Текст книги "Тайный год. Неизвестный дневник священника"

7 сентября. [Мучения лицемеров]

Утро. Сильный ветер. Я чувствую себя слабым. Но вот объяла меня созерцательная сила, и я снова в богоотчужденности! И что же здесь вижу? Я вижу, что она превращается в сплошную шипящую массу ядовитейших кобр! Среди них кишмя кишит бесчисленнейшее множество грешников, среди которых есть много и духовных лиц: пап, патриархов, кардиналов, митрополитов, епископов, священников, ксендзов, пастырей, монахов, монахинь и особенно много лжепресвитеров, проповедников баптистских и евангелистских! Все они, миллиарды грешников, обвиты ядовитыми кобрами, которые сосут у них головной и спинной мозг! На всех лежит печать подавленности! Они бесконечно грустны, печальны и переполнены каким-то отчаянным ужасом и абсолютным к себе отвращением. От укусов кобрами грешники так мучаются, что их жуткий вопль разрывает на части мое сердце!

Вдруг все смолкает и наступает мертвая, зловещая тишина! Я удивляюсь. Я не слышу молитвенного обращения грешников к Богу. «Что за причина сему?» – думаю я. Но вот вижу, какая-то серая полоса тянется прямо по направлению ко мне. О, что же я вижу?

Оказывается, это масса грешников, густо обвитых шипящими кобрами; тянется прямо ко мне. Наконец всё останавливается. Слышу, грешники спрашивают меня: «Кто ты?»

Я: Как видите, человек, по грехам же своим бесконечно превосхожу и вас.

Они пугливо рассматривают меня и что-то между собою говорят обо мне.

Один из них: Человек ты или дух, только заклинаем тебя именем распятого Христа, скажи нам, если знаешь, будет ли какой-нибудь конец нашим мучениям?

Я: Сказано: «И идут сии в муку вечную!»

Они все: О, ужас!

И все застучали зубами от отчаяния.

Я: Не отчаивайтесь! Христос не напрасно вочеловечился и не случайно умер на кресте!

Они: А правосудие его?

Я: А Голгофа Его?

Они: О, если бы умилостивился Он над нами!

Я: Молитесь ли вы Ему здесь?

Они: Молимся, но без внешних знаков молитвы.

Я: Почему?

Они: Мы некогда были лицемеры, а теперь страшимся осуществить по отношению к Нему все то, чем мы когда-то оскорбляли и огорчали Его.

Я: Итак, вы никогда здесь не произносите имя Божие?

Они: Почти что да, ибо мы слишком, живя на земле, злоупотребляли сим святейшим его именем, а теперь, находясь здесь, каждый из нас чувствует сильное отвращение к себе самому даже при одной мысли о Боге, не говоря уже о произнесении Его имени.

Я: Но вы же молитесь Ему?

Они: Только в самых сокровенных недрах нашего духа и то с величайшим страхом – в этом одном мы находим облегчение для себя.

Я: Раз вы даже здесь чувствуете облегчение от молитвы ко Христу, то уже это одно свидетельствует о том, что мучениям будет конец.

Они: Да уж не одна, а бесконечное количество вечностей прошло, а мы все еще здесь страдаем и мучаемся!

Сказав это, грешники вдруг исчезают. Тут я думаю: вот что значит быть лицемерами! О, как страшно играть религией и злоупотреблять именем Триипостасного Бога! Но вижу нечто ужасное! Я вижу, как вся масса ядовитых шипящих змей вместе со всеми грешниками свивается и скатывается в какие-то чудовищные валы, в какой-то ужаснейший клубок. Что же это делается? О, Господи! Но клубок, образовавшийся из грешников, вдруг снова развертывается, и все грешники лежат точно мертвые. Что же это такое?

О, теперь я понимаю! Это ведь и есть процесс изживания страшного греха – лицемерия – в горниле адских мук. О, Боже, как бесконечно велики эти муки! Особенно оттого, что чудовищные образы кусающих кобр грешники переживают как нечто действительное, мистически-реальное! Вот в чем заключается неумирающий червь и неугасающий огонь! О, Христе Боже! Спаси всех их и спаси скорее! Ибо Ты Спаситель всего мира. Тебе подобает поклонение ныне, и присно, и во веки веков. Аминь. О, хвала тебе, Господи, за все адские муки, которыми Ты переплавляешь, точно в огне, грешников в праведников и святых Твоих!

8 сентября. [Мучения ленивых, тщеславных]

Сегодня день Рождества Божией Матери. Уже одно это является ручательством того, что муки всех грешников закончатся, что даже величайшие из них в конце концов изживут свои грехи и всякое в себе зло и выльются во вселенское всетварное материнство для возрождения в себе Христа!

В четыре часа вечера, по окончании Божественной литургии, я опять отправляюсь в лес и там снова предаюсь созерцанию ада. Сейчас я вижу просто какую-то динамическую бесформенную и бесцветную силу, наполняющую всю богоотчужденность. Эта сила, точно какими-нибудь мячиками, играет грешниками. Последних же здесь несравненно больше, чем на всей земле деревьев! Эта ужасная сила не дает им покоя, она то безжалостно подбрасывает их, то кружит, то беспощадно вертит ими, то грубо тащит ногами вперед, так что она им абсолютно не дает покоя. Все они стонут, вопят, плачут, рыдают и все время призывают имя Христа. Мучения их бесконечно велики! «Господи! – думаю я. – Всю жизнь я думал, что грехи делятся на большие и малые и что Ты только по отношению к первым правосуден, по отношению же ко вторым бесконечно снисходителен. О, как я все время ошибался в этом! На самом же деле, все грехи есть, по содержанию своему, одно и то же зло, одно и то же огорчение и оскорбление Тебя, Святого святых!»

Размышляя так, я вижу бесконечную вереницу грешников и слышу, как кричат одни из них: «Христе, сжалься над нами!» Другие: «О, леность, леность нас погубила!» Третьи: «Господи Иисусе Христе! Все мы здесь веруем в Тебя и любим Тебя, спаси нас!» Некоторые: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас!» Но вот раздаются и другие голоса: «Распятый нами, не погуби нас!»

Я не удерживаюсь и взываю к ним: «Злополучные! Как невообразимы ваши муки!»

Грешники в этот момент, сосредоточивая на мне взоры, вопрошают: «Что ты говоришь?»

Я: Христос – Спаситель наш!

Они: Что служит этому порукой?

Я: Только одна Его бесконечность Божия!

Они: Что это значит?

Я: Все конечно, только Он один как сущий Бог бесконечен!

Грешники: Целые вечности прошли, а мы все-таки мучаемся!

Я: Бог есть бесконечная любовь!

Грешники что-то говорят между собою, поднимают руки к Нему и со слезами молят и благодарят Господа!

Засмотревшись на них, я не замечаю, как богоотчужденность вдруг показывается совершенно в другом виде: превращается в бесконечное число вулканических жерл, которые, хотя и реальны, совершенно невещественны. И вот я вижу выбрасываемую из них огненную лаву и густой дым, это одни чистые страдания и мучения грешников, принимающие такой вид! Я вижу, что все эти бесчисленнейшие вулканы, переполненные миллиардами миллиардов грешников из людей и из других разумных существ, бывших жителей других планет! Слышу, как они стонут, вопят, лают, визжат, ревут, плачут, рыдают. О, я вижу, как они всячески изгибаются, ломаются, падают, кривляются от великой печали, от невообразимой скорби, от невыносимых страданий и мук!

Находясь в жерлах вулканов, они с величайшим грохотом то проваливаются в недра их, то, точно войлок, скатываются в какой-то невообразимый вал, то опять раскатываются и принимают вид чистой равнины! И вот я слышу в недрах этих вулканов глухой гул, точно происходящий от землетрясения. Чей-то голос, который говорит: «Горе, горе мне, посеявшему сей грех – тщеславие – в мире!» Этот голос наполняет собою весь ад. Грешники, благодаря ли этому голосу или чему другому, вдруг все еще сильнее прежнего рыдают, плачут и предаются полному отчаянию! О, как мне их жалко! Если возможно, я решился бы за них страдать, лишь бы только их освободить от невообразимых и не поддающихся никакому представлению или сравнению мук! Так думая о них, я не замечаю, как возле меня возникает один из этих грешников. Я его узнаю, это некогда был боевой генерал.

Он: Это, кажись, Спиридон?

Я: Точно.

Он: Ты, как будто, пришлец?

Я: По милости Божией, да.

Он: Скажи свое мнение, будет ли конец нашим невообразимым мукам?

Я: Скажи мне, увеличиваются ли здесь ваши муки или уменьшаются и слабеют?

Он: Во многом уменьшились и во многом сделались слабее.

Я: Знаешь ли этому причину?

Он: Не задумывался над этим.

Я: По-видимому, сии муки и страдания ваши здесь очищают вас от тех грехов, с которыми вы срослись.

Он: Для чего?

Я: Чтобы вам всем быть в Царстве Божием.

Он: В Царстве Божием? Быть нам?

Я: Да.

Все остальные грешники: О, Христос, о, благость Господня, о, любовь Божия! О, премудрость Творца! Мы спасены! Мы спасемся! Мукам нашим будет конец, мы вступим в Царство Божие!

Я, слыша это, от великой радости лью слезы и молю Господа, чтобы Он, как можно скорее, спас всех грешников!

9 сентября. [Встреча с Наполеоном]

Утро. Чувствую себя пламенеющим любовью ко Христу. Моей радости нет границ! Опять чувствую в себе силу созерцания и чуть не бегом отправляюсь в лес. Но вот, не дошедши до прежнего места, предаюсь [видениям]. Вижу, как ад сделался желтым облаком! Я чувствую, что это облако, наполняющее собою всю богоотчужденность, опаляет более огня и острее английской стали! В нем грешников в двести раз больше, чем песчинок в Сахаре! Все эти грешники стоят неподвижно в несколько ярусов снизу доверху, точно вылитые из бронзы статуи! Они не могут пошевелиться, только видны потоки слез, непрестанно льющиеся из их очей, и слышен отчаянный стон, рыдание, рев и визг! Я не могу удержаться от слез, плача об этих грешниках. Слышу, как один из них кричит мне: «Что ты смотришь на нас и плачешь? Ты, наверное, нездешний?»

Я: Ваши мучения порождают во мне жалость к вам!

Он: Ты узнаешь меня?

Я: Нет.

Он: Я был известен большим и малым.

Я: Кто же ты?

Он: Я Наполеон Бонапарт.

Я: Что тебя сюда привело?

Он: Позорное честолюбие.

Я: Злополучный!

Он: Целые вечности прошли после страшного суда Христова; а вот в одном и том же нахожусь состоянии.

Я: Ужасно!

Он: Ужасно не то, что нахожусь в одном и том же состоянии, а то, что я всю свою жизнь только и знал, что оскорблял любовь и благость Божии.

Я: Господь оглянется на всех вас!

Он: Обрывается надежда на это.

Я: Пока эти ваши муки совершенно не уничтожат в вас всякое зло, и не только зло, но и самую возможность когда-либо грешить, до тех пор вы будете находиться здесь.

Он: А потом?

Я: А потом поглощение во Христа.

Он: О, как утешительно!

Я: Точно так.

Он: О, Христос!

Я: Да, только Он один спасет всех нас! О, как же это отрадно!

Я только хочу открыть уста и еще нечто сказать моему собеседнику, как слышу вырывающееся из груди грешников имя «Иисус Христос», «Бог», «Царь наш», «Спаситель мой»… От всего этого я прихожу в восторг!

– О, Господи! Взываю вместе с ними к Тебе, Спаситель мой! Сколько в Тебе любви, блага, милости, жалости! Вот, Господи, созерцая муки и страдания грешников, я весь переполняюсь величайшею жалостью к ним, и мне хочется, чтобы они все спаслись как можно скорее. Но если Ты, самосущая любовь, божественная жалость, божеское отче-материнство, все еще медлишь их спасти, то это только для блага их!

Слышу, как будто кто-то нашептывает мне: «Созерцай больше!» Я подчиняюсь и напрягаю все силы мои. Но пока ничего нового не вижу. Но вот замечаю, что сгущается облако, возникает образ величественного херувима. Он весь как бы вылит из стали. Лицом он обращен ко мне. Слышу, говорит: «Честолюбие – мое детище! Но я его убью о камень моего покаяния перед Христом». Сказавши эти слова, херувим становится невидимым мне. Я все еще смотрю напряженно. Меня глубоко трогают слезы и рыдания грешников. Они, точно деревья, ушедшие корнями в почву, совершенно неподвижны.

Да, бесконечно велики муки сих грешников, и невыразимы страдания заключенных в богоотчужденность! Здесь, по-видимому, немало и моих ближайших родственников и близких знакомых, которых я не вижу. О, благословен Ты, Господи, что не показываешь их мне, иначе я не выдержу, умру от жалости к ним. Ударяют в колокол. Я, точно от сна, прихожу в себя. Сейчас, находясь в церкви, я все время думаю так: «Вот что значит грех! Он есть уплотненное неизбежное долговременное страдание и невообразимое мучение грешника! Всякий грех, даже самый малый, представляет собой полную чашу страдания, которую рано или поздно, но непременно придется испить тому, кто является виновником этого греха. Наше понятие о грехе совершенно не одно и то же, что у буддистов и теософов. Мы всякий грех называем сугубым страданием и мучением, но не в смысле кармы – справедливого возмездия, а в смысле внутренних причин изживания грешниками того или другого греха. Вот наша точка зрения на грех и на все скрытые в нем страдания и муки! Таков всякий грех для грешника!»

О, Христе, о, Боже! Вся Твоя правда заключается только в одной любви Твоей к попирающим Твою правду. Все Твое правосудие состоит в том, чтобы помиловать всех и всё! О, хвала Тебе, Господь Бог мой! Честь и поклонение Тебе, блаженство мое! Ибо Ты моя единая надежда, Ты вечный предмет любви моей, Ты неизглаголанная радость сердца моего, Ты вечная сладость моя, Ты покой мой, Ты сила моя, Ты жизнь моя, Ты опора старости моей, Ты Промыслитель мой, Ты Альфа и Омега всего бытия моего. Аминь.

10 сентября. [Мучения скупых и бессердечных]

Утро. Дивная погода. С десяти часов утра я опять отправляюсь в лес. Во время пути я чувствую сухость в душе. На сердце ничего нет. И думаю: не вернуться ли обратно? Как вдруг посещает меня милость Твоя, Господи, ибо вот я пылаю жаждою снова созерцать муки грешников! Поспешно дохожу до излюбленного моего дерева, останавливаюсь и опять начинаю парить на крыльях созерцания богоотчужденности. Спускаясь в нее, я бледнею от ужаса, и волосы дыбом становятся на моей голове. О, что же я вижу? Я вижу, что вся эта богоотчужденность представляет собой какое-то многоголовое, многочревное и многохвостое животное, вмещающее бесконечное множество грешников! Все они страшно мучаются и страдают.

Одни из них пронзаются зубами этого чудовища, висят, качаются на них, другие наполняют собою желудок и кишки этого ужасного чудища, иные крепко держатся, точно хоботом, бесчисленными присосками его страшных лап. Грешники отчаянно плачут, рыдают, вопят, рвут волосы на голове, непрестанно раскаиваются в своих грехах и молят Господа о помиловании!

Что же это за чудовище такое, столь беспощадно мучающее бесчисленное множество грешников? Оно есть полнота их страданий, принявшая вид сего чудища. Почему муки одних грешников принимают один вид, а у других другой, я на это не могу дать ответ и скажу только одно: по-видимому, все образы страданий грешников создаются согласно свойствам того или другого греха, изживаемого адскими муками.

Смотря на мучения их, я весь трепещу и ужасаюсь, и слезы жалости к ним орошают мои ланиты. Вдруг я слышу: кто-то из них называет меня по имени и просит: нельзя ли несколькими словами переброситься с ним? Я оглядываюсь и вижу, что этот страдалец висит на одном из бесчисленнейших зубов чудовища, и, к своему ужасу, узнаю его. Он был некогда богатым купцом в Сибири, имел много домов, рогатого скота, несколько табунов лошадей, миллиона два наличного капитала. Пищей его была гнилая селедка и дешевые пельмени и только. Рабочих он всегда обсчитывал, никогда нищему не подал даже копейки. Сестру свою уморил голодом. Из-за скупости не женился. И вот теперь, увидевши меня, хочет что-то сказать.

Грешник: Вот мы с минуты на минуту ждем конца всем нашим страданиям, и, увы, нет его. Прошли, по моему счету, биллионы лет, как мы здесь мучаемся, и вот нет конца!

Я: Так ты и здесь ведешь счет времени?

Грешник: По прежней своей привычке, бывшей некогда в земной жизни. Тогда я считал каждую минуту, чтобы использовать ее для скопления денег, а теперь считаю безвременное время, ожидая конца своим нестерпимым мукам!

Я: О, друг мой, не падай духом!

Грешник: Разве?

Я: Когда вы свои грехи испепелите в себе до конца, тогда Господь, как я думаю, оглянется на всех вас!

Грешник: Вот как! Не потому ли и муки-то наши становятся сравнительно с прежними куда легче?

Я: Вы чувствуете это?

Грешник: Еще бы? Как же нам не чувствовать-то? Чувствуем!

Я: Но и теперь вам не сладко?

Грешник: Да, не сладко, сам видишь.

Я: Покаяние! Оно только открывает двери милосердия Господня!

Грешник: О, если бы мы здесь не каялись, то не знаю, что бы и было с нами!

Я: Скажи мне, мой друг, кто столь злополучный висит на зубе этого чудовища рядом с тобой?

Грешник: Это один из священников, бывших на земле, у которого купец Рыков[121]121
  Рыков Иван Гаврилович (1829 или 1831–1897), купец, почетный гражданин г. Скопина Рязанской губ. С 1863 г. директор местного общественного банка с небольшим основным капиталом. Организатор первой в России финансовой пирамиды. Большинство вкладчиков в его банке являлись провинциальными учителями, военными, монахами и мелкими чиновниками. В 1882 г. афера вскрылась, и в 1884 г. Рыкова приговорили к поселению в Сибири.


[Закрыть] в Скопинском банке деньги растратил. И тот из-за этих денег удавился.

Я: Несчастный!

Грешник: Скупость и бессердечность и привели нас сюда, на место мучения!

Я: Вот что значит быть скупым и бессердечным!

Грешник: Вот этот мой друг по мукам, священник, хочет что-то сказать тебе.

Я: Слушаю.

Священник: Не знаешь ли, хоть когда-нибудь будет конец нашим страшным и невыносимым мукам?

Я: Бог один безначальный и бесконечный!

Священник: О, если бы! О, Христос, оглянись же на нас, оглянись, батюшка. Ибо очень нам тяжело!

Я только хотел священнику что-то сказать, как многочревное чудовище начало своею пастью как бы пожирать моих собеседников, и я уже больше их не вижу! О, великий Господь! Если возможно, то ускорь конец [мукам] всех грешников! Господи! Невыносимы муки их! Но да будет Твоя святая воля во всем! Ибо Ты есть единая любовь божеская, безграничная, Ты единое есть благо, бесконечное благо! Ты есть единая жалость, бездонно-глубинная жалость; а посему, Господи, все, что Ты творишь с грешниками, Ты творишь только из одной любви к ним. Аминь.

11 сентября. [Встреча с бывшим каторжанином]

С половины дня я сегодня опять отправляюсь в тот же лес и на то же место, где я вдохновляюсь созерцательной силой. У меня сейчас отчего-то сильно кружится голова. Проходит час и десять минут. Голова перестает болеть. Я вновь созерцаю богоотчужденность. Я вижу оком сердца моего, что она представляет собой невещественное море тонкого все пронизывающего огня! В этом страшном огне все грешники барахтаются, погружаются в него и снова выплывают на поверхность!

Их так много, что если бы счесть за десять весен всех насекомых на земном шаре, то количество насекомых в два миллиарда раз будет меньше количества тех грешников, которые находятся в этом огненном океане! Они все покрыты нестерпимо-болезненными язвами, ранами, точно азиатской проказой! Все они от великого страдания, как полуживые, еле вопят и еле стонут! Они как бы утомлены своими муками и страданиями! Среди них виднеется бесчисленнейшая рать духов во главе со своим князем – это падшие духи, которые несравненно больше чувствуют всякого рода мучений, чем остальные грешники, ибо они сильнее всех плачут и рыдают. Смотря на них, невозможно удержаться от слез!

Слышу пламенное покаяние ко Христу, несущееся из уст самого сатаны. От его покаяния колеблется даже богоотчужденность. Он все время называет себя клеветником. Вслед за ним с такой же силой каются и все его сторонники, духи злобы. Они взывают: «Господи Иисусе Христе! Прости нам нашу прежнюю клевету по отношению к Тебе!» Слыша это, я думаю: «О, где же теперь есть такое место, где бы имя Твое, Господи, не произносилось? Если уж в самой богоотчужденности оно произносится, то где же оно не произносится? И если сам диавол со своими подчиненными не обходится без произнесения имени Сладчайшего Иисуса Христа, то кто же может обойтись без него?» Так я думаю и размышляю об имени моего Господа, как тотчас слышу, кто-то мне говорит: «Спиридон! Ты как очутился здесь?»

Я: Ты сам кто?

Он: Я бывший каторжанин Нерчинской каторги, которого ты не раз увещевал, чтобы я не клеветал на арестантов начальству.

Я: Это в Акатуе?

Он: Да.

Я: Несчастный!

Он: Я после твоего разлучения с нами, каторжанами, своею клеветою сгубил еще пять человек. И вот за них-то теперь здесь мучаюсь.

Я: Как?

Он: Я их выдал карательной экспедиции в 1906 году, и их повесили.

Я: Злополучный!

Он: Скажи, неужели нашим столь нестерпимым мукам не будет конца?

Я: Бесконечны только одна сущность Божеская и все, что будет жить и находиться в ней, – так беру смелость думать.

Он: Но вот мы здесь, как нам кажется, находимся секстиллионы земных лет, а конца нашим мукам все нет и нет!

Я: Есть ли здесь духовные лица?

Он: Очень много.

Я: Несчастные!

Он: Прощай!

И тотчас погружается в самые недра сего адского огня, и я больше уже не вижу его. После этого я чувствую ужасно грустное настроение. Но вот вижу, как заволновался весь огненный океан. О, как страшно! Вот и сам диавол карабкается в нем, как бы борется с его силой. Океан превращается в рассвирепевший бурный, воющий ураган, и сами грешники в нем в огромнейшем количестве то появляются, то тотчас исчезают! Сильнее прежнего раздаются плач, рыдание, крик, вопль, шум, стон! О, Боже великий! Страх и жалость охватывают все мое существо, у меня буквально стынет кровь!

О, Господи! Спаси всех их! О, Царь мой Христос! Внемли мольбам их! О, Владыка мой Христос! Поспеши извлечь их из бездны ада! Господи! Невероятно мучительно им! Они безмерно страдают, мучаются! Кормилец мой Христос! Ну, спаси же их! Я не могу созерцать их мучения, не могу! О, Христос мой, о, Сын Божий! Спаси же их и помилуй! Они ведь тоже Твое создание! Ах, как невыносимо жалко всех! Все страдают, все мучаются, но так страдают, так мучаются, что все земные страдания есть совершенное ничто, даже меньше, чем ничто. Итак, Господи, не оставь их, простри к ним Свою всеспасающую руку, выведи их из ада и введи в вечный покой, в вечную радость со Отцом и Святым Духом. Аминь.