Текст книги "Свидание у водопада"

– Конечно, нет, – рассмеялся он.

– Мне казалось, мужчины…

– Я – нет.

Он поцеловал Аврору еще раз. Она неожиданно обрадовалась, что он остановил ее. Нет, она действительно чувствовала, что еще не готова. Но как Авроре нравилось, когда этот парень целовал ее! От его поцелуев она больше не сможет отказаться. Ей нравилось чувствовать теплые, сильные руки Рауля на своей шее, на спине, где кончики его пальцев вызывали благоговейный озноб.

Когда в тот день они прощались, Аврора чувствовала себя счастливой. Едва они отошли друг от друга на несколько шагов, как она обернулась.

– А о какой награде ты, собственно, говорил? – спросила Аврора с любопытством.

Он посмотрел на девушку несколько секунд, потом улыбнулся:

– О тебе.

Настроение Рауля изменилось, как всегда, молниеносно, когда он в тот вечер вернулся домой. Отец уже ждал его. Он набросился на сына, как собака на кости.

– Ну что, – спросил он, – ты уже оприходовал ее, эту мелкую Вайнбреннершу?

– Ее зовут Аврора Хофер.

– Все равно, все равно. Она внучка этой Вайнбреннерши. И она виновата в нашей нищете. Скажи, малышка уже ластится как течная сучка? Ее бабка тогда только и делала, что разводила ноги. Опутала моего отца, а потом пустила по миру. Он подох в одиночестве, на улице, как паршивый пес…

– Я знаю, что тогда произошло.

– Вот как? Ты правда это знаешь? Ты был еще слишком мал, а мать совсем избаловала тебя. А сейчас скажи: когда ты уже покончишь с маленькой сеньоритой Хофер?

Рауль пожал плечами. Отец так быстро придвинулся к Раулю, что тот ощутил его влажное, полное алкогольного перегара дыхание на своей коже, прежде чем успел отпрянуть. Парень вновь удивился, как ловко и быстро может передвигаться грузный человек. Он видел дрожащие отцовские губы цвета дохлого дождевого червя.

Рауль невольно отпрянул. Он только представил, что отец может прикоснуться к нему, как его тут же затошнило.

В памяти всплыли черты лица Авроры. Раулю стало стыдно. Он на самом деле наслаждался временем, проведенным вместе с ней сегодня после обеда. Она была симпатичной девчонкой. Он не хотел поступать так, как требовал отец. Рауль не хотел возвращаться к старым историям, но и не мог сказать отцу «нет». Он жил с ним, сколько себя помнил, и просто не знал, как на такое можно решиться.

– Если ты такая тряпка и не можешь этого сделать, тогда я сам займусь малышкой, – снова забрызгал слюной отец.

В ту же секунду Рауль вскипел от злости, которую он до сих пор с трудом сдерживал. Злость на жизнь, к которой его принуждали. Злость из-за того, что приходилось врать девочке, к которой у него уже давно появились чувства и которая перестала быть ему чужой.

– Я сделаю это, – прорычал Рауль.

Он сжал кулаки, но потом опустил руки, чтобы не дать отцу повода для язвительных комментариев. Тот внимательно смотрел на сына несколько секунд, потом зашаркал обратно к бутылке каньи и упал в кресло-качалку, в котором проводил почти весь день. Некоторое время Рауль чувствовал на себе взгляд отца – на него смотрели глаза злобного маленького зверька. Обычно ничего не укрывалось от него, но в этот раз Раулю повезло.

– Тогда поторопись, – рявкнул мужчина. – Мое терпение понемногу тает. Я хочу увидеть эту бабу в грязи, там, где ей и место, откуда она вышла. – Он блеюще захихикал. – И тогда мы наконец заберем то, что нам принадлежит по праву.

Рауль ничего не ответил. Когда он был моложе, то не задавал вопросов. Теперь уже было поздно. Он не понимал, зачем отец хочет заполучить то, что якобы принадлежит им. Неужели он воображает, что все еще в состоянии успешно вести дела? Нет, те времена канули в лету: старый Эррера превратился в развалину и ни на что не способен, кроме как думать о мести да еще об очередной бутылке водки.

Через три месяца после смерти Эстеллы, где-то в конце лета, на эстансии Лос-Аборерос собрались семьи Пессоа, Кабезас, Хофер и Мейер-Вайнбреннер, чтобы еще раз вместе почтить ее память. Анна еще никогда не видела, чтобы Виктория была так убита горем. Идя к могиле Эстеллы, они тихо беседовали. Некоторое время молча постояли, погрузившись в печаль.

– Мне очень жаль, – произнесла Анна. – Потеря ребенка – это самое страшное, что можно себе представить.

Виктория кивнула. Анна коснулась ее руки. Она видела, что подруга старалась сохранять самообладание, но в душе у нее незаживающая рана.

– Хорошо, что у меня еще есть Пако, – тихо произнесла Виктория. – Пако и Бланка в последнее время очень поддерживают меня. Они сразу приехали, как только я сообщила о смерти Авроры. Бланка – очень добросердечная женщина, и Пако…

Анна слышала спокойную гордость в голосе Виктории.

– Пако – это ведь Пако, мой сын. Он очень добрый и знает, как… как сильно я ее любила.

– Это здорово. – Анна положила руку на плечо подруги. – Я уверена, они всегда будут рядом.

Виктория кивнула.

– Не знаю, что бы я без них делала. Марко… – Она покачала головой. – С Марко я вообще не могу говорить. Он совершенно замкнулся в себе. Никто из нас к нему не заходит с тех пор, как умерла Эстелла. – Виктория начала всхлипывать. – Я его совсем не узнаю, Анна. Его словно подменили. Он работает с утра до ночи, целый день. Почти ничего не ест и совсем с нами не разговаривает, обмениваемся лишь самыми необходимыми фразами. Он отвергает дочь. Мне кажется, он даже не знает, как она выглядит; его не интересует, как она себя чувствует…

Анна вздохнула:

– Должно быть, он сильно любил Эстеллу.

– Да, так и есть. – Виктория вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Как бы там ни было, я рада, что приехали Пако и Бланка, а я вела себя так скверно с ними… Невероятно. Они тебе рассказывали?

Анна отрицательно покачала головой.

– Я укоряла их, что они ничего не могут сделать как надо, – продолжала Виктория. – Мне постоянно было что-то не так. В самом деле, так стыдно… Я так злилась, что у меня забрали мою дочь, мою Эстеллу, мою маленькую звездочку… Я хорошо помню, как впервые взяла ее на руки. Я вижу ее перед глазами, даже чувствую, как она тогда пахла… Маленькие ручки, ножки, носик. Ее темные локоны. Она была такой красавицей. Я всегда хотела защитить ее и все-таки оставила одну.

Анна снова покачала головой:

– Ты не оставляла ее одну. В том, что произошло, нет твоей вины. Это то, что называют судьбой.

Виктория склонилась над могилой Эстеллы и поставила в надгробную вазу свежие цветы, которые принесла с собой.

– Педро считает, что моя голубка могла заболеть из-за нашей грязной воды.

Виктория вновь поднялась, но не смогла отвести взгляд от могилы дочери. Она то сжимала, то разжимала кулаки.

– А теперь еще и сына обидела.

Анна взяла руки Виктории в свои и посмотрела ей в глаза.

– Я уверена, что Пако и Бланка простили тебя. Ты же говоришь, что они тебя поддерживают. Иначе бы их сейчас здесь не было.

Виктория пожала плечами:

– Я тоже на это надеюсь. Но, может, они вспомнят, как скверно я с ними обошлась, и тогда…

– Ну, не глупи, – Анна отрицательно мотала головой, отпустив руки подруги. В отчаянии Виктория отдернула их.

Подруги еще немного постояли у могилы Эстеллы, на которой стоял простой надгробный камень, украшенный изящно высеченным цветком.

– Это цветок кораллового дерева, – тихо произнесла Виктория.

– Я знаю.

Виктория вздохнула.

– Эстелла так их любила, – продолжила она. – Думаю посадить это дерево рядом с могилой.

Анна услышала, что голос подруги вновь задрожал, и крепко взяла ее за руку.

– Пойдем, мы навестим Эстеллу еще раз завтра. А сейчас давай вернемся к остальным.

– Давай. – Виктория склонила голову на плечо Анны. Так она иногда делала еще в молодости. – Я бы очень хотела прийти с тобой сюда завтра.

Уже слышались голоса остальных родственников. На веранде дома в Лос-Аборерос собралось второе и третье поколение семьи: Пако, Бланка, Марлена, Аврора, Хоакин и Виолетта, которая держала на руках спящую Стеллу.

«На эстансии Лос-Аборерос теперь тихо, и только ребенок требует к себе внимания», – подумалось Виолетте. Стелла кричала, заявляя о своих потребностях: одиночестве, голоде, желании, чтобы ее взяли на руки. Именно Виолетта заботилась о малышке. В первые дни она кормила Стеллу козьим молоком, но потом нашли среди работниц Лос-Аборерос женщину, у которой был маленький ребенок. Та могла выкормить и второго младенца. Марисела стала для Стеллы кормилицей, а ее дочь Аурелия – молочной сестрой. Мариселу с дочкой на несколько месяцев переселили в хозяйский дом. Но даже когда Марисела приходила кормить малышку, Виолетта не выпускала ребенка из рук. По ночам она вставала и укачивала племянницу. Разумеется, она не могла забросить учебу в школе, поэтому часто появлялась на занятиях очень уставшей.

Заботясь о благосостоянии Стеллы, Виолетта взяла на себя часть работ, которыми раньше занималась Эстелла. Одна из индианок, прислуживавших в доме, соткала яркий большой платок, в котором Виолетта могла носить Стеллу за спиной или под грудью, чтобы руки были свободными. Иногда их навещала Виктория и деловито принималась за работу, но она была еще слишком поглощена горем.

Единственным человеком, с которым время от времени могла поговорить Виолетта, был Педро, муж Виктории. Он хоть и редко, но приезжал из эстансии Тре-Ломас. Он тоже горевал о падчерице, но понимал, что нужно жить дальше.

Виолетта огляделась. Она убедила брата приехать на поминки. Но, как и ожидалось, Марко держался особняком. Его лицо словно окаменело. Он замкнулся в себе и ни с кем не разговаривал.

Возможно, Марко вскоре снова отправится в мастерскую, где он пытался забыть о смерти Эстеллы, ремонтируя и модернизируя машины, которые облегчали работу на эстансии. Марко всегда считал ремонтные работы очень важными, но сейчас это переросло в манию. Голос Пако отвлек девушку от мыслей.

– О господи, – воскликнул брат Эстеллы, – как же часто моя сестра доводила меня до белого каления, но сейчас я отдал бы все, чтобы услышать ее задорный голос!

– Да, это точно, – поддержала его Марлена. – Этого хотели бы все, кто здесь собрался. Она могла быть коварной и злопамятной, а потом снова превращалась в лучшую подругу на свете. Нет такого человека, на которого можно было бы так положиться. Она была доброй, хотя иногда в это и тяжело было поверить. Я по ней очень скучаю.

Пако кивнул. Несомненно, для всех это была большая потеря. Понадобится время, чтобы рана затянулась.

Часть вторая. Acercamiento y distancia – Сближение и дистанция

Росарио, Санта-Ана, Буэнос-Айрес, Лос-Аборерос 1899–1900 годы

Глава первая

Роберт и Кларисса никогда об этом не говорили. По негласной договоренности Кларисса вела хозяйство Роберта, когда они после трехнедельного путешествия прибыли в Росарио. Иногда Клариссе казалось, что она знает Роберта целую вечность. Ей нравилось его милое успокаивающее дружелюбие. Девушка любила его каштановые локоны, которые парень привычным движением заводил за уши, когда они слишком отрастали. Иногда Роберт просил ее заштопать одежду. Сначала она не доверяла парню, но со временем привыкла и больше не краснела как рак, когда смотрела на Роберта.

Когда они оказались в Росарио, Кларисса поняла, что Роберт – ответственный врач, который, если потребуется, отправится к пациенту даже среди ночи. Он говорил не только по-испански, но и, разумеется, по-немецки, а также сносно владел английским.

Если оставалось время после службы, Роберт посвящал его исследованию аргентинской флоры, особенно в родной провинции Мисьонес. Роберт показал Клариссе множество толстых книг с рецептами препаратов из растений и эскизы, тогда девушка и узнала, что он еще ко всему прочему довольно неплохо рисует. Его небольшая библиотека состояла из книг различных ботаников и натуралистов, среди которых были и работы Александра фон Гумбольдта.

Для Клариссы в Росарио началась новая жизнь. Она старалась не вспоминать о том, что произошло у водопада, как неожиданно на ранчо Метцлеров приехали Рафаэль и Карлос Видела и чуть не сцапали ее, как после страшного происшествия с Ксавьером и панического бегства от Метцлеров прочь, в джунгли, куда глаза глядят, она вдруг наткнулась на руины – свидетельство давно минувших времен. Раскрыв от удивления рот, Кларисса рассматривала большие каменные строения и разрушенные храмы, которые словно из-под земли возникли в девственном лесу. В конце концов девушка присела на какую-то каменную скамью и просто ждала, что будет дальше. Она рассматривала гигантские, возвышающиеся почти до неба деревья, которые мощными корнями охватывали древние камни. Многие строения они уже погребли под собой. Среди вьющихся лиан, зарослей папоротников и кустов – всей этой вездесущей зелени, перемежающейся лишь несколькими разноцветными бромелиями, Кларисса чувствовала себя удивительно спокойно.

Роберт все же нашел ее в разрушенном храме у места, где когда-то располагался алтарь: опустившись на колени, Кларисса молилась. Когда он появился в дверном проеме обветшалого строения, девушка медленно поднялась.

– Они уехали, – произнес Роберт вместо приветствия и внимательно взглянул на нее.

Кларисса слегка склонила голову набок. Роберт подошел к ней осторожно и медленно, словно боясь спугнуть, как дикую птицу.

– Вы в безопасности, Кларисса.

Только она раскрыла рот, чтобы все объяснить, как Роберт тут же поднял руку вверх.

– Расскажете мне все, когда будете готовы, а не потому, что вынуждены это делать.

Он на мгновенье замер и впервые прямо взглянул ей в глаза. От его взгляда в душе Клариссы что-то удивительным образом затрепетало.

– Я думаю, что могу вам доверять. Правда, Кларисса?

Она кивнула.

Роберт по-прежнему задумчиво смотрел на девушку.

– Это остатки старой миссии иезуитов, – произнес он. – Вы об этом слышали? Иезуиты пришли в эти места, чтобы обратить индейцев в свою веру и научить их жить в труде. Верующие заставляли индейцев собирать мате. Мальчиком я часто здесь бывал. Разумеется, тогда тут уже были руины. Правда, трудно себе вообразить, что когда-то эта миссия была центром жизни для множества людей? Но потом иезуитов стали преследовать, они ушли отсюда, и все пришло в запустение… Очень впечатляет, как быстро природа отвоевывает территории… Думаю, скоро здесь все будет выглядеть так, словно и не было никаких домов и в них не жили люди. – Он протянул Клариссе руку. – Пойдемте со мной. Скоро стемнеет, и я бы не хотел здесь оставаться. Пойдемте, вы можете мне довериться, я вам обещаю.

Девушка подала ему руку, и Роберт вывел ее из лесу.

В тот вечер Метцлеры рассказали Клариссе, словно хорошей подруге, о начале своей жизни в Аргентине и о том, как они вместе с первыми переселенцами прибыли в Мисьонес.

Эту провинцию назвали так в честь миссий, которые основали иезуиты в XVII и XVIII веках и которые им пришлось покинуть, когда их изгнали из Аргентины. Первые земледельческие колонии возникли в семидесятые годы XIX века вблизи бывших миссий, таких как Сан-Игнасио-Мини, Корпус-Кристи и Консепсьон. Переселенцы возделывали рис, табак, маис и сахарный тростник, собирали дикорастущий мате. Столицей провинции стал город Посадас, который возник в 1872 году во время войны с Парагваем как военное укрепление, защищавшее переправу через Парану.

Удаленность местности мешала быстрой и полной колонизации. Хотя здесь и были дороги, но во время сезона дождей ими невозможно было пользоваться. Парана была судоходна, но по Уругваю могли проплыть только небольшие лодки, поэтому фермеры с трудом могли обрабатывать земли в некотором удалении от Параны.

– Большую прибыль получали лишь единицы, – объяснял отец Роберта. – Большинство же переселенцев ютились в Мисьонес в простых хижинах, жили за счет рыбалки и сельского хозяйства. Непроходимые джунгли изолировали многих колонистов. Крупный рогатый скот на вольном содержании вытаптывал посевы фермерских хозяйств переселенцев, поэтому основной культурой, на которую возлагали надежды, стал табак.

Уже поздним вечером Кларисса и Роберт договорились называть друг друга на «ты», а спустя несколько дней они отправились на пароходе в Росарио. Кларисса радовалась, что Роберт больше не задавал вопросов ни о ее бегстве в лес, ни о преследователях. Как бы там ни было, он старался сделать их совместную поездку как можно более приятной.

Берега Параны преимущественно лесистые. Здесь росли пальмы, ивы и тополя, то тут, то там виднелись palo borracho – деревья, получившие название «пьяная палка» из-за бочкообразных наростов на стволе. Иногда радовали взгляд бескрайние пампасы. Многочисленные стаи водоплавающих птиц, в том числе белых цапель и гусей, кормились на волнах и по берегам реки, здесь же можно было увидеть болотных оленей. Порой водяная змея соскальзывала с нагретого солнцем берега в бурые воды реки.

В Росарио они прибыли в сумерках, поэтому Кларисса смогла оценить прекрасный дом Роберта лишь на следующий день. Он был великоват для одного человека. Находился он недалеко от города, на живописном холме, с которого открывался великолепный вид на лесистые ущелья, широкую гладь Параны и множество островов. Роберт не только принимал пациентов в красивом кабинете на первом этаже, но и выезжал к ним на дом.

«Для двоих дом почти идеального размера, и для детей…» – не в первый раз пришло в голову Клариссе. Девушка почувствовала, что у нее горят уши. Она обрадовалась, что на кухне в этот момент никого, кроме нее, не было. «Почему я вообще думаю о таком? Меня совершенно не касается, что Роберт планирует делать с этим домом. Разумеется, он его купил или велел построить, думая, что когда-нибудь под эту крышу приведет невесту. В этом, слава богу, нет ничего необычного. Но что будет со мной, если он захочет жениться?»

Кларисса должна была быть готова к этому, ведь, если Роберт женится, ей придется искать счастья где-нибудь в другом месте.

А вдруг у него уже есть невеста?

Кларисса была уверена, что Роберт еще ни разу не упоминал ни о какой женщине. Девушка замерла, уставившись на морковку, которую чистила, готовя обед. Роберт уже много раз хвалил Клариссу за кулинарные успехи, и это ее радовало.

После пережитых ужасов она впервые нашла общую тему для разговора с его матерью, и это тоже была кулинария. Эльсбета хорошо готовила и убедила Клариссу использовать при приготовлении пищи местные овощи и фрукты: бананы, маниоку, манго и многое другое. Сегодня она готовила традиционные блюда – салат из моркови, картофельное пюре и стейки. Обычное меню Роберта, состоявшее из небольшого количества овощей и обилия мяса, Кларисса дополнила блюдами с добавлением масла, молока и выпечкой.

Она взяла нож, чтобы нарезать морковь тонкими ломтиками. На десерт была запланирована сладкая кукурузная каша. Роберт сам разводил пчел, и мед для каши был под рукой. Благодаря постоянно цветущим растениям в этих краях у пчел всегда был отличный взяток.

Роберт занимался пчеловодством, а Кларисса полюбила работать в большом саду, разбитом прямо возле дома. Роберту на это никогда не хватало времени. Здесь произрастали все мыслимые виды овощей, и Кларисса с радостью принялась лелеять их на грядках. Девушку очень успокаивали садовые работы.

Конечно, в жизни в Росарио были и свои недостатки, о которых она уже знала. В первую очередь – нестерпимо жаркое лето. Из-за близости реки существовала постоянная угроза паводка, а также было множество паразитов – мохнатые пауки величиной с грецкий орех, черные скорпионы и муравьи, которых, впрочем, можно было не бояться, живя в доме с деревянными полами и поддерживая исключительную чистоту. К самым неприятным паразитам относились bichos colorados – клещи, которые вызывали ужасные нарывы, после которых оставались глубокие шрамы, а также niguas – песчаные блохи, которые впивались в подошвы или откладывали яйца под ногтями пальцев ног. Спустя несколько дней появлялся зуд и на пораженном участке образовывалось белое пятно с крошечной черной точкой. Необходимо было в этом месте осторожно вскрыть кожу иглой и вытащить «узелок» с яйцами размером с чечевицу.

И конечно, тут обитали скунсы, подходившие по ночам к домам, чтобы украсть что-нибудь съестное. Во время опасности они распространяли ужасный запах. Но больше всего хлопот доставляла фермерам саранча, она налетала такими роями, что на несколько часов затмевала солнце. Роберт рассказывал: как-то раз саранча так облепила деревья, что ветки едва не ломались под весом насекомых. Плантации тогда спасли с трудом.

Прошло уже больше трех месяцев, как Кларисса жила в доме у Роберта, и она была довольна. Разумеется, девушка считала, что никогда уже не сможет стать счастливой, но она не могла не признать: здесь ей было хорошо. Лишь одно доставляло ей головную боль. На днях Роберт попросил сопроводить его в город. Он объяснил, что это должно положить конец слухам о новой женщине в доме доктора Метцлера. Но действительно ли это так или же она лишь пробудит в людях еще больший интерес к себе? Кларисса не могла избавиться от понятных страхов, но все же решила собрать свое мужество в кулак и попробовать их перебороть.

Роберт, аккуратно свернув газету, положил ее на стол и задумался. Во время чтения он тоже, неоднократно отвлекаясь, смотрел вдаль. Он по-прежнему еще далеко не все знал о Клариссе, но уже был полностью уверен в ее невиновности. А это означало, что он непременно должен был защищать ее всеми возможными способами.

Чем дольше он жил с ней, тем четче осознавал, что влюбился в девушку. Нет, его влюбленность была не какой-то вспышкой, внезапно озарившей его душу, оттого что он нашел Клариссу там, в верховьях реки, совершенно беспомощной. Это чувство оказалась долговечным. Он желал девушке лишь самого лучшего. Роберт хотел, чтобы уверенность и счастливая улыбка появились на лице Клариссы, когда она немного успокоится.

Роберт провел пальцем по краю газеты: сегодня объявления снова не было. На первое он наткнулся случайно несколько недель назад, оно поразило его, словно гром: «Разыскивается Кларисса Монада. Тех, кто что-нибудь знает о месте ее пребывания, просим сообщить…» Далее в объявлении указывались контакты, но фотографии не было. Слава богу! Но что делать, если кто-то обратит внимание на это объявление? Что будет, если кто-нибудь узнает в девушке, которая ведет хозяйство в доме доктора Метцлера, ту самую пропавшую Клариссу Монада?

Роберт даже представлять себе этого не хотел. Как бы то ни было, он решил спрятать страницу с объявлением, чтобы не волновать Клариссу. Что же ей пришлось пережить? Что касается имени, то она не соврала. Ее на самом деле звали Клариссой… Вероятно, в момент их встречи девушка была в шоке, а потому и не назвалась вымышленным именем.

Роберт, вздохнув, встал и отнес газету к камину, где она послужит материалом для растопки. Он все еще надеялся, что наступит день, когда Кларисса полностью ему доверится. Тогда Роберт наконец-то узнает, что с ней случилось.