Текст книги "Дом Цепей"

Книга вторая.
ХОЛОДНОЕ ЖЕЛЕЗО

 
И складки есть в той Тени,
Скрывающие целые миры…
 

Фелисин. Призыв к Тени

Глава пятая

 
О горе, горе павшим
В арэнских закоулках…
 

Автор неизвестен

Дюжий солдат ударил сапогом по хлипкой двери, исчезнув в сумраке проема. Следом за ним туда же шагнули и остальные бойцы взвода. Вскоре изнутри донеслись крики и треск ломающихся скамеек и стульев.

Гамет вопросительно поглядел на командующего Блистига. Тот лишь пожал плечами.

– Согласен, можно было бы действовать и поделикатнее. Но они ведь вломились не в чей-то дом, а в таверну, хотя эта зловонная яма вряд ли заслуживает такого названия. В нынешние времена отнюдь не помешает лишний раз продемонстрировать нашу силу.

– Вы меня не поняли, – сказал ему Гамет. – Просто не верится, что ваши солдаты все-таки сумели найти его здесь.

Этот простой разговор тяжело давался командующему. На его широком лице выступил пот.

– Других мы находили в местах и похуже, господин кулак. Сокрушенные сердцем норовят поглубже спрятаться от мира.

«Кулак, – мысленно повторил Гамет и невольно поморщился. – Официальный титул высших малазанских командиров и наместников в завоеванных городах. Кому-то он ласкает слух, а мне так, напротив, голодным псом вгрызается в кишки».

– У адъюнктессы нет времени утешать сокрушенных сердцем, господин командующий.

– Было бы странно ожидать, что ее прибытие раздует огонь отмщения. Бесполезно ворошить остывший пепел – он все равно не запылает. Не поймите меня превратно: я искренне желаю, чтобы нашей адъюнктессе сопутствовала Опоннова удача.

– Мы ждем от вас большего, нежели просто добрые пожелания, – сухо ответил на эти цветистые слова Гамет.

На улицах не было ни души. Полуденный зной всегда разгонял горожан по домам. Однако и в другое время суток Арэн был совсем иным, чем прежде. Оборвалась торговля с севером. Пустовала гавань, если не считать малазанских военных кораблей и нескольких рыбачьих суденышек. Чувствовалось, что местные жители напуганы.

Из таверны, которая и впрямь больше смахивала на притон, солдаты выволокли какого-то старика в лохмотьях. Он почти не сопротивлялся. От его тряпок воняло блевотиной. Клочки седых волос висели сальными сосульками, а кожа посерела от грязи. Ругаясь последними словами, бойцы Арэнского гарнизона потащили старика к повозке.

– Чудо, что мы его вообще разыскали, – возобновил разговор Блистиг. – Я думал, он не вынес случившегося и утопился.

Забыв про свой новый титул, Гамет повернулся и плюнул на булыжники мостовой.

– Вы как будто насмехаетесь над нами, Блистиг! Неужели к прибытию адъюнктессы нельзя было создать хотя бы видимость военного порядка? Видимость власти, Худ вас побери!

Командующий гарнизоном одеревенел. Солдаты, забыв про старика, внимали тому, что вовсе не предназначалось для их ушей. Блистиг подошел к Гамету почти вплотную.

– А теперь слушайте меня, и слушайте внимательно, – сердито зашептал он, чувствуя, как начинает дергаться его израненное лицо. – В тот день я стоял на стене и видел все собственными глазами. И каждый из моих солдат тоже был тому свидетелем. Мы видели, как убивали Колтейна и остатки Седьмой армии. А Пормкваль ходил кругами, точно кастрированный кот, и лишь сотрясал воздух пустыми угрозами. Достаточно было послать отряд всадников с арбалетами, и они разнесли бы в клочья все это отребье Ша’ик. Так нет, он «берег» малазанских солдат. Вместе с «Собачьей цепью» в Арэн пришли историк Дукер и двое юных виканских колдунов. Они умоляли Пормкваля спасти Колтейна. Где там! Опять лишь громкие слова и никаких действий. Зато потом Пормкваль вытолкнул за ворота десять тысяч малазанских солдат и велел им преследовать отступающего противника, а когда они попали в ловушку – приказал сложить оружие. Каково? Если бы один из моих капитанов не выведал, что Маллик Рэл служит Ша’ик, и не приказал солдатам гарнизона вернуться обратно в Арэн, мне бы сейчас было некем командовать… Так какая еще видимость военного порядка вам нужна, господин кулак?

Гамет молча выслушал тираду Блистига. Уже не в первый раз командующий гарнизоном выплескивал при нем свой гнев. С момента прибытия в Арэн Гамета сделали связующим звеном между Блистигом и адъюнктессой. За это время перед ним промелькнуло достаточно различных лиц и судеб. «Собачья цепь» – так называли громадный караван малазанских беженцев, которых Колтейн несколько месяцев вел из Хиссара в Арэн и только на подступах к городу поручил заботам имперского историка Дукера. Гамет встречался и беседовал с бывшими беженцами. Говорил он также и с теми, кто все это время находился в Арэне. В осажденном Арэне. Адъюнктесса рассчитывала, что в каждом из них вспыхнет желание отомстить, что они двинутся вместе с ее армией на разгром Ша’ик и своим знанием местных особенностей помогут зеленым новобранцам. Но дни шли, и Гамет все яснее понимал: надеждам Таворы не суждено оправдаться. Вместо жаждущих отмщения он видел сокрушенных сердцем. Даже не сокрушенных, а… Правильнее сказать, что сердца этих людей были разорваны в клочья, растоптаны и даже уничтожены.

Блистиг, разумеется, знал о ежедневных докладах Гамета адъюнктессе. Но похоже, командира гарнизона мало заботило, что все его гневные слова и резкие суждения могут достичь ушей Таворы. Видно, Опонны благоволили командующему, ибо до сих пор Блистиг не передавал адъюнктессе его опрометчивые высказывания и ограничивался лишь краткими сообщениями, воздерживаясь от собственных замечаний.

Когда командующий выплеснул свое негодование и умолк, Гамет подошел к повозке, где лежал пьяный старик. Солдаты тут же попятились от него в разные стороны, словно от прокаженного.

– Значит, это и есть Прищур, – растягивая слова, произнес кулак. – Тот самый лучник, убивший Колтейна.

– Проявивший по отношению к нему милосердие, – сердито поправил Гамета один из солдат.

– Однако сам он явно так не думает.

Старик молчал.

– Отвезите его в казарму, – приказал солдатам Блистиг. – Там дочиста отмойте, найдите ему одежду и заприте под замок.

– Будет исполнено, господин командующий.

Возница хлестнул тощую лошадь, и повозка загремела по мостовой.

– Я прекрасно понимаю, чего вы добиваетесь, – сказал Блистигу Гамет. – Разжалования, ареста и отправки на ближайшем корабле в Унту. Только не выйдет! Ни адъюнктессу, ни меня не заботит, хотите вы воевать или нет. Мы должны нанести ответный удар по Ша’ик и всем бунтовщикам. Мы готовим войну, и вы нам нужны. Вы и все эти солдаты… с сокрушенными сердцами!

– Лучше бы мы тогда погибли, – вырвалось у Блистига.

– Но вы не погибли. У нас три легиона новобранцев. Молодых, неопытных, но готовых проливать кровь мятежников. Мы не хотим гнать их на убой. Весь вопрос в том, чему вы и ваши солдаты сможете их научить?

Блистиг вспыхнул.

– Как же все переменилось! Адъюнктесса производит в кулаки бывшего капитана стражников из своего поместья, а от меня ждет…

– Между прочим, этот, как вы изволили выразиться, бывший стражник поместья начинал службу в Первом полку Четвертой армии. И о Виканских войнах знает не из сочинений Дукера и прочих историков. Я, да будет вам известно, прослужил в армии двадцать три года и Колтейна видел еще в те времена, когда вы держались за мамкин подол. А потом меня ранили в грудь копьем, да так тяжело, что все думали, что мне конец. Но я выжил. И тогда мой командир по доброте душевной отправил меня в Унту. Как говорится, на покой. Да, я командовал стражниками в доме Паранов и считаю, что вполне это заслужил.

Блистиг переварил его слова и криво улыбнулся.

– Тогда вы не хуже моего понимаете, что ждет адъюнктессу и ее армию в семиградских песках.

Гамет поморщился, но ничего не сказал в ответ.

Оба малазанца молча уселись в седла.

– Сегодня с острова Малаза должен прибыть последний транспортный корабль, – нарушил молчание Гамет. – Адъюнктесса приказала всем старшим офицерам ровно в восемь быть у нее.

– Зачем?

«Ох, Блистиг, была бы моя воля, я бы поговорил с тобой совсем по-другому».

– Об этом вы узнаете от нее. Мне только велено передать приказ.

Широкое устье Мениха заканчивалось Арэнской бухтой, куда река несла свои мутные зловонные воды; на расстоянии полулиги от берега мусора еще было предостаточно. Прислонившись к перилам правого борта, Струнка мысленно посочувствовал обшивке корабля, вынужденной соприкасаться с такой дрянью, а затем перевел взгляд на приближающийся город.

Струнка поскреб пальцами колючую щетину на подбородке. Медно-рыжая в молодости, теперь она все заметнее становилась седой. Однако у солдата были свои причины радоваться этому обстоятельству.

Арэн почти не изменился, если не считать опустевшей гавани. То же дымное облако, висящее над городом; тот же бесконечный поток нечистот, исторгаемый в Ловцову Бездну, как малазанцы называли Менингалльский океан.

Форменный головной убор, который Струнке выдали на вербовочном пункте, был узковат и натирал затылок. Бедняга чуть не плакал, когда ему пришлось выбросить старый. Расстался он также и с изодранным кожаным мундиром, и с оружейным поясом, некогда снятым с охранника фалах’да, который больше уже не нуждался ни в каких поясах. О прежней жизни Струнке напоминала только одна вещь, надежно спрятанная на самом дне заплечного мешка.

«И лучше, если ее никто никогда не увидит».

Краешком глаза Струнка заметил, что к нему подошел офицер, который небрежно облокотился о перила и разглядывал очертания Арэна. Однако солдат и не подумал отдать ему честь. Лейтенант Раналь являл собой самый отвратительный тип малазанского командира. Отпрыск благородного семейства; офицерское звание наверняка было куплено на родительские деньги где-нибудь на Квон-Тали. Высокомерный, неуступчивый, всегда считающий себя правым и готовый в припадке гнева схватиться за меч. Таких в армии называли «ходячим смертным приговором для подчиненных». Окажись сейчас на месте Струнки какой-нибудь зазевавшийся новобранец, Раналь получил бы истинное удовольствие, распекая раззяву. Но сегодня Опонны явно не благоволили лейтенанту.

Раналь, происходивший из старинного аристократического рода, очень гордился чистотой своей крови. Высокий блондин, белокожий и широкоскулый, с прямым носом и полными губами. Струнка возненавидел его с первого взгляда.

– Вообще-то, начальство принято приветствовать, – с наигранным равнодушием произнес Раналь.

– Есть дурная примета, господин лейтенант: стоит отсалютовать офицеру, как его вскоре могут убить, – ответил Струнка.

– Прямо здесь, на борту военного корабля?

– Ну почему же здесь? Мы ведь не на прогулку плывем.

– Мне с самого начала было ясно, что ты служил в таких местах, где офицеров не больно-то жаловали, – сказал Раналь, любуясь собственными длинными гибкими пальцами в черных перчатках. – С тобой вообще все как-то странно получилось. Явился на вербовочный пункт чуть ли не в последнюю минуту, офицеру ничего толком о себе не рассказал. Уж не знаю, что он в тебе такого разглядел, коли посоветовал сделать тебя сержантом… Но лично меня это настораживает.

Струнка в ответ лишь пожал плечами:

– Вам виднее, господин лейтенант.

Водянистые голубые глаза Раналя переместились на панораму Арэна.

– Я нахожу все это странным, – продолжал он. – И знаешь почему?

– Никак нет, господин лейтенант. Расскажите, если сочтете нужным.

– Сочту. Мне кажется, что ты – дезертир.

Струнка перегнулся через перила и смачно плюнул в бурую воду. После чего промолвил:

– Я повидал достаточно дезертиров, и каждый по-своему объяснял, почему он свалил из армии. Но было у них всех и кое-что общее.

– Что же?

– Никто из дезертиров не стремился вернуться в армию… Всего доброго, господин лейтенант. Желаю вам сполна насладиться пейзажем!

И, повернувшись, Струнка направился на среднюю палубу, где разлеглись трое молоденьких новобранцев. Хотя их и записали в военные моряки, все трое никак не могли привыкнуть к качке. Чувствовалось, что они ждут не дождутся момента, когда под ногами вновь окажется не палуба, а суша.

– Лейтенант Раналь поди мечтает увидеть вашу голову на блюде, – заметил один из парнишек.

Струнка вздохнул и закрыл глаза, подставив лицо послеполуденному солнцу.

– Знаешь, Корик, лейтенант может мечтать о чем угодно. Весь вопрос в том, получит ли он желаемое.

Корик был наполовину сетийцем; его плоское лицо обрамляли длинные черные волосы.

– Ну да, пока что Раналь получил под свое командование нас, зеленых юнцов, – кивнул он.

– В армии любят перемешивать опытных солдат с новобранцами, – пояснил Корику Струнка. – Уж поверьте мне, ребятки, что бы там ни болтали про Арэн, в городе остались те, кто пришли туда с «Собачьей цепью». Еще я слышал, в гавань прибыл целый корабль с ранеными виканцами и военными моряками, что сопровождали караван. Благодаря умному командиру уцелел Арэнский гарнизон. Добавим сюда также «красных клинков» и корабли береговой охраны. Ну и наконец, флот адмирала Нока. Хотя вряд ли адмирал согласится отдать своих людей.

– Какой еще флот? – удивилась молоденькая новобранка. – Нам говорили, что мы будем воевать в пустыне.

Струнка открыл глаза. Совсем еще девчонка, и очень похожа на другую девчонку, с которой ему довелось шагать по военным тропам. Невольно вздрогнув при виде такого сходства, он сказал:

– Адъюнктесса будет последней дурой, если растащит флот по кускам. Нок готов начать битву за возвращение городов побережья. Если бы не идиотские приказы, он бы давно уже ее начал. Империя нуждается в надежных портах. Без них нам нечего и мечтать о возвращении Семиградья под малазанское правление.

– Знаете, папаша, судя по тому, что я слышала про Тавору, она и есть последняя дура, – отозвалась его собеседница. – Этакая фифа из высокородных. Один Худ знает, зачем такую вообще назначили адъюнктессой.

Струнка хмыкнул. Скверно, если девчонка окажется права в своих дерзких суждениях. Но как бы то ни было, Тавора – родная сестра капитана Парана. Во время событий в Даруджистане капитан оказался не робкого десятка. И дураком его никак не назовешь.

– Извините, папаша, а откуда у вас такое диковинное имя – Струнка? – не унималась новобранка.

– Долгая история, – улыбнулся тот, кого в прежней жизни называли Скрипачом. – И сделай милость, не набивайся ко мне в дочки. Никакой я тебе не папаша.

Кольчужные перчатки упали на стол, подняв облачко пыли. Подкладка ее доспехов намокла от пота; капли скатывались по ложбинке между грудей. Лостара Йил сняла шлем и уселась на шатающийся стул. В это время служанка принесла заказанную посетительницей кружку эля.

Лостару привела сюда записка, которую передал ей какой-то уличный мальчишка. На лоскутке зеленого шелка изящным почерком было выведено по-малазански:

Когда начнет смеркаться, приходи в «Таверну Танцора».

Это послание скорее вызвало у женщины раздражение, нежели заинтриговало ее.

«Таверна Танцора» была невелика. Время, когда стены заведения радовали глаз белизной, давно миновало. Теперь сквозь трещины в посеревшей штукатурке темнели кирпичи. Остальное пространство покрывал замысловатый узор из красных, желтых и бурых пятен. Наверное, здесь было принято выплескивать на стены остатки эля и вина. Убогий вид довершали гнилые потолочные балки и клубы пыли, освещенные предзакатным солнцем, которое проникало сюда через щели ставен. Пока Лостара разглядывала помещение, пена в ее кружке успела осесть, обнажив напиток тускло-янтарного цвета.

Кроме Лостары Йил, в таверне находилось еще трое посетителей. Двое сидели у окна, увлеченные игрой в кости. Третий, бормоча что-то невнятное, замер возле стены, где была прорыта специальная канава, чтобы можно было справлять малую нужду.

Капитан «красных клинков» пришла раньше назначенного времени. Ей хотелось поскорее узнать суть этой загадочной истории (если тут вообще была какая-либо загадка). Лостара почти сразу догадалась, кто прислал ей записку. Отчасти она была даже рада снова увидеть этого красивого и обходительного мужчину. Правда, подобные мысли, как подозревала капитан, объяснялись слабостью женской природы. А вообще-то, у нее имелись серьезные обязательства перед ее командиром Тином Баральтой и перед всеми «красными клинками». Адъюнктесса Тавора почему-то не торопилась включать их в состав своей карательной армии. Более чем странное промедление, если учесть, что в Арэне сейчас не так уж много боеспособных воинов и еще меньше – опытных, хорошо знающих местные условия и особенности.

В отличие от солдат Арэнского гарнизона – уставших, подавленных и не желающих воевать, – «красные клинки» были готовы хоть сегодня выступить в поход. Ведь, охраняя «Собачью цепь», погибли их товарищи. А месть, как известно, не имеет срока давности.

Мысли Лостары вновь вернулись к адъюнктессе. Никто, даже Тин Баральта, трижды встречавшийся с Таворой, не сумел разгадать ее замыслов. А что, если Тавора просто-напросто не доверяет «красным клинкам»?

«Может, мы напрасно тешим себя надеждами? У адъюнктессы было достаточно времени, чтобы определиться. Интересно, станем ли мы частью ее армии? Будет ли нам позволено воевать с фанатиками Дриджны?»

Сплошные вопросы без ответов.

Положение, прямо скажем, аховое. А она сидит сейчас здесь, в этой задрипанной таверне, и лишь понапрасну тратит время.

Дверь широко распахнулась.

Это и впрямь оказался тот человек, на которого она подумала. На нем были серый блестящий плащ и зеленые кожаные доспехи. Загорелое лицо приветливо улыбалось.

– Ну, здравствуй, капитан Лостара Йил! Ты даже не представляешь, до чего я рад вновь тебя видеть!

Он прошел к ее столику, небрежным жестом остановив заспешившую было к нему служанку, уселся напротив Лостары и буквально из воздуха достал два хрустальных бокала. Следом за ними – и тоже неведомо откуда – появилась блестящая черная бутылка с длинным узким горлышком.

– Дорогая, я бы не советовал тебе рисковать здоровьем и пробовать местный эль, да еще в сомнительных заведениях вроде этого. Думаю, красное вино – более достойный напиток, чтобы отметить нашу встречу. Оно с виноградников южного Гриса, где, насколько мне известно, растет лучший в мире виноград. Тебя удивляет, откуда я это знаю? Ничего удивительного, милочка. Просто я очень заинтересован в дальнейшей судьбе этих плантаций.

– Что тебе нужно от меня, Жемчуг? – спросила Лостара.

Жемчуг наполнил бокалы малиново-красным вином.

– Во мне бушуют воспоминания о нашей первой встрече и о том, что нам обоим пришлось тогда пережить. Давай выпьем за прекрасное прошлое. Невзирая на все превратности судьбы, мы оба остались живы, и это самое главное.

– Согласна, – кивнула Лостара. – А потом наши дороги неожиданно разошлись. Твоя, насколько я вижу, привела тебя к успеху. Моя же окончилась темницей.

Коготь вздохнул:

– Увы! Пормквалю следовало бы хорошенько подумать, кого он выбирает себе в советники. Но теперь ты и твои соратники из отряда «красных клинков» снова на свободе. Вам вернули оружие, и вы, надеюсь, заняли достойное место в армии адъюнктессы.

– Лично я в этом сильно сомневаюсь.

Жемчуг вопросительно изогнул брови.

Лостара сделала глоток, едва обратив внимание на вкус вина. И пояснила:

– Пока что Тавора не сказала ничего определенного о дальнейшей судьбе «красных клинков».

– Быть этого не может!

– Довольно уже игр, Жемчуг! – не выдержала Лостара. – Ты наверняка прекрасно осведомлен о замыслах новой адъюнктессы.

– Увы, дорогая, вынужден тебя разочаровать. Об этом мне известно не больше твоего. Признаюсь, я крупно ошибся, решив, что Тавора постарается как можно скорее возместить ущерб, нанесенный вашему славному воинству. Я уж не говорю о том, что у меня просто в голове не укладывается, как можно усомниться в верности «красных клинков».

Жемчуг отпил несколько глотков, после чего откинулся назад.

– Давай рассуждать логически. Если бы вам не доверяли, то не стали бы освобождать и возвращать оружие. Значит, вы вольны идти, куда пожелаете. А вы не пытались добиться аудиенции у Таворы?

– Адъюнктесса никого не пускает дальше зала для совещаний.

– Здесь вы не одиноки, дорогая, – улыбнулся коготь. – Насколько я слышал, Тавора и впрямь общается лишь с людьми из ближайшего своего окружения, которых привезла из Унты. Однако я думаю, положение скоро изменится.

– С чего бы это вдруг?

– Сегодня вечером состоится военный совет, на который приглашены и твой командир Тин Баральта, и командующий Блистиг, и некоторые другие, чье появление, полагаю, удивит очень многих.

Жемчуг умолк. Его зеленые глаза были устремлены на Лостару.

– Если и впрямь так, – произнесла она, – тогда я должна возвращаться к Тину Баральте.

– Замечательное решение, только… не совсем правильное.

– Хватит уже туманных речей, Жемчуг! Говори прямо.

Коготь долил вина в бокал сотрапезницы.

– При всей недоступности адъюнктессы мне все же удалось предложить ей одну идею, и, представь, Тавора одобрила мой замысел.

– Какой еще замысел? – спросила Лостара, устав от витиеватой речи Жемчуга.

– Увы, сентиментальные чувства когда-нибудь меня погубят, – вздохнул коготь. – Знаешь, я просто наслаждаюсь воспоминаниями о том удивительном времени, когда мы с тобой действовали сообща. Эти воспоминания так дороги мне, что я решил их воскресить. И предложил адъюнктессе сделать тебя моей помощницей. Разумеется, твой командир поставлен в известность.

– Да ты никак забыл, что я – капитан «красных клинков»? – вспыхнула Лостара. – Не коготь, не лазутчица и не уб… – Она осеклась.

– Мне больно слышать такие слова, – сделав большие глаза, вздохнул Жемчуг. – Но сегодняшний вечер поистине волшебный, и потому я охотно прощаю тебе твое неведение. Хотя ты и не видишь различия между тонким искусством ликвидации противника и обыкновенным грубым убийством, уверяю тебя, оно существует. Однако поспешу развеять твои страхи: дабы осуществить миссию, которая ожидает нас с тобой, не потребуется прибегать к этому искусству. Поверь, дорогая, я выбрал тебя не только потому, что мне исключительно приятно находиться в твоем обществе. Ты обладаешь двумя качествами, весьма ценными для выполнения предстоящей задачи. Ты – уроженка Семиградья. Это первое твое бесспорное достоинство. Второе и более важное – верность Малазанской империи. Сие, правда, потребуется подтвердить.

«Вот и появилась какая-то определенность в моей дальнейшей судьбе, – подумала Лостара Йил. – Хотя такого поворота я ожидать никак не могла».

– Понятно, – сказала она Жемчугу. – Что ж, я в твоем распоряжении.

Коготь лучезарно улыбнулся.

– Замечательно. Я всегда верил в тебя.

– И что же это за миссия?

– Подробности мы узнаем нынешним вечером, после личной встречи с адъюнктессой.

– Неужели ты совсем ничего не знаешь? – недоверчиво передернула плечами Лостара.

Улыбка Жемчуга стала еще шире и лучезарнее.

– Представь себе, дорогая, ничего. Ну как, это будоражит тебе кровь?

– Значит, тебе не известно, придется ли прибегать, как ты выразился, к «тонкому искусству ликвидации противника».

– Трудно сказать. Но о грубом убийстве абсолютно точно не может быть и речи. А сейчас, дорогая, допей это прекрасное вино, и идем. Нам надо вовремя быть в резиденции верховного кулака. Я слышал, адъюнктесса терпеть не может, когда опаздывают.

Все приглашенные на совещание появились заблаговременно. Гамет стоял рядом с дверью, из-за которой должна была выйти адъюнктесса. Новоиспеченный кулак прислонился к стене и скрестил руки на груди. Зал для собраний был не слишком просторным и не отличался высокими потолками. Его стены видели и слышали немало длинных и скучных заседаний. Однако грядущая встреча обещала быть весьма интересной. Но все равно бывший капитан стражников в доме Паранов испытывал некоторую робость.

Разумеется, за долгие годы службы Гамет накопил опыт и знания, однако, как ни крути, то были опыт и знания простого солдата, которому никогда не доводилось присутствовать на военных советах. Существенный пробел, что говорить, и новый высокий чин восполнить его не в состоянии. И сам Гамет, и высшие офицеры, приглашенные на совещание, прекрасно понимали, кому он обязан своим неожиданным взлетом. Тавора с детства знала: в родительском доме есть человек, которому можно поручить что угодно, и все будет сделано наилучшим образом. Будущая адъюнктесса привыкла командовать Гаметом и не помнила случая, чтобы он когда-нибудь не выполнил ее приказа. И теперь она намеревалась возложить на старого солдата ни много ни мало управление целой Четырнадцатой армией. Да, именно так: Тавора видела его не столько военачальником (что предполагала верховного должность кулака), сколько управляющим, хотя и держала свои соображения в тайне от окружающих.

Все это лишило Гамета привычной уверенности. Он и сам понимал: суровый тон и прочие внешние атрибуты – не более чем способ скрыть свое несоответствие должности, на которую вознесла его воля Таворы. Офицеры, находившиеся сейчас в этом помещении, давно и успешно командовали сотнями, тысячами таких солдат, как он сам. Больше всего новоиспеченному кулаку хотелось забиться в дальний угол и ничем не привлекать к себе внимания. Но положение обязывало его стоять здесь, на виду у всех.

В полудюжине шагов от Гамета адмирал Нок негромко беседовал с Тином Баральтой, командиром «красных клинков». Блистиг избрал себе противоположный конец стола, чтобы быть как можно дальше от глаз адъюнктессы.

Взгляд Гамета снова и снова возвращался к рослому адмиралу. Если не считать Дуджека Однорукого, Нок был последним командиром эпохи императора Келланведа.

«Единственный адмирал, который… не пошел ко дну».

После внезапной гибели двух братьев-напанцев, Урко и Картерона Крастов, Нок стал главнокомандующим военно-морскими силами Малазанской империи. Когда тревожные слухи о готовящемся мятеже приобрели такой размах, что более игнорировать их было уже нельзя, императрица отправила Нока в Семиградье. Флотилия адмирала состояла из ста семи кораблей. Если бы верховный кулак Пормкваль не приказал судам уйти из Хиссара в Арэн, а вместо этого поддержал Колтейна, наверняка до «Собачьей цепи» дело бы не дошло. Скорее всего, и само восстание сумели бы подавить в считаные дни. Теперь же вернуть захваченные бунтовщиками портовые города будет не так просто, наверняка не обойдется без кровопролития. О том, что делалось у Нока в душе, какие мысли и чувства одолевали адмирала, можно было только догадываться. Лицо его оставалось холодно-учтивым и непроницаемым.

Тин Баральта. Неистовый командир эрлитанских «красных клинков», заведомо ложно обвиненных трусливым Пормквалем в предательстве. Каково это было для воинов, чьи товарищи сражались под командованием Колтейна и погибли, защищая «Собачью цепь»? Едва только Пормкваль покинул Арэн, Блистиг распорядился немедленно выпустить арестованных и вернуть им оружие. Естественно, Баральту волновала дальнейшая участь его подчиненных. Какое место отведут «красным клинкам» в Четырнадцатой армии? Вероятно, и спрятавшийся в дальний конец помещения Блистиг думал сейчас о том же: куда адъюнктесса поместит солдат его гарнизона и оставшихся в живых воинов «Собачьей цепи»?

Гамет при всем желании был бессилен им помочь. Тавора никогда не делилась с ним своими замыслами. Даже в прошлом, когда он управлял родительским домом. Всегда только приказы и распоряжения.

Дверь открылась.

Одеяние адъюнктессы, при всей его добротности, выглядело простым и каким-то бесцветным. Под стать ее глазам, ее коротко стриженным рыжеватым волосам, уже тронутым сединой, и жесткому, бесстрастному лицу. Тавора была довольно рослой женщиной, однако ее бедра казались несколько шире, а грудь – тяжелее, чем того требовали пропорции тела. О высоком имперском титуле свидетельствовали лишь ножны с отатараловым мечом. В руках она держала несколько свитков.

– Можете сидеть или стоять, господа, кому как удобнее, – сказала Тавора, усаживаясь в резное, богато украшенное кресло, когда-то принадлежавшее Пормквалю.

Нок и Тин Баральта сели. Гамет, немного помявшись, последовал их примеру.

Спину адъюнктесса держала безупречно прямо, не позволяя себе прислоняться к мягкой спинке кресла.

– Тема нашего совещания – реорганизация Четырнадцатой армии, – начала Тавора. – Вас, адмирал Нок, я тоже прошу остаться.

Пододвинув к себе первый свиток, она развязала скреплявшие его ленточки.

– Итак… Мы располагаем тремя легионами: Восьмым, Девятым и Десятым. Восьмой легион поступает под начало кулака Гамета. Девятым будет командовать кулак Блистиг, а Десятым – кулак Тин Баральта. Каждому из них предоставляется право самостоятельно подобрать себе офицеров, которые будут находиться в их подчинении. Советую выбирать тщательно, всесторонне обдумав каждую кандидатуру. Вам, адмирал, я приказываю освободить старшего офицера Алардис от всех обязанностей, поскольку отныне она будет командовать Арэнским гарнизоном.

Тавора развернула второй свиток.

– Что касается солдат, сопровождавших «Собачью цепь», а также всех остальных разрозненных воинов, волею обстоятельств оказавшихся в Арэне, – все они будут рассредоточены по трем названным легионам. Все прежние подразделения, где служили упомянутые бойцы, вне зависимости от их численности, отныне считаются расформированными.

Адъюнктесса подняла глаза. Гамет не знал, заметила ли она потрясение, отразившееся на лице каждого из командиров. Если и заметила, то умело это скрыла.

– Через три дня я проведу смотр ваших войск. На этом все. Более никого не задерживаю.

Собравшиеся молча встали.

– Кулак Блистиг, возьмите, – произнесла Тавора, подавая ему свиток. – И вы тоже, кулак Баральта. Полагаю, у вас есть потребность уединиться в одной из комнат и обсудить взаимодействие между легионами. Вы, кулак Гамет, сможете присоединиться к ним позже. Пока же прошу вас остаться при мне. С вами, адмирал Нок, я хочу побеседовать несколько позже. Пожалуйста, никуда не уходите из дворца.

– Я буду в малой гостиной, госпожа адъюнктесса.

– Прекрасно. Когда я освобожусь, то пошлю за вами.

Все офицеры, за исключением Гамета, покинули зал собраний. Едва за ними закрылись двери, адъюнктесса встала с кресла и прошла к шпалерам, украшавшим противоположную стену зала.

– Посмотри, Гамет, какой прихотливый узор, – промолвила Тавора, проводя рукой по ткани. – В этом – все Семиградье. Целый континент, буквально помешанный на тайнах и намеках.

Когда они оставались наедине, Тавора по давней привычке обращалась к старому солдату на «ты».

– Как быстро мы управились, – продолжала она. – Теперь можем позволить себе небольшую передышку. Хорошо, что никто из полководцев и не подумал возражать.

– Я думаю, госпожа адъюнктесса, все трое просто-напросто потеряли дар речи. Они ведь привыкли к прежнему имперском стилю командования: обсуждениям, спорам, выдвижению встречных предложений.