Текст книги "Свидание у водопада"

Аарон снова мысленно поблагодарил Мейра Вайсбродта за деньги на обычную каюту.

Женщина оперлась на парапет и посмотрела вниз, на воду. Очевидно, она плохо себя чувствовала. «Может, она страдает от морской болезни», – подумал Аарон. Несмотря на то что море казалось спокойным, большинство пассажиров не могли побороть этот недуг в течение всего путешествия. Парень не завидовал ей после всего, что прочел об этом. Морская болезнь могла любого надолго выбить из колеи.

Аарон уже хотел отвернуться, чтобы не смущать девушку неприличным разглядыванием, но тут это и произошло. Аарон заметил, как ее голова откинулась назад, в тот же момент руки ослабли. Она упала на палубу, ее рвало снова и снова. Блевота текла по ее платью, капала на палубу. Аарону казалось, что он чувствует кисловатый запах, хотя и стоял в отдалении.

Парень немного помедлил, но все же поспешил к женщине. Казалось, она потеряла сознание и могла вот-вот захлебнуться собственными рвотными массами. Аарон повернул ее голову набок, и изо рта тут же изверглась еще одна порция рвоты. Подошли ближе и другие пассажиры, среди них и Отто Герман. Они держались на почтительном расстоянии. Наконец какой-то испанец наклонился. К удивлению Аарона, он нажал пальцем на запястье женщины, потом испуганно попятился и что-то крикнул. Аарон ничего не понял, хотя во время плавания усердно учил испанский. Он вопросительно взглянул на Германа. Пассажиры между тем взволнованно перешептывались. Аарону показалось, что он понял слово, которое бросил испанец. Его из уст в уста передавали пассажиры как проклятье. Некоторых членов команды привлекла суматоха. Аарон не знал, что делать. Молодая женщина лежала на палубе обессилевшая и бледная, словно мертвая. Вдруг кто-то вскрикнул. Некоторые пассажиры, перешептываясь, отпрянули назад.

– Что они говорят? – обратился Аарон к Герману.

Тот серьезно взглянул на попутчика:

– Vomito negro, черная рвота. Боюсь, у нас на борту желтая лихорадка.

Отто Герман помог Аарону привести себя в порядок. Испачканную одежду они выбросили за борт, чтобы свести к минимуму вероятность заражения. Молодую женщину отнесли на среднюю палубу, где она умерла тем же вечером, не приходя в сознание. После короткой похоронной церемонии ее бросили в море. На такой жаре покойника нельзя было долго держать на борту.

Аарон, Отто, капитан и еще несколько пассажиров – вот и все, кто принял участие в церемонии. Очевидно, женщина путешествовала одна. На борту у нее не было знакомых, никто даже не мог с уверенностью сказать, как ее звали. Весь вечер Аарон думал о том, с какой целью женщина отправилась в плавание. Ждал ли ее кто-нибудь в Аргентине? Они этого никогда не узнают. По ее нехитрым пожиткам – деревянный гребень, сменное платье и почти полностью потемневшее зеркальце – нельзя сказать, кем она была. Вещи собрали в небольшой узелок и отправили вслед за телом в голубую могилу из страха, что болезнь может распространиться.

«Жизнь может закончиться в любой момент», – вдруг подумал Аарон. Он так погрузился в мысли, что Отто пришлось дважды повторить, чтобы товарищ услышал.

– Они не пустят нас на берег, так мне сообщил капитан. Сначала нас поместят на карантин, – произнес Герман. На его лице читалась досада и недовольство.

Аарон кивнул. Отто подружился с капитаном и теперь узнавал последние новости первым.

– Ты знаешь, куда мы прибываем? – спросил Аарон.

Они наконец-то перешли на «ты» и с радостью выпили на брудершафт рому.

– В Кусенаду.

«Кусенада…» – мысленно повторил Аарон слово. Значит, его новая жизнь начнется в Кусенаде.

Но это была не сама Кусенада, а всего лишь море перед ней, где кораблю предстояло стоять на карантине. Парусная лодка пришвартовалась к борту «Британии», забрала оставшихся пассажиров вместе с багажом и отплыла к устью небольшой реки, где стояло большое судно, использовавшееся в качестве гостиницы.

Аарон и Отто держались вместе, они даже подыскали каюту на двоих. Аарон вновь был благодарен многоопытному другу. Хотя он тоже, будучи еще совсем ребенком, после смерти отца один отправился в Лондон изо Львова (большинство людей знали этот город как Лемберг), путешествие через океан – совсем другое дело. Для Аарона иметь рядом такого искушенного в путешествиях человека, как Отто, было несомненным преимуществом.

Все же вопреки привычке в первый день карантина они говорили друг с другом совсем мало. Каждый был занят собственными мыслями. Над кораблем витало чувство страха и неопределенности: никто не знал, откуда взялась болезнь и не распространится ли она среди пассажиров. Они слышали, как кто-то шепотом произнес: «Желтая лихорадка – это сущее проклятье».

Но как бы там ни было, снабжение оказалось хорошим. В первый вечер давали суп и мясо. Большинство путешественников ели с аппетитом. Последующие дни прошли в нехитрых развлечениях: пассажиры удили рыбу, стреляли чаек и нутрий, занимали себя игрой, песнями, танцами и историями из жизни. Аарон сделал несколько снимков фотоаппаратом Отто. Никто не затевал драк и ссор, что, как заметил Отто, после такого длительного пребывания на одном корабле было крайне необычно.

Пребывание на судне оказалось довольно приятным, и каждый надеялся, что карантин скоро снимут. Путешественники говорили о жизни в Новом Свете, строили планы, подбадривали друг друга, мечтали о ярком и успешном будущем. Тех немногих, что уже успели побывать в Аргентине, взволнованные новички засыпали вопросами.

Это было в воскресенье – в день, когда появились новые жертвы болезни. Теперь обманываться было нельзя: желтая лихорадка последовала за ними. На корабле чувствовалось подавленное настроение. Аарон и Отто не отходили друг от друга ни на шаг. Они рыбачили, добывая свежую рыбу, и избегали обедать с другими пассажирами. Ни у одного, ни у другого пока не было никаких признаков недомогания. И друзья радовались этому, потому что vomito negro могла унести жизнь даже самых крепких мужчин. Капитан рассказал им, что если заразишься, то пройдет от трех до шести дней и внезапно начнется сильный жар, боли в голове и спине, озноб, пропадет аппетит, все это будет сопровождаться тошнотой и рвотой. При благоприятном стечении обстоятельств болезнь вскоре отступает. Но у некоторых больных горячка возобновлялась с еще большей силой после некоторого улучшения состояния. Все заканчивалось кровотечениями. Кровь шла из носа, рта, а иногда даже из глаз. Внутренние кровотечения приводили к кровавому стулу и рвоте, которая от свернувшейся крови окрашивалась в черный цвет. При нажатии на кожу появлялся так называемый испанский флаг – желтая полоска, обрамленная по краям двумя красными. У многих заразившихся развивалась желтуха, отсюда пошло название болезни.

Жить на борту стало заметно сложнее. Все были раздражены. Каждый пытался отстраниться от людей с признаками болезни. Команда отводила тех в отдельную каюту и бросала еду, словно животным.

– Эта проклятая болезнь открывает людей с совершенно отвратительной стороны, – неожиданно пробормотал Отто. – А мы ругаемся цивилизованно.

Аарон горько улыбнулся. В жизни ему уже пришлось переживать страшные вещи. Ребенком он голодал, выслушивал угрозы от соседей-христиан, которые обвиняли евреев в смерти Иисуса. Он часто просыпался среди ночи от криков, отблесков огня и глухих ударов во входную дверь… В какой-то миг всплыли воспоминания о маленьком испуганном еврейском мальчике, каким Аарон тогда был. Потом он вернулся к реальности.

– Нет, Отто, болезнь не самое страшное, что с нами может случиться, – возразил он с улыбкой. – Посмотри только на это.

Он указал на место, отведенное для больных. Там сидела молодая девушка и держала на руках тяжелобольного отца. Она пыталась его напоить, вытирала пот со лба, тихо что-то говорила ему и иногда даже пела.

– Да, она единственная… – Отто по-прежнему пессимистично смотрел на мир.

Аарон покачал головой:

– Все лучше, чем если бы не было никого.

Он знал, как важно, когда рядом есть хоть кто-то. После смерти отца какая-то христианка помогла ему отправиться в Лондон. Возможно, она тогда спасла Аарона, дала шанс на новую жизнь. Женщина, о которой он ничего не знал и которая ничего не знала о нем. В жизни все зависит от того, какие принимаются решения. В памяти всплыла фраза, которую он когда-то услышал от отца.

– Если ты спасешь одного человека, ты спасешь целый мир, – тихо произнес он.

– У вас так говорят?

Мужчины на некоторое время замолчали.

– Мы не можем здесь оставаться, – произнес Отто, понизив голос.

Аарон вопросительно взглянул на друга.

– Как ты себе это представляешь? Что мы можем сделать? Они отпустят нас на берег, когда перестанут появляться новые больные. О чем тут думать?

Отто постучал кулаком по раскрытой ладони.

– А что, если мы все тут передохнем? Ты над этим не задумывался? У не хочу дожидаться такого финала и загнуться, как зверь в западне.

Аарон ничего не ответил. Вполне возможно, что Отто прав. Он взглянул на берег, такой близкий и вместе с тем такой далекий. Как, черт возьми, они могут преодолеть это расстояние?

Через два дня появились новости. Умер еще один заразившийся, но трое пошли на поправку, а новых заболевших пока нет. И все же Отто, преисполненный решимости, не хотел оставаться на борту. Он намеревался как можно скорее воплотить свой план в жизнь. Отто познакомился с моряками, которые доставляли им продукты.

– Я предложил им денег, и они согласились нам помочь.

Аарон отрицательно покачал головой:

– Может, нам лучше оставаться здесь? Разве мы, в прямом смысле слова, находимся не в одной лодке? Новых случаев заражения нет, и мне не по себе сознавать, что мы бросаем наших попутчиков в беде. Через несколько дней эпидемия, очевидно, завершится сама. А мы сильные мужчины. Возможно, здесь понадобится наша помощь…

Отто закатил глаза:

– Да, действительно выглядит так, будто скоро все закончится благополучно. Но у меня нет желания оставаться здесь дольше. Я и так потерял уйму времени. А ты? Ведь ты тоже не собирался праздно болтаться несколько недель на старой разваленной барже, правда? Нас зовет будущее! – Он указал в сторону берега. – Посмотри же туда!

Аарон задумался на секунду, не рассказать ли наконец Отто о желании найти мать, но потом передумал. Кто сможет понять, что она тогда сделала? Кто поймет ее поступок, когда она продала себя ради сына и мужа? Он не хотел, чтобы незнакомец сказал что-либо плохое о его матери или просто подумал.

– Да, конечно, я хочу начать новую жизнь, – ответил Аарон.

– Ну, так давай! – Отто похлопал друга по плечу. – Отправляйся со мной. Есть два места.

Аарон невольно взглянул на молодую женщину и ее старого отца, которые разговаривали, опершись на поручни. Старик, вопреки всем ожиданиям, оказался одним из выздоровевших. Вот так можно ошибаться.

«Если ты спасешь человека, то спасешь целый мир».

Молодая девушка выглядела веселой и счастливой. Дни болезни, борьбы, страданий и надежды закалили ее.

– Нет, – медленно ответил Аарон. – Я останусь здесь.

– Как хочешь.

Отто не рассердился. Он уважал мнение друга. Глухой ночью, незадолго до рассвета, перед тем как сесть в лодку, которая должна была довезти его до пляжа, Отто еще раз обернулся к Аарону. Не колеблясь, мужчины обнялись на прощанье.

– Если ты выберешься отсюда живым, – произнес Отто, – ты ведь отправишься прямиком в Росарио, ведь так? Когда ты туда попадешь, обязательно отправь мне телеграмму. Я непременно хочу с тобой повидаться еще раз, понял? С пляжа, – он указал на берег, – ты доберешься до Кусенады за какой-то час. Поездка по железной дороге до Буэнос-Айреса займет еще несколько часов. – Отто достал из кошелька немного денег и протянул Аарону: – Там снимешь номер в гостинице «Дю-Гавр», а на следующий день отправляйся в Росарио.

Отто сунул в руку друга бумажку со своим адресом, прежде чем раствориться в дымке утреннего тумана. Аарон смотрел ему вслед, пока лодка совершенно не скрылась в темноте.

Встретятся ли они когда-нибудь еще?

Глава тринадцатая

Эстелла снова нашла небольшое послание от Марко и, как обычно, с улыбкой прочитала корявые строки. Она так любила его, что даже короткие расставания заставляли ее скучать. Молодая женщина списывала свою излишнюю чувствительность на беременность. Эстелла часто раздражалась, ее настроение менялось от печали до эйфории. Сердце билось так, словно оно было не в грудной клетке, а беззащитно лежало на ладонях. Девушка нежно поглаживала свой округлившийся живот, этот жест за последние недели вошел у нее в привычку.

Они с Марко провели две недели в Кордобе у ее сводного брата Пако и его жены Бланки и вернулись домой лишь позавчера. Дорога до города Сан-Мигель-де-Тукуман заняла в спальном вагоне тридцать шесть часов. Впрочем, вагон был устроен с такой роскошью, что Эстелла не почувствовала неудобств и наслаждалась путешествием.

– Проведите несколько чудесных дней вместе, пока ребенок не родился, – сказала Виктория, подарив дочери деньги на это путешествие. – Потом на это не останется времени, это тебе говорит умная старая женщина.

– Но, мама! – рассмеялась Эстелла. Кроме Лос-Аборерос, она владела еще многими эстансиями. Она их унаследовала от своего отца Умберто, первого мужа Виктории, который умер много лет назад от холеры. – Тебе это совсем необязательно делать. Видит бог, у меня достаточно денег, чтобы позволить такое путешествие.

– Я знаю, – тихо ответила Виктория и погладила дочь по волосам, – но я так хочу! Доставь мне радость. Мне хотелось сделать что-нибудь хорошее для своего ребенка. Когда я вижу тебя сейчас, то вспоминаю времена, когда сама была беременна. Я не могла тогда дождаться, когда буду держать тебя на руках.

– Я, честно сказать, тоже не могу дождаться этого момента, – улыбнулась Эстелла.

Она складывала записки Марко в шкатулку. Время, проведенное в Кордобе – одном из красивейших, по мнению Эстеллы, городов Аргентины, – было чудесным. Когда-то в детстве она уже бывала здесь, но почти ничего не помнила. То были тяжелые времена.

В этот раз Эстелла вместе с Марко с удовольствием прохаживалась по тротуарам, выложенным из известняка, похожего на мрамор. Они посетили множество интересных мест – бульвары, церкви, монастыри, красивые старые здания. Также у них было несколько экскурсий за город, где вдоль реки Сукии расположились многочисленные усадьбы с красивейшими садами и полями. А по вечерам супружеская пара вместе с Бланкой и Пако, который работал адвокатом, вспоминали прошлое. Бланка рассказывала об этих местах: температура летом может подниматься до тропической, а зимой и весной вполне приятно, хотя иногда бывают пронизывающие холода. Тогда замерзали даже ручьи и пруды. Они много смеялись. Это было чудесное путешествие.

Раздался шум: кто-то шагал из прихожей в спальню.

– Марко?

Муж просунул голову в щель двери.

– Да?

– Я совершенно не слышала, как ты вернулся.

Марко с любовью улыбнулся жене:

– Я кое-что забыл, не хотел тебе мешать.

Он взглянул на Эстеллу, которая лежала на кровати в чудесной шелковой ночной рубашке, подчеркивающей соблазнительные линии фигуры.

– И ты теперь вот так просто уйдешь?

Она капризно надула губки и хитро взглянула на него краем глаза. Эстелла довольно заметила, что Марко заколебался. Она положила руку на живот, где ребенок легко толкался ножками. Они все еще часто занимались любовью и во время беременности не отказались от этого, хотя проявляли крайнюю осторожность.

– Работа ждет, – с сожалением ответил Марко, но от Эстеллы не скрылось, как он жадно облизнул губы, хотя и пытался сделать это незаметно. Потом он погладил ее по плечу. – Нет, не могу, любимая, правда, не могу. Подожди до вечера.

Эстелла вздохнула, на прощанье они поцеловались. За Марко хлопнула входная дверь, и Эстелла погрузилась в раздумье. Ей казалось, что в последние месяцы она желала Марко еще сильнее. Пристойно ли это? Эстелла тихо хихикнула. Она уже пыталась узнать у лучшей подруги Марлены, как это было у нее, но та ничего не рассказала.

– Конечно нет, бедняга Джон жил как монах, – ответила подруга.

«Ребенок появится на свет через шесть недель, – подумала Эстелла. – Я действительно не в силах дождаться этого момента».

Глава четырнадцатая

– Мария, что ты там делаешь?

Мария в задумчивости остановилась посреди тротуара и растерянно обернулась. Она даже не обращала внимания, куда направляется, после того как вышла из кондитерской. Фабио в тот день занимался магазином сам, потому что Мария очень плохо спала прошлой ночью, как, впрочем, и в предыдущие. Слишком много мыслей роилось у нее в голове. Как только она прикасалась щекой к подушке, в голове начинался сущий кавардак, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Мария? Ты?!

Мария прищурила глаза, обернулась и внимательно посмотрела на женщину, выглядывавшую из двери небольшого магазинчика на улочке Калле-Флорида. С возрастом Мария стала видеть хуже, но она узнала голос.

– Ленхен!

В тот же миг она очнулась от раздумий и вернулась к действительности. Оказывается, сама того не заметив, Мария очутилась возле ателье сестры Анны. Ленхен приветствовала ее, целуя в обе щеки.

– Ты ведь не так часто здесь прогуливаешься, – заметила Ленхен.

Мария пожала плечами:

– Я не знаю, – потом подумала и добавила: – Наверное, ты права, обычно я задерживаюсь в пастелерии[10]10
  Испанская кондитерская.


[Закрыть]…

Ленхен рассмеялась:

– Твоя правда, ты работаешь так же много, как и я, редко выдается время для досуга. Ты же знаешь, как я люблю свою работу.

Мария тут же задумалась: отчего Ленхен так и не вышла замуж? Пока она обдумывала эту мысль, Ленхен протянула ей руку.

– Пойдем, выпьем вместе чаю. Ты выглядишь уставшей, тебе это пойдет на пользу.

– Правда? – спросила Мария.

«Неужели по мне так видно, что я устала?»

Она взяла Ленхен за руку, ощутив грубые исколотые шитьем пальцы. Ленхен Бруннер для Марии была все это время всего лишь младшей сестрой Анны, но женщина эта уже разменяла пятый десяток и давно управляла успешным ателье по пошиву одежды.

Мария все еще раздумывала, следовать ли за Ленхен в лавку. Ей хотелось решить свои проблемы самостоятельно: она боялась, что Алессандро отвергнет ее из-за сына Фабио, и чувствовала страх от того, что мужчина, возможно, не воспринимает серьезно отношения с пышной вдовой. Она приходила в ужас от мысли, что может вообще лишиться его любви.

Она заметила, что Ленхен внимательно наблюдает за ней.

– Мария, не сомневайся, – твердо произнесла та. – Тебя ведь что-то гнетет.

Мария удивилась, услышав такое от Ленхен, которая обычно думала лишь о своем бизнесе. Но Ленхен перетащила ее через порог. Внутри ателье внимание Марии сразу привлекли высокие полки из темно-коричневого блестящего дерева и множество ящиков. На большом столе посреди комнаты лежали различные рулоны тканей. Мария провела пальцами по шелку и дамасту, хлопчатобумажной и шерстяной ткани, блестящему темно-синему бархату. Один или два раза в год она приходила сюда, чтобы заказать новое платье, но на чай Ленхен ее еще никогда не приглашала.

Мария осмотрелась и украдкой выглянула наружу. На улице тихо, хотя бывало, что у ателье Ленхен вереницей стояли старомодные экипажи и новые автомобили. Ленхен Бруннер считалась мастером своего дела, у нее охотно заказывали платья и костюмы к новому сезону. Ленхен регулярно нанимала молодых женщин, которые помогали ей в работе.

За спиной Марии раздался стук, на который она тут же обернулась. Ленхен накрыла маленький стол и расставила чайный сервиз, подала выпечку и пригласила Марию к столу.

– Чашечку дарджилинга[11]11
  Дарджилинг – чай, выращенный в окрестностях одноименного города на севере Индии, отличается утонченным мускатным, слегка терпким вкусом и цветочным ароматом.


[Закрыть]? – спросила она.

Мария благодарно кивнула.

– Я совершенно не переношу мате, – добавила Ленхен.

– Я, собственно, тоже, – пробормотала Мария и присела.

Женщины какое-то время сидели молча.

– Так что тебя тяготит? – спросила наконец Ленхен. – Обычно ты такая радостная, а сегодня на улице ты мне показалась совершенно подавленной.

Мария крошечной ложечкой помешивала чай в изящной чашке.

– Это все из-за Алессандро.

Наверное, этого не стоило говорить, Ленхен и так все понимала.

– Ты беспокоишься из-за Алессандро?

– Да, беспокоюсь, считает ли он наши отношения серьезными, правильно ли это вообще…

Мария сама изумилась своей внезапной откровенности. Удивительно, но между ней и Ленхен возникло какое-то доверительное чувство.

Ленхен отпила из чашки и наклонилась к гостье:

– Уверена, что он воспринимает все серьезно. Я ведь видела вас вместе.

– Правда?

Ленхен улыбнулась:

– Вы с Алессандро любите прогуливаться по воскресеньям, я тоже гуляю. Вы выглядите так, словно созданы друг для друга.

Мария не смогла сдержаться и улыбнулась в ответ:

– Спасибо. – Она помедлила. – И все же я переживаю.

– Из-за Фабио?

– Да, из-за него.

Ленхен подлила еще чаю в обе чашки и предложила Марии выпечку, лежащую на тарелке. Та взяла кекс, хотя еще не ощущала голода. У Ленхен был талант слушать, сама она говорила мало. Мария почувствовала некоторое облегчение. Конечно, нужно еще раз все взвесить, но счастливое будущее с Алессандро уже не казалось ей невозможным. Она вспомнила о том, что когда-то говорила ей Анна: даже внучка Аврора охотно захаживает в ателье Ленхен, иногда помогает шить, иногда рассказывает о своих горестях.

Мария выпила две чашки чаю, наслаждаясь теплом и мускатным вкусом.

– Ты хочешь когда-нибудь выйти замуж? – неожиданно спросила Мария.

Ленхен уставилась на свою чашку.

– Да, – выдержав паузу, ответила та. – Был когда-то один человек, но не получилось. Чем старше я становлюсь, тем меньше хочу потерять свободу. Не хочу заводить мужа, который будет решать за меня и говорить мне, что делать. Я ценю свою независимость… впрочем, в рамках возможностей, которые сегодня доступны женщинам.

Мария задумчиво кивнула.

– Теперь я чувствую себя глупо со своими переживаниями из-за Алессандро, – произнесла она, подмигнув.

– Ах, брось, – отмахнулась Ленхен, рассмеявшись. – Любовь не знает, что правильно, а что нет. Кто знает, как бы я себя повела, если бы встретила достойного человека. В нашем окружении много счастливых пар, и я уверена, что следующей парой станете именно вы.