Текст книги "Потерянное солнце"

– Девочки, помогите, пожалуйста.

И она помогла, когда она поцеловала лист бумаги, он стоящий совсем близко, не выдержал и сказал.

– У Вас чувственные губы, прекрасные.

Она улыбнулась ему в ответ.

– Спасибо, я тронута, – и выбежала из кабинета.

Он проводил ее взглядом. Смотрел на лист, который быстро покрывался поцелуями, но ее губы были лучшими. Нижняя губа была немного припухлая, с четким контуром. Ее улыбка очаровала его. «Она тронута, – думал он, – это я тронут такой красотой и непосредственностью. Она что-то затронула, где внутри». И как он не разубеждал себя в этом, но все равно сердце продолжало усиленно стучать при ее облике, улыбке, взгляде. Он узнал, что она замужем, что у нее есть дочь. И это его останавливало, но недолго, не в силах сопротивляться самому себе. Он продолжал ухаживать за ней, в надежде на ответ. А какие цветы он дарил ей на день рождения. И пускай каждый отмечал, что его цветы лучшее, ему было все равно. Однажды даже Людмила из ее кабинета, спросила.

– Кать, а тебе муж такие хоть цветы дарит?

Ему было интересно, что она скажет, но она промолчала. Она не забирала их домой, с отговоркой – но разве можно забирать такую красоту домой? Пусть они меня здесь радуют и вдохновляют. Он восхищался ей. Ее работе, остроумию, организованности, ее смеху. Он очень любил такие редкие и маленькие праздники, которые устраивались на работе, на которых он мог уловить ее, мог еще немного ближе узнать ее, почувствовать. Вдохнуть ее аромат, услышать ее голос. В ней сочеталось все, что могло сочетаться в идеале его женщины, не обыкновенная внешность, доброта, энергия, которая всегда била из нее, ее упрямство в делах и в то же время чувство компромиссности, которое она всегда применяла, когда и с кем надо, отзывчивость и верность. Да, это качество ему тоже нравилось, но только в самых смелых мечтах, он хотел бы, что она была так верна ему. Он смотрел на нее с умилением, переживал, когда она была расстроена. Она никогда никому не открывалась, никто не знал о ее личной жизни, почти ничего. И если на работе девушки могли обсуждать любые отношение, семейные, и «за семейные», то для нее эти темы проходили мимо. Вознаграждением для него стала улыбка, такая простая и искренняя.

Он жил своей жизнью, не зацикливаясь на объекте своих тайных желаний. Работа стала для него средством зарабатывания денег, он перестал отдавать ей душу. У него хватало интересов в жизни, чтоб не скучать. У него было много друзей, которые зазывали его в гости. Они играли в «войнушку» с друзьями, став частыми гостями пэйнтбола. У него были девушки, с которыми можно было не только хорошо провести время, но и съездить отдохнуть. И девушки его любили, он был для них как «герой не нашего времени», этаким рыцарем на коне. И он отвечал им взаимностью, но себя всего он никак не мог отдать. Потому что не видел в своих знакомых того, что было в ней. Потому что она сразила его теплотой, чистотой души. И хоть он хорошо проводил время, отдыхал, но сердце его было отдано той, которая об этом не знала, и она была несвободна. Он бы хотел, чтоб ее глаза всегда сияли. Они просто обязаны сиять, радуя всех окружающих. Ему хотелось бы, чтобы ее не касалась грусть. Он хотел знать, отчего она грустит, какие у нее проблемы? И чем он может ей помочь? Но догадывался, что грустит она из-за личных проблем. И хоть даже с грустью ее глаза улыбались, ему хотелось, чтоб она была наделена всем тем, чего заслуживала, что должна была иметь.

Знала ли об этом она? Он спрашивал себя, наверняка, только самый глупый не догадался бы об этом. Он никогда не показывал и не говорил о чувствах прямо, это были намеки, несдержанно-вырывающиеся слова, прикосновения. Он понимал ее положение, но только не знал, взаимна ли эта симпатия? Или в силу своей доброты, открытости и любви к людям, она разговаривает так со всеми, как и с ним. Дарит улыбки, поддерживает, подбадривает, помогает? Ему хотелось это знать, но не мог ее спросить об этом. Ему так не хотелось ее компрометировать. Ему хотелось, чтоб она оставалась чистой. Если б она была свободна… То было бы можно многое изменить. Он хотел обладать ей как женщиной, он хотел, чтобы именно она стала той самой хранительницей очага, его очага. Он смог бы одарить ее всем тем прекрасным, что есть в его жизни. Если б только она была свободна. Если бы…

Для него настал радостный и непонятный период. Когда было трудно уловить ее настрой, ее желания. Он подвозил ее до дома, они делились историями из жизни. Ему было хорошо с ней. Он позвонил ей в выходные, зная, что муж в командировке. Он боролся с собой, со своими желаньями, но все-таки решился на этот поступок, в надежде на не рабочую встречу и она получилась. Ему понравилась ее дочь. Ему показалось, что она наивно прекрасна, на ее лице можно было увидеть нежные очертания маминой красоты, доброты. Он хотел бы большего общения, он хотел бы больше времени проводить с ними. Но он побоялся спугнуть такой призрачный мираж счастья, внезапно появившийся в его пустыне. Ему казалось, как будто это была его семья, как будто кто-то пошутил, и они не встретились раньше. Или так думал только он? И она не считала все это ошибкой природы? Он этого не знал, но очень хотел, почувствовать ее всю рядом, понять ее без остатка. И никогда не отпускать.

Она заняла свое рабочие место. Она поняла, что играет сама с собой. Что она своей напущенной харизмой, пытается обыграть не самое лучшее свое настроение. И не самую приятную жизненную полосу. Она включила компьютер, долго смотрела на монитор, скрестив руки. На душе «кошки скребутся», это выражение подходило, точней не бывает. Она думала о Диме, который ее заново очаровал общением, пониманием. Которому заново хотелось верить, с ним просто хотелось быть. Как прекрасно было это незабываемое ощущение, востребованности, новизны, искренности. «Мне приходилось напоминать себе, что ты мой муж. Как все могло бы быть иначе… Что ты наделал? Я чувствую себя одинокой рядом с тобой, ты есть, а я все равно одна. Она вспоминала все с самого начала. Всю обделенность, недосказанность, обоснованные, но ни чем не подкрепляющие сомнения, подозрения, оправданные позже. Всю ту тишину, которая поглотила дом, и их. Всю отдаленность, которую они не пытались сомкнуть, сблизить.» Она вспомнила презрение, понимание, а потом прощение, которым можно было вознаградить только любимого человека, который так и не понял ничего, который продолжал жить своей жизнью, не имеющей ничего общего с ее. Ее сердце выло от боли, так хотелось выплеснуть все эмоции, пожирающие ее изнутри, всю ту боль съедающую ее, захлестывающую. Она взяла ручку и листок бумаги, рисовала ромашки, потом начала чиркать по листу, а потом из нее начало выливаться все то, что было в ней. И на что способен творческий человек, на проявление своих способностей в минуты не легких любовных переживаний. И она начала писать.

Что делаем мы вместе не пойму, мы разные с тобою и чужие

И жалобна мне и пустынна мгла, в которой мы живем и ныне,

В мерцании твоем, я задыхаюсь, ты словно свет, то есть, то тебя нет

И выключатель я ищу, стараюсь, но голос в сердце слышу – его нет

В туманных очертаниях, я нас еще ищу,

Осипшим голосом, кричу и надрываюсь,

Позвать пытаюсь, но опять молчу,

В полутьме, в полусне мы с тобою, дребезжит под ногами земля

Засыпает наш призрачный остров, бестолковой ценой на губах,

Мне внезапность твоя отогрела, тонкий иней, что в сердце лежал

Я с тобою, но ты не со мною, мне ослепший рассудок шептал,

Искалеченной и бездыханной, посвященной в свечение лет

Я лежу в откровенной прохладе, продолжая на ощупь лететь

Она убрала лист бумаги в ящик стола. Взяла себя в руки, оправилась, пальцами рук взбила волосы. И начала открывать файлы, где осталась недоделанной работа, которую надо сделать ей по просьбе вышестоящего начальства. В кабинет как по часам, быстро входили сотрудники, рассаживались по местам. Еще один понедельник в жизни каждого человека, обычный понедельник, ничуть не хуже или лучше предыдущих понедельников. А для Кати этот подельник ознаменовался потерей любви, себя. Потеря семьи, ради которой она жила, ради которой было все, что она делала. Для нее она развалилась на две половинки. И как для многих людей, ее жизнь разделась на «до» и «после». Она не хотела, чтоб это когда-нибудь коснулось ее. Она делала все, чтоб это обошло их дом, их любовь. Но человек не всемогущ и не может идти, когда душа болит и ноет, размотана, выбита. Пути к счастью – тернистые, к спокойствию – бугристые, кто-то выдерживает, а кто-то сдается. Она поняла, что уже сдалась…

Она пыталась заняться работой, у нее не получалось. Она пыталась придумать что-то новое, но складывались только строки любовных мук, как в юности. Она поняла, что ее порывы тщетны, она откинулась на спинке стула, закрыла глаза. Ей хотелось разобраться в себе, услышать от себя, чтобы больше ей всего хотелось. Ей хотелось понять, хочет и может ли она быть одна? И хочет ли быть чьей-то? Из другого измерения ее возвращал голос подчиненной, которая настойчиво спрашивала.

– Катя, Катя у вас все хорошо?

– Да, Женя, спасибо, все хорошо, просто немного задумалась.

– Вы дрожите. Я подумала, что вы не очень хорошо себя чувствуете.

Она оглядела комнату, вернула взгляд на Женю.

– Давай ты будешь, говорить мне ты, а то мне как-то не по себе.

– Хорошо, я постараюсь, так с вами, то есть с тобой, все хорошо?

– По-моему да, просто как-то все навалилось в одну кучу, надо как-то справиться со всем этим…

– Так всегда и бывает. То вообще никаких изменений, то они как снежный ком накатывают, накатывают, а потом лавиной на тебя наваливаются. И надо успеть сделать все или убежать, что вообще-то не очень, поскольку все мы знаем, что от себя не убежишь.

Катя смотрела на Женю, молодая, беззаботная и смышленая девушка стояла перед ней… Наверняка ей пришлось уже не раз решать то, что никак не хотелось решать самой. В трудные моменты, всегда хочется, чтоб кто-нибудь вместо тебя все решил, что никто тебя не заставлял делать такой больной выбор для себя и для своих близких.

– Спасибо тебе за поддержку. Все решится, утрясется. Все будет хорошо.

– Конечно, будет, по-другому просто быть не может, надо просто верить в это. Мы же своими мыслями можем решить исход любого дела. И надо чтоб наши мысли всегда были позитивные, так сказать со знаком плюс.

– Ты молодец. – Катя рассматривала ее, улыбаясь. – А твои мысли всегда позитивны? Всегда ли ты веришь в хороший исход событий?

– Да, почти всегда, – она начала рассматривать стол, крутить ручку в руках, пряча глаза. – Я стараюсь. И в хороший исход всегда стараюсь верить.

– А если хороший исход не может быть для всех хорошим? Понимаешь? Если для кого-то он будет хорошим, а для кого-то нет?

– Значит надо придумать что-нибудь такое, чтоб все выиграли, и всем было хорошо.

– Мы не можем всегда делать так, чтоб всем было хорошо. Ну, не можем мы, Женечка, делать другим хорошо, в ущерб себе, понимаешь?

– Как-то все очень трудно у вас.

– У тебя…

– Что?

– У тебя, говорю. Все трудно у меня, – она покрутилась на стуле, и уставилась в окно. Вид из окна всегда расслаблял ее.

– Да, – Женя не отрывала взгляд от своего стола, и от надоедливой ручки, которая от волнения крутилась, между ее пальцами. – У меня вроде бы все просто, и то решить не могу, а у вас все слишком закручено.

Катя смотрела в окно. Она слышала слова Жени, но ей уже не хотелось отвечать на обычные философские, заученные фразы. Ей хотелось домой, ей хотелось покоя, уединения. Домой сегодня вернется муж, домой не хочется. «Я не хочу смотреть в его лживые глаза. Я не хочу слышать ни оправдания, ни признания. Я больше ничего не хочу. Мне хочется быть одной».

– Катя, извините, что отвлекаю, но завтра день рождение у Ольги Валерьевны. Вы помните об этом или нет?

Катя развернулась на стуле, к Жене, подъехала к ней поближе.

– Нет, не помню. Я в последнее время вообще мало что помню. Как завтра, у нас же подарка нет. Нет?

– Пока нет.

– Надо что-то придумать, только голова отказывается соображать.

– Я что-нибудь придумаю, вы не переживайте, мне не привыкать, я уже придумывала и сейчас придумаю. Вы отдыхайте, я больше не буду вас отвлекать.

Катя понимала, что Женя проявляет заботу, что ей тоже не очень хочется что-то выдумывать.

– А что ты уже придумывала? Мы вроде конверты всегда дарим, или какие-то нелепые сувениры, безделушки. Даже, честно говоря, не знаю, кто покупает эту всякую ненужную лабуду. Женя, на мгновение покраснела. Придвинула стул к столу, открыла сразу три файла, которые так и требовали безотлагательной работы над ними.

Катя не понимала реакции помощницы. «Что я такого спросила? Это всего лишь ненужные подарки, куча безделушек, которые никогда не кому не понадобятся. Только один раз на моей памяти, дарили более или менее приличный подарок, но это судить одариваемому, главное чтоб ему нравилось. И то Игорь меня просил, но я так и не успела ничего, работы, по-моему, много было? Не помню, это же три месяца назад было. Я тогда девчонок из отдела сопровождения просила, я, конечно, мало верила, что они что-нибудь этакое выдумают, но выдумали же. Там еще Женька пропадала, не вытянуть было. Женька? Она сказала, что она уже придумывала? Так это она придумала?» Катя почесала лоб, отвернулась от помощницы, понимая что, просто забыв, что смотрит на нее, съедала ее глазами. Ну, придумала и придумала, молодец, а что краснеет то? Отворачиваться? Меня еще Игорь помню, благодарил, я говорила, что не знаю, кто придумал, но когда узнаем, обязательно отблагодарим. Игорь вообще очень часто заходил, ему всегда что-то было нужно… Давно он уже не приходит. Катя еще раз посмотрела на Женю, которая очень старательно создавала рабочий вид. А она уже давно не ходила туда. Всегда на законном месте, как будто подменили. И с чего бы это ей проявлять такую эрудированность по отношению к мало знакомому человеку? Потому что об этом просил Игорь? Ну конечно, как же я не догадалась, вот в чем причина. Она чуть не подпрыгнула на стуле, от неожиданной радости, догадки которую она раскусила. Только какой смысл скрывать отношения? Если они есть, конечно. Они не видятся, значит, отношений нет, а чувства есть? Ну, стала бы она проявлять такую заботу, значит, он ей нравится, интересно давно? Не мое дело… А что же Игорь? Да, от Игоря разве дождешься проявление чувств? Так почему она ничего не делает? Ждет от него? Или уже устала ждать? Так вот какой у нее простой, но почему-то нерешаемый исход, теперь все ясно. Нет, она, конечно раньше об этом догадывалась, даже намекала им об этом, но они все как-то в шуточки переводили, смеялись. Вот и подумала, что это все еще там, в прошлом, игрой осталось, уже и забыла об этом. Сколько же их влечет? Долго… Катя довольная собой, своей смекалкой, продолжала крутиться на стуле. Надо им как-то помочь, только как? Интересно никто не догадывался об их хождениях по мукам? Да, они еще те мастера скрывать все. Ну, что ж у самой никак, надо помочь другу.

* * *

– Денис, мне нужна твоя помощь.

Катя стояла над ним, говорила она не очень громко, чтоб никто не услышал. К тому же чувствовала она себя не очень уютно. Она так и не поняла, есть что-то у них или нет? Но чувствовала она себя так, как будто крутит роман на работе и пришла к любовнику.

– Я готов. Что нужно делать? – он быстро отключился от своих дел, переключившись на Катю, которой хотелось помочь.

Она придвинула стул рядом с ним, устроилась поближе.

– Я хочу помочь своему другу и помощнице. Мне кажется, они влюблены друг в друга, но не решаются сказать об этом.

– Тебе кажется или ты уверена?

– Уверена!

– А почему ты им должна помогать, они же не маленькие, сами могут разобраться.

– В том то и дело что не могут. А говорить с ними об этом не очень удобно, боюсь еще хуже сделать. Женя вообще сразу застеснялась и отвернулась. Хотя об Игоре вообще разговора не было, она предугадывала ход мыслей, что разговор скоро придет к нему и посчитала нужным заняться работой. Сами они так и будут просто вместе работать. А им тяжело, я только сейчас это поняла, как им тяжело. Но они боятся знать правду, они предпочитают ее не знать и мечтать, чем что-то менять.

– Лихо ты завернула. Я почти понял, – он смеялся над ее взрослой и такой детской непосредственностью, над желанием помогать ближнему, чего бы это не стояло.

– Ты мне поможешь?

– Помогу, а что делать надо? Как ты себе это представляешь? Говорить ты с ними не хочешь, что, по-моему, было самым разумным. Можно было просто подтолкнуть их навстречу друг другу.

– Они не будут об этом говорить, я еще точно не уверена, но тебе как-то надо пригласить ее куда-нибудь в присутствие Игоря. Его присутствие при этом я организую.

– Ты понимаешь, что говоришь? – он не знал улыбаться ему на такое прямое, наглое и вроде обычное предложение, – Сколько ей лет? Восемнадцать исполнилось? И сколько мне, мне кажется, что это не самая хорошая идея.

– Ей двадцать исполнилось и, между прочим, она непохожа на своих сверстниц, она гораздо умней их.

– Не стану отрицать, я ее просто не знаю. Пускай она – умница и красавица и Игорю очень подходит. Но я думаю, что надо придумать что-нибудь интересней, чем это. Мы же взрослые люди.

– Ты не хочешь мне помогать… Я-то думала, надеялась, на тебя. Думала, тебе можно доверять.

– Доверять мне, безусловно, можно, я не выдам твою безрассудную тайну, – он открыто улыбался ей своей открытой, белозубой и необыкновенно искренней улыбкой. – И я действительно хочу помочь, видя, как ты переживаешь. Просто я считаю, прости меня заранее, но это глупый план. Если все так и есть, как ты говоришь, то даже мое приглашение ничего не изменит, за исключением того, что я буду выглядеть полным идиотом. Если она влюблена, то она откажет, да еще и в присутствие своего объекта любви, а твой стеснительный Игорек опять промолчит.

Катя рассматривала свои холодные пальцы, переваривая услышанное.

– Может ты и прав, мне просто хотелось помочь, но я ничего не придумала, – она была расстроена, что ее «прекрасный» план, как ей казалось, провалился, не успев начаться.

– Завтра день рождение у Ольги Валерьевны, – она говорила об этом с грустью, без особого настроения.

– А почему с таким сожалением? Это же день рождение. У вас, по-моему, хорошие отношения?

– Да, все так, просто как-то настроения нет.

– Хватит грустить, завтра на дне рождения, что-нибудь придумаем, обязательно сведем твою протеже с другом, не переживай, это я беру на себя, – он вздернул ей нос, она улыбнулась ему.

– Хорошо, я наверно пойду.

– Ладно, только меньше грусти, тебе идет улыбка, я зайду за тобой после работы.

– Хорошо, буду ждать.

Она вышла из кабинета. Его настроение в отличие от ее моментально взлетело.

Катя сидела на своем рабочем месте, уставившись в потухший монитор. Ей не хотелось ничего делать. А еще ей не хотелось, чтоб он заходил за ней после работы. К чему это обязывает? Вроде ни к чему, но такое ощущение, что это все становится похоже на не рабочие отношения. Вот так и начинаются служебные романы. С улыбок, мимолетных взглядов с совместным выездом с работы. Она посмотрела на Женю. Ей бы не помешал служебный роман, который обернулся бы головокружительной любовью и новой семьей. А если семья уже есть? Она вздохнула с грустью, вспомнив своего мужа, у которого вероятно так же начинались взаимоотношения на рабочем месте. Это же так удобно, когда все под рукой, и работа, и отношения. Только нужно ли мне это? Она так и не смогла понять что хочет, хочет ли она быть с этим человеком? Хочет ли она вообще отношений? Определенно не хотелось, чтоб он заходил за ней, раньше это было по-другому, а сейчас все иначе. Время подходило к обеду. Ну вот, пора домой, надо уехать, чтоб не пришлось к тому же никуда идти. «Я не хочу, чтоб кто-то думал, что у меня роман. А если мы и на обед будем вместе ходить?» Она не успела закончить свою мысль.

– Время обеда, пойдем, перекусим что-нибудь? – с довольным выражением лица, Денис делал маленькое, но предложение Катерине. Катя, оглядев комнату, никто еще не собирался на обед, все были увлечены, неотложными делами. Бухгалтерия увязла в работе – конец месяца, зарплаты, премиальные. Никто так и не заметил его присутствия в кабинете, или все сделали вид, что не заметили.

– Хорошо, пошли, – она поймала себя на мысли, что ей тяжело отказать, независимо от того, что идти никуда не хотелось.

Они вышли из кабинета, где он как подобает ухажеру, придерживал двери, пропускал даму вперед. «Как я отвыкла от всех этих ухаживаний, – думала она, но как приятно, когда все-таки они есть, чувствуешь себя молодой, нужной».

Почти около самого входа в кафе, он почти взял ее за руку. Что это было порыв? Или просто хотелось войти в кафе с дамой за руку? Откуда у людей такие желания? Почему? Инстинкт? Катя просто растерялась от такого не обычного поступка, она было, уже хотела впасть в панику, но Денис незаметно и быстро убрал руку, открывая дверь.

– Прошу Вас, Богиня.

– Спасибо, но, честно говоря, я до Богини как-то не очень дотягиваю, не выдержав, – залепетала она, входя внутрь.

– Позвольте это решать окружающим, и потом глупо спорить с комплиментом.

Катя промолчала. Но про себя подумала: «Глупо или нет но, по-моему, я не позволяла никому осыпать себя комплиментами, и так открыто ухаживать. Почему я позволяю это сейчас? Потому что чувствую себя почти свободной? Или просто я забыла, как это было, и решила вспомнить? Неважно, я ужасно проголодалась, только сейчас это поняла.» Денис отодвинул стул спутницы, ожидая ее. Катя, сделав вид, что не заметила элегантного жеста, села напротив него, самостоятельно придвинув и отодвинув стул. Он смотрел на нее, не понимая. Она взглянула на него, он стоял перед ней такой беззащитный. Она поняла, что поставила его в неудобное положение, не только перед собой, но и перед обслуживающим персоналом.

– Ой, извини, я как-то не заметила. И все равно я хочу сидеть на солнышке, здесь оно меня будет согревать.

– Твоя воля, – он листал меню, пытаясь забыть о неуклюже-неудачном инциденте.

– Ты уже выбрала?

Она задумчиво листала меню то вперед, то назад, делая губки бантиком, явно выбирая из нескольких кандидатов блюд, одно.

– Да, пожалуй, да. Я выбрала.

– Что ж я тоже, можно делать заказ?

К ним подошла весьма очаровательная девушка с боевой, но очень милой хваткой принять заказ, во что бы ни стало. Она бегло перемещалась от стола к столу, собирая заказ, не успев их даже донести до места назначения. Она заметно отдышалась, приготовила никак не убираемый блокнот.

– Вы уже выбрали? – нежным зазывающим голосом, спрашивала официантка.

– Да, я готова, – бодро отозвалась Катя, – Значит так, я буду: Куриный бульон, цесарку в красном вине и запеченной цветной капустой, ну наверно все, или нет, еще, пожалуйста, жульен.

Денис смотрел в меню, не понимая где, она все это нашла, с такой скоростью и здоровым аппетитом. Он мысленно улыбнулся желанию девушки хорошо пообедать.

Официантка уже переключила свое внимание на него.

– Будьте добры, ваш фирменный салат из бекона, суп с фрикадельками, ну и наверно, цыпленок в сливках.

– Очень советую тебе попробовать цесарку.

– Я хотел бы курицы.

Катя переглянулась с официанткой, обе довольно улыбнулись.

– Это та же курица.

– Хорошо, – отозвался Денис, – раз, ты настаиваешь.

Он закрыл меню передавая его девушке с блокнотом. Он чувствовал себя неловко во второй раз за еще неначавшимся обедом.

– Никогда не слышал, честно говоря, ни о какой цесарке, откуда она взялась эта цесарка. Я люблю бывать в заведениях, где вкусно готовят, пробуя все новые и не очень новые блюда, но ни о какой цесарке почему-то не слышал, – он оправдывался как прилежный ученик, твердо знающий урок, но почему-то, никак не сориентировавшись, не мог ответить и попасть в нужный лад.

– Цесарка, – начала успокаивать Катя, своего разволнованного кавалера, – это родственница фазана и курицы. Но мясо ее несколько нежнее и сочнее. И белого мяса в ней больше на 10 %. Я, честно говоря, не очень люблю белое мясо, но когда ее готовят в вине, мясо получается настолько изысканным и потрясающе вкусным. Пальчики оближешь, вот увидишь.

– Поверю тебе на слово, я вообще, что касается кухни, больше доверяю Вам, женщинам, хотя люблю готовить иногда, под настроение.

– Редко встречаются мужчины, которые любят готовить, хотя бы иногда. И что ты любишь готовить под настроение, разумеется? – она говорила с саркастической ноткой в голосе, чувствуя себя выше в этом обеденном поединке.

– Мясо, что еще может приготовить мужчина? Конечно же, мясо и, кстати говоря, у мужчин это получается гораздо лучше, нежели у прекрасного пола. Если конечно этот мужчина не дебютант на кухне.

– Не стану спорить. Я пробовала просто произведение искусства в виде всяческих волнующих мясных блюд. И готовил его всего один мужчина, у него просто дар, хотя к кулинарии у нет никакого отношения. Просто интуиция какая-то, по-другому никак не назвать.

– И кто этот достойный любительский повар? – боясь услышать ответ, от которого, как ему казалось, снижаются его очки.

– Это мой друг, скорее друг моей подруги, раньше мы виделись гораздо чаще. Я давно не ела его кулинарных произведений, они были в ссоре, но сейчас их жизнь должна непременно наладиться.

– И как длительна была эта ссора?

– Два года.

– Два года, это не ссора это расставание.

– Нет, люди расстаются тогда, когда ждут новых ощущений, любви, просто чего-то нового и неизведанного, стремятся к новым отношениям, налаживают свою жизнь, даже не вспоминая о прошлой жизни, и предыдущем партнере. А если ничего этого не происходит. Они друг друга не забыли, живут надеждой на примирение. Не заводят никаких отношений, потому что считают это предательством по отношению к своему партнеру, по отношению к себе. Они продолжают чувствовать друг друга. Даже если они по своей глупости и опрометчивости развелись.

– Ну, ничего себе. Они еще и развелись, так это точно расставание, а потом примирение.

– Нет, это не так, эта была затяжная сора, в которой были виноваты двое.

– Не буду с тобой спорить. Это же твои друзья, хотя откуда тебе знать, если ты так долго не видела своего друга, что он только и жил надеждой на примирение?

– Я его знаю, и потом, при их встрече, можно было все прочитать по глазам, это тот самый момент, когда глаза не врут, понимаешь?

– Да, с тобой тяжело спорить. В такой момент глаза просто не смогут врать, даже если их хозяин будет желать этого.

– Я видела, я была там, это было похоже на воссоединение двух половинок одного целого, им было плохо, и они… – она помолчала, смотрела в окно. Какая разница, главное, что они сейчас вместе.

Он смотрел на ее лицо. Как ее ласкали уже теплые солнечные лучи, она казалась такой прекрасной и такой близкой. Она такая милая, когда говорит о серьезных вещах, с такой неподдельной искренностью, переживанием.

– Ты видимо очень переживала. Ты всегда переживаешь, и воспринимаешь все так близко? – Не знаю, может быть.

– Ты путаешься, откуда такая не уверенность в своих чувствах?

Чувства, чувства, она ухмылялась, и начала прятать взгляд, что-то ища глазами, смотря то наверх, то на стол, только не в глаза собеседнику. «Я не знаю, верю ли я в чувства или нет, – думала Катя, – Даже не так, верю ли я в свои чувства, я больше не знаю, что я чувствую. В чужие чувства я непременно верю. Мне всегда было приятно смотреть, когда люди влюблены, доверяют друг другу, когда от них исходит любовь, от которой так и кажется, когда сидишь рядом, что можно ей заразиться». Она говорила, так думая о них самих, о тех, которыми они когда-то были. О тех, которые восхищали всех своей теплотой и взаимопониманием. Ей было так приятно иногда возвращаться туда, где все это было. Где были они, и полный дом чувств. Он был такой уютный, туда всегда хотелось возвращаться. Когда все это случилось? Когда он разрешил себе обращать внимание на других женщин? Когда настала тишина? И почему они не поймали, по-видимому, улетающую в форточку любовь? Такую невесомую, прозрачную, которую мы так берегли и не сберегли.

Молчание затянулось. И Денис продолжал.

– Мне кажется, ты наполнена чувствами, пускай это будет не любовь. Но в тебе всегда что-то живет, сражается. Может волнение, смятение, смущение. Неважно, но ты вся в чувствах, ты живешь ими, и ты по-другому просто не умеешь. Мне кажется, что ты всегда выбираешь чувствами, сердцем, а потом всем остальным, включая здравый смысл и рассудок.

– Спасибо, если это конечно был комплимент, – смущенно улыбалась Катя.

– Это правда, – продолжал Денис, чувствуя, что идет в правильном направлении, что смущенная девушка становится мягче и пластичней от его слов. – У тебя работа соответствующая. Ты же придумываешь то, что у тебя из души исходит. Такие люди как ты стоят в первых рядах на жизнь в чувствах. Потому что только творческие люди, такие тонкие и воздушные люди. Наверно у них отключаются все мыслительные процессы, когда они стоят перед выбором. Им сердце и шестое чувство подсказывает, как дальше жить и что делать. Ты поэтому забываешь и не знаешь, веришь ли ты в чувства. Потому что настолько привыкла жить ими, думать ими, не опираясь ни на что больше, что уже и не помнишь, что только они у тебя и есть.

Она смотрела на него с проникновенным взглядом, не веря, что это говорит мужчина, говорит он. Она так давно не с кем не разговаривала. Она так давно не разговаривала с мужчиной, который бы ее понимал с полуслова, с полувзгляда. Ей начало казаться, что они знакомы очень давно и что он ее очень хорошо знает, даже слишком, знает и чувствует.

– Ты так говоришь, как будто очень хорошо меня знаешь, – она застеснялась, затронули ее суть, ее глубину, без ее разрешения, как будто вторглись в нее. Но так мило и корректно, было настолько трогательно. Так давно никто не пытался меня тронуть. Она помолчала еще немного.

– Или ты слишком хорошо знаешь женщин, – она ждала взглядом, его отпор, его волну возмущения и оправдания.

Он смотрел на нее, она не могла понять, собирается ли он отвечать, и стоит ли повторять вопрос, на который уже хотелось получить хоть какой-нибудь ответ.

– Мне кажется, я ее все-таки попробую, – он начал нагло и так откровенно улыбаться до ушей.

– Что, прости, не поняла?

– Нам несут обед, мне очень не терпится отведать эту чудную родственницу фазана, – он ловким движением, размотал приборы, так аккуратно скрученные одной салфеткой. Встряхнул ее, положив себе на колени и двумя короткими, но очень впечатляющими, перехлестывающими движениями ножом и вилкой создал впечатление заточки перед трапезой.