Текст книги "Жил-был отряд пограничный. Музей истории 41 Нахичеванского пограничного отряда. Том 5"

В день увольнения и отъезда с заставы в отряд я ещё раз обошёл и осмотрел ставшую родной заставу. Она оставалась теперь без нас, оставалась с более молодыми сослуживцами, которых мы подготовили и обучили пограничной службе. 6 января 1972 года нашу группу увольняемых провожал чудесный Человек Шатских В. А., и мы обратили внимание, как он украдкой вытирал слёзы на глазах.

Я горжусь тем временем службы на нашей заставе. Для нас границ не существует, так как нам их доверяли!!!

* * *

ПОСТ 49

Пограничная застава 50-х – 70-х годов

в воспоминаниях ветеранов-нахичеванцев

(продолжение).

Пограничная застава «Тазы-Учан» 41 НахПО

Я родился 18 октября 1927 года в селе Оброчное Атюрьевского района Мордовской АССР. В декабре 1944 года в возрасте семнадцати лет и двух месяцев был призван в ряды РККА, это был последний военный призыв.

Нашу группу призывников направили в 91 стрелковый Краснознамённый полк НКВД СССР по охране железных дорог, который дислоцировался в городе Армавир. После трёхмесячного учебного пункта я был направлен в школу младшего начальствующего состава 22 дивизии войск НКВД СССР по охране железных дорог, которая располагалась вначале в городе Новочеркасске, а потом в Армавире. После тринадцати месяцев обучения я получил звание «младший сержант» и был направлен командиром отделения в гарнизон по охране железнодорожных мостов через реку Дон в районах Аксая, Ростова.

В конце 1946 года охрана железнодорожных мостов была передана военизированной охране, а личный состав полка частично переводился в пограничные войска. В Харькове была сформирована группа солдат и младших командиров и направлена поездом к месту новой службы. Группа из 10—12 военнослужащих была направлена в 41 пограничный отряд, в их числе оказались я и мой односельчанин Михаил Мечтаев.

Месяц или полтора мы проходили второй в своей службе учебный пункт, где нас теперь учили охранять государственную границу. Расположили нашу группу в каком-то мало приспособленном для проживания, не отапливаемом помещении, и начали обучать пограничной службе. В период учёбы нам объясняли, что такое граница, как она проходит на разных участках местности, требовали, чтобы мы на память знали определения: что такое государственная граница, текст военной присяги. Мы отрабатывали виды пограничных нарядов, учились основам опознания следов, маскировки, стрельбы по возникающим ночным шорохам и звукам. Большое внимание обращалось на развитие физической выносливости, умению вести наблюдение за сопредельной стороной и многому другому. В общем, азы пограничной службы мы получили, и, по мнению руководителей обучения, были готовы влиться в состав воинов-пограничников, уже несущих службу.

Я был назначен командиром второго отделения 10 пограничной заставы 41 пограничного отряда и по приезду туда приступил к выполнению своих обязанностей. Мой земляк, Михаил Мечтаев, был направлен в Джульфу на КПП, тоже на должность командира отделения.

10 пограничная застава располагалась почти на берегу реки Аракс у подножия горы Тазы-Учан, в середине того выступа, который изображён на карте.

За время моей службы на заставе среди сослуживцев не было фотографов, поэтому у меня нет фотографий этой заставы.

Но место расположения заставы на карте и на показанном мне снимке я узнал без всякого сомнения. На самой верхней оконечности этого выступа, обозначенного на карте, находились каменные остатки разрушенного строения, в котором был оборудован пост наблюдения заставы. Обычно наряд выдвигался скрытно ранним утром, целый день вёл наблюдение и делал необходимые записи, и только вечером так же скрытно возвращался на заставу.

Вспоминается из рассказов старших сослуживцев, что во времена становления советской власти в этих краях граница проходила посередине каменного моста и охранялась часовыми с обеих сторон моста. Примерно в те же годы мост был взорван, но и в наше время ещё были видны у берегов остовы того каменного моста. Никакого обелиска, который обозначен на карте, в период моей службы на участке заставы не было, видимо, он был установлен позже.

В низшей части берегового выступа (изгиба) находились развалины другой, якобы казацкой, заставы. В царские времена, да и некоторое время после революции, многие участки государственной границы, в том числе и с Персией, охранялись российскими казаками. Скорее всего, в годы, когда в стране проводилась политика искоренения казачества, как такового, она коснулась и этой казацкой заставы и в знак поддержки была взорвана. Теперь в этих развалинах хранились завозимые сюда брикеты сена для лошадей, лошадиная и другая хозяйственная утварь. Пограничного знака на участке заставы, по-моему, не было, а может быть, я просто о том не помню. В стороне от разрушенной заставы примерно в середине площадки этого своеобразного полуострова в советское время и была построена застава.

Застава была капитального построения, в ней находились казарма, кухня, столовая с длинным обеденным столом и деревянными скамейками по его сторонам, канцелярия начальника заставы, комната дежурного по заставе с телефоном, ленинская и ружейная комнаты. С другой стороны была квартира начальника заставы, комната, где проживали заместитель начальника по боевой подготовке и старшина – сверхсрочник, старшина заставы.

Отопление – печное, освещение – керосиновые лампы и фонари «Летучая мышь» в конюшнях и подсобных помещениях. Кстати, фонарь «летучая мышь» при необходимости применялся при несении службы на границе и при проверке КСП в ночное время.

Вода – привозная из колодца, находящегося на правом фланге участка заставы, и завозилась в бочке лошадиной упряжкой. Другие постройки: в 25– 30 метрах от казармы была баня, с обратной стороны бани устроен умывальник с несколькими сосками, строение, в котором находилась конюшня на 5—6 лошадей, вещевой и продовольственные склады, каптёрка с вещами личного состава. Рядом было помещение для содержания служебных собак и недалеко солдатская уборная.

Между казармой и баней находился спортивный городок с турником, брусьями, спортивными конём и козлом, площадками для прыжков и другими спортивными снарядами. На заставе был установлен такой обязательный негласный порядок: каждый, выходящий на умывание к бане, должен непременно пройти и позаниматься на спортивных снарядах, чтобы не терять спортивную форму. Дело тут вот в чём. Ещё до моей службы застава стала победителем заочного окружного смотра по постановке физкультурно-спортивной работы, и была награждена почётной грамотой и призами.

Служивому известно, что спорт развит в тех частях и подразделениях, в которых командир любит спорт и уделяет ему повседневное внимание и частенько сам заядлый спортсмен. На нашей заставе весь личный состав систематически занимался спортом, многие пограничники имели спортивные разряды, двое из них имели первый разряд по спортивной гимнастике (они «крутили солнце» на турнике, делали трудные упражнения на брусьях и на других спортивных снарядах). Основателем и организатором всех этих спортивных достижений заставы был начальник заставы – старший лейтенант Гаврисенко. Небольшого роста, спортивного телосложения, он сам был заядлым спортсменом. Он быстрее всех бегал стометровку, дальше всех бросал гранату, метко стрелял из стрелкового оружия, принимал личное участие в соревнованиях, проводимых на заставе. Занятия спортом сплачивали личный состав заставы, пограничники становились единой командой. Именно спорт стал фундаментом и основой высоких показателей заставы в служебной деятельности по охране государственной границы.

Я немного слукавил, сказав, что все пограничники заставы были хорошими спортсменами. Двое из них – я и ещё один из солдат, фамилию которого запамятовал, были весьма посредственными спортсменами. При инспекторских проверках его ставили наблюдателем на вышку и там он «скрывался», чтобы не обнаружили его спортивную немощь. Мне ранее мало приходилось заниматься спортом. И теперь, на фоне спортивных достижений своих сослуживцев, я выглядел «белой вороной» или «гадким утёнком». Вскоре меня вызывает начальник заставы и ведёт такой разговор: «Товарищ Пырсяев, вы командир отделения, вам следует проводить занятия с подчинёнными, в том числе и по физической подготовке. Как вы будете их проводить, если вы на турнике висите, „как сосиска“, и боитесь заниматься на других снарядах? Занимайтесь спортом и в ближайшее время вы должны избавиться от своей физической немощи». Меня к этому обязывали не только требование начальника, должность командира отделения, но и необходимость быть примером для комсомольцев, так как к тому времени я уже был секретарём комсомольской организации заставы. И я потихоньку стал втягиваться в занятие спортом, иногда даже в ночное время, чтобы разогнать дремоту, будучи дежурным по заставе. Здорово мне в этом процессе помогали и мои подчинённые. Постепенно я начал чувствовать, как крепнут мои мышцы, чаще стал заниматься на перекладине, брусьях, поборов страх, научился прыгать через коня, метко стрелять, участвовать в забегах и пр. Помню, как в середине лета на заставе проводилось соревнование по подтягиванию на турнике. Я подтянулся 21 раз, больше меня подтянулся 25 раз только заместитель начальника заставы младший лейтенант Судаков. Одним словом, я поравнялся по физической подготовке со своими подчинёнными. Это мне очень пригодилось позже во время учёбы в военно-политическом училище, там я был в числе передовиков по этой учебной дисциплине.

На заставе было два офицера: начальник заставы старший лейтенант Гаврисенко и его заместитель по боевой подготовке младший лейтенант Судаков. Старшиной заставы был старшина-сверхсрочник (его фамилию и имя-отчество, а также имя-отчество жены начальника заставы и их четырёхлетней дочурки не помню). Супруга начальника заставы была женщиной боевой и раскрепощённой. По её рассказам, она до замужества была личным водителем председателя правительства Мордовии. Жена быстро освоилась с особенностями жизни на заставе, умела галопом мчаться на лошади, нередко оставляя за хвостом своего мужа. Своими советами, да и делами, она помогала в хозяйстве и воспитании сослуживцев своего супруга. Любимицей всех нас была их славная смышлёная дочурка.

Основным и единственным видом транспорта на заставе были лошади (три строевых и две обычных, на которых выполнялись все хозяйственные перевозки на заставе). Животных, кроме служебных собак, на заставе не было. Но дело с животными иметь приходилось. Частенько нам доводилось выгонять иранских буйволов, переходящих через реку на нашу сторону, и прилагать много усилий, чтобы вернуть этих упрямых, своенравных огромных быков на свой берег.

Огорода и подсобного хозяйства, как такового, на заставе не было. Почту нам периодически сбрасывал наряд с проходящего раз в сутки пассажирского поезда «Баку – Ереван», так же сбрасывались продукты, либо они доставлялись через 11 заставу, где делал остановку пассажирский поезд. С местным населением связи почти не поддерживались, ближайшее селение находилось в тылу заставы в 12 – 15 километрах. Развлечений особых не было, в свободное время довольствовались занятием спортом, некоторые уделяли время чтению книг из нашей передвижной, вернее, переносимой нами библиотеки. На заставу поступали подписные издания – окружная газета, журнал «Пограничник», других не помню. Радиовещания, как и просмотра кинофильмов, на заставе не было из-за отсутствия аппаратуры.

Итак, прибыл я на заставу весной 1947 года, и приступил к службе по охране государственной границы. Вооружение пограничников состояло из винтовок и автоматов ППШ. В народе говорят, что первый блин всегда комом. И первый мой выход на охрану границы тоже вышел комом. Я с бывалым пограничником был назначен в наряд по патрулированию тылового участка границы. Начальник заставы разъяснил мне, что я ещё плохо знаю этот участок, но как сержанта, он назначает меня старшим наряда, а мой младший будет моим проводником, и вместе будем принимать решение по возникшим ситуациям. В тёмную южную ночь мы были особенно насторожены и ловили каждый шорох и скрип. И вдруг в ночной темноте появляется человек, шедший по запрещённой пограничной полосе. Мы его задерживаем и начинаем выяснять, кто он, и почему он здесь находится. Задержанный объяснил, что он пастух недалеко расположенной отары овец, и разыскивает одну овцу, отбившуюся от его стада, которую ночью непременно разорвут голодные волки. Мой напарник говорит, что он знает этого пастуха, они ежедневно при нашем присутствии водят на водопой к Араксу своё стадо. Мы решили отпустить его, предупредив, чтобы он шёл к своему стаду и только днём продолжил свой поиск. По возвращении на заставу начальник спросил, как прошла наша служба в наряде. Я рассказал ему о задержании пастуха и объяснил, почему мы его отпустили. Начальник заставы резко высказал своё недовольство нашими действиями, и на лошадях вместе с моим напарником ускакал искать отпущенного нами пастуха. И только после выяснения всех обстоятельств он успокоился. Я выслушал его назидания, но взысканию подвергнут не был.

В дальнейшем таких промахов у меня не было. Как все пограничники я нёс службу в различных видах нарядов: дозор, секрет, проверка КСП, пост наблюдения, дежурным по заставе и пр. В наряд, как правило, назначались по два человека, со сроком несения службы от четырёх и более часов, в зависимости от обстановки. Сержанты и опытные пограничники назначались старшими наряда. Большинство нарядов назначалось для несения службы в ночное время суток.

Днём участок границы просматривался часовым на вышке, расположенной около заставы. Начальник заставы, отдавая приказ составу наряда, сообщал установленный на сутки пароль, отзыв и какого цвета подаётся выстрелом ракеты сигнал «прорыв в наш тыл», «вызов тревожной группы» и пр. Связь нарядов с заставой осуществлялась с помощью сигнальных ракет, телефонной связи по линии границы не было. На участках наиболее вероятного нарушения границы устраивались различные ухищрения в виде ракетниц и протянутой незаметной проволоки с навешенными на неё консервными банками и другими предметами, издающими звуки, велись тщательные осмотры КСП на этих участках. КСП (контрольно-следовая полоса) была сплошной на всём протяжении участка заставы. Регулярно мы проводили её обработку: выбирали камни, вырубали появившуюся растительность, граблями ровняли поверхность земли.

Иногда, находясь в секрете, чтобы не нарушить требования маскировки, курили так. Один из напарников накрывал прикуривающего цигарку второго, потом укладывали перед собой автомат, в прикладе открывали отверстие, где хранится ружейная принадлежность, туда помещали папироску и с осторожностью курили. Обстановка на участке нашей заставы была напряжённой в связи с обострением межгосударственных отношений в то время. На сопредельной приграничной территории на берегу реки открыто появлялись группы американцев, которые по-хозяйски располагались и непрерывно вели наблюдение за заставой и передвижением личного состава. Было несколько случаев обстрела наших пограничников с сопредельной стороны. Всё это обязывало нас быть особенно бдительными, быть готовыми к любым действиям иранских и американских провокаторов. Я научился при несении службы дозора ходить так называемым «пограничным шагом», при котором шагают медленно и осторожно, прислушиваются к малейшим шорохам, скрипам или необычному поведению птиц и животных. Довольно часто начальником заставы и его заместителем проводились проверки несения службы нарядами. Иногда выявлялись и недостатки, но случаев снов на посту или в нарядах не было.

На заставе служили солдаты разных национальностей. Служили дружно, не было никаких проявлений национализма, вместе переносили радости и невзгоды. В моём отделении служил ефрейтор Рашид Бяшимов в должности заместителя командира отделения. Он был на три года старше меня, член ВКП (б). Членами ВКП (б) также были начальник заставы и старшина-сверхсрочник. За свою длительную службу я по пальцам могу пересчитать таких добросовестных, рьяных и ответственных служак, как Рашид. Он для меня был надёжным помощником и опорой во всём и всегда. Ему не надо было говорить, что нужно сделать, что проверить, кому помочь, он всё знал и без напоминаний исполнял. В его учётной карточке было записано восемнадцать всевозможных поощрений различных командиров и начальников. Я решил внести в этот список и свою лепту, написав о его службе начальнику войск округа генерал-майору Малышеву, с просьбой предоставить ему краткосрочный отпуск с выездом на родину. Генерал приказал проверить достоверность моего письма, и такой отпуск Рашиду был предоставлен. С великой радостью он побывал в родном Ашхабаде. В те времена отпуска срочнослужащим не представляли, и это его поощрение было призывом солдатам служить также беззаветно своему Отечеству.

Как говорится, в семье не без изъяна. Много хлопот и мне, и начальнику заставы приносил солдат моего отделения, призывник из Москвы Барабанов. Он кичился тем, что он грамотнее остальных сослуживцев, пренебрежительно смотрел на солдат среднеазиатских республик, вступал в пререкания со старшими, ему казалось всё не так, он всем был недоволен, был вспыльчив и не дружелюбен. Списывать его было некуда, и приходилось искать с ним точки соприкосновения. Был на заставе ещё один трудный, можно сказать недисциплинированный солдат, по национальности – азербайджанец. Он несколько раз каким-то образом умудрялся напиваться пьяным и подвергался дисциплинарному аресту. Однажды по приказу начальника заставы мне пришлось сопровождать его для отбытия им наказания в виде пяти суток гауптвахты в комендатуру, расположенную в 15 – 20 километрах от заставы. Наша застава входила в состав пограничной комендатуры №2, которая располагалась на окраине селения Кивраг. Я сопровождал его верхом на коне, с автоматом за спиной, а арестованный шёл пешком рядом. Пару раз мы останавливались отдохнуть, но лошадь я ему не доверял: думаю, что он махнёт от меня на ней, и тогда вместо него на «губе» окажусь я. Всё прошло нормально, он отсидел пять суток и продолжал служить на заставе.

Вскоре после прибытия на заставу, я был избран секретарём комсомольской организации заставы и оставался им до самого конца службы в отряде. Возможно, эта достаточно тяжёлая ноша была возложена на меня ввиду того, что я был самым грамотным на заставе человеком, имея девятиклассное образование, или откуда-то узнали, что мне приходилось быть комсоргом и ранее, до службы в погранвойсках. Плюс к этому, у меня был приличный почерк. На протяжении всего времени мне много помогали и постоянно учили постановке комсомольской работы секретарь бюро ВЛКСМ комендатуры сержант Зимин, а также на регулярно проводимых сборах комсомольских организаторов политотделом отряда и округа. Помощником начальника политотдела отряда по комсомолу в то время был младший лейтенант Кругликов, которого через много лет я встретил уже в звании полковника, в должности начальника политотдела Новороссийского погранотряда.

На заставе почти все солдаты и сержанты были комсомольцами. Мы регулярно проводили собрания, заседания комсомольского бюро, проводили различные мероприятия идейно-политического воспитания, подвергали критике комсомольцев, допускавших проступки, халатное отношение к выполнению своих обязанностей, невыполнение комсомольских поручений и пр. Комсомольской работе в то время уделялось большое внимание. Согласно директивному указанию сверху, секретарям комсомольских организаций по два раза в месяц представлялись дни для ведения комсомольской работы. В такие дни я составлял планы работы, оформлял протоколы и другие документы. Особенно много приходилось ломать голову над подбором комсомольцам комсомольских поручений, которые в большинстве своём оставались на бумаге. Активное участие в комсомольской работе принимал освобождённый помощник политгрупповода сержант (фамилию его забыл). На меня была возложена обязанность библиотекаря, и я несколько раз ездил в управление отряда обменивать книги. Многие солдаты книг читали мало или совсем не читали. Поэтому нам рекомендовали (и мы это делали) проводить чтения вслух интересных книг, чтобы привить интерес к чтению тем, кто их ранее и не читал. Помню, как на одном из сборов комсомольских секретарей с анализом их работы выступал начальник политотдела и рассказал об одном казусе в комсомольской работе. На одной из застав комсомольский секретарь организовал громкую читку романа Мопассана «Милый друг». Читали эту объёмную книгу долго и, закончив чтение, приступили к её обсуждению, после которого два пограничника убежали в самоволку. Бывало и такое.

Осенью 1947 года мне довелось быть делегатом окружной комсомольской конференции. Помню, в перерыве подходят два солдата с соседней заставы и с радостью рассказывают, что они обратились к начальнику политотдела округа полковнику Пресману с просьбой об отпуске, и он им такой отпуск предоставил. Мы с другом решили тоже обратиться к нему с подобной просьбой, уж очень нам хотелось повидаться с родными. Полковник выслушал нас и сказал, что он не может всем делегатам дать отпуска и порекомендовал добиваться отпуск через отличную службу по охране госграницы.

В один из дней меня к телефону вызывает заместитель коменданта по политической части капитан (фамилию не помню), и говорит, что сейчас проходит набор для учёбы в военные училища, и спросил, не желаю ли я поступать в пограничное политическое училище. Я подумал, и дал согласие. Мой разговор слышали сидящие на крыльце сослуживцы. Все они говорили, что я напрасно согласился, что в училищах так гоняют, предъявляют такие высокие требования в учёбе, что не захочешь быть офицером. Накрутили меня так, что минут через десять звоню капитану и наотрез отказываюсь от поступления в училище. Он мне отвечает, что мою кандидатуру он уже сообщил в отряд, так что сами решайте этот вопрос с командованием отряда.

Через некоторое время я был вызван в штаб отряда. Группу кандидатов на учёбу подвергли проверке наших знаний (диктант, арифметика), проверили наш внешний вид и возвратили по заставам. Буквально через несколько дней меня вызвали на подобную проверку и окончательный отбор в Баку, в управление округа. Там нам тоже учинили подобную проверку, и ещё до её окончания меня вызвали в особый отдел заполнять специальную анкету, после чего мне объявили, что я зачислен кандидатом в училище. После завершения конкурсной комиссии округа меня отправили на заставу сдавать дела и быть готовым к отправке в училище. Вскоре всех отобранных на учёбу вновь собрали в штабе округа и в сентябре месяце 1947 года под командованием сопровождающего офицера мы были доставлены в Харьков, в котором располагалось пограничное военно-политическое училище войск МВД СССР. Так завершился период моей службы на 10 пограничной заставе 41 пограничного отряда.

Впереди ещё была служба на командных должностях в разных пограничных округах.

В октябре 1957 года мне была вручена медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» за непосредственное участие в задержании японских шхун в наших водах Тихого океана, осмотра их и конвоирования в оперативные подразделения для проверки. Награждение проводил начальник Военно-политической Академии имени В. И. Ленина генерал-полковник Кузнецов Ф. Ф., когда я был слушателем военно-морского факультета академии.

Служба в пограничных войсках завершилась 18 октября 1982 года, в день моего 55-летия, в звании капитана второго ранга, а как участнику Великой Отечественной войны Указом Верховного главнокомандующего ВС РФ В. В. Путина №2 от 27.04.2000 года мне было присвоено звание капитана первого ранга, в каком и имею честь пребывать.

А «на дворе» уже идёт 2019 год.

* * *

Родился я в 1939 году и на девятнадцатом году жизни по существующему тогда Закону меня призвали на военную службу, которая продолжалась с августа 1958 года по ноябрь 1961 года. Призывался я из Оренбурга. В облвоенкомате мы, группа призывников, находились больше недели, ожидая «покупателей» и формирования воинского эшелона. За эту неделю ожидания нас привлекали к погрузке угля, брёвен. Товарным поездом с деревянными нарами нас повезли через Астрахань, Махачкалу, Баку в Нахичевань. Ехали неделю, с большими остановками. В Азербайджане по пути высаживали призывников в местах будущей службы. В пути следования нам выдавали хлеб, консервы. Воду добывали сами на остановках. Сопровождающими были офицеры, старшины-сверхсрочники и сержанты. По пути не обошлось без приключений. Помню, где-то перед Астраханью на станции утащили из магазина большое, в рост, зеркало в деревянном обрамлении. Состав долго стоял, пока хозяева искали это зеркало. На вопрос: зачем оно вам, мы ответили, что на нём хорошо спать. Доски некоторых вагонных нар были из горбыля и лежать на них было мучительно. Матрацев не было. Суперплацкарт. По пути продавали или выменивали одежду с себя на фрукты, выпивку, получая взамен рваньё, и в Нахичевань прибыли в таких лохмотьях и стрингах, что полгорода сбежалось поглазеть на этот цирк. Оказывается, для местных жителей это было ежегодным развлечением. От вокзала нас вели пешком через весь город к отряду на горе и мы шли, сопровождаемые толпой хохочущих зрителей и продавая им остатки одежды – времена ещё были тяжёлые с тряпьём. Позже мы сожалели о проданной нами одежде. На учебном пункте нашу группу разбили по взводам, разместили на двухярусных деревянных нарах, выдали одеяла, наволочки для подушек и матрацев, набили мы их сеном и начали новую, светлую жизнь. 10 дней карантина ходили, в чём прибыли, веселя уже отряд. Похолодало, и мы, дети войны, безотцовщины, послевоенного беспредела с соответствующим воспитанием, материли всё и всех подряд за такое отношение к нам, замерзающим. Вот тут-то мы и вспоминали о своей распроданной одежде. Через дувал покупали у местных чачу для согрева – этот путь мы узнали быстро. Наконец, повели в баню, остригли, зловонной тряпкой намазали все волосатые места, помыли и одели. Помните сами – вышли из бани и друг друга не узнаём. Курс молодого бойца прошли за 3 месяца, съездили на сбор хлопка, приняли присягу, прошли мандатную комиссию – и по заставам. Описывать период учёбы нет смысла, он стандартен. Начальником отряда был полковник Собко. В отряде я встретил земляка, сержанта Жаворонкова Вениамина. Знали друг друга до армии. Он уже дослуживал и просвещал меня о жизни отряда, его прошлом и настоящем, порядках и пр. В частности, он рассказал курьёзный случай о предыдущем начальнике отряде полковнике Меркулове. Он был жёстким командиром и боялись его до дрожи. Как-то, внезапно появившись в подразделении, он увидел сапоги под кроватью. Выползшего солдата спросил: почему залез под кровать? – Боюсь, ответил солдат. – Солдату меня не надо бояться, меня боятся только разгильдяи со звёздочками, – сказал Меркулов.

На мандатной комиссии я просился в связь, но меня направили в Джульфу, считалось, крупно повезло: в город. Но везло недолго: через пару недель перевели на 9 заставу, которая располагалась близ населённого пункта Беюк-Дуз, что недалеко от Нахичевани (с 1960 года этой заставе присвоен №10-примеч. С. Прудько).

«Перетянул» меня заместитель начальника этой заставы по боевой подготовке старший лейтенант Ахметзянов. Он был командиром моего взвода на учебном пункте и знал, как я стрелял СПУ и бегал. Ведь у меня с «гражданки» были разряды: второй – по спринтерскому бегу и КМС – по стрельбе. (Потом все 3 года службы я выступал по этим видам спорта за заставу и отряд. Отрядные сборы спортсменов и соревнования проводил начальник физподготовки и спорта отряда капитан Путилин – достойный офицер, уважали мы его).

Расположение заставы и её участок показаны на плане и карте. Река Аракс в те годы была меньше, чем показано на более поздней карте, плотины тогда ещё не было и уровень воды был невысок. Ширина реки была примерно 50 – 70 метров. Железная дорога была не там, где показано на карте. Она шла ниже и параллельно реке в 50 – 100 метрах от неё. От НП обоих флангов дорога была впереди и под ними, а не сзади, как сейчас показано и полностью просматривалась. В петлях реки, где сейчас вода, на иранской стороне были зелёные луга, где местные пасли скот: буйволов, верблюдов, лошадей, овец. Буйволы часто переплывали реку на нашу сторону и мы скакали завернуть их назад. Серьёзная была проблема, упёртые животные.

Если посмотреть на приведённый выше план 9 заставы, на которой мне довелось служить, то к нему добавлю, что справа от заставы, за дувалом, был крутой обрыв, слева – пологий. Спереди и сзади заставы ровная местность. За дувалом была вырыта траншея со стрелковыми и пулемётными ячейками. Слева от заставы, в начале склона, в горе был вырыт склад-холодильник для продуктов. В некоторых воспоминаниях его называют блиндажом. Это неверно. Застава была прочная, ухоженная снаружи и внутри. Когда её построили – не знаю. Остановлюсь на одном запомнившемся моменте службы. В воспоминаниях некоторых ветеранов описаны слухи о якобы вырезанной нашей заставе, называется и дата: 1954 год. Это не так. Мы меняли пограничников призыва 1955—1958 года, а они, в свою очередь, призыва 1952—1955 годов. Наш старшина – сверхсрочник Комарницкий – служил третий срок. И никто из них достоверно не знал про этот случай, даже офицеры, передавались только слухи в различных вариациях. Однако факт, что на участке заставы был обелиск, правда, никто не знает, кому он возведён, были быки-опоры от взорванного моста через Аракс напротив иранского села Верхний Каргалук. И сейчас на спутниковой карте хорошо видна одна опора.

В том районе глубоко было, сомы большие ловились. Мы ухаживали за обелиском, подмазывали, красили, укрепляли его основание. Ежегодно 28 мая около него были мероприятия, нас воспитывали бдительности на примере событий, памяти о которых возведён в своё время обелиск. Соседи при встречах спрашивали: не страшно ли нам спать в таком помещении заставы? Это не одной нашей заставы легенда, а для нас она была составляющей нашего быта. Вспоминая, продумывая и сопоставляя факты, думаю, да мы так и считали, что этот обелиск 30-х годов прошлого века, документально не оформленный, обросший легендами, догадками, фантазией. Сведений о якобы спасшемся в кастрюле поваре при нас не было. Не было рассказов и о пограничниках, заколотых шомполами. Это всё потом насочиняли. Под обелиском могилы нет. Нет и фамилий. Так что история обелиска ещё не раскрыта. Возможно, это миф, придуманный для повышения бдительности. На заставе считалось, что вырезали кочующие курды. Некоторые офицеры отряда рассуждали, что это было совершено за деньги или из мести. При нашей службе на сопредельной стороне пару раз в год кочевники разбивали шатры слева или справа от заставы в излучинах реки, что сейчас затоплены. Это было зрелище! Все на великолепных конях, сбруя и одежда блестят серебром и золотом, как и оружие – винтовки, сабли, кинжалы. Приезжали всегда ночью. Утром глядим – а на берегу лагерь разбивают. Среди нарядов и на заставе переполох, звонки в отряд, усиление и пр. Все приезжие были в военной форме одежды, они устраивали скачки на конях по берегу, купали их, поили водой из реки и на нас не обращали никакого внимания. После скачек жгли костры, совершали воинственные танцы с оружием. Таким образом, поживут пару недель – и так же тихо исчезают. Но нервы нам портили основательно своим присутствием.