Текст книги "Ребенок в тебе может найти любовь. Построить счастливые отношения, не оглядываясь на прошлое"

Другие причины гибели любовных чувств

Есть и другие причины, по которым страстно желанный вначале партнер внезапно теряет привлекательность. Некоторые люди уклоняются от близких отношений не только из-за опасности ограничения и потери независимости, но и из-за слишком сильного страха потери. В связи с этим говорят о «трусливых филофобах». Они устанавливают внутренние и внешние границы, чтобы защитить свою уязвимость. Они опасаются, что партнер их покинет, если ему по-настоящему довериться и открыться. Однако защитное ограждение внутри такие люди выстраивают только тогда, когда партнер будет с ними связан. Пока нет уверенности в партнере, они могут испытывать душевное томление и любовь. Логика, которая стоит за этим, следующая: то, в чем я не уверен, я потерять не могу. Некоторые из боязливых филофобов так и пребывают в грезах, влюбляясь в совершенно недоступных людей.

Ты меня не украшаешь!

Кроме того, в утрате чувства любви решающую роль может сыграть и нетерпимость к собственным слабостям, из-за нее даже может не возникнуть этого чувства. Люди, которые очень беспокоятся о том, какое впечатление производят на других, и прилагают много усилий к тому, чтобы это впечатление было хорошим, с трудом переносят слабости партнера, поскольку и партнер должен вписываться в их систему самодемонстрации: он должен быть презентабельным во всех отношениях и поднимать их престиж. В противном случае отношения сильно уязвят их тщеславие. В этом контексте также говорят о нарциссизме. Нарциссы обладают неустойчивой самооценкой, которую компенсируют стремлением к совершенству и грандиозности, из-за чего производят своим внешним видом впечатление крайне самоуверенных людей. Партнеры нарциссов – замедленный фактор их самопрезентации, они подвергаются огню критики, если не справятся (в глазах нарцисса) с чем-то. Активные нарциссы не скупятся на критику партнеров (и других людей). Выискивая слабые стороны своего оппонента, они защищаются от чрезмерной самокритики. Таким образом они проецируют собственную, ощущаемую неполноценность на партнера, который затем вынужденно чувствует себя так, как не хотел бы чувствовать себя нарцисс, то есть ущербным и неполноценным. Еще одна причина агрессивности нарцисса – высокая уязвимость. Нарцисса может привести в ярость даже малейшая критика в его адрес. Нарциссы часто представляют собой боязливых и избегающих привязанности филофобов. Как только нарцисс почувствует, что партнер любит его недостаточно, он провоцирует ссору или рвет отношения. Причем со стороны партнера многого не надо, чтобы нарцисс чувствовал себя отвергнутым. Тем не менее нарциссы любят снова сближаться с партнером после расставания. Нередко их отношения представляют собой встречи и расставания. О проблемах, с которыми сталкиваются люди-нарциссы в любовных отношениях, я расскажу подробнее в разделе «Нарциссические стратегии защиты».

Ты во мне уверен!

Однако есть и такие люди, которые очень плохо переносят одиночество. Они могут привязаться к партнеру, который на самом деле не очень нравится, руководствуясь девизом: лучше синица в руке, чем журавль в небе. Это ловушка, в которую иногда попадают экстраверты, потому что им гораздо сложнее переносить одиночество, чем интровертам. Однако если страх одиночества удастся унять на какое-то время, то на первый план выходят слабости партнера, незамеченные ранее, и возникает вопрос: не лучше ли мне все-таки поискать что-то получше? Теперь многие читатели наверняка зададутся вопросом: как я узнаю, что мой партнер действительно не тот, кто мне нужен, или я и правда испытываю такие большие сомнения только из страха привязанности? К ответу на этот вопрос можно подойти двумя путями.

1. Прочувствовать внутри себя, что послужило настоящим мотивом к тому, чтобы привязаться к этому партнеру. Что такого привлекательного нашлось в нем? Какие собственные страхи могли оказать воздействие?

2. Исходя из своего рационального понимания ситуации, спросите себя, действительно ли слабости, которые вы ощущаете в партнере, настолько велики, что ими объективно можно объяснить охлаждение чувств. Ведь часто дела обстоят так: руководствуясь разумом, люди понимают, что критика преувеличенна. Так, например, однажды один из участников моего семинара заявил, что расстался со своей подругой, потому что, по его мнению, ей не хватало трех сантиметров роста. Он понимал, что с точки зрения разума это абсолютно нелепо. И действительно, при детальном изучении их отношений выяснилось, что истинной причиной расставания стал страх привязанности…

Как я уже упоминала, очень адаптивные люди имеют плохой доступ к собственным чувствам и потребностям. Вот почему многие из них не уверены, выбрали ли они подходящего партнера, и сомневаются, нужен ли он им вообще: может быть, они с ним просто потому, что не хотят его обидеть, или потому, что тяжело переносят одиночество. Ограниченный доступ к собственным чувствам затрудняет таким людям и принятие четкого решения за или против имеющегося партнера.

Мне нельзя расставаться!

Еще одной причиной сверхкритического рассмотрения партнера или кандидата на это место может быть глубокое, бессознательное убеждение: «Мне нельзя расставаться!» В частности, очень адаптивные люди, у которых есть проблемы с активным участием в построении отношений, убеждены, что им нельзя никого разочаровывать. Получается, что если им нельзя разочаровать, то нельзя и расставаться, и если он ошибся в выборе партнера или если партнерские отношения больше не устраивают по другим причинам, то их нельзя прекратить. Это внутреннее ограничение заставляет людей колебаться, когда речь заходит о том, чтобы партнерство стало постоянным. Собственно, партнер должен быть идеальным, чтобы вообще пойти на риск «вечной связи». Даже небольшие слабости потенциальной второй половины заставляют таких людей уклоняться от постоянных отношений. Им легче удаются интрижки без обязательств. Если слишком адаптивный человек решит, что нашел идеального партнера, возникает новая проблема: собственная требовательность. Поскольку у очень адаптивных людей всегда есть трудности с самооценкой, они убеждены, что не смогут удержать такого идеального партнера, а это, в свою очередь, может побудить их избегать постоянных отношений, соответственно, снова и снова устанавливать дистанцию после моментов близости. Оставаясь в режиме «близость-дистанция» люди могут быть бесконечно глубоко несчастны в отношениях, будучи верными своему сокровенному убеждению, что расставаться нельзя. Это убеждение нередко идет рука об руку с сильным страхом перед жизнью в одиночестве.

Я никому не могу доверять!

В конечном счете к внезапной утрате чувства любви может привести и старая травма привязанности. Люди, которые испытали в раннем детстве полную зависимость, а также физическое или психологическое насилие, усвоили, что привязанность представляет собой угрозу для существования. Их пугает слишком большая близость, она пробуждает в них ранние, безысходные переживания, связанные с привязанностью. Чтобы выжить, они делают то, чему научились уже в детстве: отключают все свои чувства. Однако при этом речь идет не об осознанном процессе, а о рефлексе, который я люблю называть «рефлекс мнимой смерти». На профессиональном языке психологов этот процесс называется диссоциацией: люди научились в известной степени телепортировать себя из своего тела и чувств, чтобы не чувствовать то, что с ними делают. Если они хотят осмыслить свои травматические воспоминания став взрослыми, то очень важно снова научиться ощущать себя в своем теле. Далее по ходу книги я расскажу еще подробнее о возможностях исцеления при наличии опыта травматических отношений.

Экскурс: мне нравится быть одиноким!

Возможно, некоторые люди считают, что содержание этой книги их вообще не касается, потому что они истинные одиночки. Убежденные холостяки говорят, что они не хотят идти на компромиссы и испытывать стресс от отношений. Также многие объясняют, что не готовы жертвовать своей сексуальной свободой ради постоянных отношений. Против такой позиции в принципе возразить нечего, если люди чувствуют реальную свободу выбора. Однако во многих случаях такого выбора на самом деле нет. Это означает, что многие люди живут в одиночестве, поскольку могут существовать только так, но не в отношениях. Убежденные одиночки часто демонстрируют глубоко укоренившийся, в основном бессознательный страх привязанности. Таким образом, они прочно закрепились на полюсе независимости и чувствуют себя свободными и самостоятельными только без постоянной привязанности. Внутренний ребенок одиночек ассоциирует любовные отношения со страданиями и несчастьями и либо чувствует себя в оковах и стесненным, либо глубоко убежден, что ему все равно разобьют сердце и покинут. Некоторые люди перенесли в детстве и юности серьезные травмы из-за привязанности, поэтому их внутренний ребенок связывает с ней только страх и ужас. Внутренний ребенок чувствует себя безопаснее всего, когда находится один. Привязанность он ассоциирует с бессилием, подчинением и произволом.

Лично я не знаю ни одного холостяка, который действительно предпочитает одиночество прекрасным любовным отношениям. Одиночество становится для пострадавших всего лишь меньшим из зол. Большее зло – оставаться в несчастливых отношениях или быть брошенным. Некоторые одиночки считают, что не найдут партнера в любом случае и что их невозможно любить. Другие же полагают, что все равно никого не найдут, кто бы по-настоящему подходил им. Третьи живут в поисках быстрых сексуальных приключений, с помощью которых они бессознательно компенсируют желание близости, но не удовлетворяют его по-настоящему.

Конечно, теперь некоторые читатели задаются вопросом, почему я так уверена, что мы, люди, предпочитаем длительные отношения жизни в одиночестве? Ответ таков: потому что прочная любовная связь заложена в наших генах. Люди запрограммированы на установление обособленных любовных связей. Эту тему много изучала американская исследовательница Хелен Фишер и пришла к следующим выводам: чувство влюбленности помогает человеку выбрать партнера для рождения потомства. Однако, когда потомство появится на свет, влюбленность должна исчезнуть, потому что в противном случае молодые родители были бы заняты только друг другом и пренебрегали бы своим потомством. В идеале вместо влюбленности возникает любовь, то есть более спокойная и прочная связь. Она нужна нам, чтобы дети, которым требуется так много времени, чтобы стать большими и самостоятельными, смогли сохранить семейные узы, которые необходимы для их процветания. Природа дала мужчине ярко выраженное сексуальное влечение, чтобы он максимально широко распространял свои гены. Женщине же становится скучно, самое позднее – после того, как она переспала с одним и тем же мужчиной двести раз. Природа устроила так, чтобы гены также делали дополнительные круги и предотвращали инбридинг. Таким образом, в результате мы склонны к постоянным связям с периодическими интрижками.

Как я уже сказала, против одинокой жизни возразить совершенно нечего, и в любом случае она предпочтительнее неудачной любовной связи. Тем не менее оставим на личное усмотрение каждого убежденного холостяка, стоит ли однажды прислушаться к тому, что происходит внутри, действительно ли жизнь в одиночестве – именно то, чего он хочет. Или же врожденное желание привязанности просто перекрыто и подавлено страхами и отрицательным опытом. Кто заинтересовался, может рассмотреть любовную программу «Одиночка как убеждение» и, возможно, изменить ее.

Импринтинг или гены?

Возможно, вас смущает вопрос, не вносят ли наши гены существенный вклад в то, как мы формируем отношения с другими людьми и какими глазами мы смотрим на мир. Гены в значительной степени определяют черты характера, симпатии и антипатии человека, а также влияют на программы привязанности и независимости. Таким образом, мы доподлинно приходим в мир с различными желаниями относительно близости и дистанции. Существуют так называемые ласковые дети и такие, потребность в ласке которых сравнительно невелика.

Однако гены оказывают влияние и на чувство собственного достоинства. Так экстраверты менее склонны к страхам и в основном увереннее в себе, чем интроверты, идущие по жизни более вдумчиво и рассудительно. Экстраверсия и интроверсия как черты личности прочно предопределены генетически. Программа отношений человека – это результат наследственных предрасположенностей и импринтинга, который мы получаем благодаря окружению.

Важную роль здесь играет так называемый зазор между родителями и детьми. Например, если у матери, которая очень нуждается в любви, появляется ребенок с довольно низкой потребностью в ласке, то может случиться так, что мать расстроится и, возможно, даже почувствует себя отвергнутой собственным ребенком. Это может затруднить ее связь с таким ребенком и сделать более привязанной к его брату или сестре, которые лучше откликаются на ее ласки. Может случиться и так, что мать проявит мало чуткости и даже не заметит, что ее ребенок не хочет постоянно обниматься. Тогда она станет изливать на него переполняющее ее желание близости, которое беззащитный ребенок должен будет терпеливо сносить. В дальнейшем развитии это может привести к появлению у ребенка (а потом и у взрослого) явно выраженных сильных потребностей в независимости и свободе, прямо-таки к аллергии на стремление партнера к близости. Может дойти и до того, что такой ребенок в будущем вообще не вступит в любовные отношения с обязательствами. Часто люди, страдающие активным страхом привязанности, уже приходят в мир со скорее рассудительным, объективным складом характера. Люди же, которые ощущают в себе сильную потребность в близости и привязчивы, уже рождаются с натурой, нуждающейся в любви и гармонии. Поэтому, думая о личных импринтингах, мы можем задаться вопросом, какие качества нам, возможно, уже были даны в самом начале жизненного пути и насколько хорошо для этого подходили собственные родители, то есть в какой степени они дали простор детским предрасположенностям.

Родительский дом: учебный лагерь для любовных отношений

Как я уже упоминала, первые годы жизни человека имеют особое значение для развития внутренних программ, потому что именно в этот период осуществляются важные этапы развития мозга. Тогда же возникают глубинные обусловленности, которые мы называем импринтингами. Они определяют то, как мы воспринимаем себя и как интерпретируем реальность вокруг.

Конечно, помимо родителей, личные импринтинги определяют и другие люди, и факторы. Какое бы важное значение ни имело раннее детство, и в последующие годы развития, особенно в период полового созревания, может быть добавлен опыт, который имеет решающее значение для дальнейшей жизни человека. Кроме того, до самой смерти человек находится в процессе постоянного развития и может непрерывно обретать новый опыт и учиться чему-то новому. Тому, что я так сильно сосредоточилась на родителях и первых годах жизни, есть две причины. Во-первых, первые годы жизни накладывают особенный отпечаток. Во-вторых, мне хотелось бы, чтобы все было как можно проще и понятнее.

Эта книга была бы слишком объемной, если бы я стала рассматривать все возможные травмы, которые могут произойти в результате жизненных событий и из-за других людей. Однако мне хотелось бы настоятельно попросить вас подумать о своих травмах. Все соображения, которые я соотношу с родителями, вы можете связать с другими близкими людьми или событиями в жизни. Также вы можете применять упражнения, которые я предлагаю ниже, совершенно индивидуально, исходя из своей ситуации. Например, если вы говорите: «У меня это были не родители, а очень злой брат, недобрая бабушка, отвратительные одноклассники…» Я прошу вас, не стесняйтесь определять личные импринтинги относительно этих людей.

Наше восприятие определяется бессознательными программами, которые глубоко укореняются внутри благодаря жизненному опыту. Мы неспособны воспринимать происходящее объективно. Эта мысль совсем не нова – еще греческий философ Эпиктет говорил: «Нас беспокоят не вещи, а наша интерпретация их значения». Поэтому некоторые психологи и философы также призывают говорить не о восприятии, а о придании правдивости. То есть мы всегда придаем происходящему вокруг нас субъективный смысл, на который и реагируем. Это хорошо видно на примере Юлии и Роберта, приведенном выше. Таким образом, мы реагируем не на происходящие вовне события, а на нашу интерпретацию этих событий. Поэтому, если Роберт снова забудет о договоренности, которую он заключил с Юлией, то Юлия не подумает с полным основанием, что Роберт берет на себя слишком мало ответственности в отношениях, а решит: «Я не важна!» Это внутреннее убеждение, которое можно было бы назвать постулатом, она обрела в детстве, а Роберт постоянно его пробуждает. На объективируемое событие (забытое свидание) следует интерпретация («Я не важна»), из-за нее возникает чувство (обида/горе), а оно вызывает реакцию (плач, упреки, нытье). И так происходит со всеми нами: мы часто наблюдаем за поведением других людей через очки импринтингов своего детства.

Поэтому, если мы хотим понять собственную программу отношений, нам нужно заняться своими детскими импринтингами. Для этого не нужно забираться в самые отдаленные уголки души и прорабатывать все детство; вполне достаточно, если удастся найти ведущую тему и понять, в чем состоит ее суть. Вот почему на этом этапе я еще раз кратко расскажу о развитии ребенка с точки зрения желания привязанности, независимых способностей и самооценки.

Базовое доверие и отраженное восприятие самооценки

Люди приходят в мир вместе с основными физическими и психологическими потребностями. Сначала у новорожденного преобладают физиологические ощущения: голод, жажда, холод и т. д. Первые взаимодействия с близкими людьми полностью проксимальные. Потребности младенца удовлетворяются, в неблагоприятном случае – нет или удовлетворяются недостаточно. Делают это те, кто осуществляет за малышом уход. В первый год жизни возникает так называемое базовое доверие или базовое недоверие. Если кто-то приходит, когда младенец кричит, берет малыша на руки, ласкает и кормит, то на глубоком физиологическом уровне у ребенка возникает доверие к миру и другим людям, которое проявляется в чувстве того, что он желанен. Однако ребенок узнает о своей ценности не только через процедуры по уходу за телом, но и благодаря мимике своих заботящихся о нем людей. Если родители часто улыбаются и сияют, глядя на своего ребенка, это сигнализирует малышу, что мама и папа рады и счастливы быть с ним. Поэтому в психологии говорят об отраженном восприятии самооценки. В человеке на всю жизнь сохраняется глубинная обусловленность: мы стремимся к признанию со стороны окружающих и стыдимся, когда испытываем неприятие. Стремление к признанию и страх отказа – сильнейшие мотивы человека, которые служат потребности в привязанности. Если бы нам все было безразлично и ничто не смущало бы, то мы не были бы способны к адаптации. Мы стали бы асоциальными в прямом смысле этого слова. Потребность человека в самооценке и средство эмоционального давления – чувство стыда – регулируют его поведение в обществе.

Хорошо ли родители удовлетворяют основные психологические потребности в привязанности и самооценке ребенка, в значительной степени зависит от того, насколько они сами способны к привязанности и эмпатии. Родительская эмпатия считается основным критерием компетентности в воспитании. Как я уже говорила раньше, эмпатия – это мост от «я» к «ты» и, следовательно, неотъемлемая черта способности к привязанности. Особенно в первые годы жизни, когда младенец неспособен сформулировать свои потребности, он не может обойтись без того, чтобы опекуны не сопереживали ему в конкретной ситуации. Однако и в последующие годы развития очень важно, чтобы родители (или, по крайней мере, один из них) сопереживали желаниям, радостям и нуждам ребенка. Благодаря сопереживанию ребенок узнает, что он хороший такой, какой есть, и что его чувства оправданы. Это, конечно же, также означает, что он учится регулировать свои чувства и поведение. Например, если ребенок возвращается из детского сада очень грустным, потому что лучший друг не хотел с ним играть, чуткий родитель отразит его горе, например, сказав: «О, я могу понять, что тебе грустно, потому что Филипп не захотел с тобой играть». После того как чувство ребенка было названо и признано, чуткий родитель, возможно, предложит и решение: «Подожди немного. Может быть, завтра Филипп поведет себя совсем по-другому. А если нет – поиграешь с кем-нибудь еще». Благодаря этому ребенок учится одновременно нескольким вещам. 1. То, что я чувствую, называется «грустно». 2. Это чувство оправданно и 3. Решение для этого чувства существует. Также ребенок начинает относиться к другим чувствам, таким как радость, симпатия, гнев, стыд или ревность. Благодаря участливым формулировкам и комментариям близких малыш учится обозначать эти чувства и интегрировать их в себя. Это означает, что ему изначально можно испытывать все эмоции и учиться с ними справляться.

Если же родителям трудно сопереживать своему ребенку, то они (непреднамеренно) сигнализируют ему снова и снова, что его эмоции и потребности ненормальные. Это необязательно должно относиться ко всему спектру чувств; некоторые родители могут плохо справляться только с некоторыми из всех. Например, гнев – это такая эмоция, с которой возникает проблема у многих людей, либо потому, что они с трудом ее регулируют и слишком агрессивны, либо потому, что они хронически подавляют ее, то есть сдерживают агрессию. Те, кто сдерживает агрессию, узнали от родителей, что гнев нежелателен, плох или даже опасен, и, соответственно, научились его подавлять. Если позднее такие люди не проработают этот импринтинг, то передадут его дальше собственным детям. Таким образом, ребенок этих родителей, как когда-то мама и папа, должен подчиняться желаниям значимых взрослых и подавлять свой гнев. То есть ради адаптации он отказывается от части своей аутентичности. Во избежание недоразумений важно уточнить следующее: все, сказанное выше, не означает, что ребенок должен безудержно проявлять свой гнев – конечно, ему необходимо научиться регулировать свои чувства (а еще по мере развития причины для гнева изменятся благодаря успешному воспитанию). Однако ребенку важно знать, что гнев – это эмоция, которая разрешена. Она является жизненно важным выражением самоутверждения и нужна человеку, чтобы понять и обозначить свои границы.

Чтобы справиться с гневом детей, родителям было бы лучше всего не принимать эмоции своего ребенка слишком близко к сердцу. Однако у некоторых матерей и отцов возникают проблемы, когда ребенок отгораживается от них, как это очень часто происходит, например, в так называемом возрасте упрямства. Чтобы успешно противостоять родителям, ребенок использует агрессию расставания и тогда сердито вопит матери: «Уходи!» Эта формулировка, конечно, не особенно вежливая, но на стадии развития трехлетнего ребенка, который еще не может почувствовать душевное состояние своих родителей, она вполне уместна. Однако некоторые родители, самооценка которых неустойчива, принимают такие вспышки гнева детей слишком близко к сердцу и реагируют на них либо неоправданно сильным собственным гневом, либо с грустью и разочарованием. Если родители в следующий раз снова отреагируют очень гневно, то ребенок испугается и усвоит, что самоутверждение опасно. Если родители в следующий раз снова отреагируют с разочарованием и печалью, то ребенок усвоит, что травмирует других, когда отстаивает свои границы, и что он отвечает за чувства своих родителей. Этот опыт запечатлевается в мозгу человека как основная схема поведенческой программы.

Таким образом, хорошие родители не только удовлетворяют желание привязанности своего ребенка, но и демонстрируют понимание его потребностей. Развитие детской независимости переплетается с врожденным стремлением к исследованию, которое заставляет ребенка изучать свое окружение с любопытством и любознательностью. У детей есть сильное стремление к тому, чтобы понять вещи вокруг себя и получить контроль над ними. Вот почему малыши любят определенные игры, например, раз за разом бросать игрушку на пол в надежде, что взрослый ее снова поднимет. Этим способом они тренируют свою так называемую самоэффективность, то есть выясняют, что могут иметь некоторое влияние на свое окружение. Ощущение возможности оказать влияние, а не просто быть зависимым от межличностных отношений является и основным признаком независимого переживания. Вот почему важно, чтобы детям можно было когда-то добиться своего и приводить аргументы в рамках своих возможностей. Благодаря этому они узнают, что иметь собственное мнение – нормально и что борьба за него может стоить того. В то же время волеизъявление ребенка, конечно, не должно быть единственным мерилом действий родителей; в конце концов, ребенок должен научиться и адаптироваться. Привязанность и независимость постоянно взаимодействуют и конкурируют друг с другом. Адаптация, которая нужна для привязанности, должна быть усвоена так же, как и самоутверждение, которое важно для независимости. Для привязанности необходимо всегда отказываться от части независимости, а для независимости – от части привязанности. Требуется постоянный баланс между обеими потребностями, и в самом благоприятном случае человек получает то, чему научился к тому времени, как стал взрослым. Однако часто этого не случается: многие люди слишком адаптивны, другие – слишком мятежны, третьи колеблются между обеими крайностями.

Наконец, следует отметить, что родители оставляют глубокий след в детях не только своими действиями воспитательного характера, но и благодаря функции примера. В конце концов, дети отождествляют себя со своими родителями, особенно с родителем своего пола как с ролевым образцом. Например, некоторые матери показывают дочерям пример ничтожной самостоятельности, слишком сильно и с опаской адаптируясь к мужу и ставя себя в эмоциональную и финансовую зависимость от него. Или отцы показывают сыновьям пример слабо выраженных отношений привязанности, часто отсутствуя дома как физически, так и эмоционально. Конечно, отсутствующий отец оставляет след и в дочери, так же, как и зависимая мать в сыне. Итак, если вы хотите понять, какие импринтинги были усвоены в родительском доме, необходимо принять во внимание функцию примера родителей.

Родительское поведение, которое разочаровывает ребенка в привязанности, это физическое и душевное отсутствие, недостаток эмоциональной теплоты и эмпатии, жесткая авторитарность, недостаток сочувствия, уничижение, жестокое обращение, пренебрежение.

Родительское поведение, препятствующее развитию независимости, заключается в следующем: чрезмерная привязанность, жесткая авторитарность, подавление независимости ребенка, недостаток поощрения, боязнь разлуки (по крайней мере, со стороны одного родителя, который не может отпустить ребенка), а также недостаток независимости родителя, который служит примером идентификации по полу.