Текст книги "Жил-был отряд пограничный. Музей истории 41 Нахичеванского пограничного отряда. Том 5"

Заставой командовали три офицера: начальник заставы капитан Белов (заочно учился в Ереванском юридическом институте, без высшего образования выше капитана не вырастешь), заместитель по политчасти старший лейтенант Кудяков и заместитель по боевой подготовке старший лейтенант Ахметзянов. Жена Белова – Милиция и сын Глеб – наш любимец. Жена Ахметзянова – Соня, их дети воспитывались у бабушки. Службами обеспечения заставы ОВС и ПФС заведовал старшина сверхсрочной службы Комарницкий. Кудяков и Комарницкий были без жён.

В 1961 году на замену Ахметзянову прибыл по окончании училища лейтенант, но его фамилию, к сожалению, не помню. Запомнился он весёлым нравом, живостью характера, ленинградец. Практически наш ровесник, из кубриков наших не вылезал. С собой привёз переносной приёмник «Альпинист», первый раз такой мы видели. Объезжал участок на коне, музыка на полную громкость, на иранской стороне люди останавливались и слушали. Делал хорошие чучела птиц, что его и подвело. Однажды из мелкокалиберной винтовки подстрелил цаплю в заливчике на мели. К сожалению, это было уже на той стороне. Ночью лейтенант взял с собой двух солдат, они накачали лодку, переплыли, взяли добычу и назад. Но уже через пару дней на заставу прибыл наш особист со своим начальником. Всех опросили, что узнали – не ведомо, но вместе с ними в отряд отбыл и наш лейтенант. Больше мы его не видели, и что с ним стало – не знаем. Говорили, что уволили, но я сомневаюсь. Службу он знал и любил. Солдат не тронули. Каюсь, одним из участников заплыва был я. Фото этого лейтенанта есть на двух снимках: с сомом и с группой заставчан с отбракованной собачкой.

Весь личный состав заставы был разделён на 4 отделения: пулемётное, СС – служебного собаководства, и два стрелковых. На заставе было 5 коней: 4 подседельных, 1 лошадь рабочая, содержались они в конюшне. За конями ухаживали назначенные солдаты из стрелкового, «лошадиного», отделения. Они же заготавливали сено. Овёс привозили из отряда. Ездили верхом на конях практически все – обучились. На заставе был специальный вольер для собак – сторожевых и розыскной. Всего личного состава на заставе было где-то за 30 бойцов. Отделения возглавляли сержанты, прошедшие после учебного пункта шестимесячные курсы. Отделение служебных собак возглавлял сержант, прошедший годовую кинологическую подготовку. Он прибывал на заставу со своей собакой, которая брала шестичасовой след. Остальные, служебные собаки, должны брать след не меньше, чем двухчасовой давности. Был такой наряд тренировки собак: в дресскостюме, петляя, уходить как можно дальше в тыл. Через нужное время ставили собаку на след. Пугала она здорово, когда в ожидании уснёшь за камушком.

На заставе определили меня в пулемётчики станкового пулемёта Горюнова. Хороший пулемёт, серьёзный механизм. Это улучшенный «максим» со сменными стволами воздушного охлаждения и без броневого щитка. Любил я его. Чувствуешь себя за ним уверенно – на километр всё сносит. Загонишь сошки в землю, под локти вещмешки для опоры, прицелишься, ход ствола в секторе обстрела по горизонтали установишь и закрепишь, передвинешь ствол влево, возьмёшься слегка за две ручки и жмёшь большим пальцем на гашетку. И пулемёт сам идёт слева направо за счет нарезок ствола. Кладёт аккуратно 2 пули на метр. К слову, на 250 метров перерезали пополам ростовую мишень. Стреляя ночью, заряжали через один патрон трассирующий. Эффект непередаваемый. Раскрепляешь горизонтальные и вертикальные ограничители хода ствола, ночь, темно. Где-то за 300 метров начинает мигать лампочка мишени. Примерно наводишь и жмёшь гашетку. Впечатление такое, что у тебя в руках огненная длинная палка и ты её подводишь к мигалке. Подвёл – и погасил. Усиливали впечатление огненные рикошеты от камней. Носить, правда, его надо троим, целому пулемётному расчёту. Один несёт станок, второй – механизм со стволами, третий – две коробки с лентами. Да ещё в вещмешках патроны россыпью и карабин на плече. Потом этот пулемёт сняли с вооружения, дали мне РПД (ручной пулемёт Дегтярёва), круглый диск с лентой на 100 патронов вместо 250, как было у пулемёта Горюнова, да и патроны от СКС, АК, а не трёхлинейные, большие. Не любил я РПД: игрушка после «станкача».

Вооружение на заставе на тот период времени – карабины СКС, снайперская винтовка – трёхлинейка Мосина с оптикой, станковые пулемёты Горюнова, гранаты РГД-42, Ф-1, солдатский нож. В конце 1960 года перевооружили новыми автоматами АК-47. Первыми эти автоматы получили старшие пограннарядов, потом – остальные. Сначала к этим автоматам были удобные плотные брезентовые подсумки на широком ремне через плечо с тремя рожками и с маслёнкой. Позже появились подсумки на поясной ремень. Но не полюбили мы эти подсумки: и бегать мешают, и неудобные, и вместо подушки плохо.

Участок границы, охраняемый заставой, был небольшой, фланги густо заросли кустами – чавриком. КСП по всему участку было нормальной ширины для обработки, лошадка хорошо помогала вспахивать и содержать полосу. В 6.00 и до 12.00 на НП флангов уходили 2 парных наряда, их сменяли в 12.00 и до 18.00. Эти наряды с утра до службы помогали повару, который дополнительно, как и связист, нёс четырёхчасовую службу часовым заставы. С 8.00 и до 14.00 уезжал в тыл парный дозор на конях. Объезжали тыл, опрашивали встреченных пастухов. С 18.00 и до 24.00 на фланги уходили парные ночные наряды. В 24.00 и до 6.00 их сменяли. На подступах к заставе в районе ворот в системе С-100 в ночное время выставлялись парные пограничные наряды. Часовой по заставе (между собой мы называли его «колун») менялся через 4 часа: днём он нёс службу на вышке, ночью – во дворе заставы.

Первоначально на заставе был какой—то малюсенький движок у связиста для зарядки аккумуляторов следовых фонарей и системы С-100. Эту систему только запустили на нашем участке. У соседей слева и справа была система «Тантал». По шатру они схожи, только у «Тантала» верх был не Т—образный как у С-100, а Г—образный с ртутными замыкателями и без высоковольтного провода сверху. Много было у них ложных срабатываний: ветер тряхнёт, шакал пролезет, птица покрупнее сядет на шатёр или взлетит с него… На «Тантале» стояли ртутные замыкатели, чувствительные к колебаниям. Наша система работала постабильнее, хотя ложных сработок было достаточно, побегали тоже. Днём дежурный на НП позвонит просмотреть участок, а ночью застава поднималась по «тревоге» и бежала проверять сработавший участок. С собой в ночной наряд носили фонарь, ракетницу, телефонную трубку с тангентой и на ремне через плечо приборчик – пенал С-1. На флангах участка заставы на колышках были натянуты тонкие медные провода ПЭЛ – 0,25—0,3 мм. на высоте примерно 20 – 30 см и один конец заземлён. Второй конец подключали к прибору, а прибор заземляли. Возле него мы и лежали. Если провод порвёт нарушитель, то прибор зуммерит. И ещё две сигнализации были. Такие же провода натянуты, только стальные. Один конец крепился жёстко к штырю, а второй – к ракетнице из стальной трубы. Принцип, как у миномёта – выдергивалась чека, искусственно утяжелённая ракета падала вниз на боёк и выстреливала вверх. Эта сигнализация была нашим надёжным арсеналом для заготовки ракет к праздникам. И ещё один прибор – знаменитый «звонарь». Провод, как у ракетницы, но на конце самодельная трещётка высотой сантиметров 180. Прибор действовал по принципу деревенского колодца – на вал наматывается верёвочка с грузом из камня на конце. Взводится, спусковое устройство держит груз. Задел провод – чека вон, груз вниз – и звон, и грохот консервных банок, других железяк, кто что найдёт. (Между прочим, тот, кто сильно по дому или невесте скучал, то, сделав 50 штук «звонарей», получал в поощрение отпуск на 10 суток. Это правило командованием соблюдалось твёрдо. Других причин для отпуска за 3 года не предусматривалось). Но срабатывала эта дребедень кустарная непредсказуемо и мы, вместо команды проверить и зарядить «звонари», делали как раз наоборот, иначе ночь адом покажется. Уходя – заряжали, пусть днём звенит. Недолгий был срок их службы. Дощечки, верёвочки, фанерки, гвоздики – всё это намокало, рассыхалось и приходило в негодность. В некоторых местах лежала путанка МЗП (малозаметного препятствия). В ночном наряде обязательно была у наряда собака. На стыках флангов с соседями размещались наша и их телефонные розетки для связи. Там мы встречались с нарядами соседней заставы и делились новостями, анекдотами, куревом. На заставе нам выдавали сразу на месяц пачки махорки – «моршанки», но её, как правило, не хватало, как и спичек. Тем пограничникам, которые не курили – выдавался сахар. В наряде прикуривали от аккумулятора фонаря проволочкой. Связист зверел от такого нашего беспредела: приносили полностью разряженные фонари, а аккумуляторы сверху засыпаны табаком. На заставе прикуривали у повара на кухне. Несколько телефонных розеток было размещено по флангам. Ночью лежали около одной из них. Службу ночных нарядов проверяли 1—2 раза за ночь офицер или старшина с солдатом. Дежурный нам сигналил зуммером, когда проверка пошла, а наряд возле ворот С-100 пощёлкает тангентой и скажет, на какой фланг пошли, и мы расползаемся.

У дежурного по заставе стоял пульт сигнализации С-100, концентратор связи с нарядами, соседними заставами и отрядом. У связиста была радиостанция Р-108, раз в неделю он с вышки проверял связь с отрядом, с земли радиостанция не брала. Нарушений на нашем участке не было. Правда, были случаи нарушения границы самолётами. И именно на нашем участке. Конфигурация протекания Аракса, как видно из карты, имела длинную петлю, у основания которой стояла застава. С соседней заставы передавали сигнал «Воздух», мы его транслировали дальше. Иранские самолёты регулярно облетали границу прямо над Араксом. Самолёты поршневые, тихоходные. В небо смотришь, а там уже наш «МИГ» круги нарезает, сопровождая соседа. Иранцу лень облетать петлю, так он напрямую и летит. Летит низко, мы ему кулаками грозим, а он руками разводит: простите, мол, братцы. Докладывали о подобных полётах в отряд.

Пограничники заставы стреляли очень часто и днём и ночью весь набор СПУ, благо, стрельбище располагалось рядом. А вот чистить оружие не очень нравилось, но драили на совесть, строгие были командиры отделений насчет этого. Так шла служба. Понятия дедовщины, ни её самой не было. Наоборот, к молодым отношение было отеческим, заботливым. Да иначе нельзя: идёшь с ним в наряд старшим, зависимы друг от друга, да и пустышек было меньше, все ребята трудяги с малолетства, хлебнувшие горя послевоенной безотцовщины и голода, без комплексов. Между собой всякое было, до драк. Но это сугубо по личным причинам и эпизодически. Характерен мой случай. Прихожу с наряда, а моей недочитанной книги нет, увели из-под подушки. Провёл следствие, нашёл свою книгу, говорю товарищу: отдай – не отдаёт. Слово за слово, и по мордасам друг друга. Поехали оба на 5 суток на «губу» в отряд. Расклад такой был у начальника заставы к драчунам: если не до крови – 3 суток ареста, до крови – 5 суток. Как раз в отряде бассейн чистили и арестованных привлекали, липкой грязью измазывались, как черти. Там мы и помирились, назад ехали уже друзьями.

За водой для питья и бани ездили на конной повозке—одноколке с дубовой 200 литровой бочкой. Была и обычная телега. Колодец был выкопан метрах в десяти от обрыва Аракса посередине правого фланга. Воду для питья кипятили в титане, который стоял в столовой. Но пили и из Аракса, чистая была вода. Топили титан дровами, сухим чавриком. В небольшой столовой возле стен параллельно стояли два длинных стола с лавками по обе стороны. На этих столах играли в настольный теннис, укоротив сетку. Потом сделали настоящий стол во дворе.

Еда готовилась на печной плите, которая топилась углём. Электричества на заставе не было, в тёмное время суток пользовались керосиновыми лампами. Центрального отопления заставы тоже не было. Печка кухни одной стороной выходила в квартиру начальника заставы, другой стороной – в столовую.

С теплотой вспоминаю начальника заставы капитана Белова, кажется, Виталия. Вот уж действительно – отец солдатам во всех отношениях. Жарко там, в нахичеванских краях, знаете сами, так он организовал строительство небольшого, 3,5х8 метров, бассейна. Правдами и неправдами в колхозах и отряде добыл кирпич, цемент, песок, столбы, провода, электронасос и трубы. На берегу Аракса установили насос, вкопали столбы, натянули провода, метров 120 примерно. Привезли новенький дизель, 1Ч, помню, назывался, одноцилиндровый. Работал: ту-ту-ту. Но крутили его только для насоса, когда воду в бассейне меняли, для зарядки аккумуляторов и вечером часов до 22: солярка дефицит, да и тарахтение его сильно раздражало. На заставе приёмник был «Родина», батарейный, слушали музыку и последние известия. Джаз слушать запрещалось. Все хозяйственные и строительные работы на заставе мы делали и сами, и колхоз, в тылу который, помогал, и отряд. Надо послужить там, чтобы понять, что такое бассейн на заставе для солдата тамошним летом, чуть не спали в нём. Потом капитан Белов раздобыл труб, уголков, досок и сделали из них вышку посреди двора для сна. В тесных кубриках, на двухэтажных кроватях под пологами от скорпионов и фаланг летом спать мучительно душно, жарко, а на вышке прохладно, продувает. На счастье комаров не было. Вышка для ночного отдыха невысокая, метров 6 х 4, двухэтажная, настил деревянный. Матрац бросишь – и как у мамы. Днём на вышке устраивали солярий.

А ещё на заставе свиней развели, кроликов, а рыбу – усачей и сомов – чуть не руками ловили в Араксе и затонах, сетка была и удочки. Правда, попадало капитану Белову за рыбаков, но всё утрясалось. Кормили очень хорошо, да ещё с подсобного хозяйства регулярно получали добавок. Огорода своего не было: земля глинистая, засоленная, ничего не росло. Мясо присылали из отряда с поездом Баку – Ереван. Ездили за ним к поезду верхом на лошадях к стации Каргалуг. В том районе располагалась 10я пограничная застава (в нумерации до 1960 года). Передавали нам из вагона поезда оцинкованную посудину с мясом и почту. Мы отдавали сопровождающим пустую тару, накопившееся бельё для стирки, свою почту и, пообщавшись с соседями, ехали домой. Хорошая вещь кони, много удовольствия и облегчения они нам доставляли. Все обучались ездить верхом, седлать, запрягать и пр. По тревоге быстренько перекрывали участок сработки. Любили мы их, всегда горбушку с солью оставляли полакомиться лошадке. Раз в месяц, после получки в 30 рублей (переводы от родителей выдавали вместе с получкой), приезжала автолавка, в которой покупали мыло, пасту, печенье, конфеты, щётки, сигареты «Памир», и «Приму» за 14 копеек и обязательно банки сгущёнки за 55 копеек. Многие за один раз банку выпивали. Из села на ишаках приезжали местные жители продавать виноград, другие фрукты за символические деньги. Весов у них не было, отвешивали на глаз. Из одного килограмма фруктов у них получалось два. Уважали друг друга. Раз в месяц приезжала библиотека, меняли книги. К сожалению, отрядная самодеятельность до нас не доезжала, хотя мы и просили. Кино тоже не было. На праздничные концерты вызывали в отряд 2—3 человека и всё.

На правом фланге участка заставы под НП в особо сильную грозу иногда наносило потоком камни на железнодорожное полотно. Мне лично один раз пришлось бежать вниз с НП к полотну железной дороги, т.к. должен был проходить пассажирский поезд. Поезд идёт, а машиниста в окне нет – спрятался от дождя. Я больше полрожка патронов очередями выпустил, пока он услышал, высунулся и экстренно остановил поезд в 20 метрах от завала. Как благодарили меня пассажиры, обнимали…! Примерно через полмесяца приехал на заставу корреспондент газеты «Бакинский рабочий», опросил наш наряд и статья об этом случае с поездом была напечатана. Правда, от отряда мы даже благодарности не получили.

Досуг на заставе был простой. Раз в месяц предоставлялся выходной день, поспишь вволю, почитаешь. Были шахматные и шашечные турниры, как внутризаставские, так и с соседями. Волейбол, футбол, настольный теннис.

Пели много, жёны офицеров всегда с нами пели, они занимались и нашим воспитанием, ухаживали за цветником. Помогали повару сделать праздничный обед к дням рождения пограничников, к праздникам. 1 мая, 28 мая, 7 ноября, на Новый и «старый» Новый год в 24 часа обязательно ночные наряды на всех заставах устраивали фейерверк припасёнными ракетами. Ругали за это – но слабо, как бы для порядка, а то и промолчат. Вся застава выходила в полночь на зрелище. И офицерские жёны тоже. Сочувствую им – скучно жилось. Подсчитывали, сколько ракет выпустили соседи и мы. Соревнование, так сказать, кто больше. Меня частенько в отряд вызывали на соревнования разного уровня. Письмами с заочницами тоже развлекались, геройские фото в виньетках им слали: как же, пограничники!

Так получилось, что на заставу не прислали с пополнением связиста после демобилизации 1960 года. Зная, что я до армии несколько лет занимался радиолюбительством в Доме пионеров и просто из интереса вникал во всё электрическое на заставе, изучил систему связи заставы не хуже штатного связиста, начальник заставы перевёл меня из пулемётчиков в связисты. Так последний год я связистом и служил. Получалось.

В 1960 году в отряде произошла смена номеров застав. Так наша 9я погранзастава стала носить №10 (в/ч 2062 «К»). Смена номеров, по некоторым воспоминаниям офицеров была вызвана тем, что от одного из отрядов Армянского направления к нашему отряду была передана стыковая застава, которой присвоили номер 1. А бывшая до этого в отряде застава под №1 (в районе железнодорожной станции Велидаг) стала заставой №2, и т. д. по порядку.

Демобилизация нашего призыва затянулась. В конце 1961 в Курдистане (Северный Иран) вспыхнуло восстание под руководством Мустафы Барзани (примеч. С. Прудько: более подробно о М. Барзани можно прочитать в соответствующем посту этого сборника).

Нам объявили, что демобилизация нашего призыва задерживается и будет произведена по обстановке. К границе подтянули наши войска. Мы перешли на усиленный режим охраны границы.

Уволиться раньше срока можно было только по комсомольской путёвке отряда на строительство Красноярского алюминиевого завода, а путёвки распределяли по решениям комсомольских собраний лучшим солдатам – наш отряд был одним из кураторов этой стройки. Отбирали кандидатов на комсомольских и партийных собраниях. Я служил хорошо, был кандидатом в члены КПСС и попал в список.

Переслужив 3 месяца, я демобилизовался.

В Красноярске к нам в общежитие зачастили агитаторы с институтов и техникумов с предложениями поступить на учёбу в их учебные заведения – тогда ощущалась нехватка студенческих кадров. И хотя мы подрастеряли запятые и формулы за 3 года службы – экзамены мы сдали со скрипом, но всех зачислили. Вместе со мной поступили учиться ещё несколько человек из нашего отряда.

Со временем разошлись наши дороги с сослуживцами, разбросала судьба, потерялись связи. Надеюсь, что кто-то из сослуживцев, их сыновей или внуков заглянет сюда и узнает на фото себя, своих родных и близких людей, и отзовётся. Будет приятно пообщаться. Мысленно всех Вас обнимаю, желаю здоровья, удачи и семейного благополучия – Геннадий.

(Примеч. С. Прудько: в 1972 году личный состав пограничной заставы №10 (до 1960 года – №9) был в полном составе перемещён в гарнизон отряда, а помещения заставы были законсервированы в связи с предполагаемым затоплением местности в ходе строительства советско-иранской ГЭС.)

От С. Прудько: выше по тексту были изложены воспоминания пограничника Геннадия Воронова о службе на этой заставе «Тазы-Учан». Спустя 60 лет после окончания службы, в соцсетях интернета он нашёл своего сослуживца Камиля Халяпова, который поделился с ним фотографиями из своего семейного альбома. Несколько фото публикуются здесь в дополнение к имеющимся в книге.

Призвали меня на действительную военную службу 1 ноября 1969 года и направили на сборный призывной пункт в Батайск Ростовской области. Здесь нас уже ожидали представители от воинских частей и среди них – майор Хафизов от 41 пограничного отряда. После нескольких суток дороги мы выбрались из вагонов на железнодорожной станции Нахичевань-на-Араксе. По времени было это около двух часов ночи.

В гарнизоне пограничного отряда, который располагался на окраине города при выезде в сторону Еревана, нашу группу направили в баню на помывку и переодевание уже в военную форму одежды. Стоим с другом детства и не узнаём друг друга. Тут же встретили земляков из комендантской роты Ковшаря и Мирошникова. Они нам рассказали, что земляков в отряде много. Да и нас, прибывших, было 11 человек. Первые дни, наверное, у всех проходят одинаково, ни чем не выделялись и у нас.

В составе командования отрядом на тот период были полковник Олькин, начальник отряда; полковник Вобликов, начальник политотдела; подполковник Ширан, начальник штаба.

При распределении по учебным подразделениям я оказался в списках 1-ой учебной заставы, которой командовал майор Рожков Виктор Фёдорович. Заместителями у него были капитан Ахмедов Том Ахмедович и капитан Стокроцкий Роланд Иванович. В последующем они же и в школе сержантов были нашими командирами. Замечу, что преимущественно из числа призывников, распределённых на учебном пункте на 1 учебную заставу, формировался набор для дальнейшей учёбы в отрядной школе сержантского состава. Офицеры, которых я выше назвал, были для нас во всём примером. Мы их очень уважали.

После непродолжительного срока обучения на учебном пункте и принятия Присяги меня направили на учёбу в отрядную школу сержантского состава.

Не могу не упомянуть сержантов школы, особенно нашего командира учебного отделения Валеру Древлёва. Он был очень спокойный и выдержанный командир, никого и никогда не оскорбил, не унизил. А школа есть школа – приходилось и тяжко, но были молоды, и всё быстро проходило. Запомнились экзамены в школе, особенно кросс на 3 километра. Бегали мы его за отрядом по дороге на танкодром. В первый день сержанты немного на повороте подошли и сократили дистанцию. Те, кто бежал в числе первых, повернули обратно и смешались с теми, кто отстал. Тогда те, кто бежали последними, развернулись в толпе и оказались впереди всех. Принимал забег начальник химической службы отряда лейтенант Павел Зёров. Он не поверил своему секундомеру, такие мы показали на свою голову результаты.

В дневное время нам преподавали и другие дисциплины, а ночью вывозили на стрельбы упражнения СПУ в тыл погранзаставы «Кизыл-Ванк» (№17), где имелось стрельбище. Стажировку мы проходили на погранзаставах «Араб-Енгиджа» (№5) и «Пусьян» (№6).

В мае 1970 года завершилось наше обучение в ШСС, вечером 8 мая нам вручили сержантские погоны. А на следующий день в отряд прибыло новое пополнение призывников, и на их учебном пункте мы были назначены командирами отделений. Меня на учебном пункте назначили помощником руководителя группы политзанятий.

После окончания обучения призывников на учебном пункте в августе 1970 года меня распределили на пограничную заставу «Тазы-Учан» (№10) для дальнейшего прохождения службы в должности командира отделения.

Начальником заставы был майор Халилов, он запомнился мне, как заботливый, тактичный командир. Но с ним прослужить пришлось не долго: Халилов вскоре уволился в запас. Заместителем начальника заставы по боевой подготовке был лейтенант Холодный Александр Григорьевич.

Личный состав на заставе был сплочённым, обученным коллективом. Пограничников на заставе был некомплект, а потому некогда было заниматься ерундой. Ни о какой дедовщине никто и не думал, нужно было службу нести. Иной раз на чистке картошки сидели рядом и сержанты, и старшина заставы. Больше некому было. Сержанты были все одного призыва, они и в ШСС были одновременно, кроме инструктора служебных собак. Но и инструктор затем пришёл нашего призыва.

Когда нас, вновь прибывших, знакомили с участком заставы, то мы обратили внимание на опору разрушенного моста посередине реки Аракс. К берегу в том месте мы не спускались, и было ли что-нибудь от моста на нашем берегу, сказать не могу, к тому месту мы почти и не ходили. На топографической карте 1901 года видно, что уже ко времени топографических съёмок мост находился в разрушенном состоянии.

После увольнения в запас майора Халилова где-то в конце сентября – начале октября 1970 года, точно не помню, на заставу был назначен новый начальник – лейтенант Петров Иван Михайлович, который командовал заставой до её расформирования в конце мая 1971 года. В конце октября 1970 года на заставу прибыл заместитель по политчасти лейтенант Василий Федосенко. А в начале 1971 года вместо убывшего лейтенанта Холодного А. Г. на заставу прибыл младший лейтенант Анисимов Владимир Анатольевич.

Будни на заставе проходили, как и везде: служба-занятия-немного свободного времени. Но так-как личного состава не хватало, то и службу все несли по 8—10 часов в сутки, а то и больше. Так, помнится, мне на 7 ноября 1970 года выпало 16 часов службы, сон был с перерывами. Но ничего, выдюжили.

В середине ноября 1970 года меня вызвали в отряд и под командованием капитана Кудякова из роты связи, вместе с сержантом из его роты, мы поехали за новым пополнением в Армавир. Пробыли мы там дней десять и за всё это время чувствовали особенное отношение к нам окружающих людей. Ведь совсем недавно произошли события на китайской границе, и можно было услышать за спиной: пограничники пошли – отношение было очень уважительное. По возвращении в отряд с группой отобранных призывников меня оставили на учебном пункте командиром отделения, а по окончании обучения я вновь вернулся на свою заставу.

В это же время на участке заставы шло строительство новой заградительной системы. Старую С-100 стали демонтировать, от неё остались лишь два-три участка под заставой. Но КСП проверяли ещё вдоль старой системы. Да и службу наряды несли у старой КСП. И вот однажды раздался сигнал «Застава, в ружьё! Две красных на левом фланге!» Начальник заставы Петров по сработкам системы обычно не очень спешил к машине, а тут первым прибежал и ещё подгонял: быстрей, быстрей. Мы выехали на рубеж, перекрыли участки границы и лежим, прослушиваем и просматриваем местность. Служебную собаку пустили по берегу Аракса на возможный след. А она не берёт. Петров в панике, оно и понятно. Приехала опергруппа из отряда. Старшим группы был заместитель начальника штаба отряда майор Тюрин, с ним отрядной инструктор служебных собак старшина Тулин. Тулин глянул на след, и сказал сразу: прошли пограничники. Но майор Тюрин заставил пройти старшину с собакой по следу. И вновь ничего не выходит. А у нас по новой системе с 11 заставой участки перекрывали друг друга. Ночью на 11 заставе была сработка системы, и их наряд через нашу старую КСП прошёл на рубеж, оставив после себя следы. Вызвали тот наряд, опросили и убедились, что это их следы. И только после этого отменили тревогу. Около шести часов провели мы в ожидании результатов по этой сработке. Дня через два с того же участка вновь поступает сигнал, теперь – две зелёных ракеты. И опять вся застава мчится на рубеж прикрытия, а тревожная группа – на разборки. Только после третьего раза подобной тревоги начальник заставы Петров отменил проверку старой КСП.

Так и шла служба до снятия заставы с линии границы в конце мая 1971 года. В большинстве своём пограничников перевели по разным подразделениям отряда. Заместители начальника заставы убыли с заставы: В. Федосенко – на заставу «Кизыл-Ванк», а затем на заставу «Пусьян»; В. Анисимова – на заставу «Алышлар-Норашен», а затем – В РСП. В гарнизон отряда переместили начальника заставы И. Петрова и с ним четырёх пограничников. Моего друга Уварова перевели в РСП, меня с Цыганком – в гарнизон отряда. Но на перемещённой заставе я не согласился остаться из-за не сложившихся отношений с начальником заставы, не хотел-бы их касаться.

Всё имущество перемещаемой заставы было вывезено в гарнизон автотранспортом отряда.

В гарнизоне на одном из этажей, где разместилась группа переведённых, была вывешена табличка с обозначением подразделения, снимок её я получил уже позже от своих более молодых земляков.

Службу я всегда нёс честно, неоднократно исполнял обязанности помощника группы политзанятий в отсутствие замполита заставы.

Меня перевели в инженерную роту к майору Санину, и до середины ноября 1971 года был в этом подразделении. Затем довелось послужить вновь на линейной погранзаставе «Кизыл-Ванк» и уже с неё уволился в запас по окончании срока своей службы.

Вот и всё, что осталось в моей памяти о службе на пограничной заставе. Завершилась история пограничной заставы, охранявшей участок границы по реке Аракс у подножия горы Тазы-Учан Нахичеванской АССР Азербайджана.