Текст книги "Жил-был отряд пограничный. Музей истории 41 Нахичеванского пограничного отряда. Том 5"

ПОСТ 46

Пограничная застава 50-х – 70-х годов

в воспоминаниях ветеранов-нахичеванцев

(продолжение).

Пограничная застава «Кивраг» 41 НахПО

Мой отец – Калачев Евгений Васильевич – участник Великой Отечественной войны, ветеран Нахичеванского пограничного отряда, ушёл в вечный дозор в 2000 году. Поэтому воспоминания о той пограничной заставе «Кивраг», на которой он служил, и которая в период его службы в отряде именовалась под №7, попробую изложить я, его сын Виталий, с дополнениями от моего старшего брата – Вячеслава.

В марте 1963 года вся наша семья переехала из Пришиба, где проходил службу отец в 43 пограничном отряде, в Нахичевань, в 41 пограничный отряд, куда его перевели по службе на должность заместителя начальника 7 пограничной заставы «Кивраг» по политчасти.

Мне в тот год исполнилось 9 лет, а моему брату – 12.

Встретил нас на заставе начальник майор Маркуш, правда, с фамилией я могу и ошибаться. Фамилии других офицеров заставы мы уже не помним.

Разместили нас в одной из квартир жилого дома для семей офицеров на территории заставы, в просторечии – офицерский домик. Это было одноэтажное здание, построенное, видимо, из местного камня-кубика. Дом для офицерских семей был рассчитан на три семьи. В доме было три входа – раздельно в каждую квартиру. Наша часть дома состояла из небольшого коридора, в котором была оборудована кухня, и двух комнат. В коридоре-кухне стояли газовая плита, подключаемая к привозному баллону с газом, небольшой шкаф для посуды и столик. Большая комната, в которой иногда размещались мы с братом, была с одним окном, выходившим во внутренний двор заставы, а меньшая комната предназначалась для отдыха родителей.

Вся мебель в квартирах была предоставлена тылом отряда, так что не было необходимости что-то приобретать дополнительно, да и маленький размер помещений этому не способствовал. Мебель была самая простая: металлические кровати, платяной шкаф, стол, деревянные стулья. Телевизора не было, но был радиоприемник «Октава». Из бытовой техники – стиральная машина «Рига-5» и холодильник «Смоленск», их отец купил в Нахичевани.

Водопровода в квартире не было, воду носили вёдрами из бочки возле дома. Поэтому стирка белья доставляла немало хлопот: наносить и нагреть в машинке воду для стирки, вынести воду после стирки и принести чистую для полоскания, снова вынести отработанную воду. Отопление дома в холодное время было печное, печка топилась дровами и углём. В тёплое время года на окна и входную дверь навешивали марлевые сетки для защиты от комаров и москитов, но они всё равно умудрялись проникать внутрь помещения. Летом мы с братом поднимались со своим матрасом на вышку часового заставы и спали там. Туалет был во дворе. Перед входом в квартиру мать разбила две клумбы с цветами, особенно она любила георгины и розы. За домом был небольшой огород, где она выращивала овощи и зелень. А ещё родители обустроили маленький курятник на десяток кур. В него часто заползали змеи лакомиться куриными яйцами, и нам нередко приходилось выгонять их палками.

В двух других квартирах одновременно с нами проживали семьи начальника заставы (жена и двое детей – сын и дочь, оба старше нас) и третьего офицера (жена и сын, младше меня). Жёны этих офицеров не работали из-за отсутствия работы и средств передвижения. К сожалению, их имена и фамилии со временем позабылись.

Территория заставы располагалась примерно в километре от берега реки Аракс. Выше по течению реки на расстоянии около километра от заставы размещалось селение Тазакенд, которое было указано в паспорте мамы в разделе «прописка». Схематично я вспоминаю размещение построек на территории так:

Вся территория заставы представляла собой в меру возможностей выровненный участок земли, обнесённый глинобитным забором (по местному выражению – дувалом). На этой территории и располагались все указанные на схеме строения. Мы, дети, не слышали, чтобы заставу именовали как-то по-другому, в нашей памяти она осталась как просто «семёрка».

Здание казармы представляло из себя одноэтажное строение, оштукатуренное снаружи и внутри и побеленное. Внутреннее расположение комнат запомнилось слабо, но чётко представляю, что спальное помещение находилось при входе слева, справа по коридору – столовая и кухня, в центре – канцелярия, пирамида с оружием, ленкомната, учебный класс и другие помещения. На заставе мы уже не захватили коней, а для передвижения были в наличии два автомобиля: грузовой ГАЗ-51 и легковой ГАЗ-69.

К заставе было подведено электричество, в зимнее время отопление помещений велось дровами и углём. Одно из неудобств – на заставе не было водопровода. Вода для питья и приготовления пищи доставлялась водовозкой из пограничного отряда, а для бытовых нужд воду привозили в бочках, которые наполняли на берегу Аракса.

На кухне пища готовилась на газовой печи, а газ в баллонах доставлялся автотранспортом отряда. В спальном помещении казармы стояли металлические пружинные кровати, над каждой из которых был натянут полог из марли против комаров и москитов. Здесь же, в спальном помещении, на одной из стен была растянута белая простыня, на которую проецировали фильмы через заставскую киноустановку, которая также стояла постоянно в спальном помещении.

В ленинской комнате заставы стоял телевизор, часто его смотрели вместе с пограничниками. На одном из каналов телевизора можно было увидеть трансляцию турецкого телевидения, правда, без звукового сопровождения. Но просмотр этого канала командованием заставы запрещался и лишь в его отсутствие с большой опаской мы с братом осмеливались переключаться на короткий срок на этот канал.

Одно из помещений казармы, совсем «закуток», было отведено под солдатский ларёк. В нем постоянно держались для продажи личному составу конфеты, печенье, сгущённое молоко, сигареты, зубной порошок, почтовые конверты, чистящая паста «Асидол» и другая мелочь, необходимая в быту. Мы застали ещё такой период времени, когда к заведованию таким ларьком на заставе допускались жёны офицеров. И наша мама была официально оформлена по трудовой книжке как продавец солдатского ларька при Военторге №57. Сохранилась вот такая запись:

Нам, подросткам, было неведомо осмыслить организацию охраны границы на заставе. Видели, что уходят на службу и возвращаются вооружённые пограничники, нередки были случаи срочных сборов всей заставы и выезд на границу по сигналам тревог. В памяти остались только два события, о которых долго шёл разговор на заставе. Был случай самострела солдата во время его службы на вышке, даже фамилия запомнилась – Бойко. Вроде бы, он получил письмо от девушки, которая его не дождалась. К счастью, солдат остался жив. Другой случай – местный житель пытался нарушить границу и уйти в Иран после того, как его жена совершила акт самосожжения по неизвестной нам причине. Хотя некоторые косвенные события, имевшие место в приграничной зоне, могли тоже оказать влияние на предпосылку к этому случаю. Так, наш отец регулярно общался с членами парторганизации соседнего села Тазакенд. Это было маленькое село в километре-полутора от заставы в сторону правого фланга. Однажды жители ему жаловались, что получили распоряжение сверху разводить свиней, при том, что они мусульмане. Подобное непродуманное решение властей тоже могло подвергнуть некоторых жителей к непредсказуемым поступкам. По моим воспоминаниям, народ в селе жил очень бедно, дети ходили босиком, в одних рубахах почти до наступления самых предзимних холодов. Мы с матерью ходили в это село менять продукты (яйца на сыр, лаваш и др.) и все годы проживания на заставе видели такую картину своими глазами.

Из более приятных и интересных воспоминаний – это подготовка заставы к приезду начальника нашего пограничного отряда подполковника М. Д. Насирова в 1963 году. Он прибыл в сопровождении знамённой группы, которая доставила на заставу Знамя нашего отряда и переходящие знамёна. Была встреча со Знаменем, фотографирование лучших солдат, а в завершение – общее фото.

Отдельно хотелось бы рассказать о рыбалке. Часто с отцом ходили рыбачить на Аракс. Рыбы в Араксе было много: сомы, сазаны, кутум. Ловили их разными способами: удочкой, закидушками, бреднем и другими способами. Попадались такие большие сазаны и сомы, что приходилось вываживать к берегу, а потом стрелять из пистолета. Однажды, вытащили сома таких размеров, что пришлось перевозить его на грузовике ГАЗ-51, и хвост даже свисал из машины наружу. Ещё отец ходил на охоту, стрелял кабанов. Рыбу и дичь сдавали на кухню, что было подспорьем в разнообразии питания личного состава.

В тылу заставы проходила линия железной дороги, по которой велось движение пассажирских и товарных поездов между Баку и Ереваном. В период нашего пребывания на заставе движение товарных и пассажирских поездов осуществлялось уже на тепловозной тяге. А на расстоянии не более 200—300 метров от заставы была железнодорожная станция, которая называлась «Кивраг» и на которой поезд сообщением Ереван-Баку делал минутную остановку, не фиксированную точно расписанием. Именно отсюда мы с братом отьезжали с заставы в Ереван, где проживали и обучались в интернате. В интернате проживали дети многих пограничников, поэтому хочу поподробнее рассказать о нём то, что осталось в памяти моей и моего брата.

Интернат в Ереване находился на Тбилисском проспекте (шоссе), номер дома точно не помню: то ли 2, то ли 12. Интернат занимал часть трёхэтажного здания, в другой части находилась пограничная школа сержантов. Во дворе был небольшой парк. На первом этаже находилась столовая, кухня, медпункт с боксом (пришлось как-то там полежать).

На втором этаже – спальные помещения: слева – девочек, справа – наши. На третьем – учебные комнаты, актовый зал, пионерская комната и красный уголок, где стоял телевизор. Детей в интернате было немного – человек 40—50. Младшие группы были численностью больше, чем старшие. Так, в моей группе учащихся 4 класса -12 человек, у брата в 6 классе – 5, а десятиклассник был один. К каждой младшей группе была прикреплена воспитательница, она занималась с нами, помогала делать домашнее задание.

Отдельные старшие воспитанники интерната вспоминают, что некоторое время назад интернат находился в центре города Еревана на проспекте Ленина, 17, в жилом доме, в котором занимал 2 этажа. И только в 1960 году интернат перевели на Тбилисское шоссе, на территорию, занимаемую батальоном связи. По новому адресу под интернат был выделен один подъезд четырёхэтажного дома, со всеми условиями, во дворе жилого дома был бассейн и общий для всех клуб. Правда, здесь не было своей бани и воспитанников возили в городские бани, попутно катаясь по городу по договорённости с воспитателями и водителем.

Учились мы в Ереванской русской средней школе №128. Она находилась на проспекте Азатутян, 5. В школу мы ходили пешком. В моём классе половина детей была из числа местных жителей. Учительский состав тоже был из числа местных жителей и жён офицеров ереванского пограничного гарнизона. У нас сохранилось два фото 1964 года и я воспроизвожу их здесь в надежде, что кто-нибудь узнает себя и откликнется. У Вячеслава сохранился даже список учеников его 5 класса и справка из школы.

В свободное время в интернате играли во дворе, вечером смотрели телевизор, читали (в интернате была библиотека), занимались в кружках. Был кружок радиолюбителей, в нём занимался мой брат, помню, я помогал ему собирать детекторный приёмник. Учился он и в музыкальном кружке баянистов, в котором занимались человек пять-шесть. При мне в интернате был организован хор и выступил он даже на Республиканском телевидении. В кино мы ходили в ближайший кинотеатр. Часто бывали в парке Победы. Запомнился мне также Монумент памяти жертв событий 1915 года.

На все каникулы мы с братом отправлялись домой на заставу. За нами приезжала мать, мы гуляли по городу, потом ехали на железнодорожный вокзал и в 17.30 поездом Ереван-Баку отправлялись домой. В Кивраг прибывали около 21 часа. На станции нас встречал отец и до заставы шли пешком.

Далее в тыл за этой станцией располагался населённый пункт Кивраг, куда офицеры заставы ездили для работы и общения с местными жителями – членами добровольной народной дружины. Один или два раза были там и мы с братом. Несколько лет назад мне попалось на глаза такое издание: Фархад Нагдалиев «Ханы Нахичеванские в Российской Империи» (М., Новый Аргумент, 2006), в котором приводятся такие воспоминания русского чиновника Н. Неведьева, бывшего в Нахичеванской провинции в 1837 году:

«…При въезде моём в пределы Нахичеванские, в деревне Кеврах, вёрст за тридцать от Нахичевани, встретил меня конвой из конных Кенгерлинцев, для того, чтобы проводить до города».

Так что история этого населённого пункта насчитывает столетия. Но общий вид его так и оставался непрезентабельным даже до наших дней. Хотя приведённые ниже фото Киврага и сделаны за несколько лет до нашего приезда в те края, но существенных изменений с тех пор произошло очень мало.

В мае 1965 года была знаменательная юбилейная дата – 20-летие Победы в Великой Отечественной войне. К этой дате отец был награждён Почётной грамотой Президиума Верховного Совета Нахичеванской АССР. Что интересного заметил на этой грамоте – официальное подтверждение того, как называлась столица республики: Нахичевань-на-Араксе.

Наступил июль 1965 года. Подошёл срок окончания службы у отца. Пока шло оформление документов увольнения, мы с родителями собирали свои нехитрые пожитки в дорогу, оставшиеся после отправки контейнером своих основных вещей. Перед увольнением отцу в отряде вручили Памятный адрес.

Прошло уже много времени с тех пор, как мы уехали из Нахичеванского пограничного отряда. Но до сих пор с теплотой вспоминается тот период нашей жизни на заставе «Кивраг», тот своеобразный край и люди, с которыми мы делили все тяготы пограничной службы и проживания.

ПОСТ 47

Пограничная застава 50-х – 70-х годов

в воспоминаниях ветеранов-нахичеванцев

(продолжение).

Пограничная застава «Шахтахты» 41 НахПО

От С. Прудько: Название пограничной заставы – «Шахтахты» – 41 Нахичеванского пограничного отряда образовано от близлежащего к ней селения Шахтахты (ныне село Шахтахты Кенгерлинского района Нахичеванской Автономной Республики, Азербайджан) и одноимённой железнодорожной станции.

Само селение, имеющее глубокую историческую судьбу, представляет для пограничников, в разные годы служивших на этой заставе, несомненный интерес не только потому, что поддерживались деловые связи с жителями этого села или потому, что все передвижения за пределы заставы осуществлялись через ближайшую к ней железнодорожную станцию Шахтахты.

Во многом интерес пограничников к селению Шахтахты вызван историей остатков узкоколейного железнодорожного узла, наблюдавшегося пограничниками при их движении по охраняемому участку местности.

Фрагменты железной дороги, тянувшиеся к берегу реки Аракс, и имевшие продолжение на сопредельной территории Ирана, прерывались полуразрушенными строениями моста через реку.

Ответом на такой интерес может послужить статья Э. Алиева с картой Д. Зиновьева, опубликованная в журнале «Семафор» (выпуск 1 (5) -август 2003года) под названием «Макинская узкоколейная железная дорога»:

«Одним из главных залогов успеха при ведении боевых действий является чёткое и надёжное снабжение действующих армий боеприпасами, продовольствием и живой силой. Во время первой Мировой войны, когда автомобильный транспорт ещё не достиг достаточного уровня развития, главная роль в снабжении армий отводилась железным дорогам. Но подводить ширококолейные дороги к линии фронта – дорого, долго и невыгодно, поэтому для целей снабжения фронта в конце XIX-начале XX вв. стали широко использоваться узкоколейные железные дороги, главным образом колеи 600 мм. Впоследствии их назвали военно-полевыми дорогами. Одна из военно-полевых узкоколеек, о существовании которой до недавнего времени было мало известно, сильно отличалась от всех других аналогичных железных дорог, как по своей колее, так и по особому назначению, что делало эту дорогу одной из самых уникальных изо всех военно-полевых узкоколеек России.

Речь идет об УЖД Шахтахты-Баязет, или о Макинской железной дороге. Так в чём же заключалась её уникальность?

Во-первых, эта железная дорога проходила по территории трёх стран. Она начиналась в Азербайджане, в то время входившем в состав Российской империи, шла на юг в Иран, а потом заворачивала на запад и углублялась на территорию Турции примерно на 100 километров. Дорога обеспечивала снабжение российских армий Кавказского фронта. Строительство Макинской дороги началось в 1915 году и завершилось в 1918 году. Первый участок дороги от Шахтахты до Баязета (возможно, до Гювенче) был сдан в эксплуатацию 15 июля 1916 года.

Во-вторых, колея большинства военно-полевых дорог была либо 600 мм, либо 750 мм. Узкая колея снижала себестоимость строительства и перевозок. Макинская УЖД имела колею 1067 мм. В чём же причина строительства дороги с такой необычной шириной колеи? Дело в том, что дорогу строили из рельсов, оставшихся в результате перешивки на широкую колею Ярославско-Вологодско-Архангельской узкоколейки аналогичной колеи. Зачем потребовалось завозить рельсы и другое необходимое оборудование и локомотивы с далёкого Севера? Не слишком ли дорогое удовольствие для временной фронтовой узкоколейки? Игра стоила свеч! В стоимости игры и заключается третья и главная особенность, делавшая Макинскую дорогу уникальной: Макинская дорога вовсе не была временной.

Дело в том, что Россия надеялась в ходе войны присоединить к себе иранские и турецкие территории. В дальнейшем Макинская дорога должна была стать главной транспортной артерией этого региона и в будущем могла быть перешита на широкою колею. Вот почему все служебные здания дороги, станции, депо, склады и т. д. строились не деревянными, а каменными. Вдоль дороги возводились целые жилые массивы, новые посёлки.

Специально для строительства дороги разрабатывались месторождения бурого угля в зоне тяготения, кроме этого в качестве топлива для паровозов использовались завозимые дрова и даже камыш.

На строительство дорогостоящих искусственных сооружений не жалели ни средств, ни сил: ведь дорога проходила по местности с очень сложным рельефом. Самое интересное, что в конечном итоге Макинская УЖД оказалась рентабельной!

На Макинской дороге эксплуатировалось в общем счёте 88 паровозов шести различных серий и 1438 вагонов, из которых 140 были пассажирскими и специальными, остальные – товарными. Основное депо дороги размещалось в Шахтахты; кроме того, паровозные мастерские имелись также в Маку и Баязете. В селении Шахтахты было оборотное депо на 12 стойл. В 1918 году русские войска по причине выхода России из войны стали сдавать закавказские территории Турции, оставив железную дорогу в целости и сохранности. К сожалению, турецкая сторона из-за экономических проблем не была в состоянии содержать и эксплуатировать эту дорогу и решила закрыть её и разобрать. Что и было сделано. Так завершилась история Макинской УЖД».

Служил пограничник во имя Родины

Рассказ о пограничной заставе «Шахтахты» я начну, пожалуй, со встречи с ветераном этой заставы, которая произошла осенью 2011 года. Его воспоминания и легли в основу первого рассказа об этой заставе.

Но вначале было такое: однажды в ходе просмотра материалов в интернете мне попалась на глаза знакомая газета соседнего района. Пролистав газету до пятой страницы, я обратил внимание на статью, в которой упоминается наш Нахичеванский пограничный отряд:

До войны Иван Андреевич Реуцкий жил в Киргизии.

После окончания семилетки ему предложили выучиться на тракториста. Когда окончил курсы, он вернулся к себе домой и стал работать в колхозе.

В армию его призвали в октябре 1942 года. Как человека, знакомого с техникой, Ивана Реуцкого определили в танковые войска. Но где-то недалеко от Саратова эшелон, в котором его везли, решили направить в распоряжение Железнодорожных войск НКВД, и он попал в 54-й стрелковый полк Железнодорожных войск, предназначенный для охраны различных объектов и сопровождения грузов.

Премудростям военной профессии его учили в деревне Дубки Саратовской области.

– Нас тогда кормили плохо, как правило, но гоняли – будь здоров, поэтому во время занятий некоторые ослабленные ребята падали в обморок, – вспоминает ветеран. После завершения учёбы весь полк пешком добрался от Дубков до Харькова, который к тому времени уже был освобождён нашими войсками. Город был весь в руинах. В Харькове личный состав части получил задание выкуривать из подвалов и сохранившихся зданий спрятавшихся немцев. Было страшновато, хотя остатки вражеских частей были деморализованы и, как правило, не оказывали активного сопротивления. Такая чистка длилась месяца полтора. После этого полк стал сопровождать грузы на фронт.

Эшелоны очень часто попадали под вражеские авиа– и артиллерийские обстрелы. Нередко бойцы, которые сопровождали грузы, получали ранения и даже погибали не только от осколков вражеских снарядов и бомб, но и от взрывов собственных боеприпасов.

– Но меня Господь уберёг. – говорит Иван Андреевич.

После обстрелов сопровождающая группа собирала и перегружала грузы в уцелевшие вагоны и доставляла к месту назначения.

В 1944 году Ивана Реуцкого отправили в Харьков, в школу сержантского состава. Он её окончил с отличием, возможно, поэтому его и оставили там обучать молодое пополнение.

С окончанием войны служба в армии для Ивана Андреевича не закончилась. В 1947 году его отправили в Нахичеванский пограничный отряд, на границу с Ираном, с которым в тот период у нас были не очень хорошие отношения. Участок был довольно сложным – горы, река, народ со своим менталитетом. И здесь очень пригодились навыки, наработанные в прежние годы. С той стороны люди часто пытались незаконно пресечь государственную границу. На какие только хитрости они не шли, чтобы обмануть стражей наших рубежей: и обувь носили задом наперёд, и приделывали к ногам копытца разных животных, и маскировались под местность… Местное население выращивало табак и сушило его в специальных сараях. Нарушители границы прятались в них: дело в том, что собаки из-за табачного запаха не «видят» след. Ну, а здесь пригодился опыт выкуривания немцев из подвалов и зданий в Харькове.

Со временем Реуцкому повысили звание и назначили на должность старшины. Теперь ему приходилось решать более глобальные задачи, связанные с питанием личного состава, вооружением, и другие вопросы материально-технического снабжения заставы. Со своими обязанностями он справлялся безукоризненно, за что и удостоился знака «Отличный пограничник». Уволился в запас старшиной в 1950 году и поехал в Москву, где его ждала девушка, с которой он познакомился ещё в Харькове.

Послевоенную мирную деятельность начал с работы в пожарной части, спустя два года устроился слесарем-сантехником в санаторий Совета Министров. Ещё через какое-то время Ивана Андреевича взяли в дом отдыха Совета Министров на должность заместителя директора по хозяйственной части.

В начале 60-х годов Иван Андреевич побывал в далёкой Гвинее в качестве радиокиномеханика и крутил фильмы для наших ребят, которые работали в этой стране. По возвращении из командировки работал заместителем директора по хозяйственной части дома отдыха Московского городского совета профсоюзов, инженером по снабжению строительной группы Лесотехнического института. Перед пенсией успел поработать водителем самосвала.

Иван Андреевич формально в боевых действиях не участвовал, но пороху успел понюхать и в глаза смерти смотрел не раз.

Виктор Хабаров (фото автора)

Я обрадовался, что нашёлся еще один наш сослуживец по отряду и через некоторое время решился навестить ветерана, чтобы поговорить с ним. Тем более, что путь хоть и неизвестный и маршрут пришлось не раз просмотреть на карте, но время движения на машине составляло чуть более часа в одну сторону по моим прикидкам. Не стану описывать розыски ветерана, имея на руках только ксерокопию его статьи из газеты, но в итоге встреча состоялась. Мы оба были взволнованы и довольны.

В дополнение к написанному в газете Иван Андреевич рассказал мне:

После окончания войны меня направили в город Харьков в школу сержантского состава для железнодорожных войск НКВД. Закончил я её с отличием и присвоением звания сержант. По окончании школы меня оставили здесь же, и я приступил к подготовке очередного набора курсантов.

Всё складывалось удачно до той поры, когда я соблазнился на самовольную отлучку из расположения школы. Вот тут мне выдали «по полной». Лишили воинского звания сержант и направили для прохождения дальнейшей службы в Нахичеванский пограничный отряд, прямиком на 7ю пограничную заставу – заставу «Шахтахты» с почтовым адресом вч 2062-О (примеч. С. Прудько: после 1960 года этой заставе был присвоен №8).

Мне до сих пор помнится мост через реку Аракс, который с обоих сторон охранялся круглосуточно как нашими нарядами, так и нарядами сопредельного государства. На заставе почти все солдаты уверенно владели саблями, занимались конной подготовкой. Всего на заставе насчитывалось примерно до 30 пограничников. В инженерном отношении участок заставы был оборудован контрольно-следовой полосой, и вдоль неё проходила линия сигнальных устройств – натянутая проволока с нанизанными на неё через определенное расстояние сигнальными ракетами. Периодически выставлялись наряды по проверке состояния ракет, ведь от дождя, от сырости они отмокали и рассыпались, а проволока в этом месте обрывалась.

Однажды, когда я уже был старшим такого пограннаряда, мы проходили один участок и младший наряда в нарушение инструкций дёрнул за проволоку и склонился над одной такой ракетой. К его несчастью, ракета тут же взорвалась, и младший наряда лишился обоих глаз. Его долго лечили в санчасти отряда, но зрение он потерял. После выписки из санчасти его оставили в отряде, приобрели для него баян и обучали его игре на этом инструменте, чтобы дать хоть какую-то специальность. Меня от сурового наказания предотвратило то, что я перед выходом в наряд и в пути следования неоднократно инструктировал состав наряда о мерах безопасности, что и подтвердили остальные пограничники в ходе расследования.

Со временем служба моя стабилизировалась, мне присвоили воинское звание младший сержант, затем – сержант, избрали секретарём комсомольской организации заставы. А ещё через какое-то время меня назначили старшиной этой заставы, о чём уже упоминается в газетной статье.

На заставе было электричество, старенький радиоприёмник. Но чаще всего по вечерам мы собирались в кружок и устраивали самодеятельный концерт. На заставе были гитара (я умел на ней играть), балалайка, мандалина. Собирались свободные от службы офицеры, приходили их жёны с детьми. Женщины не работали, так как добираться было не на чем, да и некуда.

Так бы и закончилась служба здесь со временем, но в 1949 году демобилизовался старшина 11й погранзаставы и меня перевели туда старшиной заставы. На новом месте всё казалось голым – растений мало, вблизи заставы не было никакого поселения. Начальником заставы был недавний выпускник училища – молодой, энергичный лейтенант. Фамилию его уже запамятовал.

Прослужил я на этой заставе до своего увольнения из войск в 1950 году, получив направление на жительство в Москву. На заставах были хорошие друзья, о которых я часто вспоминаю.

Жалею, что за годы растерялась связь с ними. Да и то – мне в нынешнем году будет уже 88!

Начинал я службу в пограничных войсках на таджикской границе с Афганистаном в 1957 году в районе города Ханкала. А в Нахичеванский пограничный отряд нас, пограничников того округа, прибыло около десяти человек в апреле 1959 года для усиления пограничной службы на заставах. И первое моё впечатление об этой границе – она действительно «на замке». Нахичеванский отряд охранял границу СССР с Ираном, разделяет эти два государства река Аракс. Межгосударственные отношения с этой соседней страной были тогда сложные.

В отряде нас распределили по заставам, и далее я прибыл на пограничную комендатуру небольшого города с железнодорожной станцией Шахтахты. Лишь по прошествии времени мне стало известно, что село Шахтахты, название которого переводится как «Трон шаха», находится на расстоянии 35—40 километров от города Нахичевань-на-Араксе. Комендатура объединяла несколько застав правого фланга отряда. Далее я получил распоряжение прибыть на пограничную заставу №7, которая располагалась недалеко от комендатуры ближе к линии границы. И только к концу моей службы, примерно в августе-сентябре 1960 года, стало известно о присоединении к нашему отряду одной заставы на правом фланге от соседнего отряда. В связи с этим намечалось изменение нумерации застав, после которой нашей заставе должен был быть присвоен №8.

Участок местности, прилегающей к заставе и линии границы, был равнинный, хотя опыт службы у меня был в горной местности.

Застава – это обширное название и включает в себя: само здание казармы, 30-метровая пограничная наблюдательная вышка во дворе, подсобный навес для угля и дров, баня с парилкой, гараж, питомник для собак. На заставе использовалась автомашина марки ГАЗ-53. И, конечно, на всём протяжении границы шли инженерные сооружения: контрольно-следовая полоса (КСП) и заградительный забор из столбов, по которым набиты восемнадцать проволочных нитей. Сигналы тревог с этого забора поступали на пульт, находившийся у дежурного по заставе. Здание заставы располагалось метрах в ста от забора и КСП.

Напротив здания в заборе были вмонтированы двустворчатые каркасные ворота с такими же проволочными нитями. Ворота эти закрывались надёжным увесистым замком, ключ находился у дежурного по заставе. Дежурным по заставе, как правило, назначался сержант, он же поддерживал связь с отрядом по телефонной линии.

Хочу отдельно сказать о самом здании заставы: это обычное одноэтажное здание из местного пиленого розового туфа. Стены довольно толстые. Фасадная часть обращена в тыл от линии границы. Крыльцо, несколько ступенек, всё как обычно. Перед заставой была ровная площадка, огороженная поребриком, мы называли её плац. На плацу была шестиметровая мачта, на которую мы поднимали флаг СССР. На плацу офицеры проводили боевой расчёт и отсюда же отправлялись на службу пограничные наряды. Команда звучала так: «На охрану государственной границы Союза Советских Социалистических республик заступить!» Старший наряда отвечал: «Есть!» И строевым шагом состав наряда маршировал до конца плаца, далее на объект охраны.