Текст книги "Сердца в Атлантиде"

– Мне одиннадцать, – сказал Бобби. Так здорово, что Тед дал ему двенадцать лет. – Сегодня одиннадцать. Я осилю. Может, пойму не все, но если он хороший, то мне понравится.

– Твой день рождения! – сказал Тед, словно это произвело на него большое впечатление. Он в последний раз затянулся и бросил сигарету. Она упала на бетонную дорожку и рассыпалась искрами. – Поздравляю с днем рождения, Роберт, желаю всякого счастья!

– Спасибо. Только «Бобби» мне нравится больше.

– Ну, так Бобби. Пойдете куда-нибудь отпраздновать?

– He-а. Мама придет с работы поздно.

– Не хочешь подняться в мою каморку? Много я предложить не могу, но банку открыть сумею. И как будто у меня есть печенье…

– Спасибо, но мама мне кое-чего оставила. На ужин.

– Понимаю. – И чудо из чудес: казалось, он и правда понял. Тед отдал Бобби «Кольцо вокруг Солнца». – В этой книге, – сказал он, – мистер Саймак постулирует идею, что существуют миры, такие же, как наш. Не другие планеты, а другие Земли, параллельные Земли, окружающие Солнце своего рода кольцом. Замечательная мысль.

– Угу, – сказал Бобби. Он знал о параллельных мирах из других книг. И еще из комиксов.

Тед Бротиген теперь смотрел на него задумчиво, будто что-то взвешивая.

– Чего? – спросил Бобби, вдруг почувствовав себя неловко. «Что-то зеленое увидел?» – сказала бы его мать.

Ему было показалось, что Тед не ответит – он как будто следовал какому-то сложному, всепоглощающему ходу мысли. Потом он дернул головой и выпрямил спину.

– Да ничего, – сказал он. – Мне пришла одна мысль. Может, ты хотел бы подработать? Не то, чтобы у меня много денег, но…

– Ага! Черт! Ага! – И чуть было не добавил: «Я на велик коплю», но удержался. «Лишнего не болтай!» – еще одно из маминых присловий. – Я все сделаю, что вам надо!

Тед Бротиген словно бы почти испугался и почти засмеялся. Будто открылась дверь, и стало видно другое лицо, и Бобби увидел, что да, этот старый человек был когда-то молодым человеком. И, может быть, с перчиком.

– Таких вещей, – сказал он, – не следует говорить незнакомым. И хотя мы перешли на «Бобби» и «Теда» – хорошее начало, – мы все-таки еще не знакомы.

– А кто-нибудь из этих Джонсонов что-нибудь говорил про незнакомых?

– Насколько я помню, нет, но вот кое-что на эту тему из Библии: «Ибо я странник у тебя и пришелец. Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться прежде, нежели отойду…» – На мгновение Тед умолк. Смех исчез с его лица, и оно снова стало старым. Потом его голос окреп, и он докончил: «Прежде, нежели отойду, и не будет меня». Псалом. Не помню, который.

– Ну, – сказал Бобби, – я убивать и грабить не стану, не беспокойтесь, но мне очень надо немножко подзаработать.

– Дай мне подумать, – сказал Тед. – Дай мне немножко подумать.

– Да, конечно. Но если надо какую-нибудь работу сделать или еще там чего, то я всегда готов. Я вам прямо говорю.

– Работа? Может быть. Хотя я употребил бы другое слово. – Тед обхватил костлявые колени еще более костлявыми руками и посмотрел через газон на Броуд-стрит. Уже почти совсем стемнело. Наступила та часть вечера, которую Бобби особенно любил. Проезжающие машины зажгли подфарники и фонари сзади, а где-то на Эшер-авеню миссис Сигсби звала своих близняшек, чтобы они шли домой ужинать. В это время суток – и еще на заре, когда он стоял в ванной и мочился в унитаз, а солнечные лучи падали через окошечко на его слипающиеся глаза – Бобби ощущал себя сном в чьей-то голове.

– А где вы жили, пока не переехали сюда, мистер… Тед?

– В месте, которое не было таким приятным, – ответил он. – Далеко не таким. А вы давно тут живете, Бобби?

– Как себя помню. С тех пор, как папа умер. Мне тогда три было.

– И ты знаешь всех на улице? Во всяком случае, в этом квартале?

– Да, пожалуй, что всех. Ага!

– И сумеешь узнать странников. Пришельцев. Чьих лиц прежде не видел?

Бобби улыбнулся и кивнул.

– Угу. Думается, сумею.

Он выжидающе замолчал – дело становилось все интереснее, но, видимо, на этом все и кончилось. Тед встал, медленно, осторожно. Бобби услышал, как у него в спине пощелкивают косточки: он прижал к ней ладони, потянулся и поморщился.

– Пошли, – сказал он. – Зябко становится. Я войду с тобой. Твой ключ или мой?

– Лучше начните ваш притирать, – улыбнулся Бобби. – Ведь верно?

Тед – становилось все легче называть его Тедом – вытащил из кармана кольцо с ключами. Всего с двумя – от большой входной двери и от его комнаты. Оба были блестящие, новые, цвета сусального золота. Собственные его ключи потускнели, исцарапались. Сколько лет Теду? Он решил, что самое меньшее – шестьдесят. Шестидесятилетний человек всего с двумя ключами в кармане. Что-то тут не так.

Тед открыл дверь, и они вошли в большой темный вестибюль с подставкой для зонтиков и старой картиной, на которой Льюис и Кларк[16]16
  Руководители экспедиции, исследовавшей в 1804–1806 гг. области к западу от Миссисипи.


[Закрыть] озирали американский Запад. Бобби повернул к двери Барфилдов, а Тед направился к лестнице и остановился там, положив руку на перила.

– В книге Саймака, – сказал он, – замечательный сюжет, но вот написана она не так, чтобы очень. Неплохо, конечно, но, поверь мне, есть лучше.

Бобби выжидающе молчал.

– И есть книги, написанные замечательно, но сюжеты у них не очень. Иногда читай ради сюжета, Бобби. Не бери примера с книжных снобов, которые так не читают. А иногда читай ради слов, ради стиля. Не бери примера с любителей верняка, которые так не читают. Но когда найдешь книгу и с хорошим сюжетом и хорошим стилем, держись этой книги.

– А таких много, как по-вашему? – спросил Бобби.

– Больше, чем думают снобы и верняки. Гораздо больше. Может быть, я подарю тебе такую. Как запоздалый подарок на день рождения.

– Да вы не беспокойтесь.

– Не стану. Но, может быть, я все-таки подарю. А теперь – счастливого дня рождения.

– Спасибо. Он был замечательный.

Тут Бобби вошел в квартиру, подогрел тушеное мясо (не забыв выключить газ, когда жидкость запузырилась, и не забыл положить сковородку в раковину отмокать) и поужинал в одиночку, читая «Кольцо вокруг Солнца» с телевизором за компанию. Он почти не слышал, как Чет Хантли и Дэвид Бринкли проборматывают вечерние новости. Тед правильно сказал про эту книжку – очень клевая. И слова ему тоже показались в самый раз, но ведь он пока не очень в этом разбирается.

«Вот бы написать такую книжку, – подумал он, когда наконец закрыл роман и плюхнулся на диван смотреть «Шугар-фут», – только вот, сумею ли?»

Может быть. Да, может. Кто-то ведь пишет книжки также, как кто-то чинит трубы, когда они замерзают, или меняет лампочки в парке, когда они перегорают.

Примерно через час, когда Бобби снова принялся читать «Кольцо вокруг Солнца», вошла его мать. У нее чуть стерлась помада в уголке рта, и комбинация немножко выглядывала из-под юбки. Бобби хотел было сказать ей про это, но тут же вспомнил, как она не любит, чтобы ей говорили, что «на юге снег идет». Да и зачем? Ее рабочий день кончился и, как она иногда говорила, тут же нет никого, кроме нас, птичек.

Она проверила холодильник, не стоит ли там вчерашнее тушеное мясо, проверила плиту, погашена ли горелка, проверила раковину, отмокают ли там в мыльной воде сковородка и тапперуэровский пластиковый контейнер. Потом поцеловала его в висок – мазнула губами на ходу – и ушла к себе в спальню снять рабочий костюм и колготки. Она казалась рассеянной, занятой своими мыслями. И не спросила, хорошо ли он провел свой день рождения.

Попозже он показал ей открытку Кэрол. Она поглядела, не видя, сказала «очень мило» и вернула ему открытку. Потом сказала, чтобы он шел мыться, чистить зубы и спать. Бобби послушался, не упомянув про свой интересный разговор с Тедом. В таком своем настроении она рассердилась бы. Лучше всего было оставить ее в покое, не мешать думать о своем, сколько ей надо, дать ей время возвратиться к нему. И все-таки, кончив чистить зубы и забравшись в постель, он почувствовал, что на него снова наваливается тоскливое настроение. Иногда он изнывал без нее, словно от голода, а она даже и не знала.

Бобби свесился с кровати и закрыл дверь, оборвав звуки какого-то старого фильма. И погасил свет. И вот тогда, когда он уже задремывал, она вошла, села на край кровати и сказала, что жалеет, что была неразговорчивой, но работы было очень много и она устала. Она провела пальцем по его лбу, а потом поцеловала в это место – он даже задрожал. Сел на постели и изо всех сил ее обнял. Она было напряглась от его прикосновения. Но потом расслабилась и даже сама его обняла на секунду. Он подумал, что сейчас, пожалуй, самое время рассказать ей про Теда. Во всяком случае, немножко.

– Когда я пришел из библиотеки домой, то поговорил с мистером Бротигеном, – сказал он.

– С кем?

– С новым жильцом на третьем этаже. Он попросил, чтобы я называл его Тедом.

– Ну нет, и думать не смей! Ты же его в первый раз видел.

– Он сказал, что взрослая библиотечная карточка – самый замечательный подарок мальчику.

Тед ничего подобного не говорил, но Бобби прожил со своей матерью достаточно долго, чтобы знать, что сработает, а что нет.

Она немножко расслабилась.

– А он сказал, откуда приехал?

– Не из такого приятного места, как тут. Вроде бы он так сказал.

– Ну, нам это ни о чем не говорит, верно? – Бобби все еще обнимал ее. И мог бы обнимать еще хоть час, вдыхая запах ее шампуня «Уайт рейн» и лака для волос «Аква-Нет», и приятный аромат табака в ее дыхании, но она высвободилась из его рук и опрокинула его на подушку. – Что же, если он станет твоим другом… твоим ВЗРОСЛЫМ другом, мне следует с ним познакомиться.

– Ну…

– Может быть, он мне понравится больше без бумажных пакетов на газоне. – Для Лиз Гарфилд это было прямо-таки извинением, и Бобби обрадовался. День все-таки закончился очень хорошо. – Спокойной ночи, новорожденный.

– Спокойной ночи, мам.

Она вышла и закрыла дверь. Позднее ночью – много позднее – ему показалось, что он слышит, как она плачет, но, может, ему приснилось.

II. Двойное отношение к Теду. Книги вроде насосов. Даже не думай об этом. Саля выигрывает приз. Бобби получает работу. Признаки низких людей

В последующие недели, пока погода все больше теплела навстречу лету, Тед обычно покуривал на крыльце, когда Лиз возвращалась с работы. Иногда он был один, а иногда с ним рядом сидел Бобби, и они разговаривали о книгах. Иногда Кэрол и Салл-Джон тоже были там – они трое перекидывались мячом на газоне, а Тед курил и смотрел на них. Иногда приходили другие ребята – Денни Риверс с бальсовым планером, тронутый Фрэнсис Аттерсон на самокате, отталкиваясь непомерно большой ногой, Анджела Эвери и Ивонна Лавинг – спросить Кэрол, не пойдет ли она к Ивонне поиграть в куклы или в игру «Медицинская сестра», – но чаще это были только Эс-Джей и

Кэрол, самые-самые друзья Бобби. Все ребята называли мистера Бротигена Тедом, но когда Бобби объяснил, почему будет лучше, если они станут называть Теда мистером Бротигеном в присутствии его мамы, Тед сразу согласился.

А его мама словно не могла выговорить «Бротиген». У нее всегда получалось Бреттиген. Но, может быть, и не нарочно. Теперь Бобби не переставал бояться того, как его мама будет относиться к Теду. Он боялся, что она будет относиться к Теду, как к миссис Эверс, его учительнице во втором классе. Мама невзлюбила миссис Эверс с первого взгляда, СТРАШНО невзлюбила – и совсем без причины, насколько мог судить Бобби, и не нашла для нее ни одного доброго слова за весь учебный год – миссис Эверс одевается, как неряха, миссис Эверс красит волосы, миссис Эверс злоупотребляет макияжем, и пусть Бобби сразу скажет, если миссис Эверс ХОТЬ ПАЛЬЦЕМ до него дотронется, потому что сразу видно, что она из тех женщин, которые не скупятся на тычки и щипки. И все это воспоследовало после родительского собрания, на котором миссис Эверс сказала Лиз, что Бобби хорошо успевает по всем предметам. В том году было еще четыре родительских собрания, и мать Бобби нашла предлог не побывать ни на одном из них.

Мнение Лиз о людях затвердевало мгновенно. Когда она подписывала НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ под мысленным вашим портретом, она писала это чернилами. Если бы миссис Эверс вытащила шестерых ребят из загоревшегося школьного автобуса, Лиз Гарфилд вполне могла фыркнуть и сказать, что они, наверное, задолжали пучеглазой старой корове за молоко.

Тед старался, как мог, понравиться ей, не подлизываясь (а люди подлизывались к его маме, Бобби знал это – черт, он ведь сам к ней подлизывался), и это сработало… отчасти. Как-то раз Тед и мама Бобби разговаривали почти десять минут о том, как скверно, что «Доджеры» переехали на другой край страны и даже «прощайте» не сказали. Но и то, что оба болели за «Доджеров», не выбило между ними настоящей искры. Друзьями они никогда не станут. Не то чтобы мама невзлюбила Теда Бротигена, как миссис Эверс, но все-таки что-то было не так. Бобби думал, что знает, в чем дело – он видел это у нее в глазах в то утро, когда они встретились с новым жильцом. Лиз ему не доверяла.

И Кэрол Гербер тоже, как оказалось.

– Иногда мне кажется, он от чего-то прячется, – сказала она однажды вечером, когда они втроем поднимались на холм в сторону Эшер-авеню.

Они перебрасывались мячом около часа, болтая с Тедом, а теперь направлялись к «Придорожному счастью» Муна за мороженым. У Эс-Джея было тридцать центов, и он угощал. Еще с ним был его бо-ло: теперь он его вытащил из заднего кармана и закрутил – вверх, вниз, поперек – хлоп, хлоп, хлоп.

– Прячется? Ты что – шутишь? – Бобби ошеломила такая возможность. Но ведь Кэрол разбиралась в людях, даже его мать это заметила. «Эта девчонка совсем не красавица, но все подмечает», – сказала она как-то вечером.

– Руки вверх, мистер Гэрриджл! – завопил Салл-Джон. Сунул свой бо-ло под мышку, пригнулся и открыл огонь из невидимого автомата, искривив рот вправо, чтобы сопровождать это действие соответствующим звуком «кх-кх-кх» из глубины гортани. – Живым ты меня не возьмешь, легавый! Уложи их, Маг-си! Рико никому пощады не дает! Ох! Ах! Они меня прикончили! – Эс-Джей ухватился за грудь, завертелся и хлопнулся мертвым на газон миссис Конлан.

Эта дама, сварливая старая в рифму с «бука» семидесяти пяти лет или около того, завизжала:

– Мальчик! Эй, ма-а-а-льчик! Убирайся! Ты мне цветы переломаешь!

В десяти футах от места, где упал Салл-Джон, не было ни единой клумбы, но он тут же вскочил на ноги.

– Извините, миссис Конлан!

Она махнула на него рукой, молча отметая его извинение, и сверлила взглядом детей, пока они проходили мимо.

– Ты ведь не всерьез, верно? – спросил Бобби у Кэрол. – Про Теда.

– Нет, – сказала она, – пожалуй что, нет. Но… ты когда-нибудь замечал, как он все время улицу оглядывает?

– Ага. Будто ждет кого-то, верно?

– Или высматривает кого-то, – сказала Кэрол.

Салл-Джон опять закрутил бо-ло, и вскоре красный резиновый мячик снова замелькал туда-сюда, сливаясь в одну неясную полоску. Салл опустил его только, когда они проходили «Эшеровский Ампир», где шли два фильма с Брижит Бардо – ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ. ПРЕДЪЯВЛЯТЬ ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА ИЛИ МЕТРИКУ, НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ. Один фильм был новый, второй – навязшей в зубах подменой «И Бог создал женщину», которая вновь и вновь появлялась в «Ампире», будто сыпь. На афишах Брижит была одета только в полотенце и улыбку.

– Мама говорит, что она дрянь, уличный мусор, – сказала Кэрол.

– Если она – мусор, так я бы пошел в мусорщики, – сказал Эс-Джей и зашевелил бровями, будто Граучо Маркс.

– А ты тоже думаешь, что она мусор? – спросил Бобби у Кэрол.

– Я даже не совсем понимаю, что это значит.

Когда они выходили из-под полотняного навеса, из своей стеклянной будки у входа кассирша, миссис Годлоу (ребята называли ее миссис Годзилла), подозрительно следила за ними, Кэрол оглянулась на Брижит Бардо в полотенце. Понять выражение ее лица было трудно. Может, любопытство? Бобби не мог решить.

– Но ведь она хорошенькая, верно?

– Угу.

– И надо быть храброй, чтобы позволить людям смотреть на себя, когда на тебе ничего нет, кроме полотенца. То есть я так считаю.

Салл-Джон потерял всякий интерес к la femme Brigitte[17]17
  женщина Брижит (фр.).


[Закрыть], чуть только она осталась позади.

– Бобби, а откуда Тед приехал?

– Не знаю. Он никогда про это не говорит.

Салл-Джон кивнул, словно другого ответа и не ждал. Он снова начал упражняться с бо-ло. Вверх и вниз, и поперек – хлоп-хлоп-хлоп.

В мае Бобби начал все чаще думать о летних каникулах. Ведь на свете и правда не было ничего лучше «Большого Кана», как их называл Салл-Джон. Он будет много часов проводить с друзьями и на Броуд-стрит, и в Стерлинг-Хаусе по ту сторону парка – летом в Стерлинг-Хаусе было чем заняться, включая бейсбол и еженедельные поездки на Патагонский пляж в Уэст-Хейвине, – и все равно у него будет оставаться еще много времени для себя. Ну, конечно, время читать, но больше всего на этот раз он хотел подыскать работу часа на два в день. В банке с надписью «Велофонд» у него лежало чуть больше семи монет, а семь монет все-таки начало, хотя и не то чтобы прекрасное начало. При такой скорости Никсон успеет два года побыть президентом, прежде чем он поедет в школу на велике.

В один из этих почти-почти каникулярных дней Тед вручил ему книгу в бумажной обложке.

– Помнишь, я тебе говорил, что есть книги, в которых сюжет хороший и стиль тоже? – спросил он. – Вот одна такой породы. Запоздалый подарок ко дню рождения от нового друга. То есть я надеюсь, что я твой друг.

– Так и есть. Большое спасибо! – Несмотря на восторженную ноту в голосе, Бобби взял книгу с некоторым сомнением. Он привык к карманным книжкам с яркими кричащими обложками и сексуальными зазывными строчками – «Она свалилась в сточную канаву… и провалилась еще ниже!» А эта была не такая. Обложка была почти вся белая. В одном углу был виден набросок – еле-еле различимый: мальчики, стоящие кольцом. Называлась книжка «Повелитель мух». Над заголовком не было никакой зазывной строчки. Даже вроде «История, которой вам никогда не забыть». В общем и целом выглядела она неприветливо, отпугивающе, словно сообщала, что история под обложкой будет тяжелой. Против тяжелых книг Бобби ничего не имел, при условии, что они входили в список внеклассного чтения. Однако для чтения ради удовольствия, считал он, истории должны быть легкими – автор должен делать все, только не заставлять ваши глаза метаться туда-сюда. Не то какое удовольствие ее читать?

Он хотел было перевернуть книгу, прочесть то, что написано на задней обложке. Тед ласково положил ладонь на руку Бобби, помешав ему.

– Не надо, – сказал он. – Как личное мне одолжение – не надо.

Бобби непонимающе поглядел на него.

– Книга должна быть, как неисследованные земли. Приступай к ней без карты. Исследуй ее и составь собственную карту.

– А если она мне не понравится?

Тед пожал плечами.

– Тогда не дочитывай ее. Книга – как насос. Он ничего не выдаст, если прежде ты не зарядишь его. Заряжаешь насос собственной водой, качаешь ручку, тратя собственную силу. И поступаешь так, ожидая, что получишь больше, чем отдал… со временем. Понимаешь?

Бобби кивнул.

– Долго ты будешь заряжать насос и качать, если из него ничего не польется?

– Наверное, недолго.

– В этой книге на круг двести страниц. Прочти первые десять процентов – то есть двадцать страниц, я ведь уже знаю, что с математикой у тебя похуже, чем с чтением, – и если она тебе не понравится, если она не будет давать больше, чем забирать, отложи ее.

– Вот если бы и в школе так! – сказал Бобби. Он вспомнил про стихотворение Ралфа Уолдо Эмерсона, которое они должны были выучить наизусть. Оно начиналось: «Где над потоком изогнулся деревянный ветхий мост». Эс-Джей называл поэта Ральф Балда Эмерсуп.

– Школа – другое дело. – Они сидели за кухонным столом Теда, глядя на задний двор, где все цвело. Баузер, пес миссис О’Хара, оглашал мягкий весенний воздух нескончаемым «руф-руф-руф». Тед курил «честерфилдку». – И, кстати, о школе: эту книгу туда с собой не бери. В ней есть вещи, которые твоя учительница наверняка сочтет не подходящим для тебя чтением. И начнется фантасмагория.

– Чего-чего?

– Скандал. А если у тебя будут неприятности в школе, они будут у тебя и дома. А твоя мать… – Рука с сигаретой начертила в воздухе маленький зигзаг, и Бобби сразу его понял: «Твоя мать мне не доверяет».

Бобби вспомнил, как Кэрол сказала, что Тед, может быть, прячется от кого-то, и вспомнил, как его мать сказала, что Кэрол все подмечает.

– А что в ней такого, что у меня могут быть неприятности? – он посмотрел на «Повелителя мух».

– Ничего, из-за чего стоит беситься, – сухо сказал Тед, раздавил сигарету в жестяной пепельнице, пошел к маленькому холодильничку и достал две бутылки шипучки. Там не было ни пива, ни вин – только рутбир, шипучка из корнеплодов и стеклянная бутылка сливок. – Ну, разговоры о том, чтобы загнать копье в задницу дикой свиньи, – вот самое плохое. Тем не менее есть взрослые, которые видят только деревья, а лес – никогда. Прочти первые двадцать страниц, Бобби, и ты не остановишься, обещаю тебе.

Тед поставил бутылки на стол, сдернул крышечки открывалкой, взял свою бутылку и чокнулся с бутылкой Бобби.

– За твоих друзей на острове.

– Каком острове?

Тед Бротиген улыбнулся и выстрелил из смятой пачки последнюю сигарету.

– Скоро узнаешь, – сказал он.

И Бобби узнал, и ему не понадобилось двадцати страниц, чтобы узнать, что «Повелитель мух» – клевая книга, может, самая лучшая из всех, которые он читал. На десятой странице он был заворожен, к двадцатой был полностью покорен. Он жил на острове с Ральфом, Джеком, Хрюшей и малышней. Он до дрожи боялся Зверя, который оказался разлагающимся трупом летчика, запутавшегося в своем парашюте; он следил сначала с огорчением, а потом с ужасом, как безобидные школьники превращались в свирепых дикарей и под конец устроили охоту на того из них, кто сумел сохранить остатки человечности.

Книгу он дочитал в субботу, за неделю до окончания учебного года. Когда наступил полдень, а Бобби все еще оставался у себя в комнате, вместо того чтобы играть с друзьями, смотреть утренние субботние мультики и даже слушать «Веселые мелодии» с десяти до одиннадцати, мама заглянула к нему и велела, чтобы он перестал утыкаться носом в эту книгу, поскорее встал и пошел бы в парк или куда-нибудь еще.

– Где Салл? – спросила она.

– На Долхаус-сквер. Там концерт школьного оркестра. – Бобби смотрел на свою маму в дверях, на привычные вещи вокруг ошеломленным недоумевающим взглядом. Мир книги стал настолько живым, что этот – настоящий – выглядел теперь поддельным и тусклым.

– А твоя девочка? Позови ее с собой в парк.

– Кэрол – не моя девочка, мам.

– Ну, все равно. Господи, Бобби, я же не намекала, что вы с ней собираетесь бежать и пожениться.

– Она и еще девочки ночевали вчера у Анджи. Кэрол говорит, что они, когда ночуют друг у дружки, всю ночь не спят и кудахчут. Наверное, еще спят или завтракают, когда скоро пора обедать.

– Тогда пойди в парк один. Я из-за тебя изнервничалась. Когда телевизор в субботнее утро молчит, мне чудится, будто ты умер.

Она вошла в комнату и забрала книгу из его рук. Бобби словно в трансе смотрел, как она листает страницы, наугад читая абзац-другой. Что, если она наткнется на то место, где мальчики говорят о том, чтобы воткнуть копье в задницу свиньи? (Только они англичане, и вместо «задница» говорили «зад», что для Бобби звучало еще похабнее.) Что она подумает? Он не знал. Всю свою жизнь они жили вместе, почти всегда только вдвоем, и он все-таки не мог предсказать, как она отнесется к тому или этому.

– Это та, которую тебе Бреттиген подарил?

– Угу.

– Как на день рождения?

– Угу.

– О чем она?

– Мальчики попали на необитаемый остров. Их теплоход потопили. По-моему, действие происходит вроде бы после Третьей мировой войны или еще когда-то. Тип, который ее написал, нигде прямо не указывает.

– Значит, это научная фантастика?

– Угу, – сказал Бобби. У него немножко помутилось в голове. Он подумал, что «Повелитель мух» настолько не похож на «Кольцо вокруг Солнца», насколько это вообще возможно, но его мама ненавидела научную фантастику, и если что-то могло помешать ей и дальше угрожающе перелистывать книгу, то именно это.

Она отдала ему книгу и подошла к окну.

– Бобби?

Она не оглянулась на него – во всяком случае, сразу. На ней была старая рубашка и субботние брюки. Яркое полуденное солнце просвечивало рубашку насквозь. Ему были видны ее бока, и он вдруг заметил, до чего она худая. Будто забывает есть или еще почему-то.

– Что, мам?

– Мистер Бреттиген дарил тебе еще что-нибудь?

– Он БРОТИГЕН, мам.

Она нахмурилась на свое отражение в стекле… хотя, наверное, нахмурилась она на его отражение.

– Не поправляй меня, Бобби-бой. Так дарил?

Бобби взвесил. Несколько банок с соком, иногда бутерброд с тунцом или плюшка из пекарни, где работала мама Салла, но это же не подарки?

– Да нет, и с чего бы?

– Не знаю. Но ведь я не знаю, почему человек, с которым ты не успел познакомиться толком, вдруг дарит тебе что-то на день рождения. – Она вздохнула, скрестила руки под своими маленькими торчащими грудями и продолжала глядеть в окно Бобби. – Он сказал мне, что прежде работал в государственном учреждении в Хартфорде, а теперь ушел на покой. Он и тебе это говорил?

– Да, вроде бы. – Правду сказать, Тед никогда о своей прежней жизни ничего не говорил, а Бобби и в голову не пришло его расспрашивать.

– В каком государственном учреждении? Здравоохранение и социальные службы? Транспорт? Ревизорский отдел?

Бобби помотал головой. Ревизорский – это еще что?

– Наверное, что-то по просвещению, – сказала она задумчиво. – Он разговаривает, будто бывший учитель. Верно?

– Угу.

– А чем он интересуется?

– Не знаю.

Ну, конечно, чтение – два из трех бумажных пакетов, так оскорбивших его мать, были набиты книжками в бумажных обложках и почти все не выглядели легонькими.

Тот факт, что Бобби не знал ничего о том, как новый жилец проводит свой досуг, ее, казалось, почему-то успокоил. Она пожала плечами, а когда заговорила, то словно бы не с Бобби, а сама с собой.

– Ерунда. Это всего лишь книга. Да к тому же в мягкой обложке.

– Он сказал, что у него, может, найдется для меня работа. Но пока еще ничего не предложил.

Она молниеносно обернулась.

– Какую бы работу он тебе ни предложил, какое бы поручение ни дал, сначала расскажешь мне. Понял?

– Ну, понял. – Ее настойчивость удивила его и немножко встревожила.

– Обещай!

– Обещаю.

– По-настоящему обещай, Бобби.

Он покорно перекрестил грудь над сердцем и сказал:

– Обещаю моей матери именем Божьим.

Обычно все этим исчерпывалось, но на этот раз ей словно бы было мало.

– А он когда-нибудь… он когда-нибудь… – Тут она умолкла с непривычно растерянным видом. У ребят бывал такой вид, когда миссис Брэмуэлл вызывала их к доске подчеркивать существительные и глаголы, а они не могли.

– Что он когда-нибудь, мам?

– Не важно! – сердито отрезала она. – Убирайся отсюда, Бобби. Отправляйся в парк или в Стерлинг-Хаус, мне надоело смотреть на тебя.

«Так чего же ты пришла? – подумал он, но, конечно, вслух не сказал. – Я же не надоедал тебе, мам. Я тебе не надоедал».

Бобби засунул «Повелителя мух» в задний карман и пошел к двери. Там он обернулся. Она по-прежнему стояла у окна, но теперь опять смотрела на него. В такие секунды он никогда не видел любви в ее глазах. В лучшем случае что-то вроде озабоченного интереса, а порой (но далеко не всегда) почти ласковость.

– Мам, а? – Он было хотел попросить пятьдесят центов. На них он купил бы стакан газировки и пару сосисок в закусочной «Колония». Ему нравились тамошние сосиски в горячих булочках с чипсами и ломтиками маринованного огурца по краям.

Ее губы собрались как на шнурке, и он понял, что сегодня сосисок ему не есть.

– Не проси, Бобби. Даже и не мечтай («Даже и не мечтай» – одно из ее постоянных присловий). Я на этой неделе получила тонну счетов, не меньше, так что убери из глаз долларовые знаки.

Не получала она тонны счетов, вот в чем было дело. На этой неделе не получала. Бобби видел и счет за электричество, и чек за квартплату в конверте с надписью «мр. Монтелеоне» еще в прошлую среду. И она не могла сослаться на то, что ему скоро понадобится новая одежда – ведь учебный год кончается, а не начинается, а за последнее время он денег не просил – только пять долларов – квартальный взнос в Стерлинг-Хаус, а она и из-за них озлилась, хотя знает, что они покрывают и бассейн, и бейсбол Волков и Львов плюс страховка. Будь это не его мама, он бы подумал, что она жмотничает. Но сказать ей он ничего не мог – заговоришь о деньгах, и она сразу упрется, а на любое возражение, когда речь идет о деньгах, хоть о самых пустяках, она начинает истерически кричать. И становится очень страшной.

– Все в порядке, мам, – улыбнулся Бобби.

Она улыбнулась в ответ, а потом кивнула на банку с «Велофондом».

– А почему бы тебе не занять оттуда чуточку? Побалуй себя. Я тебя не выдам, а ты потом вернешь.

Он удержал улыбку на губах, но с трудом. Как легко она это сказала, даже не подумав, в какую ярость пришла бы, если бы Бобби попробовал занять чуточку из денег за электричество или за телефон, или из тех, которые она откладывает на покупку своих «рабочих костюмов», – для того, чтобы закусить в «Колонии» парой сосисок и, может быть, куском пирога «а ля мод»[18]18
  модный (фр.).


[Закрыть]. Если бы весело сказать, что не выдаст ее, а она потом вернет. Да уж, конечно! И получить затрещину.

К тому времени, когда он вошел в парк, обида Бобби почти прошла и словечко «жмотничать» исчезло из его мыслей. День был чудесный, а у него с собой потрясная книга – разве можно таить обиды и злиться, когда тебе так подфартило? Он нашел скамейку в укромном уголке и открыл «Повелителя мух». Книжку надо дочитать сегодня, надо узнать, как все кончится.

Последние сорок страниц заняли час, и на протяжении этого часа он не замечал ничего вокруг. Когда он наконец закрыл книжку, то увидел, что колени у него усыпаны чем-то вроде белых цветочков. Полно их было и у него в волосах – он даже не заметил, что сидел в метели яблоневых лепестков.

Он смахнул лепестки, глядя на площадку для игр: ребята там балансировали и качались, и били по мячу, привязанному к столбу. Хохотали, гонялись друг за другом, валились на траву. Неужели вот такие ребята способны расхаживать нагишом и молиться разлагающейся свиной голове? До чего соблазнительно было отбросить все это, как выдумки взрослого, который не любит детей (Бобби знал, что таких очень много), но тут он посмотрел на песочницу и увидел, что сидящий в ней малыш рыдает так, будто у него сердце разрывается, а рядом сидит мальчишка постарше и беззаботно играет с самосваль-чиком, который вырвал у своего приятеля.