Текст книги "Детки в клетке (сборник)"

4

«Хочу пройтись по следам этого парня, – сказал он тогда Мертону Моррисону, – начиная с первого известного случая в Мэне».

Не прошло и четырех часов, а он уже оказался в аэропорту округа Камберленд и разговаривал с механиком по имени Эзра Хэннон. По виду мистера Хэннона могло показаться, что он недавно выполз из бутылки с джином, и Диз его не подпускал к своему самолету ближе, чем на расстояние крика, но в то же время выказал этому парню свое полное и учтивое внимание. Еще бы: Эзра Хэннон был первым звеном той цепи, которую Диз начинал считать очень важной.

«Аэропорт округа Камберленд» было громким названием для взлетно-посадочной площадки округа, где было два вагончика и две пересекающиеся полосы. Лишь одна из полос имела гудроновое покрытие. Поскольку Диз ни разу не садился на грунтовую полосу, он запросил гудроновую. Тряска, которую испытал его «Бичкрафт» (за него он заложил все что можно), коснувшись земли, убедила его опробовать грунтовку, когда он взлетел снова, и после посадки он был рад тому, что она оказалась гладкой и твердой как грудь студентки. Имелся здесь, конечно, и ветроуказатель, и был он, конечно, весь в заплатках, как папашины подштанники. Аэропорты вроде этого всегда имеют ветроуказатель. Это – элемент их сомнительного очарования, как и старинный биплан, который, кажется, всегда стоит перед единственным ангаром.

Округ Камберленд – наиболее населенный в Мэне, но, подумал Диз, этого не скажешь по усеянному коровьими лепешками аэропорту или по виду Джиноголового Чудо-Механика Эзры. Когда он улыбался, демонстрируя все шесть оставшихся зубов, он напоминал статиста из киноверсии «Избавления» Джеймса Дики.

Аэропорт расположился на окраине более фешенебельного городка Фолмута, живущего в основном на сборы за пользование аэродромом от богатых летних жителей. Клэр Боуи, первая жертва Летающего в Ночи, был ночным диспетчером Камберлендского аэродрома и владел четвертью акций аэродрома. Среди прочих работников были два механика и второй наземный диспетчер (наземные диспетчеры также торговали чипсами, сигаретами и газировкой; кроме того, как выяснил Диз, убитый готовил довольно паршивые чизбургеры).

Механики и диспетчеры работали также заправщиками и сторожами. Нередко бывало так, что диспетчеру приходилось бежать из туалета, где он драил полы, чтобы дать разрешение на посадку, сделав непростой выбор из двух имеющихся в его распоряжении полос. Работа была настолько напряженной, что во время пика летнего сезона ночному диспетчеру приходилось нормально поспать не более шести часов от полуночи до семи утра.

Клэр Боуи был убит почти за месяц до визита Диза, и картина, составленная репортером, представляла сочетание газетных сообщений из тощей папки Моррисона и более живописных деталей, полученных от Джиноголового Чудо-Механика Эзры. И даже сделав необходимую поправку на рассказ первоисточника, Диз остался в уверенности, что в начале июля в этом маленьком занюханном аэропорту произошло нечто очень странное.

«Сессна-337», хвостовой номер Н101БЛ, запросил разрешение на посадку незадолго до рассвета утром 9 июля. Клэр Боуи, работавший на аэродроме в ночную смену с 1954 года, когда летчикам иногда приходилось прерывать заход на посадку (в наше время этот маневр называется просто: «повторный набор высоты»), из-за коров, появлявшихся на единственной тогда полосе, поставил в журнале время запроса: 4:32. Приземление было отмечено в 4:49, имя пилота было записано как Дуайт Ренфилд, а местом регистрации обозначен Бангор, штат Мэн. Время, несомненно, было проставлено правильно. Остальное же было враньем (Диз навел справки в Бангоре и без удивления узнал, что там никогда не слыхали ни о каком Н101БЛ), но даже если Боуи и знал, что это было враньем, вряд ли это что-нибудь изменило бы: в Камберлендском аэропорту царила свободная атмосфера, а деньги за пользование аэродромом остаются деньгами.

Имя, названное пилотом, было изощренной шуткой. Дуайтом звали актера по фамилии Фрай, а среди множества прочих ролей Дуайту Фраю довелось сыграть Ренфилда, слюнявого идиота, кумиром которого был самый знаменитый вампир всех времен и народов. Но радиозапрос о посадке от имени графа Дракулы, как предположил Диз, мог бы вызвать подозрения даже в таком сонном городишке, как этот.

Мог бы, но Диз не был уверен. В конце концов деньги за пользование аэродромом остаются деньгами, а «Дуайт Ренфилд» расплатился как положено, наличными, в том числе и за заправку – деньги вместе с копией счета, выписанного Боуи, оставались в кассе и на следующий день.

Диз знал, насколько небрежно и незатейливо контролировалось частное воздушное движение на таких вот небольших аэродромах в пятидесятые и шестидесятые годы, но все равно был поражен тем, насколько неформально отнеслись к Летающему в Ночи в Камберлендском аэропорту. Ведь пятидесятые и шестидесятые уже закончились; наступила эпоха паранойи вокруг наркотиков, и большая часть той дряни, о наличии которой вы должны говорить «нет», проникала через небольшие гавани на небольших суденышках или через маленькие аэропорты на маленьких самолетах – таких, как «Сессна-Скаймастер» «Дуайта Ренфилда». Конечно, деньги остаются деньгами, но Диз мог бы ожидать от Боуи, чтобы тот стукнул в Бангор насчет отсутствующего плана полета, хотя бы для того, чтобы прикрыть задницу. Но он этого не сделал. Тут Дизу пришла в голову мысль о взятке, но его пропитанный джином информатор заявил, что Клэр Боуи был кристально честным человеком, а два фолмутских полицейских, с которыми Диз поговорил позже, подтвердили суждение Хэннона.

Халатность казалась наиболее вероятным ответом, но в конечном итоге это не имело значения: читатели «Взгляда изнутри» не интересовались столь потусторонними вопросами, как или почему что-то произошло. Читателям «Взгляда изнутри» достаточно было узнать, что произошло, сколько продолжалось и успел ли тот, с кем это случилось, завопить. И конечно, снимки. Им нужны были снимки. Огромные, броские черно-белые снимки, если возможно – такие, что просто слетают со страницы роем точек и бьют тебя прямо в лоб.

Джиноголовый Чудо-Механик Эзра имел озадаченный вид и призадумался, когда Диз спросил, куда, на его взгляд, мог направиться «Ренфилд» после посадки.

– Не знаю, – сказал он. – Может, в мотель. Должно быть, взял такси.

– Вы пришли… Во сколько, вы сказали? В семь утра? Девятого июля?

– Ага. Как раз перед тем, как Клэр собрался домой.

– И «Сессна-Скаймастер» была на стоянке, и в ней было пусто?

– Точно. Стояла как раз там, где ваш сейчас стоит, – показал Эзра, и Диз подался назад. От механика шел запах, несколько напоминавший очень старый рокфор, вымоченный в джине «Джилби».

– Клэр случайно не сказал, что вызвал такси для пилота? Чтобы отвезти его в мотель? Ведь похоже, что пешком тут ни до одного не добраться.

– Точно, – согласился Эзра. – Ближайший – «Си Бриз», а до него две мили. Может, больше.

Он почесал щетинистый подбородок.

– Но вообще-то не помню, чтобы Клэр что-нибудь говорил насчет такси для этого парня.

Диз сделал себе мысленную заметку насчет того, что все равно надо обзвонить окрестные таксомоторные компании. В то время он еще исходил из казавшегося разумным предположения: парень, которого он ищет, спал в постели, как почти все прочие.

– А как насчет лимузина? – спросил он.

– Никак, – уже с большей уверенностью ответил Эзра. – Клэр ничего не говорил ни про какие лемазины, а он бы уж наверняка об этом сказал.

Диз кивнул и решил обзвонить и все окрестные компании по прокату лимузинов. Он опросил бы и прочих работников аэропорта, но не ожидал услышать ничего нового; похоже, этот старый алкаш рассказал почти все. До того как Клэр ушел после смены, они выпили с ним кофе, а потом еще раз, когда Клэр вечером снова вышел на работу. Вряд ли удастся выудить что-нибудь еще. Не считая Летающего в Ночи, Эзра, похоже, последним видел Клэра Боуи живым.

Предмет этих размышлений хитровато взглянул куда-то вдаль, почесал щетину на подбородке, а затем снова перевел мутный взгляд на Диза.

– Насчет такси или лемазина Клэр ничего не говорил, но зато кое-что еще сказал.

– Неужто?

– Точно, – подтвердил Эзра.

Расстегнув карман замасленного комбинезона, он достал пачку «Честерфилда», прикурил сигарету и закашлялся унылым старческим кашлем. Он взглянул на Диза сквозь облачко дыма с видом придурковатого лукавства.

– Оно, может, ничего не значит, а может, и значит. Но на Клэра это точно подействовало. Наверняка, потому что обычно из старика Клэра слова лишнего не вытянешь.

– И что же он сказал?

– Не очень помню, – ответил Эзра. – Иногда, знаете ли, когда я чего-то забываю, физиономия Александра Гамильтона вроде как освежает память.

– А как насчет Эйба Линкольна? – сухо поинтересовался Диз.

Немного поразмыслив – совсем немного, – Хэннон согласился, что иногда такое удается и Линкольну, после чего лик сего джентльмена перекочевал из бумажника Диза в слегка скрюченные пальцы Эзры. Диз подумал, что портрет Джорджа Вашингтона тоже мог бы помочь, но он хотел уверенности в том, что Эзра целиком на его стороне… Кроме того, все это входит в накладные расходы.

– Выкладывайте.

– Клэр сказал, что тот парень имел такой вид, будто на маскарад собрался, – сказал Эзра.

– Да ну? И почему? – Диз подумал, что надо было все-таки остановиться на портрете Вашингтона.

– Сказал, что парень словно из картонки вышел. Смокинг, шелковый галстук и все такое прочее. – Эзра помолчал. – Клэр сказал, что на том парне даже был большой плащ. Изнутри красный, как пожарная машина, а снаружи черный, как задница у сурка. Сказал, что когда плащ у него за спиной раздувался, он был чертовски похож на крылья летучей мыши.

Перед мысленным взором Диза вдруг большими красными неоновыми буквами вспыхнуло слово, и слово это было ЕСТЬ!

Ты еще не знаешь, мой залитый джином друг, подумал Диз, но сейчас ты, возможно, сообщил то, что тебя прославит.

– Вы все насчет Клэра спрашиваете, – сказал Эзра, – но ни разу не спросили, не видел ли я чего интересного.

– А вы видели?

– Вообще-то видел.

– И что же это, дружище?

Эзра поскреб щетинистый подбородок длинными желтыми ногтями, глубокомысленно покосился на Диза своими мутными глазами и сделал еще одну затяжку.

– Снова-здорово, – сказал Диз, но извлек еще один портрет Эйба Линкольна, стараясь сохранить дружелюбие в лице и голосе. Его интуиция сейчас работала на полную катушку и подсказывала ему, что мистер Джиноголовый выжат еще не до конца. Пока по крайней мере.

– Этого, пожалуй, маловато за то, что я вам сейчас скажу, – укоризненно заметил Эзра. – Богатенькие городские парни вроде вас могут себе позволить поболее десятки.

Диз посмотрел на часы – массивный «Ролекс» с бриллиантами, отсвечивающими ему в лицо.

– Черт! – сказал он. – Поздно-то как уже! А я еще даже не поговорил с полицией Фолмута!

Не успел он подняться, как пятерка исчезла из его пальцев и присоединилась к своей товарке в кармане комбинезона Хэннона.

– Ладно, если у вас есть еще что-то, выкладывайте, – произнес Диз уже без всякого дружелюбия. – Мне надо успеть кое-куда съездить и кое с кем увидеться.

Механик подумал, поскребывая щетину и издавая запах застарелого сыра. Потом заговорил, почти нехотя:

– Видел большую кучу грязи под тем «Скаймастером». Прямо под багажным отсеком.

– И что?

– Ну и копнул башмаком.

Диз ждал. Он мог себе это позволить.

– Гнусная штука. Полно червей.

Диз ждал. Это была хорошая, полезная информация, но он надеялся, что старик еще не до конца выложился.

– И личинки, – сказал Эзра. – Личинки тоже были. Будто кто-то помер.

Ту ночь Диз провел в мотеле «Си Бриз», а на следующее утро, около восьми, уже вылетел в городок Олдертон на севере штата Нью-Йорк.

5

Среди всего, что Диз не понимал в перемещениях своего объекта, больше всего его озадачивало то, насколько Летающий был несуетлив. В Мэне и Мэриленде он вообще тянул время, прежде чем убивать. Единственную остановку на ночь он сделал в Олдертоне, который посетил через две недели после расправы с Клэром Боуи.

Аэропорт Лейквью в Олдертоне был еще меньше Камберлендского – одна грунтовая полоса и пункт управления с системой связи, представлявший собой всего лишь свежевыкрашенный сарайчик. Здесь не было приборов для инструментального захода на посадку, зато имелась спутниковая тарелка, чтобы ни один летающий фермер, воспользовавшийся услугами аэропорта, не пропустил «Мэрфи Браун», «Колесо Фортуны» или еще что-то не менее важное.

Одно Дизу очень понравилось: грунтовая полоса Лейквью была столь же идеально гладкой, как и в Мэне. Так и привыкнуть недолго, подумал Диз, аккуратно посадив «Бичкрафт» и начав торможение. Ни тебе ударов на асфальтовых заплатках, ни выбоин, на которых опрокинуться можно… Да, к этому легко привыкнуть.

В Олдертоне никто не просил портретов президентов или друзей президентов. Все жители Олдертона – чуть меньше тысячи душ – были в шоке, и не только те, кто по совместительству, как и покойный Бак Кенделл, обслуживал аэропорт Лейквью чуть ли не из благотворительности (и явно в убыток). Да и вообще здесь не с кем было разговаривать, не было даже свидетеля уровня Эзры Хэннона. Эзра, конечно, был поддатым, подумал Диз, но уж, во всяком случае, на него хоть сослаться можно.

– Должно быть, могучий был мужчина, – сказал один совместитель Дизу. – Старик Бак весил фунтов двести двадцать, и в основном был спокойным, но уж если ты его все-таки достанешь, пеняй на себя. Я видел, как он уложил одного парня на ярмарке, что проходила в Пикипси пару лет назад. Такие бои, конечно, незаконны, но Баку не хватало деньжат на выплату за его «пайпер», и он уложил того ярмарочного боксера. Получил две сотни долларов и отнес их в кредитную компанию, кажется, дня за два до того, как они прислали людей забирать его машину.

Совместитель покачал головой с искренне расстроенным видом, и Диз пожалел, что не вынул камеру. Читателям «Взгляда изнутри» страшно нравятся такие длинные, морщинистые, скорбные лица. Диз мысленно пометил выяснить, не было ли у покойного Бака Кенделла собаки. Еще читателям «Взгляда изнутри» страшно нравятся снимки собак покойников. Пристраиваешь собачку на крыльцо дома убитого и делаешь подпись «НАЧИНАЕТСЯ ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ БАФФИ» или что-то в этом роде.

– Очень жаль, – сочувственно заметил Диз.

Совместитель со вздохом кивнул:

– Должно быть, тот парень напал на него сзади. Иначе не представляю.

Диз не знал, с какой стороны напали на Бака Кенделла, но знал, что на этот раз горло жертвы не было вырвано. На этот раз были дырки, дырки, через которые «Дуайт Ренфилд» предположительно высосал кровь жертвы. Кроме того, как следовало из заключения медэкспертизы, отверстия находились на противоположных сторонах шеи: одно – на яремной вене, а второе – на каротидной артерии. Это были не скромные следы от укусов эпохи Белы Лугоши и не более кровавые отметины картин Кристофера Ли. В отчете о вскрытии данные приводились в сантиметрах, но Диз достаточно легко переводил их в дюймы, а у Моррисона в распоряжении есть неутомимая Либби Грэннит, способная объяснить то, что лишь частично показывал сухой язык отчета: или убийца обладал зубами таких же размеров, как любимый читателями «Взгляда» снежный человек, или проделывал дырки в шее Кенделла куда более прозаическим способом – с помощью молотка и гвоздей.

«НЕСУЩИЙ СМЕРТЬ ЛЕТАЮЩИЙ В НОЧИ ПРОТЫКАЕТ ЖЕРТВЫ И ВЫПИВАЕТ ИХ КРОВЬ», – в один и тот же день подумали два человека в разных местах. Неплохо.

Летающий в Ночи запросил разрешение на посадку в аэропорту Лейквью вскоре после половины одиннадцатого вечером 23 июля. Кенделл дал разрешение и отметил хвостовой номер, уже хорошо знакомый Дизу: Н101БЛ. Пилота он внес под именем «Дуайт Ренфилд», а «тип и модель самолета» обозначил как «Сессна-Скаймастер-337». Никакого упоминания о красной полосе и, конечно, никакого упоминания о развевающемся плаще, красном, как пожарная машина, изнутри и черном, как задница у сурка, снаружи, но Диз все равно не сомневался ни в том, ни в другом.

Летающий в Ночи прилетел в аэропорт Олдертона Лейквью вскоре после половины одиннадцатого, убил этого здоровяка Бака Кенделла, выпил его кровь и улетел в своей «Сессне» незадолго до того, как Дженна Кенделл пришла в пять утра двадцать четвертого числа покормить мужа свежими вафлями, а вместо этого обнаружила обескровленный труп.

Когда Диз стоял перед ветхим ангаром-вышкой Лейквью, размышляя над полученными фактами, ему пришло в голову, что если ты даешь кровь, то рассчитывать можешь не более чем на чашку апельсинового сока и благодарственное слово. Если же ты ее берешь – высасываешь, если быть точным, – то попадаешь на первые полосы газет. Вылив из чашки на землю остатки паршивого кофе, он направился к своему самолету, готовый вылететь на юг, в Мэриленд, и тут Ричарду Дизу пришла мысль, что рука Господня, возможно, слегка дрогнула, когда Он заканчивал предполагаемый шедевр сотворенного Им царства.

6

И вот сейчас, после паршивых двух часов, что прошли с вылета из Вашингтона, все вдруг стало гораздо хуже, причем с ошеломляющей внезапностью. Посадочные огни погасли, но Диз видел, что погасли не только они – в темноту погрузились половина Уилмингтона и весь Райтсвилл-Бич. Система посадки по приборам еще работала, но когда Диз схватил микрофон и заорал: «Что случилось? Ответь мне, Уилмингтон!» – не услышал ничего, кроме треска помех, на фоне которых далекими призраками бубнили несколько голосов.

Он ткнул микрофон на место, не попав на крючок. Микрофон стукнулся о пол кабины, свисая на спиральном проводе, и Диз про него забыл. То, что он за него схватился и что-то орал, было инстинктом пилота. Он знал, что случилось, так же ясно, как и то, что солнце заходит на западе… Что оно скоро и сделает. По всей видимости, в подстанцию возле аэропорта угодила молния. Под вопросом оставалось одно – садиться, несмотря ни на что, или нет.

У тебя есть разрешение на посадку, сказал один внутренний голос. Другой тут же (и правильно) ответил, что это совершенно дурацкое оправдание. Ты уже знаешь, что делать в такой ситуации, еще когда только учишься летать. Логика и учебники подсказывают, что надо лететь на запасной аэродром и попытаться связаться с диспетчерской службой. Посадка при столь запутанной ситуации может стоить ему предупреждения и солидного штрафа.

С другой стороны, если он не сядет сейчас – прямо сейчас, – он потеряет Летающего в Ночи. Это может стоить и чьей-нибудь жизни (или жизней), но Диз это почти не принимал во внимание… пока у него не вспыхнула идея, не возникло озарение, как большая часть его озарений, оформленное в виде кричащего заголовка:

«ГЕРОИЧЕСКИЙ РЕПОРТЕР СПАСАЕТ (здесь вставить цифру, по возможности побольше, что довольно много, с учетом того, что границы людского легковерия на удивление широки) ЧЕЛОВЕК ОТ ЛЕТАЮЩЕГО В НОЧИ БЕЗУМЦА».

Жри это, Фермер Джон, подумал Диз и продолжил снижение в сторону полосы 34.

Посадочные огни внизу вдруг вспыхнули снова, как бы одобряя его решение, потом снова погасли, оставив на сетчатке глаз синие остаточные пятна, которые мгновение спустя приобрели зеленоватый оттенок подгнившего авокадо. Потом в радиоприемнике пропал потусторонний треск помех, и голос Фермера Джона прокричал:

– Отворачивай влево, Н471Б; «Пьемонт», отворачивай вправо… Господи, о Господи, в воздухе, кажется, у нас в воздухе…

Инстинкт самосохранения у Диза был отточен не хуже, чем чутье на кровь в кустах. Он даже не увидел проблесковых огней «Боинга-727» авиакомпании «Пьемонт». Он был слишком занят, уводя самолет влево настолько круто, насколько мог выдержать его «Бичкрафт» – на расстояние не шире щелки девственницы, и Диз будет счастлив подтвердить сей факт, если выберется из этой передряги живым, – не позже, чем Фермер Джон произнес второе слово. На мгновение он увидел и ощутил что-то огромное в нескольких дюймах над собой, а потом «Бичкрафт» стало кидать так, что предыдущая тряска уже казалась скольжением по стеклу. Сигареты выпали из нагрудного кармана и разлетелись повсюду. Полутемный силуэт Уилмингтона бешено качался. Желудок, казалось, вот-вот выдавит сердце через горло и в рот. Слюна поднималась по щеке, как ребенок, скатывающийся по скользкому склону. Карты летали словно птицы. В воздухе снаружи раскатывался рев реактивных двигателей вперемешку с громовыми раскатами. Один из иллюминаторов четырехместного пассажирского отсека вдавило внутрь, в него ворвался удушающий поток воздуха, вовлекая в завихрение всё, что не было закреплено.

– Н471Б, вернитесь на прежнюю высоту! – завопил Фермер Джон.

Диз осознал, что только что испортил брюки за двести долларов, выпустив в них с пинту горячей мочи, но отчасти его успокаивало сильное подозрение, что старый Фермер Джон навалил в штаны не меньше вагона дерьма. Во всяком случае, по голосу так казалось.

У Диза был швейцарский армейский нож. Он достал его из правого кармана брюк, удерживая штурвал левой рукой, и резанул левую руку до крови прямо по рубашке над локтем. Потом, без паузы, сделал еще один порез, не такой глубокий, под левым глазом. Сложив нож, он сунул его в пластиковый карман для карт на двери пилота. Потом его надо протереть, подумал он. Если забуду, окажусь в большом дерьме. Но он знал, что не забудет, а с учетом того, что сходило с рук Летающему в Ночи, он считал, что у него все будет нормально.

Посадочные огни загорелись вновь, на этот раз надолго, как он надеялся, хотя их неровное свечение говорило о том, что они работают от генератора. Он снова направил «Бичкрафт» на полосу 34. Кровь стекала по его левой щеке к уголку рта. Он всосал немного и выплюнул розовую смесь крови и слюны на индикатор вертикальной скорости. Не стоит упускать ни единой возможности: прислушивайся к инстинктам, и они выведут тебя куда надо.

Он взглянул на часы. До заката всего четырнадцать минут. Времени в обрез.

– Набирай высоту, «Бич»!!! – заорал Фермер Джон. – Оглох ты, что ли?!!

Диз нащупал скрученный провод микрофона, не отрывая глаз от огней полосы. Перебирая провод пальцами, он добрался до микрофона. Зажав его в ладони, он нажал кнопку передачи.

– Слушай сюда, сучий потрох, – произнес он, злобно ощерившись. – Этот семьсот двадцать седьмой чуть не превратил меня в клубничный джем, потому что твой сраный генератор не врубился вовремя; из-за этого у меня не было связи с землей. Не знаю, сколько народу на авиалайнере чуть не превратились в клубничный джем, но уверен, ты знаешь и экипаж знает. Эти ребята до сих пор живы только потому, что командиру того борта хватило сноровки увернуться вправо, а мне хватило сноровки уйти влево, но зато и я, и машина получили повреждения. Если ты прямо сейчас не дашь мне добро на посадку, я все равно сяду. Разница только в том, что, если я сяду без разрешения, я сделаю так, чтобы с тобой разбиралось Федеральное управление. Но для начала я лично позабочусь о том, чтобы твоя голова и задница поменялись местами. Усек, говнюк?

Наступила долгая пауза, заполненная треском помех. А потом очень тихий голос, ничем не напоминающий прежнюю энергичную манеру, произнес:

– Вам разрешается посадка на полосе 34, Н471Б.

Усмехнувшись, Диз направил машину на полосу.

Он прижал кнопку микрофона и сказал:

– Я был неправ, что наорал. Прости. Такое со мной бывает только на грани смерти.

Ответа с земли не последовало.

– Ну и хрен с тобой, – пробормотал Диз и начал снижение, с трудом преодолевая искушение взглянуть на часы.