Текст книги "Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей"

Если фактическая сторона этой истории хорошо выяснена, то с «закулисной» стороной не всё понятно – и всей правды мы, видимо, не узнаем никогда. Кто подбил полуботковцев на выступление?

Для советской историографии (О. Н. Знаменский) всё было просто и ясно: «Не подлежит сомнению, что эти офицеры были представителями Украинского войскового генерального комитета»³⁵⁴. Полностью исключить эту версию нельзя. По крайней мере некоторые члены этого комитета были, по всей видимости, против какого бы то ни было соглашения с Временным правительством (во время переговоров, 30 июня (13 июля), они в знак протеста несколько раз покидали зал заседаних и проводили свои совещания)³⁵⁵. Но и конкретных аргументов в пользу своей версии Знаменский не приводит (что и неудивительно: его задача, в 1964 году, была не в том, чтобы установить истину, а в том, чтобы заклеймить «буржуазных националистов»).

Как было сказано, и название полка имени Полуботка, и его политическая позиция восходят к военному клубу имени Полуботка. Это наводит на естественную мысль о причастности к событиям Николая Михновского. Такая версия тем более заслуживает внимания, потому что Михновский в указанный период вступил в конфликт с Центральной Радой и вышел из состава Генерального военного комитета. Его позиция была радикальной: он хотел независимости Украины «здесь и сейчас», а в выборе методов своей деятельности он и раньше не стеснялся: еще в 1900 году он открыто говорил о «необходимости террористической акции», а в 1904 году боевое подразделение основанной им Украинской народной партии успешно осуществило одну такую акцию (взрыв памятника Пушкину в Харькове)³⁵⁶. В свете этого Михновский прекрасно подходит на роль организатора киевского путча. Более того: доподлинно известно, что летом 1917 года Михновский был арестован и отправлен на Румынский фронт. Сделано это было, по-видимому, при участии Винниченко и Петлюры, которые предпочли избавиться от опасной, в разных отношениях, личности. Наконец, план организации полка имени Полуботка на удивление напоминает план создания полка имени Богдана Хмельницкого, инициатором которого был Михновский. Однако прямых доказательств его участия в планировании путча нет. Ни в одной газетной публикации, ни в одном мемуарном свидетельстве, ни тем более в следственном деле полуботковцев Михновский не упоминается. Более того, неизвестна даже дата его ареста и высылки; не исключено, что это произошло еще в июне, до выступления полуботковцев³⁵⁷. Таким образом, Михновский остается вероятным кандидатом на роль «темной силы» – но не более того.

Существует «комбинированная» версия участника самих событий – насколько известно, единственного, оставившего о них воспоминания – полуботковца М. Падалки: по его утверждению, инициаторами были члены клуба имени Полуботка (Михновский, Лукьянов, Павелко) и некоторые члены Генерального военного комитета и Центральной Рады (Горемыка и другие). Заметим также, что по одному из свидетельств (об этом ниже), полуботковцы планировали, заняв Киев, подчиниться Центральной Раде. Явных противоречий в этой версии не видно – но и конкретных свидетельств Падалка не приводит. Трудно сказать, насколько ему можно верить³⁵⁸.

Наконец, нельзя обойти вниманием версию Павла Милюкова. В своей «Истории второй русской революции», рассказывая о киевском путче, он утверждает: «Таким исключительным моментом, вскрывающим подпольную работу большевиков на Украйне, явилась подготовка движения, стоявшего в несомненной связи с Петроградским восстанием 3–5 июля»³⁵⁹. Наибольший же интерес в его изложении представляет документ под названием «План работ 2-го укр. полка имени Павла Полуботка с 3 на 4 июля 1917 г.», который, как говорит сам Милюков, «попа[л] случайно не в те руки, для которых он предназначался». Дорошенко утверждает, что этот документ был перехвачен российской контрразведкой³⁶⁰. Сам этот документ, к сожалению, никто из исследователей не видел. Из документа, в изложении Милюкова, следует, что выступление изначально планировалось на ночь с 3 (16) на 4 (17) июля, но было отсрочено. «Исполнительный комитет», заведывавший восстанием, состоял из шести человек, в том числе автор плана младший урядник Осадчий (по другим сведениям, он был рядовым). Пять из шести фамилий совпадают с фамилиями арестованных, перечисленными выше (шестой – поручик Романенко). По плану следовало в три часа ночи занять все важные пункты Киева, а сам исполнительный комитет должен был расположиться в квартире Оберучева. После занятия города власть следовало передать Центральной Раде³⁶¹.

Но, если план этот и действительно существовал, то утверждение о причастности к нему большевиков остается голословным. Совпадение дат киевского и петроградского выступлений, безусловно, заслуживает внимания (так, Винниченко в упомянутой телеграмме Временному правительству написал: «Петроградские события отозвались и здесь»; в сообщении Генерального секретариата говорилось: «Толпа солдат-украинцев <…> в ночь с 4 на 5 июля, в связи с событиями в Петрограде <…>»³⁶²) – но само по себе не может служить доказательством. Вспомним также об аналогии между украинскими сепаратистами и большевиками, которую приводил Петлюра в разговоре с Церетели. И те и другие действительно были радикалами, но на этом сходство заканчивается; с какой стати большевики были бы заинтересованы в передаче власти Центральной Раде и, потенциально, в объявлении независимости Украины, совершенно непонятно.

Наконец, послушаем самих большевиков. По горячим следам в их газете «Голос социал-демократа» вышла заметка «Гнусная ложь и контрреволюционная агитация» во вполне привычном тоне: «Несмотря на то, что киевским комитетом Р. С.‑Д. Р. П. большевиков с самого начала было ясно и определенно заявлено, что он никакого отношения не имел и не имеет к выступлению “полуботьковцев“ [sic], несмотря на то, что большевики принимали участие в составлении и редактировании известного воззвания к населению г. Киева[,] призывавшего к спокойствию[,] и дали свою подпись, темными элементами распускаются и поддерживаются позорные слухи, что всем движением “полуботьковцев“ руководят большевики»³⁶³. Евгения Бош позже характеризовала выступление полуботковцев как провокацию против своих однопартийцев: «Лидеры меньшевиков <…> готовы были поддержать любое контрреволюционное выступление, направленное на разгром нашей организации. Провокационная уловка была проведена под видом революционного протеста Полуботьковского [sic] полка против распоряжений Времен[ного] Прав[ительства]»³⁶⁴.

Верить пропагандистским утверждениям, разумеется, нужно с осторожностью (мягко говоря). Большего доверия заслуживают воспоминания Каленика Ефремова, который служил тогда в 3-м авиапарке, на Печерске (ул. Цитадель, 10). Он рассказывал, что контакты между большевиками и полуботковцами, еще до выступления последних, имели место. Узнав, что мятежников перестали кормить, большевики из авиапарка почувствовали нечто вроде классовой солидарности и дважды передали голодающим свои дневные пайки; поделились с ними едой и солдаты артиллерийского склада. В день восстания, около 10–11 утра, полуботковцы подошли к авиапарку и складу, где большевики «их встретили приветливо, как товарищей». Это вполне понятно – не только потому, что большевики были друзьями всех голодных, но и потому, что симпатий к Центральной Раде киевские большевики уже тогда не испытывали. Однако, продолжает Ефремов, «Во время совещания в 3-м наши товарищи им сказали: “Мы вас очень уважаем, как братьев своих и хотели вам помочь и нам вас очень жаль что вы не вовремя выступили с оружием в руках и не организовано, ведь скоро пробьет час и нас позовет партия большевиков и мы вступим с оружием в руках организовано, против всей этой своры, за советскую власть и с нами пойдет весь трудовой народ и под руководством большевиков мы победим”. <…> Нам их было очень жаль, но мы не смогли в то время выступить с оружием в руках на их защиту»³⁶⁵. Этот рассказ подтверждается репортажем корреспондента «Киевской мысли»: «Около 12 часов дня <…> поступили сведения о том, что 3-й авиационный парк, среди солдат которого большевики пользуются влиянием, дал свои пулеметы “полуботковцам”. Циркулировали также слухи, что упомянутая воинская часть намерена активно примкнуть к движению “полуботковцев”. Лидерам местных большевиков удалось, однако, повлиять на сочувствующих большевизму солдат в том смысле, чтобы они от вооруженного выступления в защиту “полуботковцев” отказались»³⁶⁶. О контактах полуботковцев с большевиками и о том, что большевики в тот момент не были готовы поднимать восстание, рассказывал Михаил Майоров³⁶⁷.

Большевики, вообще говоря, не делали особых секретов из своих выступлений, даже неудачных. Если бы полуботковцы изначально «работали» на большевиков, то последние скорее всего подали бы это киевское выступление как, например, некую предтечу Январского восстания. То, что они этого не сделали, следует считать аргументом в пользу их непричастности к организации. Вышеприведенные свидетельства с этой точки зрения вполне согласуются. Существует, правда, версия Грушевского, который утверждал (ссылаясь на результаты следствия, которое проводил Генеральный военный комитет), что план захвата главных учреждений Киева существовал еще за месяц до того, а выступили полуботковцы под влиянием вести о восстании в Петрограде. Политический характер выступления, полагал он, не вызывает сомнений – но истинные цели остались неясными, потому что организаторы «непомітно зійшли з[і] сцени, не відкривши своїх планів»³⁶⁸.

Кто же стоял за полуботковцами? Скорее всего, в основном их предшественники из одноименного клуба, которые посчитали Второй Универсал предательством национальных интересов и хотели радикальных действий «здесь и сейчас». Остальные были в меньшей степени заинтересованы в успехе путча.

Связь между петроградскими и киевскими событиями, возможно, была, но единого замысла, стоявшего за теми и за другими, не просматривается. После подавления волнений аресты бунтовщиков прошли и здесь и там, но в Петрограде неудавшийся путч вызвал еще и углубление правительственного кризиса. Очень вскоре политические изменения в столице сказались и на отношении правительства к Украине.

В разгар политических волнений, в первый день июля Киев, как и вся остальная тогдашняя Россия, познакомился с новшеством бытового плана. Согласно постановлению Временного правительства³⁶⁹, в ночь с 30 июня на 1 июля (13 на 14 июля) часовая стрелка переводилась на час вперед. Цель перевода часов была та же, что и в наше время – экономия электроэнергии за счет того, что темное время суток наступало, по показаниям часов, на час позже.

«Итак, по мановению часовой стрелки мы потеряли в нашей жизни целый час, ибо ночью на 1 июля совершенно исчез промежуток времени между 12-ю ночи и часом утра», – констатировалось в заметке «Последних новостей». Другой корреспондент той же газеты не приветствовал нововведение, ибо оно символизировало для него конец стабильности:

В великом катаклизме русской революции – когда все твердое, налаженное и привычное вдруг взяло и ушло из-под ног – в житейском обиходе гражданина-обывателя осталась лишь одна сфера, где все было точно, размеренно и верно по-прежнему:

– Его часы…

Гражданин-обыватель поэтому чувствовал к этому маленькому и тикающему механизму неизъяснимую нежность.

Революция шла своим чередом, а часы – шли своим.

<…>

Обыватель благодарно и отзывчиво вздыхал, и нежно прятал часы в жилетный карман – поближе к сердцу…

Среди скал и рифов революционной бури – это был его маяк, его спасательный пояс, его единственный и интимный приятель…

И чем страшнее становились валы революционных волн, тем крепче прижимал к жилетке обыватель свои часы.

Он верил: часы победят революцию.

Ибо революцию победит время…

—

…По распоряжению Временного Правительства, в полночь на 1-ое июля все часы в России переводятся на час вперед.

…Киевская железнодорожная станция перевела часы лишь в ночь на 2-ое июля.

…Во многих учреждениях, в связи с переводом часов, возникли недоразумения…

—

Бедный обыватель!

Чем он теперь успокоит свою дрожащую душу? На чем он отдохнет сердцем? Кому отдаст он свои интимные надежды?!..

Хитрая революция…

Она добралась даже до его жилетного кармана.

Революция победила часы³⁷⁰.

Надо сказать, что с переводом часов произошла путаница. Официальное распоряжение из Петрограда получили по телеграфу. На телеграфной станции перевели часы в полночь на 1 (14) июля, как и было положено. В управлении Юго-Западных железных дорог распоряжение получили только в 7 часов утра 1 (14) июля, и часы перевели вечером того же дня. Во многих учреждениях, в том числе в канцелярии губернского комиссара – официального представителя Временного правительства (!) – распоряжение о переводе часов вообще проигнорировали³⁷¹…

Неутомимый Яков Ядов и здесь высказался на злобу дня, элегантно зарифмовав цифры:

 
На час впередНеся событий тяжких бремя
Уж третий год,
Мы потянули наше время
На час вперед.
Тьму пользы этим мы приносим,
Конечно, всем:
Привык вставать ты ровно в 8,
Вставай-ка в 7.
Будь однозвучен в общем клире
Ты, хоть умри!..
Обедал ровно ты в 4,
Обедай в 3.
Коль есть любимое созданье,
Спеши опять:
К 6-ти назначено свиданье,
Явился в 5.
И рассуждая, хладнокровно
Средь новых благ,
Ты спать ложился к часу ровно,
В 12 ляг.
И моду новую отведай,
Родной народ:
Трудись, люби, воруй, обедай
На час вперед.
Что это? Новшество ли? Шик ли?
Нет!.. Говорят,
Мы жить давно уже привыкли
На час назад.
Зевали мы, чего-то ждали,
И вдруг – беда,
Не на часы мы опоздали,
А на года!
Понятно нам теперь такое
На первый взгляд:
Мы жить могли при новом строе
Сто лет назад.
И ныне только спохватились,
Прозрел народ,
И время двинуть мы решились
На час вперед.
К сему нас мощно призывает
Событий зов.
Счастливый, лишь, не наблюдает
Теперь часов.
А там, где вихрь войны стихии
Наш тушит свет,
Там, средь сынов больной России
Счастливых нет.
И кто работать плодотворно
Для блага рад,
Смотри настойчиво, упорно
На циферблат.
Пред новой грозною заботой
Отчизна ждет.
Вставай, живи, люби, работай
На час вперед!³⁷²
 

Изначально предполагалось в ночь на 1 (14) сентября вернуться на зимнее время, а в следующем, 1918 году ввести летнее время с 1 марта по 1 сентября. Во второй половине июля Министерство торговли и промышленности внесло во Временное правительство проект о продлении летнего времени до 1 (14) октября. Тогда же было высказано предложение переводить часы назад не в полночь, а в 2 часа ночи, что по очевидным причинам удобнее³⁷³. В конечном счете Временное правительство так и не отменило летнее время; это сделали большевики лишь в декабре.

Сразу же после июльских событий в Петрограде в Киев возвратился Василий Шульгин. «Я понял, что мне в Петербурге [sic] делать нечего, а в Киеве мое присутствие могло быть полезным», – вспоминал он и без лишней скромности добавлял: «Моя сестра, которая вместе с моей первой женой Екатериной Григорьевной вела “Киевлянин” в эти бурные дни, настойчиво звала меня вернуться в Киев и шутливо мне писала: “Явись народу!”».

«Киевлянин» действительно всё это время оставался семейным предприятием. Жена Шульгина, Екатерина, писала статьи на политические темы (под псевдонимом А. Ежов). Ее сестра, Софья, была корректором и секретарем редакции; муж Софьи, Константин Смаковский, в 1911–1913 годах был редактором газеты. Шульгин сменил его в должности редактора в сентябре 1913 года (в разгар процесса по делу Бейлиса). С 8 (21) января по 4 (17) июня 1917 года редактором снова был Смаковский, с 6 (19) июня по 9 (22) июля – Павлина Могилевская, сестра Василия Витальевича. Издателями газеты весь 1917 год были Шульгин и Могилевская.

Собрав около двадцати чемоданов, Шульгин не без труда сел в Петрограде на поезд, в единственный вагон с целыми стеклами (во всех остальных стекла были разбиты). Тут же наняли солдат-дезертиров для охраны вагона, поставив им задачу сохранить вагон целым и не пускать в него других дезертиров – и поезд тронулся. В пути Шульгину и его спутникам «приготовляли прекрасный завтрак и даже икру». Ехали медленно, но до Киева добрались благополучно.

Шульгин вернулся в свой особняк на Караваевской, 5; рядом, в той же усадьбе, располагалась редакция «Киевлянина» и типография Кушнерева, в которой газета печаталась. «По утрам, – вспоминал Шульгин, – я обыкновенно диктовал статьи для “Киевлянина” в Николаевском парке, который в двух шагах от моего дома. Там был бассейн, обведенный морскими раковинами, изображавшими Черное и Азовское моря. Был там в мирное время и фонтан, сейчас воды не было. Но рядом с морями стояла деревянная ротонда, с открытой верандой. На этой веранде я диктовал»³⁷⁴.

В Киеве между тем назревал энергетический кризис. Проблема была не столько в повреждении электростанции после наводнения, сколько в дефиците топлива. Из-за перебоев с электричеством, в свою очередь, систематически останавливалась центральная водопроводная станция³⁷⁵. Возникла угроза остановки трамвайного движения (у трамвайного общества еще с 1892 года была собственная электростанция, в нижней части Александровского спуска; но нехватка нефти, естественно, сказывалась и на ней). Было решено отдать приоритет движению трамвайных вагонов военного назначения (для перевозки раненых, снарядов и для сообщения с лазаретами)³⁷⁶. Полной остановки трамвайного движения тогда удалось избежать; серьезные проблемы с транспортом, как и со многими другими областями городского хозяйства, были еще впереди.

В воскресенье, 30 июля (12 августа), произошла большая трамвайная катастрофа в пущеводицком лесу. В начале одиннадцатого вечера из Пущи-Водицы в город отправились, один за другим, трамвайные поезда 19-го маршрута (на Контрактовую площадь) и 20-го маршрута (на Думскую площадь). Погода в тот день была хорошая, гуляющих в Пуще – много, трамваи же ходили редко, поэтому оба поезда были переполнены. Пассажиры оживленно беседовали, некоторые читали газеты… Вдруг на повороте у выезда из леса, около дачи Кульженко, раздался страшный удар. Многие пассажиры были сбиты с ног… Оказалось, что у моторного вагона шедшего впереди поезда соскочил с провода ролик, в результате чего погасло электричество, и вагоны погрузились во тьму. Вагоновожатый следовавшего за ним поезда вовремя не заметил препятствие. Заметив – стал тормозить, но было уже поздно. Поезд 20-го маршрута врезался в прицепной вагон поезда 19-го маршрута. По счастью, обошлось без человеческих жертв; больше всех пострадал, разумеется, вагоновожатый, несколько человек было ранено довольно тяжело, несколько десятков получили легкие ранения³⁷⁷. Из обломков вагона разложили костер, чтобы привлечь внимание вагоновожатых других трамваев, шедших следом… Представители трамвайного общества, увы, проявили себя не лучшим образом: вагоновожатый встречного вагона отказался забрать раненых пассажиров, ссылаясь на то, что ему «приказано следовать в Пущу»; когда все-таки подали вагон в город, его вагоновожатый и кондуктор соглашались довезти пассажиров только до Куреневского парка, «так как уже два часа ночи и им надо спать»… Возмущенная публика с трудом уговорила служащих довезти их до Александровской площади³⁷⁸. «Революционный подъем», как видим, не всегда означал сочувствие к бедам других.

Еще одним новшеством бурного киевского лета 1917 года стали свободные выборы в городскую думу.

Органы местного самоуправления (в городах – городская дума и ее исполнительный орган, городская управа) существовали и в XIX веке. В Киеве дума и управа появились в 1834 году, после отмены магдебургского права. В 1870 году как результат либеральных реформ Александра II было принято «Городовое положение», регулировавшее деятельность этих органов. Выборы в думу проходили каждые четыре года, а сама дума выбирала городского голову. При этом в выборах участвовала лишь малая часть городского населения – имел место строгий имущественный ценз.

В ходе контрреформ Александра III, в 1892 году, было принято новое Городовое положение, заметно менее либеральное, чем предыдущее. Была значительно урезана самостоятельность городских дум, уменьшилось число гласных (депутатов), а также существенно ужесточился избирательный ценз – т. е. сузился круг избирателей. На последних перед революцией выборах в киевскую думу, в декабре 1910 года (в 1914 году, из-за войны, выборов не было), в избирательные списки было внесено 3757 человек, что составляло 0,89 % населения города³⁷⁹.

В частности, Россия была одной из первых стран в мире, где в выборах приняли участие женщины.

Революция в одночасье покончила со всеми ограничениями. Новые правила выборов, обнародованные Временным правительством 16 (29) апреля³⁸⁰, были основаны на системе, получившей, еще во время революции, просторечное название «четыреххвостка» – поскольку голосование базировалось на четырех принципах: всеобщее, равное, прямое, тайное. (На следующий день после своего отречения, 3 (16) марта, Николай II записал в дневнике: «Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»³⁸¹)

Как уже упоминалось, сразу после революции в состав киевской городской думы в качестве гласных, без выборов, вошли члены Исполнительного комитета Совета объединенных общественных организаций.

30 апреля (13 мая) Совет рабочих депутатов на своем заседании избрал в думу еще 27 гласных, во главе с Незлобиным (в числе других были Георгий Пятаков, Моисей Рафес и будущий комиссар Киева Константин Василенко)³⁸². Это привело к заметному «полевению» думы, тем более что значительная часть прежних гласных стала реже посещать заседания. «Прежние цензовые гласные ограничиваются главным образом тем, что поддерживают и приветствуют всякое предложение, исходящее с левых скамей[,] и склоняют во всех падежах слово “товарищ”. В стенах нашей думы это слово сразу приобрело такое прочное право гражданства, что вчера один из гласных даже начал свою речь так: “господа товарищи”», – иронически заметил корреспондент «Последних новостей» через несколько дней³⁸³.

Тогда же, в начале мая (по старому стилю), приступили к подготовке новых выборов в думу. По правилам, уже через две недели после опубликования правил, т. е. к 30 апреля (13 мая), должны были быть составлены списки избирателей. В реальности в Киеве к тому моменту составление списков еще не началось. Только 5 (18) мая на заседании управы, под председательством городского головы Бурчака, была выработана процедура составления списков и форма регистрационной карточки для заполнения избирателями. Остановились на минимально необходимом наборе данных: фамилия, имя, отчество, пол, дата рождения, род занятий, домашний адрес³⁸⁴. Город был разбит на 39 переписных районов (административных районов на тот момент было 14, так что в большинстве административных районов было более одного переписного района: к примеру, в Бульварном – 2, в Подольском – 3, в Лыбедском – 7³⁸⁵). В регистрации принимали участие свыше 2500 регистраторов – в основном учащиеся местных высших учебных заведений. Всего было зарегистрировано 307 890 избирателей³⁸⁶, что составляло более половины населения города (возрастной ценз, согласно правилам, составлял 20 лет). Списки избирателей неплохо сохранились до наших дней и представляют собой ценный исторический источник³⁸⁷.

Внове было и то, что выборы впервые проводились по пропорциональной системе (партийным спискам). По замечанию Гольденвейзера, при этой системе «гражданин лишается самого естественного и неотъемлемого права – права подавать голос за тех людей, за которых хочет, и в том порядке, в котором хочет». Правда, при желании даже совсем небольшая группа избирателей (50—100 человек) могла подать свой собственный список кандидатов; но ясно было, что у таких списков не было никаких шансов провести хотя бы одного гласного³⁸⁸. Две группы избирателей – одна с Соломенки, одна с Печерска – так и поступили, подав свои «локальные» списки (№ 6 и № 13); они набрали, соответственно, 0,10 % и 0,04 % голосов, заняв таким образом два последних места. Аналогичная участь постигла списки служащих Киевского городского управления (№ 11) и жен запасных (№ 18). Были, однако, и те, кто считали возможность голосовать за «своих людей» пережитком старины и, соответственно, одобряли списочную систему как таковую. Эта система, по их мнению, способствовала продвижению интересов всего города, в противовес «местечковым» интересам. «К сожалению, – писал в “Последних новостях” Н. Петрович, – есть у нас еще немало горожан, которых мало трогают интересы всего города и всего населения. Они думают только об интересах своего околотка, об интересах близкой им группы людей. И они стремятся поэтому, как и раньше, иметь в думе “своего человечка”»³⁸⁹. Автор, таким образом, агитировал против «локальных» списков (справедливо считая их обреченными на провал).

Избирательных участков, то есть непосредственно мест для голосования, было устроено 114³⁹⁰ (в некоторых помещениях было по два участка – например, 91-й и 92-й в Народной аудитории на Бульварно-Кудрявской)³⁹¹. На каждом участке было по три члена избирательной комиссии. Процедура голосования была исключительно простой. Избирательная записка (бюллетень) представляла собой обычный листок бумаги с надписью «Список №». Избиратель заранее (за него могло это сделать другое лицо, по доверенности) получал три вещи: избирательную карточку, избирательную записку и конверт с печатью городской управы. В день голосования следовало прийти на избирательный участок, предъявить карточку и бросить в опечатанную урну запечатанный конверт (это обеспечивало тайну голосования) с вписанным в избирательную записку (цифрой или словами) номером списка кандидатов, за который избиратель тем самым голосовал³⁹². Писать на записке что-либо, кроме номера, запрещалось – такие записки считались недействительными.

С 16 (29) июня готовые списки избирателей были выставлены в штаб-квартирах переписных районов и в помещении комиссии по составлению списков, в помещении городской управы. В течение пяти дней любой избиратель мог подать в городскую управу (Фундуклеевская, 6) жалобу на неполноту или ошибки в списках; управа, в свою очередь, обязана была рассмотреть каждую такую жалобу за пять дней³⁹³. Учитывая, что по закону с момента начала ознакомления со списками до дня выборов должно было пройти не менее 32 дней, а сами выборы желательно было провести в воскресенье, была назначена дата выборов – 23 июля (5 августа).

12-го (25-го) июля, в 7 часов вечера, истек срок подачи кандидатских списков³⁹⁴. Всего было подано 18 списков – на тот момент это был рекорд среди всех российских городов. Одновременно началась выдача избирательных карточек³⁹⁵. Через три дня корреспондент «Киевлянина», писавший под псевдонимом «Энциклопедист», взывал к избирателям:

Конверты, избирательные записки и избирательные карточки уже в течение нескольких дней выдаются в штаб-квартирах переписных районов. Прошедшие дни показали, что киевляне с поразительным равнодушием относятся к своему гражданскому долгу, к долгу перед своим родным городом. Избиратели приходят за карточками в чрезвычайно небольшом количестве. Так нельзя!³⁹⁶

Еще и накануне выборов в газетах печатали короткие объявления: «Озаботьтесь немедленно получением избирательной карточки!»³⁹⁷. Как мы увидим ниже, конечный результат оказался вполне приемлемым.

Предвыборная агитация началась практически одновременно с началом составления списков, то есть более чем за месяц до выборов³⁹⁸. Конкуренция политических сил с совершенно различными взглядами была внове, как и почти все другие элементы избирательного процесса. Наиболее активно включились в дело основные тогдашние средства массовой информации – газеты. Практически у каждой был ее «любимый» – соответствовавший ее политической ориентации – список, за который она и агитировала. «Киевская мысль» – за блок социалистических партий (№ 1). «Киевлянин» – за внепартийный блок русских избирателей (№ 3). «Последние новости» – за списки социалистов, в частности за список демократического блока евреев-избирателей (№ 8); редактором этой газеты был Григорий Брейтман. «Народня Воля» – за блок УСДРП и украинских эсеров (№ 12). «Нова Рада» – за него же и за список украинских социалистов-федералистов и беспартийных социалистов (№ 15).

Был один нехитрый, но, возможно, действенный агитационный прием. Подавляющее большинство киевлян никогда до этого на городских выборах не голосовало. Поэтому в газетах разъясняли им порядок голосования. И вот, одна из инструкций в «Киевлянине» звучала так:

<…> Когда 23 июля вы пойдете на выборы, вам необходимо иметь две вещи:

1) Запечатанный конверт с вложенной в него избирательной запиской, на которой написано «список № третий»

и 2) избирательную карточку³⁹⁹.

Таким образом, призыв голосовать за определенный блок был достаточно естественно «вплетен» в инструкцию и мог восприниматься как часть таковой, а не как агитация.

Реклама Внепартийного блока русских избирателей. Киевлянин, 13 июля 1917

Инструкция по составлению избирательной записки. Киевлянин, 15 июля 1917

Была, разумеется, и контрагитация. «Последние новости» последовательно разъясняли своим читателям: «За список большевиков голосовать нельзя. Ибо большевики – фантасты, лишенные здорового чутья жизни, проповедывающие химеры и не брезгающие демагогией, чтобы оказаться у власти»⁴⁰⁰; «Если вы считаете себя сыном великой свободной России, сыном народолюбивой революционной земли <…> то вы не будете голосовать за список контрреволюционеров <…> за список № 3»⁴⁰¹; «Но мы их не будем выбирать. Не будем» («они» – это кандидаты из списка № 11, блока членов городской управы и служащих городского самоуправления). Большевики прибегли к своеобразной подтасовке: в рекламе списка № 1 они пририсовывали к единице ноль, и получался № 10 – номер списка самих большевиков⁴⁰².

Наряду с большевиками, вероятно, наибольшее неприятие со стороны оппонентов вызывал внепартийный блок русских избирателей (№ 3), в котором первым номером был Василий Шульгин, вторым – Анатолий Савенко. Гарольд (Исаак Левинский) посвятил этим двум кандидатам фельетон на мотив известного романса:

 
Пара гнедых или № 3(Пос[вящается] Шульгину и Савенке)
 
 
Пара гнедых запряглась в «список третий»,
Тащут тот воз идеалов былых,
Старое царство у них на примете…
Пара гнедых, пара гнедых.
 
 
Были они либералами как-то,
Слов говорили немало лихих.
Что же мы видим средь пятого акта!..
Пара гнедых, пара гнедых!..
 
 
Грек из Одессы, еврей из Варшавы, —
Всех инородцев травили таких
В блеске своей черносотенной славы
Пара гнедых, пара гнедых!..
 
 
Бейлис-еврей их однажды поссорил
И разлучил он друзей дорогих,
Дух новой жизни их дружбу ускорил,
Новую дружбу их!.. Пара гнедых!..
 
 
В чем они, в какой новой святыне
Ищут теперь идеалов своих?
Молятся той же все черной богине,
Пара гнедых, пара гнедых!..
 
 
Кормят они черносотенной пищей
Разных несчастных, голодных и злых.
Кто же поклонник их? Духом он нищий…
Пара гнедых, пара гнедых!..⁴⁰³
 

Украинцы выразились по поводу этой же «пары» заметно резче. По утверждению «Киевлянина», рупора блока № 3, один из плакатов их заклятых врагов, блока № 12 (первым номером в этом списке был Владимир Винниченко), начинался так (некоторые особенности правописания, очевидно, связаны с тем, что в типографии «Киевлянина» не было украинского шрифта):