Текст книги "Красные моря под красными небесами"

– Ах, я восхищена потоком вашего лживого красноречия! – удовлетворенно вздохнула госпожа Дюренна и подозвала служителя.

Служитель, выслушав ставки и предмет пари, занес имена игроков на грифельную доску, сделал пометку о взыскании необходимых сумм с личных счетов всех троих и выдал четыре деревянные плашки, украшенные десятью выгравированными кольцами. Возбуждение в игорном зале нарастало.

Два злобных шершня, выбравшись из ячеек улья на свободу, устремились к юноше.

Дюренна, опустив свои плашки на стол, с милой улыбкой сказала:

– Не помню, говорила ли я вам, что кинжальные шершни приходят в ярость при виде трупов своих собратьев. Чем дольше длится схватка, тем они злее становятся.

Пара шершней с гневным жужжанием кружила по клетке; юноша ловко от них уворачивался, стараясь не подставлять под укусы неприкрытую спину и бока.

– Восхитительно! – Жан, чуть склонив голову, с напускным любопытством уставился на клетку и всплеснул руками, ухитрившись при этом подать Локку ряд импровизированных условных сигналов, смысл которых Локк разобрал не без труда:

«Меня это зрелище не вдохновляет, пойдем-ка отсюда».

Ответить Локк не успел – на левое плечо тяжело опустилась знакомая бронзовая рука.

– Господин Коста, – просипела Селендри прежде, чем Локк обернулся. – Один из приоров на шестом этаже выразил желание обсудить с вами какой-то карточный фокус… Он утверждает, что вы знаете, о чем идет речь.

– Я счастлив составить ему компанию, – ответил Локк. – Прошу вас, передайте ему, что я сей момент буду.

– Лучше я вас сама к нему проведу, – возразила Селендри с жутковатой полуулыбкой, не коснувшейся обезображенной половины лица. – Вам одному через эту толпу не пробиться.

Локк всем своим видом изобразил глубочайшую благодарность и, обернувшись к госпоже Дюренне, растерянно развел руками и поклонился.

– Ах, какие у вас связи, господин Коста! – сказала Дюренна. – Ступайте, ступайте. Не беспокойтесь, Жером за вашей ставкой приглядит. Вот мы с ним сейчас выпьем по рюмочке…

– С несказанным удовольствием, – ответил Жан, подзывая служителя.

Селендри решительно направилась к лестнице на противоположном краю круглого игорного зала; бронзовый протез покоился на раскрытой ладони здоровой руки, словно подношение неведомым богам. Локк торопливо устремился за Селендри, которая невозмутимо шествовала по залу, а перед ней, будто по волшебству, расступалась толпа и тотчас же смыкалась за спиной Локка, как стая потревоженных грызунов. Звенели бокалы, над головами стлались струйки дыма, басовито, грозно жужжали шершни.

Селендри и Локк поднялись на третий этаж. В южной стороне игорного зала находилась кладовая, где хранили запасы всевозможных напитков. В глубине кладовой виднелась небольшая дверь рядом с глубокой выемкой в стене. Селендри вставила протез в выемку, и дверь сдвинулась в сторону; за ней оказалось узкое – чуть шире гроба – темное пространство. Селендри вошла внутрь, прижалась спиной к стене и поманила к себе Локка.

– Подъемная клеть, – объяснила она. – Гораздо удобнее, чем лестницы и толпы в игорных залах.

В клети было душно и тесно – Жан сюда бы ни за что не поместился. Локк прижался к левой, изувеченной стороне Селендри; бронзовый протез давил ему в спину. Селендри здоровой рукой задвинула дверцу. В темноте запахи ощущались острее; пахло свежим потом, резким мускусом разгоряченного женского тела, а от волос Селендри, будто от соснового полена в очаге, веяло дымным смолистым ароматом – весьма приятным.

– Вот здесь, – сказал Локк, – со мной и произошел бы несчастный случай. Ну, предположительно.

– Ничего предположительного в вашем несчастном случае не будет, господин Коста. И на пути наверх никакой несчастный случай вам не грозит.

Селендри чуть сдвинулась, где-то справа защелкали механизмы, стены клети вздрогнули, а над головой что-то негромко заскрипело.

– Я вам не нравлюсь, – ни с того ни с сего сказал Локк.

Чуть помолчав, Селендри произнесла:

– Я и не подозревала, что предатели такие наглецы.

– Предатели – те, кто замышляет измену, – возразил Локк несколько уязвленным тоном. – А я всего лишь хочу отомстить за нанесенное оскорбление.

– У вас на все готовы объяснения, – прошипела она.

– Похоже, я вас чем-то обидел.

– Мне все равно, как вы это называете.

Локк лихорадочно размышлял, каким тоном лучше всего произнести следующую фразу. В кромешной тьме Селендри могла не разглядеть ни выражения лица, ни жестов Локка, и голос стал его единственным оружием, способным произвести неизгладимое впечатление. Локк с ловкостью алхимика смешал все известные ему уловки, проверенные ухищрения и многозначительные недомолвки, состряпав из них требуемые чувства – пристыженность, замешательство, смущенное раскаяние.

– Если я обидел вас – словом или поступком, – я готов взять свои слова обратно, готов загладить свою вину… – Он замялся, чтобы придать своим словам бо́льшую искренность, – это служило одним из самых надежных инструментов воздействия на собеседника. – Только скажите, чем я вас обидел… Позвольте мне исправить сказанное или содеянное…

Селендри едва заметно шевельнулась; на мгновение бронзовая рука чуть сильнее надавила на плечо Локка. Он закрыл глаза и напряг все свои чувства – слух, осязание и животные инстинкты, – пытаясь в полной темноте не упустить ни единого намека. Как Селендри отнесется к участливому состраданию – с презрительным отвращением или с благодарностью? Сердце Локка гулко колотилось в груди, на виске подрагивала тонкая жилка.

– Ничего исправлять не надо, – еле слышно шепнула Селендри.

– Какая жалость… – промолвил Локк. – А я так надеялся развеять ваше беспокойство.

– Это невозможно. Вы этого не сможете.

– Вы мне даже попробовать не позволите?

– Господин Коста, ваши разговоры, как ваши карточные фокусы, хороши только для отвода глаз – уж слишком гладко у вас выходит. Боюсь, ваши речи скрывают гораздо больше, чем ваши ловкие пальцы. Между прочим, я согласилась сохранить вам жизнь лишь потому, что вы можете сослужить кое-какую службу вашему господину.

– Селендри, я не хочу быть вашим врагом, – проникновенно сказал Локк. – Не хочу доставлять вам неприятностей.

– Какие дешевые и бессмысленные слова…

– Я не могу… – Локк снова выдержал строго отмеренную паузу, действуя осторожно, как скульптор, высекающий сеть морщинок в уголках глаз статуи. – Послушайте, возможно, я и впрямь наглец, но иначе я не умею, Селендри. – Он намеренно повторял ее имя, словно заклинание, подчиняя ее своей воле, – ведь личные имена обладают большей силой, чем титулы. – Таким уж я уродился.

– И вы еще удивляетесь, что я вам не доверяю?

– А вы вообще кому-то доверяете?

– Того, кто никому не доверяет, никогда не предадут. Даже враги.

– Гм… – Локк поспешно прикусил язык и задумался. – Селендри, а ведь ему вы доверяете, правда?

– Это не ваше дело, господин Коста.

На потолке что-то громыхнуло, подъемная клеть дернулась, вздрогнула и остановилась.

– Еще раз прошу прощения, Селендри, – сказал Локк. – Это вовсе не шестой этаж, так? Девятый?

– Девятый.

«Она вот-вот распахнет дверь», – подумал Локк. Еще несколько мгновений они оставались в этой сокровенной темноте, наедине… Он, торопливо перебрав все вероятные ходы, остановился на одном, весьма рискованном, зато предоставлявшем отличную возможность заронить зерно сомнения.

– Знаете, Селендри, я был о нем куда худшего мнения. А оказалось, ему хватило ума полюбить вас по-настоящему. – Помолчав, Локк понизил голос до едва слышного шепота. – По-моему, вы самая храбрая женщина на свете.

В кромешной тьме он отсчитывал биения сердца – раз, два, три…

– Какая очаровательная самонадеянность, – язвительно прошептала она.

Раздался щелчок, темноту прорезала яркая полоска света, и бронзовая рука Селендри вытолкнула Локка в кабинет Реквина, озаренный сиянием светильников.

Что ж, пусть теперь Селендри обдумывает услышанное, пусть сама невольно подаст знак, который подскажет Локку, как продолжать. Он не преследовал особой цели, сея в Селендри сомнения и неуверенность, – ему нужно было лишь обезопасить себя от ножа в спину. Какая-то крошечная часть его души, прежде почти не напоминавшая о своем существовании, противилась тому, что он играет на чувствах Селендри… Ну и пусть! В конце концов, сейчас он волен думать и поступать так, как ему угодно, потому что сейчас он – Леоканто Коста, которого в действительности не существует.

Он вышел из подъемной клети, смутно подозревая, что все эти доводы убедили его самого ничуть не больше, чем Селендри.

3

– А, господин Коста, мой загадочный новый подельщик! Вы сложа руки не сидите, как я погляжу.

Дверца подъемной клети открывалась в неприметной стенной нише между двумя картинами. В Реквиновом кабинете царил прежний беспорядок, и Локк с удовлетворением увидел, что оставленные колоды карт все так же разбросаны на столе и под столом.

Реквин, в бордовом сюртуке с черными отворотами, задумчиво посмотрел куда-то вдаль сквозь сетчатую ширму балконной двери, а затем, потерев подбородок рукой в перчатке, покосился на Локка.

– Что вы, мы с Жеромом три дня отдыхали, – сказал Локк. – Помнится, я вам именно это обещал.

– Вообще-то, мое замечание касалось ваших веррарских похождений за последние два года. Я справки навел.

– Как я рад! Впечатляет, правда?

– Да, весьма поучительно. Что ж, давайте без обиняков. Около года назад ваш партнер пытался выведать у Азуры Галлардин сведения об устройстве моей сокровищницы. Вы знаете, о ком я говорю?

Селендри неторопливо прохаживалась слева от Локка, время от времени поглядывая на него через правое плечо.

– Конечно знаю. Какая-то важная особа из гильдии искусников. Я Жерому объяснил, где ее найти.

– А откуда вам известно, что она принимала участие в разработке устройств и механизмов для охраны моей сокровищницы?

– Ах, вы не представляете, сколько всего можно узнать, если щедро угостить выпивкой посетителей таверны, облюбованной искусниками, и проявить повышенный интерес к их пьяным бредням и бахвальству.

– Понятно.

– Так ведь старуха, стерва этакая, ничего Жерому не рассказала.

– Разумеется. Мало того, она даже мне не призналась, что ее об этом спрашивали. Однако я полюбопытствовал, и выяснилось, что один из моих верных осведомителей, разносчик пива, припомнил, как однажды с неба свалился тип, весьма похожий на вашего спутника.

– Да-да, Жером жаловался, что старуха весьма своеобразно обрывает разговор.

– Ну, вчерашний разговор с Селендри она обрывать не стала и весьма охотно вспомнила мельчайшие подробности беседы с Жеромом.

– Весьма охотно?

– За деньги.

– А!

– А еще мне стало известно, что, пока Жером беседовал с госпожой Галлардин, вы общались с моими людьми в Серебряном заливе.

– Было дело. Я побеседовал с неким типом по имени Драв и с очаровательной особой… гм, как же ее звали?

– Армания Кантацци.

– Совершенно верно. Я хотел с ней поближе познакомиться, но, как ни старался, заинтересовать ее не сумел.

– Еще бы! Арманию интересуют только женщины.

– Ах вот оно что… А я было испугался, что сноровку утратил.

– Так вот, вы расспрашивали о морских грузовых перевозках – особенно о таких, которые проходят мимо таможенных чиновников. И даже достигли кое-каких предварительных договоренностей с моими людьми, но этим дело и ограничилось. Позвольте узнать почему?

– Мы с Жеромом, поразмыслив, пришли к выводу, что для перевозки украденного лучше нанять судно, приписанное к порту за пределами Тал-Веррара, – оно не привлечет излишнего внимания властей, – а добычу на него доставить небольшими баржами, из местных.

– Разумное решение. Я бы поступил точно так же, вздумай я себя ограбить. Что ж, теперь перейдем к алхимикам. По моим сведениям, в прошлом году вы их часто навещали, причем без разбору – и именитых мастеров, и сомнительных типов.

– Видите ли, я изучал воздействие разнообразных горючих масел и кислот на всевозможные устройства – чтобы с отмычками не возиться.

– И как успехи?

– А вот об этом я сообщу только своему заказчику, – ухмыльнулся Локк.

– Ладно, к этому мы еще вернемся. Итак, судя по всему, вы действительно что-то замышляете, и ваша бурная деятельность это подтверждает. Кстати, я вас еще кое о чем спросить хотел…

– О чем же?

– Скажите, как старина Максилан поживает? Вы же три дня назад с ним виделись, правда?

Внезапно Локк сообразил, что Селендри неподвижно стоит у него за спиной. «О Многохитрый Страж, дай мне ума убедительно солгать и вовремя остановиться!» – безмолвно взмолился он и воскликнул:

– Он редкостный мерзавец!

– Ну, это мне любой уличный мальчишка скажет. Значит, вы признаете, что побывали в Мон-Магистерии?

– Да. Страгос лично с нами встретился. Кстати, он полагает, что вам неизвестно о его соглядатаях среди ваших людей.

– Так и было задумано. А вы, Леоканто, весьма любопытный тип. С вами сам архонт Тал-Веррара дела ведет. Интересно какие? Да еще и среди ночи, сразу после того, как мы с вами провели очень содержательную беседу.

Локк тяжело вздохнул, стараясь выиграть хотя бы несколько секунд на размышления, а потом, будто сообразив, что затягивать молчание не стоит, с видимой неохотой произнес:

– Я вам обо всем расскажу, только предупреждаю – вам это не понравится.

– Знаю, что не понравится. И все же… Ну, рассказывайте, не томите.

Локк снова вздохнул. «Либо во лжи увязну, либо из окна вылечу – тут уж выбирать не приходится».

– Страгос – наш с Жеромом заказчик. Он-то нам и платил, через подставных лиц. Оказывается, все это время мы имели дело с его людьми. Он – тот самый неизвестный, который мечтает опустошить вашу сокровищницу, будто закрома для пирушки. Вот, решил, что мы слишком долго с его заданием возимся и самое время нас подстегнуть.

Реквин, поморщившись, сжал зубы и заложил руки за спину:

– Он вам так и сказал?

– Да.

– Похоже, он питает к вам огромное уважение… Иначе зачем бы ему уведомлять вас о своих замыслах? И чем вы подтвердите свое заявление?

– Ах, видите ли, он и впрямь выдал мне документ с полным изложением своих намерений и со своей личной подписью и печатью, но я, растяпа эдакий, его потерял! Наверное, из кармана выронил… – съязвил Локк и угрюмо посмотрел налево.

Селендри, не сводя с него глаз, здоровой рукой потянулась к поясу.

– Да ради всех богов! – воскликнул Локк. – Если не верите, я сам в окно выпрыгну, чтоб время попусту не тратить…

– Нет-нет, рановато вам с булыжниками во дворе знакомиться, – сказал Реквин, предупредительно воздев руку. – Однако же весьма странно, что архонт снизошел до личной встречи с вами. Как правило, влиятельные особы с кем попало не якшаются и с холуями дружбы не водят, не в обиду будь сказано.

– А я и не в обиде. По-моему, Страгосу отчего-то больше ждать невтерпеж, он хочет поскорее с этим покончить. Вдобавок складывается стойкое впечатление, что даже при успешном завершении этого безнадежного предприятия он намерен раз и навсегда избавиться от нас с Жеромом. Такое вот здравое предположение…

– Разумеется. К тому же это избавит Страгоса от лишних расходов. Такие, как он, о деньгах пекутся больше, чем о чужих жизнях. – Реквин хрустнул костяшками пальцев. – Хуже всего то, что все эти объяснения выстраиваются в весьма логичную схему. А я всегда следую нехитрому правилу: если ответы на загадку очевидны, то вас пытаются обобрать.

– Непонятно только, с какой стати Страгос настоял на личной встрече с вами, – прохрипела Селендри. – Ведь он прекрасно понимает, что при первой же… возможности вы сдадите его с потрохами.

– Ох, не хочется об этом упоминать, но, похоже, придется, – смущенно произнес Локк. – Видите ли, Страгос угостил нас сидром, ну и… Стыдно признаться… В общем, из вежливости мы сидр выпили. А потом Страгос объяснил, что в сидр подмешали неизвестный яд замедленного действия и нам с Жеромом грозит медленная и мучительная смерть. Впрочем, за наше послушание он пообещал лично выдавать нам противоядие. Так что теперь мы всецело в его власти и обязаны ему во всем повиноваться.

– Гм, надежный, проверенный способ, – кивнул Реквин. – Действует безотказно.

– Я ж говорю, стыдно признаться, – сказал Локк. – К тому же, как только нужда в наших услугах отпадет, Страгос с легкостью от нас избавится. А до тех пор будет уверен, что уж теперь-то мы его не предадим.

– Но вы все равно намерены его предать?

– Реквин, скажите честно, а вы бы на месте Страгоса что сделали? Дали бы нам противоядие и отпустили бы с миром? Мы для Страгоса уже покойники. Эх, успеть бы отомстить – да не одному, а двоим. Ну, с Жеромом я по-любому разберусь, прежде чем от проклятого сидра сдохну, а вот с архонтом рассчитаться без вашей помощи не смогу.

– Здравое предположение… – без прежней холодности пробормотал Реквин.

– Я рад, что вы разделяете мое мнение, потому что, как выяснилось, я плохо представляю себе соотношение сил в вашем городе. Что происходит, Реквин?

– Архонт давно мечтает с приорами разделаться. Многие городские советники хранят свои личные состояния в моей сокровищнице, и о размерах этих состояний архонтовым соглядатаям неизвестно. Если сокровищницу ограбят, то приоры не только останутся без денег, но и на меня обозлятся. Как бы Страгос ни жаждал от меня сейчас избавиться, без веской причины он этого сделать не может, потому что в городе вспыхнет мятеж. А вот обратиться к услугам людей посторонних… Превосходно задумано. Сокровищницу ограбят, я начну охоту на вас с Жеромом, приоры будут готовы меня на куски разорвать, а Страгос тем временем… – Дальнейшие действия архонта Реквин проиллюстрировал, накрыв кулак ладонью и сжав что есть силы.

– Но ведь считается, что архонт – лицо, подчиненное Совету приоров, – сказал Локк.

– Только на бумаге. У приоров есть великолепная пергаментная грамота, где именно так и написано. А у Страгоса по этому поводу есть особое мнение, подкрепленное армией и флотом.

– Прекрасно! И что же теперь делать?

– Вопрос, конечно, интересный… А позвольте осведомиться, господин Коста, неужели у вас иссякли встречные предложения, дерзкие замыслы и карточные фокусы?

Тут Локк решил, что настало время подчеркнуть маленькие человеческие слабости Леоканто Косты:

– Видите ли, пока наш заказчик был неким безымянным и безликим существом, ежемесячно присылавшим мешок денег, я твердо знал, что делать. А теперь все смешалось, и неведомые враги грозят отовсюду. Так вот, поскольку в этих сварах и дрязгах вы разбираетесь много лучше меня, скажите мне, что делать, и я последую вашему совету.

– Гм… Между прочим, вас Страгос о нашем разговоре спрашивал?

– Нет. Скорее всего, он о нем и не знал. По-моему, просто так совпало, что нас с Жеромом к нему в тот же день привели.

– Вы уверены?

– Да.

– А скажите-ка мне, Леоканто, если бы вы узнали, что ваш заказчик – Страгос, до того, как вам представилась возможность развлечь меня карточными фокусами… Иначе говоря, решились бы вы на предательство, если бы заранее знали, кого именно предаете?

– Ну… – Локк притворно задумался. – Даже и не знаю, как бы я тогда поступил… Если бы я ему доверял или, к примеру, питал к нему теплые чувства, тогда, наверное, попросту прирезал бы Жерома, а сам остался бы на службе у Страгоса. Но дело-то в том, что Страгос нас за людей не считает… Мы для него все равно что крысы или там букашки какие… Страгос – наглый, самонадеянный подлец. Возомнил, что ему о нас с Жеромом все известно. Я его… В общем, не нравится он мне. А тут еще и яд этот…

– А, так у вас с ним долгий разговор был, – улыбнулся Реквин. – Что ж, это вполне объясняет вашу неприязнь. Итак, за место у меня на службе вам придется заплатить. Цена вопроса – Страгос.

– О боги, это как?

– Доставьте мне Страгоса живьем или представьте неопровержимые доказательства его смерти – и станете управляющим игорными залами в «Венце порока». Я назначу вам подобающее жалованье, помогу отыскать противоядие и расправиться с Жеромом де Ферра. Такие условия вас устраивают?

– И как я со всем этим справлюсь?

– Разумеется, не в одиночку. Согласитесь, Максилан засиделся у власти. Помогите мне сместить его с поста – любыми доступными средствами, – и в «Венце порока» появится новый управляющий.

– Ах, как я рад это слышать! А нельзя ли… высвободить деньги на моем счете в вашем заведении?

– Нет уж, Леоканто, денег вы лишились исключительно по своей вине. Я благотворительностью не занимаюсь, запомните это на будущее.

– Да, конечно. Кстати, не соизволите ли вы удовлетворить и мое любопытство? Почему вы не боитесь, что я веду двойную игру? Вдруг я побегу прямиком к Страгосу и доложу ему о нашей сегодняшней беседе?

– А почему вы полагаете, что я не затеял все это исключительно потому, что ожидаю от вас именно такого поступка? – с довольной улыбкой парировал Реквин.

– Ох, от всех этих предположений у меня уже голова кругом идет, – вздохнул Локк. – Нет уж, как по мне, так лучше в карты мошенничать, чем интриги плести. Значит, если вы все это не всерьез затеяли, а лишь бы Страгосу досадить, то мне остается только пойти домой и повеситься.

– Верно. Однако я вам дам ответ получше. Ну, к примеру, что вы Страгосу расскажете? Что я его ненавижу? Что храню деньги его врагов? Что желаю ему смерти? Предположим, он получит еще одно подтверждение моих враждебных намерений – и что с того? Он и так знает, что я – его враг. Ему прекрасно известно, что преступный мир Тал-Веррара воспротивится любым попыткам захватить власть в городе. Мои фелантоцци предпочитают, чтобы городом правили не военные, а торговцы, – на военной диктатуре денег не сделаешь.

На старотеринском фелантоцци обозначало солдат-пехотинцев; обычно этим словом иносказательно называли преступников, но Локк и не подозревал, что им пользуются и сами бандиты.

– Теперь осталось лишь дождаться решения второго судьи, – сказал Реквин.

– Второго судьи? – недоуменно переспросил Локк.

Реквин обернулся к Селендри:

– Любимая, ты слышала наш разговор. Как ты считаешь, отправить Леоканто за окно или вернуть туда, где ты его подобрала?

Локк, заглянув ей в глаза, сложил руки на груди и улыбнулся, отчаянно надеясь, что всем своим видом выражает умильную щенячью преданность.

Селендри, угрюмо посмотрев на него, просипела:

– Доверия он не внушает, однако, раз уж нам представилась возможность подослать к архонту своего человека, пусть и ненадежного, отказываться от нее не стоит…

– Поздравляю вас, господин Коста, – сказал Реквин, хлопнув Локка по плечу. – Вы удостоились редкой похвалы. Довольны?

– Еще бы, – буркнул Локк, стараясь ничем не выдать своей радости. – Что дают, то и беру.

– В таком случае постарайтесь, чтобы и архонт был доволен, ведь у вас нет иного способа раздобыть противоядие.

– Да уж постараюсь, если будет на то воля богов… – Локк задумчиво поскреб подбородок. – А о нашем знакомстве мне ему придется доложить: в «Венце порока» наверняка есть его соглядатаи, которые рано или поздно сообразят, что к чему. Будет лучше, если я ему первым об этом скажу.

– Разумеется. Как скоро он намерен вас в Мон-Магистерий призвать?

– Не знаю, скоро ли, но призовет обязательно. В этом я почти уверен.

– Великолепно! Может быть, он снова о своих замыслах обмолвится. Что ж, а сейчас вам пора возвращаться к господину де Ферра и продолжить свои развлечения. И кто сегодня станет жертвой ваших ловких пальцев?

– Мы только недавно пришли, представлением в клетке наслаждались…

– А, шершни. Весьма удачное приобретение.

– И весьма опасное.

– Какой-то джеремский капитан привез гнездо с маточником, хотел продать, дуралей. Мои люди предупредили таможенников, капитана казнили, матку сожгли, а конфискованное гнездо бесследно исчезло – в моей сокровищнице. В «Венце порока» всему находят применение.

– А что за юноша в клетке?

– Восьмой сын какого-то титулованного ничтожества, голова песком набита. Проигрался в пух и прах, заявил, что даже на смерть пойдет, лишь бы долг покрыть, – вот я его на слове и поймал.

– Надеюсь, он выживет – я на него сто соларов поставил, – сказал Локк и обернулся к Селендри. – Ну что, опять в клеть?

– На этот раз – до шестого этажа, – ответила она и ехидно добавила: – А дальше пешочком пройдетесь. Без сопровождения.

4

К тому времени, как Локк, усиленно работая локтями, пробился на второй этаж, юноша в клетке уже истекал кровью, прихрамывал и еле держался на ногах. Вокруг него с громким жужжанием летали шесть донельзя озлобленных кинжальных шершней. Локк сокрушенно вздохнул.

– А, господин Коста! Мы вас заждались. Между прочим, наш спор вот-вот разрешится. – Госпожа Дюренна улыбнулась Локку поверх высокого узкого бокала с каким-то молочно-оранжевым напитком.

Жан, пригубив чего-то золотисто-коричневого из бокала поменьше, вручил приятелю такой же. Локк благодарно кивнул: к крепости медового рома даже Маракоза Дюренна отнесется без пренебрежения, но в небольших количествах хмель рассудка не замутит.

– Так быстро? Прошу простить мое отсутствие. Дельце оказалось пустяковым…

– Дела с приорами пустяковыми не бывают!

– Я на прошлой неделе ему карточный фокус показал, – объяснил Локк, – вот он теперь и хочет, чтобы я для его приятелей представление устроил.

– А что, этот фокус производит большее впечатление, чем ваши обычные выходки за карточным столом?

– Отнюдь нет! – Локк отпил рома. – Его исполнение не требует значительных умственных усилий, да и искусных соперников опасаться не приходится.

– Господин Коста, вам никогда не пытались отрезать ваш до безобразия вкрадчивый и льстивый язык?

– Ах, госпожа Дюренна, эта забава стала любимым времяпрепровождением жителей нескольких городов.

Жужжание в клетке усилилось, из ячеек вылетели шершни… два, три, четыре… Локк, поежившись, беспомощно глядел, как за проволочной сеткой мечутся смертоносные юркие тени. Поначалу юноша отчаянно отбивался, а потом испуганно, суматошно замахал руками, чудом сбив одного шершня на пол. Его чудовищный собрат уселся на спину несчастного и вонзил жало в поясницу. Юноша с жутким воплем выгнулся и захлопал себя по спине. Толпа умолкла, с вожделением ожидая неизбежного исхода.

Мучительная смерть подбиралась с безжалостной быстротой. Шершни, окружив юношу, беспрестанно набрасывались на него, цепкими лапками впивались в складки рубахи, пропитанной кровью. Один шершень пристроился на груди, другой – на плече, снова и снова вонзая жало в дрожащее тело, третий запутался в волосах, а четвертый ужалил беднягу в шею, у самого основания черепа. Пронзительные вопли сменились глухими захлебывающимися стонами. На губах юноши пузырилась пена, кровь заливала лицо и грудь. Наконец он упал и забился в конвульсиях. Кинжальные шершни с громким жужжанием опустились на распростертое тело и поползли по нему огромными багряными муравьями, продолжая жалить и кусать несчастного.

Локка замутило. Он, чтобы удержать остатки завтрака и хоть как-то совладать с собой, больно сжал зубами скрюченный палец, а потом с напускным спокойствием обернулся к госпоже Дюренне.

– Недурственно, – сказала она, помахивая четырьмя деревянными фишками. – Бальзам на раны, полученные в нашу прошлую встречу. И все же, господа, когда вы любезно предоставите нам возможность отыграться?

– Мы и сами сгораем от нетерпения, – сказал Локк. – Увы, сегодня вечером нам следует обсудить некоторые… политические разногласия, влияющие на состояние рынка. Однако, прежде, чем удалиться, позвольте мне выплеснуть остатки рома на того, чья смерть стоила нам двести соларов.

Госпожа Дюренна небрежно шевельнула пальцами, раскрыла кожаный кисет и, не дожидаясь, пока Локк с Жаном смешаются с толпой, начала набивать трубку.

Локка подташнивало. Толпа редела; зрители, весело переговариваясь, передавали друг другу выигрыш. Пространство перед клеткой опустело, но шум голосов и постоянное мельтешение в зале по-прежнему возбуждали шершней.

Едва Локк подступил к клетке, два шершня подлетели к проволочному заграждению и повисли в воздухе, трепеща крыльями и злобно поблескивая черными бусинами глаз. Невольно передернувшись, Локк опустился на колени напротив безжизненного тела на полу клетки. Чудовищные твари тут же метнулись ему навстречу и облепили проволочную сетку в футе от его лица. Локк выплеснул ром из бокала на труп. Зеваки одобрительно захохотали.

– Отлично придумано, дружище! – произнес заплетающийся голос. – Я пятьсот соларов из-за этого проклятого увальня потерял! Такого и обоссать не жалко.

– О Многохитрый Страж, – торопливо зашептал Локк, – прими дар, пролитый на землю ради чужака без друзей. О повелитель щеголей и глупцов, помоги этому несчастному найти дорогу к Повелительнице Долгого безмолвия. Он умер жуткой смертью. Исполни эту просьбу, и я попробую тебя больше ни о чем не просить, обещаю! Клянусь, на этот раз я намерен сдержать обещание.

Локк поцеловал тыльную сторону левой руки и поднялся на ноги: молитва вознесена, теперь пора отсюда уматывать.

– Куда теперь? – негромко спросил Жан.

– Куда угодно, лишь бы подальше от этих проклятых шершней.

5

Небо над морем расчистилось; на востоке, под лунами, дымными клубами застыла жемчужная гряда облаков. Локк с Жаном брели вдоль причала с внутренней стороны, а резкие порывы ветра гнали им навстречу мелкий мусор. Над плещущими серебристыми волнами раздался звон судового колокола.

Слева отвесным утесом вздымалась, ярус за ярусом, темная стена Древнего стекла, кое-где пересеченная цепочками тусклых фонарей на шатких лесенках, по которым осторожно взбирались прохожие. На вершине утеса раскинулся Ночной базар и виднелся краешек огромного стеклянного навеса, что, спускаясь до самого моря, покрывал все ярусы на противоположной стороне острова.

– Превосходно! – сказал Жан. – Значит, Реквин поверил, что Страгос на него зуб точит? Какая прелесть! Выходит, с нашей подачи вооруженный мятеж вот-вот вспыхнет… То-то будет весело!

– А что было делать? – огрызнулся Локк. – Вот ты можешь с ходу придумать какую-нибудь убедительную причину, объясняющую внезапный интерес Страгоса к нашим скромным особам? А мне, между прочим, полет из окна светил яснее ясного.

– Ну а ты испугался, да? Подумаешь, приложился бы головой – и ничего страшного, за разбитые булыжники мы бы как-нибудь расплатились. Как по-твоему, надо Страгоса просветить, что Реквин его соглядатаев вычислил?

– Обойдется, гад!

– Так я и думал.

– Похоже, Страгос на самом деле на Реквина зуб точит. Они друг друга ненавидят, это сразу ясно, да и в городе неспокойно, – сказал Локк. – Кстати, на наш счет наконец-то можно занести кое-что ценное. По-моему, Селендри можно улестить, на болтовню она поведется – ну, если осторожно, не давить. А Реквин теперь всерьез полагает меня своей собственностью.