Текст книги "Айн Рэнд. Сто голосов"

Сильвестр Петро

Сильвестр Петро – писатель и профессор юриспруденции, специализировавшийся на профсоюзах. Он посещал собрания, происходившие в апартаментах мисс Рэнд, в конце 1950-х и начале 1960-х годов. Скончался в 2007 году.

Дата интервью: 22 августа 1996 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Сильвестр Петро: Впервые я познакомился с ней после того как вышла в свет моя книга – Трудовая политика в свободном обществе (Labor Policy of the Free Society). Все мои публикации носили крайне ученый характер, их никто не читал. Однако мисс Рэнд прочла и пригласила меня на одну из своих лекций в отеле «Рузвельт». Это произошло в 1957-м или 1958 году, в том же самом, когда был опубликован роман Атлант расправил плечи.

Вы были знакомы с произведениями мисс Рэнд?

В то время Людвиг фон Мизес проводил еженедельный, а иногда и ежемесячный семинар, который мы называли «кружком Мизеса», быть может, в подражание Венскому кружку[150]150
  Сообщество ученых, регулярно собиравшихся в Вене с конца 1920-х и до середины 1930-х годов XX века. Руководителем кружка был профессор кафедры индуктивных наук Мориц Шлик. С деятельностью Венского кружка связывают зарождение философского логического позитивизма. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Айн Рэнд нередко присутствовала на его собраниях. Так что мы познакомились перед ее лекцией, но чисто формально, так как я не разговаривал с ней. Я прочитал роман Атлант расправил плечи и был очарован им. Однако сейчас не могу вам сказать, случилось ли это до нашего знакомства на этом семинаре или потом.

Вы – экономист по образованию?

Нет, я юрист и прежде всего интересовался юриспруденцией, экономикой и политикой, а также теми способами, которыми можно воспрепятствовать правительствам, вечно стремящимся высосать всю кровь из экономики.

Нью-Йорк в конце 1950-х и начале 1960-х годов был замечательным местом. Не только потому, что в этом городе жила Айн Рэнд… быть может, в долгой перспективе потому, что этот город являлся центром пребывания Людвига фон Мизеса. Конечно, если вы не знаете Мизеса, то позвольте мне сказать, что как ученый я считаю его самым значительным экономистом столетия, a, быть может, и всех столетий. Он оказал колоссальное интеллектуальное воздействие на Айн Рэнд.

Вы были свидетелем этого?

Да. Однажды она сказала мне: «Я не согласна с ним эпистемологически в той части, в которой это относится к моей экономике и политической экономии, но Людвиг фон Мизес стал наиболее значительным явлением во всей моей жизни». Кстати, и она сама была замечательным экономистом. Она была блестящей и очень теплой личностью.

Вы можете привести примеры подобного отношения?

Она всегда с большой любовью относилась к своему мужу. Их отношения всегда оставались полными любви и тепла.

А что вы видели лично?

Именно это. Как говорил Сомерсет Моэм, «в отношениях между людьми нет ничего выше тепла и любви».

Она обыкновенно проводила свои собрания в своих апартаментах на Восточной 36-й улице. Она всегда собирала там толпу народа и вела себя как правящая княгиня. Она любила сидеть на спинке дивана, так чтобы видеть поверх голов всех, кто сидел, а не стоял. Она держалась по-королевски. И принадлежала к самой благородной породе человеческих существ будучи особой блестящей, остроумной и быстрой в разговоре. Подобно большинству литераторов она обожала слова и любила играть с ними. Еще она была упорной и принципиальной.

В каком плане?

Она никогда даже на дюйм не отступала от того, во что верила. Никаких компромиссов, никаких оценок, никаких с «одной стороны» и с «другой стороны».

Существовали ли области, выходившие за пределы тем ее разговора?

Она была готова рассуждать на любую тему, в том числе и об искусстве Ренессанса. Тогда я был большим поклонником Микеланджело, а она обожествляла его.

Почему?

Он обыгрывал героизм точно в том же плане, как и она сама. Все изваянные и нарисованные им фигуры полны героики, и ей это нравилось. Она не возражала против такого подхода и говорила: «В этом и заключена вся суть искусства – в героизме».

Ей случалось говорить о конкретных статуях или картинах?

О Давиде и Моисее. Особенно о Давиде.

И что же она говорила о них?

Она видела в них образцы человеческой природы. Не буду утверждать, что цитирую ее, однако общая идея была именно такой.

А какие другие темы обсуждались на этих встречах у нее дома?

Любые, в том числе деньги, банковское дело и золотой стандарт.

А как смотрелись рядом Айн Рэнд и Людвиг фон Мизес?

Вам следовало бы знать, какой удивительной личностью являлся Мизес. Он был человеком настолько спокойным, насколько это вообще возможно. Я был близко знаком с ним, он являлся моим другом многие годы, и я никогда не видел его взволнованным. Говорил он лаконично.

А не становился ли он страстным, когда речь заходила об экономике?

Нет. Оставался спокойным, насколько это возможно. Он никогда не возвышал голоса, однако обладал совершенно убийственным остроумием.

А что Мизес говорил вам об Айн Рэнд или ее философии? Должно быть, он не во всем был согласен с ней?

Мы много говорили с ним на эту тему, однако теперь я уже не в состоянии что-то припомнить. В философском плане Айн Рэнд считала, что ее воззрения конфликтуют с воззрениями Мизеса в большей степени, чем считал сам Мизес.

Так как же выглядели взаимоотношения мисс Рэнд и Мизеса на публике?

Не помню, чтобы они обменивались чем-то большим, чем взаимные любезности. Однажды был устроен обед в честь другой личности, весьма важной в этом кругу – Генри Хэзлитта, старинного друга Айн Рэнд. Он был знаком с Айн задолго до того, как с ней познакомился Мизес.

Это его жена, Френсис Хэзлитт, устроила Айн Рэнд на работу в Голливуд[151]151
  Это сделал Ричард Милэнд, литературный редактор студии Paramount, предоставивший Айн Рэнд должность рецензента в манхэттенской конторе студии, где она познакомилась с Френсис Хэзлитт.


[Закрыть]. Френсис делала очень многое. Она ни в коем случае не была домоседкой и домашней хозяйкой. Она писала сама и много помогала Генри с его произведениями, а кроме того, была изумительной хозяйкой салона. У нас существовал кружок, вращавшийся в Нью-Йорке по орбите, близкой к той, по которой передвигалась Айн Рэнд. Он состоял из Леонарда Рида из Фонда экономического образования, Мизеса, Лоренса Фертига, Генри Хэзлитта и меня самого. Мы устраивали обеды, все были знакомы с Рэнд и восхищались ею, она не могла быть членом чьего-либо кружка. Она была доминирующей, независимой, сильной и энергичной личностью. Боже! У нее был такой взгляд, что казалось, что своими глазами она буравит дырки в тебе – честное слово!

Случалось ли вам когда-либо спорить с ней?

Настоящего спора с ней у меня никогда не случалось, однако я любил поддевать ее, потому что она все воспринимала чрезвычайно серьезно. И чтобы поддразнить ее, к примеру, предлагал ей пересесть пониже – как всем прочим.

И как же она реагировала?

Отшучивалась. Например, я говорил ей, что она напоминает мне Иисуса Христа, что должно было задеть Айн, так гордившуюся своим атеизмом. Однако она и в самом деле в чем-то была подобна Христу. Однажды я сказал ей: «Айн, вы настолько христианка, что это даже не смешно». Не помню, чем она отговорилась и отговорилась ли вообще.

Должно быть, знакомство с такими людьми сделало чрезвычайно интересной эту пору вашей жизни.

Это была хорошая пора… пора, о которой приятно вспомнить. Начиная с лет президентства Рузвельта и до тех пор, пока в Нью-Йорке работали такие люди как Рэнд, Хэзлитт и Мизес. Такое тогда было не везде, здесь люди разговаривали о свободе, свободном предпринимательстве и laissez-faire[152]152
  Невмешательство правительства в дела частных лиц, особенно в частный бизнес и торговлю (фр.). (Прим. пер.)


[Закрыть]. Увы, тема эта едва не умерла в тридцатых и сороковых.

Назначалось ли определенное время прибытия на посиделки у Айн Рэнд?

При мне они всегда происходили после одной из ее лекций по объективизму.

То есть людям приходилось возвращаться в квартиру О’Конноров?

Именно так. Нас бывало с полдюжины, самое большее с дюжину.

Как часто вы посещали эти встречи у Айн Рэнд?

Раз шесть. Вечера эти не принадлежали одной Айн Рэнд, во всяком случае, те, на которых я присутствовал. Большую часть речей произносил Натаниэль Бранден, она вступала в разговор в самом конце и обменивалась с ним несколькими артиллерийскими залпами. Не знаю, делалось ли это в порядке шутки или как часть театрального замысла. Она была театральна по природе. Она всегда находилась на сцене. Она исполняла роль. На самом деле с ней невозможно было разговаривать – во всяком случае, мне это не удавалось.

Как так?

Она имела обыкновение собирать вокруг себя воистину горящих энтузиазмом людей, – по большей части молодых людей, видевших в ней богиню. Тогда мне было уже около тридцати пяти, и я не принадлежу к породе самозабвенных почитателей. Эти ребята, которые обожали ее, о боже, часто были из тех, кто учился у меня юриспруденции.

Что еще вы можете вспомнить о собраниях, происходивших в доме мисс Рэнд?

Их очень часто посещал некто по имени Пейкофф – способный, хороший экономист. Айн хорошо думала о нем. И всегда обходилась с ним очень дружелюбно и предупредительно.

А вы можете привести примеры этих дружелюбия и доброты?

Она часто обращалась к нему со словами: «А что ты думаешь об этом, Ленуша?» Кажется, это какое-то русское ласковое уменьшительное от его имени.

Не случалось ли Айн Рэнд оспаривать какие-то положения ваших книг?

Не помню такого. Она была довольна тем, что нашла во мне критика тред-юнионов. Это моя специальность. Я считал профсоюзы позором рода людского.

Что еще нравилось ей в ваших работах?

Думаю, то, что она считала их четкими и ясными. Она полагала, что кто-то должен сказать правду о профсоюзах, а не превозносить их как лучшего друга рабочего класса. Я придерживался логичной, чисто австрийской позиции: главное – производительность труда, и если работники непродуктивны в достаточной мере, они не вправе рассчитывать на улучшение условий их жизни, и что профсоюзы не способствуют увеличению производительности труда.

Что еще вы можете сказать об Айн Рэнд?

Она была самой логичной персоной среди всех, кого я встречал. Разговоры ее подразделялись на главы, параграфы и сентенции.

Умела ли она слушать?

Слушала она только для того, чтобы позволить кому-то вступить в беседу. Она была выдающимся комментатором, если можно выразиться таким образом. Она умела подать себя. И я люблю ее за этот непокорный дух.

И вы видели, как он проявляется?

Ну, знаете ли, я слышал, как она выступает. Видел, как она дебатирует. Видел ее на телеэкране, и помилуй Бог, это было одно загляденье.

И с кем это она дебатировала?

На самом деле это, скорее всего, я дебатировал с Гэлбрейтом[153]153
  Джон Кеннет Гэлбрейт (1908–2006) – американский экономист, представитель старого (Вебленского) институционального и кейнсианского течений, один из видных экономистов-теоретиков XX века. Преподавал в Калифорнийском, Гарвардском и Принстонском университетах. Президент Американской экономической ассоциации в 1972 г. Лауреат премий Фрэнка Сейдмана (1975), Веблена-Коммонса (1976), В. Леонтьева (2000) и антипремии Лысенко (1994). Иностранный член АН СССР (1988). (Прим. пер.)


[Закрыть] в Нью-йоркском университете, и она присутствовала в аудитории. Она сказала Гэлбрейту: «Почему вы никогда не отвечаете на вопросы и замечания мистера Петро?»

Что же он ответил?

Чего-то там пробормотал. Он был самым большим недотепой на всей земле. И никогда не отвечал ни на какие возражения. Он ответил: «Я бы не сказал ничего подобного о ваших книгах», поскольку я назвал его Общество изобилия[154]154
  Книга 1958 года. Гэлбрейт утверждал, что свободнорыночный капитализм создает имущественное расслоение в обществе. Верил в роль правительства и экономическое планирование.


[Закрыть] дрянным искажением реальности.

А как Айн Рэнд относилась к Гэлбрейту?

Знаете ли, это надо было видеть. Она была настоящей тигрицей. Кусались сами ее огромные черные глаза. Это был вечер вопросов и ответов. Мы с Гэлбрейтом в то время проводили ряд дебатов по различным насущным темам на различных площадках Нью-Йорка. Кажется, она присутствовала на одном из них.

Вполне возможно, что в данном случае дебаты происходили по коллективному принципу, когда с полдюжины человек, каждый перед собственным микрофоном, сидят за одним столом, и тогда она закончила следующими словами: «Становится утомительно видеть, как вы старательно не замечаете всего того, что ставит перед вами Петро».

И что он ответил?

Не помню, что он сказал, однако, как это часто случается, после этого обсуждение направилось в другое русло.

Розмари Ториджан

Розмари Ториджан работала у мисс Рэнд машинисткой в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Мисс Ториджан скончалась в 2010 году.

Даты интервью: 21 и 22 января 1998 года.

Скотт Макконнелл: Насколько я помню, вы посещали нью-йоркские Лекции Натаниэля Брандена [NBL] с самого их начала.

Розмари Ториджан: Было так здорово оказаться на этих лекциях с самого начала и видеть, как увеличивается этот курс. Я впервые побывала на второй лекции – первая была прочитана для так называемого «Внутреннего кружка», куда входили Алан Гринспен, Леонард Пейкофф и другие.

Это была первая из серии публичных лекций об объективизме, хотя в то время мы его так не называли, потому что мисс Рэнд возражала. Она не хотела называть свое философское течение объективизмом, и поэтому мы именовали его «философией Айн Рэнд», и только на третьей или четвертой лекции она сдалась, потому что нельзя уже было остановить людей, пользующихся этим названием.

Это было в 1958 году, сразу же после того, как был опубликован роман Атлант расправил плечи. Все, кто приходил на эти лекции, приносили с собой экземпляр Атланта, и она самым любезным образом подписывала книгу. На последней странице первого издания было напечатано, что все, кто хочет больше узнать об идеях Айн Рэнд, могут обратиться в эту организацию. Я связалась с ее представителями, и мне сообщили, что планируется серия из десяти лекций и что я могу посетить ее, заплатив какую-то смехотворно маленькую сумму – кажется, двадцать долларов.

Она происходила в зале маленького отеля, арендованного Натаном, и на ней присутствовало всего около двадцати человек. С течением времени первая серия существенно выросла в плане посещаемости. Я присутствовала на лекциях первой и второй серий.

А мисс Рэнд посещала лекции?

Все и всегда. Как я пишу в этой выдержке из моих мемуаров: «Айн Рэнд присутствовала на лекциях и отвечала на вопросы из зала. Ее появление полностью заворожило и очаровало меня, пелерина, колышущаяся за ее прямыми, гордыми плечами, когда она влетела в зал… в длинном мундштуке дымилась сигарета, голова высоко поднята, огромные темные, полные интеллекта глаза, не отрываясь, смотрят на оратора». Все так и было. Она входила, садилась на невысокой сцене и просто сидела там, закутавшись в эту пелерину и скрестив ноги, с сигаретой в руке. Волосы ее всегда были гладко зачесаны, один завиток спускался на щеку… она сидела и слушала. Айн Рэнд никогда не отводила глаз от выступавшего. Она была абсолютно заинтересована в происходящем.

После окончания лекции Натан произносил короткий спич, что-нибудь вроде: «Мисс Рэнд присутствует здесь не для того чтобы защищать свою философию или то, что мы начали здесь сегодня. Она пришла сюда только затем, чтобы ответить на вопросы людей, желающих узнать больше». А потом она вставала, а мы задавали вопросы из зала.

Однажды на лекцию явился комедиант Морт Сол[155]155
  Мортон Лайон Сол (род. в 1927 году) – выдающийся американский комедиант и сатирик канадского происхождения первой половины XX века. (Прим. пер.)


[Закрыть], решивший поразвлечься. Когда наступила пора вопросов, он задал свой собственный, произнесенный в исключительно саркастической манере. Мисс Рэнд растерла его в порошок. Она сообщила ему, что, конечно, понимает, что его намерения нельзя назвать серьезными, что он пытается развеселить публику и что она не одобряет его поступок. Я видела, как он скис. Мисс Рэнд так осадила его, что он даже не знал, что сказать.

Случалось ли, что на эти лекции приходили другие знаменитости?

Однажды на лекции побывал Микки Спиллейн, он подошел к микрофону и проговорил что-то в том смысле, что счастлив присутствовать на этой лекции вместе со всеми нами, и все мы поаплодировали ему, a потом он сказал еще что-то о том, как приятно ему быть знакомым мисс Рэнд и знать, что ей нравятся его книги. Едва ли это была очень глубокая речь, однако Айн Рэнд была очень довольна его выступлением.

Расскажите мне о вашем новостном листке.

Мы с моей подругой Эллен Рунге выпустили первый листок, посвященный новостям объективизма. Когда серии лекций стартовали по-настоящему, мы поняли, что происходит так много, так много лекций, радиопередач и других событий, что кто-то должен донести всю эту информацию до объективистов, так что мы начали выпуск листка.

Мы начали выпускать его исключительно в целях информации, и мисс Рэнд попросила нас приписать следующие слова: «является исключительно частным предприятием» и «по нашей просьбе мистер Бранден согласился предоставить нам список адресов рассылки, однако ни мистер Бранден, ни мисс Рэнд, ни приглашенные лекторы Лекций Натаниэля Брандена никоим образом не связаны с этим проектом. Мы предоставляем эту услугу, потому что в ней существует необходимость. Если вы принадлежите к числу людей, способных воспользоваться ею, вышлите доллар по нашему адресу».

Наш первый выпуск вышел в марте 1960 года, и в нем мы перечислили ожидаемые выступления, а также поместили образец будущей компоновки листка. Мисс Рэнд поначалу самым недвусмысленным образом объяснила нам, что мы должны уверять получателей в том, что никоим образом не связаны с ней и с Натаном, однако уже ко второму выпуску оценили нашу роль в качестве информационной странички. Она не хотела, чтобы мы выпускали журнал, однако мы настояли на своем намерении, поскольку она никак не могла воспрепятствовать нам. Тогда нам было указано ничего не писать о ней, чего мы и не делали.

Она не хотела, чтобы вы искажали ее идеи?

Именно так. Она была чрезвычайно осторожна в таких вопросах.

Никакой издательской работой мы не занимались. Мы печатали просто объявления, как во втором выпуске: «В мае 1960 года в издательстве Signet выходит карманное издание романа Мы живые. Точная дата будет объявлена в дальнейшем». К третьему выпуску мы перешли на ежемесячный режим, и мисс Рэнд просила меня перед каждым дальнейшим выпуском являться к ней со всеми материалами листка, чтобы она могла проверить их и убедиться в том, что все в порядке, а заодно предоставить отсутствующую у нас информацию. Так мы получили ее официальное одобрение.

К шестому выпуску мы освоили по-настоящему классное оформление и начали печатать свой листок на мимеографе, более того, мы получили название: Новостной Листок Рунге-Ториджан. И написали в нем: «Начиная со следующего выпуска, Натаниэль Бранден будет с регулярными интервалами рекомендовать книги, представляющие интерес для изучающих объективизм». К этому времени мисс Рэнд и Натаниэль Бранден начали планировать выпуск уже настоящего Бюллетеня объективиста. Наши публикации представляли собой своего рода пробный шар, и вскоре после этого выпуска стал выходить ее собственный новостной листок.

Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Она попросила меня что-то отпечатать для нее. В это время я уже работала на Натана. Однажды она пришла в офис и спросила, не будет ли мне интересно перепечатать ее речь. Она сказала, что оригинал написан ею от руки, что несколько усложняло работу. Я согласилась, она передала мне текст, и я перепечатала его. Потом я печатала многие из ее речей.

Работая с ней, вы волновались или испытывали напряженность?

Да. Достаточно долго я работала с ней в крайне безличном стиле. Общение ограничивалось обычными «здрасте» и «как дела?». И все. Так что происшедший между нами разговор во время возвращения из Йельского университета[156]156
  В 1960 году Айн Рэнд провела в Йеле две беседы – 17 февраля и 16 ноября.


[Закрыть], где она выступала, стал первым случаем ее общения со мной. Я оказалась в одной машине с ней, она ехала на переднем сиденье, я на заднем. Уже стемнело, и мы возвращались назад в Манхэттен, когда она вдруг повернулась и завязала легкий разговор со мной.

Она расспросила меня обо мне. Среди прочего я сказала ей, что в юные годы также намеревалась стать писательницей, однако забросила эту идею. Я сказала ей, что сейчас работаю в строительной компании Пола Тишмана, тут она бросила на меня такой резкий взгляд и сказала: «Почему вы перестали писать? Неужели сдались, даже не попытавшись?» Тут, насколько я помню, мне сделалось весьма неуютно в этой машине, потому что она смотрела на меня из тьмы своими огромными, пронзительными глазами. Тогда я сказала: «Что ж, я по-своему счастлива». Тогда она говорит: «Счастлива? А не хотите ли поработать в области, достаточно тесно связанной с литературой и не слишком от нее далекой? Почему бы вам не заняться издательской деятельностью?» Я несколько опешила и сказала: «Но нельзя же вот так выйти на улицу и сказать: “Хочу стать издателем”». Она ответила: «Разве? Почему бы и нет?»

И я сказала: «Я даже не думала, что такое возможно, после того как перестала хотеть заниматься литературным трудом. Я просто мечтаю об этом, однако мне не хватает отваги, чтобы подобно вам излить свою душу на печатной странице». Тогда она перегнулась через спинку сиденья, прикоснулась к моей руке и проговорила: «Моя милая, в жизни не бывает никаких гарантий. Надо рискнуть. Единственный способ понять, по силам ли вам какое-нибудь дело, требует заняться им». После этого она отвернулась, откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза и погрузилась в свои мысли.

В тот вечер она изменила мою жизнь, потому что на следующий день я уволилась с работы, взяла себя в руки, открыла список вакансий на странице «издательское дело», обнаружила объявление, гласившее «нужен помощник редактора, предоставляется обучение», пошла по указанному адресу, прошла собеседование, немедленно получила работу, приступила к ней и более не оглядывалась назад.

И вы сообщили об этом мисс Рэнд?

O да! Она была довольна. И сказала что-то вроде: «Ну а как же. Ну, конечно же, вы должны были получить эту работу». Это было чудесно. Она изменила мою жизнь.

Почему вы перестали работать с ней?

После 1963 года я почти не работала на нее – потому что мы начали издавать журнал Вердикт. A потом я вообще перебралась за море – в Италию.

Располагаете ли вы какими-нибудь памятками об Айн Рэнд?

Единственной напоминающей о ней вещью является копия самого первого платежного чека, который я получила от нее. Я сделала его фотокопию, потому что была в восторге от того, что сумела поработать на такую личность. На нем написано: «Мой первый чек, полученный от Айн Рэнд в уплату за перепечатку речи «Вера и сила. Разрушители современного мира», произнесенной в Йельском университете 17 февраля 1960 года».

Чек был выписан на семь долларов и подписан: «A. Рэнд», но не так, как она обыкновенно расписывалась на документах, поскольку при издании романа Атлант расправил плечи в книге было воспроизведено ее факсимиле, после чего – она сама рассказывала мне об этом, – ей позвонили из банка и попросили изменить подпись на чеках. Поэтому на моем чеке написано просто «A. Рэнд» без привычного росчерка. После высказанного банком пожелания ей всегда приходилось расписываться по-разному. Теперь все свои финансовые документы она подписывала именно так, а на автографах оставляла привычный росчерк.

Расскажите мне об отношениях Айн Рэнд и Фрэнка О’Коннора.

O, они всегда держались просто чудесно. Если садились рядом, то держали друг друга за руку. Они с Фрэнком O’Коннором всегда держались за руки. Она всегда была очень ласкова с ним. Вот еще один маленький отрывок из моих воспоминаний: «Я поехала однажды передавать ей отпечатанную мною речь, и она открыла мне дверь в фартуке, я посмотрела на нее, не веря своим глазам. «Что случилось?» – удивилась она. И я сказала ей: «Мисс Рэнд, вы – и в фартуке. Я даже не могла такого предположить». Посмотрев на меня, она ответила: «Что в этом такого? Я готовлю, и готовлю неплохо». Я вошла. O’Коннор был дома. Она готовила для него обед. Я хочу этим сказать, что даже представить себе не могла, чтобы она в фартуке готовила обед кому бы то ни было.