Текст книги "Дом Цепей"

Неподалеку, в нескольких десятках шагов, покачивалась на волнах их быстроходная лодка с ярко-красным парусом и светло-синими бортами. Золотистый узор, нанесенный вдоль кромки бортов, давно облупился, и теперь следы его были заметны лишь при ярком солнце. Эту лодку они приобрели у одного ростовщика в Кане. Престол Тени посулил переместить Крокуса, Апсалар и ее отца прямо на дорогу близ деревни, но обещания своего не сдержал, и они очутились в одном из извилистых закоулков Кана. Путь до родной деревни Апсалар и Реллока был неблизким, а все мечты о лошадях или судне разбивались о полное безденежье. А потом ростовщик, к которому они обратились, вдруг сказал, что готов отдать им свою лодку в обмен на некую «необременительную работу». Ему требовалось… убрать троих человек.

Крокус пережил тогда просто ужасную ночь. Одно дело упражняться с ножами и втыкать их в воображаемую жертву, представляя себя непобедимым убийцей, и совсем другое – по-настоящему лишить жизни двух человек. Он знал: те двое сами были бандитами, а их хозяин богател, обирая и запугивая горожан. И все равно…

А вот Апсалар, похоже, угрызения совести совершенно не мучили. Она спокойно перерезала горло третьему и даже не вздрогнула, когда струя крови брызнула ей на перчатки.

Ростовщик, дабы удостовериться, что договор выполнен сполна, послал с ними своего человека. Тот осмотрел три бездыханных трупа, удовлетворенно кивнул головой и случайно встретился глазами с Крокусом. После чего лицо канца заметно побледнело.

К утру Крокус избрал себе новое имя – Резак.

Поначалу оно вызвало у юноши отвращение. Крокус пытался внушить себе, что посланец ростовщика был просто напуган легкостью и быстротой их с Апсалар «работы». Никакой свирепости или холодного расчета в его глазах не было – откуда им взяться? Но потом Крокуса захлестнули угрызения совести. Как ни крути, даже уничтожение убийц все равно оставалось убийством. Даруджийцу казалось, что на нем защелкнулись невидимые кандалы, приковавшие его к бесконечной цепи душегубов разных мастей, и уже никто и никогда не сумеет разбить эти кандалы. Разум отказывался воспринимать новое имя: даже когда Крокус произносил его мысленно, это вызывало дрожь во всем теле.

Однако угрызения совести оказались недолгими. Вскоре происшедшее уже виделось ему в новом свете. Те двое погибли от рук человека по имени Резак. Их лишил жизни вовсе не даруджистанский паренек Крокус.

Подобные мысли принесли ему некоторое утешение. Пусть неискреннее, как ночные объятия Апсалар, но в то же время желанное.

Беспечный уличный воришка исчез, и, скорее всего, навсегда. Ну а Резак… Резак пойдет по дороге вместе с нею.

Ведь и у императора тоже был Спутник по имени Танцор. А Апсалар так нуждалась в спутнике. И теперь у нее есть он – Резак, виртуозно владеющий ножами и умеющий танцевать в цепях так, словно они – невесомые нити. В отличие от бедняги Крокуса, Резак знает свое место и понимает, что его главная задача – оберегать Апсалар и всячески помогать девушке в ее смертоносном ремесле.

Думая обо всем этом, он вдруг осознал: убийцей может стать любой. Кто угодно.

Из хижины вышла Апсалар, бледная, но с сухими глазами. Бывший Крокус мгновенно убрал ножи, встал и посмотрел ей в лицо.

– И куда теперь? – спросила она.

Вдоль извилистой тропы виднелись остатки каменных колонн. Связующий раствор, что удерживал их части, давно рассыпался в пыль. Из полудюжины разбитых столбов только два достигали высоты человеческого роста, да и те были на грани обрушения. Вокруг их оснований росли пучки какой-то бесцветной травы, лоснившейся от здешнего серого, словно бы насыщенного песком воздуха.

Когда Калам подъехал ближе, цокот копыт его лошади стал умножаться бесконечно повторяющимся эхом. Вскоре уже казалось, что движется не одинокий всадник, а целый кавалерийский полк. Калам осадил лошадь и вскоре остановился возле одного из покосившихся столбов.

Эти молчаливые каменные стражи вряд ли радовались тому, что их уединение нарушено. Схожие ощущения испытывал и сам Калам. Подавшись вперед, он разглядывал поверхность столба. Трудно сказать, кто, когда и зачем возводил здесь эти сооружения. Магический Путь Тени изобиловал древними развалинами, которые, подобно ему самому, пребывали в полном забвении и запустении. Калама несколько удивило, что столбы отстояли друг от друга на приличном расстоянии и не являлись частью дома или крепости. Никаких следов стен, никаких ям для фундамента.

Взгляд его упал на ржавое железное кольцо, вделанное в столб почти у самого основания. От кольца тянулась, скрываясь в траве, такая же ржавая цепь. Помешкав еще немного, Калам спешился и, взявшись за цепь, потянул ее на себя. Из травы показалась чья-то высохшая рука, явно не человеческая. На шести ее пальцах (ибо вместо одного кисть имела два больших пальца) красовались кривые ногти длиной с кинжал, сильно смахивавшие на когти.

Тело узника было наполовину погружено в пыльно-желтый песок и опутано корнями все той же белесой травы. Среди ее стебельков виднелись пряди таких же пыльно-желтых волос.

И вдруг рука дернулась.

Поморщившись, Калам тут же бросил цепь. Рука пленника упала вместе с нею. Из-под земли донесся негромкий стон. Сжигатель мостов поспешил вернуться в седло.

Повсюду одно и то же. Столбы, колонны, пни, возвышения, лестницы, ведущие в никуда… И где-нибудь непременно попадется такой вот узник, полуживой-полумертвый. Разум большинства из них умер давным-давно, а тела продолжали влачить жалкое – и жуткое – существование. Уста что-то бормотали на разных языках, моля о пощаде и предлагая богатства в обмен на освобождение. Однако Каламу ни разу не довелось слышать, чтобы хоть кто-то из пленников заявлял о собственной невиновности.

«Неужели они думают, что богов можно подкупить?» – подумал он, пришпоривая лошадь. Просторы магического Пути Тени были ему явно не по вкусу, но судьба не оставила наемному убийце выбора. Все препирательства смертного с богами – лишь бесполезные упражнения в самообмане. Жаль, что здесь нет Быстрого Бена. Вот кому нравились подобные игры. Впрочем, не совсем так. Образно говоря, слишком во многие спины Быстрый Бен навтыкал своих ножей. Ни одна из ран не была смертельной, но, если дотронуться до рукоятки – а маг очень любил этим заниматься, – тело обожжет болью.

Где-то сейчас Быстрый Бен? Что-то у них явно случилось. Наверное, большая беда, если оттуда до сих пор нет никаких известий. Да вдобавок еще и Скрипача Худ дернул за задницу снова полезть в Семиградье. Не навоевался, видите ли!

Но и Скрипач, и остальные хотя бы что-то делают. А он, Калам, застрял в мире Тени. И все из-за тысячи трехсот детей, которых спас, поддавшись порыву. И что получил взамен? Сияющие глаза, внимательно следящие за каждым его движением, как будто он может чему-то научить эту ребятню. Интересно, чему? Неслышно подкрадываться и убивать? Это искусство они усвоят и без его помощи.

Впереди показался холм. Калам пустил лошадь легким галопом.

А вот Минале, по всему чувствуется, пришлось по вкусу быть многодетной мамашей. Где бы еще она получила в свое подчинение столько душ? Очень скоро в этой женщине проснулся прирожденный деспот. Ее стремление подчинять ощущалось постоянно: и когда она возилась с детьми, и когда они с Каламом оставались наедине в убогой хижине. Нельзя сказать, чтобы деспотизм Миналы так уж сильно его угнетал. Калам понимал, что такую ораву непременно нужно держать в узде. И Минала вместе с апторианской демоницей здорово в этом преуспели. Они прививали спасенным малышам множество навыков: учили их выслеживать и подкрадываться, устраивать засады, ставить силки на двуногую и четвероногую добычу, ездить верхом, перелезать через стены, неподвижно застывать на месте, метать ножи и обращаться с иным оружием. Чего-чего, а оружия у безумных правителей мира Тени было предостаточно, в основном такого, которое предназначалось не для человеческих рук. Всему этому ребятишки учились с пугающим усердием. У Калама аж внутри холодело, когда он видел, какой гордостью светятся глаза Миналы.

Так ковалась новая армия для Престола Тени. Всякий раз, думая об этом, Калам неизменно вздрагивал.

Достигнув вершины холма, он резко остановил лошадь. Невдалеке виднелись громадные каменные ворота, арку которых поддерживали две колонны. По обе стороны от ворот тянулась серая стена. Пространство перед входом было наполнено бессчетными тенями. Казалось, их вынесло из магического портала, и они тщетно пытались проникнуть за ворота.

– Поосторожней, – тихо, почти шепотом произнес кто-то за спиною Калама.

Он обернулся. В нескольких шагах стояла фигура в плаще с низко надвинутым капюшоном. Рядом замерли два Пса Тени. Калам узнал Котильона и его собак – Креста и Бельмо. Их лапы были исполосованы шрамами. Звери сидели, устремив глаза к воротам.

«Вот интересно, видит ли их Бельмо?»

– С чем это я должен быть поосторожней? – без всякой почтительности спросил Калам. – Или с кем?

– С тенями у ворот. Они потеряли своих хозяев, но при этом отнюдь не стали менее опасными.

– Никак ворота запечатаны?

Голова, скрытая капюшоном, медленно повернулась.

– Дорогой Калам, неужели ты вознамерился бежать из наших владений? Как же это… неблагородно с твоей стороны.

– По-моему, я ничего такого не говорил.

– Тогда почему твоя тень столь взбудоражена?

Калам огляделся по сторонам и пожал плечами.

– Откуда мне знать? Может, ей захотелось примкнуть к тем теням, и она прикидывает, насколько это возможно.

– А зачем ей к ним примыкать?

– Ну, чтобы маленько поразвлечься.

– Вот оно как? Я улавливаю в твоем голосе раздражение. Никогда бы не подумал, что тебе это свойственно. Стало быть, ты решил просто проветриться?

– Не ври, Котильон, будто ты ничего не знаешь. Минала прогнала меня. Ты в курсе, иначе не явился бы сюда.

– Я – Покровитель Убийц, а не посредник в семейных сварах, – возразил Котильон.

– Ну, это смотря в каких сварах.

– Неужто ваша ссора зашла так далеко, что вы были готовы убить друг друга?

– Нет, конечно. Но я тебе зачем-то понадобился. А, Котильон?

Бог некоторое время молчал. А затем произнес:

– Знаешь, Калам, я часто удивляюсь: как это ты, профессиональный убийца, не желаешь подчиняться своему покровителю?

– С какой стати мне вдруг тебе подчиняться? – удивленно поморщился Калам. – Худ побери нас обоих! Если ты жаждешь обрести фанатичных приверженцев, то среди наемных убийц уж точно таких не найдешь. Как будто сам не знаешь, что слепое подчинение чуждо нашей природе! – Он насмешливо оглядел долговязую фигуру в плаще. – Ах да, ты же до конца оставался рядом с императором. Кажется, Танцору были присущи и верность, и безоговорочное подчинение.

– Безоговорочное подчинение? – переспросил Котильон. Похоже, эти слова вызвали у него подобие улыбки.

– Возможно, сие диктовали условия. Вы оба хлебнули немало лиха… Впрочем, довольно о прошлом. О чем ты собираешься меня попросить?

– Попросить? С чего это вдруг вообще пришло тебе в голову?

– По-моему, ты хочешь, чтобы я… служил тебе. У тебя есть какое-то паршивенькое дельце, которое ты намерен мне поручить. Иными словами, тебе требуется моя помощь, но ты так и не научился просить.

Крест медленно поднялся и лениво потянулся всем телом. Голова зверя повернулась, и на Калама уставились два блестящих глаза.

– Псы Тени взбудоражены, – пробормотал Котильон.

– Вижу, – сухо ответил сжигатель мостов.

– У меня есть несколько важных дел, и в ближайшем будущем они целиком поглотят мое внимание, – сообщил Покровитель Убийц. – Но наряду с этим есть и прочие дела, которые я не вправе забросить. Думаю, ты понимаешь разницу между преданными служителями и теми, кто способен выполнить поручение.

Калам рассмеялся.

– Выходит, преданные служители здесь не годятся, а с умелыми исполнителями тебе не везет.

– Если желаешь продолжить дискуссию, то мы можем хоть весь день провести в бессмысленных спорах, – устало проговорил Котильон.

В голосе собеседника прозвучала неприкрытая ирония, и это позабавило Калама. Следовало признать, что Котильон (дядюшка Котильон, как называл Покровителя Убийц маленький Панек), несмотря ни на что, ему нравился. Он выгодно отличался от Престола Тени тем, что мог трезво оценивать себя и сдерживать собственные порывы. В определенных пределах, разумеется.

– Договорились, – кивнул Калам. – Пусть Минала немного поскучает без меня. Ей, видите ли, надоела моя физиономия. Так что теперь я более или менее свободен.

– И остался без крыши над головой.

– Да, это правда. Крыши над головой у меня нет. К счастью, дождей в твоих владениях не бывает.

– В моих владениях, – нараспев произнес Котильон. – Ну-ну.

На протяжении всего времени, пока они разговаривали, Калам украдкой наблюдал за Крестом. Пес был по-прежнему держался настороже и напряженно следил не столько за тенями у ворот, сколько за человеком, с которым беседовал его хозяин.

– Никак кто-то решился оспорить ваши притязания на власть? – спросил Калам у Котильона.

– Пока трудно сказать. Мы ощущаем… некие толчки. Некое непонятное возбуждение.

– Ну да. Ты же упоминал, что Псы Тени взбудоражены.

– Так оно и есть.

– И вы с Престолом Тени хотите побольше узнать о возможном противнике.

– Да, совершенно верно.

Наемный убийца снова оглянулся на тени, что клубились возле ворот.

– Ладно. И с чего же прикажешь мне начать?

– Думаю, здесь наши желания совпадают, – сказал Котильон.

Калам обдумал эти его слова и кивнул.

В сумерках море успокоилось. Чайки перестали кружить над волнами и потянулись к берегу. Резак набрал хвороста и развел костер: не столько ради того, чтобы согреться (судя по всему, ночь обещала быть довольно теплой), сколько из необходимости хоть чем-нибудь заняться. Вспомнив, что сегодня он ничего не ел, юноша сходил к источнику за водой и решил приготовить себе травяной настой. А тем временем над головой уже заблестели первые звезды.

«И куда теперь?» Вопрос, который еще утром задала ему Апсалар, до сих пор так и оставался без ответа. Назад в Даруджистан Резак пока не собирался. Не обрел он и покоя, о котором часто мечтал во время их странствий. Реллок с Апсалар вернулись домой, не зная, что в их хижине давно уже поселилась смерть. Уставшая душа старика поддалась на ее уговоры и пополнила ряды призраков здешних пустынных мест. Отец был последней ниточкой, удерживающей девушку в родных краях. И теперь эта ниточка оборвалась.

Резак пришел к выводу, что толком ничего знает о Малазанской империи. Жуткая ночь в Малазе, три напряженных дня в Кане, где им пришлось убить не только тех троих, – вот и все его впечатления. У себя в Даруджистане он привык совсем к другому существованию. По сравнению с его родным городом жизнь в Малазанской империи была более спокойной и стабильной, повсюду чувствовались закон и порядок. Однако Резак ощущал себя здесь чужаком, и потому на душе у него было неуютно.

Свои смятения и сомнения он тщательно скрывал от Апсалар. Боялся, что подруга станет упрекать его в слабости. Сама она всегда и везде оставалась предельно спокойной и сосредоточенной. Резак объяснял это влиянием бога, овладевшего ее разумом и волей. Строго говоря, подобное состояние, пожалуй, даже не назовешь спокойствием. Резак вновь вспомнил ночь в Кане, когда Апсалар убила третью их жертву. Она тогда действовала с предельной, пугающей точностью, не совершив ни одного лишнего движения. В памяти девушки жило множество воспоминаний ее бога, относившихся к тому времени, когда он был еще смертным человеком. Включая и ту страшную ночь, когда их с Келланведом убили. И сделала это будущая императрица Ласин.

Апсалар рассказывала об этом спокойно, как будто речь шла о чем-то совершенно заурядном, даже голос ее ни разу не дрогнул. Удары кинжала; кровь, пролившаяся на пыльный пол… Слова падали с монотонностью дождевых капель.

Вода в котелке забурлила. Резак снял его с огня и бросил туда щепотку трав.

Днем Апсалар объявила, что пойдет прогуляться по берегу. Он держал подругу в поле зрения, пока не стемнело. Тогда у него впервые мелькнула мысль: «А вдруг она вообще больше не вернется?»

Тлеющее бревно внезапно ожило, выбросив россыпи искр. Море потемнело. Исчез плеск волн. Потянуло холодным ветром. Резак медленно встал и оглянулся. К костру кто-то приближался.

– Апсалар! – крикнул он.

Ответа не было. Меж тем топот ног становился все слышнее.

«Нет, это явно не человек. Сюда направляется какой-то крупный зверь».

Резак вынул нож и приготовился к встрече.

В десяти шагах от юноши сверкнули два большущих золотистых глаза, показавшихся ему бездонными. Сообразив, что силуэт зверя был чернее окружающей темноты, Резак испуганно замер на месте.

– Так это ты, даруджиец? – послышалось слева. – Умница Бельмо, быстро тебя нашла. А где же твоя спутница?

Резак убрал оружие в ножны.

– Вот уж кого не ждал, – пробормотал он. – Как это, интересно, Гончая Тени смогла отыскать меня, если она слепая?

– Этой собаке дали не слишком удачное имя. На самом деле она видит, но не так, как мы с тобой. – Из темноты выступил долговязый мужчина в плаще. – А я тебе знаком?

– Ты – Котильон, – ответил юноша. – Престол Тени – тот намного ниже ростом.

– На самом деле ненамного, просто его манера держаться отличается от моей.

– Что ты хочешь? – спросил Резак.

– А ты еще не догадался? Разумеется, я хочу поговорить с Апсалар… Я чую смерть, причем недавнюю. Кто-то умер?

– Реллок. Ее отец. Сегодня ночью, во сне.

– Бедняга. – Котильон огляделся, словно ждал еще кого-то, затем вновь повернул голову к собеседнику. – Так, стало быть, я теперь – твой покровитель?

Юноше захотелось крикнуть «нет», сделать вид, что не понял вопроса, или сказать в ответ какую-нибудь колкость, но вместо всего этого он лишь тихо произнес:

– Получается, что да.

– Что ж, Крокус, я… доволен.

– Теперь меня зовут Резак.

– Имя более вызывающее, но вполне подходящее. Правда, в твоем прежнем имени было определенное очарование. Ты уверен, что не передумаешь?

– Но Крокус не имел… бога-покровителя, – пожав плечами, заметил Резак.

– Да, это верно. Представляешь, однажды в Даруджистан приедет некий малазанец. Никому неведомый… ну или, может, местные слышали кое-что о его делах. И рано или поздно до него непременно дойдут рассказы о юном Крокусе – отважном и изобретательном парнишке, который несколько лет назад, во время Празднества Геддероны, спас Даруджистан. Чистый, невинный Крокус… Ну что же, Резак так Резак… Смотрю, у тебя появилась лодка.

– У нас, – поправил Котильона юноша, несколько удивленный таким поворотом разговора.

– Припасов достаточно?

– Более или менее. Правда, не для длительного плавания.

– Разумеется. Зачем плавать далеко? А можно мне взглянуть на твои ножички?

Резак достал оба ножа, перевернул их рукоятками вперед и подал Котильону.

– Славные клинки, – промурлыкал тот. – И как хорошо сбалансированы. Я ощущаю в них твое мастерство и вкус крови. Хочешь, я благословлю это оружие?

– Если только без магии, – ответил даруджиец.

– Сторонишься магических вкраплений?

– Да.

– В этом ты похож на Раллика Нома. Идешь по его стопам?

Резак невольно сощурился, припомнив Даруджистан, таверну «Феникс», знакомство с Апсалар, которую тогда звали Жаль.

«Если бы тогда кто-нибудь сказал мне, что я признаю Котильона своим покровителем, ни за что бы не поверил», – подумал он. А вслух сказал:

– Пожалуй, идти по дороге Раллика для меня окажется трудновато. Его дарования были…

– Потрясающими, – докончил фразу Покровитель Убийц. – Ты прав. Думаю, нам пока не стоит говорить о Раллике и Воркан в прошедшем времени… Нет, я не располагаю никакими новостями… это всего лишь догадка. – Котильон вернул юноше ножи. – Ты недооцениваешь свои собственные способности, Резак. Возможно, это и к лучшему… Кстати, а куда ушла Апсалар?

– Не знаю. Я даже не знаю, вернется ли она.

– Впрочем, сейчас ее присутствие не столь уж и необходимо. У меня есть для тебя поручение. Скажи, Резак, ты согласен оказать услугу своему покровителю?

– А что, я могу отказаться?

Котильон негромко рассмеялся.

– Нет, я не это имел в виду. Вдруг начнешь отговариваться своей неопытностью. Однако чувствую, мои слова тебя уже зацепили. Тогда не будем терять времени. Я предлагаю тебе взаимовыгодную сделку. Идет?

– Апсалар ты тоже хотел предложить такую же сделку? – опрометчиво поинтересовался даруджиец и тут же прикусил язык.

Однако Котильон вовсе не рассердился. А лишь вздохнул.

– Ты уже усвоил немало трудных уроков, парень. Но как видно, недостаточно. Постепенно ты научишься понимать, какие вопросы уместно задавать, а какие – нет.

– Полагаю, в любом случае будет уместно спросить насчет нашей взаимовыгодной сделки. Какую выгоду получу я, оказав тебе эту услугу?

– Даже не знаю, что и ответить. Я хотел благословить твое оружие, но, поскольку ты отказался, теперь пребываю в некоторой растерянности. Может, есть какие-либо пожелания?

– Я бы хотел кое-что выяснить.

– И что же именно?

– Зачем вы с Престолом Тени замышляли уничтожить Ласин и Малазанскую империю? Вы жаждали мести?

Котильон вздрогнул. Резак сразу ощутил, как посуровел взгляд собеседника, хотя и не видел его глаз.

– Подобные вопросы заставляют меня пересмотреть условия нашей сделки.

– И все-таки я хочу это знать, – упорствовал даруджиец. – Тогда я смогу понять, что же… что же такое ты сотворил с Апсалар.

– Да ты никак требуешь, чтобы твой покровитель отчитывался в своих действиях?

– Я ничего не требовал. Всего лишь спросил.

Котильон молчал.

Костер погас, только отдельные угольки еще мерцали и переливались на ветру. Юноша безошибочно чувствовал близкое присутствие еще одного Пса Тени.

– Видишь ли, Резак, – наконец произнес Котильон, – все объясняется необходимостью. Жизнь состоит из множества разных игр. Иногда кажется, что на тебя надвигается неминуемая гибель, а на самом деле – это всего лишь обманный ход в игре. Я даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Нам казалось, что будет лучше, если твой родной Даруджистан останется свободным, ибо именно в таком качестве он как нельзя лучше отвечал нашим замыслам. Каждый ход, каждый шаг… многослойны, за каждым из них кроются целые пласты смыслов. Это все, что я могу тебе сказать.

– А ты сожалеешь о том, что сделал с Апсалар?

– Меня восхищает твоя дерзость. Что ж, признаюсь откровенно. Да, я не раз пожалел о содеянном. Но быть может, когда-нибудь ты и сам поймешь: сами по себе сожаления и раскаяния – ничто. Важно то, к чему это все приводит.

Резак напряженно глядел в темную морскую даль.

– Когда мы отплывали из Даруджистана, я выбросил в озеро монету Опоннов, – сообщил он.

– И теперь ты жалеешь, что расстался с нею?

– Не знаю. Тогда мне очень мешало их… назойливое внимание.

– Ничего удивительного, – пробормотал Котильон.

– У меня есть просьба, – продолжал Резак, вновь поворачиваясь лицом к богу. – Она касается твоего задания. Если на меня вдруг нападут, я могу позвать на помощь Бельмо?

– Ты хочешь призвать Гончую Тени? – удивился Котильон.

– Да. Ее присутствие… оно меня… успокаивает.

– А знаешь, смертный, ты еще удивительнее, чем я думал. Хорошо, я согласен. Если тебе придется туго – крикни Бельмо, и она явится.

Резак удовлетворенно кивнул.

– А теперь расскажи мне подробно о своем поручении, – сказал он Покровителю Убийц.

Апсалар вернулась, когда на утреннем небе сияло солнце. Поспав немного после ухода Котильона, Резак вырыл могилу и похоронил Реллока. Потом он отправился готовить лодку к плаванию.

На борт лодки упала тень.

– У тебя были гости, – произнесла Апсалар.

Все тот же спокойный, почти равнодушный голос. Все те же темные, бездонные глаза.

– Да, были.

– И теперь ты можешь ответить на мой вопрос?

– Могу. Мы поплывем к острову, высадимся на него и посмотрим, что там интересного.

– Это далеко?

– Не очень. Но постепенно остров все отдаляется.

– Ага, понимаю, о чем ты.

«Кто бы сомневался».

У них над головами пронзительно кричали чайки, торопясь к морю. Приготовления к отплытию были окончены. Резак оттолкнул лодку от берега, потом влез в нее сам. Следом туда забралась и Апсалар. Девушка села у руля.

«Куда теперь?»

Котильон задал им направление.

В мире, который тисте эдур называли Затопленным, вот уже пять месяцев не было ночи. С серых небес струился рассеянный свет. Обильные дожди и неожиданное наводнение почти уничтожили этот мир. Но жизнь продолжалась и среди обломков.

К стене, обильно вымазанной глиной и тиной, прибило несколько десятков морских чудовищ, похожих на гигантских каракатиц. Они были весьма упитанными: у каждой выпирало серебристо-белое брюхо. Кожа высохла и потрескалась; их черные спины покрылись целой паутиной таких трещин. Но маленькие черные глазки не потеряли своего блеска. Трудно сказать, сохраняли ли они интерес к окружающему миру. Во всяком случае, одинокому т’лан имассу казалось, что чудовища его не замечают.

Хотя тело Онрака (а именно так звали этого т’лан имасса) представляло собой средоточие костей и жил, обтянутых кожей, в его израненной, иссушенной душе еще оставались крупицы любознательности. Онрак склонился над одной из каракатиц, разглядывая невесть откуда взявшиеся ножки. Когда он подходил, их еще не было. Значит, эти твари умели менять облик.

Удовлетворив свое любопытство, т’лан имасс выпрямился. От стены, сдерживавшей натиск молодого моря, веяло магией. Правильнее сказать, стена пыталась противостоять стихии, но не слишком успешно, поскольку кое-где уже успела обрушиться. В иных местах в ней зияли большие проломы, куда устремлялись морские воды. Онраку подумалось, что со временем море затопит весь этот мир и тогда уцелевшие фрагменты ограждения окажутся единственными островами.

Внезапное и яростное наступление моря застало обитателей этого мира врасплох, ввергнув их в ревущую пучину. Но погибли не все. Кто-то ушел по стене, кто-то спасся на обломках. А раз оставались враги, то за ними по-прежнему надо было охотиться.

Затопленный мир был осколком Куральда Эмурланна, называемого также Сокрушенным Путем, однако от этого он не сделался для т’лан имассов менее враждебным. Собственных магических сил Онрака не хватало; без помощи шамана он не мог сообщить соплеменникам, что остался жив. И очень многие не могли, отчего и прекращали сопротивляться обстоятельствам. Бурлящие воды, из которых недавно выбрался Онрак, манили, обещая забвение. Уход в глубины был единственной возможностью разорвать вечные путы Ритуала. Онрак знал, что даже среди Логросовых имассов – стражей Первого престола – находились те, кто выбрали именно этот способ… или даже иные, гораздо худшие.

Однако мысль об окончательном уходе была мимолетной. В отличие от многих соплеменников, Онрак не настолько тяготился бессмертием. Всегда находилось что-то такое, чего он еще не видел.

Ближайшее из чудовищ слегка шевельнулось. Т’лан имасс тут же выхватил свой двуручный обсидиановый меч. Встречи, подобные этой, обычно заканчивались гибелью противника. Иногда Онрак убивал, защищаясь, но чаще из ненависти, которая, впрочем, была взаимной. Просто он, как правило, оказывался удачливее. Уничтожение тех, кто попадался на пути, вошло у Онрака в привычку, и он давно уже перестал думать о том, почему все обстоит именно так, а не иначе.

На плечах т’лан имасса болталась полусгнившая и выцветшая шкура энкар’ала – сравнительно недавнее его приобретение, сделанное менее тысячи лет назад. Еще один пример ненависти, возникшей с первого взгляда. Черное волнистое лезвие меча действовало проворнее зубов энкар’ала.

Онрак раздумал тратить время на каракатицу и опустил меч. Его гораздо больше привлекала стена, уходящая за горизонт. Хорошо бы пройти по ней до самого конца. Хотя вполне возможно, что на пути возникнет какое-либо препятствие.

Впрочем, подняться на стену он всегда успеет, а пока можно и по берегу прогуляться. Онрак шагал вперед, шаркая обутыми в кожаные сапоги ногами. Меч, который он держал в левой руке, чертил глубокую борозду в высыхающей глине. Все одеяние воина было облеплено тиной. Вода проникала сквозь многочисленные раны в теле Онрака и выливалась наружу, не вызывая у него абсолютно никаких ощущений. Когда-то его голову венчал массивный шлем – славный трофей времен молодости. Однако он, увы, раскололся, разлетелся вдребезги. Случилось это на просторах Ягг-одана, в последнем сражении с семейством яггутов. Вместе со шлемом голова т’лан имасса лишилась височной кости и части темени. Яггутские женщины отличались незаурядной силой и такой же яростной решимостью, особенно если отступать уже было некуда.

Постепенно Онрак привык к тускло-серому сиянию небес. Магический Путь тисте эдур давно разломился на куски. Похоже, тот из обломков, на который вынесло его сейчас, был самым крупным. Возможно, размером с целый континент. Постепенно здесь возникла жизнь. Наверное, появились и маги, начавшие познавать силу Куральда Эмурланна. Но обитатели Затопленного мира явно не принадлежали к тисте эдур.

Пока Онрак неспешно брел вдоль берега, ему пришла в голову мысль: а уж не те ли изменники, которых его соплеменники упорно преследовали повсюду, пробили брешь в магическом Пути и затопили здешний мир? А что, такое вполне могло быть – недаром они так ловко заметали следы. Либо они, либо сюда неожиданно вернулись тисте эдур.

Онрак чуял серокожих. Они проходили здесь совсем недавно, вынырнув из другого магического Пути. Нет, он не улавливал их запаха. Пройдя Ритуал, т’лан имассы утратили привычные ощущения, в том числе и обоняние. Однако взамен этого появилось нечто другое. Потоки теплого и холодного воздуха стали зримыми. Слова из уст живых выходили переливчатыми серебристыми облачками. Если же говоривший был неупокоенным, Онрак видел колебания воздуха.

Заметив теплые воздушные струи, т’лан имасс сразу понял: впереди лежит кто-то живой. Стена здесь была сплошь в трещинах, сквозь которые неслись ручейки. Еще немного, и этот ее кусок развалится.

Подойдя ближе, Онрак увидел узника, прикованного к основанию стены. Т’лан имасс прибавил шагу и вскоре уже стоял рядом… Будь он сам живым, ноздри наверняка защипало бы от зловония Куральда Эмурланна. Но сейчас запах виделся ему лужей вязкой жидкости, в которой, скрючившись, лежал пленник. Тело незнакомца вздрагивало, будто на него падали дождевые капли, а лоб уродовал большой рваный шрам. Кто-то безжалостно выдрал несчастному волосы. От ран его исходило слабое мерцание магии тисте эдур, а язык зажимала железная колодка, однако пленник каким-то образом сумел ее сдвинуть. Ослабил он также и кожаные веревки, стягивающие голову.

Серо-стальные немигающие глаза неотрывно следили за т’лан имассом.