Канады не похожи на карты остального мира – по ним по-прежнему приходится идти, счисляя путь. С адского бодуна мы тянули друг друга вперед по лесу, скользили подошвами по краям утесов, пока наконец не услышали раскатистый гул ледникового водопада.

В Канаде есть места, где в силу особенностей рельефа, гравитации и вселенской магии вода, которой следовало бы превратиться в лед, не замерзает, а низвергается со скал – и так тысячелетиями. Вода точит камень и образует ледниковые бассейны, глубокие настолько, что даже дна не достать – по крайней мере, не замерзнув до смерти. Если вам приспичило окунуться в жидкий лед, то это идеальное место. А лучшего повода, чем разогнать похмелье после мальчишника, и не придумаешь. Во всяком случае, так мне тогда казалось.

Однако, прежде чем мы доберемся до водопада и спустимся по последнему склону к бассейну, позвольте поведать вам, что я узнал с тех пор. В самом первом эпизоде телешоу National Geographic «Укуси себя за локоть» два здоровых молодых человека провели интенсивную тренировку, куда входили бег на короткую дистанцию, силовые упражнения и как можно больше отжиманий. Затем героям дали двухминутный перерыв, при этом одному из участников пришлось нырнуть в ледяной океан. При повторном выполнении того же комплекса упражнений участник, который мерз в океане, сделал куда больше отжиманий, чем его партнер. На этом, насколько я помню, дело не закончилось, однако результаты и выводы были примерно следующие: низкие температуры активируют то, что мы называем механизмом «бей или беги», который провоцирует выброс адреналина.

Доктор Герман Хайзе и его коллеги в статье, опубликованной в «Журнале Американской медицинской ассоциации», пришли к заключению, что в условиях чрезвычайной ситуации индивид в состоянии опьянения действительно способен проявлять себя с более сознательной и на первый взгляд трезвой стороны. «Причина быстрого отрезвления, – отмечают они, – в эпинефрине, который в большом количестве выделяет надпочечная железа. Гормон временно нейтрализует действие алкоголя, но не снижает его процентное содержание в биологических жидкостях организма».

Эпинефрин – это адреналин. Поэтому создается впечатление, по крайней мере у меня, что «период быстрого отрезвления», вызванный реакцией «бей или беги», для похмелья значит не меньше, а то и больше. Доктор Стивенс из Манчестера признает, что моя теория не лишена смысла: «Если организм испытывает стресс, сердце начинает биться быстрее и кровообращение ускоряется. Следовательно, глюкоза, которой вам так недостает при похмелье, попадает всюду, где она так нужна. Это не лишено смысла». Итак, может ли всплеск адреналина (например, во время купания в жидком льду или прыжка с очень высокого здания) привести к полной физиологической перезагрузке? «Вполне вероятно, – отвечает Стивенс. – Но не представляю, как это можно доказать…»

На следующее утро после мальчишника мы, петляя и спотыкаясь, спустились по обрамленному деревьями утесу вдоль тридцатиметрового водопада, пока не достигли его бурлящего ложа. Затем, мандражируя каждый по-своему, мы махнули в ледяной водоворот. Никогда не забыть мне лицо Ника, брата Майка – татуированного чертяки спартанской закалки, – и как он с воплями карабкался из воды! Глаза у него выглядели как у песчанки в колесе под напряжением. Лично меня холод ошеломил и взбодрил аж до боли. Нас было десять человек, и мы все прыгнули, ошпарились холодной водой и заорали.