Текст книги "Современные стратегии британской политической коммуникации"

В целом 1970-е годы можно назвать годами коммуникативной стагнации – или «затишья перед бурей». Пришедшая к власти в 1979 году администрация во главе с Маргарет Тэтчер, усвоившей уроки «зимы недовольства» и мыслившей в категориях стратегии, открыла новую эпоху в британских элитарных коммуникациях. Первые два срока правления Маргарет Тэтчер сопровождались элементами резкой медиатизации политико-административного и парламентского процессов. Их удобно исследовать на примере двух кризисов первой половины 1980-х: внешнеполитического и внутриполитического. Это англо-аргентинский вооруженный конфликт на Фолклендских островах и история подавления правительством тред-юнионизма.

Рассмотрим сначала первый из них. Причины и ход конфликта описаны в многочисленной литературе. Из нее ясно, что целью организации освещения войны было не допустить отклонений от правительственной линии пропаганды, которая базировалась на двух главных стереотипах – «аргентинского агрессора» и «матери-Британии, борющейся за права населения Фолклендов». Поэтому на месте военных действий был введен режим жесточайшей цензуры, поддержанный двойной цензурой Минобороны в Лондоне и позицией Номера 10. В штабе британских войск был организован контроль:

– над журналистами: 1) их объединили в пулы[327]327
  URL: http://media.utmn.m/library_view_book.php?chapter_num= 167 &bid=423.


[Закрыть] и выдавали информацию порциями; 2) им был перекрыт доступ к островам – местом их «дислокации» стало военное судно «Гермес»[328]328
  Гаджиев К. С. Политическая наука/ Часть 2. URL: http://www.politscience.ru/ bibl/bibl-gad2.php?PHPSESSID=eb396dabf6dad21e2b0c73e732f0ded2.


[Закрыть]; 3) некоторые журналисты, например знаменитый военный фотограф Дон МакКаллин и журналист Родди Ллевелин, не получили аккредитации; 4) съемку островов проводили только операторы и фотографы Министерства обороны[329]329
  Статский В. Указ. соч.


[Закрыть]; 5) действовал запрет на интервью[330]330
  Почепцов Г. Г. Коммуникативные технологии двадцатого века. Киев: Рефл-Бук/Ваклер, 2000. URL: http://safety.spbstu.ru/el-book/books/ pocheptsov/pocheptsov_kom.htm.


[Закрыть];

– над количеством передаваемой информации. Журналист «Обзервера» Джулиан Барнз отмечает следующие элементы контроля[331]331
  Barnes J. The worst reported war since the Crimean // The Guardian. 2002. 25 February. URL: http://www.uuardian.co.uk/falklands/story/0,11707,657871,00.html.


[Закрыть]:

1) «репортажи цензурировались, их передача задерживалась, они случайно терялись, а в лучшем случае – отсылались нам обратно»; 2) «все новости официально оглашались или «сливались» в прессу в Лондоне в обход журналистов штаба»; 3) возникло «радиовидение»: в телеэфир шли голоса журналистов, наложенные на официальные фотографии; 4) «54 из 74 дней конфликта мы не имели телекартинки»;

– над сущностью передаваемой информации: 1) Дж. Барнз: «Когда ситуация дошла до предела, Майкл Николсон из ITN и Питер Арчер из РА снабдили свои репортажи вводками о том, что их сообщения цензурируются; эти вводки были вырезаны»; 2) использование Министерством обороны дезинформации[332]332
  Гаджиев К. С. Указ. соч.


[Закрыть], в частности преувеличение количества войск в 200-мильной «запретной зоне» вокруг островов[333]333
  Подробнее см.: Elliot J. М., Reginald R. Tempest in a Teapot: The Falkland Islands War. San Bernardino (CA): The Borgo Press, 1983.


[Закрыть]; 3) создание «фактоидов», непроверяемых с «Гермеса».

Барнз отмечает, что журналисты на месте конфликта оказались не готовы к такому массированному цензурному заслону и фабрикации сообщений и к «смещению цензуры от журналиста к источнику информации»[334]334
  URL: http://safety.spbstu.ru/erbook/books/pocheptsov/pocheptsov_kom.htm.


[Закрыть]. В Лондоне же помимо цензуры Минобороны были приняты меры по созданию и продвижению официального нарратива в СМИ. Так, в работу Б. Ингхэма была введена военно-политическая линия: на брифингах в период конфликта постоянно присутствовал секретарь Тэтчер по политике Клайв Уитмор. Ингхэм был поставлен в подчиненное положение и жаловался на неинформированность[335]335
  Подробнее см.: Ingham В. Kill The Messenger. Op. cit.


[Закрыть], но при этом предпринял ряд усилий по обеспечению бесперебойного потока информации из Номера 10.[336]336
  Ingham B. The Wages of Spin, p. 98.


[Закрыть] В результате предпринятых мер освещение боевых действий свелось к трем элементам: ключевым словам – «саундбайтам» (Gotcha, Yomp, Rejoice, I Counted Them All Out, I Counted Them All Back), комментированным фотографиям и «видеобайтам» – подцензурным обрывкам съемки. Как отмечает Барнз, такое освещение конфликта создавало информационный вакуум – почву для ура-патриотических настроений в Британии, где жители вывешивали британские флаги на дома и выражали поддержку правительству даже в разговорах в пабах.[337]337
  Barnes J. Op. cit.


[Закрыть] Сходная схема организации работы журналистов позже применялась в других вооруженных конфликтах с участием стран атлантической цивилизации, прежде всего в Гренаде и Персидском заливе.[338]338
  URL: http://media.utmn.m/library_view_book.php?chapter_num= 167 &bid=423.


[Закрыть]

Освещение войны в британских СМИ позволяет сделать вывод о том, что в медийной среде Британии произошел раскол, ставший впоследствии моделью поведения СМИ для многих кризисных ситуаций во внешней политике, в том числе по время иракского кризиса 2002–2003 годов. Эта ситуация описывается как поддержка позиции правительства «прессой Тори» и оппозиция правительству со стороны ТВ, прежде всего Би-би-си. Феномен «прессы Тори» имеет корни в многовековой истории британской прессы и ее партийной аффилированности; но в конце 1970-х из-за слабости лейбористского правительства даже многие прежде лояльные лейбористам газеты перешли на сторону Тори. Королевская комиссия по делам прессы 1977 года отметила, что «многие газеты выказывали антилейбористские пристрастия… и несправедливо обращались с представителями Рабочей партии в парламенте»[339]339
  Цит. no: Watts D. Op. cit. P. 57.


[Закрыть]. Предвыборная кампания 1979 года отмечена тем, что «правая пресса искала дискредитирующие материалы против лейбористов»[340]340
  Ibid.


[Закрыть]; в эпоху Тэтчер каждая газеты открыто заявляли о своих партийных предпочтениях. Во время Фолкледского кризиса в рядах национальной прессы сложилось соотношение сил, которое сохранилось до 1996 года: первую скрипку в оркестре «прессы Тори» играли газеты, купленные Мердоком: «Сан» среди таблоидов и «Таймз» среди широкоформатных. «Дейли Мейл», «Дейли Телеграф», «Дейли Экспресс» также отдавали предпочтение консервативной точке зрения. Газеты Роберта Максвелла (в первую очередь «Дейли Миррор») во время конфликта использовали оппозиционную риторику и в целом поддерживали Рабочую партию, но «вели с ней партизанскую борьбу, когда им казалось, что партия идет не по тому пути»[341]341
  Ibid.


[Закрыть]. «Индепендент», появившаяся позже, сразу заявила о нейтралитете; к этой же позиции склонялась «Гардиан», официально поддерживая либералов. Теоретик медиа Д. Уоттс показывает, что если в 1945 году лейбористов поддерживали 35 % национальных газет, то к 1995 году эта цифра упала до 20 %. При этом Уоттс пишет, что (особенно в случае широкоформатных газет) не газета формировала политические пристрастия читателей, а читатели выбирали газету в согласии со своим политическим выбором[342]342
  Ibid.


[Закрыть]; но другие ученые считают, что роль прессы в поддержке населением Фолклендской войны и в формировании общественного мнения в борьбе с профсоюзами была ключевой.

Прагмалингвистический анализ газетных публикаций, проведенный советскими политологами, должен быть пересмотрен с позиций деидеологизации, но все же позволяет выделить узловые элементы официозного нарратива конфликта[343]343
  См., напр.: Григорьева Г. Г. «Фолкендский фактор» в пропагандистской практике кабинета тори // Язык и стиль буржуазной пропаганды. М.: МГУ, 1988. С. 167–197.


[Закрыть], который способствовал разжиганию джингоистских страстей прессой Тори[344]344
  Подробнее см.: Fowler R. Language in the News: Discourse and Ideology in the Press. London: Routledge, 1991.


[Закрыть]: «джингоистскую оргию» и «взлет токсичного джингоизма»[345]345
  Barnes J. Op. cit.


[Закрыть] отмечают и советские, и британские наблюдатели. Элементы официозного военного нарратива в 1982 году были таковы:

– «морализация агрессии» (Барнз) через разработку двух ключевых метафор-стереотипов, которая в итоге привела к тому, что доминирующим общественным отношением стало «чувство, что мы были один на один, мы против них» (он же);

– применение «метафоры 1945 года» о справедливой войне против агрессора и единстве нации перед лицом врага, сравнение лидеров аргентинской хунты с Гитлером; освещение конфликта как «трагедии, какой не было со времен Суэца»;

– постоянное разъяснение целей и задач кампании: «защитить британский суверенитет», «защитить островитян – часть британской нации», «защитить британский образ жизни», «спасти национальную гордость» – в том числе с помощью повтора однотипных стилистических конструкций и перечисления;

– добровольное участие прессы Мердока в саундбайтинге и разделение двух дискурсивных потоков: «качественного» (с опорой на абстрактные существительные вроде «долг», «суверенитет», «свобода», «вторжение» и глаголы со значением защиты) и «массового» – с использованием сленга «дворовой войны», например нарочито тинейджерской лексики в заголовках: «Наши самолеты блицуют лодки арги», «Реактивки аргишек сбиты», «Наши ребята потопили канонерку и продырявили крейсер» и печально знаменитый «GOTCHA!» («Попался!») (см. Приложение 2,13), из-за неэтичности замененный при допечатке тиража на «1200 арги правда утонули?»;

– наклеивание ярлыков – например, «колеблющиеся и трусы» (повторено в речи Тэтчер после окончания войны).

«Слабое снабжение картинкой» (Барнз) на фоне повторяющихся сообщений и молодежного жаргона создало впечатление нереальности войны и стало причиной специфической черты освещения конфликта – его виртуализации. Ярким проявлением «виртуальности» стала обложка атлантической версии «Ньюзвик»: на ней поверх фото британского флагмана помещен заголовок «Империя наносит ответный удар» («The Empire Strikes Back»), название эпизода «Звездных войн» (см. Приложение 2, 14).

Би-би-си пыталась соблюсти принцип объективности и воспротивилась официальной информационной политике. Открытый конфликт Корпорации с правительством начался, когда Би-би-си показала кадры, снятые аргентинскими операторами[346]346
  Гаджиев К. С. Указ. соч.


[Закрыть]; в ответ Минобороны запретило «официально поддерживать иностранную пропаганду» – использовать кадры, снятые не Министерством.[347]347
  Почепцов Г. Г. Указ. соч.


[Закрыть] Позже Тэтчер вынесла Корпорации порицание за то, что Би-би-си говорила не о «наших», а о «британских» войсках и отдавала почти равное время освещению точек зрения обеих сторон.[348]348
  Там же.


[Закрыть] Но главный конфликт разразился тогда, когда в новостях на ВВС1 были показаны якобы кадры атаки британцев на населенный пункт Гус Грин до того, как атака имела место.[349]349
  Подробнее см.: Taylor Р. М. Journalism under fire: the reporting of war and international crises // News, Public Relations and Power / Ed. by Cottle S. London: Sage, 2003. P. 63–80.


[Закрыть] Несмотря на позицию Би-би-си и «Дейли Миррор» «Британия выиграла психологическую войну и получила массовую поддержку своей военной позиции. В конце кампании даже аргентинцы стали верить британским заявлениям»[350]350
  Elliot J. M., Reginald R. Op. cit. Cp. URL: http://www.falklands.info/history/ hist82articlel3.html.


[Закрыть]. В парламентской речи о завершении конфликта Тэтчер повторила опорные пункты официозного нарратива и еще раз обозначила монетаристскую позицию правительства и намерение бороться с «упадком нации» не только военным, но и мирным путем.[351]351
  Подробнее см.: Лебедев А. А. Очерки британской внешней политики. М.: s.p., 1988.


[Закрыть]

Отработка внутриполитических коммуникативных технологий проходила во время знаменитого конфликта правительства Тэтчер с профсоюзными организациями Британии (прежде всего с Национальным Союзом Шахтеров) и союзами печатников с Флит-стрит; конфликт с профсоюзами высветил ключевую роль медиа в политической борьбе. В конфликте Тэтчер повела себя как проактивный коммуникативный лидер; впоследствии именно эта черта в образе Блэра напомнила журналистам и П. Мэндельсону Железную леди (известна фраза Мэндельсона: «Мы все сегодня Тэтчериты»). Тэтчер была полна решимости провести либерализацию экономики в согласии с программой «новых правых» и идеями неомонетаризма Чикагской школы экономики (в частности, М. Фридмэна); в ее войне с этатизмом ее поддерживали в том числе Р. Рейган и (позже) М. Горбачев, запустившие программы обновления экономики в своих странах. Профсоюзное движение, оставшееся безнаказанным после «зимы несогласия», было главным препятствием реформам. Поэтому введение нового профсоюзного законодательства стало важнейшей задачей правительства. Эффект предложенных Кабинетом мер был оглушительным: профсоюз горняков в 1979–1986 годах потерял 72 % членов; число рабочих дней, не отработанных в ходе забастовок, снизилось с 28,5 млн до 6,4 млн часов в год. После окончания «шахтерской войны» число работающих шахт в Британии сократилось с 170 до 73, а шахтеров – с 181000 до 65000.[352]352
  Дмитриева О. Под знаком Мэгги // Учительская газета. 2005. 29 марта. № 12–13. С. 29.


[Закрыть] Эти меры, безусловно, не могли быть популярными, поскольку лишали работы тысячи человек. Первые два года правления Тэтчер не принесли серьезных положительных изменений в экономике, а количество безработных увеличилось почти в три раза, как и число недовольных политикой правительства.[353]353
  Пидлуцкий О. Железная Леди, создавшая свой собственный «изм» // Зеркало недели. Статья из архива № 29(608). URL: http://www.zerkalo-nedeli.com/nn/show/608/54056/.


[Закрыть] До Фолклендов 48 % жителей Британии считали Тэтчер «худшим премьером в истории страны»; 12 % – «худшим, чем даже А. Н. Чемберлен».[354]354
  Злобин А. Проблема южных территорий // Время новостей. 2002. 2 апреля. URL: http://www.vremya.ru/2002/57/13/21507.html.


[Закрыть] В этих условиях «маленькая победоносная война» стала панацеей для Тэтчер, а борьба с профсоюзами шахтеров и печатников велась не экономическими, а прежде всего законодательными и медийными средствами – «с помощью горячей и наивной поддержки со стороны прессы, судебных исков и политических решений в военном стиле»[355]355
  McNair В. PR Must Die, р. 330.


[Закрыть].

В 1985 году после многомесячного противостояния профсоюзам было нанесено сокрушительное поражение, и их влияние было кардинально подорвано. Большую роль сыграла набранная Тэтчер команда штрейкбрехеров; еще одним веским шагом стало предварительное накопление запасов угля, которое разорвало наконец узы зависимости страны от его шахтовой добычи. Но главным завоеванием Тэтчер стала медиаимперия Руперта Мердока и поддержка самых читаемых газет страны – таблоидов «Сан» и «Ньюз оф зе Уорлд». В начале 1980-х Тэтчер поддержала Мердока в борьбе с профсоюзами печатников во время «диспута об Уоппинге» и не форсировала антимонопольное законодательство в сфере СМИ, и он отплатил ей – паблицитной поддержкой и публикацией ее мемуаров.[356]356
  Ушаков К. Прайм-тайм Руперта Мердока // СЮ. 2003. № 6. URL: http:// search.cio-world.ru/offline/2003/16/27559/page2.html.


[Закрыть] Роль СМИ, по признанию теоретиков (Фоулера, Голдинга, МакНейра), была в том, что они «по модели рейганизма» стали проводниками дискурса о так называемых «ценностях консенсуса» между государством и свободным рынком. Голдинг в связи с этим отмечает, что СМИ при Тэтчер «обанкротили демократию».[357]357
  Подробнее см.: Fowler R. Op. cit.


[Закрыть]

Второй и третий периоды правления Тэтчер – время реализации ее экономической программы: приватизация крупнейших национальных монополий страны и создание «демократии на паях»/«демократии собственников» (share-owning democracy). «Цепочка денационализаций» проходила при полной поддержке «прессы Тори» и под давлением массированных рекламных кампаний. Но мы осмелимся утверждать, что главные коммуникативные механизмы тэтчеризма сложились в 1979–1985 годах, в первую половину правления Тэтчер. Рассмотренные нами кризисные ситуации отличаются небывалым до того менеджментом правительственной информации, а в период Фолклендского кризиса коммуникации правительства отличались повышенной проактивностью.

Поведение Тэтчер в описанных нами конфликтных ситуациях, а также другие действия ее самой и ее администрации позволяют нам сделать вывод о том, что фигура Железной леди стала средоточием достаточно устойчивой коммуникативной ситуации в британской политике. При Тэтчер важнейшим фактором политической жизни стала централизация политики вокруг ее персоны. К 1985 году Тэтчер сосредоточила коммуникацию Кабинета буквально в одних руках;

Бернард Ингхэм приложил массу усилий к тому, чтобы централизовать правительственный поток информации, сделать Тэтчер единственным источником информации, которому можно доверять, и отделить образ Тэтчер от остального Кабинета. Как пишет МакНейр, приход Тэтчер к власти был ознаменован «оптовым внедрением в ее партию технологий продвижения, прежде ассоциировавшихся с производителями зубной пасты вроде «Колгейта»[358]358
  McNair В. PR Must Die, р. 329.


[Закрыть]. Многие исследователи отмечают, что она была энтузиастом коммуникации и желала управлять ею. Но Ингхэм не называет ее в числе четырех главных катализаторов медиатизации политики (журналистов, политиков, бюрократов и себя самого): вопросы идеологии для Тэтчер были важнее информационной обработки правительственного мессижда. И все же роль Тэтчер в формировании прототипа национальной политико-коммуникативной ситуации заключалась не только в ее проактивной роли в коммуникативном процессе, но и в том, что впервые в истории британской политики имидж первого лица был создан во многом искусственным путем. Тэтчер не была, как пишут ученые, первым британским политиком с иконическим статусом, но она стала первым премьером, чей иконический образ оформился с помощью постоянных информационных воздействий и был несколько оторван от ее настоящего характера: свидетельства «людей Тэтчер» говорят о том, что она тяготилась собственным имиджем, хотя обсуждала эту проблему только в узком кругу.[359]359
  См.: Kavanagh D., Seldon A. Op. cit. Р. 145–205.


[Закрыть]Залогом успешного имиджмейкинга стали несколько факторов:

– работа профессионального имиджмейкера и пресс-менеджера Брендана Брюса;

– успешная (хотя и не без эксцессов) работа с Лобби Бернарда Ингхэма;

– стратегическое имиджевое планирование со стороны самой Тэтчер;

– политическая реклама, созданная рекламным агентством «Саатчи и Саатчи»;[360]360
  Так, знаменитые постеры первой предвыборной кампании Тэтчер с надписью «Рабочая партия не работает» («Labour isn’t working») вошли в историю британской рекламы и привели партию тори к власти на 18 лет.


[Закрыть]

– личные связи и постоянные консультации информационно-экономического консультанта Тэтчер Тима Белла, главы «Саатчи и Саатчи»;

– маркетинговое планирование и продвижение главной политической инициативы – программы приватизации – под руководством пиар-агентства «Дью Роджерсон»;

– успешный выход из важнейших кризисных ситуаций – внешнеполитической (Фолклендский кризис) и внутриполитической (усмирение профсоюзов);

– отработка на этих конфликтах арсенала правительственных КТ;

– поддержка со стороны медиаимперии Руперта Мердока (в первую очередь газет «Сан» и «Ньюз оф зе Уорлд», а также шикокофор-матной «Таймз»);

– непреклонность политических взглядов Тэтчер и жесткость политических решений Кабинета министров под ее руководством.

Харизматичный образ Железной леди, ее личное руководство информационной деятельностью Даунинг-стрит, отрыв коммуникаций Кабинета от коммуникаций премьера и неожиданно проактивный характер правительственной коммуникации стали в 1980-е основными факторами формирования устойчивой коммуникативной ситуации, когда основным источником существенной политической информации стала единственная политическая персона – образ под названием «премьер Маргарет Тэтчер», на деле состоявший из работы самой Тэтчер и труда ее советников по формированию имиджа и речи. Как говорила о себе сама Тэтчер, она стала «своего рода институтом общественной жизни»[361]361
  Цит. по: Дмитриева О. Указ. соч.


[Закрыть], подразумевая возросшую роль премьера в рамках Кабинета и свой отрыв от партии и правительства. Наблюдатели и журналисты в один голос отмечают: ни один премьер до Тэтчер не создал свой «-изм». Тэтчер же создала «тэтчеризм» сразу в трех смыслах: как стиль управления (перенос «центра тяжести Кабинета» в Номер 10, жесткие экономические меры, создание временных групп министров для «атаки на повестку дня»), как коммуникативную ситуацию, отличавшуюся централизацией информационного потока и проведением через подконтрольные коммуникативные каналы собственной повестки дня, и как особый устойчивый текстуальный «дискурс тэтчеризма», который продолжал присутствовать в документах как консервативной, так и лейбористской партий Британии вплоть до конца века[362]362
  Phillips L. Hegemony and Political Discourse: The Lasting Impact of Thatcherism // Sociology. 1998. Vol. 32, № 4. Abstract.


[Закрыть]. Эта коммуникативная ситуация сохраняла относительную гибкость: она зависела от политического курса и конкретных политических решений (а не наоборот, как это сложится позже) и все еще заставляла журналистов и политиков прислушиваться друг к другу. Совершившийся с появлением «людей Тэтчер» шаг к коллективному премьерству также не стал решающим. Однако уже при Тэтчер журналисты попали в условия четко установленных правил коммуникации, которые, видоизменившись, при Мейджоре и Блэре распространились на всю политическую коммуникацию в Лондоне, если не в стране, и проникли в другие области социальной жизни. Маргарет Тэтчер может быть названа первым «дискурсивным лидером», поскольку закреплялась в сознании британцев с помощью дискурсивных методик (жалобы журналистов на то, что Тэтчер не отвечает на вопросы, а гнет свою линию, стали общим местом); именно Тэтчер заложила основы для появления впоследствии в британской политике такой информационно-политической фигуры, как Тони Блэр.

При Тэтчер прошли апробацию некоторые из коммуникативных технологий, характерных для наступившей в 1990-е эпохи спина, когда коммуникация стала стратегическим «сердцем» британской политики и экономики (о техниках и технологиях эпохи спина см. в п. 5.3). Так, Тэтчер успешно применяла саундбайтинг – технику короткой ключевой фразы. Многие ее саундбайты стали «классикой жанра». Например, «Джентльмены, мы должны воевать!» – финал речи в Палате Общин 3 апреля 1982 года – или «Леди не повернет» в одном из ключевых выступлений по тематике профсоюзов; Бернард Ингхэм разработал в своей деятельности массу техник манипуляции словом и текстом, которые нашли развитие в эпоху спина.

Нам остается отметить, что доминирование Тэтчер на информационно-политической арене не могло не вызвать противодействия со стороны других политических сил, оставленных на периферии информационного потока. Однако существенного технологического противодействия со стороны основных оппонентов – лидеров парламентской фракции лейбористов – не последовало не только во время правления Тэтчер, но и вплоть до 1996 года, когда началась подготовка к предвыборной кампании. За это время лейбористская партия под влиянием новых лидеров (прежде всего Тони Блэра) проходила модернизацию, которая не афишировалась так широко, чтобы стать достоянием общественности; хотя лейбористы и прикладывали определенные усилия к промоушну внутренней модернизации партии, ведущие группы в партии скорее были сосредоточены на внутренних спорах и борьбе разных течений и проектов модернизации внутри партии. Открытая работа на будущие выборы началась после скоропостижной смерти лидера лейбористов Джона Смита, выборов партийного лидера в 1993 году (им стал лидер «модернизаторов» Тони Блэр) и партийной конференции 1994 года, когда определились внутрипартийные приоритеты на будущее десятилетие. О реформах коммуникативного аппарата Рабочей партии в этот период см. в Главе 3.

Наиболее активную коммуникативную работу в партии лейбористов во время правления Тэтчер вел тогдашний член Совета Большого Лондона Кен Ливингстон. Он рассматривал информационные средства борьбы как приемлемые, если они не компрометируют ни мессидж, ни политические решения в его основе. Во время второго срока Тэтчер правительство вошло в конфликт с Советом, и Ливингстон провел успешную кампанию на основе постоянного поллинга, используя все доступные средства продвижения своей точки зрения, включая даже инновационную политическую и неполитическую рекламу. В итоге Совет все равно был упразднен, однако сам Ливингстон стал настолько популярен, что не только был избран в парламент от Рабочей партии, но также выиграл выборы лондонского мэра, победив как кандидата от консерваторов, так и «официального» кандидата лейбористов. С помощью информационных средств «рыжий Кен» Ливингстон стал одним из самых влиятельных британских политиков – влиятельным настолько, что даже вел колонку в «Сан» в то время, когда газета сильнее всего склонялась к поддержке консерваторов. Он наглядно показал британскому истэблишменту и прежде всего лидерам лейбористов, что коммуникативными средствами можно победить противника, лучше обеспеченного ресурсами и занимающего более высокое положение.

Провокативные методы Ливингстона включали, например, приглашение в эфир на интервью и дебаты (повлекшие лавинообразное паблисити) лидеров экстремистской ирландской группировки «Шинн Фейн». Эта группировка была известна в 1980-е в том числе и тем, что выполняла для ирландского республиканского движения ту же роль, что «Саатчи и Саатчи» – для Маргарет Тэтчер. Агрессивная информационная работа партии «Шинн Фейн» не прекратилась и после принятия соглашений Чистой Пятницы в 1998 году; общественный резонанс, вызванный ее информационной деятельностью (в том числе в сети Интернет), помог методам политического продвижения утвердиться в сознании британских общественных лидеров в качестве беспроигрышного политического оружия. Другие общественные силы, начавшие широко использовать медийные методы в своей работе, это разнообразные группы давления (pressure groups); изначально наиболее демократический институт, позволяющий любой группе граждан бороться за свою точку зрения и свои права, по мере распространения информационных методов давления эти группы сами превратились в инструмент потенциальной политической манипуляции: стало слишком удобным создавать фиктивные некоммерческие организации и от их имени продвигать необходимые политические решения. Их информационная деятельность с середины 1980-х годов сочетается с интенсивным официальным и нелегальным лоббированием в Палате Общин, а также со всплесками организованного общественного недовольства, как, например, во время топливного кризиса 2000 года, маршей Союза Деревень и блокад автострад в 2002 году или протестов против запрещения охоты на лис в 2004 году. Эти группы обладали, как и Ливингстон в свое время, гораздо меньшим ресурсом, чем их политические оппоненты, но путем управления информацией добивались поставленных целей. Это породило в верхних слоях британского общества уверенность как в эффективности используемых методов, так и в определенной безнаказанности тех, кто ими пользуется.