Текст книги "Оставаться людьми (сборник)"

К вопросу содержания заключённых

В зале суда стояла необычайная тишина. Подходило к концу последнее заседание, в накалившейся до предела атмосфере все присутствующие с нетерпением ждали развязки. И адвокат, и сторона обвинения предоставили исчерпывающие доказательства, а прения сторон окончательно поставили в тупик судью и присяжных. Наконец, спустя недели разбирательств, двенадцать человек удалились в комнату совещаний. Там ожесточённая борьба продолжилась, через стол били молнии резонных замечаний, противники точечно кололи друг друга доказательствами, то и дело взрываясь фонтанами домыслов. Наконец, вердикт был вынесен. Голоса разделились поровну, но в последний момент надломилось самое слабое звено, и большинством голосов подсудимый был признан виновным.

В своей заключительной речи судья признал неоднозначность дела, но согласился с доводами обвинения. Десять лет без возможности пересмотра. Подсудимый был крайне расстроен, но не удивлён. И среди присяжных, и в окружении судьи, везде были заинтересованные лица. Десять так десять. Зато выспится.

К нему пришли на следующий день. Тонкий, прячущийся за сверкающей стеной очков, не замолкал ни на секунду, пока осматривал его. Быть может, амёбам в прицеле микроскопа такое внимание и льстит, но этот тип едва успел уйти вовремя, недовольно блеснув линзами.

Следом его негостеприимную обитель посетила женщина. Строгое холодное лицо, сталь в голосе и пустота космоса под длинными ресницами. Сверившись с информацией в планшете, она коротко кивнула, лишь снизойдя затем до пронзительного взгляда.

– Мистер Гаррисон. – Не вопрос, даже не обращение. В конце предложения отчётливо прозвучала точка.

– Допустим, что так. С кем имею честь?

– Я уполномочена Институтом перспективных разработок сделать Вам некое предложение, – единожды удостоив его взглядом и вполне довольная произведённым эффектом, женщина погрузилась в мелькающие на экране документы, уже не поднимая глаз.

– Ого! И что же вам нужно от осуждённого преступника? Я ещё жив, практически здоров, и свою прохладную тушку не собираюсь завещать во славу и во имя. Тут вам ничего не обломится. Так что ожгите меня напоследок своим фирменным стервьим взглядом – и адью, скоро ужин.

– Тело можете оставить себе: тушками охотно делятся смертники, их сейчас, как блох. Наше предложение несколько иного плана.

– Заинтригован.

– Ознакомившись с материалами дела, учитывая неоднозначность улик и спорность приговора…

– А я и не отрицал, что невиновен. Подлые люди, лишь они виноваты, что те детишки будут расти без отца… – Гаррисон уронил лицо в ладони. Плечи вздрагивали от тяжёлых рыданий.

– Переигрываете.

Гаррисон тут же выпрямился, криво усмехнувшись.

– В общем, учитывая всё вышеперечисленное… Как Вы смотрите на изменения срока с десяти лет до одного года на наших условиях?

Секунду он не сводил взгляда с её жутких ледяных глаз, пока стойкое ощущение злой шутки не дало трещину, с хрустальным звоном осыпавшись на пол камеры.

– И какие же это условия? – Голос, зажатый твёрдой рукой, слегка дрогнул.

– О, это крайне интересные условия, мистер Гаррисон. – И улыбка Горгоны на заострившемся лице.

План оказался действительно заманчив. Яйцеголовые изобрели очередную штуку, лезть в которою, судя по всему, отказались самые бесстрашные добровольцы. Телу действительно ничего не угрожало. Испытателя погружали в ванну с тёплой водой, предварительно утыкав череп гирляндами датчиков. Как объяснил Самый Главный Яйцеголовый, тело подопытного погружалось в спячку, в то время как мозг, подключённый к компьютеру, продолжал работать. Добровольцы всё-таки были, но ни один не оставался в сети больше, чем на неделю.

– Так это ж курорт! – Гаррисон нетерпеливо потёр руки. – И никаких тебе добряков с заточками… Док, а кино там будет?

Самый Главный пробурчал неразборчиво, махнув тонкой птичьей лапкой. Словно повинуясь жесту, вокруг подопытного взметнулся вихрь из ассистентов. В считанные секунды Гаррисона туго спеленали, опутав сверху бесконечными витками проводов. Дюжина рук осторожно опустила его в глубокий аквариум.

– Я как рождественская ёлка, выброшенная с корабля! – а секунду спустя тягучая жидкость неторопливо вползла в рот.

В пустоте комнаты только гулкое эхо от каменной кладки, да холод. Гаррисон неуверенно прошлёпал босыми ногами к стене – шершавая и чуть влажная.

– Ау, господа учёные! – Что случилось? Он в карцере? За что?

Тусклые лампы под высоким потолком моргнули, второй, третий раз, погасли вовсе. Вместо них в стене возник экран, в центре трепещет знакомый с детства анимированный лейбл.

– Компьютер? Ну, точно, курорт…

На дисплее открылось окно мессенджера. Контакт Проф набирает сообщение.

– Приветствую вас, мистер Гаррисон. Как самочувствие? Можете отвечать голосом, программа автоматически распознает слова.

– Профессор, что это за место?

– Что-то не так? Где Вы находитесь?

Гаррисон осмотрелся ещё раз. Крохотная комнатёнка без дверей, но с высоким потолком.

– В каменном мешке. Что я тут делаю? Что-то пошло не так?

В этот раз ответ пришёл с небольшим опозданием:

– Это вас нужно спросить, мистер Гаррисон. Это всё ваше воображение.

Гаррисон недоверчиво хмыкнул.

– Воображение, мистер Гаррисон. А иначе откуда у вас на голове рыжий парик?

Гаррисон дёрнулся, как от удара, когда его щеки коснулся тяжёлый, отливающий медью локон.

– Да чтоб меня!..

– Вынужден откланяться, мистер Гаррисон. Дела, дела… Я бы на Вашем месте пока осваивался….

Окошко свернулось. Он остался один.

Следующие дни прошли в изучении доступных возможностей компьютера. Большое разочарование: ни фильмов, ни игр. Даже музыки, самой завалящей. Вместо них – бесконечные директории с текстовыми документами, презентациями и прочей заумью. Гаррисон пробовал было читать, но на первой же странице увяз в непроходимых топях. Змеи чудовищных формул тянули к нему свои скобки, грозя удавить знаками после запятой, а в биологическом разделе он даже не пробовал читать непонятное, всерьёз опасаясь вызвать Сатану.

Окончательно убедившись в собственной неспособности что-либо понять, Гаррисон в сердцах плюнул в монитор и развалился на каменном полу. Закинув руки за голову, он дал себе зарок, что пролежит весь год, и ни одна учёная сволочь не заставит его сдвинуться с места.

Вопреки ожиданиям, никто не обращал на него внимания. Есть, пить и спать не хотелось вовсе, так что Гаррисон пролежал недвижимым пару суток. Цирковые лошади мыслей бежали по кругу, яркие, но рано или поздно утомившие до зубовного скрежета.

Со вздохом поднявшись, он размял совершенно не затёкшие суставы. Что там по ящику… Под дисплеем привычно возникла виртуальная клавиатура, из развернувшихся папок поползли колонки цифр…

В конечном итоге всё оказалось не так уж и страшно. Гаррисон обнаружил директорию со школьными учебниками. Программа колледжа поначалу давалась с трудом, но заняться было всё равно нечем, так что в конце концов он уже поздравлял себя с успешным окончанием первого семестра.

И примерно в это же время на почту прилетело первое задание. Гаррисон справился с ним играючи, в перерывах между лекциями по физике. После этого поток заданий непрерывно рос, каждая решённая задача добавляла гордости, а нерешённая заставляла глубже зарываться в тело вопроса. Время шло, по внутреннему календарю истёк положенный год, но Гаррисон не заметил этого, с головой уйдя в пучину знаний.

– Дамы и господа, – холодная женщина с пронзительным взглядом поверх очков поправила микрофон. – Сегодня мы вступаем в новую эру вычислительной техники. Наша компания совместно с Институтом перспективных разработок рада представить вам первый по-настоящему разумный самообучающийся искусственный интеллект! Это пока всего лишь прототип, но мы не намерены останавливаться на достигнутом. Итак, поприветствуем – «Гаррисон»!

О трудностях работы с джиннами

– Приветствую тебя, смельчак, посмевший разбудить меня! Известно ли тебе, кто я, и что бывает с нарушившими мой покой?

Тонкие струи синеватого невесомого дыма закручивались в спираль, стремительно уплотняясь. Молодой парень, скорее подросток, замер в центре вихря. Пепельные волосы растрепало, пряди что есть силы хлестали по лицу, принуждая щуриться. Слова, прогремевшие со всех сторон разом, заставили непроизвольно содрогнуться, но он взял себя в руки. Губы дрожали, но голос прозвучал достаточно уверенно, хоть ему и приходилось кричать:

– Я в курсе, что будет. И что ты – раб Лампы. – Носок потрёпанного кеда с силой поддел древнюю медную ёмкость, из тонкого носика которой сочился, постепенно ослабевая, бирюзовый дымок.

– Презренный! – казалось, рычит сам ветер. Мощным порывом вихрь сбил юношу с ног. В колени моментально впились мелкие камешки и осколки стекла, не заметив старых потрёпанных джинсов. Мучительный стон сорвало с губ продолжающим крепчать ветром. Многократно усиленный, он метнулся внутри очерченного вихрем пространства, переходя в злорадный смех.

– Я. Имею. Право. На. Три. Желания. – Парень мучительно медленно поднялся с колен. Продранные джинсы окрасились кровью, но на бледном лице застыла презрительная ухмылка. – Так что прекращай. Я не уйду, пока ты не выполнишь мои требования.

Ветер немного утих, но плотная синеватая стена по-прежнему отгораживала от окружающего мира.

– Хорошо. И каковы твои желания? Богатство? Слава? Женщины? – если бы у вихря было лицо, сейчас его перекосило бы от презрения.

– Не так сразу, уважаемый, не будем торопиться. Я уже наслышан о вашей джиньей подлости. Так что давай для начала обсудим некоторые условия.

– Да ты наглец! Как смеешь ты ставить условия мне?!

Вокруг заметно потемнело. Шум ветра наполнился слабыми разрядами, в сполохах которых парень увидел, что лампа мелко дрожит, едва не подпрыгивая. Без раздумий он придавил её, навалившись почти всем весом тонкого тела.

– Давай не будем спорить. Мне ведь ничего не стоит раздавить лампу – и привет.

Вокруг стемнело ещё больше, но голос джинна прозвучал примиряюще:

– Я обычно не веду переговоров, но так и быть… Твои условия, червь?

– То-то же. Но я не уберу ногу, если позволишь. Мне так спокойнее, знаешь ли. Итак. Изучив множество легенд и сказок, я знаю теперь, что вы народ ненадёжный…

– Да как ты смеешь!..

– …И не любите, когда клиент получает то, что хочет получить. Способов множество, но главный – исполнение желания буквально, до буквы. Так что условие у меня одно, причём обоюдно выгодное: ты исполняешь одно желание, но чтобы всё было именно так, как хочу я, а не как повернёшь ты. После чего я в твоей власти.

Вихрь, казалось, на мгновение замер, вокруг пророкотало:

– А ты не прост, червь. Хорошо, я согласен на твои условия.

– Поклянись!

Короткий смешок, затем излишне торжественный голос почти пропел:

– Клянусь нерушимой клятвой, что выполню условия договора.

Плечи парня едва заметно осели, он облегчённо вздохнул:

– Вот и славно… Клянусь клятвой…

– Так что за желание, за исполнение которого ты готов отдать всё?

Юноша горько усмехнулся.

– Деда убили на войне. И отца. Старший брат пришёл без ног. Мать задолжала банку, и теперь мы скитаемся по съёмным углам… – Парень поднял голову, блеснув глазами. – А желаю я, чтобы отныне и впредь каждый человек на земле мог просчитывать свои действия на несколько минут вперёд! Чтобы понимал, к каким последствиям могут привести его действия, чтобы…

Парень замолчал, тяжело дыша. Вихрь ждал, но тот не собирался продолжать.

– Это всё, о чём ты хотел просить?

– Да. Я могу рассчитывать на выполнение договора?

– Непременно. Прощай.

С громким хлопком стены вихря схлопнулись. Джинн вернулся в лампу, вокруг которой на мусор и разбитый бетон оседали капли крови.

Джинн исполнил всё в лучшем виде. Каждый человек на планете получил дар видеть своё будущее на две минуты вперёд. Но, из-за огромного числа людей и вариантов, они потеряли возможность принимать решения. Кровь юноши ещё не успела впитаться в пыль, а повсюду на Земле останавливались автомобили, люди замирали в нерешительности. Каждый видел, что будет, но увиденное накладывалось на видения других людей, и разум терялся в лабиринте возможностей.

А на старом разбитом бетонном полу в старой мятой лампе тихонько и гадко хихикал древний джинн. Он одержал славную победу.

2025

Ярослав крутился перед зеркалом, придирчиво разглядывая своё новое приобретение. Конечно, настоящие мужчины так себя не ведут, но сейчас он был совершенно один и мог позволить себе некоторые слабости. Тем более примеряя маску самой последней модели, с самой передовой защитой от взлома и системой исправления неприятных ситуаций.

Чипы дополненной реальности, позволившие скрываться под виртуальной маской не только в Сети, появились лет десять назад. И с тех пор окружающее наводнили толпы накачанных бойцов и роковых красавиц пополам с довольно эпатажными экземплярами. А следом пронеслась вполне ожидаемая волна протестов. Возмущённые консерваторы настаивали на запрете новой технологии под разными надуманными поводами. Больше всего ярились правозащитники, напиравшие на недоступность её для малоимущих слоёв и требовавшие полного запрета её использования.

Тогда разработчики пошли на беспрецедентный шаг, предложив бесплатную установку чипа всем желающим. Бесплатная модель имела некоторые недостатки, вроде всплывающей повсюду рекламы, но, в целом, была неплоха. Конечно, оставались опасения, что недоверчивые среднестатистические граждане не позволят ковыряться в своих головах. В этом случае внедрение пришлось бы отложить в неопределённо долгий ящик. Правозащитники потирали руки в предвкушении очередной лёгкой победы. Но, неожиданно для всех, операции стали пользоваться колоссальным успехом, и уже через полгода чипами дополненной реальности обзавелись девяносто пять процентов населения земли. Исключение составили немногочисленные общины ортодоксальных сектантов и население всё ещё дикой Африки.

Но вернёмся к нашему герою. Ярослав примерял новую маску. Она была великолепна. Восьмилапый чешуйчатый котяра с вот такими усами и бездонными глазищами – он точно произведёт фурор на сегодняшней встрече. Особенно на Марику, на что он рассчитывал в первую очередь. Изумрудная чешуя кота прекрасно оттенит бледность её призрачной маски.

Ярослав прищёлкнул пальцами. Отражение подмигнуло в ответ сверкающим глазом. Красавец. Открыв в поле зрения телефонную книгу, он вызвал такси и, окинув себя напоследок придирчивым взглядом, поспешил к выходу.

Выходя из лифта, он наткнулся на ледяной взгляд огромного голема, перекрывавшего собой весь проход. Хлопнув себя по лбу, Ярослав примирительно выставил руки, взглядом указывая охраннику на появившееся над головой облачко статуса. Голем пустым взглядом изучал фото. Затем, видимо, решив, что ожидание достаточно затянулось, отступил, растворившись в стене.

– Евгений! Неужели ты не видишь, что это я? Зачем это привидение с бараньим взором?

– Ходят тут всякие. – Охранный ИИ довольно точно передал старушечьи интонации. – Убирай потом за вами.

– Дошутишься у меня. Мало жалоб на тебя поступает, как погляжу.

Евгений промолчал, однако не раскрывшиеся вовремя автоматические двери выразили всю глубину презрения искусственного разума к определённым виртуальным котам. Да к тому же ещё и зелёным.

Такси приветливо распахнуло дверь. Ярослав, откинувшись в глубоком сиденье, назвал адрес и, пока автомобиль набирал скорость, вливаясь в транспортный поток, погрузился в приятные грёзы. В них он появлялся, весь в изумрудном сиянии, вызывая непременное восхищение дам и зависть кавалеров. Его злейший друг Матвей падал ниц, а красавица Марика отдавала своё сердце. А ещё…

– Приложите палец к считывателю.

Приятный женский голос выдернул Ярослава из мира фантазий. Он непонимающе замотал головой, вспоминая, где находится.

– Что случилось?

– Палец к считывателю приложи.

Голос в момент растерял всю свою женственность и приятственность. Ярослав поспешно оплатил проезд и выметнулся прочь. Дверца захлопнулась, и такси, бормоча, с достоинством удалилось.

Ярослав тяжело вздохнул. Чешуя заметно потускнела.

– И как ты собираешься производить впечатление на Марику, тряпка? Тебя даже ИИ презирают! – он сжал кулаки. – Назад!

Картинка сдвинулась, поползла. Пространство сжалось в точку, и вот он уже снова стоит у зеркала.

– Евгений! – Ярослав как можно более строгим взглядом уставился в потолок.

– Чего тебе?

– Ты как со мной разговариваешь?! – у Ярослава от возмущения встопорщились усы.

– Как с тряпкой. – Презрения в голосе ИИ с лихвой хватило бы на троих. – А что?

– Назад! – но ничего не произошло. Ярослав стоял посреди комнаты, а перед ним со звуком, неприятно напоминающим старушечий хохот, пульсировала надпись:

«Настоятельно рекомендую прочитать инструкцию. Система исправления неприятных ситуаций не исправляет тряпчатость пользователя».

– Назад! Слышишь меня, сволочь?! Назад!!!

Кулаки Ярослава непроизвольно сжались. Подвернувшийся под руку кубик управления ухватисто лёг в ладонь. Невидимая старуха ещё смеялась, пока элементы управления умным домом искрами сыпались на пол…

Ааргх проснулся в отвратительном настроении. Снилось непонятное, и потому тревожное. Он сел, щурясь от яркого света. Солнце уже повернуло к закату, а он ещё не добыл ничего на ужин…

Взгляд наткнулся на что-то в траве у ног. Ааргх поднял предмет – маленький плоский камень странно правильной формы. На его поверхности кружились огненные всполохи, вызвавшие странный отклик в памяти. Рука дрогнула, и камень рыбкой скользнул сквозь пальцы. Но в воздухе перед ошарашенным Ааргхом продолжало пылать издевательское:

«СЕЙЧАС ДОСТАТОЧНО?»

Мешок яблок

Тележка нещадно скрипела, выписывая колёсами лихие фигуры и жёстко подпрыгивала на торчащих из тропинки корешках. Сидящая в ней девочка лет шести довольно пищала, не замолкая ни на секунду. Крепко прижимая к себе тонкими ручками огромный полотняный мешок, она рассказывала везущему её деду о солнце, о лете, о гадком соседском Вовке, что кидает в неё песком…

А тот шёл неспешно, улыбаясь в мохнатую бороду своим мыслям и совершенно не обращая на внучку внимания. У него тоже было всё хорошо, особенно теперь, после встречи со стародавним другом, угостившим домашней наливкой. Работающий сторожем в колхозном саду, Никифорович был человеком не только хорошим, но и полезным. Вот и сейчас, икая и посмеиваясь, он взгромоздил на шаткую тележку мешок общественного добра и, помахав на прощание выцветшим картузом, скрылся в сторожке. Яблоки ранние, совсем зелёные, но бесплатному кто не рад? Завтра с внучкой отправит, а городские и такое съедят.

Опасно раскачиваясь, дед брёл через перелесок. Глаза закрывались сами собой, он едва не падал, но продолжал двигаться.

Уж неизвестно, где и как, но внучка выпала. Скорее всего, это случилось, когда он шёл вдоль глубокого, заросшего дикой травой и тощими кустами оврага. Или над прудом. Или в любом другом месте, но тогда бы она непременно пришла сама, не маленькая, семь лет, через две недели в школу.

Не сразу сообразивший, что сзади стало подозрительно тихо, дед спокойно дошёл до дома и едва не улёгся спать. Решив сперва накормить внучку, он долго звал её, а потом бросился на поиски. Облазив овраг, прочесав лесок и избороздив пруд из края в край, он вернулся домой и горько расплакался. Хмель выветрился давно, сейчас в груди поселился и продолжал крепнуть страх. Как же быть? Бабка должна прийти с минуты на минуту, в городе ждут, за машину уплочено…

А, была не была! С силой хлопнув себя по костлявым коленкам, дед вскочил и, смахнув слезу, принялся за дело. Осторожно развязав собранный ещё вчера и стянутый для верности верёвкой чемодан, он вынул платье и панамку. Нарядив мешок, он усадил его диван и взял с полки книгу.

Пришедшая со смены бабка очень удивилась: на её памяти дед больше предпочитал газеты, а сейчас увлечённо читал с притихшей внучкой букварь. Она умилённо покачала головой и ушла убирать за скотиной. В заботах пролетел остаток вечера. Она удивилась ещё больше, когда старый вызвался уложить девочку, но уступила, придя только поцеловать ту на ночь. Свет уже потушили, бабка в сумерках склонилась над внучкой, коснувшись той губами. Кожа её показалась удивительно сухой и жёсткой, не приболела ли? А ещё сильно пахло яблоками. Перекрестив внучку, она вышла, задёрнув шторку.

Машина до города пришла в три часа ночи. Дед не стал будить бабку – ей ещё час спать – и лично посадил внучку в кабину. Предупредил только, что девочка молчаливая, боится всего, так что не стоит приставать с расспросами. Когда огни автомобиля растворились в начавшем светлеть воздухе, он вздохнул с облегчением и побрёл в дом.

Дочка позвонила через день. Пришедший на переговорный пункт дед долго выслушивал претензии, гремящие из визгливой трубки, а потом спокойно и коротко объяснил: «Это всё от свежего воздуха. В порядке внучка. Точка». Оборвав связь, он удалился быстрым шагом, а его дочь по ту сторону провода ещё долго безмолвно открывала рот, растерянно моргая. Придя домой, она села напротив мешка и замерла, не сводя с него глаз. Потом резко встала и, улыбнувшись, предложила: «Хочешь мороженое?».

С тех пор у них так и пошло, девочка больше дома сидит, а мать, когда не на работе, всё разговорить её пытается. Сперва трудно было, а потом дело наладилось. Сначала «ма» да «уа», а к сентябрю нормально говорить начала. На утреннике она самая нарядная была, пусть все видят, что девочка пусть и некрасивая, но любят её. Да и дома мать постоянно её убеждала, что дочь у неё самая лучшая, подарки дорогие делала, копила год, но достала первый цветной телевизор, чтобы девочка могла мультики смотреть.

Только в школе у неё не заладилось, детей ведь не убедишь, не упросишь. Девочка к ним по-хорошему, с дружбой, с конфетами, а те ни в какую. Переживала она, конечно. Так переживала, что у неё мешковина там, где должно быть сердце, лопнула. Едва только дети увидели торчащие наружу гладкие яркие яблоки, сразу переменились в лицах. Каждый стал в друзья рваться, яблочко выпрашивать, а она не каждого пускала. Правда, друзья из таких получались так себе. Съев яблоко, они клали обратно огрызок и убегали, хохоча, оставив девочку в одиночестве. К десятому классу ей это надоело. Когда матери не было дома, она вырезала из своего пионерского галстука и пришила заплатку, закрыв насовсем то, что было у неё внутри. Да только поздно.

Поступив в техникум, девочка решила, что ей теперь друзья ни к чему. А решив так, стала всем строить козни, зло шепталась за спиной и писала докладные. Что-то изменилось в девочке, а окружающие прозорливо замечали: «гнилая она». Несколько человек выгнали, директор был вынужден уйти сам, и всему виной была она. Вернувшись домой на каникулы, она радостно рассказала матери о своих успехах, но та посмотрела на неё с болью: «не такой я тебя воспитывала, не такой». Замерев перед телевизором, она замерла, не скрывая слёз, и больше уже не разговаривала с дочерью. Да той не очень-то и нужно было: уехала, громко хлопнув дверью и украв пятьдесят рублей.

Прибыв на учёбу, девочка с головой окунулась было в водоворот интриг и подлости, но и тут всё оказалось непросто. Уже учёные, студенты рассказали про неё первокурсникам, и девочка внезапно обнаружила себя заключённой в плотный пузырь пренебрежения.

Ползли дни, за ними недели, она оставалась одна наедине со своими мыслями. Никому не нужная, вспоминала, где и когда повернула не туда. Вывод напрашивался сам: во всех её бедах виноват дед!

Побросав в чемодан все свои нехитрые пожитки, она сорвалась в деревню. Старики знают, что случилось с ней в детстве, они смогут, они должны помочь! И вот уже она стоит у знакомой калитки, но та заперта, и отвечают ей уже совсем другие, незнакомые люди… Голова пошла кругом, девочка вдруг вспомнила, что была телеграмма от матери, вот она держит её в руках… И? И с безразличием кидает на пол, моментально выбросив из головы.

Теперь уже никто не сможет помочь, ничего не расскажет… Перед глазами поплыли высокие кроны, в уши ворвались страшный скрип разбитых колёс и счастливый писк… Её? Или чей-то ещё? Все ответы в том лесу, поняла она. Надломленная печальными вестями, сейчас девочка воспряла и, бросив ненужный больше чемодан, кинулась к синеющим неподалёку ёлкам.

В том лесу было полно всего: тепла, лета, тайн, не оказалось только ответов. Девочка бродила до глубокой ночи, ослепнув от слёз и изорвав одежду о кусты.

Выйдя на залитую бледным лунным молоком поляну, она упала на колени. Пальцы бездумно бродили по складкам изодранного платья, пока не обнаружили старую потрёпанную заплатку на груди. Та давно уже выцвела и истончилась, но продолжала держаться. «Я знаю, что делать» – подумала девочка. «Я давно умерла внутри, но смогу ещё принести добро». Вцепившись крепкими ногтями в края материи, она рванула что было сил. Из открывшейся раны веером брызнули твёрдые блестящие семечки. Они разлетелись, усеяв поляну, а девочка с последним всхлипом повалилась в траву.

Наутро прямо в середине поляны высилась крепкая здоровая яблоня. Её ветви низко подгибались под весом ярко сияющих крупных яблок.

А где-то в деревне дед подрагивающими в нетерпении руками сажал внучку в разбитую визгливую тележку.