Текст книги "Современные стратегии британской политической коммуникации"

Как мы сказали выше, процессы неизбежной унификации повестки дня крупных партий приводят к медиатизации политики, то есть сращению политического процесса с процессами и технологиями массмедиа. Эти процессы могут привести к формированию медиак-ратического правления, однако пока учеными не установлено, какая степень медиатизации может считаться критической для признания той или иной системы правления медиакратией. Рассмотрим, как протекали процессы медиатизации в Британии в последней четверти прошлого века; обратим внимание на: 1) рождение медиаполитики как поля научных исследований; 2) «клинтонизацию» политического поля страны; 3) медиатизацию аппарата правительства и рост роли пресс-секретарей; 4) некоторые другие тенденции медиатизации.

Частью концепции политического маркетинга в британской политологии стало появление концепта «медиаполитики» («media politics»), которая определяется как «модернизированный метод ведения политики, в которой индивидуальные политики пытаются получить должности (в предвыборных кампаниях) и создавать политические решения (policies) во время пребывания в должности (правление как постоянная кампания) путем коммуникации, достигающей граждан через СМИ»[156]156
  Esser F. Op. cit. P. 3. Подробнее о теории медиаполитики см: Zaller J. A Theory of Media Politics. How the Interests of Politicians, Journalists and the Citizens shape the News. Chicago: University of Chicago Press, 2000. URL: http://www.sscnet.ucla.edu/polisci/faculty/zaller/.


[Закрыть]. Термин «media politics», по нашему мнению, составляет параллель термину «mediated politics» – «опосредованная политика/политика через посредника».[157]157
  См.: Blunder J. G., Gurevitch M. Americanization Reconsidered: UK-US Campaign Communication Comparisons across Time / Mediated Politics. Op. cit.


[Закрыть] Аналитик политической коммуникации США Дорис Грейбер отмечает, что в новых условиях политика и новостные СМИ «неразрывно переплетены», что приводит к переосмыслению понятия политической власти, которая «рассматривается как коммуникативный конструкт, который следует подвергать мониторингу и поддерживать»[158]158
  Ibid.


[Закрыть], а претенденты на власть «должны играть по нарождающимся правилам медиаполитики»[159]159
  Graber D. Mass Media and American Politics / 6^th edition. Washington, DC: CQ Press, 2002. P.266.


[Закрыть]. Британец Ричард Роуз на местном материале создал теорию медиаполитического комплекса: этот комплекс, по мнению Роуза, оперирует смысловыми фреймами, которые задаются в совместной работе журналистов и Даунинг-стрит.[160]160
  Rose R. The Paradox of Power: The Prime Minister in a Shrinking World. Cambridge: Polity Press, 2001. P. 101.


[Закрыть] Подробно исследовал социальные аспекты медиаполитики Питер Оборн: в книге об А. Кэмпбелле и истории «нового лейборизма» он вводит понятие медиакласса как основы нового медиакратического режима и замены традиционной классовой элиты. Оборн связывает становление британского медиакласса именно с трансформацией Рабочей партии.[161]161
  См.: Oborne P. Alistair Campbell. New Labour and the Rise of the Media Class. London: Aurum Press, 1999.


[Закрыть]

В последние годы о тесном взаимопроникновении политики и журналистики все чаще говорят также британские журналисты и теоретики медиа. Как пишет Р. Негрин, «соединяющие нити между медиа и демократией сейчас уже очень хорошо установлены»[162]162
  Negrine R. The Communication of Politics. London: Sage, 1996. P. 6.


[Закрыть] – настолько, что это позволяет говорить о качественно новом уровне их близости (Б. МакНейр: «Журналистика определяет политическую реальность»[163]163
  McNair B. An Introduction to Political Communication / 3^rd ed. London: Routledge, 2003. P. 74.


[Закрыть]) и возникающей из этого тесного сотрудничества угрозе демократии. Американский ученый Заллер идентифицировал «пять факторов, указывающих на изменившиеся взаимоотношения между политическими акторами и журналистами в новых условиях медиаполитики»[164]164
  Esser F. Op. cit. P. 9.


[Закрыть]: это «гонения на независимый голос элиты журналистики, контроль новостей, карьерный успех журналистов, легитимация ролей (В политико-журналистском поле. – С. Б.) и подчинение давлению рынка прессы»[165]165
  Ibid. P. x, Abstract.


[Закрыть]. Как установила Конференция по международной коммуникации, все эти факторы приложимы к Великобритании, хотя и в разной степени. Эти факторы определяют механизмы сращения политики и политической журналистики, но также и механизмы противостояния государственному контролю со стороны элиты журналистики, которой с имиджевой и финансовой точки зрения выгодны собственный голос и возможность независимой интерпретации. Как мы понимаем, двумя основными причинами взаимозависимости СМИ и политики стали:

– со стороны медиа – ключевая роль политического истэблишмента в формировании новостной повестки дня;

– со стороны политиков – необходимость контролировать публичное информационное поле и общественное мнение о себе.

Некоторые критики утверждают, что платная реклама способна вывести политиков из зависимости от благоприятного паблисити, но в Британии, как и в других странах ЕС, существуют множественные ограничения на политическую рекламу[166]166
  См.: Raid L. L., Holtz-Bacha C. Political Advertising in Western Democracies. Parties and Candidates on Television. Thousand Oaks (CA): Sage, 1995.


[Закрыть]; в Британии маргинализации политической рекламы способствуют также электоральные традиции. Поэтому приобретение благоприятного паблисити остается ключевым смыслом предвыборной кампании, а также приобретает важное значение в периоды между кампаниями, когда реклама, по традиции и из экономии, не используется.

Рост взаимозависимости политических партий и СМИ в ситуации Британии неизбежно переносится также на коммуникативную практику правительства, которое формирует победившая партия. Так, в исследуемый период резко увеличилось внимание правительств Британии к коммуникативной работе. Это проявилось в:

– лавинообразном разрастании Информационной службы правительства (GIS)[167]167
  Negrine R. Parliament and the Media. London: Pinter, 1998. P. 7.


[Закрыть];

– еще более резком росте числа информационных спэдов в Номере 10;

– экспоненциальном росте информационных и рекламных бюджетов отдельных министерств и Номера 10.[168]168
  Ibid.


[Закрыть] Сегодня число правительственных промоутинговых кампаний и затрачиваемых на них средств так велико, что правительство может быть без преувеличения названо главным промоутером на территории страны. Примерами могут быть кампания по продвижению реформы NHS (1989 год) с бюджетом в 1,25 млн фунтов или приватизационные реформы Тэтчер – трата 20 млн фунтов только на предварительную кампанию по приватизации водных ресурсов или кампания по акционированию монополии «British Gas»;[169]169
  Watts D. Op. cit. P. 70.


[Закрыть]

– попытках вернуть контроль над ведущими СМИ, в том числе путем заключения неофициальных соглашений и обсуждения законопроектов с владельцами СМИ (Акта о свободе информации 2001 года, Акта о коммуникации 2002 года). Отметим, что британское правительство имеет, по давней традиции, большой контроль не только над Би-би-си (право утверждать расписание и накладывать вето на темы и программы принадлежит министру иностранных дел), но и над прессой – через Комитет по обороне, прессе и вещанию (DPBC), учрежденный в 1906 году. Инструментом DPBC являются «оборонные заметки» – «D’Notices», которые взамен цензуры дают прессе неформальные советы в сфере обороны и не только.[170]170
  Подробнее см.: Ibid. Р. 67–69.


[Закрыть]

Выстроим последовательность перехода политического истэблишмента Британии (прежде всего партий) к медиаполитике: от классовой идеологии и ее продвижения через правление – к срединному этапу «маркетинговой политики» («атаки на повестку дня», скатывание к центризму через пересмотр идеологических платформ, унификация предвыборных программ– к медиатизированной политике, в которой различия проводятся не на идеологической основе или на основе повесток дня, а на имиджевой основе и на основе доступа к контролю над информационными ресурсами.

В рамках медиатизации политики прослеживается также тревожная тенденция сдвига политического поля Британии в сторону «президентского парламентаризма» по образцу США и американизация[171]171
  Street J. Op. cit. Р. 193; см. также книги Джоунза, МакНейра, Негрина.


[Закрыть]или даже «клинтонизация»[172]172
  Michie D. Op. cit. Р. 292.


[Закрыть] британского политического процесса. Общественная дискуссия в Британии поставила вопрос о том, не движется ли страна в направлении президентского правления, не становится ли она «намного более похожей на президентскую, чем раньше»[173]173
  Keane J. Op. cit. P. 238; см. также: Pryce S. Op.cit.; Presidents and Prime Ministers / Ed. by Rose R., Suleiman E. New York: American Enterprise Institute, 1980.


[Закрыть] (хотя, как утверждают Каванах и Селдон, «каждый сильный премьер-министр, начиная с Гладстона, выслушивал обвинения в том, что его стиль правления является «диктаторским» или «президентским»[174]174
  Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. P. 202.


[Закрыть]). Многосторонний анализ «риторики президенциализации»[175]175
  См., напр.: Foley M. Presidential Attribution as an Agency of Prime Ministerial Critique in a Parliamentary Democracy: The Case of Tony Blair // British Journal of Politics & International Relations. 2004. Vol. 6, Issue 3. Abstract.


[Закрыть]привел британских ученых к выводу о том, что сегодня в Британии сложилась во многом беспрецедентная «особая конфигурация политики начала-середины 1990-х»[176]176
  Moloney К. Rethinking Public Relations. The Spin and The Substance. London: Routledge, 2000. P. 108.


[Закрыть], приведшая к коренным переменам в журналистике и расцвету спин-культуры (см. Главу 3). Американизация проявилась в двух основных формах: в падении роли парламента в формировании повестки дня и принятии политических решений (то есть перераспределении властных полномочий в пользу правительства) и в частичной реорганизации коммуникации Даунинг-стрит по образцу с Капитолия. Падение роли парламента произошло в силу:

1) общеполитического дисбаланса (существования сильных мажоритарных правительств, то есть правительств парламентского большинства, и как следствие – отсутствия реальных дебатов между правительством и парламентом)[177]177
  Ibid. P. 39–43.


[Закрыть];

2) невозможности для парламента контролировать коммуникацию Кабинета и наказывать министров за несоблюдение Парламентской привилегии, предписывающей оглашение инициатив правительства сначала перед парламентом, а затем перед народом через СМИ. Практика информационных утечек и трейлинга (см. Главу 3) сделала Привилегию неэффективной. Журналист Би-би-си и критик британской медиакратии Н. Джоунз в 2004 году указал, что такая практика подорвала подотчетность правительства парламенту (то есть дискредитировала парламент как демократический институт), и поднял вопрос о будущем парламентаризма в стране[178]178
  Jones N. After Spin, But What about Parliament? // Political Quarterly. 2004. Vol. 75, № 3. P. 318–325.


[Закрыть];

3) парламентского трейлинга, когда сами парламентарии обсуждают законопроекты сперва с представителями Лобби, а только затем с коллегами по Палате.[179]179
  Negrine R. Politics and the Mass Media in Britain, p. 40.


[Закрыть] О трейлинге как технологии см. Главу 3.

«Падение парламента» отразилось в его освещении в СМИ, как в зеркале. Потерю интереса к освещению парламентской жизни журналисты объясняли тем, что в последние годы парламент обладает всё меньшей силой[180]180
  Ibid. P. 39.


[Закрыть]. Снижение журналистского и вслед за этим общественного интереса к деятельности парламентариев можно проследить по отношению СМИ и самих парламентариев к так называемому Часу Вопросов («Question Time») в Палате Общин. Это раунд вопросов и ответов между парламентариями и премьером (или другим министром); такие дебаты традиционно происходили четырежды в неделю и с 1989 года транслировались по телевидению («Канал 4» транслирует дебаты полностью, остальные – частично)[181]181
  Communication, Citizenship and Social Policy / Ed. by Burgelman J.-C., Calabrese A. Oxford: Rowman&Littlefield, 1999. P. 161.


[Закрыть]. В 1990-е годы формат Question Time’a менялся: сперва количество встреч уменьшилось с четырех раз в неделю до двух (во вторник и четверг), а затем Блэр сократил число посещений до одного (в среду), но увеличил время ответов с 15 до 30 минут.[182]182
  McNair B. PR Must Die, p. 336.


[Закрыть] Сама природа парламентских дебатов в связи с проникновением СМИ в парламент также изменилась. Как пишет Негрин, «министры прибывают на Час Вопросов полностью извещенными и не могут быть пойманы врасплох «неожиданным» дополнительным вопросом. Час Вопросов превратился не более чем в попытку обеспечить благоприятное признание точек зрения каждой партии… и отдельных фронт– и бэкбенчеров… Это шоу со всеми ловушками профессионализированной политики»[183]183
  Negrine R. Politics and the Mass Media in Britain, p. 62–63.


[Закрыть]; освещение дебатов заменяется освещением отдельных политиков как celebrities.[184]184
  Keane J. Op. cit. P. 56.


[Закрыть] Журналисты всерьез задумываются, «должны ли они освещать содержание политической конфронтации – или просто пробегать взглядом по поверхности»[185]185
  Negrine R. Politics and the Mass Media in Britain, p. 63.


[Закрыть].

Другой пример неэффективности и слабости британского парламента в плане привлечения внимания к по-настоящему важным общественным вопросам является практически полная потеря интереса медиа к работе парламентских выборных комиссий (select committees) по особым вопросам. Комиссии призваны «зеркалить» работу теневого министерства в определенных аспектах и поднимать общественно важные вопросы, касающиеся работы этого министерства. Комиссия в начале работы формирует запрос, затем проводит несколько заседаний, выслушивая свидетелей, и составляет отчет-рекомендацию; этот отчет может обсуждаться или не обсуждаться в Палате Общин в зависимости от важности поднятого вопроса.[186]186
  Ibid. P. 64.


[Закрыть] Свободный же доступ журналистов к заседаниям комиссий и текстам отчетов (которых публикуется достаточно много: за период 1980–1990 их было издано 822, и это число неуклонно растет[187]187
  Mancini P., Swanson D. L. Op. cit. P. 84.


[Закрыть]) дает им «доступ к огромному массиву информации из широкого круга комиссий»[188]188
  Negrine R. Politics and the Mass Media in Britain, p. 64.


[Закрыть], так что ценность парламентской информации и желание журналистов ее обсуждать неуклонно снижается; в этой ситуации гораздо больший интерес привлекают «слитые» путем трейлинга и неформальных коммуникаций сведения и предположения, которые позволяют создать в прессе циркуляцию слухов и атмосферу «ожидания события» – одно из самых явных проявлений такой рамочной коммуникативной ситуации, как спин-культура.

Второй симптом американизации политического поля отмечен в сфере технологий предвыборной агитации и управления отношениями с прессой в партийном и правительственном аппарате. С точки зрения Дж. Стрита, «и консерваторы, и лейбористы проводили много времени за обзором действий их американских коллег»; то, что было перенято британскими политиками, сводилось к «определенному набору профессионализированных техник ведения политической кампании»[189]189
  Street J. Op. cit. Р. 193.


[Закрыть], а именно – к «использованию выводов и техник коммуникативных наук», поддержанных «профессиональной коммуникативной экспертизой»[190]190
  Nimmo D. Political Persuaders. London: Transaction Publishers, 2001. P. 37.


[Закрыть]. Дэвид Мичи отмечает последовательные «шаги клинтонизации» на примере лейбористов: 1) избавление от «балласта профсоюзов»; 2) постановка критерия возможности позитивного медийного освещения в центр формирования политической программы и очистка программы от потенциально «неизбираемых» элементов; 3) создание практически с нуля имиджа партии через идеологемы «нового лейборизма» и «третьего пути»); 4) осознание необходимости разработки стратегии постоянного кампанинга и беспрецедентной «машины коммуникативной войны».[191]191
  Michie D. Op. cit. P. 292–296.


[Закрыть] Такая коммуникативная политика даже потребовала от лейбористов поездки в Вашингтон «с целью выяснения, как делается политический пиар на той стороне пруда»[192]192
  Ibid. P. 296.


[Закрыть].

Медиатизация британского правительственного аппарата в исследуемый период проходила по двум главным направлениям. Это: 1) рост информационного аппарата правительства и 2) возвышение пресс-секретарей в близком окружении министров Кабинета и особенно в ближайшем окружении премьер-министра. Обе тенденции достигли своего апогея в правление Тони Блэра. Как пишет Маргарет Скэммелл, треть из партийно-аффилированных спэдов, нанятых Номером 10, занималась только презентацией и контактами со СМИ. Эта же тенденция проявилась в работе ключевых министерств: так, в Казначействе, Департаменте образования и Кабинет-Офисе количество информационных работников выросло в 1997–1999 годах на столько же в процентах, на сколько оно выросло за 1979–1996 годы.[193]193
  Scammell М. Op. cit. Р. 520.


[Закрыть] В Министерстве обороны число работников отдела информации к 2003 году составляло 130 человек (для сравнения: в Минобороны России – 30).[194]194
  Статский В. Пиво для журналистов от Минобороны // Независимая газета. 2003. 28 ноября. URL: http://nvo.ng.ru/printed/forces/2003-ll-28/ 3_imige.html.


[Закрыть]Н. Джоунз говорит о том, что каждый министр Кабинета Блэра нанял трех-четырех партийно-аффилированных коммуникаторов.[195]195
  Jones N. The Control Freaks. London: Politico’s, 2001. P. 30.


[Закрыть] Многие критики, однако, называют такой рост аппарата пропорциональным, поскольку с 1998 по 2002 год давление на коммуникативный аппарат правительства со стороны журналистов, законодателей и «групп давления» увеличилась в пять раз – так, запросы от этих организаций, по отчетам Министерства конституциональных дел, составили 40 % от общего числа запросов правительственной информации.[196]196
  Roberts A.S. Spin Control and Freedom of Information: Lessons for the United Kingdom from Canada // Public Administration. 2005. Vol. 83, № 1. P. 4.


[Закрыть]

Сердцем правительственных коммуникаций Британии стали во – второй половине XX века отношения между премьер-министром и его личным советником по прессе/пресс-секретарем/официальным представителем (spokesman). В Британии личного споуксмэна премьера называют его мундштуком: он должен быть «продолжением рта» премьера, говорить за него. Но это только одна из многочисленных обязанностей пресс-секретаря. В последние полвека пресс-секретари продвигались все ближе к премьеру в рамках ближайших «кругов влияния» (см. Приложение 1, 23). Уникальная традиция чрезвычайно близких рабочих и личных отношений между премьерами Британии и их советниками по прессе – причина того, что «мундштуки» в итоге получили полномочия, де-факто превышающие полномочия министров Кабинета.

Одним из первых министров, сформировавших вокруг себя качественно новую атмосферу «круга друзей», стал Гарольд Макмиллан. Он стал премьер-министром, при котором советники с Номера 10 стали значить в политической жизни Британии не меньше, чем Кабинет. Пресс-секретарь Макмиллана Гарольд Эванс вошел в «троицу добрых компаньонов премьера».[197]197
  Hutchinson B. The Last Eduardianat No.10. London: Routledge, 1988. P. 53–54.


[Закрыть] Тесная дружба Гарольда Вильсона с его «серой кардиналыней» политическим секретарем Маршей Вильямс (см. Приложение 2,2) вызвала в британском обществе толки. Как мы помним, Марша Вильямс была одним из первых госслужащих, кто нарушил традицию трехлетней службы.[198]198
  Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. Р. 64–65.


[Закрыть] Одной из ключевых фигур при Вильсоне стал пресс-секретарь Джо Хейнс (см. Приложение 4,6), один из трех самых знаменитых «мундштуков» за последние полвека. Джо не был изначально госслужащим, а имел журналистское прошлое, так же его последователи Ингхэм и Кэмпбелл. Хейнс стал первым пресс-секретарем, чье участие в принятии политических решений и политическое комментирование породило общественные дебаты.[199]199
  Ibid. Р. 67–68.


[Закрыть] Хейнс оставался одним из трех самых влиятельных спадов Вильсона (см. Приложение 2, 3) и вернулся в Офис на второй срок его правления; при нем Лобби пережило «кризис лени», связанный с отсутствием острых политических новостей, физической слабостью премьера и манипулятивными способностями Хейнса.[200]200
  Ibid. Р. 118.


[Закрыть]

Пресс-секретарь Эдварда Хиса Доналд Мэйтлэнд сумел убедить прессу в своей дистанцированности от премьера, но служащие Офиса отмечали в мемуарах, что Хис очень доверял Мэйтлэнду. Мэйтлэнда одинаково уважали министры, журналисты Лобби, коллеги по офису и его патрон; он стал примером беспрецедентной открытости Офиса. Так, он провел опрос среди журналистов Лобби на тему того, не хотят ли журналисты, чтобы все брифинги стали записываться и вестись на основе прямой атрибуции слов Мэйтлэнда; однако журналисты предпочли отказаться, боясь, что разрушат анонимность Мэйтлэнда и потеряют возможность узнавать наиболее противоречивые факты. Мэйтлэнд стал также автором идеи экскурсий для журналистов по Номеру 10 и Лобби-обсуждений правительственных департаментов. В эпоху Хита контроль правительственной информации был распределен примерно в равных частях между Офисом премьера и Кабинетом.[201]201
  Ibid. Р. 77–87.


[Закрыть]

При Каллагане градус отношений снова повысился: Каллаган и пресс-советник Том МакКафри стали настьолько крепкими друзьями, что МакКафри «научился знать, что Джим думал», и ему «не нужно было консультироваться с ним слишком часто»[202]202
  Ibid. Р. 137.


[Закрыть]. МакКафри расширил роль пресс-секретаря, став координатором правительственной информации: он ввел традицию еженедельных встреч с главами служб информации отдельных министерств и тем самым снизил роль тогдашнего главы Правительственной службы информации (GIS) Г. Джеймса в координации министерской информации; тот оставался номинально ответственным за ее распространение.[203]203
  Ibid. Р. 138.


[Закрыть] Отношения МакКафри с Лобби были уважительными – возможно, в силу того, что Каллаган не выказывал интереса к тому, что было в газетах.

«Эпоха взаимного уважения» закончилась с приходом к власти Маргарет Тэтчер и появлением на посту пресс-секретаря Бернарда Ингхэма (см. Приложение 4,1). Тэтчер предпочла не зависеть от сотрудников Номера 10 и создала внутри него новое стратегическое подразделение, Центр Изучения Политики (CPS), и в течение двух лет вокруг и внутри Номера 10 возникла качественно новая формация спэдов. Это были «люди Тэтчер» – пятеро членов CPS, четыре министра Кабинета, личные секретари и муж Тэтчер.[204]204
  Ibid. Р. 145–155.


[Закрыть] В своих мемуарах Тэтчер называет своих сотрудников по офису семьей[205]205
  Thatcher М. The Downing Street Years. London: HarperCollins, 1993. P. 43.


[Закрыть]. Но самым важным и длительным во времени стало назначение на пост пресс-секретаря бывшего журналиста «Гардиан» по промышленности Бернарда Ингхэма (см. Приложение 2,4). Во второй раз в истории офиса (после Хейнса) прервалась цепочка профессиональных госслужащих на этом посту; хотя Ингхэм и выказал себя ревностным служащим, его ревностность касалась не работы всего Кабинета, а служения одной только Тэтчер. Если раньше пресс-секретари считали необходимым донести до журналистов мнения всего правительства в целом[206]206
  Negrine R. Parliament and the Media, p. 83.


[Закрыть], то для Ингхэма представление мнения Тэтчер было обязательным, а мнений других министров – опциональным, даже если они не совпадали с мнением Тэтчер.[207]207
  Ingham B. Kill the Messenger. London: HarperCollins, 1991. P. 59–67.


[Закрыть] Этим Ингхэм заложил две основные тенденции, которые характеризуют превращение Даунинг-стрит в основной источник спин-культуры в Британии. Первая тенденция заключается в постепенном отрыве премьер-министра в глазах публики, прессы и самого правительства от других членов Кабинета, в неуклонном росте влияния одного лица внутри Кабинета. Тэтчер, как пишут Каванах и Селдон, виделась журналистам стараниями Ингхэма как надстоящая над Кабинетом фигура; этому способствовало также то, что Тэтчер сократила так называемые «часы для Кабинета» – время встреч с Кабинетом (они длились не более получаса и не были эффективными) – и перешла к практике встреч с отдельными министрами визави.[208]208
  Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. P. 151–160.


[Закрыть] Отношения Тэтчер и Ингхэма в середине 1980-х называли «свадьбой умов» (см. Приложение 2, 5); роль пресс-секретаря в Офисе 10 с 1984 года стала стратегической. Вторая тенденция, обозначенная Ингхэмом, это влияние пресс-секретаря па политический курс правительства. При Ингхэме резко расширился диапазон обязанностей пресс-секретаря, который до того отвечал только за политические брифинги в Номере 10 и некоторых министерствах. «Моя концепция задач пресс-секретаря, – пишет он в книге «Расплата за спин», – делегировала ему три роли: роль споуксмэна премьер-министра, советника премьера и, если требуется, Кабинета и координатора официального уровня презентации правительства в целом»[209]209
  Ingham, В. The Wages of Spin, p. 102.


[Закрыть]. Так была впервые определена роль советника по прессе как человека, имеющего решающее влияние на оформление политики правительства. Ингхэм стал первым настоящим пресс-консультантом для Кабинета; министры стали де-факто подконтрольны пресс-секретарю в вопросах оформления министерских решений, хотя общая «линия дня» еще не диктовалась из Номера 10.

Стиль взаимоотношений Ингхэма и Лобби – это «креативное использование английского языка», а на деле – словесная манипуляция. У Лобби возникли настолько большие претензии к Ингхэму, что в 1986 году произошло «Восстание лобби», когда «Гардиан», «Индепендент» и «Скотсмен» в ответ на отказ Ингхэма фиксировать брифинги на бумаге или пленке отозвали своих представителей из Лобби и не вернулись туда вплоть до ухода Ингхэма в отставку в 1990 году.[210]210
  Ibid. P. 105–106.


[Закрыть] Критики «режима Ингхэма» называют его также одним из первых политических имиджмейкеров; но он не без резона опровергает это положение, утверждая, что Тэтчер была настолько харизматичной личностью, что ей не требовался имиджмейкинг.[211]211
  Ibid. P. 117.


[Закрыть] Отметим также, что Ингхэм служил Тэтчер одиннадцать лет вместо трех. В конце 1990-х Ингхэм сделался одним из яростных критиков режима Блэра – Кэмпбелла. Он настойчиво отгораживается от своей принадлежности к клану спин-докторов и уж тем более не приемлет в отношении себя титул «отца британского спина»[212]212
  Ibid. P. 231–240.


[Закрыть]. Здесь же нам следует упомянуть о двух других советниках Тэтчер, отношения с которыми компрометировали ее как политика в глазах британской публики. Это личный секретарь Железной Леди и ее советник по имиджу Гордон Рис (который приложил большие усилия к имиджмейкингу Тэтчер) и уникальный человек по имени Тим Белл (см. Приложение 4, 7) – пиар-менеджер, не имевший официального статуса внутри Номера 10, но прошедший через особые отношения с семьей Тэтчеров и лично с премьер-министром. Тим Белл стал адвокатом бизнеса перед правительством Тэтчер. Будучи уже знаменит к моменту знакомства с ней, он приобрел еще большую клиентуру сперва для братьев Саатчи, компанию которых возглавлял, а затем для собственной пиар-фирмы «Лёве&Белл» благодаря связям с Даунинг-стрит. Как отмечает Мичи, Белл был единственным человеком из окружения Тэтчер, которому было отчего-то позволено вносить в отношения с Тэтчер небольшой градус флирта.[213]213
  Michie D. Op. cit. Р. 47.


[Закрыть]

Пресс-секретарь Джона Мейджора Гас О’Доннелл не оставил особенно ярких следов в истории Офиса, но был так же близок Мейджору, как Ингхэм – Тэтчер (см. Приложение 2, 6) и был выбран Мейджором из-за социальной близости, а не из-за профессионализма. После его отставки агрессивный Джонатан Хэзлэм не смог заменить Мейджору О’Доннелла и быстро ушел в отставку. Однако журналисты Лобби в правление Мейджора почувствовали, что доступ к премьер-министру и информации от него стал чрезвычайно затруднен.[214]214
  Jones N. Soundbites and the Spin Doctors, p. 110.


[Закрыть]

Обе вышеописанные тенденции достигли своего апогея в первый срок правления Тони Блэра (1997–2001 годы). Еще с момента избрания на пост лидера партии в 1994 году после внезапной смерти лидера лейбористов Джона Смита Блэр тщательно позиционировал себя как фигуру, стоящую выше прочих в Рабочей партии, как сильного лидера-персоналию; с приходом лейбористского большинства в парламент и лейбористского правительства на Даунинг-стрит всем наблюдателям стало ясно, что правительство Блэра «не является форумом принятия решений»[215]215
  Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. P. 242.


[Закрыть]. Как и Тэтчер, Блэр предпочитал тактику личного общения с министрами, почти никогда не возглавлял правительственные комитеты и предпочитал атаковать проблемы путем создания небольших и во многом случайных групп из нескольких министров.[216]216
  Ibid. P. 278.


[Закрыть] Блэр демонстрировал открытую приверженность личным помощникам и тем немногим министрам, которые поддерживали его «Проект» (см. Главу 3). Блэр приобрел будущих личных советников еще во время пребывания в парламентской оппозиции. Ими стали Директор по Коммуникациям Теневого Кабинета в 1985–1990 годах Питер Мэндельсон (см. Приложение 2, 7 и 4,2), специалист по поллингу и политическим кампаниям Филип Гулд и бывший редактор политического отдела сперва в «Дейли Миррор», а затем в таблоиде «Тудей» Алистер Кэмпбелл (см. Приложение 2,8 и 4,3). Вместе с Гордоном Брауном эти люди сформировали узкий, но наделенный чрезвычайно широкими полномочиями круг «людей Блэра».[217]217
  Ibid. P. 240–249.


[Закрыть] Все пятеро, включая самого Блэра и Брауна, были отличными специалистами по работе со СМИ: так, Гулд отмечал, что «Браун постоянно ищет возможности опередить медиа и использовать их»[218]218
  Barnett S., Gaber I. Op. cit. P. 98.


[Закрыть]. Все участники «большой пятерки» разделяли взгляды Блэра на «модернизацию» и необходимость использовать «медиа, медиа, медиа»[219]219
  Jones N. The Control Freaks, p. 25.


[Закрыть]; можно утверждать, что сам «Проект» был задуман (не Блэром, а Мэндельсоном и Кэмпбеллом) как предвыборный. С приходом Блэра в Номер 10 влияние «серых кардиналов» только возросло. Амбициозный Мэндельсон вскоре стал известен как Министр Без Портфеля, отвечающий за правительственную информацию, а в 1998 году получил портфель; но наибольшим влиянием обладал Алистер Кэмпбелл, ставший для Блэра незаменимым – «больше, чем правая и левая руки вместе взятые»[220]220
  Ibid. P.41.


[Закрыть]. Его отношения с Блэром приобрели характер неразрывной дружбы – с тем оттенком, что позволил Н. Джоунзу усомниться, «кто чей премьер»[221]221
  Ibid. P. 39.


[Закрыть]; фильм Би-би-си 2000 года о премьере получился почти целиком о его пресс-секретаре.[222]222
  № 10 Downing Street. BBC Documentary on Tony Blair. 2000.


[Закрыть] Журналисты часто свидетелями того, что премьер – «слабое звено» в принятии решений.

Блэр и Кэмпбелл примерно одного возраста, у них обоих по трое детей, им нравится одно и то же в спорте и еде. Близость Кэмпбелла и Блэра вышла на новый уровень, когда Фиона Миллар, жена Кэмпбелла, была назначена консультантом по имиджу супруги премьера Чери Блэр[223]223
  Jones N. Soundbites and the Spin Doctors, p. 171.


[Закрыть] (см. Приложение 2, 9). В 1990-е годы Кэмпбелл повсюду сопровождает Блэра, постоянно попадая в кадр[224]224
  Ibid. P. 176.


[Закрыть] (см. Приложение 2, 10), держит с ним контакт глазами, выручает в сложных интервью: «Такое ощущение, что ты интервьюируешь двух человек», – признается одна журналистка[225]225
  Ibid. P. 129.


[Закрыть] (см. Приложение 2,11), летает с ним в заграничные командировки в одном салоне, отгороженном от прочих участников полета (см. Приложение 2,12), и т. п. С 2000 года роль Кэмпбелла в связи с критикой его публичности несколько изменилась, но степень его влияния на Блэра была неизменной до самого момента отставки в августе 2003 года. С приходом Блэра и «его людей» в Номер 10 госслужащие Офиса потеряли все былое значение. Отношения с министрами строились так, что Личный офис Блэра часто был в неведении относительно его планов и результатов переговоров.[226]226
  Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. P. 281.


[Закрыть]

К выборам 2001 года Номер 10 попал в зависимость от информационных спэдов.