Текст книги "Потерянное солнце"

– Тогда почему человеку, которому дается этот шанс, так не ценит его? Так легко разменивает его?

– Это и есть превратности судьбы, искушение и выбор, на который все имеют право, важно чтоб человек ощущал всю ту боль, которой наделяет свою половину. Он должен чувствовать, как его свет, их свет уходит, растворяется, исчезает, утекает сквозь пальцы, осушая их, и все, что было у них. Чтоб в нужный момент опомнился, остановился до того, как свет покинет их. До того как его половина поймет, что она пуста. До того как солнце будет утеряно навсегда.

– Значит, и я могу оступиться, а потом опомниться, это же так просто.

– У тебя не получится опомниться. Он потеряет тебя раз и навсегда, хоть и сам будет в этом виноват, но это не принесет никому из Вас счастья.

– Я хочу жить в счастье, мне это необходимо. Но я не буду так жить, я не хочу, чтоб меня так легко разменивали, а потом опоминались. В ее глазах стояли слезы, но она их держала, все сильней и сильней придавливая руки к груди.

– Твой путь нелегок, но ты можешь это выстоять, тебе это по силам. Ты получишь вознаграждение, если не ошибешься. Ты получишь лавину любви, о которой мечтала, дорога твоя будет твердой и больше никогда не пошатнется. И тот, кто должен быть счастливцем рядом с тобой, но еще не понял этого, поймет, когда так близка, станет потеря.

Она смотрела в окно, прокручивая все то, что услышала. Ей хотелось верить этому незнакомому и такому знакомому человеку.

– Спасибо Вам.

Она начала крутиться по сторонам, в поисках своего собеседника, которому так хотела сказать спасибо, но его уже не было. Он как незаметно вошел, и так же не заметно вышел. Оставив ей приятное тепло в душе.

Она вышла на своей станции. И как, только она сошла с платформы, остановившись около первого дерева, она разревелась. Все выходило из нее, боль, обида, непонимание любимого человека. Ей было все равно на прохожих, ей так хотелось давно это сделать. Она обнимала и обнимала ладонями кору дерева, будто прося у него помощи. Она не помнила, сколько это продолжалась, но когда успокоилась, поняла, что ей стало легче и ей надо идти. Решив не сворачивать на маленькую тропинку, она шла по большой дороге к остановке, где автобус доставит ее на дачу, где ее ждет дочь. Десять минут и ты на остановке, это если идти не сворачивая. Старец не выходил из ее головы, – как я могла наговорить столько лишнего не знакомому человеку, что это было? Наваждение? Она все вспоминала, где же она его видела? Его проникновенное лицо, даже руки казались знакомыми, может, я встречалась с ним в прошлой жизни? Она усмехнулась, это просто дежавю.

Сойдя с автобуса, она шла по знакомой тропинке, ведущей к дачному домику, где родители мужа проводили сезонное время, с апреля по октябрь. Иногда на выходные забирали внучку. Раньше мы приезжали гораздо чаще, на все как-то время находилось. Не знаю когда, и как все изменилось, но поездки стали намного реже, хорошо, что хоть Вика иногда проводит время на свежем воздухе, места здесь и вправду красивые, живописные. Здесь жить хочется, дышать, творить. Не заметно для себя она уже подошла к даче, без особого настроения, она пыталась натянуть улыбку, сменить задумчивое лицо, на отдохнувшее, свежее.

– Здравствуй, Катерина, мы тебя позже ждали, придется подождать, они обед готовят, еще пообедаем, а потом поедете.

– Здравствуйте, Владимир Иванович, я думала, что Вы уже все переделали и собираетесь, хотела пораньше, а то нам еще в школу надо собраться, пока все дела поделаем, к ночи время будет.

– Ничего, вы еще молодые, все успеете, покушать тоже надо, да еще на свежем воздухе, у вас там такого нет, так что наслаждайся, дыши.

– Я пойду им помогу, быстрей будет, – она закрыла ворота, с улыбкой посмотрела на любимою лавочку, стоящую около самых ворот под яблоней, такая незаметная и такая милая сердцу лавочка, на которой они проводили много вечеров. Обнимаясь, строя планы на будущее, мечтая. Где оно это будущее? Есть ли оно у них? Она зашла в дом.

– Здравствуйте, дорогие мои!

– Мамочка, – Вика с радостным восторгом кинулась на маму, обнимая ее, – мы тут обед готовим, нам еще немного осталось, раздевайся.

– Привет, Катюш, проходи, – Валентина Леонидовна, вытирая руки о полотенце, поцеловала невестку, пошла дальше, заниматься приготовлением.

Катя, оглядев фронт работы, поглядывала на часы. Ей не хотелось заставлять ждать Дениса. Быстро раздевшись, помыв руки, она быстро взялась за нарезку салата, хлеба. Борщ был уже готов. Мясо подходило, картофель уже сливала Валентина Леонидовна.

– Ну что, можно уже и садиться?

– Давайте, я уже проголодалась, пока доехала.

– Садимся, – озвучила приглашение к столу свекровь и пошла, звать мужа за стол.

На даче всегда было очень приятно сидеть за столом. Здесь всегда было как-то по-домашнему уютно и очень вкусно. Елось здесь всегда с аппетитом.

– Ну, рассказывай, Кать, как вы там поживаете? То, что Дима в командировке мы уже знаем, чем ты занималась?

– Своих дел хватает. Как всегда… что вам рассказывать?

– Когда приедете к нам все вместе?

– Не знаю даже. Нам как-то трудно собраться в последнее время. У Димы – то одно, то другое. То командировки, то машина, то работа, то еще что-нибудь.

– На следующей неделе будут майские праздники, три выходных, – не отступал Владимир Иванович.

– Я думаю, мы выберемся на денек, может в первый день. После работы и приедем, на следующий к вечеру уедем.

– А так, чтоб на все выходные, вы никак не можете? Мне тут с забором помочь надо, ты Диме скажи.

– Скажу, вот приедем, будете забор ставить, пока не поставите, не уедем. Надеюсь, к вечеру управитесь, – Катя смеялась настойчивости приглашения, все улыбались.

– Хорошо, договорились, ждем Вас к выходным, хоть на один денек, шашлык сделаем, посидим, – он потер руки, в ожидании, хорошего застолья и семейного сбора.

– Ну, все отстань ты уже от нее, приедут они приедут, ешь, давай, – Валентина Леонидовна, охлаждала пыл своего мужа, которому всегда было тяжело остановиться, пока не получит ответ на интересующий его вопрос.

Ужин закончился быстро, от голода и вкусноты тарелки быстро опустели. Вика поглаживала живот от сытости.

– Фу, кажется, я объелась.

– Вика, – мама посмотрела на нее, с выразительным взглядом, указывающим ей на невоспитанность.

– То есть, спасибо большое, все было очень вкусно, но я все равно объелась.

Дедушка с бабушкой переглядывались с довольными улыбками на лицах: как приятно когда дети сыты и довольны.

– Ну, все Вик, нам надо собираться. Ты давай иди в комнату, собирай все, я тут бабушке помогу убрать.

– Хорошо, мамуль, – она встала, поцеловала бабушку в щеку, та погладила ее по руке: «беги, беги».

Когда последние сборы были окончены, Катя около зеркала в прихожей поправляла макияж, Вика надевала ботинки, дедушка с бабушкой стояли в дверях, провожая их.

– Мы поехали, через неделю приедем, так что не прощаемся – они поцеловались.

– Аккуратней там по дороге, – переживающим тоном, просил их дедушка.

– Дедуль, мы сама аккуратность, – Вика поцеловала его в щеку.

– Аккуратная ты моя, поехали.

Они вышли из дома.

– Ты к тете Фае пойдешь прощаться?

– Мы с ней еще в обед попрощались, она ушла в лес рисовать.

– Как у тебя успехи?

– Мне с ней очень нравится. Ну, ты же все знаешь, она классно рисует.

– Хорошо.

– Что?

– Хорошо рисует.

– А, ну да.

Они прошли еще не много, и Катя решилась сказать дочери:

– Нас до дома подвезет мой сотрудник с работы.

– Он что специально за нами ехал?

– Он по делам тут недалеко ездил, и нас решил забрать.

– А откуда он узнал, что мы на даче?

– Слишком много вопросов, он просто нас подвезет до дома, ты, что не хочешь ехать на машине, предпочитаешь на электричке?

– Нет, мам, конечно на машине, просто странно.

Они вышли на дорогу к автобусной остановке, где уже было видно и остановку, и машину Дениса.

Подходя к машине, Катя немного взбила рукой волосы, расправилась.

– Не забудь поздороваться.

– Мам, я и так все знаю.

Они подошли к машине, Катя предпочла сесть на заднее сиденье за водителем, рядом с дочерью. Он поправил зеркало заднего вида, так чтоб было видно Катю.

– Ну, здравствуй, очень мило, что ты решил нас подвести.

– Привет, – он обернулся, чтоб поздороваться с Викой, и подмигнул ей, – давай знакомиться: я Денис.

– Дядя Денис, – поправила Катя.

– А меня зовут Вика.

– Ну что, поехали?

– Поехали, – сказала Вика, и машина тронулась с места. – Я надеюсь, ты нас не слишком долго ждал?

– Нет, только подъехал, но меня бы совсем не затруднило подождать таких очаровательных дам, – он подмигнул в зеркало заднего вида Вике, она улыбнулась ему в ответ.

– Рассказывай, чем занималась?

Она смотрела на маму вопросительным взглядом, мама дала жест рукой, располагающим к общению.

– Да ничем особенным, отдыхала, помогала бабушке с дедушкой, рисовала с тетей Фаей.

– Так ты рисуешь?

Вика посмотрела на маму, Катя две руки вытянула к водителю, Вика поняла, что можно говорить.

– Да, я хожу в художественную школу, мне нравится.

– А тетя Фая, это кто?

– Это наша соседка, она – художница, учит меня рисовать.

– Так ты в школе учишься, и с тетей Фаей учишься. И где, и с кем тебе больше нравится?

– Ну, в школе мне, конечно, нравится, там я отрабатываю технику, учусь работать с тенями, а с тетей Фаей все легко получается, она меня просто учит рисовать. Ее картины не такие как в школе, они живые.

– А тетя Фая профессиональная художница?

– Ее картины есть на выставках, ее знают художники, значит профессиональная.

Катя улыбнулась, погладила дочь по руке.

– Она действительно прекрасный художник и человек. У нее многому можно поучиться. В ее возрасте так прекрасно рисовать и радоваться жизни. Нам бы в ее года, так наслаждаться жизнью как она. Ее картины часто посещают выставки и пользуются популярностью, как у молодых так и не очень молодых ценителей искусства. Я была на этих выставках, ее картины потрясающие, они наполнены жизнью, или сами живут своей жизнью. От них невозможно отойти. Ее сын прекрасно справляется с размещением картин, у него своя галерея, соответственно, и связей с людьми творчества хватает. Поэтому ее картины можно увидеть в разных местах, в разное время.

– Она всегда была такой популярной художницей?

– Ну, популярной я бы ее не назвала, она никогда к этому не стремилась и не стремится по сей день. Это сын настоял на показе прекрасного людям. А художница она наверно пол своей жизни. Она на заводе работала фрезеровщицей, как она сама говорила, талант к написанию набросков был всегда и к живописи тянуло. Но время тогда не то было, чтоб уйти на поиски себя. Вот, наверное, и ждала этого времени. У нее военная тематика на картинах присутствует, так она настолько яркая, и красочная, что притягивает не только людей, но и критиков, которые давно сошлись во мнении, о том, что картины о войне ей даются особенно превосходно и трогательно. Но она больше пейзажи любит рисовать, там, на даче столько прекрасных мест, что в минуты вдохновения она проводит на ней много времени.

– Интересно. А война на картинах отчего появилась? Она воевала?

– Она не особенно любит это вспоминать. Они с мужем детьми были, когда война была. Но воспоминания живы. Вот и вырывается наружу все то, что видела. Хотя муж ее постарше, много историй про войну рассказывал, а она как-то уклончиво всегда была в этом вопросе. Не любит, когда муж за столом начинает вспоминать военное время, особенно истории про немцев не любит, сразу уходит.

– Странная реакция. Она что другого мнения о них, нежели муж?

– Да, она говорит, что в каждой национальности есть плохие и хорошие люди, что это от человека зависит какой он. И нельзя обвинять всех, что виновные, конечно, есть, но воевали обычные люди, которые зачастую этого не хотели, боялись и многие из них даже не произвели ни одного выстрела. Муж другого мнения, поэтому она не спорит, просто слушать этого не хочет. Аркадий Михайлович не верит в прекрасную историю, о спасении людей немцами, которую тетя Фая рассказывала. Поэтому прений на этот счет было много, но все в пустую, пожилых людей вообще трудно переубедить, они каждый при своем мнении, давно уже не ругаются по этому поводу.

– И что это за история о спасенных? Можно послушать, я такого еще не слышал.

Вика улыбалась, глядя на маму, ей нравилось, когда мама рассказывает интересные истории, при ней это было редко. Она сложила ручки и приготовилась слушать. Катя, посмотрев на дочь, сразу поняла, что та находится в ожидании истории, которыми мама не особо балует дочь, говоря, что не надо такое слушать, переживая за то, что Вика как творческая натура, слишком бурно на все реагирует, сопереживая совершенно, посторонним людям. Мама может была бы и рада такому чуткому и доброму сердцу дочери, если бы не одно но. На ее эмоциях сказывалось все, что могло произойти с ней за день. И что не могло тоже сказывалось со словами, слезами от услышанного. И тогда она может погрузиться в мир задумчивости, сопоставлений из которого ее трудно было возвращать.

– Я не могу, Вике не нужно этого слышать.

Денис даже не успел понять, о чем идет речь и тем более спросить, как Вика затараторила:

– Мамочка, так не честно. Ты хотела рассказать, если бы я не улыбалась, ты бы уже рассказывала. Тебя дядя Денис попросил, а не я, расскажи, пожалуйста. Мне очень интересно, я не буду потом думать об этом, обещаю, мне правда, правда интересно, что это за история, которая случилась с тетей Фаей, она мне такого не рассказывает. Ну, пожалуйста, протяжно-умоляющим голосом закончила свои трепетания дочь.

– В школе ты бы отвечала с такой скоростью, – искренне-насмешливым голосом ответила Катя, потрепала ее по голове, – любопытная ты моя.

– Это было, даже не знаю, в каком году, – начала с оглядкой на Вику Катя. – На даты как-то она не особо ссылалась, может сама не помнит, не знаю. Но рассказывала, что была, совсем маленькой, когда пряталась от бомбежек с мамой. И как немецкие солдаты вытаскивали их из подвалов, чтоб спрятать в бомбоубежище. Она говорила, что говорили они на ломанном русском и часто были в русской форме, спасали мирных жителей. Говорила, что на войне они ей часто помогали, конфет детям давали, мама запрещала их брать, но ей так хотелось. Еще она вспоминала одного молодого солдата, который очень берег кошку. Он жил с ними в деревне, будто также как и они скрывался от войны. Взрослые в деревне прозвали его Колькой, были и другие, но его она помнит и сейчас. По словам тети Фаи, он нашел кошку маленьким котенком и прятал, потому что люди съели почти все живое вокруг. Чувство голода это то, что помнят все, это чувство не кончалось никогда. Так вот, когда тетя Фая увидела в первый раз, животное это было на войне, и эта была кошка у молодого немецкого солдата, который был очень добрый. Он берег ее, заботился о ней, и делился с ней едой. И называл он ее по-русски просто кошка. Она отзывалась на «русское» «кыс-кыс» и просто кошка. У него было новое ружье, из которого он так и не выстрелил. Он погиб. И даже взрослые, которые проживали в деревне говорили: «дурак ты Колька, так и погиб, ни разу не выстрелив». А Аркадий Михайлович таких добрых немцев не встречал и рассказывал до слез ужасающие истории. И говорит, что те, кто их вытаскивал, были русские, раз в русской форме, то русские, а что плохо говорили на русском, так это ничего, он объясняет это тем, что много народу воевало, в том числе и ближнее зарубежье, так что говорит, что она их перепутала с кем-то из них. Но тетя Фая утверждает, что это точно были немцы, так как рассказывали детям немецкие сказки. Про страну рассказывали, оправдывались, что не виновны они в развязывание этой войны, но против всех не пойдешь, убьют. И дети их любили, тетя Фая с очень теплой, душевной добротой вспоминала это, помимо войны, потерь близких, было еще что-то хорошее. Что даже на бесчеловечной войне она встретила человечного противника. – Катя замолчала, вздохнула, посмотрела на дочь, которая с открытым ртом внимала услышанное, она погладила ее по голове. – Все. – И закрыла ей рот.

– Удивительно, – Денис под впечатлением истории, проехал поворот. – Мда.. – Он посмотрел в зеркало на Катю, понял, что та заметила, сложив губки бантикам, провожая поворот, в который они должны были вписаться. – Ничего это мы сейчас исправим. А как же памятник немецкому солдату с русским ребенком? Это же не сказки, ваш не верующий сосед, в это тоже не верит?

– Не знаю, он вообще скептически ко всему относится. Ему про это Владимир Иванович говорил, а тот, – что надо же было кому-то памятник еще поставить, вот и поставили. Он хоть отношение свое вообще к Германии изменил, и то хорошо. У него сын туда часто ездил по роду деятельности. Он рассказывал ему о прекрасном народе и о отношении к русским. Я не могу его судить, мне кажется, что он перенес на войне психологическую травму, это раньше никто так не говорил, а сейчас можно. Таких как он, конечно, много было. Но все люди разные. То, что он видел, очень сказалось на его видении, на его отношении к людям. Слишком много он страшных картин видел, много крови, для несформировавшейся личности, это было ударом. Он же был мальчишкой. Всю семью ребенком еще похоронил, сам могилы рыл в лесу, чтоб похоронить по-человечески, зима почти была, замерзшие руки, палка… Я думаю, это отпечаток наложило на всю его оставшуюся жизнь. Поэтому жена его понимает и никогда не ругалась с ним по этому поводу. Ее память, как она говорит, это ее память. И никто не сможет стереть это.

– Интересные у Вас соседи, наверняка хорошие люди. Все мы имеем право на свое мнение. Не стоит его осуждать, нас там не было, и мы этого не видели. И славу Богу.

– Это точно. Поэтому никто его и не осуждает. Просто с женой во мнениях расходятся, но они и это спокойно переживают.

– Можно позавидовать еще «тем» семейным парам, которые как говорится душа в душу, всю жизнь. Смотришь на них и радуешься, учиться нам у них надо. Терпению в первую очередь, пониманию – во вторую.

– Ага, я тоже так думаю, – озвучила свои мысли вслух Вика.

Катя и Денис посмотрели друг на друга в зеркало и улыбнулись.

До дома оставалось уже немного. Машина наполнилась тишиной, пассажиры заняли, расслабляющие позиции и смотрели в окно. Денис красиво повернул к дому, запарковал с первого раза автомобиль, на машинное место.

– Вот мам, а у тебя так не получается.

– Главное, чтоб у папы получалось, – ответила мама, ей с улыбкой.

– А я и не знал, что ты водишь, – с неподдельным изумлением, говорил водитель.

– Редко вожу просто, на дачу отвезти, привезти, в магазины съездить, а так муж ездит.

– Ты мне как-нибудь покажешь, как ты ездишь?

– Ой, дядя Денис, на это лучше не смотреть, папа говорит, что маму надо еще раз учиться отправлять, а то она как-то знаки у нас путает, когда едет.

– Спасибо, дочка. Вот так, ты сам все слышал. Ладно, пойдем мы, завтра на работу идти, там и увидимся. Спасибо, что подвез нас. Сами бы мы еще ехали.

– Не за что. Всегда пожалуйста, к Вашим услугам. Транспорт у нас сейчас не очень, там еще и «нарваться» на кого-нибудь не очень доброжелательного можно.

– Да, можно, – Катин голос затих, она вспомнила необычного попутчика, который остерегал ее от неведомых, ненужных дорог, на которые хочется, но не нужно поворачивать.

– Ну, значит, до завтра? Приятно было познакомиться молодая леди, – он взял ее за руку, поднес к губам, – я думаю, мы еще увидимся, и поцеловал ее нежную руку.

– Может, увидимся, если Вы за нами еще как-нибудь приедете.

– Непременно.

Катя подталкивала дочь из машины.

– Поживей.

– Пока Денис, еще раз спасибо.

Они покинули его машину, вслед помахали ему еще раз. Катя взяла дочь за руку и направилась к подъезду, сжав крепко руку, Вика сказала.

– Мам, больно.

– Извини, задумалась, и что это такое, если Вы за нами еще как-нибудь приедете? Папа за тобой приедет в следующий раз.

– Мам, но я же не могла невежливо ответить, ты сама меня так учила, – Вика говорила расстроившимся голосом, понимая, что мама осталась, не довольна поведением дочери, она чувствовала, что что-то сделала не так.

Катя поймала себя на мысли, что везде видит нечто компрометирующее.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. Ты все сделала правильно. Это я думаю не о том, чем надо думать.

Они открыли дверь в дом, быстро пробежались по лестнице к лифту.

– Ну, вот мы и дома, а папа звонил? Как он там? Когда приедет, я соскучилась.

– Сегодня не звонил.

– Как не звонил? Он каждый день обещал звонить, может что-нибудь случилось, давай сами позвоним ему?

Катя вспомнила об утренней, не удачной попытке звонка.

– Я не хочу ему звонить. У него все хорошо, он сам позвонит – она смотрела во встревоженные глаза дочери, – он непременно позвонит.

– Мам, у Вас все хорошо? Вы не поругались?

– Что ты, милая, конечно, нет, все хорошо, пошли. – Они вышли из лифта, открыли дверь, зашли в квартиру. – Меня не было здесь выходные, а я уже соскучилась по дому.

Катя думала о той самой лжи во спасение, о которой говорил Дима. Вот она. Не хочешь, а врешь, как можно сказать этому невинному дитя о разногласиях. Как можно сказать о чем-то больше, поймет ли? Не осудит? Как она отреагировала, если бы родители разошлись? Ну, бывает такое в жизни. Ну не хотят люди больше вместе быть рядом, нести груз ответственности за друг друга, не могут они больше быть вместе, они просто больше не дороги друг другу как когда-то. Но волнуют ли ее, все эти громкие, взрослые словечки? Нет, не волнуют! Ей нужно, чтоб папа и мама были рядом, вот и все. И как же тяжело родителям, которые разводятся, смотреть в глаза своему чаду, которое не понимает самого главного. Зачем? Они занимались своими обычными делами. Подготовкой к школе, проверкой уроков, одежды, они ужинали и радовались тому, что вместе. Когда Катя уже убирала со стола. Дочка звала ее громко, чтоб мама услышала наверняка.

– Мама, мама, твой телефон звонит, наверно это папа!

Она подошла к телефону, это действительно был папа.

Она немного посмотрела на телефон, прежде чем его взять.

– Да.

– Привет, Катюшка.

– Здравствуй.

– Как Вы там мои дорогие? Уже приехали?

– Да, у нас все хорошо, уже дома, поужинали…

– У меня тоже все в норме, завтра утром вылетаю. Мне сказали, что ты звонила.

«Как мило, – думала Катя, – тебе сказали, что я звонила. Кто сказал? Почему ты не взял телефон с собой? Что был слишком занят? Интересно чем, крутилось у нее в голове. И почему ты разрешаешь брать свой телефон посторонним, женщине, или именно ей дозволенно?»

– Да, я звонила, – сказала она вслух.

– Я подарок Вике искал. Ты даже не представляешь, какой я ей мольберт купил. Все обошел и нашел.

– Даже не представляю, хорошо. Я думаю, ей понравится. Она давно хотела нечто необыкновенное, не как у девочек из школы.

– Такого ни у кого нет. А у нее будет, он чудесный, – его голос был радостным как у ребенка, который сложил головоломку.

– Я рада.

– Что-то не так? У Вас все хорошо? У тебя какой-то расстроенный голос.

– Нет, у нас все хорошо. Я не расстроена. Почему телефон с собой не взял? – не выдержав спросила она.

– Забыл, не поверишь, просто забыл, но мне передали, что ты звонила.

Интересно, а тот, кто передал, живет с тобой в одном номере, и спокойно берет телефон? Или ты просто у нее в номере забыл телефон? Или ты просто отошел, принять душ, а она не выдержала и взяла трубку? Мысли пожирали ее от злости, ревности, но голос она старалась держать ровным, ничуть не выдувающее ее огненно-ярящегося настроения.

– Чудно, хорошо, что тебе передали. Значит, завтра увидимся?

– Конечно, я буду к вечеру, дома встретимся.

– Целую тебя, до завтра.

– Пока, дорогие мои, Вике большой привет. Она закрыла телефон. Тут же вбежала Вика, как будто стояла около двери и подслушивала.

– Ну, что это был папа? Как он? Когда приедет?

– Завтра, ближе к вечеру, я думаю, Вы раньше встретитесь, я на работе буду.

– Хорошо, мамуль, значит завтра, все соберемся, я пойду немного почитаю?

– Конечно милая, иди, а то скоро спать ложиться.

Как только дочка ушла в свою комнату, Катя дала волю своим чувствам, вышла на балкон и начала стучать по подоконнику, чтоб Вика не услышала. Она старалась отдышаться. Выплеснуть пар, скопившийся в ней за две минут телефонного разговора. Можно было бы высказать все ему, и не держать себя в руках. Прокручивая в голове, двадцать пять версий происшедшего. И почему мы так нагло врем? Почему не можем сказать правду, что я ужасно на тебя зла! Что как только у нас начали налаживаться отношения, ты сразу же что-нибудь «отмочишь», и это в твоем стиле. Ну, почему ты не можешь по нормальному? Почему ты отталкиваешь меня? Ты даже не понимаешь. Что волей, неволей, но своими действиями, я начала думать о другом мужчине. И было бы глупо обвинять только тебя в этом, виноваты всегда оба. Только я не знаю где моя вина, что я тебе сделала, или не сделала? Что привлекает тебя в других женщинах, чего нет у меня? Было, но куда-то подевалось? Смешно, мне даже не верится, что все это со мной происходит. Я узнала об одной твоей измене, даже не об одной, но одной главной. Я почти простила тебя, но ты этого даже не знаешь. Я стараюсь завоевать тебя вновь, но у меня не получается, ты опять не со мной. Ты ходил дочке за подарком? А я не верю тебе. Я потеряла к тебе доверие. А ты знаешь как это важно, для двух людей, которые собирались прожить вместе всю жизнь? Не знаешь? Я скажу тебе, они не могут жить всю оставшиеся жизнь вместе, когда они друг другу не верят. А это все на чем основались их отношения, на доверии. Так я тебе больше не верю. Даже если ты и вправду ходил за подарком. А молодая леди, которая взяла трубку, просто зашла к тебе в номер на секундочку, где жил, твой сосед, и она шла к нему, но у тебя зазвонил телефон, и она так любезно решила ответить, и если все это так, то я все равно не верю. Я больше не могу тебе доверять, ты потерял мое доверие, ты топчешь мои чувства, я не хочу больше быть твоей.

– Я не хочу больше быть твоей, – она произнесла эту мысль четко и членораздельно.

Она вдумалась в смысл своих слов, и это была правда. Да, да… Она села на корточки и шептала: «я больше не хочу быть твоей».

* * *

Утро понедельника. Как много их было и еще будет. Но это, окрашивалось для нее четкими мыслями, от которых она не отвернулась после вчерашнего разговора с самой собой. Завтракая с дочкой, они были увлечены непринужденной беседой, о планах грядущих. Она мазала ей любимые тосты, легко сворачивая с ненужных тем. Вика вглядывалась в лицо мамы, так и не решаясь спросить о видимых изменениях. Она стала какой-то холодной.

– Мам, ты постриглась?

– Да, – улыбалась та, – еще вчера, как мило, что ты все-таки заметила.

– А я думаю, что с тобой не так?

– Что так плохо?

– Нет, просто ты сама как-то изменилась с этой новой прической.

– А я думала, еле заметно, что я вообще была в парикмахерской.

– Тебе казалось, мне вот только сегодня это в глаза бросилось.

– Ладно. Давай собираться. Мы же не хотим опаздывать, нас это не красит, я не люблю ждать, а значит нельзя заставлять кого-то ждать тебя. Все вперед, новый день нас ждет.

– Мам, а ты точно у парикмахера была? – с улыбкой спросила дочь.

Она потрепала ее за шею.

– Шутница моя взрослая, давай собирайся, выходить пора.

Когда на улице прекрасная погода, то вставать намного проще, на работу идти хочется, жить вообще хочется. Катя с легкой, практически летящей походкой, вышагивала к остановке. Она была довольна своим внешним видом. Сегодня к выбору гардероба, она подошла с особой тщательностью. Ей так и хотелось одним движением руки развязать на ходу плащ, чтоб видели все, какая сегодня у нее новая, узкая юбка, так точно подчеркивающая ее бедра и ее саму. Каблук ей всегда нравился, сегодня он придавал ее какую-то особую грациозность. Подобно кошке, которая вышла на охоту, она вглядывалась в прохожих, которые оценивали ее. А ее это почему-то именно сегодня перестало раздражать, а где-то очень глубоко, доставляло радость, маленькую, но все-таки радость. Она как когда-то раньше, уверенно смотрела в глаза людям, ловя восхищенные взгляды мужчин. Как приятно чувствовать себя красивой, она откидывала свои обновлено-уложенные волосы назад. А еще когда эта красота востребована. Разве не этого не хватает многом женщинам, и мне в том числе? Востребованности! Это прекрасного чувства страсти, желания, любви! На остановке автобуса, она думала не об автобусе, а о милом попутчике, который бы так любезно согласился ее подвезти. И этим попутчиком стал Денис. Он плавно затормозил около ее длинных, кричащих ног.

– Вас подвезти, прекрасное создание?

Катя красиво открыла дверь, села она не менее красиво.

– Доброе утро! Конечно, подвезти.

Денис довольный своей удачей, нажал на газ. Он смотрел только на дорогу, боясь посмотреть на нее. Он боялся смотреть ей в глаза. Боялся что она, глядя ему в глаза, почувствует все то, что чувствует он. Сегодня как никогда ему казалось, она все чувствует, считывает. Его глаза краснели, от полученной радости, возбуждения, прилива маленького счастья, которого как ему казалось, он заслуживал. Они ехали молча, не зная, что сказать друг другу. Неясность происходящего сбивала их с толку. Они понимали, что что-то изменилось, что они уже не те коллеги, которые работали на одной работе. Что что-то изменилось в отношениях, то ли Катя открыла ему дверь к себе, в которую он так робко, но долго стучал. Толи при «удобных» обстоятельствах родилась взаимная симпатия. Он припарковал машину на стоянке, возле работы, и наконец повернулся в ее сторону,

– Мы увидимся на работе?

– Конечно, – ее голос задрожал, – мы же вместе работаем.

– Да, но это нам не мешало не встречаться неделями, хотя мы и работаем вместе.

Она пыталась припомнить сказанное им. Но уловила только одну мысль – он что, считал?

– Заходи ко мне сегодня, пообедаем вместе.

– Может, я зайду к тебе, и мы сходим в кафе на обед?

– Хорошо, я не против, договорились, буду ждать.

Она уже спешно взялась за дверную ручку, видя, что идущие работники, косятся на их машину.

Он быстро уловил происходящее. Вышел из машины. Но не успел обойти машину, чтоб открыть ей дверь, она уже была на пути к работе.

Она обернулась, помахала ему рукой, и спешно забежала в лифт, который уже наполнился людьми, двери закрылись.

Он, подойдя к лифту, не знал, как реагировать на ее эксцентричные поступки. Она такая разная и такая прекрасная. И она боится. Ну, да это же она замужем, не он. Но разве возможно не наслаждаться такой женщиной? Ее присутствием, ее касанием? В ее глазах, он часто видел грусть, хотя она и пыталась мастерски ее скрывать. Счастлива ли она? Как часто он задавал себе этот вопрос. Как хотелось сделать ее счастливой… Он вспомнил, когда он пришел на работу, на место начальника, по работе с регионами. Куда изначально предоставлялись аксессуары, потом мебель. А при нем начали открываться магазины. Ему нравилась работа, но еще больше нравилась она. В первый раз, когда их знакомили, она наверняка этого не помнит, как он сделал ей комплимент. Сотрудница из его отдела, принесла на работу лист бумаги размером «A3», с просьбой расцеловать его. «В выходные у дочери свадьба, – говорила она, – жених долго будет угадывать поцелуй невесты. Что поцелуи и цвет помады должны быть разными, чтобы сбить с толку жениха».